355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Людвига Кастеллацо » Тито Вецио » Текст книги (страница 15)
Тито Вецио
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:45

Текст книги "Тито Вецио"


Автор книги: Людвига Кастеллацо



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

– Тито, благородный, удивительный Тито! Сказать тебе откровенно, почему бедная невольница, думая, что настали ее последние минуты, произносила твое имя?

– Да прошу тебя, будь со мной, как с братом, скажи мне все, ничего от меня не скрывай! – говорил восторженно юноша, покрывая поцелуями руки красавицы.

– Да, я буду с тобой откровенна, я скажу тебе все, что есть у меня на душе, в сердце, я ничего от тебя не скрою. Все мои мысли были только о тебе, милый Тито, с той поры, как я увидела тебя на вороном коне, прекрасного, молодого, окруженного почетом и приветствуемого восторженными криками народа. Это было, как ты уже наверняка догадался, на триумфальном шествии. Когда ты оказался у нашей ложи, я украдкой бросила тебе букет цветов, но увы, ты этого не заметил и скромный дар невольницы был растоптан серебряными подковами твоей лошади. Но с этих пор твой милый образ целиком завладел моим сердцем, он стал кумиром, которому молилась моя истерзанная душа. Вот почему я шептала твое имя, готовясь умереть… Я полюбила тебя, несравненный Тито, всей душой, всем сердцем, хотя никогда даже не помышляла о взаимности. Ты должен простить эту исповедь рабыни, слова вырвались невольно, верь мне, у меня нет надежды, я не оскорблю тебя ею даже мысленно, потому что люблю тебя беспредельно.

– Да, если божество, озаряющее душевный мрак грешника, может оскорбить его, тогда и ты прелестная Луцена, можешь оскорбить меня, но пока будет тлеть хоть искра разума в моей голове, я буду делать все, что в моих силах, лишь бы стать достойным твоей святой любви. Если ты согласишься быть моей женой, я готов ради тебя бросить родину, уехать куда угодно, хоть на край света! – вскричал влюбленный юноша, падая на колени перед красавицей и страстно обнимая ее гибкую талию.

– Клянусь именем Кастора! [127]127
  Именем Кастора клялись женщины. Именем Поллукса клялись оба пола.


[Закрыть]
 – послышался голос из соседней комнаты. – Вы не имеете никакого уважения к моему спокойствию, подняли с кровати. Что тебе от меня понадобилось, сын мой, – говорила старая кормилица, входя в комнату. – Но что я вижу? – продолжала она, останавливаясь и всплеснув руками, – здесь около тебя богиня, посланная сюда с Олимпа. – Боги, какое видение, – продолжала старушка, охваченная каким-то суеверным страхом при виде необыкновенной красоты Луцены.

Тито Вецио улыбнулся и сказал:

– Нет, моя добрая кормилица, это не посланница небес, хотя добродетельна и прекрасна, как богиня, это моя невеста Луцена. Отныне здесь все должны повиноваться ей так же, как мне самому. Тебе, твоему доброму сердцу я поручаю мое сокровище. Пожалуйста постарайся сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась, чтобы каждое ее желание, малейшая прихоть тут же были удовлетворены. Вели приготовить ей ванну, мягкую постель. Завтра я прикажу позвать портных и золотых дел мастеров, надо позаботиться о ее нарядах, пусть еще ярче проявится ее необыкновенная красота. Ты ведь сама, кормилица, решила, что она богиня, а не простая смертная. Так вот, отныне хозяйка здесь она, божественная Луцена. Все слуги Должны слушаться ее беспрекословно и немедленно выполнять то, что она прикажет. Если она пожелает прогуляться в носилках или колеснице, то приготовить ей почетную стражу, достойную супруги Тито Вецио.

Луцена слышала эти слова, улыбаясь, глаза ее горели истинным восторгом счастья, но вдруг она побледнела, зашаталась и, наверное упала бы, если бы кормилица не поддержала ее. Юная красавица не выдержала, она слишком много пережила за эту ночь. Луцена упала в обморок. Все засуетились. Старая Сострата перепугалась больше других и подняла крик на весь дом: звала Тихею, Невалею и прочих девушек, молила домашних богов, беспокоилась, металась туда-сюда и вообще только путалась под ногами, нисколько не помогая больной.

