355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Людвига Кастеллацо » Тито Вецио » Текст книги (страница 3)
Тито Вецио
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:45

Текст книги "Тито Вецио"


Автор книги: Людвига Кастеллацо



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

ТРИУМФ КРЕСТЬЯНИНА ИЗ АРПИНО

Утренняя заря январских календ еще не осветила вершины Сабинских гор, свежий ветерок не прогнал еще облаков, еще не совсем рассеялись ночные тучки и не очистился лазурный свод прекрасного римского неба, как в лагере Мария протрубили утреннюю зарю. При первых же звуках безмятежно спящий лагерь вдруг как по мановению волшебного жезла оживился: выводили лошадей, вьючных животных, выкатывали колесницы. Центурионы, трибуны и легаты поспешно собрались у палатки претория для получения приказов, солдаты снимали палатки и укладывали свой багаж. Вскоре новый звук труб возвестил о снятии с лагеря. Мгновенно солдаты уложили палатки на возы и навьючили животных.

По третьему сигналу легионеры выстроились в когорты, манипулы и центурии, причем у каждого легиона был свой значок с серебряным орлом. Легаты и трибуны скакали верхами вдоль фронта, тогда как центурионы, которых можно было узнать по блестящему посеребренному маленькому шлему и классической трости из виноградной лозы, ревностно наблюдали за порядком в строю. Лучи восходящего солнца заиграли на металлических доспехах, щитах, шлемах. Из рядов симметрично выстроенных воинов, казалось, сверкали молнии, как из облаков во время грозы.

Страшен гнев человеческий! Но еще страшнее спокойствие солдата, ожидающего сигнала к началу сражения. Любовь к жизни проявляется здесь как страсть к разрушению, поскольку спасение зависит от победы над неприятелем. Солдат хватается за надежду остаться победителем, как утопающий за соломинку. Чем больше он боится умереть, тем больше убивает, чем больше дрожит сам, тем сильнее заставляет дрожать других. Нередко трусость становится героизмом. Как бы то ни было, римский строй имел страшный вид. Эти люди, собранные под знаменами, по воле одного человека при звуке труб двигались стройными густыми рядами сначала медленным, а затем ускоренным шагом, постепенно переходя на бег с пением страшной боевой песни, подражающей крику разъяренного слона, выпуская целый град дротиков, пробивающих вражеские щиты, и сверкая мечами. Достаточно только представить себе эту картину, чтобы искренне пожалеть врагов Рима.

Но сейчас легионы были собраны для празднования победы, шлемы, щиты и дротики их были обвиты лаврами и цветами, а боевой клич заменили торжественные победные песни и радостные восклицания. Рим ждал своих непобедимых сыновей, гордый их успехами и не подозревая какая судьба уготована ему из-за его безумной воинственности и честолюбия отдельных римлян, не догадываясь, что материнское лоно всемирного победителя будет изрублено этими же мечами…

Час торжества наступил, трубы заиграли громче, славный победитель ступил на триумфальную колесницу, запряженную четырьмя белыми лошадьми в блестящей сбруе и под звуки военного марша началось триумфальное шествие от Марсова поля, сопровождавшееся оглушительными рукоплесканиями многочисленных толп ликующего народа.

На углу Триумфальной улицы, напротив Большого Цирка и часовни целомудренной патрицианки, близ таверны Геркулеса-победителя толпилась густая сплошная масса, в которой время от времени мелькали наши старые знакомые. Вот один из них, Скрофа, сжатый со всех сторон, пыхтел, обливаясь потом, несмотря на холод, но не покидал места, откуда мог наблюдать за своим товаром, размещенным им в ложах на подмостках. Там сидело четырнадцать разряженных женщин разных наций, все молодые и красивые, Четверо каппадокийцев, вооруженных суковатыми палками, охраняли их. Каждая из женщин держала в руках венок или букет цветов, которые предназначались для молодых, а главное богатых офицеров войска Мария. Таким образом хитрый Скрофа рассчитывал захватить в любовные сети Венеры храбрых воинов Марса. Близ владельца гетер стояли его друзья: Марк Феличе Ланиста, трактирщик со своей исполинской и бородатой женой и рудиарий Черзано, явившийся на церемонию триумфа только для того, чтобы наблюдать, не угрожает ли что-либо его благодетелю Тито Вецио.

