Текст книги "Ничего невозможного"

Автор книги: Людмила Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

– Расскажите мне о своем детстве, Морран…

А что рассказывать-то? Обычное детство. Как у всех мальчишек – со щенячьей возней под обеденным столом, разбитыми в кровь коленками, глупыми и опасными шалостями, горючими слезами без повода и заливистым смехом по пустякам и, разумеется, с божьей карой в виде ненавистного фортепиано и уроков музыки. И даже когда открылся магический дар, матушка не сдавалась, продолжая усаживать Моррана за инструмент каждый день. Должно быть, надеялась, что сын предпочтет искусство колдовству. Но куда там! Какая там музыка? Где они, эти великие кудесники-маэстро, прославившиеся в равной степени талантом и трудолюбием, когда можно получить все сразу и задаром. В прямом смысле – добиться успеха в жизни за счет своего природного дара. Ведь не просто же так Морран Кил имеет то, чего нет у родителей и остальных родственников. Особенный он, что бы там ни бурчал отец про неправедность и проклятущих чаровников. А в одиннадцать лет дух противоречия невероятно силен, и хочется доказать всему миру, насколько ты крут и самостоятелен. Моррану это сделать было проще всего – он отправился в Хоквар.

– А если бы ваша мама не настаивала на музыкальных занятиях? – полюбопытствовала Фэймрил. – Вы бы все равно избрали стезю чародея?

– Я думал об этом раз триста, – вздохнул молодой человек. – А после знакомства с мэтром Коринеем в особенности.

Честно говоря, Морран отчаянно завидовал старому профессору, и прежде всего тому, что Ниал все в своей жизни делал осознанно, по уму и здравом размышлении, даже когда был мальчишкой.

– Раньше я думал, что маги не властны над своей судьбой, не вольны выбирать участь, их Дар сильнее доводов рассудка. Но мэтр Кориней – другой, он смог отречься, не утратив себя, он поднялся выше слабостей, выше оправданий.

Чего было больше в словах экзорта – зависти или восхищения, – определить невозможно, столько всего намешано, но одно мэтр Кил знал точно – ему самому не хватит силы воли устоять против искушения. И то, что мало кому из волшебников это удается сделать, ничуть не утешало. Каждый сам себе судия, не правда ли?

Но у миледи, по всей вероятности, имелся свой повод для расспросов. Она столько лет была замужем за магом, причем за одним из самых одиозных. Воистину мир стал лучше, когда лорд Джевидж убил Уэна Эрмаада.

– И все же вы не общаетесь с родителями. Так?

– Я для них умер. Мама до сих пор носит траур. Так всем легче.

Морран не заметил, что начал разговаривать в точности как Джевидж – рублеными фразами, пряча чувства за резкостью звуков.

– Вам тоже легче? Или все-таки проще?

Иногда леди Фэйм оказывалась безжалостнее своего мужа.

Молодой волшебник-телохранитель ничего не ответил, только плечами передернул. Он всего лишь принял выбор родителей, решивших, что экзорта репутация их семьи не переживет. Маг-ренегат – предатель вдвойне.

– Возможно, дело в цели, которую ставит перед собой любой человек, маг он или нет. Согласитесь, что у Ниала таковая всегда была.

– Бесспорно, сударыня, – согласился совершенно сбитый с толку мэтр Кил.

Миледи же продолжала рассуждать с видом завороженного открытием человека, который нашел ответ на мучивший его долгое время вопрос:

– Уэн жаждал власти над другими людьми, полнейшей власти, безраздельного контроля и подчинения. От одной только мысли, что кто-то будет послушен его мельчайшим желаниям, Уэна охватывал настоящий экстаз. Профессор Кориней всю жизнь стремился к знаниям о возможностях исцеления человеческого тела. Даетжина Махавир вообще не оригинальна, она не мыслит себя нигде, кроме как на властной вершине, ей, как и большинству магов, потребна власть. Возможно, если дать будущему магу великую цель еще в раннем детстве, то он сумеет избежать пороков, свойственных большинству обладателей волшебного Дара.

