Текст книги "Q"

Автор книги: Лютер Блиссет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 47 страниц)

Око Караффы (1521 год)

Письмо, адресованное в Рим из города Вормса, места проведения имперского рейхстага, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 14 мая 1521 года.

Сиятельнейший и достопочтеннейший господин.

Я пишу Вашей Милости по поводу серьезнейшего и таинственнейшего события: два дня назад, во время возвращения в Виттенберг с имперской охранной грамотой Мартин Лютер был похищен.

Когда Вы поручили мне следовать за этим монахом на имперский рейхстаг в Вормсе, Вы не изволили дать мне никаких указаний по этому поводу; если же от моего внимания ускользнуло нечто, что мне следовало знать, я с трепетом прошу Вашу Милость довести это до сведения Вашего скромного слуги. Если же, как я надеюсь, мои сведения не является ошибочными, я должен подчеркнуть, что над Германией нависла страшная и самая серьезная опасность. Поэтому считаю необходимым сообщать Вашей Милости все о взглядах и действиях Лютера и его окружения, как и о поведении его правителя, курфюрста Саксонского Фридриха.

В четверг, 16 апреля, в обеденное время городская гвардия выстроилась на стене собора, чтобы протрубить традиционное приветствие по случаю прибытия важного гостя. Утром новость о прибытии священника уже успела распространиться, и, чтобы его встретить, собралось множество народа. За его скромной повозкой, перед которой скакал имперский герольд, следовала сотня всадников. Улицу запрудила громадная толпа, мешавшая продвижению кортежа. Перед тем как въехать в постоялый двор Йоханнитерхофа, окруженный народом со всех сторон, Лютер оглядел всех вокруг демоническим взглядом, прокричав: «Бог – на моей стороне!» Неподалеку, в постоялом дворе «Лебедь», остановился курфюрст Саксонский со своей свитой. С первых минут пребывания в этой резиденции к нему постоянно заходили мелкие дворяне, горожане и представители магистрата, но никто из более значительных персон из рейхстага не захотел компрометировать себя связями с монахом.

Во всяком случае, серьезные переговоры велись не на публичных заседаниях, до 17 и 18 апреля, а в частных беседах и во время определенных событий, связанных с пребыванием Лютера в Вормсе. Как Ваша Милость уже убедились, несмотря на исконную неприязнь, питаемую молодым императором Карлом к этому монаху и его тезисам, рейхстагу не удалось заставить его отречься от своих слов или хотя бы принять надлежащие меры, чтобы события не вышли из-под контроля. Это произошло благодаря определенным маневрам, тонко и изысканно осуществленным таинственными покровителями Лютера, среди которых, по моему скромному мнению, следует назвать и курфюрста Саксонского, даже если этого нельзя утверждать с полной уверенностью из-за тайного и скрытного их характера.

Утром 19 апреля император Карл V созвал курфюрстов и князей и потребовал от них выработать определенную позицию в отношении Лютера, выразив достойное моменту сожаление в связи с тем, что вплоть до настоящего времени никто не принял энергичных мер против восставшего священника. Император подтвердил имперскую охранную грамоту Лютеру, сроком на двадцать один день, при условии, что брат не будет проповедовать по пути в Виттенберг. После полудня того же дня князья и курфюрсты собрались, чтобы обсудить это императорское требование. За осуждение Лютера проголосовали четырьмя голосами из шести. Саксонский курфюрст конечно же голосовал против, что стало его первым и единственным открытым выступлением в пользу Лютера.

Однако вечером 20-го неизвестные организовали в Вормсе два выступления: на первом высказывались угрозы в адрес Лютера, на втором, как говорят, четыреста дворян поклялись честью не отрекаться от «праведника Лютера» и объявили о том, что стали противниками князей и сторонников Рима, и в первую очередь архиепископа Майнцского.

Данное событие омрачило рейхстаг тенью религиозной войны и свидетельствовало о готовности сторонников Лютера к восстанию. Перепуганный архиепископ Майнцский обратился к императору с петицией, где просил пересмотреть вопрос в целом, дабы избежать опасности раскола Германии на два лагеря и угрозы восстания, и получил от него удовлетворительный ответ. Кто бы ни стоял за этими выступлениями, он достиг своей цели, растянув слушание дела и распространив опасения по поводу возможности осуждения Лютера.

