Текст книги "Q"

Автор книги: Лютер Блиссет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 47 страниц)

ГЛАВА 17

Венеция, 7 октября 1546 года

Сорок пять дукатов. Еще тридцать, восемьдесят один, шестнадцать. Вычесть плату девушкам, еду и вино.

– Деметра! У нас кончились чернила!

Из кухни доносится капризный и ворчливый, отнюдь не почтительный голос:

– Делай подсчеты в уме, Людовико, в уме!

Сорок пять плюс тридцать – семьдесят пять. Еще восемьдесят один – семьдесят пять плюс восемьдесят один…

– …Эти паршивые ублюдки, моя дорогая, раз уж сели тебе на хвост, ни за что тебя не упустят. К тому же они захотят совать повсюду свой нос, все подслушивать…

Он ругается как проклятый, а рука в это время роется под юбками. Семьдесят пять плюс восемьдесят один будет сто пятьдесят шесть… Так, плюс шестнадцать.

– Ах, но здесь, в Венеции, жизнь у ищеек Караффы очень сурова, мы не позволяем им иметь нас в хвост и в гриву… так запросто заявляться повсюду, чтобы совать нос в наши дела. Мы сами решаем все проблемы и с еретиками и с безбожниками…

Еще шестнадцать, и закончить со всем этим дерьмом… Еще шестнадцать – сто семьдесят два.

– …Да, моя прелесть, а ты знаешь, кто такой кардинал Караффа? Нет? Тогда я расскажу тебе: это морщинистый и беззубый старик, и, увидев его ночью, можно попросту наложить в штаны от страха… Я его знал, да, но даже мне не часто удавалось увидеть старика, нет, не любит он этого…

Он предпочитает действовать под покровом мрака, как демоны, как ведьмы…

Краем глаза отмечаю активные действия руками под юбками и в декольте. Все верно, остается вычесть плату девушкам, следовательно…

– Это великий шпион, он хочет знать все обо всех, а я, к сожалению, моя милочка, буду первым в его списке, потому что люблю вино и шлюх.

Двенадцать плюс пятнадцать плюс…

– Никто не знает, сколько ему лет, кажется, он существовал всегда, он шпионил еще тогда, когда мы с твоей матерью лежали в колыбели. Он всегда шпионил за всеми. Шпионил за императором, за английским королем, шпионил за Лютером, шпионил за князьями и кардиналами. Потом папа осчастливил его, поставив во главе инквизиции, где он действительно сумел развернуться. И он воистину заставил услышать о себе… Он собрал своих шпионов, разбросанных по всей Европе, чтобы внедрить их в церковь. – Плата девушкам. – Он был рожден, чтобы шпионить, говорю я тебе. Он опасен. И если бы мы тут, в Венеции, не проявляли бдительности, он бы и нас всех сровнял с землей… – Он шпионил за Лютером, двадцать семь скудо, шпионил за Лютером, он призвал обратно своих шпионов, разбросанных по всему свету, двадцать семь плюс сорок два, инквизиция, он всегда был здесь, он шпионил, когда ты и я еще лежали в колыбели, шпионил за Лютером, двадцать семь плюс сорок два будет шестьдесят девять, тогда это все осталось, призвал обратно всех своих шпионов, чтобы наводнить ими церковь, инквизицию, он предпочитает действовать под покровом мрака, шестьдесят девять, ты знаешь, кто такой кардинал Караффа? Добавить пятнадцать за вино, никто не знает, сколько ему лет, он существовал здесь всегда, он шпионил за императором, он шпионил за Лютером.

Он шпионил за Лютером.

Я поднимаю взгляд, подсчеты прекращены – вокруг только девушки, больше никаких тисканий. Пустой стул. Страшно давит в голове, на глаза, сдавливает горло – руки и ноги стали тяжелыми, как камни.

– Куда он ушел?

Легкое пожатие плечами – они демонстрируют мне монеты в руках.