– Его высокопревосходительство о том же говорил руководству Конклава Рестрикторов, когда настаивал на изменении системы обучения магов, – деликатно ввернул Морран. – Я своими ушами слышал

По правде говоря, Джевидж настойчиво рекомендовал горячим борцам с мажьим произволом, прежде чем выжечь змеиные гнезда, подобные Хоквару, каленым железом, тщательно продумать, куда девать детей с колдовскими способностями. Магические академии – зло, но хотя бы относительно подконтрольное властям. Если же чародеи начнут тайно набирать учеников и воспитывать их по своему образу и подобию, то все рано или поздно кончится гражданской войной. Прецеденты в отечественной истории были.

В последнее время его высокопревосходительство особое внимание уделял магам, невольно сделав телохранителя внештатным консультантом по интересующим его вопросам. Экзорт, поначалу подозревавший патрона в подготовке очередного раунда невидимой войны с Ковеном, нимало удивился, когда узнал, что Джевидж старается не столько ограничить права чародеев, сколько провести преобразования в их закрытом обществе. А почему бы и нет? Социальные законы, продвигаемые лордом канцлером, принесли эльлорскому народу пользу. Может быть, он прав, говоря: «Нам с вами жить, а умереть вместе мы всегда успеем».

По местным меркам время было раннее и для пития, и для грубых мужских развлечений, но почти всё столы оказались заняты. Кое-кто вел серьезные разговоры, но большинство постояльцев сосредоточенно обедали, как это вообще принято на Востоке – с чувством и с толком, не отвлекаясь на болтовню. Обед – дело серьезное, а кто хорошо ест, тот хорошо работает.

Пиво стоило сущие гроши – десять сет за стакан, а плохонькое, но крепкое бренди чуть дороже. Пить Росс не собирался, памятуя о предупреждении профессора лекарства ни с каким подозрительным хмельным не мешать, но не взять к мясному рагу кружку местного пойла – вызвать подозрения даже у самого тупого подавальщика. А вкупе с разбитой физиономией такая демонстративная трезвость еще и приглашение к драке. Джевиджу махать кулаками было, мягко говоря, не с руки, он спустился в общий зал совместить приятное с полезным – покушать и послушать. Привычки, нажитые в бытность им припадочным бродягой, оказались невероятно живучи. Все-таки как ни крути, а любая наука лучше всего доходит в сочетании с тумаками. Удар по печени и трещина в ребре мгновенно отучают открывать чужие двери молодецким пинком сапога. Даже одиннадцатого по счету графа.

Росс держал себя тише воды и ниже травы – сел в уголке, сделал заказ и пробежал глазами по полосам дешевой местной газетенки. Фургон и лошадей все равно покупать придется, и лучше чуток переплатить тому, кто не поскупился на объявление, чем по дешевке что попало хватать. Джевидж тут же в уме прикинул, во что обойдется снаряжение для путешествия, и не удержался от удивленного фырканья. Предприимчивые местные торговцы наживали на переселенцах целые состояния.

– Что, служивый, впечатлили наши цены?

Бородатая личность, присевшая напротив Джевиджа, могла оказаться кем угодно – честным переселенцем, конокрадом, недавним каторжником, карточным шулером или торговцем скобяными изделиями. Акцент выдавал уроженца западных графств, отсутствие седины – относительную молодость, наличие золотой фиксы на переднем зубе – любителя пустить пыль в глаза. А в целом, как показывал опыт, с таким человечишкой следовало держать ухо востро. Слишком уж молодое лицо для таких выцветших ледяных глаз.

– Недешево, – согласился Росс.

На Востоке у солидных мужчин принято говорить медленно и не тратить слов даром.

– Спекулянты сплошь вокруг. Стервятники. Так и норовят обобрать честных людей. Где это видано, чтобы за мула просить как за верховую лошадь? – самозабвенно тараторил незнакомец. – И ведь не факт, что скотина не падет через два дня пути. Так и норовят обжулить честного человека. У! Мародеры!

Одно из двух, решил Росс. Либо парня действительно обманули или пытались обмануть барышники, либо хитрец пытается окольными путями выяснить платежеспособность собеседника. Сразу же видно – бывший рейнджер только приехал, и совершенно явно, что не ради местных красот. Стало быть, не с пустым кошельком, который, по мнению местных проходимцев, нуждается в скорейшем облегчении.

– Вам ведь тоже лошадки понадобятся?