Остальная толпа почти вся состояла из пролетариев, неистово аплодировавших плебейскому консулу, чтобы досадить ненавистной им аристократии.

– Вот, наконец, один из наших своим мужеством победил завистников! – вскричал кузнец со смуглым лицом, мускулистыми: и корявыми черными руками. – Хотел бы я увидеть, какие рожи скорчат бескровные патриции, принимая нашего консула-триумфатора.

– Ты обратил внимание на их закрытые дома, похожие на могилы? – заметил башмачник.

Громовые звуки больших труб и шум аплодисментов прервал разговоры, глаза, чувства и мысли всех зрителей сосредоточились на шествии. Поравнявшись со статуей Геркулеса, облаченные в парадные одежды трубачи в знак уважения смолкли и разговоры вновь начались.

– Папа! – воскликнул восьмилетний мальчик, сидевший на широких плечах своего отца-плотника. – Как красиво! Видишь этих быков с золотыми рогами, украшенными цветами? Скажи, папа, где живут быки с такими красивыми золотыми рогами?

– Нигде, мой милый. Им золотят рога для того, чтобы эти жертвы были приятнее богам.

– А кто эти люди с лавровыми венками на головах?

– Что ведут быков с золотыми рогами?

– Да.

– И которые откармливаются за счет народа, – прибавил кто-то из толпы.

– Смотри-ка, смотри на нашего Остея, – вскричал Ланиста, – не кажется ли он тебе совсем другим человеком, чем вчера вечером?

– Клянусь Геркулесом, все хорошо в свое время: фламин при исполнений своих обязанностей совсем не тот человек, который напивается в таверне, – важно отвечал Плачидежано. – Всегда следует отличать человека от жреца.

– Папа, посмотри какие красивые мальчики, – говорит сын плотника, указывая на шествие. – А что они несут в серебряных и золотых сосудах?

– Эти сосуды используются при жертвоприношениях.

– Должно быть эти боги очень сильные, если им дают такие хорошие вещи. А возы, заполненные золотыми вещами, также предназначаются богам?

– Нет, они загружены трофеями, доспехами и оружием, захваченным в бою у неприятеля. Смотри сколько там луков, колчанов и стрел. Это любимое оружие нумидийцев. А щиты, панцири, шлемы и копья, принадлежали отборной коннице царя. Вон, туда посмотри, там еще два воза с мечами, попонами, львиными кожами. Какое богатство!

– Ну, по сравнению с сокровищами царя разве это богатство? Там одного золота более трех тысяч фунтов, семьсот семьдесят пять слитков серебра, девятнадцать тысяч драхм серебряной монетой, не говоря уже о других сокровищах, – заметил один из ремесленников.

– Эти красивые картины и игрушки из слоновой кости, точно башенки – что это, папа? – спросил ребенок.

– Это рельефные планы городов и изображения побед, одержанных нами в борьбе с варварами. Вот смотри, на этой картине написано «Сражение при Цирте», а на той…

– Вижу, вижу! Сколько солдат. А там что за люди бегут?

– Это царь Югурта со своим штабом спасается бегством от тюрьмы и смерти.

– Папа, идем отсюда, ребенок со страхом вдруг прижался к отцу. – Видишь, вон там идут громадные звери.

– Сиди смирно, ничего не бойся. Это прирученные слоны, они безопаснее маленькой собачки. Посмотри, как они играют со своими вожаками.

– Ах, какие они милые! – ребенок позабыл о своем страхе. – Хотел бы я стать большим, чтобы как консул, получить триумф.

– Да, прошло то время, когда плебею были недоступны высшие почести, – заметил словно про себя отец мальчика.

