Текст книги "Ничего невозможного"

Автор книги: Людмила Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

– Любовь к дальним странам не считается преступлением. Даже для женщины, – смиренно молвила агентесса, продолжая изливать на кавалериста потоки обаяния. Черт возьми, за прошедшие годы службы на лорда Урграйна она сумела очаровать такое количество недоверчивых мужчин, что их хватит сформировать еще одну роту для капитана Маджара.

– У вас есть при себе какое-либо оружие?

– Разумеется, капитан. И разрешение на его ношение тоже. Извольте ознакомиться.

И только сущий болван не услышал бы в ее звонком голосе издевки. Но офицер не поддался на провокацию, продолжая гнуть свою линию.

– И все же, какова цель вашего путешествия, мис?

А! Была не была!

– Граница с Кехтаной, капитан Маджар.

Надо было видеть этот отблеск злорадного счастья, который осветил мрачное лицо кавалериста. Он разве что не пальнул в воздух и не воскликнул: «Ага! Попалась!» Вместо этого офицер громко свистнул, призывая своих солдат, до сей поры прятавшихся за холмом.

– Вам придется проследовать со мной в расположение Пятого кавалерийского полка, мис Лур.

Десяток солдат в серых форменных штанах и разномастных куртках на низкорослых лошадках должны были стать решающим аргументом в вероятном споре. Так оно, в общем-то, и случилось: пререкаться, развлечения ради, с капитаном Лалил уже не хотелось.

– Вы настаиваете?

– Со всей уверенностью, мис, – отчеканил капитан. – Не волнуйтесь, мис, под охраной моих ребят вам ничего не грозит.

«Ребята» удивленно переглянулись.

– Где находится этот ваш Пятый полк?

– В форте Алике, мис. Это в сторону кехтанской границы – туда, куда вы и так держали путь, – ехидно сообщил он, радуясь кривой ухмылке девушки, словно ребенок новой игрушке.

Лалил поторопилась сообщить, что в столь подозрительном направлении путешествует не только она. И если бравый капитан тщательнее прочешет округу, то обнаружит свободно разгуливающих шиэтранцев в компании с магичками. Бдительный страж заинтересовался сообщением и даже послал двоих патрульных проверить сообщение. Те вернулись быстро, никаких следов не отыскав.

– Историю о шпионах и магах вам придется изложить полковнику Барклею, мис, – твердо заявил капитан. – Следуйте за мной.

Лалил оставалось только скрежетать зубами от бессильной злости: «Из-за тебя, дурак, я окончательно потеряю из виду Даетжину!»

Так по-глупому агентесса еще ни разу задание не проваливала. Можно было показывать бравому капитану специальную подорожную, выданную лордом командором, но смысла нет. Даетжину уже вспугнули, ее заморского союзника тоже. Проклятье, как обидно-то!

А капитан Маджар сиял, как тысяча праздничных свечей. Еще бы! Он выследил и задержал шпионку! Осталось только выяснить чью – шиэтранскую или кехтанскую. Но медаль уже обеспечена.

Каси Песчаный набросил на плечи еще одну шерстяную накидку: его ознобило, как при лихорадке. И не спалось ему, и не пилось, и не елось вот уже несколько дней к ряду. Ворочался на тюфяке, не смыкая глаз ночи напролет, в поисках ответа на простой вопрос: «Что же делать?» А ответа не было. Никакого – ни верного, ни ошибочного. И даже в предрассветной тишине чудилось Песчаному, будто растревоженные соплеменники шепчутся, дескать, оставил Великий Неспящий старого каси, не хочет ниспослать сон, не желает откровенничать с древним старцем, выжившим не только из сил, но и, похоже, из ума.

Уши и в самом деле подвели Песчаного. То не люди шептались, то тихонечко плакал маленький ребенок на руках у Бирюзы. Тут уже ничего не поделаешь – старость идет под ручку с немощью.