«Начинается, – кисло ухмыльнулся Джевидж, предвидя долгие уговоры и заманчивые предложения. – Не на того напал, мальчик».

– Угу.

Молодец тут же сменил тон на более проникновенный:

– Так я могу место подсказать, где можно сторговаться на треть цены. Все по-честному, как водится.

– Ну, подскажите.

– А на какую сумму вы рассчитываете, сударь?

А глаза такие честные-честные, голубые-голубые…

«Неужели я со стороны смотрюсь простаком? – поразился Росс. – Или до сих пор живо поверье, что вояки счета деньгам не знают?»

Пегая борода и подбитый глаз, конечно, лорда канцлера не красили, равно как и ссадина на лбу, но и повода считать их обладателя доверчивым болваном тоже не подавали.

Джевидж попытался отвертеться от скользкого разговора, прикинувшись замкнутым и нелюдимым типом. Что-то невнятно бурчал себе под нос, пожимал плечами, всеми силами показывая собеседнику: «Отстань от меня, парень! Я не в духе».

– Я и проводить могу, и договориться о скидке, – не унимался доброхот.

– На месте разберусь, – отрезал вконец озверевший от подобной наглости Росс. – Будет шибко дорого – уйду.

– Так-то оно так, но я-то что с этого поимею? – обиделся парень.

– Да практически ничего, не считая того, что целее будешь, – хамски оскалился бывший маршал

– Ах ты, старый… – моментально рассвирепел незадачливый посредник и попытался украсить лицо Росса еще одним «живописным шедевром».

Уклониться от удара Джевидж уклонился, и даже успел выплеснуть на драчуна кружку с пивом, но при этом пребольно ударился покалеченной ногой об упавший стул. Прошедшей ночью шиэтранец с таким удовольствием превратил Россово колено в сплошной кровоподтек, что теперь любое неловкое движение заставляло хватать ртом воздух и шипеть сквозь зубы ругательства. От следующего удара Джевидж уже не сумел бы уйти, тем паче ответить.

Но вспоминать действенные приемчики из казарменной юности ему, к счастью, не пришлось. За отставного офицера вступился совершенно незнакомый господин, до сих пор мирно сидевший за соседним столиком.

– Руджер, ты все никак не угомонишься? А? – приговаривал он, сворачивая скулу приставучему парню. – Все тебе неймется? Лезешь со своими аферами ко всем подряд!

Планомерное превращение мистрила Руджера в мясной фарш проходило под будничные звуки трактира – кто-то звучно потягивал пиво, кто-то чавкал мясом, ложки стучали по дну тарелок, жужжали мухи, и никто из сотрапезников-постояльцев даже пальцем не пошевелил, чтобы вмешаться в ход избиения. Еще одно правило Территорий, гласящее: «Никогда не связывайся с тем, что тебя в принципе не касается», примыкающее к почти священному: «Любая ссора – дело частное. Посторонние не приветствуются». Хочется смуглому черноглазому господину в широкополой шляпе отделать мелкого мошенника – никто ему запрещать не будет. Достало бы крепости кулаков. А тому определенно хватало всех ингредиентов, потребных для драки, – здоровой веселой злости, гибкой силы и уверенности в своей правоте.

Отделав приставучего парня так, чтобы не только родная мама могла отличить, но и начальник полиции сумел опознать, черноглазый воззвал к вышибалам. Мол, пора и про совесть вспомнить, господа хорошие, вы тут не для ловли мух поставлены. Ровно через минуту под собственные вопли и сквернословие мисрил Руджер спланировал на мостовую.

Джевидж благодарно отсалютовал спасителю:

– Премного благодарен, э-э-э…

– Таул Эрсин, – представился тот, приподняв свою франтовскую шляпу. Во вьющейся смоляной шевелюре лишь изредка проскальзывала ранняя седина. – Командир народного ополчения специального округа Дридживас.

Если память лорда канцлера не подводила, а она его последние три года не подводила, то Ан-Катасс как раз находился в этом округе. Очень любопытно.

– Росс Джайдэв, капитан имперских рейнджеров в отставке. Присаживайтесь, мистрил Эрсин, милости прошу.

