Текст книги "Последыш. Книги I и II (СИ)"
Автор книги: Макс Мах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)
Последыш II Род и Клан
Глава 1
1. Двадцать третье мая 1983 года
Замок Усть-Угла был выстроен на месте еще более древней крепости – Берова крома[102]102
Björn (Бьёрн) – «медведь». Медведь как наиболее опасный для охотника зверь считался символом храбрости и силы, кроме того, он – одна из ипостасей Одина, верховного бога скандинавского пантеона.
Бер (русское табуированное название медведя, «берущий», тот, кто «берет») – Берни, Бьерни, Бьярни. Отсюда же и топонимы Берлин, Берн и др.
[Закрыть], заложенной в XIII веке внуком Дарри Менгдена[103]103
Дарри Менгден – выдуманный автором свейский ярл, приведший свою дружину на помощь князю Никлоту в его борьбе с немцами под предводительством герцога Генриха Льва.
Никлот (ок. 1105–1160) – последний независимый князь бодричей/ободритов (1129–1160) и родоначальник Мекленбургского дома.
Свеи – древнегерманское племя, жившее на территории нынешней Швеции. Термин также использовался как собирательное название населения древней Швеции.
[Закрыть] Бером Тяжелой рукой, захватившим тогда большую территорию, населенную племенами веси и мери. В то время это был бревенчатый острог на берегу Шексны при впадении в нее реки Углы. В XVI веке по приказу Рорика Менгдена – все еще конунга, а не графа, – русло Углы развернули на запад, отрезав от левого берега Шексны кусок излучины.
Так возник Новик[104]104
Новик – новобранец, новенький, встречается, в частности, в царских грамотах XVII в. Встречается в топонимике русского севера в качестве названия островов.
[Закрыть] – крепостной остров, имеющий в нижнем основании вдоль речки Углы почти 380 метров длины, 300 метров – в верхнем основании вдоль Шексны и около 200 метров в глубину, которая на самом деле являлась высотой получившейся в результате трапеции. Огромная территория, окруженная водой и обнесенная по периметру двенадцатиметровой каменно-кирпичной стеной с пятнадцатью круглыми башнями. Внутри стен находились восьмигранная Медвежья башня, построенная позже, уже в конце XVII века цитадель[105]105
Цитадель – в данном случае, внутреннее укрепление крепости, имевшее самостоятельную оборону, являвшееся общим редюитом крепости и служившее последним опорным пунктом для гарнизона крепости в случае падения основных её укреплений.
[Закрыть] и кастель[106]106
Кастель – тип оборонительного сооружения (замка).
[Закрыть] – комплекс из трех укрепленных жилых корпусов замка, выстроенных в XVIII веке близ внешней – Речной стены. Громадный замок со множеством принадлежащих ему строений внутри стен и снаружи – близ двадцатисемиметрового крепостного моста через Углу. Сама-то речка, превратившаяся в заполненный водой ров, имела в ширину всего пятнадцать метров, но мост в крепость был построен через Низинку – озеро, образовавшееся при затоплении небольшого дола, находившегося почти посередине речного канала. А вот с другой стороны от крепости протянулся через Шексну стометровый каменный мост, но вел он не в сам замок, а в город, находясь под защитой Усть-Углы. Однако и сам этот мост был серьезно укреплен, имея свои собственные крепостные башни с запирающимися воротами по ту и по другую стороны реки.
С годами и веками, Менгдены превратили крепость и примыкающие к ней обширные территории в свое родовое гнездо, но самое любопытное, что Беров кром остался резиденцией Менгденов и тогда, когда они, возглавив Северную марку[107]107
Северная марка или Западная пятина – придуманное автором древнее надгосударственное на северо-западе России. Территория ее огромна: граница проходит от Ревеля на юго-восток до Юрьева и на юг через Изборск на Полоцк, затем на северо-восток на Торопец и наконец на север через Старую Руссу, минуя Новгород, на Орехов и Корелу, а затем на запад до Выборга. Было время, СМ могла стать королевством, наподобие Швеции или Дании, но не сложилось. Во главе СМ стоял не маркграф, как это принято на западе Европы, а хёвдинг, которого позже стали называть конунгом, а еще позже – князем.
[Закрыть], стали еще и князьями Острожскими, у которых имелась и своя собственная резиденция – Замок Тарха[108]108
Имеется в виду поселок Тарховка в Ленобласти.