А женщина уже несколько раз приходила к каси советоваться насчет малыша. Капризный стал, вздрагивает во сне, просыпается и кричит, да так горько и отчаянно, что сердце разрывается. И за словами жалоб слышался старику суровый упрек, а синие глаза эрройны смотрели осуждающе.

Лис, тот напрямик сказал:

– Что ж ты, каси, наделал? Разлучил дитя с матерью. Та уж, должно быть, все глаза выплакала. Мальчонка весь извелся, того и гляди занеможет. Нас с Бирюзой сделал злодеями. А теперь сидишь пень пнем и ничего не предпринимаешь.

Ну не объяснять же воину, что Великий Л'лэ шутки удумал шутить с каси: в сны не приходит, во плоти не является и знаков никаких не подает. Вот что хочешь, то и думай.

И Песчаный думал, день и ночь, от заката и до рассвета. Вспоминал, искал свою ошибку и не находил. Все сделал так, как желал Огнерожденный.

Хотя… каси внезапно пронзила пренеприятнейшая мысль-догадка: а ведь Неспящий ничего у своего верного адепта не просил, никогда не говорил напрямую, мол, добудь мне сына эльлорского канцлера. Не требовал похитить и привезти ребенка в Арр, но и не возражал.

Когда Диан очутился в Арамане, в их уединенном поселке, Песчаный ликовал, молча и не показывая виду, как его переполняет радость от добросовестно исполненного дела. Казалось, вот-вот явится Огнерожденный вместе со своей свитой и свершит обряд… Но ничего такого не случилось ни через день, ни через декаду. Бирюза нянчилась с мальчуганом, воины утроили бдительность, а каси терпеливо ждал знака от Великого Л'лэ. И терпение его мало-помалу иссякало, как вода в древнем колодце. От ледяных ее запасов осталась только крошечная лужица, которой не хватит утолить жажду даже мыши.

– Каси, нам придется уйти из Арамана на север, – заявил прямо с порога Лис. – Если выйдем сегодня к вечеру, то успеем спрятаться в эльлорском форте.

– О нет! – заслонился костлявой рукой Песчаный, словно от удара.

Жест получился настолько жалкий, что следопыту стало неловко.

– Прости, каси, но кехтане лезут через границу, как скорпионы из-под камня. Очень скоро они доберутся до нас.

– Но мы не можем покинуть Араман. Это же место Завета!

– Но и ждать больше нельзя. Без пушек форта и ружей солдат нам теперь не обойтись. Кехтане будто с ума сошли от злобы.

Лис знал, о чем говорил, – у него рука висела на перевязи, а из раны на голове все время сочилась кровь, пропитывая повязку.

– Скажи Ручью, чтобы потерпел еще два дня. Скажи, что я умоляю его об отсрочке. Пусть попытается отвлечь кехтан еще два рассвета и два заката.

Лис удивленно уставился на Песчаного, не веря ушам. Каси уже полвека никого и ни о чем не просил, и тут вдруг снизошел до такого унижения, до мольбы.

– Хорошо, я попрошу, – выдавил он из себя, устыдившись резкости, совершенно непозволительной в адрес самого великого каси – Каси Исполнившего Завет.

А Песчаному вдруг показалось, что следопыт разозлился и преисполнен гнева.

«И поделом мне! – решил он, отчаявшись. – Поделом. За самонадеянность, за дерзость толковать желания Великого Л'лэ по человечьему разумению».

Старик закутался поплотнее в покрывало и побрел к Бирюзе. В последние дни только рядом с похищенным мальчиком Песчаный чувствовал себя спокойно и уверенно. Неведомо отчего, просто так, без всякой причины, но достаточно всего лишь посидеть рядом, посмотреть на его уморительные игры с ручным вороненком, чтобы печаль и тоска отступили, чтобы снова начать верить в лучшее. Просто верить – в то, что все кончится хорошо. Для Арра и эрройя, разумеется.