Отросшая за шесть дней щетина изменила лицо канцлера до неузнаваемости, волноваться было не о чем.

– Жизнь у нас тут суровая, мистрил Джайдэв. Полным-полно всяких проходимцев, готовых неопытного человека до исподнего раздеть.

– Я произвожу такое впечатление? – слегка обиделся Росс.

– Нет, – усмехнулся в усы Эрсин. – Но Руджер не обошелся бы одними лишь разговорами, мог и подстеречь в темном переулке. Молодчики, подобные ему, не пощадят заслуженного ветерана, не надейтесь.

– Я в Шадре не один – с женой и ее кузеном.

Ополченец понимающе кивнул и, нагнувшись губами к самому уху Росса, шепнул:

– Экзорт из Тайной службы?

– А вы имеете что-то против?

Мужчины несколько мгновений мерились тяжестью взглядов. Джевидж, с его многолетним опытом, победил в поединке.

– Мой помощник обладает некоторыми способностями. Это он почуял Печать Ведьмобоя, а не я, – честно признался Эрсин, показав глазами на плотного плечистого мужчину с окладистой бородой, самозабвенно уплетавшего кусок мяса размером с половину Дамодара. – У нас тут без толкового мага не обойтись, как ни крути. А экзорт в наших краях птица редкостная, согласитесь.

«Не такая уж и редкостная», – механически поправил собеседника Джевидж.

Насколько он знал, в данный момент на Территориях работало около сотни акторов и полдюжины экзортов. Командор Урграйн регулярно отчитывался по этому направлению, и в последнее время его доклады содержали все меньше и меньше утешительного. Шиэтранские эмиссары планомерно подзуживали Кехтану, суля политическую и военную поддержку, а Территории медленно, но планомерно наводнялись диверсантами. И, как выяснилось в разговоре с Таулом Эрсином, дела обстояли еще хуже.

– Если раньше в основном краденый скот через границу туда-сюда гоняли: из Кехтаны на продажу в Эльлор, а на обратном пути уже наших бычков на кехтанские рынки, то теперь идет настоящая война. Проклятые кехтане стали поджоги в поселках устраивать, ферм им мало показалось, – жаловался ополченец. – Подберутся ночью да и подпалят городишко со всех четырех сторон. А все постройки деревянные. Горят что твои спичечные коробочки.

– А как же армия? Конная полиция? Отряды вольных рейнджеров? «Серые мундиры»?

– Они далеко, а ополчение близко, но одновременно и пожары тушить, и за разбойниками гнаться у нас не получается. Мужчин взрослых тоже не хватает, половина моих людей из подросткового возраста еще не вышли. Одному мальчишке всего двенадцать лет на прошлой декаде исполнилось, – делился своими горестями Таул.

«И в это змеиное гнездо я привез Фэйм», – невольно ужаснулся Росс.

Однако же клеймить себя за опрометчивость решения было поздно. Кроме того, у командира ополченцев имелись на нового знакомца свои виды, которые он не стал скрывать:

– Дайлип, ну заместитель мой магический, вашего родича еще на улице приметил.

– Он – кузен моей жены, – поправил собеседника Джевидж.

– Да, да… Той милой бледненькой женщины… Она у вас, часом, не в положении?

Росс растерялся. Фэйм ему ничего такого не говорила, на недомогание не жаловалась, а бледненькой могла стать от усталости. Впрочем, кто поймет эту упрямую женщину? Могла и утаить ради возможности самой найти Диана. Беременную ее он бы из дома не выпустил, не то чтобы на Территории позволить ехать.

– Нет… вроде бы…

Заметив, как невольно перекосилось лицо мистрила Джайдэва, Эрсин поспешил объясниться:

– Это я к чему? Это я к тому, что Дайлип говорит, дескать, нам надобен настоящий маг-экзорт. Иначе ни за что не найти шайку Черепахи. Мы, собственно, приехали в Шадру затем, чтобы подобрать десяток-другой крепких парней обязательно из бывших солдат в свой отряд.

– Почему не в Сидиам? Там пришлого люда побольше будет.

Во что превратился ныне процветавший еще четырнадцать лет назад городок, после видов Шадры, Джевидж себе и вообразить не смел. Если нищие погорельцы сумели так развернуться, то что ж теперь в Сидиаме? Новый Эарфирен?