На улицу. Ночь, я скольжу по мокрой брусчатке – болтовня вдали говорит мне о том, что он пошел к Риальто. Бегом! Быстрее, или я его упущу! Бегом! За угол… Снова за угол… Мостик… Следовать за голосом… Пьяная песня… На венецианском наречии… Там – под покровом ночи, в самом конце улицы какая-то тень шатается от вина.

Мои тяжелые шаги заставляют его остановиться, он вытаскивает стилет – по меньшей мере в две пяди длиной.

– Не бойся! Я управляющий «Карателло».

– Я заплатил, господин…

– Знаю. Но не попробовал вина, которое мы бережем для особо уважаемых гостей.

– Вы хотите меня обмануть?

– Ничего подобного, я приглашаю вас к себе, не могу позволить вам уйти, не попробовав этой бутылки.

– А, ладно, если в этом дело и если вы изволите показывать мне дорогу, я с удовольствием последую за вами.

Хватаю его под руку:

– Постарайтесь не свалиться в канал!

– Не беспокойтесь, Бартоломео Бузи принимал на грудь еще и побольше…

* * *

– Бартоломео Бузи, бывший монах-театинец. Прежде чем черные вороны Караффы вышвырнули меня вон из монастыря. Всего два года назад, да, синьор, я слуга Божий, и по-своему продолжаю им оставаться, вот какая незадача. Я хожу по шлюхам, нет сомнений, быть может, немного злоупотребляю вином, но все это вещи вполне объяснимые – для милосердного Бога это не представляет особых проблем, нет. А теперь мне приходится просиживать свой зад в Арсенале и целый день шить паруса – посмотрите на мои руки! Ублюдки! В монастыре все было по-другому, жизнь там не так уж плоха: я ухаживал за огородом, иногда помогал на кухне, встречал множество людей, важных гостей, кардиналов, князей. Вы думаете, монастырь – место затворничества? Ничего подобного: постоянные хождения туда-сюда, и женщины тоже приходят. Я был там со дня основания, грязные свиньи, да, у меня и мысли не было делать карьеру, как всегда поступают невежи. Шпионы! Да, согласен, иногда я мог стащить несколько картофелин, кусок говядины и продать на стороне – но никогда ничего большего. А они представили дело так, будто я был содомитом. Содомитом! Да, было известно, что я всегда любил женщин… Не мальчиков… И не все эти мерзости аббатов. Использовать любые предлоги! Дело в том, что события уже некоторое время назад приняли дурной оборот, мой дорогой. Стало очевидно, что шпионы, информаторы и полицейские ищейки взяли власть в свои руки. Красивые слова – принять обет бедности, обновить церковь, выгнать воров из Рима. И все это за спиной такого святого человека, как Гаэтано Тьенский! Ах да, святой, настоящий дурак. А кто стоял у него за спиной?! Знаете, кто за ним стоял, кто дергал его за ниточки, как марионетку?! Я вам скажу: родной отец всех шпионов, Джованни Пьетро Караффа. Этот старикашка, да, господа, как всегда, он, фу-ты, ну-ты! Тот, который и через сто лет, когда наши скелеты дочиста обгложут черви, по-прежнему будет шпионить. Он еще станет папой, это я вам говорю. Но подумать только, сорок лет назад он уже был епископом, сорок, мой дорогой. Папский легат при английском и испанском дворе, ты обязательно должен послушать это. Говорят, будто он поставил на колени самого императора, когда тому было всего семь лет. Императора! До двадцатого года он был архиепископом Бриндизи, и что же произошло тогда? Он почувствовал запах дерьма: Лютер, скандалы, и весь Рим летит к ядреной матери! Что он сделал? Он все забросил, если можно так сказать, отрекся от всех постов и разослал шпионов работать по всей Европе. В то время он, фактически, и стал святым вместе с беднягой Гаэтано, этим олухом, и основал наш орден. Таким образом, после двадцать седьмого, когда немчура нагадила в Сан Пьетро,[79]79
  Собор Святого Петра.


