Текст книги "Ничего невозможного"

Автор книги: Людмила Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

Мис Лур и впрямь провинилась перед богами любви, позволив себе отвлечься на совершенно неуместные в спальне мысли, тем более когда возлюбленный так старался доставить удовольствие.

Чуть ли не оскорбила капитана Деврая ни за что ни про что. Зато теперь она понимает лорда Урграйна. Почему у того нет никакой личной жизни уже много лет. Не до того ему.

Лалил выдохнула струйку дыма в сторону распахнутого настежь окна, возложила стройную ногу на бедро безмятежно спящего любовника и подумала о том, как несказанно ей самой повезло с Грифом Девраем. Он не только любит, он еще и понимает. Понимает, что в Тайной службе надобно работать круглыми сутками, отдавать всего себя и не роптать на трудности. Отдает себе отчет, какая это ответственность и честь. И не спорьте, милостивые господа, у шлюхиной дочери, выросшей в публичном доме, тоже есть честь и совесть с достоинством. И вот теперь, в ночи, непоседа совесть воззвала к хозяйке и укорила за ранний уход с работы и некоторые оставленные без внимания бумаги. И не только лорда командора беспокоит вся эта круговерть вокруг Джевиджа, мис Лур тоже не по душе такое изобилие желающих укоротить жизненный путь канцлера. Можно подумать, Его высокопревосходительству объявили войну все враги одновременно – заграничные и отечественные. Только-только удалось перехватить малирца с отравленными пулями, как уже дамодарцы подослали своего агента-ликвидатора. И ведь не только Росс Джевидж стал мишенью, но и его жена – милейшая леди Фэймрил. До чего дошло – на беременную женщину планировалось покушение! Откровенно говоря, Фэйм нравилась агентессе гораздо больше ее мужа. Такие манеры, воспитание, вкус и щедрое сердце искать по всему свету и больше не найти нигде. Гриф, вхожий в дом канцлера, утверждал, что миледи не погнушалась бы познакомится с Лалил, но та пока не отваживалась на такой решительный шаг. Кто такая мис Лур и кто леди Джевидж? Как-нибудь потом, в другой раз, отговаривалась она раньше. Теперь же все изменится.

Ближе к вечеру лорд командор вызвал Лалил к себе в кабинет, дабы изложить свои опасения относительно возможных выпадов со стороны обиженной Шиэтры. В смысле, пока еще не обиженной, в силу неосведомленности. Но вскоре она станет таковой, когда Великий князь узнает о походе эскадры Гутторна в Южный океан. На Эразском побережье Эльлора агентурная сеть уже переведена в боевую готовность, теперь нужно обеспечить еще более тщательную охрану высокопоставленных лиц – начиная от некоторых лордов Адмиралтейства и парламентариев, заканчивая канцлером и императором. Помня об особых отношениях Грифа Деврая с семейством Джевиджа, командор настоятельно посоветовал познакомиться с леди Фэймрил ближе. Чтобы удобнее было ее охранять и защищать. Так и сказал:

– Леди Джевидж теперь на вашей ответственности, мис Лур. Не подведите меня. Я очень хочу вами гордиться.

И… о, ВсеТворец великий! Поцеловал ее в лоб отеческим поцелуем.

Ну и как после этого не отвлечься? Другого шанса отличиться по-крупному в обозримом будущем не предвидится, как и шанса хоть каким-то боком проникнуть в высшее общество. Покровительство леди Джевидж – это… Короче, Гриф потом оценит и простит за невнимание.

Спустя месяц

За потоками воды, струившимися по оконному стеклу, невозможно было рассмотреть ни залива, ни Лоцманского острова, ни стоящих на рейде кораблей. Холодный ветер с моря пригнал затяжную непогоду, столь не характерную для начала лета в Шиэтре. Впрочем, этот год во всем выдался каким-то особенно неудачным – не радовала погода, а следовательно, и виды на урожай, опустошительная эпидемия скотьей чумы в Уол-ши-Мар поставила под вопрос существование всего текстильного производства. Дым от сжигаемых овечьих туш был виден даже из окон Соколиного Гнезда, а вниз по Map плыло такое количество дохлого скота, что в провинцию пришлось вводить войска для предотвращения бунта и беспорядков. К тому же война в КашЛориме, в самой обширной и богатой заморской колонии, закончилась неубедительной победой, более похожей на поражение, если судить по количеству доставленных на родину гробов, покрытых бело-красными знаменами с геральдическими соколами. Говорить о других, более мелких неприятностях вроде забастовки шахтеров и регулярных протестов арендаторов сельских угодий против повышения налога на землю не было нужды. Было и хорошее – спуск на воду очередного броненосца, открытие новой линии железной дороги, связавшей северное побережье с южным, рождение третьего по счету княжича и долгожданное сватовство великой княжны.

Впрочем, все как обычно. ВсеТворец видит все и всему ведает меру и предел. Так стоит ли гневить Его неверием в непогрешимость Его планов?

А если взглянуть на все произошедшее с другой стороны, то стоит ли списывать собственные просчеты на волю ВсеТворца, коли сам безрук и безмозгл? Его великокняжеское высочество подбрасывал на ладони серебряный эльлорский талар, решая для себя, как он станет глядеть на неожиданную и чрезвычайно неприятную новость – как правоверный или как рационалист. И так как за окном, залитым дождевыми струями, пряталась ночь, то чаша его внутренних весов склонялась к атеистическому мировосприятию. Владыка Шиэтры – ранняя пташка по натуре, утром ему проще собраться мыслями, он полон бодрости и открыт для разговора, а чем ближе к закату, тем менее он расположен внимать чьему-то суждению. Ночные заседания – это сплошь словесная порка и нервотрепка для подданных, коим не посчастливилось попасть в поле зрения недовольного монарха. Посему никто из присутствующих в кабинете в столь поздний час и не надеялся, что вызов от Тедельмида предвещает кому-то нечто доброе.

Окинув долгим и не слишком ласковым взором членов ближнего круга – самых приближенных к монаршей особе и специально приглашенных высших сановников, Великий князь молвил приторным, неприятным голосом:

– Итак, милостивые государи, к концу этой декады эльлорская эскадра под командованием контр-адмирала Гутторна покинет Порт-Этайшас и отправится патрулировать пролив Ганага. Тем, кто забыл, я напоминаю, что третье десятидневие йурми-месяца на исходе, то бишь эскадра выйдет в море уже послезавтра. Что вы по этому поводу думаете, господа?

Разумеется, советники пребывали в состоянии праведного гнева. Как же так?! Как эльлорцы посмели перебежать дорожку в самый неподходящий для этого момент? Несказанная наглость и нарушение всех возможных договоренностей… с Маголи. Хитрые и непредсказуемые южные варвары решили извлечь выгоду из вечного соперничества двух самых сильных держав цивилизованного мира. Там, где Шиэтра проявила твердость и неуступчивость, Эльлор продемонстрировал дипломатическую гибкость, выиграв ни много ни мало – многократное усиление влияния в регионе.

– Я понимаю вашу обеспокоенность и возмущение, милорды, и даже полностью разделяю ваши чувства, – сообщил Великий князь, пристально изучая бриллиант в перстне на среднем пальце правой руки (плохой знак!). – Но, к величайшему нашему сожалению, ни беспокойство, ни гнев, ни прочие сильные душевные порывы ни в коем разе не повлияют на решимость прославленного контр-адмирала исполнить приказ эльлорского императора. Мы можем даже попробовать один за другим выброситься из окна этого кабинета в знак протеста, но что-то мне подсказывает – это тоже не поможет. Айриз Гутторн плевать хотел на вконец разгневанных шиэтранцев, и Раил Второй Илдисинг разделяет его мнение, я не говорю уж о Россе Джевидже. Тому сейчас вообще не до наших неудовольствий, – неспешно рассуждал Тедельмид. – У человека недавно родился долгожданный наследник. Я бы на его месте полгода не просыхал от счастья, но эльлорский канцлер не настолько здоров, чтобы пить по-шиэтрански – от заката до рассвета. И тем не менее Джевидж нашел время и силы, чтобы убедить этих заносчивых… лордов советников снарядить эскадру в кратчайшие сроки. Он же, руками Тайной службы, сделал все возможное, чтобы мы с вами узнали о предстоящем походе к берегам Ру-Фаррата последними. Прямо как муж-рогоносец об изменах благоверной.