Таким образом, 23-го и 24-го Лютер был подвергнут допросу назначенной императором комиссии, во время которого, как, возможно, уже известно Вашей Милости, он вновь решительно отверг предложение об отречении. Вопреки этому его коллега из Виттенберга, сопровождавший его на рейхстаг, некий Амсдорф, распространил слух, что вот-вот будет достигнут компромисс между Лютером, Святым Престолом и императором. Зачем, мой благороднейший господин? Мне кажется, по предложению курфюрста Фридриха, чтобы выиграть время.

В результате между 23-м и 24-м появилось множество самых разношерстных посредников, желающих наладить отношения между Лютером и Святым Престолом, который представлен здесь, в Вормсе, архиепископом Тревирским.

25-го состоялась частная, без свидетелей, встреча между Лютером и архиепископом Тревирским, которая, как и можно было предположить, свела на нет все дипломатические усилия двух предыдущих дней. И частным образом Лютер, как уже открыто и демонстративно делал на заседаниях рейхстага в присутствии императора, «сознательно» отказался отречься от своих тезисов. Таким образом, произошел окончательный и бесповоротный раскол. Одновременно в городе распространились слухи о предстоящем вскоре аресте Лютера.

Вечером того же дня были замечены выходившие из комнаты Лютера две подозрительные личности, завернутые в плащи с головы до ног. Хозяин гостиницы опознал в них Файлитцша и Туна, советников курфюрста Фридриха. Что замышлялось во время этой ночной встречи? Возможно, Ваша Милость сумеет найти ответ на этот вопрос в последующих событиях.

Утром следующего дня, 26-го, Лютер, не вызвав сплетен и пересудов, покинул Вормс с небольшим эскортом из своих сторонников, дворян. На следующий день он был уже во Франкфурте, 28-го – во Фрейбурге. Там он уговорил имперского герольда покинуть его и дальше проследовал в одиночестве. 3 мая Лютер съехал с главного тракта и продолжил свой путь по проселочным дорогам, объяснив изменение маршрута желанием повидать родителей, живущих в окрестностях городка Мера. Кроме того, он уговорил обоих спутников ехать дальше в другой повозке. По словам свидетелей, когда он выехал из Меры, в карете он был один, если не считать Амсдорфа и его коллеги Петценштайнера. Несколько часов спустя его экипаж остановили несколько всадников, спросили у кучера, кто из пассажиров – Лютер, и, опознав его, силой вынудили следовать с ними в неизвестном направлении.

Вашей Милости будет очевидно, что за всеми этими махинациями должен стоять курфюрст Саксонский. Но, дабы Вы точнее оценили ситуацию, избежав поспешного, принятого под влиянием чувств решения, осмелюсь обратить внимание Вашей Милости на несколько вопросов. Кто был заинтересован в том, чтобы помешать отлучению Лютера от церкви, в том, чтобы его резкая критика прозвучала во всеуслышание? А следовательно, кто, стремясь оттянуть вынесение приговора, был заинтересован в раздувании угрозы восстания части рыцарей, желающих защитить монаха от папы и императора? Наконец, в чьих интересах было обеспечить безопасность Лютера, инсценировав его похищение, не позволяя себя обнаружить и скомпрометировать в глазах императора?

Возьму на себя смелость предположить, что Ваша Милость придет к тем же выводам, что и его слуга. В воздухе пахнет войной, мой господин, а слава Лютера растет день ото дня. Новость о его похищении вызвала страшную панику и агитацию небывалых масштабов. Даже те, кто не согласен с его тезисами, все же признают его авторитет в реформации церкви. Вот-вот разразится страшная религиозная война. Похищенные из сокровищниц истинной веры семена, которые посеял Лютер, вскоре дадут плоды. Его последователи жаждут действий, и подготовка к ним идет полным ходом, дабы привести его идеи к дерзкому и логичному завершению. Раз уж искренность является добродетелью, Ваша Милость, возможно, позволит мне предположить, что покровители Лютера уже достигли своей цели, превратив монаха в таран против Святого Престола и создав ему массовую поддержку в народе. Теперь же они лишь выжидают благоприятного момента для открытого сражения.

Мне нечего больше добавить, кроме того, что, целуя Ваши руки, я всецело вверяюсь Вашей Милости.

Из Вормса, 14 мая 1521 года.

Q

Письмо, отправленное в Рим из саксонского города Виттенберга, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 27 октября 1521 года.

Я пишу Вашей Милости, чтобы довести до Вашего сведения: не осталось больше никаких сомнений в том, что курфюрст Фридрих ответственен за похищение Лютера. Здесь, в Виттенберге, ходят слуги о добровольном заточении монаха в одном из замков курфюрста в Северной Тюрингии. Если же этих слухов, а их справедливость подтверждается день за днем, недостаточно, чтобы отбросить последние сомнения, стоит лишь увидеть безмятежное лицо ученейшего женоподобного Меланхтона или проследить за его поведением, когда он преспокойно исполняет свои повседневные обязанности по обучению и подготовке учеников, а еще лучше – за исступленной деятельностью ректора Карлштадта. Следовательно, Лютер не был похищен, а был лишь доставлен в безопасное место своим покровителем.

