Текст книги "Q"

Автор книги: Лютер Блиссет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 47 страниц)

ГЛАВА 43

Антверпен, 2 июня 1538 года

– Он видел груз?

– Да.

– Корабли?

– Да.

– Он не выдвинул каких-либо возражений?

– Задал несколько вопросов по поводу маршрута, по которому мы собираемся следовать.

Лазарь Тухер, воскресший, Гоц фон Полниц, маг числа, с самым разочарованным видом качает головой:

– Должно быть, они считают себя всемогущими. Настолько уверены в собственной силе, что и представить себе не могут, что кто-то попытается надуть их. Ну и мудаки!

– Ладно, но это, без сомнения, играет нам на руку, так ведь?

Гоц игнорирует вопрос, следуя нити собственных рассуждений:

– Он согласился на пятьдесят тысяч флоринов?

– Глазом не моргнув. Он потребовал от нас положить к ним в банк три тысячи в качестве гарантии, которую вернут нам после первой экспедиции. Я все сделал, как ты сказал, – вручил ему эту сумму, не делая из этого истории, а он решил, что в нашем распоряжении достаточно денег.

– Хорошо. Но, если бы я был на его месте, все прошло бы далеко не так гладко.

– Значит, нам повезло, что ты на нашей стороне.

Бывший агент Фуггера протягивает мне рюмашку:

– Это дело надо обмыть. Ты оказался на высоте. Первый шаг сделан.

Баржа, на которой Лазарь Тухер прячет тайну своего воскрешения, скрывается в луке реки. Внутри она выглядит, как нормальный дом, если не считать очень необычных предметов, развешанных повсюду по стенам и в каждом углу: шпаги, пистолеты, музыкальные инструменты, карты, отполированный черепаший панцирь.

Я знаю, что лучше молчать, но не часто доводится встречать столь любопытных персонажей.

– Элои рассказал мне твою историю.

– Зря он это сделал. Если нас схватят, чем меньше мы будем знать друг о друге, тем лучше будет для всех нас.

Я устраиваюсь поудобнее на кожаном диване.

– Ты хочешь сказать, что Элои ничего тебе про меня не рассказывал?

Гоц пожимает плечами:

– Я знаю только, что ты был в Мюнстере с теми безумцами, и скажу тебе совершенно откровенно, что, если бы это было твоей единственной верительной грамотой, я никогда бы не взял тебя в дело. Но Элои сказал, что ты подойдешь, а я верю его чутью. Тот, кто умудрился остаться на плаву среди акул этого города, не дав себя сожрать, должен прекрасно разбираться в людях!

Я чокаюсь с ним и цежу ликер.

– Ты прав, они были безумцами. Но они овладели городом. Тебе когда-нибудь приходилось делать это?

Глаза Года – две узкие черточки, погруженные в воспоминания. Ему не надо ни о чем меня расспрашивать, кажется, анабаптист и торговец прекрасно поняли друг друга.

– Надо быть фанатиком, чтобы попытаться провернуть подобное предприятие.

– Надо верить в это.

– А ты действительно верил в это?

Хороший вопрос, стоящий.

– Скажем, что не деньги привлекали меня… тогда.

Он улыбается и наливает себе вторую рюмку.

– Хочешь услышать действительно интересную историю о Мюнстере?

– То, что мне еще неизвестно?

– То, что известно только мне, Антону Фуггеру и, возможно, папе.

– Звучит, как государственная тайна.

Он хитро кивает, поглаживая усы. Чайки кричат за маленьким окном, все остальное тихо.

– В начале тридцать четвертого я вел дела Фуггера в Кельне. Именно там я овладел хитростями своего ремесла и обучился всему, что нужно для данной операции. Случилось так, что однажды я получил письмо, где была проставлена лишь сумма. Никакой подписи, только печать – заглавная буква Q.

– Q?

– Отпечатанная на воске. Я обратился за разъяснениями к бухгалтеру агентства, служившему у Фуггера уже десять лет, и он сказал мне, что, получив такое письмо, надо приготовить деньги и ждать того, кто придет и заберет их, показав печать.

Я прерываю его:

– Не понимаю, как это связано с Мюнстером.

Гоц едва заметно вздрагивает:

– Дай мне закончить. Тогда я попросил его ввести меня в курс дела – как можно отдавать деньги в руки совершенно незнакомого человека? Старый счетовод рассказал мне, что несколько лет назад из Рима поступило распоряжение открыть во всех банках Фуггера неограниченный кредит секретному агенту, работающему на территории империи. «Геру Q», как звали его бухгалтеры из немецких филиалов.

– Шпион.

Он не намерен прерывать рассказ:

– Значит, я подготовил вексель на требуемую сумму и приготовился вручить его. И знаешь, кто пришел? Какой-то святоша. Облаченный в темную рясу с капюшоном, закрывающим глаза и половину лица. Он показал мне кольцо с буквой Q, идентичной той, что была на печати в записке. Но, увидев вексель, он порвал его на тысячи кусков прямо у меня на глазах и сказал, что ему нужна только монета. Я указал ему, насколько опасно путешествовать с таким количеством денег в кармане, но он настаивал: он хотел золото. Ладно, я открыл сейф и отдал ему все, что ему причиталось. Потом он попросил показать ему, где можно нанять лошадей, чтобы добраться до Мюнстера. Я направил его в самую большую конюшню Кельна.

Он замолкает. История закончена. Мрачное предчувствие закрадывается ко мне в голову, но я не отваживаюсь сформулировать его. Ставлю рюмку на стол – руки слегка дрожат.

Гоц ждет моей рекции:

– Разве не превосходная история? Возможно, для того чтобы взять город, нужны фанатики, у которых есть вера, но, чтобы внедрить туда шпиона, потребуются деньги. Потребуется Фуггер. Деньги – главное в любом деле.

Он замечает мое напряжение.

Темная поверхность ликера в бутылке медленно покачивается одновременно с баржей.

На черепашьем панцире играют блики эбонитового цвета.

Белая цапля парит на крохотном кусочке неба, ограниченного рамками окна.

На карте английского побережья в правом углу, снизу, нарисована роза ветров, кажущаяся отсюда черно-белым цветком.

Гоц погрузился в кресло и замер.

Гоц. Лазарь. Разные имена, разные люди. Одна и та же история.

Густав Мецгер, Лукас Нимансон, Линхард Йост, Геррит Букбиндер.

Лот.

– Никто, вот кем он был.

Не знаю, я ли это говорю, или голос Гоца, или просто мысль, пришедшая в голову.

Вопрос выскакивает сам собой:

– Кто открыл этот кредит?

– Я так никогда и не узнал этого. Скорее всего, какая-то шишка из Рима.

– Опиши того человека, который пришел, чтобы забрать деньги.

– Его лицо было закрыто, я уже говорил тебе. Судя по голосу, он был не слишком стар, но прошло уже четыре года…

Он отзывается на мою просьбу, все понимает, старается вспомнить:

– Я помню, как меня удивило, что он собирается в Мюнстер с такой суммой – ведь его могут ограбить – две-три тысячи, как мне кажется, и зачем отправляться в подобное путешествие с полным кошельком?

– Чтобы не оставить следа. Не вызвать подозрений.

Я смотрю на него. Теперь моя очередь говорить, чтобы рассказать свою историю в обмен на его.

– В начале тридцать четвертого баптисты Мюнстера получили первые подозрительные денежные пожертвования – вклад в дело от разных общин и даже от отдельных братьев.

– Ты говоришь, эти деньги должны были послужить для того, чтобы завести дружбу с баптистами…

– Какой пропуск лучше для шпиона?

Мы снова слушаем ленивый плеск волн, скрип дерева.

Он заговаривает первым, и в тоне его голоса звучит нечто среднее между ложной скромностью и недоверием:

– Я не слишком разбираюсь в вопросах религии. Объясни мне, зачем Риму понадобилось внедрять шпиона в баптистскую общину в захолустном городишке на севере?

Мысли формулируются, когда я уже выпаливаю ответ:

– Возможно, потому что этот захолустный городишко на севере становился маяком для анабаптистов всего мира. Возможно, потому что эта община наподдала под зад господам и подняла народ там, где никому прежде не удавалось этого. Возможно, потому что кто-то весьма дальновидный, там, на юге, при дворе папы, понял, чего они добились.

Гоц качает головой:

– Нет, что-то не вяжется: у кардиналов масса других проблем, о которых им надо думать.

– Они должны думать о том, как защитить свою власть.

– А почему же тогда они не оторвали яйца лютеранам?

– Потому что лютеране могут оказаться отличными союзниками против восстания обездоленных. Кто резал крестьян во Франкенхаузене? Католические и лютеранские князья плечом к плечу. Кто предоставил мюнстерскому епископу пушки для возвращения в город? Филипп Гессенский, почитатель Лютера.

– Нет, нет, не верится. Лютер обанкротил папу, выставил его пинком под зад из Германии, имущество церкви было отчуждено в пользу немецких князей…

– Гоц, чтобы поддерживать арку, нужны две колонны.

Бывший купец задумывается, потом косо смотрит на меня:

– Противники, и вместе с тем – союзники. Ты это имеешь в виду?

Я киваю:

– Тайный агент, действующий на территории империи. С какого времени?

– Больше десяти лет, как мне говорили.

И вновь то же мрачное предчувствие, страшное давление, буквально разрывающее глаза.

Мецгер, Нимансон, Йост, Букбиндер, Лот.

Все и один. Те, которыми был я.

Все и один. Каждый человек.

Человек из толпы. Замаскировавшийся внутри общины. Один из наших.

– «Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо».

Гоц в недоумении:

– Что ты имеешь в виду?

Давление ослабевает, предчувствие выливается в слова:

– Это последний абзац Книги Екклесиаста, по-французски Коэле.

* * *

Эстуарий, насколько хватает взгляда, все расширяется, а корабль быстро скользит к морю, уже виднеющемуся на горизонте. Рассвет рассыпает свои лучи в зеркале воды прямо перед нами, освещая наш путь.

Море. Элои был прав: оно дарит ощущение свободы, отрывая от берега, притягивая взгляд к бесконечному множеству волн. Я никогда не плавал в море: возникает странная тревога, даже опьянение, притуплённое лишь размышлениями прошлой ночи.

Экипаж состоит из рулевого и шести матросов под началом капитана Сайласа – все англичане, уже работавшие с Гоцем, которым мы можем безоговорочно доверять. Они говорят на своем странном языке, из которого я уже научился понимать некоторые чаще всего встречающиеся выражения: междометия и основные ругательства.

Я прибыл в Антверпен с мыслью уплыть в Англию и больше никогда не возвращаться. Сейчас я собираюсь вести там дела. Все меняется самым непредсказуемым образом: вчера я был оборванцем, преследуемым полицейскими ищейками, сегодня – уважаемый торговец сахаром, застраховавший свой груз и корабли на пятьдесят тысяч флоринов.

Оглядываюсь назад – второе судно следует за нами на расстоянии в четверть мили. Его ведет помощник Сайласа, молодой валлийский буканер,[44]44
  Буканер – пират, или корсар.


[Закрыть] уже побывавший во всех Индиях[45]45
  Имеется в виду и непосредственно Индия, и Вест-Индия.


[Закрыть] и гораздо дальше.

Торговец Ганс Грюэб собирается продать сахар в Лондоне. Плоские острова Зеландии, земли, вырвавшейся в море якорными мысками, протянулись впереди, заселенные толпой чаек. Постепенно они все сужаются и сужаются. А Северное море обнимает их своей умиротворяюще яркой синевой, темной, как мысли, беспорядочно толпящиеся в голове с прошлой ночи.

Невероятная история Лазаря Воскресшего заставляет меня постоянно возвращаться к воспоминаниям о Мюнстере, возможно, ставшим более живыми после моего рассказа Элои.

Всегда один и тот же вопрос: кто? Кто был тем шпионом? Кто с самого начала работал на папистов? Кто внес деньги на благо общего дела, чтобы быть принятым в среду возрожденных?

Кто?

Кто был тем подлецом?

В памяти пробегают лица, места, события. Мой приход в город, встреча, баррикады, а потом бред, сумасшествие. Кто сделал так, чтобы все так кончилось? Я уже говорил Элои. Все мертвы. Никто не выжил. Только Бальтазар Мерк и его друзья. Крехтинг-младший? Не может того быть!

Но это лишь возбуждает самые худшие подозрения.

Один из нас. Союзник. Сумевший добиться доверия. И отправить всех на бойню, как только пришел подходящий момент.

Письма.

Письма магистру Томасу.

Шпион, действовавший еще до двадцать четвертого года.

В Германии.

Некто и никто. Каждый человек.

Франкенхаузен. Мюнстер.

Одна и та же стратегия. Одни и те же результаты.

Один и тот же человек.

Коэле.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Благодеяние Христа

Письмо, отправленное в Неаполь из папской резиденции в Витербо, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 1 мая 1541 года.

Мой достопочтеннейший господин.

Новости, которые Ваша Милость сообщили мне по поводу поражения императора в Алжире и разгрома его войск в Венгрии турками, наполняют мое сердце надеждой, что вскоре мы увидим Габсбурга рухнувшим под ударами его противников, и его неимоверная власть падет. Если добавить к этому известия из Франции относительно намерений Франциска I возобновить войну, то станет ясно, почему я считаю данный момент особо благоприятным для надежд Вашей Милости и Вашего преданного слуги. Никогда прежде император не испытывал стольких трудностей в управлении своими безграничными владениями; никогда прежде его долги у немецких банкиров не были столь громадными и столь далекими от выплаты.

Таким образом, неудивительно, что он пытается вновь объединить христианский мир под своими знаменами, делая уступки протестантским князьям в Германии, дабы они помогли ему противостоять наступлению Сулеймана на венгерских равнинах и на Балканах. Лютеране на данный момент укрепили свои позиции в Саксонии и в Бранденбурге, и император намерен сделать на это ставку, согласившись с тем, что Рим навсегда будет отстранен от этих княжеств.

И все же надежда для тех, кто намерен ослабить власть Карла V, состоит в том, что немецкие князья не поддаются на его лесть и считают его, как и считали, врагом до гроба, с которым можно подписать договор, но на которого нельзя делать ставку как на союзника. Симпатии Филиппа Гессенского совсем не являются для нас добрым предзнаменованием: император полностью закрыл глаза на двоеженство ландграфа лишь для того, чтобы вновь сделать его своим союзником, и этот последний малодушно позволил себя подкупить.

Но в действительности дело обстоит так. Заставить Римскую церковь и протестантских теологов сидеть за одним столом – в этом и заключается замысел Карла V, и он будет осуществлять его любыми средствами. Не осталось никаких сомнений, он готов идти в бой: после того как ему не удалось разбить лютеранских князей, он хочет стать паладином христианского мира, объединенной под знаменем нового крестового похода против турок, и он уверен, что это сделает его непобедимым. На это он намерен бросить все имеющиеся в его распоряжении средства.

К моему величайшему удовольствию, я узнал, что рейхстаг в Вормсе не принес результатов, столь страстно желаемых Карлом: лютеранские доктора по-прежнему с ненавистью смотрят на папский престол и на католические княжества.

Так как я лично знал Лютера и Меланхтона во время их восхождения к власти, могу добавить, что это люди слишком гордые и подозрительные, чтобы согласиться на примирение с Римом. И это играет нам на руку, в соответствии с планами Вашей Милости, одновременно препятствуя сближению между католиками и лютеранами, которое может оказаться для нас фатальным.

Тем не менее опасность может возникнуть скорее не за Альпами, а в самом лоне Святой Римской церкви.

Новое одеяние, в которое Ваша Милость позволила мне облачиться, чтобы я продолжил служить делу Божьему, и привилегированный наблюдательный пост, который я занял, позволяют мне получать информацию из первых рук и собирать элементы мозаики, которыми Ваша Милость научили меня не пренебрегать. И на сей раз необыкновенная прозорливость Вашей Милости оказалась очень полезной.

Можно, однако, со всей уверенностью утверждать, что именно здесь, в Витербо, в патримониуме[46]46
  Патримониум – в римском праве имущество, перешедшее от отца к сыну. В данном случае имеется в виду окружение папы римского.


[Закрыть] святого Петра, формируется настоящая партия, склонная к диалогу с лютеранами и способная оказать поддержку устремлениям императора. Ваша Милость назвали их спиритуалистами, ссылаясь на кардиналов, склонных, до некоторой степени, к опасной доктрине Лютера и нового женевского еретика, о котором все сейчас говорят, Жана Кальвина. Однако, хотя витерборская фракция сформировалась вокруг образованнейшего кардинала Пола, я должен сообщить своему господину, что круг входящих туда людей значительно расширился после его назначения управляющим папским патримониумом. И теперь включает в себя интеллектуалов, получивших прекрасное образование, как светское, так и духовное, собравшихся с половины мира и объединенных намерением открывать церковь все новым и новым требованиям коварного Лютера. Благодаря наивной готовности принять любого образованного человека, проявившего желание служить данному делу, усердному слуге Вашей Милости удалось проникнуть в этот круг, став его членом и добившись благосклонности самых блестящих его патриархов: они были очень довольны, заполучив в свои ряды немца, прекрасно знающего все умы и мысли, взращенные в германских университетах.

Однако, если мне будет дозволено изложить свои впечатления, я, без сомнения, могу сообщить, что вдохновителем этой конгрегации считаю английского кардинала Реджинальда Пола. Он снискал себе неувядаемую славу мученика за дело католической церкви, так как был вынужден покинуть Англию из-за схизмы Генриха VIII, и уже это само по себе ставит его ортодоксальность выше всяческих подозрений. Это человек культурный и утонченный, которого невозможно заподозрить в нечестности, искренне верящий в возможность диалога с протестантами ради возвращения их в лоно Святой Римской церкви.

Как я уже упоминал выше, совершенно неудивительно, что император видит в этом благочестивом человеке, слуге Божьем, защитника собственных интересов.

Пол пользуется также благосклонностью кардинала Болоньи Контарини, выбранного Его Святейшеством папой Павлом III для проведения новых переговоров с лютеранами в Регенсбурге после провала рейхстага в Вормсе. К ним мы можем добавить кардинала Мороне, епископа Модены, Гонзага из Мантуи, Джиберти из Вероны, Кортезе и Бадиа из папской курии. Все они придерживаются довольно гибкой линии в отношении протестантской доктрины, проповедуя применение убеждения к братьям, сбившимся с магистрального пути Рима, и являются последовательными противниками борьбы с ними с помощью силы.

Реджинальд Пол, как прекрасно известно Вашей Милости, учился в Оксфорде вместе с Томасом Тором, превратности судьбы которого так потрясли христианский мир. Мученик и друг мученика – его верительные грамоты попросту безупречны. Потом он завершил обучение в Падуе, где к тому же стал прекрасным знатоком итальянских реалий.

Следовательно, нетрудно представить, что он понимает людей образованных, которые его окружают, и, в частности, поэта и переводчика, пользующегося благосклонностью Его Святейшества Павла III – именно в связи с этим Ваша Милость наверняка слышали это имя. Прочный союз между Полом и Фламинио, укрепившийся здесь, в Витербо, по моему мнению, не менее опасен, чем заключенный более двадцати лет назад в Виттенберге между Мартином Лютером и Филиппом Меланхтоном. Когда слепая вера сближается с ученостью и литературным даром, всегда рождается что-то грандиозное: либо хорошее, либо плохое.

Чем скорее я смогу сообщить Вашей Милости последние известия об интригах в Витербо, тем скорее будет удовлетворено мое желание служить Вам.

Целую руки Вашей Милости и надеюсь на Вашу дальнейшую благосклонность.

Из Витербо, 1 мая 1541 года.

Q

Письмо, отправленное в Рим из папской резиденции в Витербо, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 18 ноября 1541 года.

Мой благороднейший господин.

С глубочайшим удовлетворением я узнал о провале инициативы, выдвинутой в Регенсбурге кардиналом Контарини. Как я и предвидел, лютеране по-прежнему не хотят ограничиться доктриной оправдания одной лишь верой, и вопреки снисходительному желанию Контарини удовлетворить их, искусная дипломатия Вашей Милости смогла предотвратить заключение договора, не допустить его, хотя казалось, он вот-вот будет подписан.

Это стало горьким разочарованием для членов кружка Реджинальда Пола – на их опечаленных лицах до сих пор можно прочесть след, оставшийся после поражения.

Но не время вкладывать шпаги в ножны: опасность, представляемая этими умами, еще не миновала. А теперь мне следует дать Вам самый полный отчет по поводу новой угрозы, чтобы Ваша Милость посоветовали своему слуге, какие меры необходимо предпринять.

Регенсбургский рейхстаг обозначил опасность, которой католическая доктрина о спасении может подвергнуться со стороны еретиков-лютеран.

Как известно Вашей Милости, протестантские теологи, опираясь на ряд неверно интерпретированных цитат из Нового Завета (Мф. 25: 34; Рим. 8: 28–30; Еф. 1: 4–6), утверждают, что только те, кого Бог избрал своими святыми с начала мира, спасутся в день Страшного суда. Значит, вознаграждение за добрые дела, как залог достижения вечного спасения, становится просто иллюзией. Спасение будет гарантировано избранным не за их заслуги, а лишь за божественный дар веры, и ни за что другое. Следовательно, ни одно доброе дело христианина не способно повлиять на этот изначальный дар, предназначенный каждому человеку, в том числе и избранному, чье спасение уже предопределено промыслом Божьим.

Нет необходимости напоминать, какую опасность представляет эта доктрина для всего правопорядка в христианском мире, который, напротив, должен укрепляться благодаря свободе выбора веры или отречения от нее со стороны людей. Более того, я могу без колебаний утверждать, что так называемая доктрина оправдания одной лишь верой является столпом, поддерживающим все гнусности лютеран, совершенные ими за последние двадцать пять лет. Это архитрав их извращенной теологии, и именно он дает им силы без надлежащего смирения бросаться на Святой престол, ставя под вопрос иерархию Римской церкви. И все это из-за оценки поступков людей как бессмысленных и создания церковной власти, которая устанавливает правила и решает, кто достоин войти в Царство Божье, а кто нет. Ваша Милость, без сомнения, вспомнят, что одним из первых преступлений Лютера стало отрицание права папы отлучать от церкви.

Именно то, чего не удалось сделать кардиналу Контарини – исказить и изуродовать католическую доктрину о спасении благодаря добрым делам, сегодня вполне по силам многочисленным последователям кардинала Пола.

В прошлом я уже сообщал Вашей Милости об опасности, представляемой для молодых и наивных душ сочинениями этого молодого женевца, который перенял у Лютера эстафету в рассеивании ереси. Я имею в виду некого Жана Кальвина, автора тлетворнейшего труда «Наставление в христианской вере», в котором он выдвигает и аргументирует ряд идей, порожденных еретиком Лютером, и главная среди них – о спасении посредством одной лишь веры.

Данный труд и вдохновил самое опасное, по моему мнению, произведение итальянских земель со времен коварных проповедей Савонаролы. И этому мы обязаны извращенным гениям, интеллектуалам Витербо, в среде которых я вращаюсь.

Я имею в виду совсем небольшой трактат, опасность которого значительно превышает его объем, так как в нем в полной мере изложена доступным для всех языком протестантская доктрина оправдания одной лишь верой, словно она не находится в полном противоречии с доктриной церкви.

Нет сомнений, речь идет о попытке круга литераторов и церковников представить на уровне доктрины постулаты, способствующие сближению между католиками и лютеранами, в соответствии с доктриной спасения, которой придерживаются эти последние.

Автор книжонки, о которой идет речь, монах-бенедиктинец, некий Бенедетто Фонтанини из Мантуи, в настоящее время проживающий в монастыре Сан Николо Арена на склоне горы Этны. Но над редакцией текста, представляющего почти буквальный перевод «Наставления» Кальвина, поработали и руки Реджинальда Пола и Марко Антонио Фламинио.

Расследования, проводимые с особыми предосторожностями, позволили мне узнать, что кардинал Пол имел возможность познакомиться с монахом Бенедетто еще в 1534 году, когда, во время бегства из Англии, ему довелось проезжать через монастырь на острове Сан Джорджио Маджоре в Венеции. Фонтанини в то время действительно жил там. Вашей Милости, должно быть, известно, что аббатом монастыря Сан Джорджио Маджоре тогда был не кто иной, как Григорио Кортезе, сегодня являющийся одним из самых пылких сторонников спиритуалистов в папской курии.

К данному прецеденту мы можем добавить тот факт, что два года спустя, в 1536 году, Марко Антонио Фламинио прибыл в тот монастырь, призванный самим Кортезе под предлогом осуществления печати латинского перевода XII тома «Метафизики» Аристотеля.

Итак: кардинал Пол, Кортезе и Фламинио. Все друзья и последовательные сторонники соглашательской политики кардинала Кортезе из Болоньи. Именно их умы породили этот гнусный труд. Если монах Бенедетто из Мантуи и предоставил глину, круг спиритуалистов придал ей форму и превратил в блестящий сосуд, наполненный ересью.

Название трактата говорит само за себя – оно буквально повторяет выражение, несколько раз использованное Меланхтоном в его знаменитых «Loci communes».[47]47
  Общие места (лат ).


[Закрыть]

«Благодеяние Христа», или «Полезнейший трактат о благодеянии Иисуса Христа, распятого ради христиан». Уже в самом названии произведения, редактирование которого было закончено Фламинио на днях, прямо утверждается, что:

«Праведности Христа вполне достаточно, чтобы сделать всех нас праведниками и наследниками его благодати и без наших добрых дел, которые не могут быть добрыми, если прежде, чем мы совершим их, мы не станем добрыми и праведными благодаря одной лишь вере».

Ваша Милость может без труда оценить угрозу, которую распространение подобных идей представляет для христианского мира и, в частности, для Святого престола, если они будут встречены с пониманием. Если же в итоге эта книжонка получит одобрение у виднейших деятелей курии, эпидемия сближения с протестантами вспыхнет в самом сердце Римской церкви. Я не осмеливаюсь и помыслить, какие страшные последствия это будет иметь для политики Святого престола в его отношениях с Карлом V.

Таким образом, я готов к получению новых указаний от Вашей гениальной Милости и уверен, что Вы и на сей раз покажете своему ревностному слуге оптимальный путь.

Лишь в одной вере находя утешение, целую руки Вашей Милости.

Из Витербо, 18 ноября 1541 года.

Q

Письмо, отправленное в Рим из папской резиденции в Витербо, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 27 июня 1543 года.

Мой достопочтеннейший господин.

Я пишу, чтобы сообщить Вашей Милости, что мне доподлинно известно: «Благодеяние Христа» отдали в Венеции в печать. Несколько дней назад Марко Антонио Фламинио возвратился из поездки: он входил в кортеж Святого Отца на встречу с императором в Буссето. Расспросив одного из пажей Фламинио, я получил самые полные представления обо всех его передвижениях. Питаемые мной подозрения полностью подтвердились. Действительно, Фламинио после встречи в Буссето, где он провел весь май, на обратном пути сделал крюк, неожиданно заехав в Венецию. Паж сообщил, что он посетил типографию Бернардо де Биндони, но больше рассказать ничего не мог. В любом случае, я уверен, что речь идет не о чем ином, кроме как о передаче или, возможно, о последней правке вышеупомянутого текста.

С тех пор как год назад папа Павел III поручил заботу о делах возрожденной «Святой службы»[48]48
  Имеется в виду реорганизация инквизиции в Риме и создание верховного инквизиционного трибунала, главой которого и был назначен кардинал Джампьетро Караффа, впоследствии папа Павел IV.


[Закрыть] престола святого Петра Вашей Милости, исходя из того, что ересь должна пресекаться повсюду, где зарождается, всеми доступными средствами, спиритуалисты стали хитрее. Булла Его Святейшества «Licet Ad Initio»,[49]49
  Букв.: «Запрещается изначально» (лат.).


[Закрыть] последующее возрождение инквизиции и, не в последнюю очередь, смерть кардинала Контарини заставили Пола и Фламинио действовать чрезвычайно осторожно. Я подозревал, что они напечатают эту книжонку за пределами Рима; более того, им было прекрасно известно, что в Венеции существует особая свобода печати и книготорговли, и, если у меня до сих пор оставались сомнения относительно визита Фламинио в венецианскую типографию, эти соображения развеяли их полностью.

Моему господину прекрасно известно, каким опасным оружием может стать печать: без нее Лютер до сих пор оставался бы преподавателем никому не известного университета в крошечном и грязном саксонском городке.

В надежде, что вскоре смогу вновь предоставить полезную информацию своему господину, целую руки Вашей Милости.

Из Витербо 27 июня 1543 года.

Q

Письмо, отправленное в Рим из главного торгового дома компании Фуггера в Аугсбурге, датированное 6 мая 1544 года.

Вашей Милости, столь выдающемуся господину, я шлю свои приветствия и наилучшие пожелания, храня надежду, что эти строки, начертанные благочестивым христианином, преданнейшим слугой Святой Римской церкви, не увидят ни одни другие глаза, кроме глаз Вашей Милости.

Долгие годы дружбы, связывающие мою семью с Вашей Милостью, освобождают меня от обязанности применять фальшивые слова лести, к которой меня обязывает обращение к Вам с просьбой. Уже не раз Ваше Высокопреосвященство соблагоизволяли предоставить мне возможность служить делам Его на территории Германии; уже не раз эта душа была удостоена чести помогать всеми средствами, которые милосердный Бог пожелал предоставить в мое распоряжение на земле, в сделках и в переговорах, осуществлявшихся здесь Вашей Милостью. К подобным услугам можно, без сомнения, отнести и предоставление определенной денежной суммы для агентов, которых Ваша Милость держит в немецких землях и при дворе императора.

Причем данные расходы обязательно исчезали из бухгалтерских книг нашей компании, словно их и не существовало вовсе, как Вы соблаговолили от нас требовать.

Необходимо довести до Вашего сведения, что наша компания стала объектом чудовищного мошенничества, против которого необходимо как можно скорее применить все необходимые меры. И в силу того что я считаю публичное распространение информации губительным для интересов нашей семьи, я вынужден просить о вмешательстве Вашей Милости.

Не стоит чрезмерно вдаваться в детали этой дьявольской аферы, вам достаточно знать, что некоторое время назад я заметил некое несоответствие в годовых отчетах компании; что-то не сходилось полностью – вопрос нескольких запятых, нескольких незначительных цифр в бухгалтерских книгах. И все же возникло какое-то интуитивное ощущение. В силу обширности интересов Фуггеров в Европе их состояние, уже по определению, практически не поддается подсчетам: представьте, насколько тяжело обнаружить небольшую утечку. Но утечка была, и с каждым прошедшим годом это ощущение усиливалось, приобретая характер подозрения, а постепенно переросло в уверенность. Словно периферийные филиалы компании совершали в отчетах мельчайшие ошибки, словно они округляли в большую сторону количество денежной эмиссии в форме векселей. Вначале я решил, что в этих махинациях виновен один из наших агентов. И все же это было очень странно: прежде чем выбрать человека, которому мы можем доверить наши интересы, мы проверяем его с головы до ног. А зачастую присовокупляем его личное имущество к нашему, чтобы знать: он будет делать все в интересах компании.

Но в действительности я ошибался. Паразит проник извне.

Ваша Милость просто не может представить, сколько времени и усилий потребовалось, чтобы обнаружить злоумышленника: мы были вынуждены послать особых эмиссаров во все филиалы и все агентства Фуггеров, чтобы они в течение целого года наблюдали за их деятельностью. А наших агентств и филиалов по всей Европе в общей сложности больше шестидесяти.

Понадобился целый год, чтобы проследить пути векселей, которые мы выписывали, от одного купца к другому, и понять, где же ошибки в наших счетах. Таким образом мы узнали, что часть векселей, выходящих якобы из наших контор, оказались фальшивыми.

Во всех рассмотренных нами сделках была одна общая деталь – присутствие совершенно безобидного торговца полотном, сахаром и мехами. В связи с тем, что в наших глазах это уже было достаточно подозрительно, мы проследили маршруты его передвижений, и они показались нам весьма странными. Торгуя не слишком ценным товаром, он преодолевал вдвое большие дистанции, чем было необходимо для его дела. Товары из Швеции, которые могли продаться на рынках Антверпена, он вез в Португалию; товары из Бреста, на которые существовал громадный спрос в Англии, заканчивали свой путь на рыночных площадях Гамбурга, и все в таком роде. Короче говоря, наш купец предпочитал периферийные рынки. Вначале мы решили, что подобный выбор диктует ему погоня за прибылями, но затем поняли, что ошибались, так как его цены не слишком превышали средние. Но еще более необычным оказалось то, что он сам являлся кредитором нашей компании, открывшим счет в нашем отделении в Антверпене шесть лет назад.

Его зовут Ганс Грюэб, следовательно, он немец по национальности. И все же мои эмиссары не нашли ни малейших его следов ни на одном из немецких рынков. Выяснилось, что он впервые появился в Антверпене в 1538 году. Мы провели расследование в этом городе, узнав, что его компаньоном является еще более сомнительный и скользкий тип, некий Лой, или Лодевик де Шалидекер, или Элои Пруйстинк, бывший шесть лет назад простым кровельщиком и уже известный властям Антверпена, подозревающим его в ереси.

К настоящему времени мы уверены, что нашли виновных в ужасающем мошенничестве, совершенном по отношению к нашей компании. Правда, нам пока неизвестно, как им удалось изготовить столь совершенные копии векселей Фуггеров, тем не менее мы не намерены больше ждать, еще больше увеличивая свой ущерб.

Причина, по которой я решился просить о вмешательстве Вашей Милости, состоит в том, что в подобной ситуации я не считаю нужным сообщать о своих подозрениях местным властям. Если распространятся известия о том, что на рынках циркулируют фальшивые векселя, нашей компании будет нанесен невосполнимый ущерб. Это вполне могло бы вызвать кризис доверия к нашим делам, и вскоре мы бы увидели, как кредиторы забирают деньги из наших сейфов. Да будет мне дозволено добавить, что это имело бы самые страшные последствия для многих людей, не только для Фуггеров: интересы компании тесно связаны с жизнью многих дворов, в том числе и Святого престола.

К нашему общему счастью, существует приемлемый способ решения проблемы, который удовлетворит все стороны, без нанесения особого вреда.

Как я уже говорил, этот Элои Пруйстинк уже какое-то время подозревается в ереси, так как проповедует и практикует общность женщин, отрицает частную собственность и не признает, как мне сообщали мои информаторы, существования греха. Вплоть до последнего времени ловкость этого ничтожного еретика позволяла ему и его соучастникам постоянно избегать обвинений в богохульстве и отступничестве. Но так как Его Святейшество Павел III возродил инквизицию, поставив во главе ее Вашу Милость, я могу надеяться, что все эти ловкачи будут в конце концов выловлены и подвергнуты суду.

Таким образом, я умоляю Вашу Милость быть настолько великодушным, чтобы просто обратить внимание трибунала «Святой службы» на этих проклятых еретиков и ловких мошенников, дабы пресечь распространение их богохульных идей и одновременно гарантировать, что больше никому не станет известно об ущербе, нанесенном ими нашей компании.

Скромно надеясь на вмешательство Вашей Милости и веря в святость уз дружбы, которые нас соединяют, целую Ваши руки.

Из Аугсбурга, 6 мая 1544 года.

Антон Фуггер, слуга Божий