Но счастье не убивает, обморок был непродолжительным, вскоре Луцена открыла глаза, улыбнулась, встала с помощью старушки на ноги и, забыв про окружающих, нежно обняла и поцеловала своего молодого друга. Тито Вецио был в восторге, кормилица тоже просияла и перестала суетиться.

– Пойдем, дитя мое, – заботливо говорила старушка, с материнской любовью вытирая платком влажные глаза Луцены, – пойдем, ляг в постель, успокойся. Тебе необходим сон и покой. Но что это! – вскричала кормилица, – да на тебе почти ничего не одето, кроме этого грубого солдатского плаща?! Тебе давно следовало бы сбросить это грубое одеяние, принять ароматную ванну и лечь в постель. Этот неуч, которого ты еще вздумала целовать, кажется должен был бы давно подумать об этом, вместо того, чтобы приставать к тебе со своей болтовней, – ворчала старушка, приняв слишком близко к сердцу этот грубый, не женский наряд Луцены.

– А ты, Пекула, – накинулась она на слугу, – вместо того, чтобы стоять тут без дела, хлопая глазами, шел бы поскорее, приготовил ванну, да смотри мне, подложи дров, чтобы в печи было достаточно огня. Ты, Неволея, беги разбуди повара, скажи ему, чтобы он разогрел или приготовил что-нибудь к ужину. Да пусть выставит самое лучшее, что есть в доме. А ты, Тихея, что уставилась на меня своими заспанными глазами. Оправляйся в зал Морфея, да стели постель, поняла?

– Пойдем, моя хорошая, – говорила старушка Луцене, – я больше не оставлю тебя с этим грубияном, который своей болтовней довел тебя до обморока. И не подумал о том, чтобы поскорее одеть тебя и накормить.

– Мама Сострата совершенно права! – вскричал Тито Вецио, – я эгоист, и думал только о своем блаженстве, прости! Я опять увлекся и забыл, что тебе после всех этих страшных волнений необходимы спокойствие и сон. Иди, иди, я не смею тебя задерживать, – говорил юноша, целуя руку своей невесты. – Спи спокойно, не тревожь себя, положись во всем на меня. Прощай, до завтра.

Добрая старушка умильно посматривала то на богиню, то на Тито Вецио и, казалась, гордилась тем, что вскормила такого славного грубияна. Напомнив еще раз, что теперь не время болтать, она увела Луцену, которая через плечо своей суровой защитницы нежно глядела на молодого хозяина, стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы подольше любоваться им.

– Иди, дитя мое, не бойся, – ласково говорила старушка, когда Луцена остановилась у порога комнаты.

Оставшись один, Тито Вецио стал быстрыми шагами ходить по комнате. Ум и сердце его были переполнены любовью к красавице-гречанке. Ничего подобного с ним никогда не случалось. Правда два с небольшим года тому назад, совсем юный, он увлекся красивой матроной. Но разве можно было сравнить жрицу сладострастия Цецилию с богиней невинной красоты и чарующей, девственной страсти? Жена сицилийского претора пробуждала в нем похоть, сжигала рассудок. Луцену, напротив, настораживают его страстные порывы, она боится их, конфузится и безотчетно замирает в его пламенных объятиях, как бабочка в огне. Одна богачка, аристократка, матрона, окруженная целой когортой обожателей и поклонников, гордая, неприступная. Другая – обездоленная сирота, раба известного владельца гетер, злодеями-торгашами вырванная из объятий умирающего отца. Цецилия Метелла – это кровожадная львица знойных африканских степей. Луцена же похожа на тот роскошный цветок афинских садов, указывая на который, великий Эпикур говорил:

– Посмотрите как прекрасна добродетель, разве можно ее не любить?!