Ругательство в устах Его великокняжеского высочества означало еще один плохой знак для советников. Белокурый и миловидный тридцатипятилетний Тедельмид очень редко выражался непечатно, настолько редко, что такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. В последний раз он сказал очень-очень плохое слово, когда упал с лошади и сломал три ребра. Нынче же, бранясь, князь глядел поочередно на министра военно-морских сил и директора департамента внешней разведки.

– Пожалуй, стоит призадуматься над тем фактом, что в моем непосредственном окружении находится столько абсолютно здоровых и подозрительно жизнерадостных людей, которые неспособны исполнять свои прямые обязанности, в то время как хромые и контуженные отставники умудряются приложить свою руку ко всем значимым мировым событиям с пользой для своей страны и сюзерена. Странно, вы не находите, милорды?

Милорды несказанно удивились подобным выводам и поспешили заверить Его великокняжеское высочество в том, что подобное положение дел не более чем случайное стечение неблагоприятных обстоятельств. Одного только Росса Джевиджа стоило бы приравнять к стихийному бедствию. К урагану или разрушительному шторму.

– Вот это очень правильное замечание. Увечный канцлер, разумеется, представляет собой неодолимую силу. Джевиджу ведь приходится пользоваться мозгами гораздо чаще, чем моим советникам. Я прямо завидую моему венценосному собрату – Раилу Второму Илдисингу, – он может позволить себе моменты спокойной уверенности, а также способен безмятежно спать или развлекаться с фавориткой, а не денно и нощно бдеть над государственными делами из-за полной неспособности подданных исполнить свой долг. Может быть, мне переманить Росса Джевиджа в Шиэтру? А? Посулить полцарства, как в старые добрые времена.

Великий князь свирепел на глазах, хотя об этом мог догадаться далеко не каждый сторонний наблюдатель. Красивое, идеально симметричное лицо его покрылось мертвенной бледностью, губы сжались в прямую линию, а крылья носа трепетали, словно Тедельмид принюхивался к чему-то исключительно смердящему.

– Я требую принять решительные меры, чтобы поставить Эльлор на место.

– Мы пошлем в пролив Ганага свою эскадру, – поспешил объявить военно-морской министр.

– Отлично! – всплеснул руками Великий князь. – Изумительно! Как замечательно придумано. Контр-адмирал Гутторн как раз отдаст приказ возвращаться домой к тому времени, когда на горизонте покажутся силуэты наших броненосцев. И наши достославные флотоводцы получат редкую возможность полюбоваться на новенький эльлорский флаг над стенами крепости Муэрро.

Словесный яд сочился с губ Его великокняжеского высочества и с шипением капал на полированную столешницу.

– В качестве контрмеры могу предложить спровоцировать нападение Кехтаны, – последовало предложение от невзрачного господина Эрмилинда Файли – вот уже три десятка лет возглавляющего внешнюю разведывательную службу Шиэтры. – Наш общий знакомый – Росс Джевидж, который более не маршал и даже не генерал, вполне способен понять столь прозрачный намек. Чем более он усиливает нажим в отношении Шиэтры, тем сильнее мы ударим по его же завоеваниям. Восточные Территории – это его любимая игрушка, его билет в бессмертие.

Тедельмид задумчиво потер подбородок. Он прекрасно помнил статьи в «Зарубежном обозрении», где публиковали неофициальные письма-живописания Джевиджа о Кехтанском походе. Имперская традиция, предписывающая полководцам регулярно отчитываться перед широкой общественностью о своих победах и поражениях, оказалась очень кстати. Будущий эльлорский канцлер прямо-таки влюбился в новообретаемые империей земли – дикие, неосвоенные и дьявольски богатые. В арьергарде его армии двигались инженерные части, горные мастера, геологи и естествоиспытатели, не говоря уж о золотоискателях и обычных авантюристах. Ненавидящий магов всеми фибрами души, маршал Джевидж позволил экзортам Тайной службы изучать чары местных шаманов.

Как ни верти, а господин Файли прав в одном, для Джевиджа удар по Восточным Территориям будет весьма болезненным. Особенно если его хорошенько подготовить.

– В ваших словах есть определенный смысл, – вынужден был одобрить главного разведчика Шиэтры ее полновластный князь. – Займитесь этим незамедлительно.

– Так точно, сир, – ухмыльнулся Файли. – А чтобы у Джевиджа и Урграйна не было возможности вовремя заметить наши маневры на восточном фланге, попробуем осложнить им жизнь в других областях.

– Например?

– Пусть лорд Урграйн еще плотнее займется заговором против особы канцлера. Сейчас против него ополчились все, начиная от высшей аристократии и заканчивая магами. Мы можем усилить эту тенденцию.

– Так делайте, делайте что-нибудь, – взмахнул нетерпеливо руками Великий князь. – План замечательный, но мне потребен результат.

Глава 5 Via Dolorosa

– Ax ты ж сладенький какой! Ах ты ж пухленький какой! Так бы тебя и съел, как пирожок. Ам! И съел бы! Ам-ам!

Толстопузый профессор и в самом деле большой специалист по пирожкам, особенно по их пожиранию в неимоверных количествах. Кухарка не успевает сдобу печь, до того быстро исчезают в его ненасытной утробе все эти пышные булочки, пирожки и ватрушки. Но Диан Джевидж о таких подробностях еще знать не знает, он верит отрекшемуся магу на слово и, оттого радостно попискивая и булькая, отважно молотит в воздухе ножками, пытаясь отбить попытку Коринея укусить за крошечную пяточку.

– Я тебя съем, пончик! Я тебя укушу, помпончик! – ворковал профессор, словно влюбленный голубь.

Если, конечно же, вообразить себе голубя размером с откормленного борова, лысого и пузатого, без крыльев и перьев, зато с выдающимся клювом-носом, то это и будет Ниал Кориней собственной персоной. Вечно торчащий в детской, постоянно сующий нос во все дела, связанные с малышом, – как спал, чем пеленки испачкал, хорошо ли покушал, крепко ли держит головенку. И пока он ведет допрос молодой матери и ночной няньки, рядом обязательно пристроится Кайр Финскотт, исполненный любопытства, словно впервые видит живого младенца, а следом прибежит Кири, походя чмокнет папочку в щеку и бегом к братику. Но и этого мало – в двери обязательно просунется любопытная физиономия какого-либо охранника, а то и двоих сразу. Всем есть дело до маленького Диана, двенадцатого графа Джевиджа. И никому не интересен одиннадцатый по счету граф с той же фамилией, по имени Росс, сын Кайлин. Он обречен в одиночестве заталкивать в рот холодный кусок вареной курятины и давиться овощным гарниром, пить омерзительный, но такой полезный травяной чай и до корчей беситься от ревности и обиды. Смешно и стыдно, но ничего не поделаешь. Да – он ревнует, злится и негодует. Кому же приятно быть лишним в своей собственной семье?

Видит ВсеТворец, этот ребенок родился Россу Джевиджу на погибель – не иначе. Другие дети плакали по ночам, постоянно требовали внимания, плохо ели или спали, капризничали без причины, а также все время болели. Но только не Диан. Он спал, ел и рос на зависть другим родителям. Его нянька, лишенная бессонных ночей и других беспокойств, изрядно раздобрела на хозяйских харчах и клятвенно заверяла всех и каждого, что никогда не видела более спокойного и милого ребенка. А еще он научился улыбаться своему отцу. Стоило Россу оказаться в поле зрения малыша, как его мордашка расплывалась в умилительной улыбке, не ответить на которую мог только законченный мизантроп. А если Фэйм удавалось всучить ребенка Джевиджу в руки, тут маленький мажонок пускал в ход весь арсенал детского обаяния – счастливый и невинный взгляд становящихся все более и более серыми отцовских глаз, розовые щечки, пухлые ручонки, резво брыкающиеся ножки под длинным младенческим платьицем. И ни разу ведь не обмочил папочкин мундир, дьявольское исчадие, ни разу не разразился рыданиями при виде угрюмой физиономии Джевиджа. Хитрое, изворотливое… славное маленькое создание!

Росс же, в свою очередь, разрывался на две неравные части, отказывая себя в глоточке любви к родному дитю, и это чувство было таким, словно его зажаривали живьем в огромной печи, в которую этим бесконечным летом превратился Эарфирен. Уровень воды в Аверне опустился до самой нижней отметки на опоре ЗлатоМоста, а это означало, что подобной засухи не было уже двести лет. Над столицей целых три месяца провисело тяжелое горячее марево, люди маялись бессонницей и болели сердечными хворями, лошади наемных экипажей падали замертво на раскаленных мостовых. Словно преисподняя восстала и пошла приступом на мир живых. Такие мелочи по сравнению с пылающей бездной, что разверзлась в душе Джевиджа, право слово…

Из дальних комнат доносились голоса. Вся кавалькада обожателей маленького мажонка стремительно приближалась к столовой.

– Тебе нравится? Блестит? – громогласно чирикал Кориней. – Вот вырастешь большим, сыночек, твой папочка даст поиграться своими блестящими цацками, такими чудными цацками на ленточках. Их у него много, у папочки-канцлера. Ах ты ж прелесть моя ненаглядная!

«Это – мой сын!» – мысленно взвыл Росс и… позорно сбежал из столовой.

Армия, его маленькая, но отважная армия предала своего полководца, переметнувшись на сторону врага, тоже маленького, но сильного.

– Господа, вы рты разинули, чтобы мух побольше наловить? – прорычал лорд канцлер, выскочив как ошпаренный в вестибюль и наткнувшись на дежуривших там охранников. – Где мэтр Кил? Где Касан?

– Не могем знать, ваше высокопревосходительство! – рыжий дядька – протеже капитана Деврая по старой привычке вытянулся в струнку. – Только-только здесь ходили.

– Где это – здесь? Я никого здесь не вижу!

– Собачка бегала по участку беспризорно, так Морран повел ее на псарню, – пояснил другой охранник – молодой парень из новеньких.

– Опять опоздаем во дворец! Дьявол! Полный дом бездельников, никому ничего поручить нельзя! Собаки везде бегают, телохранители где-то шляются – безумие какое-то! – продолжал бушевать Росс.

Он задыхался от клокочущей ярости, не имея возможности выпустить пар. Бранить бессловесную охрану стыдно и бессмысленно – парни не виноваты в его бедах и страхах. Чтобы хоть как-то унять сдавленное дыхание, он вышел на широкое крыльцо глотнуть свежего воздуха.

– Эка нашего-то старика накрыло от долгого воздержания… – послышался из-за двери сдавленный шепот.

«Старика?! Однако!» – опешил Росс. Юнцом он себя не мнил, но и стариком не считал.

– Думаешь, миледи не дает ему совсем?

– А кто их знает, благородных этих? Сказывают, что настоящие леди после родов целый год мужу могут отказывать.

– Ни хрена себе! То-то, я смотрю, он бесится, словно зверь в тесной клетке. Конечно! Милорд – мужик крепкий, это он женился и присмирел, а в свое время имел все, что шевелится. Бабы, помнится, от него шалели.

Должно быть, припомнились рыжеусому охраннику времена Кехтанского похода, когда молодой и неутомимый маршал совершал не только ратные, но и любовные подвиги. Сил было полным-полно, желаний еще больше. А женщин, как, собственно, во все времена, сильнее всего влекли не его красивые глаза, а блеск золотых эполет и бриллиантов орденов – сияющий ореол славы и власти.

– Так ото ж! Сколько можно ему терпеть-то? Лучше б к девкам сходил развеяться. Еще удар хватит.

О Великий Л'лэ! Джевиджу только подобных пересудов не хватало. Ошибался бывший рейнджер – большой знаток благородных нравов: они с Фэйм с обоюдным удовольствием вернулись к супружеским отношениям, едва Диану исполнилось тридцать дней. Тем паче после рождения ребенка женушка приобрела столь вожделенные округлые формы, что Росс при всей своей тщательно культивируемой сдержанности не смог бы устоять пред соблазном. Его эротические вкусы оставались ужасающе старомодны и полностью воплотились в классической женской фигуре типа «песочные часы».

Так что зря охранники возводили напраслину на леди Джевидж, она-то была с мужем щедра и телесно, и душевно, а вот Росс, усилием воли запретив себе любить сына, заодно отсек часть близости с Фэйм. Привычка безоглядно доверять затягивает быстрее и хуже наркотика, и, лишившись такой возможности, лорд Джевидж утратил гораздо больше, чем мог предположить заранее. Ему приходилось постоянно врать, врать и врать любимой женщине, прикидываться тем, кем ты не являешься, то бишь счастливым отцом, уворачиваться от доброжелательных расспросов о семье и без остановки корить себя за вопиющую позорную трусость. Он ведь так и не рассказал императору о том, что Диан – будущий маг. Неведомая сила сковывала язык и голосовые связки, едва в голову приходила мысль о признании сюзерену. Слава ВсеТворцу, не было нужды изображать крайнюю занятость – работы и впрямь оказалось по горло. Но к началу осени Росс все-таки достиг самого дна душевной преисподней – он не мог спокойно есть, почти не спал, истерзал подчиненных, поругался со всеми, с кем мог, и

окончательно превратился в невыносимое, склочное чудовище. Так что охранники успели привыкнуть к гневным интонациям в голосе канцлера, к его придиркам и вечному недовольству, и даже нашли самое простое истолкование подобному поведению. Они – люди простые, без выкрутасов. Чего тут понимать-то? Если такой мужик, как Джевидж, места себе не находит, значит, давно без женской ласки сидит – и точка.

Росс мрачно ухмыльнулся. Если бы все проблемы решались только в постели с женой, то, пожалуй, он бы стал счастливейшим из смертных.

– Простите, ваше превосходительство. Рино отвязался и бегал по лужайке…

– Мэтр, меня не интересуют оправдания, и мы опаздываем на прием к Его императорскому величеству, – огрызнулся Джевидж на бегущего к нему рысью телохранителя. – Извольте поторопиться!

Не сосчитать тех ночей, когда хотелось Фэйм рассказать мужу, что все знает и про мажью сущность Диана, и про свой долг перед Великим Л'лэ, и про их с Коринеем жестокие игры. И не единожды жаждала леди Джевидж надавать супругу горячих оплеух с оттяжкой, ткнуть носом в колыбельку к сыну и напомнить про святой отцовский долг. Но на устах Фэймрил лежала печать данной клятвы, и руки опускались при виде Россовых больных глаз и горьких морщин возле рта. Правду говорил отрекшийся маг: «Пусть идет по этой дорожке самостоятельно и до самого конца». Вот Кровавый Канцлер (как его любила именовать радикальная пресса) и шел тропою страданий так же, как привык ходить по земле, – размашисто, чуть раскачиваясь и приволакивая больную ногу, но с прямой и ровной спиной, отрицая любую попытку помощи. Подбородок вперед, челюсти стиснуты до хруста зубов, и непременно злобный прищур. Замешкаешься на минутку – тут же сметет с дороги и затопчет насмерть.

– Совсем ему худо, – пожаловалась леди Джевидж, разделываясь с запеченным яблоком. – Половину ночи не спал, а только прикидывался. Вдруг опять откроется язва?

– Нечего этого засранца жалеть, – фыркнул Кориней. – Сам захотел стать лишним в жизни малыша. И с язвой его все пока не так плохо. Скоро он сдастся, можешь не переживать, милая моя девочка.

Зол был профессор на Росса, крайне зол. Не мог он понять, как такого прелестного ребенка можно не обожать всем сердцем. Своей семьи не имевший и никогда в таковой не нуждавшийся, Ниал вдруг осознал себя и отцом, и дедом одновременно. Фэймрил и Кайра он любил как отец, Диана и Кири – как дед. Порой, стыдно сказать кому, фантазировалось ему, будто на самом деле все так и есть, и все они родственники. Совместная борьба с закидонами лорда канцлера и заботы о малыше сроднили леди Джевидж с профессором Коринеем не хуже общей крови. По крайней мере, Фэйм верила, что из ребенка можно вырастить нормального, доброго и воспитанного человека, пусть он сто пятьдесят раз магом родился.

– Ниал, он такой ласковый, такой нежный, как он может стать негодяем, если мы сами не дадим ему ступить на путь порока? – вопрошала она, баюкая на руках сонного Диана. – Мы же не отправим его в Хоквар и не выгоним на улицу. Он будет расти в любви и ласке, окруженный только заботой и теплом. Откуда же взяться дурным наклонностям?

И хотя Кориней всегда считал, что дурному научиться в десять раз быстрее и легче, чем хорошему, но тезисы миледи разделял целиком. Никакого Хоквара, никаких других магических заведений, только домашнее воспитание и хороший опытный наставник. Начнет сам Кориней, а продолжит… ну, к примеру, тот же Морран Кил. Неплохой малый, с приличными навыками, твердым характером и зорким глазом.

Разумеется, ничего подобного Ниал парню-экзорту не говорил и просвещать его относительно будущности не собирался, но, как и большинству прилипших волею случая к жизни и личности Росса Джевиджа, оставаться Моррану рядом с подопечным еще долго-долго. Тут и особо чувствительной задницы не нужно, чтобы ощущать, к чему все идет. Они с Кайром попались, и Грифа с Лалил тоже затянуло в невидимое глазом притяжение канцлера, а телохранители ничуть не лучше остальных.

– Мис Лалил отговорила меня ехать в Виджмар. Говорит, сейчас очень опасно, а в поместье ни Росс, ни Тайная служба не смогут обеспечить нам с Дианом надежную охрану.

– Акторша права, – решительно кивнул Кориней. – Знаю я эти старые дворянские гнезда, там хоть полк охраны поставь – все равно найдется либо подземный ход, либо еще какая лазейка. А время сейчас неспокойное. Охотников попортить кровь Джевиджу развелось видимо-невидимо.

Фэйм обреченно вздохнула, соглашаясь. Росс предупреждал, что ее ждет полная ограничений и запретов жизнь, но кто знал, что настолько сложно привыкнуть к существованию на осадном положении. Во всяком случае, пройтись с подругой по магазинам леди Джевидж позволить себе не могла. Конечно, не все так страшно, далеко не каждый заговорщик знает ее в лицо, чтобы бросаться с ножом на входе в бельевую лавку, но, пока Фэйм будет развлекаться, Росс сойдет с ума от беспокойства, а охране придется сутки стоять на ушах, готовясь к операции «Покупка кружавчиков».

– Говорят, к зиме все успокоится: шиэтранцы остынут, Дамодар присмиреет, а про эскадру Гутторна будут вспоминать реже. Вот тогда и поедем в Виджмар все вместе, – размечталась миледи.

– Кто говорит? Мис Лур? – скептически ухмыльнулся профессор. – Будем надеяться.

Само существование Лалил переворачивало все его представления о мироустройстве. Женщина-актор – это еще куда ни шло, всяко бывает, но женщина-руководитель… неслыханно и невиданно! Командор Урграйн все-таки немного сумасшедший, если рискнул доверить государственные тайны девушке столь сомнительного происхождения. О своем еще более сомнительном происхождении Ниал Кориней вспоминал редко, а если ему ставили на вид, то находил оправдания в исторических аналогиях. Сколько проходимцев-авантюристов поднимались из придорожной грязи на самую вершину власти и успеха? Да не пересчитать. Но все они как один были мужчинами. Сын рыбака, урожденный магом, а затем отрекшийся от дара и ставший медицинским светилом, профессором университета, – это вписывалось в концепцию, а дочь бордель-маман, сделавшая карьеру в Тайной службе, – случай экстраординарный. Заслуживающий пристального внимания и абстрактного порицания. Ибо женщине не место в Тайной службе.

Тонкие пальцы на спинке колыбели. Мягкие покачивающие движения материнской руки. Что может быть умиротвореннее?

– Кашка в горшочке буль-буль, кошка у печки мур-мур, спи, моя крошка, бай-бай, глазки свои закрывай…

Серая и полосатая кладбищенская кошка нашла теплый угол, пригрелась и расслабилась. Она даже котенка принесла, в надежде, что у нее теперь есть свой настоящий дом. Глупая полосатая кошка…

Знаете, что страшнее всего? А страшнее всего – знать и молчать. Делать вид, что ничего не происходит, улыбаться, говорить о домашних делах так, чтобы ему не хотелось сбежать и забиться в самый дальний угол кабинета. Смотреть, как он мучается, и усугублять страдания каждым своим словом и движением. Смотреть, как он травит себя ревностью, и продолжать подмешивать этот яд в каждое слово.

Нельзя воевать и не лить кровь, нельзя сражаться и не убивать – себя, его, хрупкое доверие и стальную убежденность в правоте. Эта невидимая война за любовь к Диану убивала их обоих сразу. Фэйм чувствовала, как ее размеренная, однообразная, но заполненная хлопотами жизнь становится слишком велика для нее, как постепенно она теряется в бесконечном молчаливом кружении вокруг да около и насколько плотно она сжимается вокруг горла Росса. Словно ошейник на шее бесхвостого Рино. Еще немного, и леди Джевидж безвозвратно канет на дно бездны, имя которой Одиночество, а лорд канцлер рванет удавку что есть силы, не только освободившись от давления, но заодно окончательно порвав все невидимые ниточки, связывающие их воедино. Легче не станет никому, но и возврата не будет.

И не сказать, и не нарушить обет, данный Великому Л'лэ. Хоть криком кричи от безнадежности. И не потому что страшно, а оттого, что знаешь – проболтаешься, и случится что-то… непоправимое, чудовищное. Обязательно, непременно случится, и не с ними, а с Дианом. Не стал бы Великий Неспящий брать с Фэйм слово и настойчиво напоминать о клятве. Только на силу Огнерожденного и уповала она. Подарив им с Россом возможность иметь ребенка, он не оставит малыша без внимания, а покровительство столь могучих сил чего-то да стоит.

Вот бы сказать ожесточенному на всех чаровников Россу, что их мальчик ни за что не станет обычным магом, ведь дремлющий в нем дар от самого Великого Л'лэ – он не может быть ординарным. Росс бы поверил, с радостью ухватился бы за тончайшую ниточку надежды и честно позволил себе принять ребенка. Но нельзя. Ни намека, ни подсказки, ни зацепки. Таково условие, такова плата за память и душу лорда Джевиджа.

Мудр и велик Древний Неспящий – он заставил платить всех, сполна и по всем счетам. Фэйм – за чудо, Росса – за старые привычки и незыблемые принципы. Так всегда бывает, когда на помощь смертным являются нездешние силы, многократно превышающие человеческие возможности. Стоит воззвать к чему-то большему и быть услышанным, расплата не замедлит ждать. Лучше перетерпеть, лучше смириться и принять неизбежное, ибо кто просил о невозможном, тому и отдать придется все. И знаете, что самое удивительное? Те, кому открывается сей вечный, жестокий и незыблемый закон бытия, никогда не согласились бы повернуть время вспять, никогда не отреклись бы от содеянного.

Вот и Фэймрил скорей живьем легла бы в могилу, чем отказалась от помощи Великого Л'лэ, потому что тогда у нее не было бы ни Росса, ни Диана, ни всех остальных – дальних, ставших близкими, почти родными. Нет, никогда и ни за что!