Текст книги "Прибежище из серы и тьмы (ЛП)"

Автор книги: Люсинда Дарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Глава 16

Кайра

– Кайра, притормози! – Я не прислушиваюсь к зову Руэна, предпочитая вместо этого подниматься по лестнице, ведущей из скрытой подземной тюрьмы, перепрыгивая через две ступеньки за раз, пока свежий теплый воздух верхнего этажа не ударит мне в лицо. Даже тогда я не прекращаю двигаться. В ту секунду, когда мои ноги ступают на последнюю ступеньку, я практически выпрыгиваю из лестничного колодца и начинаю бежать.

Вниз по темным коридорам, через лабиринт туннелей, которые дала мне мысленная карта Ары. В большой зал Академии Ортус, а затем, наконец, в жилой коридор, полный спален. Все это время я чувствую торопливые шаги Руэна, идущего в ногу со мной. В поле зрения появляется дверь в мою спальню, и я преодолеваю последнее расстояние до нее с такой невероятной скоростью, что даже не чувствую, как мои ноги касаются пола.

Моя грудь тяжело вздымается, когда это давнее воспоминание подстегивает меня. Никто не придет, чтобы спасти тебя. Никто не придет, чтобы спасти тебя. Никто не придет, чтобы спасти тебя.

Черт возьми. Слезы подступают к моим глазам, горячие и тяжелые. Я пытаюсь запихнуть их обратно, зная после последних десяти лет своей жизни, что никакое количество слез никогда не облегчит боль. Они просто делают человека слабее обстоятельств, с которыми он сталкивается. Сильные женщины не плачут. Они не сворачиваются в клубок и не умоляют вселенную о спасении. Они не ждут, как девушки из сказок. Если бы я ждала, что кто-то спасет меня в Преступном Мире, то умерла бы много лет назад.

Даже если бы я не знала этого тогда, факт в том, что Кэдмон, по крайней мере, научил меня одной вещи – вся эта чушь, которую несет Трифон о том, что смертные не могут убивать Богов, всего лишь такова. Чушь собачья.

Я влетаю в свою комнату и хватаюсь за край двери, намереваясь закрыть ее за собой и запереть на замок, когда громоздкая фигура Руэна проносится мимо меня в последнюю секунду. Тяжело дыша, пыхтя, покрытая пылью и потом и дрожа от силы своих эмоций, я отпускаю дверь и указываю на нее.

– Убирайся, – рявкаю я, гордясь тем, что мой голос не выдает ярости, боли и предательства, жгущих в глубине моих глаз.

Руэн мгновение молчит, его грудь поднимается и опускается, когда он делает несколько глубоких вдохов. Затем он делает шаг вперед. – Кайра…

– Убирайся! – Я кричу, не заботясь о том, кого сейчас разбужу. Я не могу этого сделать. Я не могу быть с ним наедине. Я не могу позволить ему – кому бы то ни было – увидеть меня такой.

Руэн топает вперед, и когда я напрягаюсь, сжимаю руку в кулак и поднимаю ее навстречу ему, он едва уворачивается. Вместо этого он хватается за дверь и захлопывает ее, прежде чем защелкнуть замок. – Нет. – Я качаю головой. – Ты должен уйти. Я не хочу, чтобы ты был здесь.

– Чертовски хреново. – Мелкая дрожь пробегает по моим пальцам к запястьям и рукам, и довольно скоро она охватывает меня со всех сторон, поглощая меня.

Я закрываю лицо руками, когда из меня вырываются слезы. – Уходи… – я задыхаюсь. – Пожалуйста, блядь… Руэн, пожалуйста, уходи.

Мои ноги подкашиваются подо мной. Я ожидаю почувствовать, как твердый пол врезается в мои коленные чашечки, но пара сильных рук обхватывает меня, поднимая вверх и прижимая к такой же мощной груди. – Все в порядке, – бормочет Руэн, его голос глубже, тише, чем я когда-либо слышала от него. – Ты в порядке.

Я скорее чувствую, чем вижу, как он пересекает комнату и подходит к кровати, потому что мои руки все еще прижаты к лицу в тщетной попытке скрыть текущие слезы. Я не в порядке. На самом деле, я не думаю, что со мной было все в порядке в течение долгого гребаного времени, и сегодня вечером последние стены были разрушены.

Воздух кружится вокруг нас, когда Руэн опускает себя и меня на край матраса. Он крепче усаживает меня к себе на колени и раскачивает взад-вперед. Одна рука касается моего затылка, пальцы перебирают волосы, поглаживают. Утыкаясь лицом в его грудь и плечо, я, наконец, отпускаю свои руки и обнимаю его за плечи. Я прижимаюсь ближе, хватая ртом воздух, когда обжигающие слезы пропитывают его тунику спереди.

Я даже не утруждаю себя вопросом, закрыл ли он потайную дверь. Я не думаю о том, как жестоко было с моей стороны оставить Кэдмона и… мою мать… там, где они были. В холоде их тюрьмы. Без еды. Без света. Без ничего. У меня нет сил смотреть правде в глаза. Все это слишком. Слишком быстро мои эмоции вспыхнули во мне, взрываясь, как сухое дерево под огнем.

Никто не придет, чтобы спасти тебя. Что-то внутри меня ломается, разваливается на части. Или, возможно… она была сломана с самого начала, просто треснувшая оболочка души, которая едва выживала последние десять лет моей жизни. Но сегодня что-то изменилось. Я посмотрела в глаза единственному человеку, который должен был предпочесть меня всем остальным, и когда я хотела почувствовать любовь, облегчение и всевозможную надежду – все, что я почувствовала вместо этого, был гнев. Обида. Предательство.

Никто не придет, чтобы спасти тебя. Мои внутренности разрываются на части, кусочек за кусочком, распутываются, пока не остаются только очертания того, что когда-то было человеком. То, что когда-то было мной.

Никто не придет, чтобы спасти тебя. Я еще глубже погружаюсь в себя, ощущение тепла тела Руэна, прижатого к моему собственному, улетучивается. Рука Руэна в моих волосах исчезает. Вся комната и сам Ортус исчезают, пока не остаются только зазубренные кости и разорванные хрящи остатков моей души.

– Никто не придет, чтобы спасти меня. – Слова, сказанные так давно, пронзают мой череп и причиняют больше боли, чем я когда-либо думала, способен выдержать один человек.

Напряжение сжимается вокруг меня, собирая все осколки моего тела в одно место. – Я приду.

Долгое время я не понимаю, кто это отвечает – и что последнюю фразу из прошлого я произнесла вслух. Открывая глаза и моргая, прогоняя пелену слёз, я поднимаю взгляд и вижу, как Руан смотрит на меня. Цвет полуночи – это буря над чёрной водой. Это лес из мёртвых тел, отданных Богам тьмы и красоты. Это гранаты и ежевика, раздавленные волнами сирен. И, несмотря на всё это, именно этот цвет полуночи, отражённый во взгляде Смертного Бога, вытаскивает меня с самого края бездны.

Руэн берет мое лицо в ладони, поглаживая большим пальцем и вытирая липкую соль моих высыхающих слез. – Я всегда буду приходить, чтобы спасти тебя, – шепчет он.

Затем, не дожидаясь от меня никакого согласия, он наклоняет голову и прикасается губами к уголку моего рта. Он не целует меня сразу, не сейчас, но позволяет своим губам стереть следы моих слез. Стыд угрожает затянуть меня обратно, но его руки на моем теле остаются непоколебимыми, сжимая достаточно крепко, чтобы удержать меня здесь и сейчас.

Он медленно проводит губами по моей щеке, пока я не вынуждена закрыть глаза, мои влажные ресницы не прилипают друг к другу, а затем к коже, когда он нежно целует мои закрытые веки. Сначала один, потом другой. Затем его рот скользит по другой моей щеке и возвращается к губам. К тому времени, как он достигает их, я задыхаюсь.

Затем Руэн отстраняется и смотрит на меня сверху вниз, пока его тело удерживает меня в крепких объятиях. Я просто хочу, чтобы он понял – я хочу, чтобы кто-нибудь понял – я не ненавижу ее. Никогда не ненавидела. Но негодование, которое копилось в течение последних двадцати лет моей жизни, усугубленное смертью моего отца, а затем годами, проведенными с Офелией в Преступном Мире, – оно не может исчезнуть за одну ночь. Ему нужно как-то высвободиться.

Мои тело и душа, залитые кровью и болью, нуждаются в очищении, и никакие извинения с ее стороны не помогут. Я не знаю, что поможет.

Руэн касается моего подбородка, заставляя меня посмотреть ему в глаза, и когда я хочу отстраниться, отвести взгляд, его хватка становится жестче.

– Не надо, – предупреждает он. – Не смей отводить от меня взгляд.

Моя губа дрожит, пока я не прикусываю ее, мои зубы погружаются в мягкую плоть там. Сине-фиолетовый цвет его радужек, кажется, вспыхивает пламенем, его зрачки расширяются, пока не поглощают почти весь полуночный огонь, который он кладет к моим ногам.

– Неважно, как далеко, неважно, насколько ты потеряна, я бы погрузился в глубины моря и бросил вызов смерти ради еще одной ночи в твоих объятиях. – Мое сердце бьется в диком, учащенном темпе под моей грудной клеткой. Свежие капли пота выступают вдоль позвоночника под плащом и туникой. Струны последнего так туго сжимаются у меня на горле, что я боюсь упасть в обморок. Даже Руэн все еще одет в свое, ни у кого из нас и в мыслях не было раздеваться, прежде чем лечь на кровать.

Губы Руэна подергиваются, как будто он может уловить мои блуждающие мысли, и он наклоняется еще ближе, пока его глаза не впиваются в меня, и жар его дыхания, когда он шепчет последние слова своего обещания, касается моих губ.

– Я. Всегда. Буду. Приходить. Чтобы. Спасти. Тебя.

Глава 17

Руэн

Дрожь пробегает по ее телу, когда мои губы наконец встречаются с ее губами. Она приоткрывается для меня, как будто это самое легкое, что она когда-либо делала, ее губы размыкаются, и ее язык скользит, чтобы коснуться моего языка. Низкий стон вырывается из моей груди. В ту секунду, когда она начинает целовать меня в ответ, чтобы принять любовь, которую я ей дарю, мои руки перемещаются к ее одежде. Я развязываю завязки, удерживающие ее плащ на ее теле, а затем делаю то же самое со своей. Ткань спадает.

Ее руки обнимают меня за плечи, ее тело извивается, сбрасывая остатки плаща на землю, пока она пытается прижаться ближе. С ее губ слетают тихие мяукающие звуки, звук, который я никогда не ожидал услышать от такой сильной женщины. Но если что-то и научило меня тому, что даже у сильнейших воинов бывают моменты слабости, так это мой собственный опыт.

Я отвечаю на ее пыл своим, целуя ее до тех пор, пока не перестаю дышать. Мои руки прижимают ее к себе, приподнимая, чтобы она оседлала мои бедра, в то время как мои ноги остаются на полу. Наши тела сталкиваются, преграда в виде одежды, которую мы все еще носим, касается моих нервных окончаний, когда Кайра отрывается от моих губ, чтобы проложить дорожку вниз по линии подбородка к горлу. Моя голова откидывается назад, и мой член становится невероятно твердым, когда она сжимает зубами изгиб моего горла. Подобно животному, требующему свою добычу, она кусает до тех пор, пока не прокусывает кожу.

Моя рука на ее спине движется вверх по позвоночнику. – Сделай это, – прохрипел я. – Предъяви права на меня. – Я хочу, чтобы моя кровь была у нее во рту. Я хочу ощутить это на ее губах. Я хочу увидеть визуальное доказательство того, что она нуждается во мне.

Ее зубы сжимаются на моей плоти и погружаются глубже. Мои пальцы тянут ворот ее туники, и только когда я слышу треск рвущейся ткани, я понимаю, что порвал эту чертову вещь. Острая боль в моем горле – ничто по сравнению с агонией моего члена, пульсирующего внутри моих брюк. Ее пышная задница раскачивается взад-вперед напротив меня, толкаясь вниз, а затем вверх, имитируя акт секса. Низкое рычание поднимается к моему горлу.

На долю секунды комната вспыхивает ярким опасным малиновым цветом, перекрывая мягкий, приглушенный лунный свет из ее окна и серые оттенки стен. Все сливается в кардинальное сияние, предупреждая меня о том, что я нахожусь на грани того, чтобы быть подавленным своими собственными проклятыми Богами силами.

Когда Кайра наконец отпускает меня и садится, красная дымка исчезает. Потом я вижу капельку крови у нее на губах и то, как она высовывает свой маленький язычок, чтобы попробовать ее на вкус. Несокрушимый самоконтроль, который я всегда поддерживал и которым гордился, рушится в одно мгновение. Исчезли цепи вежливости. Исчезли оковы, которые сковывали меня гранями приличия.

Я хочу, чтобы она лежала подо мной обнаженная. Я хочу, чтобы ее плоть сжимала мой член, и я хочу, чтобы она насытилась каждой каплей наслаждения, которое я могу ей дать.

В следующее мгновение Кайра приземляется спиной на матрас, ее глаза расширяются от внезапности движения. Медленнее. Медленнее. Медленнее. Я подавляю мысленный призыв не пугать ее. Я касаюсь передней части ее туники и срываю ее с нее. Если она и замечает новую прореху на спине ткани, пока та летит с кровати, – не подаёт вида. Вместо этого, кажется, ей даже доставляет удовольствие разжигать во мне зверя до новых пределов жестокости.

Ее бедра двигаются подо мной, а тугая повязка на груди впивается в кожу, оставляя следы, пока она тяжело дышит. Не раздумывая, я хватаю ткань между её грудей – и разрываю её посередине. Жёсткая материя расползается в стороны, обнажая её бледную грудь с сосками цвета спелой ягоды, и оттенком розы.

Вид ее, полуобнаженной и распластавшейся подо мной, дает волю зверю, которого лучше бы оставить в клетке. Обхватив одну грудь рукой, я наклоняюсь и посасываю сосок. Я провожу языком по твердому кончику, пока ее тело выгибается и извивается подо мной. Одна из ее рук поднимается и сжимает мой затылок, прижимая меня к себе. Как будто у меня есть какие-то планы уйти куда-то еще. Если бы мужчина мог родиться для того, чтобы делать что-то одно, я подозреваю, что моей целью в этой жизни было бы доставлять удовольствие этой женщине.

Ногти царапают мой затылок, посылая молнии по моим венам, пока я посасываю и покусываю ее соски. Сначала один, потом другой, пока оба не наливаются багровым жаром, который соответствует моему собственному туману безумия. Когда я наклоняюсь над ней, Кайра отпускает меня, чтобы атаковать перед моих брюк. Ее пальцы освобождают мой член от его ограничений, и я отстраняюсь, чтобы полностью снять штаны, пока она затем делает то же самое со своими.

Злобное проклятие, которое не произнесла бы ни одна спокойная скромная девушка, вырывается из нее, когда она изо всех сил пытается избавиться от штанов. Сдерживая ухмылку, которая не должна была мешать моей концентрации, я хватаю ее за штанины и полностью снимаю их, перекидывая через одно плечо.

Теперь, когда на ней не осталось ничего, кроме плоти и желания, я переползаю через нее и прижимаю ее руки над головой к матрасу. Спина выгибается, груди касаются моих грудных мышц, я наклоняюсь и нависаю губами прямо над ее губами.

Ее глаза закрываются, и она выгибается дугой в ожидании. Проходит такт, затем другой, и когда она понимает, что я не собираюсь ее целовать, ее глаза распахиваются, а из горла вырывается сердитый звук.

– Что ты делаешь? – требует она. Ее бедра прижимаются к моим, ее сердцевина так близко к напряженной эрекции, расположенной между нами. Она дергается и извивается, и я прижимаюсь своими бедрами к ее, наваливаясь на нее всем своим весом, чтобы удержать ее неподвижной.

– Руэн. – Она рычит, ругается и дергает свои скованные руки.

– Посмотри на меня. – Команда льется с моих губ, как вода. Постепенно, после еще нескольких секунд яростных царапаний и требований, ее глаза, наконец, возвращаются к моим и успокаиваются. – Вот так. – Я перемещаю обе ее руки к центру матраса, удерживая их только одной своей, чтобы прикасаться к ней более тщательно.

Скользя вниз, по округлости ее щеки, к выступающему подбородку, а затем к стройной, красивой шее. Мои пальцы сжимаются там, оборачиваясь вокруг ее горла, сдавливая с обеих сторон, пока ее глаза немного не расширяются, недостаточно, чтобы выдать страх, но достаточно, чтобы я знал, что она чувствует меня – по-настоящему и безгранично чувствует меня.

Когда мои пальцы касаются ее шелковистой кожи, мне открывается уязвимость, которую я увидел, когда она сбежала от камеры своей матери. Я смотрю в насыщенные грозные глаза цвета расплавленной стали. – Я буду всем, кем тебе нужно, чтобы я был, Кайра Незерак. Я буду монстром. Я буду твоим святым, или я буду твоим Богоубийцей, если это потребуется. – Мне все равно, кто я такой, лишь бы она никогда не переставала нуждаться во мне. – Но знай это.

Ее дыхание становится неровным, как и мое.

– Я всегда найду тебя. – Я устраиваюсь между ее раздвинутых бедер, раздвигая их шире, чтобы вместить мой обхват. – Потому что ты моя. – Ее дыхание вырывается из груди, а глаза вспыхивают осознанием, когда головка моего члена касается ее влажной щели. Я сдерживаю желание застонать. Словно расплавленный жар, ощущение одного этого легкого прикосновения вызывает у меня желание погрузиться глубоко в нее и обрести рай, в котором мне было отказано слишком много проклятых лет.

– Скажи это. – Слова срываются с моих губ предупреждающим рычанием, практически провоцируя ее лишить меня права собственности. Она обнажает ряд идеальных бледных зубов, когда моя головка проскальзывает внутрь на самый маленький дюйм.

Ее спина бессознательно выгибается, а бедра покачиваются. Я крепче сжимаю ее горло, перекрывая приток крови по бокам, и мне нравится, как она дрожит под напором пьянящего удовольствия, которое приносит это действие.

– Скажи. Это. – Мои бедра вращаются по кругу, вращая мой член внутри ее отверстия, а затем вынимая.

Со вздохом голова Кайры откидывается на подушки, и ее глаза, сузившись, смотрят на меня. Кончик одного клыка прикрывает плюшевую полноту ее нижней губы, прикусывая ее достаточно сильно, чтобы потекла кровь. Я ничего не могу с собой поделать при виде этого. Я наклоняюсь и прикасаюсь языком к ране, слизывая ее кровь, прежде чем завладеть ее ртом в порочном, карающем поцелуе. Ее руки дергаются в моей хватке, ее груди приподнимаются и прижимаются к моей груди, затвердевшие соски упираются в мою плоть.

– Если ты хочешь мой член, ты скажешь это, – бормочу я, прерывая поцелуй и прижимаясь своим лбом к ее. Мой голос становится тише. – Не будь гребаной трусихой, Кайра. Скажи мне, что ты моя.

Почти сразу после того, как последнее слово слетает с моих губ, я снова прижимаюсь к ее отверстию и вхожу внутрь, до упора.

Крик эхом вырывается из ее горла. – Твоя! – Она задыхается, ее тело изгибается под моим, когда я выхожу и толкаюсь обратно. Сжимая ее горло ладонью, я наклоняю бедра и погружаюсь в тиски ее влагалища. Снова и снова я вхожу в нее. Пыль осыпается нам на головы, когда изголовье кровати отодвигается от стены только для того, чтобы ударяться о нее каждый раз, когда я погружаюсь в нее.

Ее киска сжимается вокруг моего члена, пульсируя, когда ее глаза закатываются. Она царапает простыни, затем мою грудь. Ногти впиваются в мою плоть, выпуская кровь. Со стоном я отпускаю ее горло и хватаю за бедра, чтобы она не сбросила меня. Снова и снова я вхожу в нее с силой, на всю длину своего члена, когда она вскрикивает. Слезы текут из уголков ее глаз. Длинные, шелковистые волны ее серебристых волос разметались по матрасу.

Разрядки, которую она находит вокруг моей длины, почти достаточно, чтобы отправить меня за грань, но я стискиваю зубы и подавляю желание высвободиться внутри нее. Не сейчас. Я хочу чего-то другого. Чего-то большего. Наши роли странным образом поменялись местами. В первый раз, когда мы занимались этим, она была светом, который вывел меня из тьмы. Теперь я благодарен за то, что могу отплатить ей тем же.

В ту секунду, когда стенки ее влагалища ослабляют сжатие, я выхожу, едва взглянув на влагу, пропитавшую мой твердый член, когда переворачиваю ее на живот и поднимаю на колени.

– Руэн…

Я наношу ей звонкий шлепок по заднице, заставляя ее выгнуться под идеальным углом. Я возвращаюсь в ее тепло, прежде чем она успевает произнести еще хоть слово, прежде чем она может даже подумать отказать мне. Как только я снова погружаюсь до упора, меня встречают тугие скользкие стенки, в этой новой позе, я обхватываю ее руками и поднимаю, пока ее спина не оказывается у меня на груди. Мои руки ползут вверх по ее бокам. Каждая впадинка, каждый изгиб ее кожи, кажутся мне прекрасными.

Сила и мощь в этих ее костях говорят о годах мучений. На фоне ее кожи моя кажется темнее, отчего белые линии, портящие мое тело, выделяются еще больше. Я опускаю голову ей на плечо и прерывисто дышу, медленно входя в нее. Ее мышцы снова сжимают меня, выдаивая сперму прямо из моих яиц. Я стону, потому что сдерживаться становится больнее, чем от любого клинка из серы.

Она задыхается, как будто не может наполнить легкие достаточным количеством воздуха, но я хочу от нее большего.

– Моя, – шепчу я ей. – Моя. – Женская ладонь тянется назад, зарываясь в темные волосы у меня на затылке.

Кайра наклоняет голову, кладя ее мне на плечо, когда я отрываюсь от нее. Ее груди, округлые, высокие и упругие, выступают вперед, и я не могу сопротивляться. Я обхватываю её ладонями, сжимаю, затем берусь за соски, щиплю и перекатываю их между пальцами. Она глухо стонет, а пальцы, запутавшиеся в моих волосах, сжимаются сильнее – она резко дёргает меня за волосы.

– Ты получил то, что, блядь, хотел, Руэн… – Ее слова обрываются, и она шипит, когда я пощипываю ее соски немного сильнее, чем раньше, ровно настолько, чтобы почувствовать ответную волну напряжения, когда ее влагалище сжимается вокруг моего члена. – Блядь. – Она стонет, когда я отпускаю твердые соски и провожу ладонью вверх.

Я поворачиваю ее лицо ко мне, и она с готовностью открывает рот, принимая мои требования так, как я всегда мечтал, – охотно, хотя и немного с тенью упрямства. Наши рты соприкасаются, как враждующие нации в великой битве. Вначале жесткость, а затем абсолютная мягкость, когда наши языки соприкасаются, и, наконец, мы расстаемся – оба затаив дыхание.

Однако есть одна вещь, которая становится невероятно ясной. Небо может рухнуть вокруг нас. Боги могли бы снести наши головы с плеч. Мы могли бы превратиться в камень прямо здесь и сейчас. И моей последней мыслью было бы, что я умер в объятиях рая. В ее объятиях.

Когда приходит мое освобождение, оно вызывает такую отчаянную агонию, что я издаю резкое проклятие и врезаюсь в нее бедрами, прикусывая, даже когда тянусь к ее прекрасному влагалищу. Мои пальцы скользят по пучку нервов на верхушке ее бедер, вызывая у нее еще один сотрясающий оргазм, когда струйки моей спермы заливают ее внутренности.

О, как я хочу большего. Как бы я хотел, чтобы у нас была вечность, чтобы исследовать эту неистовую потребность между нами… но в этом опасность желаний, не так ли? Это всего лишь проблеск того, что могло бы быть. Даже мои иллюзии не так жестоки.