– Слышь, как эта сволочь рассуждает, – шепнул на ухо Ланисте хозяин гетер. – Не правда ли, как они забавны со своим дымом славы? Теперь, когда крестьянин сумел добиться вторичного избрания в консулы и получить триумф, они воображают себя великими людьми, учат своих детей латинскому и греческому языкам, посылают их в школы и рассчитывают сделать из них трибунов и консулов.

– Свет портится, мой милый! Если так пойдет и дальше, то Сатурналии [29]29
  Сатурналии – праздники, посвященные Сатурну, отмечавшиеся 17–19 декабря, в течение С. рабы получали относительную свободу.


[Закрыть]
будут праздноваться не за 16 дней до январских календ, а круглый год.

– Но я что-то заболтался и совсем забыл о моих невольницах. Ну, красотки, приготовьте свои букеты, если я не ошибаюсь, проходят молодые герои.

– Покажи мне твою прелестную афинянку.

– Вот она, смотри, видишь, которая одета с большим вкусом и держит себя скромнее других, без румян и белил на лице; там, говорю я тебе, гляди по направлению моего пальца, вот, вот, которая старается спрятать свое лицо за букетом фиалок. Ну что скажешь, не удивительная ли красавица?

– Ах, ты гнуснейший из людей! Исчадие ада! Что ты наделал? Как ты смел учинить такое кощунство! – с комической серьезностью вскричал Ланиста. – Ты украл самую красивую из богинь, чтобы сделать ее гетерой!

– Молчи, бездельник.

– Зачем молчать? Лучше я донесу на тебя главному жрецу. Да это настоящая Венера Милосская! Ты украл ее!

– Купил, говорю тебе, купил, а не украл.

– Как? И это называется «купил»? Заплатив за такое сокровище 24 тысячи дрянных сестерций! Но тут и ста, и двухсот тысяч было бы мало. Разве несравненную богиню красоты можно купить за деньги?

– Правду говоришь. О, если бы она не была так капризна, какую бы она принесла мне прибыль. Но я все-таки надеюсь, что Кадму…

– Слушай, с чего бы это народ так разорался?

– Югурту ведут.

– Да, да, слышите как кричат: Югурта, Югурта.

– И в самом деле ведут закованного царя.

Зрелище было поразительным. Высокий статный Югурта, удивлявший Сципиона, гроза римлян и в особенности римлянок, которых его имя приводило в ужас, по рукам и по ногам закованный в цепи, был выставлен на публичный позор, после которого его ожидала лютая казнь.

Югурта, бывший союзником Рима, изменил ему и, узурпировав трон Нумидии, стал врагом своих вчерашних друзей.

Никто не мог узнать царя Югурту в этом бледном, исхудавшем привидении с преждевременными морщинами, совершенно поседевшим, сгорбившимся и дрожащим, как в лихорадке. Лицо его позеленело, синеватые губы судорожно подергивались, зубы стучали, глаза расширились, точно хотели выскочить из орбит. Сильно было его нравственное унижение, но еще сильнее боязнь ожидающей его мучительной смерти и непрерывные угрызения совести от осознания совершенных им злодейств. Руки пленного царя были закованы в золотые цепи: жестокая ирония победителей.

Одет он был в длинную порфиру с короной на голове. Вместе с ним вели его детей, родственников, царедворцев, князей его племени и военачальников. Все они тоже были в цепях. Даже бесчувственная толпа римлян была тронута до слез, когда увидела детей Югурты, с невинной улыбкой простиравших к отцу руки, не сознавая позора и близкой смерти несчастного царя. Детям происходящее казалось праздником и, глядя на отца, они искренне радовались…

Югурта не обращал никакого внимания на своих близких. Что ему дети, родственники, верные слуги? Разве он не жертвовал постоянно их жизнями для достижения своих преступных целей? Он думал только о себе, о потерянном троне, своем позоре и предстоящей казни. Он походил на дикого зверя, который храбр лишь инстинктивным стремлением к добыче, пока не утолит свой голод, но, подавленный силой, становится трусом. Недаром Югурту сравнивали с африканским львом. Вот так человек, заставивший Рим дрожать в течение семи лет, оспаривавший у него право владеть Африкой, много раз рисковавший жизнью, чтобы утолить свое необузданное честолюбие, вдруг стал слабее женщины. Подобно Македонскому Персею он, чтобы продлить свою жизнь на несколько часов, согласился на публичный позор, показал народу, до какого крайнего унижения может доходить тщеславная и подлая натура тирана. Когда прошла печальная процессия побежденных, толпа вновь принялась аплодировать.

– Вот он, вот он! – кричали люди, приподнимаясь на цыпочках. – Едет консул – триумфатор Гай Марий!

Действительно, длинная вереница ликторов с пучками лоз и топорами, в красных плащах, с лавровыми венками на головах, шествовала медленно и торжественно, изображая величие республики. Пучки лоз означали союз, согласие, единство, а топоры – силу. Позади шли музыканты, непрерывно играя на арфах и флейтах. Танцоры и танцовщицы с золотыми венками на головах пели и танцевали. Впереди них шут, одетый в женское платье, кривлялся перед побежденными, часто позволяя себе самые неприличные телодвижения к полному восторгу дружно хлопавшей ему черни. Облака фимиама поднимались из курильниц. Колесница из слоновой кости, украшенная драгоценными камнями и запряженная четырьмя в ряд белыми лошадьми, медленно двигалась вперед. На колеснице стоял сам триумфатор Гай Марий в тунике, поверх которой была наброшена затканная золотом тога. На голове триумфатора был надет лавровый венок, на шее – серебряное ожерелье, а на руках золотые браслеты, украшенные драгоценными камнями. Простое железное кольцо на указательном пальце вместо золотого, которые носили римские всадники, говорило о простом происхождении Гая Мария и его непреклонной воле. В правой руке он держал простую лавровую ветку, а в левой скипетр из слоновой кости с золотым кольцом наверху. Его высокая и плотно сложенная фигура, свирепое выражение лица, проницательные глаза, растрепанная борода и волосы словно были созданы для того, чтобы возбуждать страх. Вообще, по выражению его лица было видно, что в нем постоянно боролись сильные страсти.

Гордость, тщеславие, жадность, зависть, неутолимое честолюбие, долго скрываемая ненависть, слепая и грубая злоба, они действительно преобладали в железной натуре Гая Мария. Судя по виду этого человека, в котором радость удовлетворенной гордости составляла резкий контраст с гнетущей заботой, заметной по нахмуренным бровям, по выражению глаз и язвительной улыбке, временами появлявшейся на его губах, можно было безошибочно заключить, что цель Гая Мария не вполне достигнута и в самом недалеком будущем может разразиться ураган.

Объехав полгорода, триумфатор не мог не заметить, что в толпе аплодировавшего ему народа отсутствовали нобили, патриции и сенаторы. Дома их не были украшены, ставни закрыты, занавески опущены, все они были мрачны и безмолвны. Тогда как остальные дома были убраны цветами, венками и коврами.

В этот день в Риме было две партии: торжествующая и безмолвная. И вскоре эти две партии с мечами в руках должны были оспаривать власть одна у другой. Мы уже знаем, к какой партии принадлежал – победитель африканского царя Югурты.

Позади Гая Мария также на колеснице стоял другой человек в простой тунике раба, отвратительным видом и манерами вызывавшими ужас к нему, точно к подползающей ядовитой гадине. Одной рукой он держал над головой триумфатора массивную золотую корону в форме дубового венка, а другой поддерживал статую бога Фасцинуса, предохранявшего триумфатора от завистников. У колесницы висели розги и колокольчик. Отвратительный спутник Мария шептал ему на ухо следующие слова: «Заглядывай себе в душу и не забывай, что ты человек».