Так рассуждал влюбленный юноша, продолжая мерить комнату торопливыми шагами. Радужными были мечты Тито Вецио, он под влиянием нахлынувшей страсти думал только о хорошем, грустным мыслям не находилось места в его разгоряченном мозгу. Но вот мало-помалу и они стали приходить в голову. Закономерный вопрос о том, как будет проходить их с Луценой свадьба пришел сам собой и поразил Тито Вецио своей неумолимой суровостью. Он побледнел, как полотно, опустил голову на грудь и задумался. Закон победителей всего мира был дик, суров и бессмыслен до смешного. Союз патриция с рабыней или наложницей не признавался браком. Это было лишь сожительство или наложничество и дети не имели никаких прав. Чтобы осуществить свою заветную мечту и жениться на Луцене, Тито Вецио необходимо было купить ее у Скрофы и затем отпустить ее на волю. Но ни закон, ни общество не простят ему, квириту, женитьбу на бывшей рабыне. Звание главы римской молодежи несомненно будет отобрано у него цензором. [128]128
  Цензор – один из двух высших магистратов, управлявших государственным имуществом, составлявших ценз, следивших за нравами.


[Закрыть]
Безнравственное правительство римской республики смотрело сквозь пальцы на незаконное сожительство с рабыней или гетерой; но сочетаться законным браком с бывшей невольницей считалось позором, больше того – преступлением. Все прекрасно знали, что Сулла находится на содержании у своей любовницы (а впоследствии унаследовал ее состояние, нажитое грязным развратом), но он не лишался ни гражданских, ни политических прав и пользовался общественным уважением. Между тем каждый, кто бы пожелал сочетаться законным браком с вольноотпущенницей, подвергался беспощадному преследованию со стороны общества и закона. Таким образом великая римская республика практически санкционировала разврат. Странное, непонятное противоречие: люди, лишавшие всех прав детей, рожденных в брачном союзе с бывшей невольницей, слепо верили в богов Олимпа, показавших примеры неравных связей, плоды которых тоже возводились в степень божества. Всеми знаменитыми поэтами были воспеты известные любовные похождения Ахиллеса и Агамемнона с Хрисеидой и Брисеидой. Между тем римскому гражданину запрещалось законное сожительство с женщиной, порабощенной грубой силой.

Не в этом ли противоречии следует видеть одну из причин будущего разложения великого Рима.

Но при всем развращении общества данной эпохи, к чести человечества надо сказать, что и тогда были честные и разумные люди, протестовавшие против нелепых законов и кастовых предрассудков. Тито Вецио принадлежал к числу таких избранных личностей, он ни минуты не колебался в выборе, находя существующие законы и общественные предрассудки нелепыми и безнравственными, кроме того он полюбил красавицу-гречанку искренне, глубоко, со всем пылом юношеского увлечения. Хотя любовь эта только что возникла, она уже успела охватить его всего своим чарующим всемогуществом.

– Нет, – проговорил Тито Вецио после некоторого раздумья, – жить без Луцены я не в состоянии, стать ее любовником тоже не хочу, она чересчур чиста для этого. Я пойду наперекор всем нелепым законам и предрассудками римского общества и стану законным мужем моей прелестной Луцены. И если она пожелает, я готов оставить Рим и уехать с ней в африканские степи, – вскричал влюбленный юноша.

– В таком случае мы с тобой выстроим мапал, – сказал Гутулл, вошедший в комнату, когда его юный друг заканчивал свой страстный монолог. – Говоря серьезно, если ты и в самом деле хочешь уехать из Рима в Африку, то предупреждаю тебя, твои враги и там не оставят тебя в покое. Они, как видно, поклялись тебя уничтожить.

– В чем дело, Гутулл. Ты узнал что-нибудь?

– На этот раз о замыслах твоих врагов узнал не я, а Черзано, помнишь, это рудиарий, о котором я тебе говорил. Он узнал, что в эту ночь на тебя готовится покушение. Ты спросишь, как ему это удалось? Дело в том, что с недавних пор Черзано постоянно следит за всеми подозрительными личностями. Для него это не слишком затруднительно, потому что в грязном вертепе бывшего гладиатора Плачидежано на Черзано смотрят, как на своего. А таверна Геркулеса-победителя, должен тебе сказать, это место сбора всех наемных убийц, которых направляет доблестный хозяин Плачидежано. Преданный тебе рудиарий узнал, что твои ненавистники для осуществления их злодейского замысла выбрали негодяя Макеро, знакомого тебе дезертира и шпиона Югурты. Черзано стал следить за ним, не упуская ни на минуту, и наконец, будто случайно встретившись около большого цирка, пригласил его в таверну Ларго, желая выудить у него подробности задуманного нападения. К несчастью наш друг потерпел неудачу. Макеро, хоть и выпивший, тотчас сообразил, что Черзано на нашей стороне. Не отвергая факта задуманного преступления, Макеро сообщил, что оно должно состояться около твоего дома, хотя на самом деле он со своими наемниками поджидал нас у Эсквилинских ворот, через которые мы обязательно должны были проехать, возвращаясь от Суллы. Черзано поверил и собрал около твоего дома пятерых вооруженных товарищей. Боги или судьба, назови как хочешь, помогли нам избежать опасности. Во всяком случае, – добавил нумидиец, – я совершенно уверен, что отныне нам надо быть крайне осторожными и помнить мудрую поговорку наших пустынь «Кто хочет без оружия защитить свой дом, тот увидит его разоренным».

Тито Вецио, выслушав все эти подробности гнусного заговора, презрительно пожал плечами. Он решительно не понимал, кому была нужна его жизнь. Как он умудрился нажить себе врагов, не делая никому из людей ничего кроме добра?

– Почему ты не пригласил ко мне Черзано? – спросил он. – Мне бы хотелось поблагодарить этого честного и мужественного человека.

– Я уже поблагодарил Черзано и его товарищей как лично от себя, так и от твоего имени. Кроме того, я попросил их сегодня прийти ко мне. Я думаю нанять их для твоей охраны. Сулла же имеет своих гладиаторов. Почему то, что позволил себе убийца, не сделать честному человеку?

– Ты прав, спасибо тебе, мой дорогой друг, пусть они охраняют прекрасную Луцену.

– Да, а кроме того они и других твоих слуг научат владеть оружием. Эта предосторожность, друг мой Тито, в нашем положении далеко не лишняя. Настает время, когда всякому мирному гражданину Рима следует одевать под тогу панцирь, для того, например, чтобы не получить вознаграждение за доставленное по адресу письмо приятеля.

– Кстати, ты мне напомнил о письме Суллы. Что нам с ним делать?

– Пошли его по назначению с одним из твоих слуг. Это и будет самым лучшим ответом твоему другу, который сейчас, если еще не окончательно пьян, думает, что ты валяешься замертво в одной из канав поля Сестерцио. А ты, слава богам, жив и невредим, да еще заполучил такую прелестную подругу, которой позавидовали бы и самые лихие приятели Ромула. Вот видишь, как хорошо я стал разбираться в вашей древней истории, – прибавил улыбаясь, нумидиец. – Однако прощай, скоро рассвет. Завтра подумай, что делать. Если пожелаешь, то и я по римскому обычаю закричу:

– Гименей! Гименей! [129]129
  Гименей – бог брака у греков и римлян. Изображался в виде юноши, украшенного гирляндами цветов, с факелом в руке.


[Закрыть]

– Значит ты, Гутулл, не порицаешь меня за мои намерения?

– Порицать тебя за то, что ты полюбил красавицу из красавиц? Или за то, что хочешь по-честному с ней поступить? Это было бы глупо с моей стороны. Нет, друг мой, мы, дети пустыни, еще не настолько цивилизованы, чтобы презирать женщину только за то, что разбойник против ее воли сковал ей руки цепями рабства. Хотя и у нас все жены считаются рабынями, но не такими как у вас… За твой поступок и твои намерения я стал уважать тебя еще больше, конечно, если последнее возможно, – добавил Гутулл, радостно улыбаясь.

– Спасибо, – сказал Тито Вецио, крепко обнимая своего старого друга.

– Прощай, желаю тебе спокойного сна.

Друзья расстались и в доме Тито Вецио водворилась тишина. Но все ли покоились мирным сном? Едва ли… Любовь, говорят, порождает бессонницу, а в доме Тито Вецио на этот раз она царствовала единовластно.


Часть вторая

ГАДАНИЕ И ИДИЛЛИЯ

– Несчастный мошенник, бездельник, злодей! Что ты со мной наделал. Ну почему я не могу превратить тебя в кубарь, чтобы ты вертелся под ударами плетей до тех пор, пока не уляжется мой справедливый гнев?! О, Цецера, Цецера! [130]130
  Церера – римская богиня полей, земледелия, хлебных злаков, основательница гражданственности.


[Закрыть]
 Сколько денег потеряно… и все из-за этого негодяя. Сто тысяч сестерций украдены из моего кармана, точно в лесу! А процент с оборотного капитала? А содержание, продовольствие, помещение? Кто в этом виноват? Все этот подлый трус, жалкое подобие человека! О, я должен облегчить свой гнев. Жаль, что я не могу сию же минуту сварить тебя, как горох, в котле или осмолить, как свинью, – неистовствовал Скрофа, узнав, что пропала самая красивая из его невольниц.

– Ларк, – приказал он оказавшемуся в доме цирковому слуге, – свяжите негодяя, растяните как колбасу, на скамейке, и полосуйте плетьми до тех пор, пока его жалкий дух не покинет это презренное тело.

– Господин! Великий господин! – заклинаю тебя всем, что дорого тебе в этой жизни, выслушай меня, – молил несчастный слуга, дрожа как в лихорадке при виде варварской плети и веревок. – Какую выгоду ты получишь от того, что засечешь до смерти своего верного слугу? Подумай, господин.

– И после того, как он причинил мне такой невиданный ущерб, он осмеливается говорить о выгоде? Ах ты изверг рода человеческого! Да моя выгода будет хотя бы в том, что твоя спина станет походить на шкуру барса, убитого вчера в цирке. Хотя бы это будет для меня утешением.

– Прости господин, но так ты только удовлетворишь свой гнев, а выгоды для тебя все же не будет. Ты лучше позволь мне дать совет…

– Что же ты хочешь мне посоветовать? Ты, лишивший меня моего состояния.

– Не гневайся, господин, позволь сказать, ты можешь поправить свои дела и твои деньги не пропадут, если послушаешь мой совет.

– Говори, изверг, – вскричал Скрофа, начиная соображать, что от казни невольника он действительно ничего не выиграет. – Можешь ли ты назвать мне имя похитителя или хотя бы навести на его след?

– Я не могу тебе сказать кто он и не знаю куда скрылся. В то время, когда этот наглый вояка вломился в дом палача Кадма, я выскочил в окно и побежал за помощью к городским воротам.

– Так он был военный?

– Да, и как мне кажется не из простых, судя по его повелительному тону. Я ничего не смог бы с ним сделать, потому что он был вооружен и не один. Кадм, ты сам знаешь, здоровенный малый и не робкого десятка, но тоже сдался, не посмел сопротивляться. Вскоре я вернулся с подмогой, да на мою беду негодяи уже скрылись.

– Хороша помощь! Очень мне она помогла! Денежки мои все же улетучились. Что мне толку, если я теперь знаю, что похититель – один из тех, которые и в Риме обращаются с чужой собственностью так, как они привыкли поступать с ней в Африке. Выгоды для моего кармана из этих твоих слов извлечь невозможно, что же мне теперь делать? Жаловаться консулу? На кого? Да и что из этого выйдет? Абсолютно ничего. Нет, нет мне надежды, пропал мой капитал безвозвратно, – жалобно причитал Скрофа.

– Нет, не пропал, послушай моего совета и тебе не придется в этом раскаиваться.

– Говори, разбойник.

– Скажу, если не будешь меня бить.

– Не буду, если дашь дельный совет.

– Поклянись Стиксом. [131]131
  Стикс – река в Аркадии. Ее вода считалась ядовитой. Это, по-видимому, стало основанием для легенд о Стиксе как одной из рек царства мертвых.


[Закрыть]

– Клянусь Стиксом и Ахероном, [132]132
  Ахерон – река в подземном царстве.


[Закрыть]
если дашь хороший совет, бить не буду, если же нет – запорю до смерти.

– Слушай-же меня, господин. Ты знаешь Кармиону, колдунью Эсквилина?

– Кто же ее не знает?

– Не теряй понапрасну времени, сейчас же поезжай к ней. Она тебе расскажет всю историю вчерашней ночи и назовет имя похитителя Луцены. Колдунья Кармиона всеведущая. Поэтому ты сначала выясни все у нее, и после этого станет ясно, что тебе следует потом предпринять.

Скрофа задумался. Совет раба действительно был очень практичен.

Помолчав какое-то время, он сказал уже более мягким тоном:

– Ты ужасный плут, Дава, но сейчас подал мне дельную мысль. Действительно, надо ехать к этой проклятой колдунье, авось она направит меня на настоящий путь. Делать нечего, развяжите этого мошенника. Пойдем, – обратился он к Даву, – неси за мной плащ. Посмотрим, что из этого выйдет, тем более, что колдунья живет неподалеку.

– Конечно, – продолжал рассуждать Скрофа, – отправиться в этот проклятый вертеп все равно, что нанести визит самому Плутону, но когда разговор идет о собственной выгоде, отправишься и к Плутону. Надо подробно расспросить колдунью, чтобы получить самые точные указания о приметах злодея. Тогда будет видно как поступить, пожаловаться ли консулу или начать уголовный гражданский процесс. Однако как мне не повезло. Этот мошенник Исавр вручил мне добро, сокровище, нечего сказать. Хорошо я пристроил свои денежки. Все равно, что орел, укравший с жертвенника богов тлеющий уголь вместо говядины. Бедные, бедные мои сестерции! А ты, великий Меркурий, за что так безжалостно мучаешь своего бедного Скрофу? Разве я мало молился тебе, разве не приносил самые богатые жертвы, которые пожирает во славу твою этот толстый кабан Остий? Прошу тебя, добрый, великий Меркурий, сжалься надо мной, исполни мою просьбу, помоги отыскать вора и вернуть назад мои денежки.

Помолившись Меркурию, набожный торговец развратом отправился к жилищу египетской колдуньи Кармионы.

Переулок, в котором она жила, и днем был почти также безлюден, как и ночью. А гряз£ и запущенность при дневном свете еще больше бросались в глаза. В этих местах многие дома были, заполнены проститутками, которые сидя у окон, нагло разглядывали всех проходящих. С коротко остриженными волосами в мужских костюмах, как их обязывал закон того времени, они были ужасны. Вокруг головы каждой была повязана широкая лента, скрывавшая рабское клеймо. Этот пестрый головной убор также был непременной принадлежностью римской проститутки. Основными клиентами этих несчастных являлись посетители таверны, называемой «Кровавое сердце»: воры, карманники, нищие и разбойники.

При появлении в переулке Скрофы и его слуги, все окна отворились, послышались оскорбительные куплеты, грязные выкрики, оскорбления, хохот. Но лишь только проститутки увидели, что прохожие остановились у дверей египетской колдуньи, они мигом отпрянули от окон, начали со страхом читать молитвы и троекратно плевать себе на грудь. [133]133
  Упоминание об этом обычае имеется у многих античных авторов.


[Закрыть]

В пещеру египетской колдуньи Скрофу ввела знакомая нам скелетообразная старуха. На этот раз Кармиона была в своем музее и сердито шептала какие-то проклятия, перебирая гадательные косточки.

– Всемогущая ворожея, которая читает нашу книгу судеб… – начал было Скрофа.

– Тебе что надо? – сердито оборвала его колдунья. – Говори покороче. У меня нет ни времени, ни желания выслушивать твои бредни.

Владелец гетер несколько смутился от такого нелюбезного приема.

– Ты кажется, не понял меня, старик! – опять сказала ворожея. – Я желаю, чтобы ты покороче изложил свою просьбу. Если смерть направится за тобой, то она, как видно, без труда настигнет тебя. Ну, говори, я слушаю.

– В последнюю ночь у меня из кармана улетучились сто… прости двадцать четыре тысячи сестерций, да кроме того пропали все мои расходы на содержание, помещение, кормление и мало еще на что. Я думал заработать, поскольку она прекрасна, а тут нет… и все пропало.

– Ты бредишь, старик, какое отношение имеет красота к твоим улетевшим деньгам?

– Представь себе, именно красота имеет прямое отношение к моим исчезнувшим деньгам, да, да, самое прямое…

– Заплатил красотке кругленькую сумму, а она обвела тебя вокруг пальца и сбежала со всеми денежками, не выполнив обещанного.

– Что ты, что ты. Двадцать четыре тысячи сестерций я заплатил за рабыню-афинянку, прелестную, как само божество, и рассчитывал на ней хорошо заработать, а ее у меня украли в эту ночь.

– У тебя ее увезли в эту ночь?.. В эту ночь, – повторила, вздрогнув, ворожея, – да… да… может быть… не городом ли?

– Как ты об этом догадалась?

– На поле Сестерцио? – продолжала ворожея.

– Да, на поле Сестерцио, – с надеждой и вместе с тем с суеверным испугом, подтвердил Скрофа.

Египетская колдунья внимательно посмотрела на него и разразилась сатанинским хохотом.

Скрофа совсем растерялся.

– Теперь я все понимаю. Я окончательно разобралась в этой путанице, – шептала про себя ворожея. – Так и должно было случиться. Женщина хотела его погубить и женщина же его спасла. А я думала, что достигла цели, обманула судьбу. Безумная, судьбу нельзя ни обмануть, ни обойти. Ну, что бы ты хотел у меня узнать? – громко спросила Кармиона.

– Я бы хотел узнать имя похитителя.

– Зачем тебе это надо?

– И ты еще спрашиваешь? Конечно для того, чтобы, во-первых, получить обратно мою рабыню или двадцать четыре тысячи сестерций, а заодно привлечь похитителя к ответу, лишить его огня и воды, [134]134
  Лишение огня и воды означало изгнание.


[Закрыть]
поскольку за действие, направленное против собственности свободного гражданина по закону положено именно это наказание. А во-вторых, ну, во-вторых… ты же понимаешь, я понес в связи с этим и другие убытки и хотелось бы, чтобы они были возмещены.

– Ты мне напомнил басню о крестьянине, у которого пропал вол. Он точно также, как ты сейчас, бросился на поиски вора и умолял Меркурия помочь ему.

– И Меркурий, конечно, исполнил его просьбу?

– Да, крестьянин оказался в пустыне и своими глазами увидел, как лев терзает его вола. Разумеется, он был изумлен, но гораздо больше напуган. Он опасался, как бы и его самого царь зверей не пощупал своей когтистой лапой. Забыв про своего вола, он стал молить всех богов, чтобы они помогли ему убраться оттуда живым и невредимым.

– Ты шутишь, ворожея! Вор мой не может быть настолько страшен.

– Не говори того, чего не знаешь. Итак, ты непременно хочешь выяснить кто похитил твою красотку?

– Непременно.

– Тито Вецио.

– О, боги милостивые! – вскричал в отчаянии Скрофа. – Я погиб! Я разорен! Мою красавицу украл известный всему Риму трибун Тито Вецио, глава римской молодежи, это все равно, что лев, по сравнению с которым бедный Скрофа словно ничтожная мошка.

– Ну вот видишь, наконец ты убедился. Зачем же ты настаивал, чтобы я назвала тебе имя похитителя? Теперь попробуй-ка привлечь его к суду. Посмотрим, найдешь ли ты людей, согласных, чтобы ты взял их за ухо? [135]135
  Взять за ухо – привлечь к суду в качестве свидетелей.


[Закрыть]
Призывай законы и ты сам убедишься, что их паутина не помешает полету даже мухи, не то что орла. Иди же и поблагодари богов, что квирит удовлетворился только одной твоей невольницей.

Скрофа задумался, застыв, как изваяние. Но спустя некоторое время он стряхнул с себя оцепенение и с надеждой сказал:

– Не ошибаешься ли ты, всеведущая ворожея? Поразмыслив немного, я понял, что дело вовсе не так безнадежно, как предсказываешь ты. Клянусь всеми богами, у меня гораздо больше шансов на его удачное завершение, чем я думал вначале. Тито Вецио молод, очень щедр и богат… богат по крайней мере кредитами и надеждами. У него действительно много долгов, но зато его отец один из первых богачей Рима, к тому же он очень стар. Я думаю, скоро смерть навестит его роскошный дворец. Следовательно рано или поздно Тито Вецио унаследует все богатства своего родителя. Эти молодые патриции падают словно кошки, всегда на ноги, они умудряются найти выход даже из самого затруднительного положения. А теперь посмотрим как могут в недалеком будущем разворачиваться события. Начнем с того, что Тито Вецио украл… нет, я не так выразился… проводил к себе домой прекрасную афинянку. Это прежде всего доказывает, что у Тито Вецио очень хороший вкус, ибо моя невольница – настоящее чудо красоты и, надо прибавить, честная девочка, что я могу засвидетельствовать. Последнее ни на каком рынке и ни за какие деньги не купишь, следовательно это по-истине редкостное качество и оно удваивает цену товара. Нет ничего удивительного в том, что молодой и пылкий Тито Вецио увлекся гречанкой. Именно в этом и заключено мое спасение. Юноша щедр и великодушен. Он, конечно, не захочет, чтобы я оказался в убытке. Так что, если рассуждать здраво, становится совершенно ясно, что мне не нужны ни законоведы, ни преторы, ни уши свидетелей. Мне надо будет всего лишь немножко подождать, то есть поместить свой капитал на довольно длительный срок, получая проценты, ну и, конечно проценты с процентов. Благодарю, всевидящая ворожея, я с удовольствием заплачу тебе двойную цену, поскольку названный тобой похититель принесет мне целое состояние.

Сказав это, Скрофа заплатил колдунье и вышел из ее мрачного жилища, весело напевая песенку.

– Этот человек совсем рехнулся, – сказала Кармиона после ухода содержателя дома римских гетер.

– Нет, матушка, он в здравом рассудке и совершенно прав, – отвечал Аполлоний, выходя из укрытия, где он провел все это время. – Жадность Скрофы гораздо надежнее нашей мести, она приведет его к желанной цели, в этом нет ни малейшего сомнения, и нам развяжет руки. Теперь мы можем обойтись без засады и наемных убийц. Тито Вецио, похитив красавицу, взял к себе в дом пагубу, подобно сыну Приама. [136]136
  Сын Приама Парис с помощью Афродиты похитил Елену, жену спартанского царя Менелая, что вызвало Троянскую войну.


[Закрыть]
Он молод, страстен и великодушен. Гречанка действительно необыкновенно хороша собой и строгих правил. Вся эта история похищения рабыни-гетеры Скрофы скоро получит широкую огласку и у старого, надменного Вецио появится еще больше оснований ненавидеть своего сына и лишить его наследства. Из всего этого ты можешь заключить, любезная матушка, что предсказание сбывается: дом Вецио погибнет из-за женщины.

– Ты все еще продолжаешь рассчитывать на Цецилию Метеллу?

– Нет. Печальный итог вчерашней засады не позволяет мне больше рассчитывать на нее. Такие вещи не повторяются, мне теперь остается лишь заставить Цецилию молчать, что я и думаю сделать с помощью кое-каких средств, которые она же сама представила в мое распоряжение. Впрочем, буквально на днях все должно быть решено. Ты неплохо бы сделала, если бы приготовила… надеюсь все понятно.

Хотя египетская колдунья неоднократно решалась на преступления, но при этих словах сына она невольно вздрогнула.

Аполлоний заметил это и сказал:

– Как, ты колеблешься? Ты, которая многолетними страданиями приближала эту минуту. Ты, которая воспитала во мне с юных лет идею мести, теперь медлишь? Ты мне всегда казалась предусмотрительнее матери Ахиллеса, постоянно погружая меня в волны твоей ненависти, ты убивала во мне все человеческое, всякую жалость к людям и милосердие. А теперь ты не решаешься? Я вижу, твой взгляд говорит мне, что он – мой отец! Знаю и то, что этот человек ради удовлетворения своей минутной прихоти, не задумываясь, подарил обществу еще одного раба. Исполняя просьбу своей достойной супруги, он согласился избавиться от нас с тобой, как от ненужных ему рабов, которых на старости лет из-за непригодности к работе продают за бесценок на рынке вместе со старыми волами и ослами. Все это я прекрасно знаю и помню. Отец мой равнодушно смотрел на лоб сына, который только что был украшен позорным рабским клеймом, на всю мою жизнь обрекавшее меня на самые страшные несчастья. Ведь и ты прекрасно знаешь, что значит для меня это постыдное клеймо, оно леденит мою кровь, не дает покоя не днем ни ночью. В часы, когда мой страстный ум парит над пределами вселенной, когда я подчиняю людей своей железной воле, это клеймо жжет мой мозг, причиняет душе невыразимые страдания. Знаешь ли ты, моя мать, каких страшных, нечеловеческих усилий стоит мне необходимость ежеминутно сдерживать себя, чтобы собственными руками не задушить этого старика, сказав:

– Умри же от рук сына, осужденного тобой на вечное рабство.

Аполлоний на минуту замолчал, перевел дух и, взглянув на мать, радостно воскликнул:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю