Текст книги "Прибежище из серы и тьмы (ЛП)"

Автор книги: Люсинда Дарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глава 27

Руэн

Люди лгут. Это факт, который я усвоил слишком хорошо. И если люди лгут, то то же самое делают и Боги. В конце концов, они – по собственному признанию Кэдмона – всего лишь люди. Другие люди. Люди, обладающие силой, превосходящей мощь предков этого мира, но тем не менее люди.

Ложь Кайры, однако, только усиливает боль в моей груди. Осознает она это или нет, скрывать свои эмоции – это ложь. Ложь самой себе, которая медленно, но верно разрушит ее изнутри. В конце концов, я это хорошо знаю, так как у меня, остались собственные шрамы, от моих попыток сделать то же самое.

С наступлением темноты я выскальзываю из жилых коридоров вниз. Через большой зал я иду по пути, по которому Кайра и ее ментальная карта паука провели меня несколько дней назад. Когда я добираюсь до стены, за которой находится лестница в тюрьму внизу, я снова поражаюсь тому, насколько хорошо она спрятана.

Свет, направляющий мои шаги, мерцает, как будто моя сила иссякла с тех пор, как я в последний раз спускался сюда. Я останавливаюсь на лестнице, когда она полностью гаснет. Мой затылок покрывается потом, и мне требуется несколько долгих мгновений концентрации, чтобы вернуть иллюзию пламяни. Он стал более тусклым, но на этот раз не гаснет, пока я спускаюсь по оставшемуся пути и направляюсь по нижним коридорам.

Когда мои шаги приближаются к камерам, в которых содержатся Кэдмон и мать Кайры, звуки их движений эхом доносятся до меня. Я останавливаюсь перед ними, беру сумку, которую нес с собой, и опускаю ее на землю.

– Руэн. – Кэдмон подходит к решетке своей камеры. Он выглядит здоровее, чем раньше. Конечно, он все еще изможден, небольшие порции еды и припасов, которые Каликс доставлял через своих змей, не смогли по-настоящему стереть следы заключения, но его глаза стали ярче, гораздо живее.

– Я принес еще еды, – говорю я ему, осматривая пол их клеток. – Змеи же приносили вам немного раньше, да?

– Все спрятано. – Это говорит женщина, Ариадна, когда она тоже подходит к передней части своей камеры, протягивая руки, чтобы ухватиться за прутья. Звон цепей привлекает мое внимание к ее лодыжкам и запястьям.

Темные звенья свисают с манжет, обернутых вокруг ее худых конечностей, но они не связаны вместе. Быстрый взгляд на Кэдмона показывает то же самое, хотя его цепи хорошо сочетаются с цветом его кожи, из-за чего их труднее разглядеть.

В прошлый раз я был настолько ошеломлён их присутствием, что даже не заметил: они заперты не просто за решёткой из серы, но ещё и прикованы к земле кандалами из того же материала. Мне следовало бы подумать о чём-то ещё – возможно, о каком-нибудь инструменте, с помощью которого можно было бы освободить их от этих оков.

Я достаю несколько свертков черствого хлеба, которые змеи Каликса раздобыли в столовой после закрытия. Разделив свертки пополам, я вручаю один Кэдмону, а другой Ариадне, прежде чем вернуться за канистрами с водой.

Два заключенных Бога с благодарностью принимают дары и прячут их в глубине своих камер за камнями, прежде чем вернуться к решетке. Я не упускаю из виду, как Ариадна оглядывает пространство вокруг меня, пытаясь заглянуть в коридор, будто высматривая свою дочь, – но даже если бы я это и пропустил, её слова невозможно не заметить.

– Где моя дочь? – спрашивает она, и глаза того же цвета, что и у Кайры, останавливаются на мне. Однако, в отличие от глаз Кайры, они почему-то более яркие, потрескивающие от неиспользованной энергии.

Я достаю книгу из сумки и прижимаю к боку. – Она не придет.

Ариадна скрывает свою реакцию. Ее лицо не меняется и не дергается от разочарования, хотя я знаю, что это так. Над моей головой снова мерцает иллюзия моего света, и я знаю, что мне нужно поторопиться с этим.

Подойдя к камере Кэдмона, я протягиваю ему книгу. – Твоя книга пророчеств больше ничего нам не дает, – говорю я ему. – Нам нужны ответы, а с тех пор, как ты пропал, здесь ничего не появлялось…

Кэдмон не забирает у меня книгу; вместо этого его взгляд устремлен на парящий над нами свет. – Что не так с твоими способностями? – он требует.

Я стискиваю зубы и постукиваю краем тома по одной из зубчатых решеток его камеры, чтобы вернуть его внимание к текущему вопросу. – Книга, Кэдмон, – говорю я. – Мне нужно знать, почему она не дает нам больше информации.

Он не отвечает мне. Вместо этого его рука проскальзывает между прутьями и вцепляется в мое запястье. Я вздрагиваю от неожиданности, когда книга выпадает у меня из рук и с грохотом падает на землю, страницы разлетаются, когда поднимается пыль. Почти черные глаза Кэдмона ищут мои, и он, кажется, даже не замечает, что более острые края прутьев впиваются ему в руку.

Кап. Кап. Кап.

Я смотрю вниз и обнаруживаю, что кровь уже начала литься из его ран, капая на грязный камень у нас под ногами. – Черт возьми, Кэдмон. – Я пытаюсь вырваться, но он сжимает меня крепче.

– Ты этого не делал, – шипит он. – Скажи мне, что ты этого не делал.

Нахмурившись, я пытаюсь оторвать его от своего запястья пальцами свободной руки. – Чего не сделал? – Я огрызаюсь. – О чем ты говоришь?

– Церемония Трейктус.

Мои пальцы перестают впиваться в его, когда я поворачиваю голову к Ариадне, чтобы услышать ее ответ. – Что?

– Церемония переноса, – рявкает Кэдмон, слегка встряхивая меня. От этого движения края решетки врезаются в него еще сильнее. Кровь быстрее стекает по его плоти на пол.

– Я не… – Я моргаю и пытаюсь вспомнить ночь Очищения. Образы огня, статуй, вина и… кожи на моей коже, вторгаются в мою голову. Несмотря на напиток, который Каликс заставил нас выпить, чтобы облегчить боль после, простая попытка вспомнить ту ночь все еще оставляет у меня дурные предчувствия и боль в висках.

– Вдыхай через нос, а выдыхай через рот, – предлагает Ариадна. Ее голос успокаивает.

Я делаю, как она приказывает. Вдыхаю через нос, вдыхаю до тех пор, пока грудь не сдавливает от нехватки места, а затем выдыхаю через рот. Я повторяю это действие несколько раз, смутно слыша ее голос, хотя она обращается не ко мне. После того, как боль в голове утихает, я открываю глаза, понимая, что закрыл их, и обнаруживаю, что мою руку отпустили, а Кэдмон стоит в стороне от решетки, уставившись на меня с незнакомым выражением лица.

– Я не знаю, что такое церемония Трейктус, – повторяю я. – Но Боги призвали нас на церемонию Очищения несколько ночей назад.

Кэдмон продолжает молча смотреть на меня. Ариадна выходит вперед и начинает задавать вопросы. – Что они заставили вас сделать? – требует она ответа.

– Я… – Прошлая боль задерживается на краях моего сознания, словно ожидая шанса вернуться. – Я действительно мало что помню, – наконец говорю я. – Это было в саду статуй, – говорю я ей. – Там был большой костер, и нам сказали обтирать себя пеплом, когда он упадет на нас.

Ее лицо бледнеет. – Там была выпивка? – спрашивает она.

– Да. – Я киваю, в моем сознании немного прояснилось. – Это было так вкусно… лучшее, что я когда-либо пробовал. Играла музыка, и все танцевали. – Вино, однако, было тем, что я до сих пор помню. Мой желудок переворачивается и булькает от желания. Мои руки дрожат, когда я подношу их к голове. – Вино было…

– Это было не вино. – Голос Ариадны прерывает мои слова.

Я смотрю на нее. – Не вино?

– Это было заклинание, – наконец произносит Кэдмон гортанным и напряженным голосом. – Очень старое заклинание, предназначенное для передачи способностей сильного слабому.

– Одним из побочных эффектов является потеря сдержанности и памяти, – говорит Ариадна.

Чувство чего-то потерянного, которое я испытал утром после церемонии Очищения, возвращается с полной силой. Я медленно опускаю руки по швам и смотрю на двух Богов. Единственное, что нас разделяет, – это клыки их клеток. Мой разум делает выводы из их слов, но я боюсь подтвердить их.

Свет над нами снова мигает. На этот раз никто на него не смотрит. У меня болит спина. В черепе стучит. Мои ладони еще больше увлажнились от пота, и я закрываю глаза, пытаясь сдержать свои эмоции, сосредоточивая больше энергии на поддержании этого маленького огонька. Мне никогда не приходилось так много напрягаться, и это еще одно доказательство, в котором я не нуждаюсь.

– Они забрали не все, – бормочу я, снова открывая глаза, как только немного вспыхивает свет и я чувствую себя более уверенно. – Почему?

Ариадна качает головой, ее лоб морщится, две серебристые линии бровей сходятся вместе. – Я не… – Она не заканчивает фразу, предпочитая вместо этого посмотреть на Кэдмона, пока он говорит.

– Церемония Трейктус может быть проведена сама по себе, – заявляет он. – Но в сочетании с двумя другими это может привести к большой катастрофе.

– Что за катастрофа? – Спрашиваю я. Мое сердце колотится в груди, звук становится громче в ушах.

Его взгляд отрывается от моего и опускается на землю. Я следую за ним и понимаю, что он смотрит на книгу. Наклоняясь, я поднимаю ее и протягиваю ее обратно. Возможно, будет немного трудновато просунуть ее сквозь прутья, не порезавшись, но на этот раз он дотягивается до нее и просовывает через тонкие отверстия, где сходятся нижние и верхние зубцы.

– Этот старый гребаный дурак. – Я моргаю, когда Кэдмон практически выплевывает слова, держа книгу.

– По-моему, я никогда не слышал, чтобы ты ругался, – бормочу я, все еще удивленный.

Он поднимает на меня глаза. – Я редко это делаю, – отвечает он, – но в данном случае это оправдано.

– Это хуже того, что он уже делает? – Я спрашиваю. – Кайра сказала, что когда она заглянула в его разум, то увидела табу – что он и другие члены Совета Богов высасывали Божественность из Смертных Богов, чтобы продлить их жизни и сохранить видимость.

– Кайра заглянула в разум Трифона? – Спрашивает Ариадна, протягивая руку и хватаясь за решетку.

Мой взгляд скользит к ней, когда я киваю в ответ, прежде чем снова посмотреть на Кэдмона.

– Хуже не бывает, – медленно произносит Кэдмон, словно тщательно подбирая слова. – Это то же самое, просто в гораздо большем масштабе.

– Насколько большем?

– Она заглянула в разум Царя Богов, и он не убил ее? – Ариадна прерывает меня прежде, чем Кэдмон успевает мне ответить.

Я хмуро смотрю в ее сторону. – Нет, он ее не убивал. Вероятно, он не хочет признавать, что не смог проникнуть в ее разум. Это единственная причина, по которой она смогла проникнуть к нему.

Ариадна качает головой. – Нет, это не так.

– Что? – Отвлеченный ее словами, я перевожу свое внимание с нее на Кэдмона и обратно. – Что ты имеешь в виду?

Костяшки ее пальцев белеют, когда она сжимает прутья решетки до такой степени, что готова порвать себе кожу. – Ты знаешь, что не все Смертные Боги наследуют свои способности от родителей, – говорит она, делая паузу, чтобы убедиться, что я киваю в знак согласия. Когда я киваю, она продолжает. – Несмотря на это, определенный процент действительно наследует их способности, каким бы незначительным он ни был. Кайра уже доказала, что обладает некоторыми из моих способностей, но если она смогла проникнуть в сознание Трифона, возможно, она унаследовала и некоторые способности моих родителей.

– Хотя у Смертных Богов обычно есть только одна способность, – говорю я.

– Обычно, – соглашается она, резко вздергивая подбородок. – Но не всегда. Если Трифон не убил ее за то, что она воспротивилась его попытке залезть к ней в голову, то он, должно быть, уже подозревает, что она моя дочь – его внучка.

– Похоже, для него это не имеет значения, – говорю я ей. – Она была на Очищении… – Я качаю головой. – Или на церемонии Трейктус. Она проходит через то же, что и все мы.

Плечи Ариадны опускаются при этой информации. – О, понятно. – Тогда мне становится ясно, что, возможно, Ариадна надеялась, что, несмотря на ее собственные обстоятельства, ее дочь будет в безопасности, если Царь Богов примет ее. Несмотря на то, что я знаю, что Кайра чувствует к этой женщине, я не могу не жалеть Богиню. Я хотел бы сказать что-нибудь, чтобы утешить ее, но в нашей ситуации нет слов. Я не мог бы дать такого утешения, которое стерло бы тот факт, что она здесь, внизу, а мы там, наверху. Что мы все можем умереть в любой момент по воле жестокой расы существ, которая порабощает всех нас иллюзиями мира.

– Вы должны быть осторожны с предстоящей следующей церемонией, – говорит Кэдмон, прерывая наши тихие размышления.

Я поворачиваюсь к нему. – Ты знаешь, что это будет? – Спрашиваю я, пытаясь вспомнить то, что было объявлено Азаем.

– Венатус, – отвечает Кэдмон. – Они попросят вас убить кого-нибудь. Чтобы по-прежнему продемонстрировать свою силу. – Он давит на решетку. – Не становитесь жертвой этого.

– Значит, нам не следует никого убивать? – А как же сами Боги?

– Не раньше первой четверти луны, которая наступит в день Равноденствия, – говорит Кэдмон. – И уж точно не по их указке.

– Хорошо. – Я киваю в знак понимания. – Я предупрежу остальных. Мы будем осторожны.

– Для третьей церемонии они устроят своего рода праздник – по крайней мере, так будет казаться, – продолжает он. – Это не так. Это Соллемнитас, потребление твоей добычи. Это последняя часть того, что им нужно.

– Сила, – думаю я вслух.

Он опускает подбородок. – Всех, – говорит он. – Чем больше участников, тем больше силы они получат. Они собирают способности всех учеников.

– Так вот почему они пригласили и Пердицию. – Я опускаю взгляд на пол и снова поднимаю его. – Но… почему здесь нет учеников из Ортуса? – Спрашиваю я. – Я не видел ни одного…

– О, дорогой мальчик, – перебивает меня Ариадна. В ее словах проскальзывает горечь.

Я поворачиваюсь к ней, нахмурившись. Её хрупкая фигура покачивается за прутьями клетки. – Ты что, не понимаешь? Ортус никогда не был Академией. Ни один атлантиец… или Бог, – она делает паузу ровно настолько, чтобы усмехнуться напоминанию о том, кто они такие и кем не являются, – никогда бы не захотел прийти сюда, если бы их не заставили. Это место есть и всегда было тюрьмой.

Это меня ничем не удивило, так же как и в ней нет ни намека на оптимизм.

– Руэн. – Кэдмон притягивает мое внимание обратно к себе, и мне куда легче подойти к нему, чем к Богине Теней. Он снова протягивает книгу из-за прутьев, и когда я беру ее, то замечаю отметины по краям страниц.

Раскрывая книгу, я хмурюсь при виде написанных там символов, на пожелтевшем пергаменте красные пятна переходят в черные по мере того, как они просачиваются с первой страницы на следующую, и дальше, и дальше. Чем дольше я смотрю, тем прозрачнее становится жидкость, пока не исчезает совсем.

– Что ты сделал? – Спрашиваю я.

Кэдмон потирает руку, где кровь начинает замедляться, и я понимаю, что, вероятно, именно ею он писал в своей книге. – Из-за моего заключения мои способности намного слабее, чем обычно, – говорит он мне.

Я смотрю, как он переворачивает запястье и постукивает по боковой стороне кандалов. Они не двигаются. Я хмурюсь и наклоняюсь вперед, почти прижимаясь лбом к решетке. Между его плотью и манжетой из серы есть небольшое пространство, так что она должна быть в состоянии слегка повернуться, даже если ее нельзя снять.

Кэдмон одаривает меня неопределенной улыбкой. – Болты, – тихо произносит он в ответ на мой безмолвный вопрос. – Болты из серы вбиты в наши запястья. Они удерживают нас здесь. Книга, вероятно, не срабатывала, несмотря на близость, потому что, пока я ослаблен, слабеет и она.

Я молчу, переваривая информацию. Приятно сознавать, что книга так связана с ним, но жестокость такого рода заключения служит лишь напоминанием о крови, которая течет в моих собственных венах. Азаи и Трифон ничем не отличаются. Жестокие и жадные существа, какими они и являются.

Крепче сжимая книгу, я умудряюсь задать еще один вопрос, хотя слова на моем языке отдаются пеплом. – Что произойдет, если, – я судорожно сглатываю, – ты умрешь? После этого книга просто останется пустой?

Кэдмон качает головой. – Я в это не верю, – признается он. – Я думаю, что последние мои способности перейдут к ней, и она действительно станет сильнее после моей смерти, но… Я не знаю наверняка. Никто другой, обладающий способностью к предвидению, никогда не создавал книгу пророчеств. – Его взгляд задерживается на томе в моей руке.

Я слышу то, чего он не говорит. Если бы Трифон нашел это и узнал эту информацию, то он мог бы убить Кэдмона, а не держать его в тюрьме. В конце концов, книга гораздо более управляема, чем живой, дышащий человек.

– Я вернусь, – обещаю я ему. – Ты будешь свободен до того, как все это закончится. – Я бросаю взгляд на Ариадну. – Ты тоже, – говорю я ей.

– Освобождать нас сейчас было бы ошибкой, – говорит Кэдмон. – Но когда придет время… – Он переводит взгляд на женщину передо мной. Она так похожа на Кайру, что у меня что-то сжимается в груди.

– Я понимаю, – говорю я, – но, несмотря на совершенные ошибки, мы не оставим вас здесь навсегда. Мы не забудем вас.

Ариадна кивает и делает шаг дальше в темноту своей камеры. – Просто помни о предупреждениях Кэдмона, – настаивает она. – И… – Она исчезает в тени, но ее голос эхом отдается оттуда, когда она заканчивает последнюю просьбу. – Позаботься о ней, Руэн. Позаботься о моей дочери.

Глава 28

Кайра

Крик вырывает меня из сна, яростными когтями выдергивая в мир пробужденных. Сев, окруженная тенями и чувством страха, я несколько долгих мгновений не двигаюсь, пытаясь понять, вырвался ли крик из моего собственного горла или из чьего-то другого. Поворачиваясь, чтобы оглядеть комнату, я понимаю, что тишина – единственный спутник темноты. Не слышно женского крика, полного агонии и страха, эхом отдающегося в углах спальни. Я протягиваю руку, прикасаясь кончиками пальцев к своему горлу.

Проходит секунда, потом еще и еще. Моя дверь так и не открывается. Никто не врывается, чтобы спасти меня от кошмара, который я, кажется, не могу вспомнить. Маленький бугорок выпрыгивает из-под простыни, прикрывающей мои ноги, а затем быстро поднимается вверх. Глядя вниз, как Ара выныривает из-под одеял и скользит туда, где моя ладонь лежит на матрасе, она использует меня как лестницу – взбирается по моей руке к плечу.

Я не кричала, медленно начинаю понимать. Нервная энергия Ары очевидна, судя по похлопыванию по моему плечу. Она кружит и кружит, ныряя к моей шее и похлопывая меня по ней, прежде чем протянуть лапку и вцепиться в пряди моих волос. Липкие кончики ее лапок цепляются за пряди, тянут, и хотя это такое легкое натяжение, она никогда не делала этого раньше. Протягивая руку, я обхватываю ее пальцами, осторожно отделяя ее лапки от своих волос, чтобы переместить ее к себе на ладонь, когда чувствую резкий укус.

Стиснув зубы от желания выругаться, я еще крепче сжимаю пальцы вокруг Ары и – гораздо менее нежно – отдёргиваю её от себя, усаживая на кровать перед собой. Прежде чем я успеваю опустить её к себе на колени, она снова кусает меня. Острая боль не сопровождается жжением, которое обычно расползается по коже, так что я понимаю – яд она не пустила, но, чёрт возьми, это всё равно больно.

– Что, черт возьми, с тобой не так? – Раздраженно бормочу я, встряхивая рукой, пытаясь избавиться от этого ощущения.

Она снова кружит у меня на коленях, бешено стуча лапками и подпрыгивая вверх-вниз. Закрыв глаза, я дышу ртом и протягиваю мысленную руку к ее маленькому разуму. Образы проносятся передо мной. Кровь. Вода. Ветер. Разбитое окно и бледная ткань запачканного платья, волочащаяся по камню. Красные ленты веером растянулись в серых тенях. Крик, который доносится до меня из воспоминаний Ары, имитирует крик, который разбудил меня. Я сосредотачиваюсь на лентах. Я знаю, что они красные, потому что мне часто приходилось различать то, что мои пауки видят разными глазами, но что-то в них сбивает меня с толку. И тогда я понимаю, что это вовсе не ленты. Это волосы. Рыжие волосы.

Мои глаза распахиваются. – Мейрин. – Ара спрыгивает с меня, когда я отбрасываю одеяло и вскакиваю с кровати. Я не останавливаюсь, чтобы взять свои ботинки, благодарная за то, что никто из Даркхейвенов не забрался ко мне в постель, зная, что это означало бы, что моя Королева пауков разбудила бы меня голой.

За считанные секунды я оказываюсь у двери и пересекаю коридор. Я не утруждаю себя стуком в дверь Мейрин, предпочитая вместо этого повернуть ручку. Когда я обнаруживаю, что она заперта, я отступаю назад и хватаюсь за обе стороны двери. Первый удар моей ступни плашмя по твердому дереву вызывает громкий хлопок и скрип, но на самом деле никакого треска нет. Я раздумываю, не вернуться ли за ботинками, пока готовлюсь нанести следующий удар. Позади меня открываются две двери. Я игнорирую звуки и снова ударяю ногой в дверь. Еще один скрип, но по-прежнему никакого результата.

– Гребаное дерьмо. – Теперь, когда остальные проснулись, нет смысла молчать. – Мейрин! – Я выкрикиваю ее имя и замираю, прислушиваясь. По ту сторону двери не доносится ни звука.

Я снова упираюсь руками по обе стороны от дверного проема и поднимаю ногу. – Позволь мне. – Пара рук поднимает меня с пола, когда Каликс делает шаг вперед. Я моргаю, хмурясь, когда он встает передо мной, прежде чем понимаю, что это Теос отодвигает меня назад, чтобы дать своему брату пространство.

Несмотря на то, что Каликс такой же босоногий, как и я, ему требуется значительно меньше усилий. Каликс подпрыгивает и поднимает свои руки немного выше на раме – фактически, до самого верха. Он болтается там, его ноги едва касаются пола, когда он раскачивает свое тело взад-вперед, мышцы его рук напрягаются от усилия. Его передняя часть ударяется о дверь, но он, кажется, не замечает этого, напрягая руки. Вся нижняя часть его тела дико отлетает от двери, и когда он возвращается к ней, то поднимает ноги и пинает.

Дверь трескается, трещина пробежала вверх к верхней части двери, а затем вниз от того места, куда он ударил. Со второй попытки она ломается полностью, две половины раскалываются так, что большой кусок верхней части проваливается внутрь. Пространство имеет ширину всего около фута вверху, стекая вниз до образования трещины посередине. Однако этого достаточно, чтобы Каликс опустилась обратно и полез внутрь.

Его рука исчезает в отверстии, а затем щелкает дверной замок. Я сбрасываю с себя руки Теоса и бросаюсь вперед, хватаясь за ручку и распахивая остальную часть двери, но не нахожу… ничего. Я поворачиваюсь и снова поворачиваюсь. Мое дыхание учащается, когда я смотрю на пустой пол. Отсутствие мебели. Шаги Каликса и Теоса сопровождают меня внутрь, но они остаются тихими, пока я осматриваю каждый уголок этого места, уверенная, что то, что я вижу, должно быть своего рода иллюзией.

Здесь нет кровати. Нет миски с водой. Никаких признаков того, что здесь вообще кто-то останавливался. Развернувшись, я бросаюсь обратно в коридор, оглядываясь по сторонам. Я знаю, что за поворотом есть ещё комнаты, но в этом крыле – только наши: две для девушек и три для парней. Другого места, где Мейрин могла бы остановиться, просто нет. Я провожу рукой по волосам, в голове крутятся замешательство и вопросы. Тот крик был таким реальным. Испуганным.

– Где она? – Вопрос срывается на хрип.

Ни Теос, ни Каликс не могут ответить. Они не знают.

Звук в конце коридора привлекает мое внимание, да и их тоже. Как один, мы трое оборачиваемся и видим там Руэна, плащ закрывает большую часть его тела, а лицо бледнее обычного, когда он перекидывает через плечо сплюснутую сумку. Он оглядывается на нас, нахмурив брови, когда приближается.

– Что вы… – Он останавливается, заметив разбитую дверь. Его глаза видят то, что я уже видела. Пустота внутри. Он делает долгий, медленный вдох, его плечи опускаются, прежде чем он поворачивается обратно к остальным из нас.

– У меня есть информация от Кэдмона, – говорит он, и я ненавижу то, как сжимается все мое тело при этих словах. Я хочу сказать ему «нет», что мне все равно, что сказал Кэдмон, если только это не касается Мейрин. Она хотела оставаться в безопасности, держаться подальше от боли и опасностей. Я… тоже хотела этого для нее.

Здесь никто не получает того, чего хочет. Боги забрали ее, и, вероятно, уже слишком поздно. Я всегда, блядь, опаздываю.

Никто не возвращается ко сну, и несколько часов спустя рассвет омывает остров Ортус с новым сообщением. Звон колокола, выманивая всех Смертных Богов из псевдобезопасности их комнат в большой зал, а затем и дальше. Пока мы следуем за толпой, я наблюдаю и вглядываюсь в море лиц вокруг меня, гадая, кто будет следующим. Будет ли это один из них или один из нас. Они как овцы на заклание, ни одна из них не осознает, в какой опасности они на самом деле находятся, и меня начинает возмущать идея держать их в неведении.

Когда я сказала об этом Руэну, он напомнил мне, что они могут даже не поверить правде. Когда тебя растят в клетке, ты начинаешь бояться полета, для которого был рожден. Сейчас наши крылья не столько подрезаны, сколько полностью удалены.

Я перевожу взгляд вперед, когда мы входим в помещение для собраний. Мне не нужны крылья, чтобы быть опасной. Для этого у меня есть когти и зубы.

Взяв меня за руку, Теос жестом указывает мне пройти к ряду скамеек на том же месте, где мы были раньше. Неужели прошло всего несколько дней с тех пор, как Азаи объявил о церемонии Очищения? Как Руэн назвал это? Церемония Трейктус? Хотя, я полагаю, название не имеет значения. Только результат, и результат – ослабление наших сил и исчезновение Мейрин.

На этот раз не Азаи стоит перед Смертными Богами Ривьера и Пердиции. Это другой Бог, еще один член Совета, на этот раз женщина. Гигея, Богиня Стратегии, занимает позицию на краю возвышения. Мои глаза сужаются, пока она ждет, на лице маска безмятежности, в то время как все больше и больше Смертных Богов входят в зал и занимают свои места.

Обычно слышалось тихое бормотание – тихие разговоры учеников, перешептывающихся друг с другом. Я отрываю взгляд от Гигеи, чтобы посмотреть на собравшуюся толпу людей. Теперь, когда они сидят, не слышно ничего, кроме тихого шарканья и скрипа прогибающегося дерева под тяжестью их тел. Возможно, овцы становятся мудрее. Возможно, они чувствуют угрозу своей тихой, мирной жизни в качестве рабов Божественных Существ, которым они служили.

Я оглядываюсь на помост, когда там появляется вторая фигура, в нескольких футах позади Гигеи. Македония, Богиня Знаний, выходит вперед, но остается на приличном расстоянии от своего члена Совета. Она тоже сцепила руки перед собой, но, в отличие от Гигеи, ее лицо далеко не такое безмятежное. На самом деле ее руки скорее крепко сжаты, чем расслаблены.

Волосы Македонии немного пышнее, чем обычно, и раскинуты веером вокруг головы, так что корона, удерживающая их сзади и открывающая лицо, выглядит по сравнению с ними почти крошечной. Ее губы опущены вниз с маленькими морщинками в уголках, и она практически впивается взглядом в спину Гигеи, когда другая женщина поднимает руки, чтобы привлечь внимание всех в комнате.

– Добро пожаловать, дети, – говорит Гигея, ее голос мягкий и звенящий, но не менее твердый и звучащий, чем у Азаи, когда он ранее говорил здесь. Я сжимаю челюсть, скрипя зубами, и сжимаю руки в кулаки на коленях. Теос протягивает руку и кладет одну свою поверх моих обеих. Я могла бы рассмеяться. Как будто его прикосновение могло остановить меня, если бы я действительно думала, что метнуться со своего места и напасть на Богиню чем-то нам помогут.

– Мы надеемся, что вы все оправились после церемонии Очищения, – продолжает Гигея, уголки ее губ приподнимаются в улыбке.

Она знает. Я двигаю челюстью взад-вперед, ногти впиваются в ладони.

– Особое вино, которое мы приготовили, часто оказывает вредное воздействие на тех, в ком течет кровь смертных, поэтому, если вы все еще чувствуете некоторую усталость после его употребления, пожалуйста, не волнуйтесь. Это нормально. Церемония все еще воздействует на ваши тела, очищая скверну этого мира, чтобы вы могли стать ближе к Богам.

Что. За. Гребаная. Ложь.

Мои ногти впиваются в кожу, и влага стекает между пальцами. Руэн наклоняется ко мне ближе. – Успокойся. – Его шепот звучит предупреждением.

Успокоиться? Я спокойна. Это и есть мое спокойствие. Я ничего не говорю, пока Гигея продолжает. Она широко разводит руки и ослепительно улыбается, обнажая два ряда сверкающих белых зубов на фоне бронзовой кожи лица.

– Теперь пришло время объявить о нашем втором Ритуале Весеннего Равноденствия.

Близость Руэна напоминает мне о том, что он сказал нам после возвращения из тюрьмы. Холодное дуновение воздуха касается моей кожи, вызывая мурашки на предплечьях. Я ослабляю хватку в кулаках, убирая руку с разорванной кожи и осторожно сжимаю пальцы, чтобы не показать кровь.

Глубокий вдох, приказываю я себе. Вдох и выдох. Внутрь… и… наружу.

По крайней мере, теперь мы знаем правду, вместо того чтобы гадать, что замышляют Боги. Мне следовало задолго до этого спросить Кэдмона о его проклятой книге и о том, есть ли у него хоть какое-то представление о том, что делают Боги. Лучше поздно, чем слишком поздно.

Венатус, как назвал это Руэн. Я дышу ровно, борясь с учащенным сердцебиением и необходимостью действовать, пока мои глаза сканируют зал собраний. Они действительно только что послали Гигею и Македонию?

– Боги приглашают вас всех принять участие в специальной охоте, которая состоится завтра утром, – объявляет Гигея. Движение за ее спиной привлекает мое внимание, и я снова бросаю взгляд на Македонию.

Как и прежде, жесткость, с которой держится Богиня Знаний, очевидна. Она сдержанна из-за царственности или из-за неодобрения? Словно почувствовав мое внимание, она поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Я поражена потрескиванием молнии в ее взгляде, таящейся в нем неукротимой силой, которая только и ждет, чтобы вырваться наружу.

Напряжение ее челюсти ослабевает, когда она снова смотрит на меня. Моя голова раскалывается от возобновившейся боли, но она отличается от той, что была после Очищения. Мои руки сжимаются друг против друга почти инстинктивно, как будто моему телу нужно движение, но я знаю, что привлекать к себе внимание прямо сейчас было бы плохо.

Дыхание с хрипом рвётся из горла, вгрызаясь в невидимые раны внутри, будто этот воздух – не жизнь, а напоминание о боли. Ресницы дрожат, и стук в черепе становится всё громче. Я зажмуриваюсь, разрывая связь между собой и Богиней. Боль исчезает почти сразу.

Склонив голову, я размышляю, что могла означать эта боль. Пыталась ли Македония сделать то же самое, что и Трифон? Пыталась ли она проникнуть в мою голову? Если так, то почему мне было так больно? Почему я не смогла услышать ее голос, как на арене в Ривьере? Или это была Данаи?