Страшным был смысл всей этой аллегории. Корона над головой триумфатора означала настоящее торжество, бог Фасцинус намекал на изменчивость фортуны, розги сулили наказание, а колокольчики – бесчестье и смерть, поскольку их звон предупреждал прохожих, чтобы они избегали встречи с осужденным на казнь; отвратительный человек стоявший позади триумфатора был никто иной, как презреннейшее существо в Риме – палач.

Если бы грубый и неосмотрительный выходец из Арпино лучше бы понял символы мудрой Этрурии и сумел бы предвидеть будущее, если бы он разобрался в таинственных предзнаменованиях судьбы, он не изменил бы своим сторонникам, враги и завистники не победили бы его и он не стал бы предметом всеобщей ненависти и презрения, загнанный, словно дикий зверь в болото, пойманный врагами и избежавший смерти только благодаря испугу раба, который заявил, что боится убивать страшного Гая Мария. Если бы триумфатор все это понял, его ждала бы совсем другая судьба.

– Ты обратил внимание на этого малого, который держал корону над головой Гая Мария? – спросил Скрофа Марка Феличе, как только триумфальная колесница выехала из-за арки большого цирка и должны были следовать к Форуму и Капитолию.

– Мне кажется, я его где-то видел; но не могу точно вспомнить где и когда, – отвечал Ланиста.

– Да это же он и есть.

– Кто именно?

– Тот, на чье красноречие я надеюсь, как на самое лучшее средство, способное укротить мою прелестную афинянку и заставить повиноваться моей воле.

– Палач Кадм?

– Да. Видел ты эту рожу? Чтобы отыскать еще одну такую же, надо спуститься в преисподнюю и вытащить оттуда вместе и Цербера [30]30
  Цербер – свирепый трехголовый пес, охранявший выход из Аида, сын Тифона и Ехидны.


[Закрыть]
и Эвринома [31]31
  Эврином – демон, обитатель Аира, пожирающий тела умерших; олицетворение тления.


[Закрыть]
– пожирателя покойников. Как ты думаешь, проведя часик поближе к полночи в Сестерцио рядом с этим дьяволом и рассматривая необычную обстановку его жилища, не покажется ли ей даже самый уродливый из квиритов красавцем не хуже Аполлона… А вот приближаются и наши молодые герои. Ну барышни, приободритесь! Покажитесь им из лож! Браво, брависсимо! Видишь, воины им кланяются. Клянусь, этот день принесет мне некоторую прибыль.

Скрофа был прав. Его невольницы сильно волновались, наблюдая, как мимо их ложи проезжает отряд старших офицеров.

– Вот они, вот они! Как красивы!.. Не забудьте про свои букеты.

– А кто эти три воина в красных плащах с позолоченными шлемами?

– Легаты [32]32
  Легат – выполнял наиболее ответственные поручения полководца, как правило в качестве командира легиона, реже двух или нескольких, а также командующего конницей.


[Закрыть]
Анний, Маклий и Рутиний.

– Смотри, они буквально усыпаны драгоценностями.

– Но у того, что в середине, их больше. Вот ему я и брошу свой букет.

– Ты жадная, Флора, а я вот брошу самому красивому.

– На что мне его красота! А вот если клиент даст лишний золотой – это значит, что я смогу выкупиться у хозяина на свободу еще на несколько дней раньше.

– А ты, Луцена, – Флора тронула за плечо прекрасную гречанку, – почему не аплодируешь и прячешь свое лицо в цветах, словно оно безобразно, а не прелестно. Брось и ты букет, найди себе обожателя.

– Хочешь, я покажу тебе самого красивого, храброго и великодушного из молодых римлян.

– Покажи его ей, Норма, и мы увидим, останется ли она такой же бесчувственной. Неужели не удостоит своим взглядом того, о ком вздыхают по ночам самые красивые, самые благородные римские девы.

– Вот он, вот он, римский Алкивиад, благородный Тито Вецио. Да услышат тебя боги и богини, пусть исполняются все твои желания, лучший из юношей… Закидаем его розами, – кричали девушки, осыпая молодого человека цветами и целыми букетами.

– Тито Вецио – глава молодежи, доброжелатель и друг народа! – кричали в свою очередь простолюдины, восторженно аплодируя.

Между тем шествие остановилось. Молодой человек, на которого были обращены все взгляды и в честь которого рукоплескала толпа, пользуясь минутной остановкой, поспешил раскланяться с народом и пожать руки своим приятелям, поздравлявшими его с заслуженными знаками уважения, оказанными ему согражданами.

– Посмотри, Луцена, вот это красавец, что за глаза, что за улыбка, какая благородная осанка. Ко всему этому знала бы ты, какое у него доброе и щедрое сердце, – говорила Норма афинянке. – Видишь, с каким восторгом кланяются ему плебеи.

– Это все, должно быть, его клиенты и приближенные, не правда ли? Ведь его дом постоянно открыт для беглецов и его рука никогда не оскудевает, как у Юпитера всемогущего и величайшего.

– Да, но говорят, этот красавец совсем разорен, – презрительно заметила расчетливая Флора.

– Отец его очень богат и после его смерти Тито Вецио станет богатейшим женихом Рима.

– Скажите, кто этот африканец, едущий рядом с ним, отчего красота Тито Вецио еще больше бросается в глаза.

– Да, словно день и ночь. А все-таки и африканец мне тоже нравится.

– Ай-яй-яй, Норма. Белокурая дочь Галлии не гнушается черномазым сыном Нумидии. Это все равно, что соединить льва из его родной пустыни с беззащитной козочкой твоей родины.

На вороном статном коне, полном огня, выступавшем нетерпеливым шагом, уверенно и красиво сидел молодой трибун, по римскому обычаю без седла и стремян. Пурпурный чепрак, вышитый золотом, и шкура льва с двумя огромными драгоценными камнями вместо глаз заменяли седло. Золотые удила и уздечка алого цвета дополняли богатую сбрую лошади, которая, судя по всему, была добыта Тито Вецио в одном из сражений.

Седок был в форменной одежде трибуна. Поверх безукоризненно белой, туники, украшенной тонкой каймой пурпурного цвета, была надета блестящая кираса из кованного серебра, украшенная резьбой, достойной Праксителя. [33]33
  Пракситель – знаменитый греческий скульптор. Известна его Афродита Книдская, моделью для которой послужила гетера Фрина.


[Закрыть]
Белый плащ, прикрепленный к правому плечу запонкой с драгоценным камнем, называемой иммой, спускался до плеч. Руки и ноги седока были обнажены. На голове всадника был серебряный шлем, увитый лавровым венком с золотой фигурой орла с распущенными крыльями наверху. Меч висел на левом боку, прикреплённый к золотому поясу. Маленький, круглый и тоже серебряный, как и все защитное вооружение воина, щит был украшен превосходной резьбой. Кинжал с ручкой, усыпанной драгоценными камнями, дополнял наряд отважного трибуна. На безымянном пальце левой руки был надет золотой перстень. Это было не просто украшение, а знак военного чина и звания Тито Вецио.

Ар Нумидии ехал рядом с ним на лошади чисто африканских кровей. Как и у всякого истинного сына пустыни, лошадь у него была без узды и подчинялась малейшему движению ног. На нем был костюм нумидийцев – союзников Рима. Поверх римской туники и кирасы развевался длинный шерстяной нумидийский плащ. На голове шлем, увенчанный пестрыми цветными лентами, составляющими единственное украшение детей пустынь, внесенное, быть может, первыми поселенцами, пришедшими из Финикии, которыми, по древнейшим преданиям, была некогда завоевана Ливия. Щит нумидийца имел форму полумесяца. Длинный меч, колчан со стрелами, лук, кинжал, ожерелье, браслеты и военные медальоны – все это представляло собой удивительную смесь варварского с чисто римским. Нумидиец ехал задумавшись. Казалось, аплодисменты и восторженные крики толпы его нисколько не взволновали.

В то время, когда молодой трибун привлекал к себе взгляды ликующего народа, человек, тщательно укутанный в тогу и прятавшийся в толпе, в шлеме, закрывшем не только голову, но и весь его лоб, подошел совсем близко к Тито Вецио и посмотрел на него с такой дикой ненавистью, что если бы взглядом можно было убивать, молодой трибун наверняка замертво упал бы с лошади.

– Наконец-то! – прошептал неизвестный, – ты стоишь передо мной. До сих пор я гонялся за призраком, а теперь вижу живое существо. Твоя красота, воинская доблесть и популярность заставляют ненавидеть тебя еще сильнее, если только это возможно. Я был бы таким же, как ты, если бы ад на мою беду, не послал твою мать. Ну давай же, езжай, безумный юноша, взойди на Капитолий, но помни, что рядом находится Тарпейская скала, [34]34
  Тарпейская скала – южная часть вершины Капитолийского холма, с который сбрасывали преступников.


[Закрыть]
а сзади за триумфатором молча следует палач. Ступай, ненависть моя будет следовать за тобой, словно тень. Ты мне обязан богатством, именем, свободой, но верь, близок час, когда ты с лихвой заплатишь за все мои муки.

Прошептав эти слова, незнакомец подошел к трактирщику Плачидежано и, слегка тронув его за плечо, что-то прошептал на ухо. Трактирщик вздрогнул и, испуганно повернувшись, поднес правую руку ко рту. [35]35
  Род приветствия, имевшего употребление у римлян.


[Закрыть]

– Ты ли это, патрон? Я едва узнал тебя в этом балахоне.

– Молчи и слушай. Хорошо ли ты запомнил юношу, о котором я тебе говорил?

– Да, это тот, которому кланяется весь народ.

– Пусть твои люди не теряют его из вида. Я хочу знать о каждом его шаге. Где он был, с кем говорил, наконец, кого принимал в своем доме. Сделай так, чтобы от твоего внимания не ускользнула ни одна касающаяся его мелочь. Вот тебе золото. А если понадобится послать кого-нибудь ко мне по особо важному делу, возьми половину вот этой таблички да смотри, не давай ее кому попало.

– Все будет исполнено в точности, и не таким приходилось заниматься.

– Тише, по-моему нас подслушивают. Что это за человек, стоящий сзади?

– О, не волнуйтесь, это один из моих постоянных клиентов. На него можно положиться, он нас не выдаст.

– Хорошо, но осторожность никому еще не навредила. Разойдемся, смотри не забудь условного слова «аполлония».

– Да мне самому выгодно до поры до времени держать это дельце в секрете, – прошептал про себя Плачидежано, когда его таинственный собеседник умело растворился в толпе.

Они так и не заметили стоявшего неподалеку Черзано, который все видел и сразу догадался в чем дело, но, подумав, решил не рисковать и не стал преследовать незнакомца. Между тем шествие продолжалось, сопровождаемое непрекращающимися восторженными овациями. Тысячи голосов кричали «Да здравствует!». Среди рукоплесканий и радостных возгласов то и дело слышался серебристый женский смех.

– Ага, наконец и ты попалась, наша неприступная весталка! – смеясь, говорила белокурая Норма. Ты утверждала, что презираешь мужчин, а стоило пройти молодому красавцу в праздничном наряде, и ты бросаешь ему даже не цветок, а целый букет. Хочешь побиться об заклад, милая моя, что этому не трудно будет получить то, в чем ты отказала соратнику Гая Мария?

Бедная гречанка, пойманная хохотушкой Нормой на месте преступления, покраснела до корней волос. Вдруг она закрыла руками лицо и зарыдала. При виде слез Норма, в сущности очень добрая девушку, попыталась успокоить несчастную или хотя бы прикрыть от остальных девушек, чтобы избежать их оскорбительных насмешек. Она шепнула гречанке на ухо:

– Пожалуйста, не стоит давать пищу для оскорблений этим пустоголовым кокеткам. Перестань плакать и успокойся. А я хоть присягну в случае чего, что ты засмотрелась на триумфальное шествие и случайно уронила букет. Положись на меня, я все устрою, если кто-то вдруг заинтересуется этим несчастным букетом. Мне другое не нравится, – Норма бережно обняла девушку за плечи. – Тебе пришелся по душе человек слишком знатного происхождения, которого уже не первый год оспаривают друг у друга самые знатные патрицианки города. Сможешь ли ты соперничать с ними?

– О, Норма, добрая Норма! Даже если бы я и захотела, разве я могла бы ожидать такого счастья. Я невольница, без имени, без семьи, без родных…

– А все-таки при твоей необычайной красоте ты не должна теперь терять надежду. Мужчины капризны, самонадеянны, упрямы, но податливы. Для такой красивой девушки, как ты, вовсе нетрудно заставить полюбить себя человека, стоящего гораздо выше Тито Вецио. Вспомни, сам Юпитер влюбился в Данаю и Алкмену, которые, понятно, были далеко не ровня ему. Ведь они были простыми земными женщинами.

– Ты не понимаешь меня, Норма. Я не могу надеяться на то, что он полюбит меня на всю жизнь. А принадлежать ему всего одну ночь, как это делаете все вы, я не могу.

Норма с грустью покачала головой и сказала:

– Если ты ни на что другое не согласна, то, признаюсь тебе честно, дело обстоит куда сложнее, чем я предполагала. Но не следует отчаиваться. Сегодня вечером я уговорю висельника Сария, чтобы он отвел нас к знаменитой египетской гадальщице, живущей в одном из переулков Эсквилина. За небольшую серебряную монету она погадает на пренестинских косточках. [36]36
  Пренестийские косточки – названы в честь города Пренесты в Лациуме, где в храме Дианы гадали только на косточках.


[Закрыть]
Перед тобой откроется твое будущее и ты узнаешь, полюбит ли тебя юноша, которого избрало твое сердце.

В это время вновь послышались звуки труб. Кокетливая Норма прервала разговор и наполовину высунулась из ложи, чтобы лучше рассмотреть легионеров, которые завершали триумфальное шествие.

Во главе каждого легиона шли трубачи, затем следовали по, порядку: воин, несший древо с серебряным орлом – знак легиона, центурионы, знаменосцы в шлемах, покрытых волчьими головами, затем простые легионеры, увешанные венками, ожерельями, браслетами, медальонами и прочими военными наградами. Наконец появились ряды римской кавалерии и кавалерия их союзников. Надо сказать, что весь этот военный строй не имел ничего общего со скованными строжайшей дисциплиной когортами, соблюдавшими идеальный порядок в строю, когда они двигались маршем или разворачивались для сражения. Нет, сегодня войско Гая Мария больше походило на пьяную толпу Вакха. Один солдат отвечал на приветствия народа оглушительным воплем, другой пел военные песни, преисполненные бахвальством и презрением к побежденным, третий то выкрикивал похвалы триумфатору, то пел гимны в честь римских богов. Распевались и сатирические песни, в которых крепко доставалось и самому Гаю Марию. Но в основном в куплетах издевались над аристократами, именно в их адрес раздавались самые дерзкие слова. Ведь в некотором смысле триумф представлял из себя сатурналии для войска, а потому во время триумфального шествия разрешалось почти все. Тем не менее подобная распущенность оказала пагубное влияние на дисциплину в римских легионах.

Пройдя через восточные ворота цирка и обогнув Палатинскую гору, процессия поднялась и спустилась по священному скату, миновала Форум и достигнув подъема к Капитолию, остановилась. Наступил страшный час для побежденного царя Югурты. Толпа ликторов вытащила его из триумфальной процессии и поволокла в Тульяно. [37]37
  Тульяно (Туллианум) – подземелье в Мамертинской тюрьме. Первоначально там находился колодец. В нем морили голодом и душили преступников, которых правительство не хотело казнить публично.


[Закрыть]



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю