Текст книги "Прибежище из серы и тьмы (ЛП)"

Автор книги: Люсинда Дарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Глава 7

Кайра

Когда день угасает и за окнами опускается ночь, слова Каликса все еще эхом отдаются в моей голове. Пожелав всем спокойной ночи, я оставляю Даркхейвенов в их новых покоях и направляюсь через холл к двери рядом с комнатой Мейрин. Я останавливаюсь, снова смотрю на пол и проверяю карманы, прежде чем подойти к двери, но не нахожу свою Королеву пауков. Со вздохом я понимаю, что Ара снова улизнула.

Паукам свойственно проявлять любопытство наряду с осторожностью, но в этой новой Академии мне не так спокойно с ее блужданиями. Она хорошо знала Ривьер, родилась и выросла там – по крайней мере, я так догадалась из воспоминаний, которыми она делилась со мной в прошлом. Ортус совсем не похож на Ривьер, и если бы я раньше заметила, что она отправилась со мной, зарывшись тайком в карман моих брюк, я бы, возможно, оставила её позади.

Я хмуро смотрю в пустые глазницы медного дверного молотка в виде животного с внешней стороны моей двери. Я видела множество диких животных, от кабанов до пятнистых кошек, в десять раз превосходящих размерами ручных уличных кошек в разных городах континента. Я не узнаю животное, из которого сделан молоток на моей двери. Пара клыков, похожих на кинжалы, торчит вниз из странной морды, напоминающей осьминожью – одно из немногих существ, которых я видела только в книгах. Узкие, щелевидные глаза смотрят прямо на меня, не мигая, и у меня возникает непреодолимое желание сорвать эту мерзость с двери и швырнуть в конец тёмного коридора.

Со вздохом я поворачиваю ручку и вхожу в комнату. Тьма сочится из углов, скрывая большую часть пространства в тенях. То немногое, что я вижу, говорит мне, что комната похожа на те, что выделили Даркхейвенам: просторная, с вычурной мебелью, но пропитанная затхлостью и гнилью.

Единственное окно, достаточно широкое, чтобы в него могло пролезть тело, но не настолько широкое, чтобы пропускать много лунного света. Посередине стеклянной панели выступает железная рама с защелкой, открывающей ее неровно по центру, ниже, чем, по моим представлениям, должно быть. Приглушённый свет, пробивающийся сквозь стекло, – единственное освещение, позволяющее разглядеть остатки когда-то, возможно, красивой комнаты, которую теперь пожрала коррозия.

С другой стороны, я спала и в местах похуже.

Напоминание о том, что я не всегда была здесь – под каблуком Богов, как их отпрыск и заложница, – почти заставляет меня думать о своей жизни ассасина как о чем-то из сборника рассказов.

Всего за несколько коротких месяцев изменилась вся моя жизнь, и я тоже.

Глаза щиплет, нос дёргается от пыли, покрывающей мебель и всё вокруг. Я прохожу по каменному полу к кровати. Довольно большая, по обе стороны от неё стоят тумбы. На потёртых деревянных поверхностях – два канделябра и коробка со спичками. Чиркнув одной, я зажигаю свечу на большем из подсвечников, внезапно понимая, что, возможно, это единственные предметы в комнате, не покрытые слоем грязи и пыли.

Нахмурившись, я поднимаю канделябр и разворачиваюсь, оглядывая остальное помещение..

Это не школа… это тюрьма. Каликс указал на нечто столь ужасающе очевидное.

Ривьер был школой. Терры каждый день приводили комнаты в безукоризненную чистоту. Окна были вымыты. Стены были выцветшими от времени, но не провисшими и заплесневевшими от запущенности. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказала, что в этих комнатах никто не жил уже давно – годами, если не десятилетиями.

Почему тогда мы здесь? Я должна спросить себя. Почему сейчас?

Не в первый раз я задаюсь вопросом, не моя ли это вина. Однако эта мысль заставляет меня пристыженно посмеяться над собой. Как будто все в этом мире вращается вокруг меня – ха. Это верх высокомерия – думать, что все невезения, которые выпадают на долю Смертных Богов королевства, происходят из-за меня. Этого не может быть. Должно быть, это что-то другое, какая-то уловка или план, созданный Богами, но для чего?