– Далеко. К нам в глушь никому неохота, когда там под боком жирные земли, да еще Союзную магистраль строят, а значит, работы полно. В Шадру народец попроще тянется. А коли поедут с нами, то мы, в смысле местные, им хорошие участки подскажем и поможем всей общиной обустроиться. Вы ведь участок себе присмотреть приехали? – с нескрываемой надеждой поинтересовался Таул.

– Не совсем…

Джевидж помедлил с ответом, колеблясь между въевшейся в кровь и плоть привычкой к скрытности и острым желанием, поделившись своей бедой, услышать в ответ: «Ба! Да это ж про дите старины Мохты сказ! А мы-то гадали, откуда у его бабы ребятеночек взялся!»

Таких парней, как Таул Эрсин, бывший маршал видел-перевидел сотнями, именно их он множество раз недрогнувшей рукой посылал в атаку, а следовательно, на верную смерть. Им лучше остальных известно понятие солдатского долга. Видимо, настало время расплатиться и по этим векселям.

– У нас ребенка украли, и эти люди, как полагает один частный детектив, из Ан-Катасса. Мы приехали на его поиски. И если вы поможете найти нашего мальчика, то мы с кузеном окажем вам посильную помощь.

– Из Ан-Катасса?

Ополченец недоуменно хлопнул длинными коровьими ресницами и крепко призадумался. И чем дольше тянулось его молчание, тем неуютнее становилось Джевиджу.

– Как, говорите, зовут ваших похитителей? – переспросил Таул.

– Мистрил и мистрис Мохта.

– Не припоминаю таких. Ни в самом Ан-Катассе, ни на окрестных фермах. Макнеши были, братьев Суолов знаю, Роннихов – мамашу и сыновей, остальных смутно.

– Возможно, они жили где-нибудь на отшибе? Или в самом городке, только неприметно.

– У нас и неприметно? – желтозубо ухмыльнулся Эрсин. – Сомневаюсь. Но сейчас и спросить будет не у кого.

– Почему? – встревожился Росс.

– Сгорел Ан-Катасс, двух декад не прошло, как от него остались одни головешки. Кехтане подпалили, хотя пытались замаскироваться под эррайн, но мы с Дайлипом быстро вычислили, кто там при делах, а на кого напраслину возводят.

У Джевиджа голова пошла кругом. Он судорожно сглотнул.

– Как сгорел?

– А так, что жить там теперь невозможно совершенно. Пепелище сплошное. Вот люди, те, которые живы остались, и разошлись кто куда. Э! Не нужно так переживать! – спохватился ополченец, завидев, как собеседник зеленеет лицом и покрывается испариной. – Схоронили-то буквально десяток, и детишек среди них не было. А вы уверены, что похитители из Ан-Катасса? Может, из Ала-Тахсы?

– Теперь уже не знаю.

– Правда, катасский мэр еще тот жучара, он мог документ выправить кому попало, главное, чтобы ему на лапу дали и словечко верное молвили, – ополченец утешал расстроенного новостью Росса, как мог. – Просто на старину Лаххмана нужно правильно надавить.

Надо было срочно брать инициативу в свои руки. Что Джевидж и сделал:

– Так вы мне поможете? В обмен на нашу с Морраном помощь?

– Вот это деловой разговор! Разумеется! – обрадовался Таул. – По рукам, мистрил Джайдэв. Вы мне – Валека Черепаху, а я вам и мэра Лаххмана, и всех катассцев поименно, и эррайнского каси в придачу.

Договор был скреплен крепким мужским рукопожатием и совместным распитием пива. Вернее, Таул Эрсин пил за двоих, а Росс рассказывал похабные армейские байки, благо знал их неимоверное множество. Потом к ним присоединился застенчиво-невозмутимый маг по имени Дайлип, не пожелавший назвать фамилию, зато безмерно уважавший дармовое пиво, поставленное новым знакомцем в знак взаимной симпатии.

Совесть проснулась в Джевидже только через три часа, ожегши загулявшего канцлера безмолвными укорами. Бедная Фэйм, голодная и усталая, все это время сидела в номере, дожидаясь вестей и подноса с едой.

То-то женушка и телохранитель удивлялись Россовой ласковости, когда он соблаговолил вернуться в лоно семьи. Пока соратники кушали, он поведал о новом знакомце и его щедром предложении, воодушевив сразу обоих. Фэйм порадовалась скорейшему продолжению путешествия, Морран – возможности хоть немного ослабить бдительность. Все-таки есть разница: самим ехать или в компании с народными ополченцами.

А вот о том, что Ан-Катасс сгорел, Джевидж почему-то сообщать не торопился. Сам не зная отчего, он утаил от жены такой важный факт. Зато внимательно присматривался к тому, как Фэйм кушает. Супруга уплетала рагу за обе щеки и добавки просила, и это могло означать что угодно. Когда она была беременна Дианом, то приступы тошноты частенько сменялись внушающим опасение жором.

Но при том, как выразился Эрсин, бледненькая… И подурнело ей как-то странно… Дьявол разберет этих женщин! Они до поры до времени точно черный ящик с хитрым замком, поди догадайся, что там внутри, – дитя под сердцем завелось или меланхолия одолевает?

Когда улеглись все втроем на чертовски неудобном ложе – Джевидж посредине, Фэйм прижавшись к правому боку, а Морран пристроившись слева – и погасили свечу, Росс не выдержал, по-хозяйски облапал супругу на предмет изменений фигуры, возникающих у женщин в интересном положении, а потом шепнул на ушко:

– Дорогая, ты случайно не собираешься подарить мне еще одного маленького мажонка? А?

Даже впотьмах, когда глаза принципиально отказывались что– либо видеть вообще, Росс понял, насколько сильно удивилась жена:

– Нет. С чего ты взял? Сегодня как раз очищения наступили.

– Да… просто так. Подумалось. Спокойной ночи, милая моя.

– И тебе, дорогой, – застенчиво чмокнула его в щеку Фэйм.

С одной стороны – явное облегчение: новая беременность спутала бы им все карты. А с другой… от еще одного ребенка Росс не отказался бы. Сын или дочь – все равно, главное, чтобы их матерью была Фэймрил Бран Джевидж.

Но все, что ни делается, все ко благу человечьему, говорят клирики. Заснул Росс довольным собой и мирозданием в целом.

И храпел по этому поводу так знатно и громко, что спугнул сон обоих сокроватников.

И, естественно, не слышал отчаянного скулежа Моррана и не почувствовал, как добросердечная миледи пожертвовала магу запасные заглушки в уши, сжалившись над его муками.

– Спасибо, миледи. Это ж какой-то кошмар!

– Такое редко бывает, – успокоила его Фэймрил. – Он сильно устал, а профессор говорит – храп происходит из-за сломанного в юности носа. Перегородка неправильно срослась.

– Скажите честно, вас это утешает?

– Ничуть. Меня утешают маленькие штучки, которыми я затыкаю уши в таких случаях. Потом он перевернется на бок и перестанет. Спите, Морран, спите. Завтра будет еще более тяжелый день. Отдыхайте.

Миледи, верно, знала, о чем говорила. А если и не знала, то догадывалась.

Измучилась Бирюза с этим ребенком, вот как есть – измучилась. И не сказать, чтобы беспокойным оказался сын маршала Джевиджа или каким-то особенно капризным. Ничего подобного. Грудь взял сразу, по ночам спал, днем вопил в меру, ничуть не больше, чем девочки в его возрасте. Рос на зависть эрройским мамашам крупным, с каждым днем становился все тяжелее и увесистее. У самой придирчивой и опытной старухи не нашлось бы в чем упрекнуть Бирюзу. Но каждый раз, взяв на руки чужого малыша, женщина чувствовала себя злодейкой. Воровкой и преступницей мысленно себя называла. И не без причин…

– Я как подумаю о его матери, так прямо сердце кровью обливается, – сказала она Лису еще в поезде. – Это ж ее единственный ребенок.

– Не говори глупостей, – отрубил следопыт. – Так надо!

Ну, надо так надо. Бирюза прижала к себе маленькое тельце, вдохнула младенческий запах и заставила себя не думать о темноволосой, не первой молодости леди из роскошного дома, которая наверняка убивается сейчас по ребеночку. А стала думать о том, какую страшную беду упредили они с Лисом. Опоздай они хоть на день…

Женщина погладила малыша по мягким волосенкам. Как только кому-то в голову может прийти мысль причинить такому крошке зло, убить, растерзать? Проклятые отступники! Богомерзкие твари, извратившие самое святое, опоганившие самое чистое! Бирюзу до сих пор трясло, стоило ей вспомнить тех… других охотников на Диана.

На всякий случай она сделала знак, отвращающий нечисть с нежитью.

Надо бы попросить Песчаного провести над ними очистительный обряд. Так, на всякий случай.

Ребенок недовольно завозился в пеленках, наморщил лобик, умилительно чихнул и открыл глаза. И в них Бирюза прочитала столько немого укора. Мол, что ж ты сделала, злая тетка? Почто украла меня у родной мамки? Зачем везешь в далекие края?

Объяснять несмышленышу о таких сложных вещах, как Завет, эрройна [25]25
  Эрройна– женщина из народа эрройя.


[Закрыть], конечно же, не стала, но с тех пор все время чувствовала себя рядом с бодрствующим малышом неловко. Поначалу это можно было перетерпеть, но теперь, когда Диан Джевидж стал по ночам просыпаться и жалобно скулить, словно от невыносимой боли и тоски, Бирюза перепугалась не на шутку. Сначала думала – заболел, но знахарь, поднятый спозаранку, развеял опасения:

– Здоров твой приемыш. Крепкий мальчонка, сразу видна хорошая старая кровь.

Луговой легонько шлепнул малыша по попке, но тот лишь радостно взвизгнул и намертво впился ручонками в бороду невольного своего обидчика.

– Может быть, за родной мамой тоскует?

Знахарь пожал плечами. За обычными детьми такой чувствительности не водится, но так то ж обычные.

– Скучно ему. Ты ему мало времени уделяешь, а дитю все интересно.

Бирюза удивилась. Девочки столько внимания к себе не требовали почему-то.

– Ну, песенку ему спой, пока у очага возишься. Разве так сложно?

И она стала петь Избраннику Великого Неспящего. Только не детские бессмысленные потешки, а настоящие сказания-эро. Само как-то так получилось. Хотела затянуть «Мышка украла ромашку», а вышло «Сказание о Рассветных Днях». О том, как семьсот лет назад предки эрройя отказались принимать новую веру, не поверили клирикам, не предали Завета, а ушли навстречу рассвету в поисках земель, где никто не будет указывать им, во что верить и кому поклоняться. О том, как дошли они до высоких гор и бескрайней пустыни, до синих скал и стремительных рек, назвав безлюдную до той поры страну – Арр, то бишь Последняя. И за триста лет благословенного Неспящим покоя вернулись к самым истокам – стали кочевниками, как их далекие пращуры, когда-то бродившие по великому Эльлору вслед за стадами. Земля же Арра оказалась щедра к своим пришлым детям, одарив их сполна здоровьем, силой и выносливостью.

Бирюза так увлеклась, что не заметила, как малыш перестал канючить, свернулся клубочком на одеяле и совершенно молча слушал длинную тягучую песню. Будто и в самом деле понимал каждое слово. Чего, разумеется, произойти не могло.

– Потому кехтанцы так и не смогли нас завоевать, малыш. Потому что мы сроднились с Арром так же крепко-накрепко, как дитя во чреве связано с матерью пуповиной, – улыбнулась эрройна и, не выдержав, добавила: – А потом пришел твой отец и выполнил первую часть Завета: теперь Арр стал Эльлором. Осталось только сделать Эльлор Арром. У тебя должно получиться, Диан Джевидж.

И в очередной раз подивилась, до чего же взрослый взгляд у этого ребенка.

Всю следующую ночь мальчик тихонечко плакал, выплевывал грудь и отбивался кулачками. Не помогали укачивания на руках, не спасла любимая погремушка. Едва рассвело, Бирюза пошла к Песчаному.

– Я сердцем чую, он по матери плачет. У самой сердце разрывается – так жалобно, – пожаловалась она каси.

Старик задумчиво поскреб щетинистый подбородок и, удивительное дело, снизошел до ответа:

– Иди. Что-нибудь придумаю.

Обычно Песчаный ограничивался раздраженным покашливанием и брезгливо морщился. Люди ему надоели до крайности, от звука их голосов у него в ушах звенело, устал он, от всего на свете устал. От солнца, от неба, от человеческих лиц. Эрройя, если одолеют первые два десятка лет, живут долго, а наделенные Даром так и вообще слишком долго. Как, например, каси Песчаный.

Ближе к вечеру, когда Бирюза уже не знала, как унять хнычущего и отказывающегося есть ребенка, каси явился к ней в дом и принес птенца-вороненка. Уже квелого и по всем признакам явного не жильца на этом свете. Положил несчастную птицу на пол невдалеке от извивающегося на тюфячке Диана. Вороненок недовольно каркнул и тем самым привлек внимание мальчика. А дальше эрройна и каси только смотрели и диву давались, причем на равных, несмотря на семьдесят лет разницы в возрасте.

Диан перевернулся со спины на живот, поднялся на четвереньки и попытался ползти к птенцу. Ничего у него не получилось, зато вороненок кое-как доковылял к малышу и уселся в прямой досягаемости маленькой цепкой ручонки. Диан в свою очередь, словно гигантская гусеница, странным манером перекатился навстречу.

«Удавит или не удавит?» – гадала Бирюза.

Но ладошка мальчика уютно устроилась на спинке птенца. Вороненок не возражал. Напротив, он сам прижался к малышу.

– Теперь ты видишь? – молвил каси и выразительно поглядел на эрройну. – Теперь ты веришь?

К чему вопросы, если Бирюза и раньше-то не сомневалась?

– А если он захочет увидеть мать и отца, то, поверь, они сами к нам дорогу найдут, – заверил ее Песчаный.

И ушел восвояси по своим незаметным стариковским делам.

А птенец остался, очень быстро, за какую-то декаду, превратившись из задохлика в упитанного крылатого и наглого подростка. Птичьи дети растут быстрее человечьих, что правда, то правда.

Все в жизни когда-либо случается впервые – хорошее и плохое. Первый шаг, первое слово, первый поцелуй, как бы банально это ни прозвучало, так же как первое предательство и первая безвозвратная потеря. И хочется того или нет, но мы обречены помнить такие моменты. Мать бережет первую улыбку своего любимого чада до смертного одра, словно драгоценную жемчужину. Подлый удар в спину от того, от кого не ждешь подвоха, оставляет зарубку на душе тоже на всю жизнь. Рождения и смерти, потери и обретения – все это вехи человеческой жизни, без которых ее и вовсе не бывает. Ожидания же вещь еще более хрупкая, им свойственно рушиться от одного только дуновения ветерка вероятностей. Особенно если планы нарушены с самого начала…

Даетжина старалась изо всех сил, честно-пречестно старалась отнестись к произошедшему философски. Повторяла многажды прочитанные сентенции мудрецов, вспоминала простые жизненные истины о том, что соплями тележное колесо не смажешь, а слезами делу не поможешь. Чтобы не завизжать, не затопать ногами и не поджечь станцию, а заодно и мерзкий, паршивый Ала-Мурих к чертям собачьим. Дабы Росс Джевидж – скользкая хитрая тварь, где бы он сейчас ни был, издалека увидел столб огня и дыма и знал – она, Даетжина Махавир, ему эту подлость не забудет никогда. По крайней мере, еще сто пятьдесят лет так точно.

Экспресс опоздал на пять часов, и все это время великая эльлорская магичка проторчала в здании вокзала, изнемогая от злости. Плевать ей было на сараеобразный вокзал и на угрюмо сопящего за спиной Бириду, не смущали унылые лица аборигенов, не воняло из общественного сортира, расположенного рядом, но это пальто… эта уродливая яично-желтая тряпка, скроенная косоруким одноглазым уродом, по всей видимости, для любимого огородного пугала… бесило чародейку несказанно. Аж кожа чесалась от отвращения к себе. У нынешней гордой обладательницы гардеробной комнаты размером с конюшню, битком набитой нарядами, несмотря на низкое происхождение, наличествовал тонкий художественный вкус. От переживаний у мисс Махавир не только дергалось веко, но и шевелилась коса, уложенная вокруг головы в весьма узнаваемую прическу.