[Закрыть] все стали распускать перед ним нюни, слезно умоляя его вернуться, поставить все и всех на свое место. И что он сделал? Не стоит рассказывать тебе, как он воспринял эти просьбы. Он заявил: все должно измениться, надо отнестись к этому со всей серьезностью, иначе Лютер отправит вас всех к той самой матери. Вот тогда-то он словно с цепи сорвался. В тридцать седьмом его назначили кардиналом, чтобы он давал высочайшие указания, как избавить церковь от продажных священников, содомитов и еретиков, которых в ней полным-полно. И теперь шпионы постоянно будут дышать тебе в затылок. Они везде и повсюду. А он по-прежнему неустанно плетет интриги, словно собирается жить вечно. Но вот скажу я тебе, что же он в действительности сделал? В сорок втором папа, тоже еще тот типчик, подарил ему «Святую службу», замечательную вещицу, специально под него и сработанную. Ублюдки! Он заявил: настало время поставить все на свои места. И что он сделал? Собрал здесь всех своих шпионов, даже тех, которые считали, сколько раз сходил отлить Лютер. Я видел их, о да, и испанцев, и немцев, и голландцев, и швейцарцев, и англичан, и французов… И всех – в одном монастыре. Все они прибывали туда, чтобы получить новые указания. А он заявил: господа, все изменились. Есть время разбрасывать камни, а есть время – собирать. Сейчас время собирать камни. И вновь они бросились шпионить, а меня послали в зад, потому что мне никогда не было по вкусу такое дерьмо. Хорошо, наводите порядок в собственном доме, но все это ворошение грязного белья, постоянное ожидание, пока ты обронишь неосторожное слово, чтобы схватить тебя и подвергнуть суду. Бог – не суд, это любовь, мать твою. Это сказал Иисус, не я, Иисус Христос собственной персоной. У этих все наоборот – ты должен наложить в штаны от страха – в этом-то вся и соль. Мне тогда предъявили обвинение: брат Бартоломео – содомит, и тому есть уйма свидетелей. Мерзкие твари! Но со мной еще все обошлось, понимаете? Я слишком мелкая рыбешка, чтобы отделять мне голову от туловища. Но теперь мне приходится горбатиться целый день в Арсенале, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Я уже старик – почти пятьдесят. И все потому, что я люблю шлюх и вино. Ах, но вы же большой человек, и ваш бордель кажется райским садом. Какие женщины! И за ту нищенскую плату, которая мне положена, я не могу их себе позволить. Могу только немного потискать – больше ничего. Уж извините меня великодушно, поймите, как только я вспоминаю об этих свиньях, кровь ударяет мне в голову.

Отвар донны Деметры заставляет его чуть протрезветь, и он бросает заинтересованный взгляд на бутылку, которую я выставляю на стол. Я откупориваю ее.

– Немцы… Вам приходилось встречаться с немцами в монастыре?

– Э, немцы? Они были его любимчиками, самыми надежными людьми, большого ума и безупречной репутации. Вслед за ними шли испанцы, да, но это потому, что он говорил им, кого надо убить, и они убивали. Сукины дети!

– Меня интересуют немцы. – Я наполняю его бокал.

– Немцы, конечно же я их видел. Постоянно одни разговоры о Лютере… – Он пьет вино залпом. – Он говорил, Караффа, что немцы замечают все, очень пунктуальны, ничуть не похожи на нас, оборванцев, погрязших в болтовне. Самые надежные.

– Ты помнишь имена?

Пузо трясется под столом от хохота.

– Эй, а не слишком ли много вы спрашиваете? Имена. В монастыре ты всегда лишь Бартоломео, Джованни, Мартино… Имена ничего не значат.

– Скольких ты видел?

Отрыжка от красного вина.

– Шестерых, семерых, а может быть, десятерых, если считать и швейцарцев, говорящих на том же языке. Немцы… Опасные люди.

Голова начинает раскачиваться. Я кладу деньги на стол:

– Скажи моим девочкам, чтобы они достойно позаботились о тебе.

Он приходит в себя:

– Мой господин, да благословит вас Бог, я уже говорил, что вы благороднейший господин. Как только вы вновь захотите послушать болтовню Бартоломео, только свистните…

ГЛАВА 18

Венеция, 8 октября 1546

Ведущий к Риальто мост заполнен лотками, торговцами и прохожими. Кажется, он вот-вот рухнет в канал – такая на нем давка. Работаю локтями, прокладывая себе дорогу и совершенно не обращая внимания на брань, которой меня поливают. Подхожу к Мерчерии – в переулках еще слышны крики торговцев тканями и ювелиров, но, по крайней мере, уже можно дышать.

Старый немец, бесцельно шатающийся, как и все здесь. Вначале была мысль отправиться в монастырь театинцев, но сейчас я больше не хочу этого – нет смысла.

Монастырь. Никто не знает, что происходит в монастыре, никто не знает, кто ты есть: в монастыре твое имя ничем не отличается от других имен, имен всех и каждого, как сказал Бартоломео.

Немцы, по крайней мере дюжина немцев. Люди, считавшие, сколько раз сходил отлить Лютер, отправленные в нужное место в те времена, когда никому не известный августинский монах обнародовал в Виттенберге свои тезисы.

Пересекаю реку Сан-Сальвадор и направляюсь к кампо Сан-Лука.[80]80
  Площадь Святого Луки.


[Закрыть] Вопли продавцов и покупателей чуть стихают.

Виттенберг. Переломный момент, ошибка, стоившая одной жизни. Моей. Лютер мертв. Протестанты создали свою реформированную церковь, все игры кончились. Шпионы призваны в Италию для нового предприятия. Ставка – власть Рима, возможно, Святой престол. Новые указания, несложно представить какие: внедриться во враждебную партию внутри самой Римско-католической церкви, к спиритуалистам, тем, кто хочет заключить соглашение с протестантами, шпионить за каждым их шагом и сообщать хозяину. Пожалуй, даже заискивать перед ними, по достоинству оценивая их блестящие умы, ожидая ошибки, а потом – нанести им смертельный удар. Точно так же, как и в Германии.

Как и Мюнцеру.

Как и анабаптистам.

«Время насаждать, и время вырывать посаженное».

Коэле 3,2.

Я сажусь на уступ пилястра на берегу реки Фузери.

Бумага крошится между пальцев, но слова по-прежнему читаются там, где следы, оставленные временем, не разрушили четкой линии чернил. Письма, рассказывающие историю двадцатилетней давности, когда Германия воспламенялась от слов Магистра Томаса – их тщательно сберегли. Теперь мне понятно, почему я носил их с собой все эти годы. Чтобы они напоминали мне о тебе.

Коэле.

Я подбрасываю в воздух монетку и ловлю ее, когда она падает. Надпись все еще прекрасно видна: ОДИН ГОСПОДЬ, ОДНА ВЕРА, ОДНО КРЕЩЕНИЕ. Реликвия, оставшаяся после очередного поражения. Редкая вещь, почти уникальная, выкованная на монетном дворе в Мюнстере.

Лодочник издает предупреждающий крик перед тем, как обогнуть излучину реки и скрыться из вида. Чайки мирно плавают на поверхности, внимательно изучая что-то в глубине воды.

Ты шпионил за Лютером. Ты шпионил за Мюнцером. Ты шпионил за анабаптистами, более того, был одним из них. Одним из нас. Возможно, я знал тебя.

Коэле.

Крестьяне на равнине.

Жители Мюнстера, забаррикадировавшиеся за крепостной стеной.

Женщины и дети.

Трупы, сложенные в штабеля.

Ты здесь. Караффа не может обойтись без такой важной пешки, как ты. Ты достойно служил ему, но теперь есть инквизиция, время героев-одиночек прошло: они собирают слухи, информацию, шпионят за спиритуалистами, выжидая самый подходящий момент.

Ты здесь. Там, где разыгрывается решающая партия, как всегда, как было и двадцать лет назад. Двадцать лет из моей жизни.

Трупы, сложенные в штабеля.

Магистр Томас, Генрих Пфайффер, Оттилия, Элиас, Йоханнес Денк. Якоб и Матиас Зиглер, совсем еще мальчишки.

Мельхиор Гофман, умерший несколько лет назад в страсбургской тюрьме. Верный Гресбек и братья Брундт, захваченные и казненные под стенами Мюнстера. И Майеры, и одолживший мне свое имя Бартоломе Букбиндер, которые погибли во время героической обороны города.

А еще Элои Пруйстинк и все братья из общины Антверпена.

Процессия призраков на берегу канала.

Остались только ты и я.

Последние свидетели эры, катящейся к закату. Две старые усталые тени.

Во мне больше нет прежней ненависти, и в этом – мое преимущество: я стану внимательнее, хитрее и изощреннее.

Теперь я смогу выгнать тебя из логова.

За площадью Сан-Марко мол вытягивается в направлении Арсенала, где непревзойденные венецианские корабли ожидают спуска на воду.

Напротив остров Сан-Джорджио-Маджоре с бенедиктинским монастырем. Док Арсенала находится слева – плотники не покладая рук работают над каркасами двух внушительных галер.

Я сажусь, чтобы посмотреть за работой этих прославленных на весь мир мастеров, но не так-то просто привести в порядок собственные мысли.

Элементы картины всегда одни и те же. С одной стороны – английский кардинал, любимец всех тех, кто хочет воссоединения с протестантами, лошадка, на которую сделал ставку император, рассчитывающий на религиозный мир между христианами, потому что империя уплывает у него из рук. Враг, которого яростно ненавидят кардиналы инквизиции, развязавшие интеллектуальную войну.

С другой стороны – черный князь «Святой службы», кардинал Караффа, готовящийся к бою и строящий боевую машину одноразового действия. Он созвал всех своих шпионов в Италию, чтобы надежно приклеить их к спиритуалистам. Целая свора наблюдателей, армия глаз и, без сомнения, доносчиков.

Один из них – самый важный, тот, кому доверяют больше всего. Самый храбрый, если он был и в Виттенберге, и в Мюнстере.

Мюнстер.

Анабаптисты – старые знакомые.

Идея. Всего лишь на интуитивном уровне.

Никто здесь никогда и не слышал об анабаптизме. В отличие от него – он был в Мюнстере и сумел нанести предательский удар в нужный момент.

Что есть в нашем распоряжении: книга «Благодеяние Христа», учебник по кальвинизму, адаптированный для католиков, – необходимо пойти дальше, вытянув из нее все, что можно. Как анабаптисты поступали с рукописями Лютера. Разжечь конфликт. Сделать содержание книги еще более радикальным: из кальвинистского – анабаптистским.

Поднимаюсь и, не останавливаясь, чтобы подумать, быстро шагаю к площади.

Инквизиторы – это гончие, делающие стойку, выслеживающие добычу и после этого никогда не упускающие жертву. Так сказала донна Беатрис.

Нужен заяц.

Мишень, которая выгонит их наружу. И в этой охоте примет участие самая храбрая, самая опытная гончая. Коэле.

Если добыча будет анабаптистом, а еще лучше немцем, пошлют именно его. Того, кто уже предал их всех в Мюнстере, того, кто прекрасно их знает.

Неистово шагая, я пересекаю площадь Святого Марка, пока не достигаю Мерчерии.

Анабаптист в Италии, тот, кто знает, что нужно делать.

Останавливаюсь напротив Немецкого товарного склада, потому что задыхаюсь, а сердце, подскочив в груди, бьется уже где-то в горле.

Делаю несколько глубоких вдохов.

Партия для двух игроков. Тех двоих, которые участвовали в одних и тех же битвах.

Старые счеты, которые нужно свести.

Я смогу выгнать тебя из логова.

* * *

А что, если «Благодеяние Христа» станет еще более опасной книгой, чем теперь? Что произойдет, если некто бросится расхаживать повсюду и совершать новые крещения с «Благодеянием» в руках?

Караффа и его гончие бросятся на охоту. Но помимо всего прочего, кардинал Реджинальд Пол и все спиритуалисты будут вынуждены выйти в поле и дать бой, чтобы защитить себя от атак ревностных. И пусть уж лучше это случится до того, как непримиримый, фанатик, друг Караффы, или – что еще хуже – сам Караффа станет новым папой. Лучше начать сводить счеты прямо сейчас, до того, как шпионы и соглядатаи князя тьмы смогут загнать наивного Пола и его простодушных последователей.

Разжечь конфликт. Вынудить Пола отвечать ударом на удар вместо того, чтобы молча продолжать сносить их. Заставить этот блестящий английский ум взяться за оружие. Именно он должен стать следующим папой. Ему придется избавиться от старого театинца.

Зеркало отражает все прожитые годы, но в глазах еще осталась какая-то живость. Та, что, должно быть, горела в них на баррикадах Мюнстера или в крестьянском войске в Тюрингии. Нечто такое, что не смогло потеряться в пути, потому что даже пройденный путь не убил этого. Сумасшествие? Нет, как сформулировал это Перна – просто желание узнать, что будет в конце пути.

У мужчины в зеркале длинные волосы. Да и борода уже чересчур выросла. Одежда не слишком элегантна: явно не венецианские ткани – старые немецкие тряпки.

Отраженное в зеркале лицо почти прижимается к стеклу, пронзающий насквозь взгляд устремлен в небеса, чтобы время от времени проконсультироваться с Отцом Небесным.

– Вчера я спросил у ребенка пяти лет: кто такой Иисус? И он ответил: статуя…

Старый сумасшедший восторженно ухмыляется.

Я нашел анабаптиста.

Письмо, отправленное в Тренто из папского города Витербо, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 1 января 1547 года.

Мой внимательнейший и заботливейший господин.

Странное обстоятельство, о котором я собираюсь сообщить вам, потребует надлежащего размышления.

Я знаю наверняка, что «Благодеяние Христа» вновь начало циркулировать на различных рынках. В течение нескольких последних месяцев эта книга продавалась в Равенне, Анконе, Пескаре и даже еще дальше к югу, на Адриатическом побережье. Это значит, распространители передвигаются по морю на судах, способных перевозить определенное количество книг. И мы должны иметь в виду тираж не из нескольких сотен копий, мой господин, а из нескольких тысяч – он так объемен, что верится с трудом, можно ли напечатать его в одной типографии. Учитывая размах распространения, мы должны, без сомнения, иметь в виду типографию в Венеции или в Ферраре, причем продаются книги в государствах, наиболее враждебных усилению римской инквизиции.

Мне известно, что власть Вашей Милости не распространяется на территорию Венецианской республики, но тем не менее может оказаться небесполезным, если мы возбудим подозрения венецианской инквизиции или герцога Эрколе II д'Эсте.

Вообще-то я не считаю, что венецианцы горят желанием, чтобы их сочли людьми, которые позволяют печатать книги, преданные Собором анафеме.

Странная вещь, но здесь, в Витербо, кажется, никто и не догадывается о том, кто стоит за распространением книги. Наиболее вероятным представляется, что кардинал Пол и его друзья на сей раз действительно не имеют с этим ничего общего. Есть причины подозревать, что речь идет о масштабной операции, разработанной блестящим умом, который не принадлежит к кругу спиритуалистов.

Что ж, как известно моему господину, в Венеции нашли убежище многие радикалы из скрытых лютеран. И будет очень полезно собрать как можно больше информации о их деятельности, не возбуждая подозрений у жителей Венеции, которые, как известно, проявляют особую щепетильность, когда Святой престол вмешивается в их внутренние дела.

Целую руки Вашей Милости и надеюсь на Вашу благосклонность и в дальнейшем.

Из Витербо, 1 июля 1547 года.

Q