[Закрыть], построенный в начале XVII века между берегами Финского залива и озера Сестрорецкий разлив. В Усть-Угле находилась и усыпальница их рода. Не было там только могил трех последних Менгденов – Карла, Сигурда и Хельги. И, вроде бы, какое дело Игорю Викентиевичу Бармину до этих совершенно чужих ему людей, но правда в том, что уже на подлете к Вологде его охватил такой непокой, такой душевный раздрай, какой мог случиться только у Ингвара Менгдена, возвращающегося на родину, на которой он никогда не бывал.
И в самом деле, если вдуматься, для него это чужая земля. Вологда эта – столица их родовых владений, или замок на Шексне – чужой дом. Места, где он не родился и не вырос, где никогда не жил, и потому не должен испытывать к ним никаких сантиментов. Ведь даже великие предки, и те были родней лишь этому телу, но не этому человеку. Однако случилось по-другому, и оказалось, что Род и Клан для него не пустые слова. Род Менгденов жив, пока живы он и Варвара, и клан они – дайте время, – восстановят тоже. А пока ему предстоял бой с единокровным братом императора Великим князем Андреем Северским.
Вообще, приглашение поохотиться на кабанов на землях, когда-то – и не так, чтобы давно, – принадлежавших графам Менгденам, но отнятых у них двадцать четыре года назад, граничило с оскорблением. Андрей подсуетился тогда и прибрал к рукам хозяйство уничтоженного рода. Карл Менгден – казнен, его сын Сигурд бьет киркой камень в медных шахтах близ Мангазеи[109]109
Мангазея – первый русский заполярный город XVII века в Сибири. Располагался на севере Западной Сибири, в наше время в Ямало-Ненецком автономном округе, на реке Таз в месте впадения в неё реки Осетровки (Мангазейки).
[Закрыть], жена Сигурда Хельга сидит в тюремной камере в Шлиссельбургской крепости, а единокровный брат – сын Елизаветы Глинской штабс-капитан Петр Менгден умирает от тифа в каторжном госпитале. Правда, у Сигурда и Хельги осталась малолетняя дочь Варвара/Барбара, но поскольку взбешенный император мог приказать «прикопать» заодно и ребенка, ее объявил своей невестой Нестор Глинский – брат второй жены Карла Менгдена – Елизаветы. О том, что спустя какое-то время Сигурда и Хельгу сошлют на вечное поселение в заполярный Барентсбург, где у них родится сын – Игорь/Ингвар, никто тогда не знал и знать не мог. Да, если бы как-нибудь вдруг прознали, что с того? Земли и прочее имущество ценой в шестьсот семьдесят миллионов золотых рублей давно уже отжаты в пользу императорского племянника. Дело сделано, как говорится.
И вот по прошествии четверти века, Ингвар Менгден, которому возможно, вернут графский титул, но явно не отдадут назад все богатства рода, летит на конвертоплане своей бабушки – княгини Кемской, чтобы поохотиться на кабанов в окрестностях фамильного замка и на землях, которые захватил еще XIII веке его далекий предок Бьёрн Менгден по прозвищу Тяжелая рука. Что называется, ни добавить, ни убавить! И возникает вопрос: что это было? Чего добивается Андрей Северский? Хочет его оскорбить? Объявляет Менгденам войну? Или, может быть, это фронда перед единокровным братом-императором? Типа, ты его, может быть, простил, а все равно владения Менгденов мои.
«Что ж, поживем – увидим», – решил Ингвар и посмотрел в иллюминатор.
Они как раз пролетали над каким-то городом, стоящим на берегу довольно большой реки.
«Ярославль или Рыбинск? – прикинул он, рассматривая покрытые густым лесом берега реки. – Река похожа на Волгу. Но это верховья, а здесь на Севере до хрена и больше больших рек…»
В любом случае, пейзаж притягивал взгляд. Под послеполуденным солнцем искрилась вода в реке и озерах, темнели лесные гущи, открывались взору широко раскинувшиеся пашни, городские окраины, мосты через Волгу, деревеньки, монастыри и замки по обеим ее берегам.
– Посадка через сорок минут, – сообщил пилот, вышедший в салон к единственному своему пассажиру. – Садимся в аэропорту Маега. Передали, что вас встречают.
– Отлично! – кивнул Ингвар.
«Встречают, значит или уважение оказывают, или наоборот».
Воевать не хотелось, но могло случиться, что придется, если, конечно, не убьют сразу.