Но я должен тотчас же ответить на вопрос, который Ваша Милость поставили в последнем послании. Совершенно верно, время сейчас тревожное, и войска императора готовятся к войне с Францией, а для сторонников Лютера это может оказаться подходящим моментом, чтобы заявить о себе. Однако не думаю, что это произойдет скоро. Если эти глаза еще на что-то годятся, осмелюсь утверждать, что курфюрст Фридрих и его союзники тянут время. Совершенно не в его интересах начинать восстание против папы, так как он понимает, что оно может выйти из-под его контроля и в итоге обречь его на поражение. Император будет решительно бороться в защиту католицизма, а он слишком силен, чтобы кто-то осмелился открыто выступить против него.

Существует еще одна причина, по которой курфюрст Саксонский соблюдает осторожность. Мелкое безземельное рыцарство группируется вокруг двух обедневших дворян, сторонников Лютера, а именно фон Гуттена и фон Зиккингена, которые могут в следующем году поднять восстание. Таким образом, я полагаю, что князья, с Фридрихом во главе, не дадут возможности разгуляться своим буйным подданным и что они объединятся для их усмирения, чтобы самим контролировать реформы.

Наконец, есть и еще один мотив, побуждающий курфюрста тянуть время. Причина, о которой я еще не упоминал Вашей Милости, заключается в настроении народа, явно ощущающемся в воздухе в этих областях уже несколько месяцев. В частности, события в Виттенберге в отсутствие Лютера оказывают все большее давление на князя-выборщика. Ректор университета, Андреас Карлштадт, фактически возглавил движение за реформу, снискавшее громадную поддержку среди населения. Он отменил обет монашества и целибат для служителей церкви. Исповедальни, каноны, мессы и иконы вскоре постигла та же участь. Он дал вырваться на волю народному гневу против изображений святых, что привело к актам насилия, вылившимся в осквернение церквей и капелл. Сам же он немедленно женился на молоденькой даме, чуть старше пятнадцати лет. Одетый в монашескую рясу, он проповедует на немецком языке на улицах, рассуждая о смирении и об отмене всех привилегий служителей церкви. Он настолько утратил совесть, что смеет заявлять: Писание должно быть предоставлено народу, чтобы каждый мог трактовать и интерпретировать его, как ему нравится. Даже Лютер не осмеливался заходить так далеко. Что касается гражданского управления, Карлштадт создал выборный муниципальный совет, управляющий городом на паритетных основах с курфюрстом, что немало обеспокоило Фридриха. О чем он, должно быть, думает, сумеет ли он обратить весь этот риск себе в пользу: реформа церкви и независимость от Рима может обернуться реформой власти и независимостью от князей.

По этой причине я считаю, что курфюрст не замедлит выпустить Лютера из норы, в которую он его запрятал, чтобы избавиться от Карлштадта. Могу также заверить Вашу Милость, что, как только Лютер вернется в Виттенберг, Карлштадт будет вынужден его покинуть. Ему не выдержать схватки с пророком Реформации в Германии: он по-прежнему остается лишь ректором университета, тогда как, после Вормса, Лютер стал для всех своих сограждан новым германским Геркулесом. Следовательно, мой господин, я уверен, что этот Геркулес опустит свою дубину и на Карлштадта, и на каждого, кто посмеет угрожать его славе, если курфюрст позволит ему сделать это. Фридрих, в свою очередь, считает, что один лишь Лютер способен направлять реформы в то русло, где они принесут ему максимальную пользу: они необходимы друг другу, как кормчий и гребцы на судне. Я уверен, что Лютер не слишком запоздает с возвращением в Виттенберг и очистит сцену от узурпаторов своего трона.

Так что, по всем этим соображениям, князь Фридрих и его союзники пока открыто не выступили против церкви и императора.

А теперь, если слуге будет дозволено дать совет собственному хозяину, я, без сомнения, рекомендую следующее: «Мне кажется, мой господин, чтобы нанести удар по курфюрсту и по всем князьям, намеренным восстать против власти Римско-католической церкви, надо ударить по самому германскому Геркулесу, которым они привыкли прикрываться вместо щита. Народ: крестьяне и хуторяне – недоволен, готов к волнениям, он хочет более последовательных реформ, чем князь Фридрих или, возможно, тот же Лютер могут ему предложить. Суть дела – в том, что портал, открытый Лютером, он сам теперь хочет закрыть. Карлштадт никому не нужен – ему не устоять. Но уже сам факт, что здесь, в Виттенберге, у него столько последователей, явно свидетельствует о настроении народа. Следовательно, нужно, чтобы из бурного немецкого океана восстал новый Лютер, еще более зловещий, чем родной брат дьявола… Некто, кто затмит его славу и выразит настроения толпы… Некто, кто предаст огню и мечу всю Германию, втянув Фридриха и всех остальных князей в войну, вынудив их обратиться за поддержкой к императору и Риму, чтобы подавить восстание… Некто, мой господин, кто возьмет в руки молот и ударит по Германии с такой силой, что она содрогнется от Северного моря до Альпийских гор… Если такой человек существует, он для нас ценнее золота, так как станет самым грозным оружием против Фридриха Саксонского и Мартина Лютера».

Если Господь в своей бесконечной мудрости и ниспошлет подобного пророка, это станет очевидным напоминанием о том, как неисповедимы пути Господни, как безмерна Его слава, ради которой ваш смиренный слуга будет служить Вашей Милости, всеми средствами надеясь заслужить Ваше расположение. Целую Ваши руки.

Из Виттенберга, 27 октября 1521 года.

Q

ГЛАВА 9

Виттенберг, январь 1522 года

Дверь едва держится на петлях. Я толкаю ее и протискиваюсь внутрь. Там темнее, чем снаружи, но ничуть не теплее. От стекла остались лишь осколки, статуи в нескольких местах расколоты. Ярость иконоборцев не обошла и эту церковь. Не могу понять, почему Целлариус назначил мне встречу здесь, он только сказал, что хочет поговорить со мной. В последнее время он слишком возбужден. В последнее время все в Виттенберге слишком возбуждены. Сюда заявляются проповедники даже из Цвиккау и объявляют себя пророками. Мы знаем одного из них, Стюбнера, – он учился здесь несколько лет назад. Их проповеди вызывают симпатии. Идеи новые и экстраординарные – смесь, против которой Целлариусу не устоять. Скрип старой скамейки, на которую я сажусь, сливается со скрипом двери, открывающейся у меня за спиной. Запыхавшийся Целлариус пробирается между колоннами к нефу. Присоединившись ко мне, он счищает грязь с ботинок.

Быстро оглядываюсь по сторонам: больше никого.

– На пороге – грандиознейшие события! Диспут с Меланхтоном был просто настоящим спектаклем. До чего мы дошли: взять хотя бы один пример – сравнивать такие вещи, как крещение ребенка и купание собаки. Ну и вид был у Меланхтона! Он аж побагровел! Ему удалось отразить удар, но такого нападения он конечно же не ожидал. А теперь все они надеются, что Лютер вернется, чтобы сразиться и с ним…

– Гм, ну и дождутся на свою голову. Лютер и не собирается этого делать – он надежно запрятан. Курфюрст позволил ему холить собственный зад в тепле и уюте в одном из своих замков. По мне, так вся эта история с Вормсом и с похищением напоминает одну из комедий господина Спалатина. Лютер, германский Геркулес… мастиф на привязи у курфюрста. – Он скалится в улыбке: – Им не составит труда удержать и всю свору, вот увидишь. И времени Лютеру потребуется совсем немного: только он доберется сюда, рявкнет на нашего старого доброго Карлштадта и сразу поставит его на свое место.

– Могу побожиться. Карлштадт слишком зарвался.

Он кивает:

– Но теперь он уже не одинок. Появились еще эти пророки. Потом, Стюбнер говорил мне об этом Мюнцере, помнишь его? Он был с ним в Цвиккау и в Богемии. Мне кажется, он воспламеняет народ и вызывает волнения одной лишь силой своего слова. Но это не значит, что все сделанное Карлштадтом должно быть утрачено…

– Что касается браков священников, проповедей на немецком языке и всего прочего, тут возврат к прошлому невозможен, но муниципального управления городу не сохранить. Карлштадт не относится к тем людям, которые идут на конфликт. Вот увидишь: вместо того чтобы насмерть противостоять Лютеру, он соберет свои пожитки и удерет. Действительно нужен такой человек, как Мюнцер. Когда он был здесь, он был больше Лютером, чем сам Лютер. А теперь, когда с Лютером покончено, он остается нашей единственной надеждой. Мы должны разыскать его.

– Надо расспросить Стюбнера. Он, без сомнения, знает, где его искать.

* * *

Ноги по колено утопают в снегу и в грязи. Мороз пробирает до костей. Целлариус говорит, что Стюбнер всегда останавливается у пивовара Клауса Шахта: идеальный храм для германского Исайи. Ладан – густой дым из запахов пива и кухни, псалмы – заунывные песни и брань завсегдатаев.

За круглым столом – дюжина людей: три или четыре студента среди ремесленников самого жалкого и зловещего вида. В центре всеобщего внимания – громадный тип с рыжей бородой и курчавыми волосами. Он говорит, разгоняя рукой воздух. Никто не прерывает его.

– Бросьте поститься, прекратите смиряться перед судьбой, чтобы гвалт, который вы устроите, услышали в верхах. Или вы считаете, что Богу так уж угоден пост, время, когда человек умерщвляет свою плоть? Вы склоняете головы, подобно тростнику, спите на тряпье и пепле – и это зовете постом, днем, желанным Господу? Бог требует другого! Порвите богопротивные цепи, сбросьте поработившее вас иго и освободите угнетенных! Вот что значит истинный пост: разделите хлеб с голодным, дайте приют нищему, бездомному, оденьте нагих, не отрывайтесь от народа. Скажите об этом трусливому прислужнику Меланхтону…

Очевидно, он пьян. Проповедь направлена против всех, но никого конкретно, и заслуживает аплодисменты завсегдатаев, набравшихся, вероятно, посильнее пророка. Когда оратор садится на место, гвалт возобновляется, но становится потише.

Я подхожу. Стол сплошь исцарапан надписями и рисунками. Самое четкое изображение: папа, развлекающийся с мальчиком. Я представляюсь как друг Целлариуса. Не оборачиваясь ко мне, он заказывает еще пива.

– Целлариус говорит, что ты можешь рассказать последние новости о событиях в Цвиккау…

Он хватает кружку и делает из нее два большущих глотка, отчего усы покрываются пеной.

– Почему тебя это интересует?

– Потому что я сыт Виттенбергом по горло.

Его взгляд впервые останавливается на мне, неожиданно просветлев: я не шучу.

– Брат Шторх вместе с ткачами восстал против городского совета. Мы напали на конгрегацию[7]7
  Конгрегация – в данном случае организация католической церкви, руководимая монашеским орденом, куда наряду со священнослужителями входят и миряне.


[Закрыть] францисканцев, забросали камнями одного нахального католика и выгнали проповедника…

Я прерываю его:

– Расскажи мне о Мюнцере.

Он кивает:

– Ах, Мюнцер, не так громко произноси его имя, чтобы Меланхтон не наложил в штаны! – Он смеется: – Его проповеди зажигают сердца всех и каждого. Его слова дошли даже до Богемии и муниципалитет Праги пригласил его проповедовать против фальшивых пророков?

– О ком это он?

Он тыкает большим пальцем себе в плечо.

– Обо всех тех, кто отрицает, что Божий дух может говорить с людьми, такими, как ты и я или как эти ремесленники. Обо всех, кто узурпировал слово Господне своими речами, лишенными веры. Обо всех, кому нужен немой, а не говорящий Бог. Обо всех, кто провозглашает, что хочет нести народу пищу духовную, оставляя животы пустыми. Обо всех краснобаях, состоящих на службе у князей!

Облегчение, свалившийся с сердца груз. Вещи, о которых я постоянно думал, становятся очевидными.

Я доберусь до тебя, Пророк!

– А что думает Мюнцер о Виттенберге?

– Здесь ничего не делают, только болтают. Суть дела в том, что Лютер сейчас в руках у курфюрста. Народ готов, но где его пастор? Жиреет где-то в роскошном замке! Поверь мне, все, за что мы боремся, в опасности. Мы пришли сюда специально, чтобы встретить Лютера и разоблачить его, если осмелится вылезти из своей берлоги. А пока мы дразним Меланхтона. Для Мюнцера же они оба давно мертвы. Его слова предназначены лишь крестьянам, которые жаждут жизни.

Оставить мертвых – найти живых. Выбраться из этого болота!

– Где сейчас Мюнцер?

– В пути, где-то в Тюрингии, проповедует. – Моего взгляда достаточно, чтобы он все понял. – Разыскать его несложно. Где он прошел, остается след.

Поднимаюсь и плачу за его пиво.

– Спасибо. Твои слова были страшно нужны мне.

Перед тем как я ухожу, он смотрит мне в глаза и почти приказывает:

– Найди его… Найди Чеканщика.