В голове у меня начинает пульсировать за глазными яблоками, и я поднимаю руку, пощипывая переносицу. Это облегчает надвигающуюся головную боль, но лишь незначительно. Нет никаких сомнений, что если я в ближайшее время не усну, то боль в черепе будет мешать мне спать всю оставшуюся ночь.

Перенося пламя свечи на противоположную сторону комнаты, подальше от кровати, свет камина отражается от мерцающей поверхности. Стоячее зеркало, обрамленное золотой филигранью, прислонено к стене лицевой стороной наружу. Отражающее стекло потускнело из-за отсутствия полировки, но оно демонстрирует стиль искусства старого света. Прикасаясь кончиком пальца к одному из изящно вылепленных листьев сбоку, я чуть не вздрагиваю, когда из-за зеркала выглядывает любопытное личико.

Полдюжины черных глаз-бусинок смотрят на меня, не мигая. Прикусив нижнюю губу, забавляясь собственной пугливостью, я вытягиваю кончик пальца, позволяя существу решить, хочет ли оно доверять мне или нет. Паук быстро заползает мне на палец, а затем вверх по руке, совершая быстрые движения, пока не касается моего плеча, где останавливается. Скользящее движение из-под одежды, и из кармана моих брюк появляется знакомый маленький паучок с глазами-бусинками.

Ара взбирается ко мне сбоку, чтобы присоединиться к первому пауку на моем плече, и мы втроем снова смотрим в зеркало. В отражении мое лицо кажется осунувшимся, желтоватым и холодным. Я поразительно похожа на слуг, которые принимали наш багаж, когда мы только приехали, – худые, полумертвые.

Нахмурившись от этого напоминания, я поворачиваюсь и оглядываю комнату, только тогда замечая сумку, которую я принесла с собой, стоящую в конце одной из ножек кровати. Новый паук протягивает лапку и похлопывает меня по шее, когда я возвращаюсь к кровати, ставлю канделябр на пол, опускаюсь на корточки и открываю сумку. Эмоции захлестывают меня при легком прикосновении нового фамильяра. Замешательство. Любопытство. Удивление. Надежда.

Мои руки застывают на застежках сумки. Надежда?

Нахмурившись, я рассеянно протягиваю руку и ласково похлопываю маленького паучка по головке, прежде чем быстро стянуть с себя одежду. Я нахожу миску с водой, стоящую в углу комнаты в качестве импровизированного умывальника. Похоже, здесь нет личных ванных комнат.

Пытаясь как можно быстрее стереть пыль, которая будто впиталась в мою кожу из всех этих комнат, я вновь натягиваю брюки и рубашку. Даже если бы у меня было что-то, в чём можно спать, тревога, прочно засевшая в костях от самой мысли о том, что я нахожусь в тюрьме из серы, не позволила бы мне расслабиться настолько. Не рассчитывая на сон, я всё же забираюсь на матрас, чувствуя, как тот мягко прогибается под моим весом. Я с удивлением замечаю, насколько он удобен, несмотря на, как я предполагаю, многолетнюю заброшенность. Оба паука, Ара и ее новый компаньон, ползут по моей руке и устраиваются на одной из подушек рядом с моей головой.

Мои губы изгибаются вверх, когда я смотрю на них двоих. Гораздо более крупное и бурое тело Ары покоится на гладкой бледной подушке, а черный паук вдвое меньше ее прижимается ближе. Обычно пауки не похожи на стайных существ, но рядом со мной, я задаюсь вопросом, становятся ли они такими. Как будто я какая-то говорящая альфа-паук, и они могут ослабить свою бдительность вокруг меня и стать почти домашними животными.

Отворачиваясь от кровати, я наклоняюсь поперек и задуваю свечи, прежде чем смириться с тем, что всю ночь буду вглядываться в темноту, ожидая, что какая-нибудь неизбежная тень нападет на меня. Я считаю секунды, превращающиеся в минуты, а минуты превращаются в часы. После того, что кажется вечностью, мои веки начинают опускаться, и я проваливаюсь в забытье.

Шепот пробуждает меня ото сна, но я не просыпаюсь в кристально чистой реальности. Вместо этого я чувствую себя так, словно медленно поднимаюсь из какой-то глубокой подводной спальни. Звуки, запахи и ощущение воздуха на моей коже происходят постепенно. Не становится громче, пока я, наконец, не открываю глаза и не оглядываюсь по сторонам.

Меня больше нет в комнате, которую мне отвели, я стою в длинном тёмном коридоре, затянутом дымкой и тенями. По спине пробегает дрожь, и я поспешно обхватываю себя руками, словно пытаясь защититься. Сделав шаг вперёд, я моргаю, пытаясь избавиться от мутной пелены перед глазами.

Но она не исчезает. Напротив – расплывчатый контур только ширится, пока не поглощает весь коридор, и тогда изображение меняется.

Широкий и изогнутый, как будто я рассматриваю местность выпуклыми глазами. Мне требуется на мгновение больше, чем обычно, чтобы осознать, что я не в себе, и это не мои глаза, которыми я смотрю, а глаза паука. Однако, как только я осознаю это, меня охватывает облегчение, и я испускаю вздох, когда существо несется по коридору, а все вокруг превращается в гигантские колонны.

Эмоции паука буйствуют в моем сознании. Тревога. Страх. Любопытство. Любовь.

Это последняя эмоция, которая заставляет меня задуматься. Любовь?

Прежде чем я успеваю по-настоящему обдумать эту странную эмоцию существа, коридор меняется, когда паук сворачивает в темную нишу, а затем мы прыгаем, воздух подо мной касается пушистого живота, когда шелковая нить вылетает и цепляется за ближайшую стену. Все ниже и ниже мы летим в неизвестность, пока в самом конце не появляется мягкое оранжевое свечение, заставляющее меня понять, что мы спускались под лестницу.

Покрытый инеем лед сочится из трещин в стенах вокруг единственного факела, прикрепленного к стене. Оглядываясь вокруг, я вижу еще больше бесконечных коридоров, которые исчезают во тьме далеко за пределами моей способности видеть и способности паука.

Чем дальше мы продвигаемся по странным нижним коридорам, тем больше я понимаю, что это совсем не похоже на старые и пыльные, но роскошные уровни наверху. Это все тот же остров Ортус, но нижний этаж, который, по возможности, содержится в еще более плохом состоянии. Однако есть одна хорошая вещь в этом, так это тот факт, что в этих сырых помещениях паутины предостаточно, и это значительно облегчает пауку, с которым я нахожусь, подкрадываться к ним и использовать их в качестве зацепок, когда он исследует пространство.

Ряды открытых комнат – нет, камер, осознаю я, когда полосы почерневшей серы становятся видны на фоне отблесков пламени единственного факела.

Скрежет камня о камень и металлических цепей эхом разносится в пустом воздухе вместе с отрывистым кашлем. Моя голова – и голова паука – поворачивается в сторону шума. Эмоции паука усиливаются от нервозности. Он шествует своими маленькими лапками по липкой паутине, на которой мы сидим. Успокаивая, я распространяю свои собственные эмоции в разум существа, посылая мысли об уверенности и безопасности, которых я на самом деле не чувствую.

Мгновение спустя, когда неуверенность бедняжки ослабевает, я побуждаю его к действию своим желанием. Паук быстро реагирует и начинает убегать от паутины на стену, следуя за предыдущим звуком.

Я нетерпеливо жду, но заставляю себя не подталкивать паука, чтобы он шел быстрее, пока мы крадемся в темноту. Оранжевые тени сменяются оттенками серого и зеленого. Решетки – из серы – на противоположной стороне коридора похожи на выступы сомкнутых зубов, и каждый раз, когда я бросаю на них взгляд в почти отсутствующем свете, у меня в животе, как жернова, тяжело оседает холодная тяжесть.

Тюрьма. Теперь нет сомнений в том, что гипотеза Каликса верна. Это не сон, а слияние разумов между мной и, скорее всего, пауком из моей комнаты. Он показывает мне скрытые уголки этого места и раскрывает его секреты. Это клетки, предназначенные для содержания Божественных Существ или лиц Божественной крови.

Паук медленно останавливается вдоль стены, прежде чем опуститься на пол гибким, отработанным движением, которое я не смогла бы воспроизвести даже после всех моих лет тренировок под руководством Офелии. Можно узнать не так уж много, но естественные склонности и способности, заложенные в генетике древнего существа, невозможно воспроизвести.

Ближе. Ближе. Ближе. Еще один отрывистый кашель. Низкий стон. Звон цепи о камень.

Щелчок. Щелчок.

– О, черт возьми, прекрати это, Кэд, – недовольный, сухой женский голос эхом разносится в тени. – Это бессмысленно. Камни сырые, и этот звук действует мне на нервы.

Раздается мужской вздох, а затем любопытное пощелкивание прекращается. Паук подползает ближе, но мы так далеко от факела, что вокруг нас кружатся только серые тени, нарушающие сводчатую обстановку. Я напрягаюсь, пытаясь разглядеть сквозь полумрак очертания двух фигур, стоящих бок о бок в одинаковых клетках.

– Прости, Ари, – говорит мужчина. Его хриплый, низкий голос звучит почти как музыка. Но дело не в мелодичности – нет, совсем не в этом.

Этот голос. Мужской. Глубокий. Спокойный.

Это голос Кэдмона, Бога Пророчеств.

Глава 8

Кайра

Я возвращаюсь в свое тело со вздохом и сажусь прямо на кровати с балдахином, отдаленно осознавая, что я больше не одна. Тусклый свет проникает в окно, освещая теплое мужское тело по другую сторону матраса. Моя рука тянется к кинжалу, спрятанному под одеждой – которую я надела после того, как привела себя в порядок прошлой ночью, – инстинктивно, но я замираю, узнав блестящие белокурые локоны на подушке.

Ара примостилась на бедре Теоса поверх одеяла, а другой ее друг пропал – без сомнения, все еще внизу, в том, что, должно быть, является подземельями Академии Ортус. Мое сердцебиение быстро замедляется, когда я делаю глубокие, ровные вдохи. Теос ворчит во сне и придвигается ближе, будя мою Королеву пауков, когда она открывает глаза и спрыгивает с его тела, исчезая за краем кровати – без сомнения, чтобы найти более удобное место для сна.

Мое горло рефлекторно сжимается, когда я обдумываю откровение паука из Ортуса.

Я видела кровь в сознании Трифона. Я видела невидящие глаза Кэдмона, окровавленные и пустые, а также его скрюченное тело. Как мог кто-то – даже Бог – пережить это?

– Кайра? – Хриплый голос Теоса сонный и глубокий. Замедляя дыхание, я смотрю вниз на его запрокинутое лицо. Что-то в моем собственном, должно быть, отражает бурю эмоций, захлестывающих меня, потому что он моргает, и слой дремоты исчезает в одно мгновение. Он садится и тянется ко мне. – Что случилось?

Мои губы приоткрываются, но слов не выходит. Что я могу сказать? Как мне объяснить? Я качаю головой. В этом нет смысла. Что, если… что, если это действительно был сон? Желание. Надежда.

Если Кэдмон не мертв, возможно, у нас все еще есть шанс заручиться его помощью. Кэдмон знает, что ждет нас в будущем. Он тот, кто должен направлять нас. Я качаю головой и делаю глубокий вдох, опускаясь рядом с ним, прижимаясь лбом к его плечу, прежде чем осознаю, что он обнажен выше пояса.

Снова поднимаясь, я моргаю, глядя на него. – Что… – Я тянусь за одеялами и срываю их, разинув рот при виде Теоса в полной наготе. – Ты что, в таком виде шел до моей комнаты?

Когда я снова встречаюсь с ним взглядом, в уголке его рта появляется усмешка, а бровь приподнимается. – Возможно… – уклоняется он.

Я набрасываю одеяло обратно на его бедра и медленно увеличивающуюся эрекцию там. С рычанием отворачиваюсь от него и соскальзываю на край матраса. – Чертовски глупо, – бормочу я. – Нас буквально держат в тюрьме из серы в ожидании смерти, высасывающей душу, а ты…

Смеясь, Теос обхватывает меня руками и тянет еще глубже на кровать. Если не ударить его локтем в живот и не врезать кулаком по его красивому лицу, вырваться из его цепких объятий – тщетная попытка. На мгновение я подумываю о том, чтобы все равно убрать свой кинжал, но затем отказываюсь от этой идеи, когда он сажает меня к себе на бедра и утыкается головой в изгиб моей шеи.

Несмотря на напряженный член, упирающийся в мой зад, он дышит медленно и ровно в течение нескольких секунд, не дотрагиваясь до моей груди или меж бедер. Вместо этого он, кажется, медлит, прежде чем заговорить. – Скажи мне, – настаивает он. – В чем дело?

Я закрываю глаза, когда свет рассвета за окном становится ярче и заливает остальную часть комнаты ровным освещением. Мои руки лежат на его предплечьях, прижимающих меня к нему. – Позже, – прохрипела я. – Я не совсем уверена, что это такое, но я расскажу тебе и остальным позже.

Теос поднимает голову и одной рукой касается моего подбородка. Мои глаза открываются, когда он поворачивает мою голову так, что я вынуждена встретиться с ним взглядом. Золотистый и слегка светящийся, он смотрит на меня с серьезностью, которую я редко у него видела.

– Ты действительно доверяешь нам? – спрашивает он легким голосом, несмотря на напряженное выражение лица. – Или нет?

Нет.

Да.

Блядь. Я нихуя не знаю.

Мой ответ, когда он приходит, – это все, что я могу предложить. – Я доверяю вам настолько, как никому другому, Теос.

Его губы приподнимаются, и морщинка между бровями немного разглаживается. – Полагаю, это лучшее, что я могу от тебя услышать.

Я беспомощно пожимаю плечами. – Это лучшее, что кто-либо когда-либо получал от меня. – И это ложь, думаю я про себя, потому что за последние несколько месяцев я кое-что поняла о Теосе и его братьях.

Даркхейвены – жестокие существа, монстры сами по себе, но друг другу они верны… и мне… Я думаю, что это может быть все, о чем я даже не подозревала, что ищу.

Еще раз наклонив голову, Теос накрывает мой рот своим. Его язык раздвигает мои губы и погружается внутрь. Со стоном смятения и разочарования я открываю рот и позволяю ему поступить по-своему – уступка, которую я никогда не делала ни для кого другого. То есть, для любого, кто не из Даркхейвенов.

Его поцелуй легкий и томный. Даже когда твердый выступ его члена скользит по ткани на моей заднице и поясницы, он не настаивает на большем. Вместо этого он, кажется, совершенно доволен тем, что просто целует меня. Его язык раскрывает меня снова и снова, его голова поворачивается то в одну, то в другую сторону.

Через несколько минут он меняет положение, побуждая меня повернуться и оседлать его, чтобы мы могли возобновить поцелуй. Не в силах ничего с собой поделать и каким-то образом понимая, что это всего лишь краткое бегство от нашей реальности, я позволяю ему.

Я опускаюсь к нему на бедра, прижимаясь к нему своей прикрытой тканью киской, скользя вверх-вниз, взад-вперед. Все это время его руки сжимают мои бедра, а его зубы, губы и язык сводят меня с ума. Мои бедра покрываются влажными соками, чем дольше длится поцелуй, а живот сжимается, сокращаясь от желания.

– Теос… – Я выдыхаю его имя, когда он отрывает свои губы от моих и отворачивает голову, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать его снова.

– Нет, Кайра, подожди.

Черт возьми, нет, я не хочу ждать. Обхватив его лицо рукой, я притягиваю его к себе и наклоняюсь, соблазняя его резкой встречей губ. Его низкий, рокочущий мужской смешок раздражает меня настолько, что я протягиваю руку между нашими телами и беру его член в ладонь.

Смех тут же обрывается, когда он делает резкий вдох. – Кайра. – Мое имя звучит предупреждением в его устах, на которое я не собираюсь обращать внимания.

Я поднимаю взгляд на его лицо, внезапно искажённое напряжением, и пробую первый медленный, аккуратный рывок – крепко обхватываю его ладонью и начинаю двигать рукой вверх-вниз, от основания к самому кончику. Он оскаливается, почти рыча.

– Черт возьми, Деа, – рычит он. – Ты меня убиваешь.

Выгибая бровь, я повторяю действие. – Уверяю тебя, – спокойно говорю я ему. – Я никогда никого не убивала таким образом.

Его бедра приподнимаются от прикосновений моей руки, толкаясь в моей ладони, пока он ищет большего давления, большего удовольствия. Я немного отодвигаюсь назад и протягиваю другую руку, на этот раз ниже, под его тяжелый член и к мешочку под ним. Теос хватается за простыни и одеяла по обе стороны от наших тел, скручивая их, когда еще одно неразборчивое ругательство срывается с его губ.

После всего, через что он и его братья заставили меня пройти, их коварные, иногда унизительные и более чем часто доминирующие личности, я думаю, что это первый раз, когда я почувствовала, что у меня действительно есть власть над одним из них. Я обнаружила, что мне нравятся эти ощущения.

Член Теоса дергается в моей руке, пульсируя, когда я добираюсь до головки и провожу большим пальцем по влажной открытой щели наверху. Перекатывая его яйца между пальцами, слегка сжимая их, я продолжаю качать его в своей хватке. Вверх и вниз, повторяя движения, пока этого не станет недостаточно для нас обоих.

Череда проклятий, а затем очень мучительное – Деа, – срывается с губ Теоса, когда я двигаюсь назад и вниз, прижимаясь всем телом к матрасу, пока мое лицо не оказывается над его членом. Одна его рука отпускает одеяло и запускается в мои волосы, развевающиеся серебристые пряди отводятся назад, от моего лица, и сжимая в твердый кулак.

– Да, – выдыхает Теос, когда я целую верхушку его члена, облизывая щелочку и пробуя там соленую жидкость. – Возьми меня, Деа. Возьми меня глубже, чем ты когда-либо брала кого-либо, и позволь мне кончить в этот прелестный ротик.

Дорогие Боги… Теос Даркхейвен – темный святой подо мной, его глаза полуприкрыты и опасно горят. Его губы приоткрываются, их округлость подчеркивается влажным блеском на них.

Внутри всё сжимается от безудержного желания, и я раскрываю рот шире, позволяя языку скользнуть вдоль нижней стороны его члена. Он на вкус – как соль и грех, опьяняющее сочетание, к которому я могу слишком легко привыкнуть… и слишком сильно подсесть. Оставив его мешочек, я обхватываю его член обеими руками у основания. Аккуратно провожу пальцем по вздувшейся вене от низа до самого верха, прежде чем взять его в рот. Как только мои губы сомкнулись на чувствительной, грибовидной головке, его бёдра резко подались вперёд, и он врывается внутрь сразу на несколько дюймов.

Рука на затылке сжимается, не давая мне отстраниться. Я опускаюсь все ниже и ниже, втягивая его, пока он не достигает задней стенки моего горла. Учащенно вдыхая через ноздри, я поднимаю взгляд из-под ресниц, чтобы увидеть выражение его лица. Голова Теоса наклонена вниз, его сияющие золотистые глаза устремлены на меня, на то место, где между моими губами находится его член.

Искра чего-то сродни молнии пробегает по моим венам, и я резко вздрагиваю. Это не только в моих венах, но я чувствую это в своем теле, между губами, на языке и на затылке, где он так крепко сжимает меня. Мой взгляд приковывается к его лицу, когда медленная улыбка растягивает его губы, и сквозь улыбку просвечивают белые зубы.

– Ты так мило выглядишь, преклоняясь передо мной, Деа, – ласково бормочет он. Собрав длинные пряди моих волос, он приподнимает их, собирая в кулак. – У тебя такие красивые волосы, – продолжает он, пропуская длинные завитки между пальцами. – Как паучий шелк.

Он покачивает бедрами напротив моего лица, прижимаясь, а затем отстраняясь на дюйм или два, потираясь нижней стороной своего члена о мой язык. Моя киска сжимается от желания, от голода. Хотя я хочу, чтобы он был внутри меня, чувствовать, как он жестко вторгается в мое тело, чтобы доставить мне столько боли или удовольствия, сколько он хочет доставить, – это действие, которое я совершаю для него, полностью порабощает.

Я хочу закрыть глаза и сосать его еще сильнее, позволить себе погрузиться в его вкус и запах и позволить ему использовать меня, как обычную шлюху. Я хочу, чтобы он изгнал все мысли из моей головы, все воспоминания о том сбивающем с толку сне. Потому что я знаю, что это именно так и было – сон. Так и должно было быть.

Кэдмона нет в живых. Его не может быть. Это просто принятие желаемого за действительное; желание испуганного ребенка иметь кого-то, к кому можно обратиться – кого-то более сильного, более знающего, кого-то, кто может что-то сделать, чтобы спасти меня.

Сейчас меня некому спасти. Я захвачена добрейшим из Дархейвенов, но даже у него есть своя тьма, которую он хочет выпустить на волю, и у меня нет выбора, кроме как позволить этому случиться. В глубине души, однако, я знаю, что не отсутствие выбора заставляет меня разжимать челюсти и раздвигать бедра, вжимая колени в матрас. Это жадность.

Осталось еще несколько дюймов, и я знаю, что если я хочу взять его полностью, ему придется зайти дальше, чем я когда-либо брала любого другого мужчину – именно так, как он приказал. Несмотря на очевидное напряжение и желание, отражающиеся на его лице, на мгновение ухмылка Теоса становится шире.

– Ты думаешь, у тебя получится? – спрашивает он с вызывающей ноткой в голосе. – Ты сможешь отсосать мой член и принять его до самого горла, Кайра?

Мой рот сжимается вокруг твердого ствола, и мой язык практически вибрирует там, где на него надавливает его тяжелая длина. Я могу это сделать? Я прищуриваюсь и смотрю на него. Неужели он думает, что я поведусь на такую очевидную уловку?

Да, он так и думает, потому что это работает.

Теос упирается своим членом в заднюю стенку моего горла, из его горла вырывается низкий стон. Его хватка на моих волосах усиливается до боли, пряди резко натягиваются на кожу головы, что, кажется, посылает еще больше тех странных молний – горячих и не совсем болезненных, но все еще очень сильных – сквозь меня.

Снова и снова он проникает в мой рот, получая удовольствие от моих губ, как будто мы оба были рождены для того, чтобы играть эти наши роли. Я позволяю своим глазам закрыться, скользя языком под его стволом, ощущая еще соленый привкус на его плоти. Влага от головки стекает к задней стенке моего горла, и я рефлекторно сглатываю, желая большего. Это действие заставляет весь мой рот и горло сжиматься и ритмично пульсировать по всей длине его члена, пытаясь выполнить обычный акт приема чего-то в свой живот. Странное ощущение, кажется, доводит Теоса до крайности. С приглушенным рычанием он толкается до задней части моего рта, удерживая мою голову теперь двумя руками, прижимая мое лицо к своему паху.

– Черт!

Жидкий огонь струится в мое горло и желудок, поток за потоком насыщенной, горячей спермы наполняет меня, пока она не угрожает захлестнуть меня, и я задыхаюсь от ее количества. Теос отстраняется, прижимая головку своего члена прямо к моим губам, чтобы остальная часть могла выплеснуться на мой язык. Я сглатываю столько, сколько могу, глаза горят, ноздри раздуваются, когда я все это время пытаюсь глубоко дышать.

– Не глотай, блядь, все, – рычит Теос. – Не смей, блядь, проглатывать.

Удивленно моргая, я смотрю на него, но он уже отстраняется от моего рта и ловко соскальзывает с кровати. Увлекая меня за собой, я понимаю долю секунды спустя, когда его рука не отпускает мои волосы, но использует свою хватку, чтобы стащить меня с матраса на пол.

Я слишком удивлена и сбита с толку, чтобы бороться с ним, и не вижу для этого никаких причин, поскольку он не причиняет мне боли. Когда мои колени касаются пола, рука Теоса ненадолго отпускает мои волосы, чтобы он мог дотянуться до моей туники. Стянув ее с моей головы, он обнажает мои не перевязанные груди – бинты, которыми я пользовалась в тот день, остались висеть рядом с умывальником позади меня.

Он крутит мой сосок между большим и указательным пальцем, и, глядя на меня сверху вниз, Теос наблюдает, как мои губы приоткрываются от шока. Казалось, он посылает раскалённые, огненные молнии через грудь прямо в мою сердцевину.

– Боги, да, – бормочет он. – Вот так. Посмотри на меня, Деа.

Не в силах сдержаться, я выгибаюсь дугой от острой боли, которую он причиняет моим соскам, и делаю, как он приказывает, глядя на него снизу вверх. – Твои губы покрыты моей спермой, – бормочет он, словно загипнотизированный моим ртом. – Твой язык весь в ней. Черт, это заставляет меня хотеть…

Он снова сжимает мой сосок, протягивая вторую руку и проделывая то же самое с другим. Я вскрикиваю, выгибаясь сильнее, и он наклоняется ниже. Опускаясь передо мной на колено, Теос вырывает звук из моего горла, просовывая свой язык в уголки моего рта.

Прикосновение его губ к моим, кажется, является переломным моментом моей пассивной прелюдии, и я пылко целую его в ответ. Протягивая руку, я хватаю его за голову и прижимаю к себе, скользя своим языком по его языку, позволяя ему ощутить вкус собственного освобождения на мне.

Он снова сжимает пальцами мои соски, пощипывая и выкручивая, сея хаос у меня внутри. Мой живот переворачивается, моя киска сжимается от напряжения. Мои руки отпускают его голову и скользят к завязкам на штанах. Быстро развязываю их – чувствую, как кинжал, спрятанный у поясницы, ослабевает и с глухим стуком падает на пол спальни. Я разрываю поцелуй, чтобы встать и сбросить с себя остатки одежды.

– Трахни меня. – Эти слова одновременно и мольба, и требование. Член Теоса уже снова напрягся, выглядя еще более возбужденным, чем до того, как он кончил мне в рот. Ствол светло-розовый, но головка – о, головка. Оно насыщенного бордового цвета, настойчиво сочащееся на кончике.

Глаза Теоса, стоящего передо мной на коленях, на долю секунды становятся черными, прежде чем вернуться к своему естественному золотистому цвету.

– Я твой, – шепчет он. – Клянусь Божественным Царством, Кайра Незерак. Я твой.

Его руки скользят вверх по моим теперь обнаженным бедрам, Теос прижимается носом к слегка округлому изгибу моего живота, а затем опускается ниже, к местечку между ними, скользкому от моего желания. Его горячий язык скользит вверх по одной стороне моей киски, а затем вниз по другой, собирая мою влагу, прежде чем он проникает глубже. Раздвигая бедра и хватая его за голову, я прикусываю нижнюю губу достаточно сильно, чтобы почувствовать вкус крови. Я хочу, чтобы его член был во мне, я хочу чтобы эта чёртова спинка кровати вбилась в камень и прошла сквозь стену. Но я также хочу этого – награды, наслаждения, платы за то, как он кончил мне в рот.

– Вот на что похож Божественный вкус, – бормочет Теос. – Я мог бы умереть прямо здесь, с моими губами на твоей сладкой киске. – Последние слова он выдыхает мне в кожу, уткнувшись в мою нежную плоть, прямо перед тем, как он втягивает в рот бутон моего клитора.

Белый огонь обрушивается на меня за долю секунды. Сквозь мои зубы вырывается крик, и в следующий момент я обнаруживаю, что меня поднимают обратно на кровать, переворачивают на живот и прижимают лицом к одеялам и подушкам, чтобы заглушить шум.

Твердый, горячий ствол упирается в отверстие моей киски. Я вскидываю голову со вздохом, когда одна из рук Теоса с силой опускается на мое плечо, а другая – на бедро. Он притягивает меня обратно к себе, насаживая на свой член быстрым движением, от которого в моих легких не хватает воздуха, а влагалище саднит от боли.