Об этом стоило бы подумать, но, как ни странно, совершенно не хотелось. Предпочтительнее было бы о чем-нибудь помечтать. О Лене Збаражской, – нагой и страстной, о задумчивой Варе Глинской, о деловой и таинственной Ие Злобиной или об Ольге с ее наведенными снами. В общем, о женщинах и сексе. Но голова отказывалась работать, думать или мечтать. Так и досидел бы, наверное, в зыбкой полудреме до самого аэродрома Вологды, но случилось странное. Его вдруг торкнуло. Лучшего слова не подберешь. Разве что, «коротнуло», потому что ощущения были близки к тому, как если бы Бармина приложило током. Сильный разряд, но без судорог и прочей пиротехники. Зацепило, но как-то так – без физических последствий. А сразу за тем, после того, как «торкнуло», пришло тепло. Сначала легкое, почти неощутимое. Потом чуть сильнее, и еще. И так мелкими скачками дошло постепенно до настоящего жара. Ингвара даже пот прошиб. Но длилось все это действо недолго. Секунды, – ну, в крайнем случае, минуту, – не более, хотя Бармин прочувствовал весь этот цикл от и до, с начала и до конца, четко различая при этом отдельные этапы прихода.
Когда-то давно, еще в советское время, один любознательный студент по фамилии Бармин нашел в институтской библиотеке дореволюционные журналы по психологии. Возможно, это были «Вопросы философии и психологии» или что-нибудь другое, не суть важно. Важно, что в одной из журнальных тетрадей Ингвар, – тогда еще Игорь, – нашел отчет ученого медика о трипе, который тот пережил, приняв дозу кокаина. Хотя, возможно, это был морфин, другого в то время все равно не было. Кроме, травки, разумеется, но это баловство не для господ. Так вот, все стерлось за давностью лет, но вот что осталось в сухом остатке: педантичное описание своего психоделического опыта. Вот и с Ингваром сейчас случилось нечто весьма похожее: путешествие из ниоткуда в никуда, каждый момент которого он прожил, прочувствовал и оценил по достоинству. Не знал он пока только того, что это было. Однако же факт: встряхнуло его не по-детски, так что по трапу конвертоплана он спускался буквально новым человеком. Сила кипит в крови, разум чист и ясен до прозрачности, как родниковая вода, и внутренняя энергия бьет через край. Еще немного и польется из ушей. Однако приходилось думать о другом.
Бармин спустился на бетон посадочного пятна, – садились-то по вертолетному, – глядь, а к нему уже катит черный внедорожник.
«Действительно ждали…»
Машина подъехала, и навстречу Ингвару выскочил подтянутый молодой человек, одетый как бы для охоты. Сапоги, брюки-галифе, свитерок тонкой вязки и кожаная куртка.
– Господин Менгден, прошу вас! – Взгляд, жест, распахнутая дверца. Все четко, как на плацу, и, разумеется, с должным уважением.
– Благодарю вас, – поблагодарил Ингвар, ибо вежество – наше все.
Он забрался в машину, откинулся на спинку и приготовился ждать. Понятное дело, развлекать его разговором никто не собирался. Грустно, но ожидаемо, поэтому Бармин решил считать себя почетным гостем.
– Что с моими вещами? – спросил, доставая из кармана пачку сигарет.
– О них позаботятся. – Коротко и, по существу.
Ингвар закурил, никак не отреагировав ни на слова, ни на интонацию, с которой они были сказаны. Огляделся в салоне и по известным ему уже признакам нашел встроенный в спинку переднего сидения бар. Открыл. Оценил взглядом хрустальный графин, похожий на штофик из прозрачного стекла. Взял в руку, вытащил пробку и понюхал. Пахло хорошо, – старым и крепким виски с медовым привкусом, – поэтому Ингвар плеснул себе в толстостенный стакан, к слову сказать, единственный и значит, приготовленный специально для него, пригубил, и в этот момент его снова «достало». Однако на этот раз жара не было, зато было приятное, проникающее в плоть и кости тепло, быстро превратившееся в «ощущение, что он вернулся домой». Как это возможно, Ингвар не знал, но это было именно то, что он почувствовал.
«Возвращение блудного сына. Родные пенаты. Отчий дом. И дым отечества, нам сладок и приятен! Где-то так…»
Он сделал глоток виски, пыхнул сигаретой, но ничего не изменилось. Ощущение, что он вернулся домой, осталось с ним, а еще, словно бы кто-то нашептывал ему на ухо, что родина его помнит, – и откуда бы ей его знать и помнить? – но вот ведь как, помнит и ждет. А тепло постепенно впиталось в тело Ингвара и растворилось в нем без остатка.
Между тем, внедорожник выехал на шоссе и помчал по нему на запад. Ехали быстро, благо дорожное покрытие позволяло, но даже на высокой скорости, путешествие заняло около получаса. За это время Ингвар пережил еще два «прихода» и установил, отчего их машину не охраняют. Просто вместо кортежа за ними сверху приглядывали сразу три боевых геликоптера.
«Значит, не убьют, – решил Ингвар. – Во всяком случае, не сразу».
Дорога шла мимо чистеньких деревень и усадьб-фольварков, мимо возделанных полей и выгонов, ныряя иногда в лесную чащу, а потом вдруг вырвалась на простор, и последний законный наследник рода Менгденов увидел Усть-Углу. Высокие темные стены и еще более высокие круглые башни. Монументальную надвратную башню, саму по себе являвшуюся чем-то вроде небольшого замка, и выглядывающую из-за стены верхушку восьмигранной Медвежьей башни. Реку и мост, и разросшийся за века город Шексна, – там торчали даже тридцатиэтажные высотки, – занявший все территории к северу и востоку от замка и переползший на другой берег реки, сразу за мостом.
«Предки знали, что нужно человеку, чтобы встретить старость, – мысленно поморщился Ингвар, рассматривая приближающийся замок. – Увы, но все это никогда не было моим и уже вряд ли будет».
Машина ехала быстро, и замок стремительно вырастал перед Ингваром, открывая, – кадр за кадром, – свою грозную красоту.
«Ну вот я и дома…» – Ингвар думал сыронизировать, но получилось иначе, потому что замок откликнулся, по-другому не скажешь, подтвердив, что так все и обстоит. Дома.
Разумеется, это не были слова. Даже не мысли. Это было неструктурированное чувство, и оставалось только гадать, как Ингвар понял полученный им от замка «смысловой посыл», и откуда узнал, что «посыл» принадлежит именно замку. С Ингваром говорил не человек, а сам дух этого места. Древний и добрый конкретно к нему. А вот, что это означает, Бармину еще предстояло узнать. И, въезжая в замок Усть-Угла, он уже четко знал, что приехал сюда не зря.
* * *
Приняли его хорошо. Порученец Великого князя был учтив и предупредителен. Он объяснил Бармину, что собственно на охоту Его Высочество предполагает выйти завтра ближе к вечеру[110]110
Речь о летней охоте на кабана из засад (лабазов), расположенных высоко над землей, специально сооруженных вышек или «насестов», устроенных на деревьях. Обычно сезон начинается 1 июня. В книге – чуть раньше, но следует иметь в виду, что климат этого мира теплее.
[Закрыть]. К этому времени егеря разведают местность, определят места кормления кабанов и соорудят лабазы. Народу в охоте будет участвовать немного, – всего две дюжины мужчин, – но в замок съехалось уже довольно много гостей, так как Андрей Романович решил заодно устроить прием для узкого круга приближенных, имея в виду, как родню и близких друзей, так и сослуживцев. Раут состоится сегодняшним вечером и продолжится охотничьим пиром завтра во второй половине дня. Большинство гостей уже прибыли, и разместились в замке, остальные – продолжают прибывать. Они, как понял Ингвар, использовали аэропорт Череповца, а не Вологды, а кое-кто, те что летали на относительно небольших машинах, садились прямо у стен Усть-Углы близ крепостного моста. Впрочем, о количестве гостей и о том, что они продолжают съезжаться на бал, Бармин уже знал. Слышал шум моторов, видел людей во дворе замка, ощущал, благодаря любезности Усть-Углы, взявшего его «по-домашнему» под свое крыло.
Переговорив с порученцем, – наверняка, каким-нибудь поручиком из Тайного приказа, – Ингвар посетил отведенную ему комнату в «коридоре холостяков», – эдакий небольшой гостиничный номер в отеле средней руки, но без удобств, – и, не переодеваясь, отправился на прогулку по «родным пенатам». План замка он узнал, изучив соответствующую главу в трехтомнике Конрада Менгдена и прослушав лекцию княгини Кемской, бывавшей здесь и не раз в былые времена, так что хорошо представлял себе, куда идет и зачем. Другое дело, что, как вскоре выяснилось, ему и этого не требовалось. Замок сам «показывал» ему себя, «называл» помещения и «объяснял», что к чему. Лучшего гида было бы трудно найти, а по поводу того, как это возможно, Ингвар решил пока даже не гадать. Есть и есть.
Направляясь в Усть-Углу, Бармин думал, что не найдет там никаких следов прежних хозяев. Но он ошибался. Чем дольше Ингвар гулял по замку, тем больше убеждался, что, заполучив чужое добро, Андрей Северский ничего не стал здесь менять. И замок подтверждал эти его предположения буквально на каждом шагу. Получалось, что в Усть-Угле все сохранилось таким, каким было при отце Ингвара и его деде. Та же мебель, – частично оставшаяся от темных веков Северного Переможья, и серьезно обновленная в пресвященном XVIII веке и декадентском начале XX, – те же «франкские» и «алеманнские» гобелены и шпалеры, сотканные на псковских и ростовских мануфактурах. Картины художников эпохи Северного Возрождения, некоторые из которых творили в обоих мирах, – Мемлинг, например, Дюрер и Кранах, – а другие, по-видимому, родились только в мире магии. Амосов, писавший мрачные осенние пейзажи, портретист Сметанин и баталист Хакман, и еще десятка полтора талантливых и, видимо, хорошо известных просвещенной публике живописцев. А еще здесь, как и во всех замках старой знати, было очень много очень разного холодного оружия и охотничьих трофеев в виде оленьих рогов, мамонтовых бивней и оскаливших пасти бурых и белых медведей, полярных волков и рысей, среди которых затесался даже один усуриец с чудовищного размера клыками в огромной пасти.
Разумеется, Ингвар был здесь не один. Теми же маршрутами прохаживались и другие гости князя. Парами и небольшими группами они медленно перемещались из зала в зал, словно попали в музей, – типа Лувра или Эрмитажа, – в котором раньше никогда не бывали. Бармин никого из них не знал, а они не знали его, поэтому всего лишь вежливо раскланивались, раз некому было их друг другу представить, и шли дальше. Но, по как бы вскользь брошенным в его сторону взглядам, несложно было догадаться, что его присутствие вызывает у этих людей одновременно живейший интерес и вполне уместное недоумение. Все остальные гости были знакомы между собой, – хуже, лучше, едва или шапочно, не суть важно, – а вот Бармина не знал никто. Хотя с этим умозаключением он явно поспешил. Кое-кто его все-таки знал и не замедлил это продемонстрировать.
Бармин как раз достиг портретной галереи, которую все считали уничтоженной во время суда над Карлом Менгденом. Однако портреты, как теперь выяснялось, уцелели, и даже висели на прежних местах, если верить все той же трехтомной истории их клана.
– Удивительное сходство, не правда ли? – приятный и, кажется, знакомый женский голос.
Ингвар рассматривал в этот момент портрет своего прадеда и тезки Ингвара Менгдена – князя Острожского и дивился их сходству:
«Словно, смотришься в зеркало!» – думал он, но на замечание, сделанное женщиной, обернулся.
«Вот как! – удивился он. – Мария Назарова собственной персоной! Наш пострел везде поспел, или так и было задумано?»
На этот раз она была не с братом, а с женщиной бальзаковского возраста, на которую походила и лицом, и цветом волос. Бармин сказал бы, что и фигурой, но, скорее всего, такой, как Мария, эта женщина была лет тридцать назад. Естественно, магия затормозила старение, заморозив женщину где-то в возрасте тридцати с небольшим, но при практически одинаковом росте, незнакомка, – по-видимому, госпожа Назарова старшая, – была полнее своей дочери, шире в бедрах и обильней в груди и плечах. Красивая женщина, одним словом, и Марию явно ожидал со временем точно такой же расцвет.
«Вот выйдет замуж, – отстраненно подумал Ингвар, рассматривая тонкую и „трепетную“ фигурку девушки, – родит и станет точно такой же, как мать. Не сразу, но со временем…»
– Рад вас видеть, госпожа Назарова, – поклонился он Марии. – Представите меня вашей маменьке?
– Как узнали, молодой человек, что я ее мать, а не старшая сестра?
– Всего лишь интуиция, – улыбнулся Бармин.
– Мама, – сказала между тем Мария, – разреши представить тебе последнего из рода Менгденов.
– Менгден, – назвался он, еще раз поклонившись женщине. – Но должен вас поправить, госпожа Назарова. – У меня есть старшая сестра Варвара.
– Но она же Глинская, – подняла бровь старшая женщина, – разве нет? Меня кстати можете называть попросту Екатериной Алексеевной.
Что характерно, своей фамилии она не назвала, и это было более, чем странно. Но разбираться еще и с этой непоняткой Бармину было лень.
– Глинская или нет, – сказал он вслух, – она все равно моя сестра.
– Она, кажется, живет теперь с вами? – продемонстрировала свою осведомленность Екатерина Алексеевна.
К слову сказать, прозвучало двусмысленно, но Ингвар решил на второй смысл внимания не обращать, тем более, что между ним и Варварой ничего, кроме игры взглядов, так и не произошло.
– Мы все сейчас живем у моей бабушки по материнской линии княгини Кемской, – ответил он на вопрос. – Варвара вместе со своей подругой княжной Збаражской действительно уже с месяц гостит в замке Надозерье. А я там живу с момента возвращения на Большую землю.
– Что ж, рада была познакомиться, – чуть улыбнулась женщина. – Мне, если по совести, надоел осмотр достопримечательностей, а Машеньке – наоборот. Любит, знаете ли историю, искусство и все прочее в том же духе. Так что у меня к вам просьба, господин Менгден: погуляйте вместе, а я отдохну пока…
– Сочту за честь, – склонил Ингвар голову в поклоне, – но видите ли Екатерина Алексеевна, я здесь никого не знаю.
– Вот и чудно, – припечатала дама. – Машенька тоже никого не знает, будете общаться между собой.
– Возможна, компрометация… – попробовал Бармин отделаться от девицы.
– Машенька, как жена Цезаря, вне подозрений, – снова улыбнулась женщина, и Бармин окончательно понял, что их встреча не случайна. А вот в чем состоит план, и кто его составил, он пока не знал. Однако интуиция подсказывала, что это «не сватовство по залету». А, если так, то отчего бы не погулять по своему родовому замку с юной красавицей?
– Так что, – спросил он девушку, кивнув на ростовой портрет предка, – действительно похож?
– Если переодеть вас в соответствующую одежду, будет не отличить. А он кто?
– Он мой прадед – граф Ингвар Менгден, маршал империи.
– Это он разбил поляков под Соколкой?
– Да, – подтвердил Ингвар, – под Соколкой и под Зельвой. И еще много где и много кого. Любил мужчина повоевать.
– Он любил воевать, а женщины, верно, любили его, – едва ли не мечтательно произнесла девушка.
«Опасная тема, однако…»
– Он женщин любил не меньше, – усмехнулся Ингвар. – Пять жен, семь наложниц и неизвестное количество любовниц.
– Говорят, вы скоро женитесь, – сменила Мария одну опасную тему на другую.
– Кто говорит? – почти искренне удивился Ингвар.
– Люди, – пожала элегантными плечами девушка.
– А вам кто сказал? – уточнил Бармин.
– Мне рассказывал об этом брат.
– На ком же я женюсь, если не секрет? – полюбопытствовал тогда Ингвар.
– На княжне Глинской, – как о чем-то само собой разумеющемся сказала Мария.
«А эти-то откуда знают? Или это Нестор озвучивает всем, кому не лень, свои тайные желания?»
Могло быть и так. Шепнул здесь, намекнул там, и пошел гулять слушок.
– На которой из них? – решил он все-таки расставить все точки над «i».
– На Дарене. Или это неправда?
– Дарене всего 16 лет, – ушел Бармин от прямого ответа. – Куда ей замуж, когда она в куклы еще не наигралась!
– Будет в деток играть, – «коварно» улыбнулась неугомонная девица.
– Ей 16, – повторил Ингвар.
– Ну и что? – пожала плечами Мария. – Мне 17, но меня тоже выдают замуж.
– Вот как! – поддерживая разговор, сказал Бармин. – За кого же, если не секрет?
– Не знаю пока, – вздохнула девушка. – Но отец клятвенно обещал, что мужчина мне понравится.
– Наверное, он знает, о чем говорит…
– Вообще-то, стоило бы сначала спросить меня, – возразила Мария. – В конце концов, это мне с ним спать! Но у нас в семье патриархат, знаете ли. С отцом не спорят. Так что умерла, так умерла. Но давайте все-таки вернемся к вам. Когда вы женитесь?
– Я пока не знаю даже, на ком, – усмехнулся в ответ Ингвар, – а вы меня уже спрашиваете о дате свадьбы.
– Вот как, – наморщила лоб девушка. – Странно, но да бог с вами. Почему, там у Глинских, вы больше меня ни разу не пригласили? Признайтесь, Ингвар, я ведь вам понравилась. Мы женщины такое чувствуем.
«Это ведьмы чувствуют, – покачал он мысленно головой, – а вы, душенька, со мной флиртуете!»
– Понравились, – не стал отпираться. Ведь действительно понравилась. Рыжие девушки всегда бросаются в глаза, но темно-рыжая особа с зелеными глазами, изысканными чертами чуть смугловатого лица и точеной фигуркой не оставит равнодушным ни одно мужское сердце.
– Тогда что вас удержало? – проявила завидное упорство юная красотка.
– Видите ли, Мария, – не стал вилять Ингвар, – я прагматик. Жениться в тот момент я не собирался, да и сейчас еще не вовсе готов. А флирт без обязательств это не про вас.
– Почему это! – возмутилась собеседница. – Чем я вас не устраиваю, как любовница? Все говорят, что я весьма привлекательна!
– Вы более чем привлекательны, – улыбнулся ее горячности Бармин, – но вы молоды и не свободны в своих действиях.
– Я поняла, – улыбнулась в ответ Мария. – Боитесь, что женят по залету?
«Какие у нас, оказывается, смелые на язык дворянские девушки есть! – восхитился Бармин. – И ведь не шлюха. Сразу видно, порядочная девушка. Но несет такое, что даже неудобно слушать».
– Ну, на мой взгляд, это было бы нежелательно, – сказал он вслух. – Брак должно заключать по любви или по расчету, но никак не по случайным обстоятельствам. Как считаете?
– Все так, – согласилась Мария. – Но знаете, Ингвар. Нам девушкам тоже непросто. Телевизор включишь, а там все фильмы про это: любовь, чувства и постельные сцены. В кино – то же самое. А соберемся с девчонками – шампанского выпить и поболтать о том о сем, – все опять же сводится к тому, кто с кем, когда. У взрослых, у братьев, у отца с матерью – все то же самое. Я раньше подслушивала, потом надоело. Баронесса А. изменила мужу, граф С. спит с гувернанткой дочери, а у самого, между прочим, три жены. От таких разговоров голова кругом идет. И желания всякие появляются. Фантазии. Хочется, наконец, стать женщиной и узнать, о чем так много разговоров, и стоит ли, вообще, об этом говорить?
Честно говоря, Бармин этим откровенным монологом совсем еще юной девушки был смущен так, что впору покраснеть. Но и молчать было нельзя.
– Не торопитесь, – сказал он осторожно. – Все еще у вас будет: и любовь, и страсть, и нежность. Станете женщиной, узнаете, что и как.
– Обещаете? – прищурилась девушка.
«Про любовь – это, конечно, как боги решат. Но секс у тебя точно будет. Кто же такую красавицу в девицах оставит?»
– Я не бог, чтобы такое обещать, – попытался он все свести к шутке. – Но думаю, если ваш батюшка обещал подобрать вам годного жениха, значит так и будет. А где жених, там и свадьба. Первая брачная ночь и все прочие ночи. Такова жизнь.
Повисло молчание, но пауза длилась совсем недолго.
– Скажите, Ингвар, – вдруг спросила Мария, – какой вес вы можете поднять на вытянутых руках?
– Зачем это вам? – не понял Бармин.
– Меня сможете поднять? – спросила она тогда. – Ну, так, знаете, как в фильмах и романах: мужчина поднимает женщину на руки и несет к кровати…
«Вот ведь настырная!»
– Какой у вас вес, Маша?
Вообще-то, исходя из ее роста, – где-то под метр семьдесят, – и телосложения, Ингвар предполагал услышать что-нибудь вроде 65–70 килограмм, но Мария смогла его удивить, наплевав на формулу Брокка, она объявила, что весит всего пятьдесят девять килограмм.
«Пятьдесят девять? – удивился Бармин. – Надо же, на десять килограммов ниже нормы, но ни доской, ни доходягой не выглядит!»
– Пятьдесят девять? – переспросил он вслух. – Легко, но не думаю, что нам стоит пробовать. Могут неправильно понять.
– Нет в вас духа авантюризма, – вздохнула девушка. – Вы не романтик.
«Это точно, – согласился с ней Ингвар. – Не романтик, а старый циник! Да и циник ли, на самом деле?»
– Мне этой романтики, – сказал он вслух, – на всю оставшуюся жизнь хватит.
– Ой! – разом покраснела Мария. – Извините, ради бога! Ну, что я за дура! Начинает нести, и не могу остановиться!
– Пустое! – успокоил ее Бармин.
Сейчас он вполне оценил это чужое сокровище. Кому-то достанется не только красивая, но также веселая, эксцентричная и склонная к авантюрам жена. Женщина, которая не станет отказываться от экспериментов в постели, потому что ей по жизни все интересно, и она не боится пробовать новое и неизведанное.
«Жаль конечно, – решил он, – но всех красавиц заполучить не получится!»
Тем не менее, он сопровождал Марию весь вечер, и надо сказать, ее компания ему понравилась. А князь Северский, к слову сказать, в тот день в замке так и не появился, и принимал гостей отца его средний сын – князь Федор Северский-Бабичев Ягеллон.
– Ягеллон? – удивился Ингвар, забывший, что ему об этом уже рассказывали.
– Так и есть, – объяснила Мария, – семья императора является Ягеллонами[111]111
Ягеллоны – великокняжеская и королевская династия, правившая в государствах Центральной и Восточной Европы в XIV–XVI веках. Ягеллоны – ответвление литовской династии Гедиминовичей. Династия основана Владиславом Ягелло (Ягайло). В процессе расширения Великого княжества Литовского за счёт восточнославянских земель бывшей Киевской Руси данная литовская династия подверглась постепенной русинизации.
[Закрыть] по отцовской линии и Ольговичами[112]112
О́льговичи – ветвь дома Рюриковичей, произошедшая от князя Олега Святославича, внука Ярослава Мудрого; правящая династия в Черниговском княжестве, Новгород-Северском княжестве, а также с перерывами: в Киевском, Галицком, Переяславском княжествах, Новгородской земле.
[Закрыть] – по материнской, имея в виду их деда и бабку.
«Значит, и Великий князь Русский и Литовский им родич. Любопытно… Но надо бы посмотреть в „Родословцах“ или в „Бархатной книге“, недаром же Михаил Ягеллон передал мне приглашение на эту охоту».
* * *
Прием продлился почти до полуночи, но Ингвар ушел раньше. Передал Марию с рук на руки ее матери и, раскланявшись с несколькими мужчинами и женщинами, с которыми ненароком свел знакомство этим вечером, – все они были просто потрясены, когда узнали его имя, – ушел в свою келью. Поскольку холостая молодежь все еще продолжала гулять, он спокойно, – не торопясь, но главное, без очереди, – принял душ и улегся спать. Спал недолго – всего три часа, но ему этого было достаточно. Проснулся отдохнувшим, выкурил сигарету, запивая табачный дым коньяком из фляжки и кофе из термоса, дождался пока куранты на Медвежьей башне пробьют три пополуночи и, одевшись в спортивный костюм и кроссовки, вышел из комнаты.
Дело в том, что, проведя в замке почти весь световой день, вечер и часть ночи, Бармин совершенно уверился в двух вещах: во-первых, замок его каким-то образом узнал, признал в нем хозяина и теперь помогал на свой нечеловеческий лад, и, во-вторых, сердце замка, если это можно было так назвать, было скрыто глубоко под фундаментом Усть-Углы. Ничего из этого он не смог бы обосновать логически или с помощью неоспоримых фактов. Он просто знал, что это так, как знал и то, что это знание не ложно. Другой вопрос, что это такое? Какой-то древний могущественный артефакт или, возможно, квинтесенция колдовства, которое поколение за поколением творили в этих стенах предки Ингвара Менгдена? Или это, вообще, какой-нибудь изначальных дух леса, земли или реки, с которым столковался его далекий предок? Слишком мало информации, чтобы подтвердить или опровергнуть любую из этих гипотез, а значит, надо искать. Вот этим, собственно, и собрался Бармин заняться этой ночью.
В течении прошедшего дня он несколько раз обращал внимание на некое место в одной из замковых анфилад. Стена, как стена. Дубовые панели и никаких следов потайной двери. Но вот какое дело, Бармин сразу понял, – ну, или это ему замок подсказал, – что там, за потемневшей от времени резной панелью скрыт проход, и, что он просто обязан проникнуть за эту тайную дверь. Его туда буквально тянуло, но Ингвар, похоже, был единственным, кто переживал в этом помещении похожие чувства. Все остальные оставались равнодушны, но только не он. И сейчас настало время проверить, на самом ли деле существует тайный ход, скрытый за стенной панелью, и, если это действительно так, куда он ведет, и отчего Бармину необходимо по нему пройти.
Как ни странно, проход действительно нашелся именно за той стенной панелью, за которой чудился Ингвару. И более того, открывался он достаточно просто, если знаешь секрет, но тут Бармину помогло его пресловутое «поисковое чутье», позволившее «увидеть» скрытый механизм замка. Но когда Ингвар вошел в проход, выяснилась еще одна весьма любопытная деталь. Люди не заходили сюда уже много лет подряд. Во всяком случае, слой пыли, покрывавший пол пробитого в стене хода, был довольно-таки толст. Так что речь могла идти даже о десятилетиях, но сказать точнее Бармин, естественно, не мог. Он же не криминалист, чтобы по слою пыли определить период времени, за который она скопилась.