Ничего странного или недоступного в его возрасте Диан не делал – пытался сесть, тянул все в рот, визжал от восторга и рыдал от страха, просился на руки и пачкал штанишки – все то же самое, чем занимались в свое время дети, внуки, правнуки и праправнуки Песчаного. С первого взгляда ребенок как ребенок – чумазый, щекастый, шумный, но если присмотреться… Если позволить себе видеть за хрупкой нежной плотью сияние силы, то у каси аж глаза слезились от этого обжигающего ореола. И по большому счету, уже не важно, правильно или неправильно Песчаный понял замысел Огнерожденного, ибо ребенку этому дарована сила истинного волшебства, а Бирюза и Лис не столько украли его, сколько спасли от западных безумцев-фанатиков. Бирюза, та до сих пор отмаливала греховное столкновение с их отвратительными чарами, чувствуя себя грязной и запятнанной скверной. Кабы не посланцы Арра, еретики умертвили бы дитя как пить дать.

Диан, Бирюзовы дочери-близняшки и вороненок играли в «хваталки», то бишь дети пытались поймать верткую птицу за хвост, а та в свою очередь – небольно клюнуть «агрессоров» по пальчикам, отчего гвалт в хижине стоял несусветный. Но женщина ничуть не беспокоилась – раз играют и хохочут, значит, здоровы, сыты и все у них в порядке.

– И не улетает ведь, – подивилась Бирюза, поднося почетному гостю чашку с молоком. – Уже и крылья как у взрослого, а сидит возле Диана, точно приклеенный. Ночью спит прямо в колыбельке. Не как птица, а как кошка.

– Вороны посвящены Великому Л'лэ, – проворчал каси. – Как может быть иначе? Священная птица хранит своего исцелителя и служит Неспящему.

– Так пусть бы полетел к Огнерожденному и напомнил, что нас тут скоро кехтане перережут, пока он решает судьбу Диана.

– К тебе Лис заходил?

– Угу, – буркнула женщина, не прерывая возни около очага.

Ей не хотелось встречаться взглядом с каси. Он молча страдал, а помочь ему никто не мог. Кроме Великого Л'лэ.

– Что-то должно случиться, что-то необходимое…

– Да я ж разве против? Только пусть это «необходимое» все же поторопится. А то ведь не с кем будет ему случаться. Скажешь, я не права?

Каси только вздохнул горестно. У него, старого и бессильного, есть только лепечущий младенец на руках и древний Неспящий за спиной, который по своему жестокому обыкновению не желает вмешиваться в людские дела. Что ж, наверное, это правильно, и от Огнерожденного ждать помощи бессмысленно. Он – не поводырь для слепцов, не овчар для стада и даже не Бог. Он – Великий Неспящий, он просто есть. И все.

Вороненок улучил момент и вспорхнул на плечо Бирюзе, которая тут же предложила священной птице угощение – кусочек вяленого мяса.

– Слетал бы ты к Неспящему, дружок, передал бы от нас весточку. Скажи, мол, заждались уже верные эрройя.

– Не говори глупостей, женщина.

Бирюза только рассмеялась в ответ, совсем не ехидно, но каси все равно обиделся. Так и сидел, мрачнее иных сородичей вороненка, любящих думать свои птичьи думы, расположившись на выбеленном солнцем лошадином или человеческом черепе. А может, и задремал, пригревшись в теплом доме, у очага, как это свойственно всем старцам. Но пробудило каси вовсе не вежливое прикосновение к плечу. К сожалению.

– Кехтане! Кехтане идут!

Пронзительный женский крик разорвал вечерние сумерки. А вслед за ним каси услышал то, чего больше всего опасался, – стрельбу со всех сторон и воинственные вопли воинов-эрройя.

Нечего тут думать – их окружили. Конечно, теперь у эрройя есть эльлорские ружья, но вряд ли Ручей сумеет удержать Араман до возвращения Красного. Кехтане выбрали самый удобный момент, дождались-таки случая, когда военный вождь отправился в Амбу на встречу с генералом-губернатором. Имперец обещал еще больше оружия, но каси надеялся, что Красный выбьет из чиновника не только ружья и револьверы, но и продовольствие – мясо, хлеб и соль. Дальние родичи – новые правители Арра и прежде не скупились, но этот год выдался особо тяжелым. Все из-за проклятых кехтан, будь они неладны. Ходили разговоры, что их подзуживают чужеземцы из-за Западного моря. Наверное, так оно и есть, потому что надо знать вековечную кехтанскую лень, изгоняемую только звоном золота.

Сражаться наравне с молодыми мужчинами каси уже не мог, поэтому стал помогать Бирюзе. Ей как раз не хватало рук, которые подержали бы Диана, пока она укладывает в корзину съестное, одеяла и кое-что из теплых вещей. В пещере, где они укроются от врага, ночью будет очень холодно. Жители Арамана не единожды спасались в глубоких норах, уходящих в недра приютившей их у своего подножия горы Ман. Подземные коридоры, тянущиеся на многие десятки реет, эрройя тщательно расширили и укрепили, вырыли колодцы и сделали запасы на случай долгой осады. И вот теперь перед входом в пещеру быстро выросла баррикада из всякого ненужного хлама.

– Нас загнали в нору, точно крыс, – зло рявкнул Лис при виде каси.

– Мы продержимся до прихода Красного, – уверенно заявил тот.

– Если только легионеры забыли взять с собой бочку с порохом, – процедил следопыт сквозь зубы.

Песчаный знал, чего боится Лис – картечниц и пушек. Первые изрешетят баррикаду и ее защитников, вторые похоронят скрывающихся в пещерах людей заживо.

– Торопитесь! Скорее! Скорее! – покрикивал на сородичей следопыт.

Каси покрепче прижал к себе мальчика и поспешил следом за Бирюзой, волокущей не только пожитки, но и зареванных от страха близняшек.

А вороненок, в суматохе оставленный без присмотра, кружил над толпой, поднимаясь все выше и выше, а потом заложил красивый, достойный взрослой птицы вираж и полетел на север.

Когда-нибудь, в более мирные и гуманные времена, путь, который проделал их караван, назовут как-нибудть трогательно-патетически, и поставят вдоль него красивые могильные плиты, и напишут на них проникновенные слова. Их подвиг будут помнить, обязательно будут…

Но, раздери всех демоны, мысль о посмертной славе никого не утешает!

Разумеется, Джевидж не стал так сразу выкладывать Эрсину и Дайлипу всю подноготную, тем паче раскрывать инкогнито, а в привычной своей манере упомянул только те факты, которые были ему выгодны в данный момент. О том, что легионеры их в покое не оставят, и о том, что бдительность надо утроить. Не забыл предупредить о неизбежных потерях и напомнить, что отступать некуда и бежать тоже.

– Либо мы дойдем до форта Арменд все вместе, либо как один поляжем под пулями и саблями кехтанских наемников, – подвел итог тягостного разговора Росс.

– За пять дней пути нас разорвут и обескровят, – мрачно пробормотал чародей.

– А мы будем делать остановки только на водопоях и чтобы покормить лошадей, вышлем вперед дозоры и станем держать ухо востро.

– Арменд не спасет, – возразил Эрсин. – Вы не видели это убожество. Десяток пушек, неполная рота, наполовину состоящая из новобранцев, рассыпающиеся бастионы, дыры в куртинах [30]30
  Куртина – средняя часть крепостного бастионного фронта, соединяющая фланги смежных бастионов.


[Закрыть]и оружейный склад, доверху набитый старьем, оставшимся еще от кехтанцев.

Но Джевидж не сдавался:

– Любые крепостные стены лучше повозок, сотня древних мушкетов с запасом пороха лучше, чем одно современное ружье в отсутствие патронов.

Таул серьезно посмотрел на собеседника, словно пытался разгадать, что тот задумал, если столь рьяно защищает безнадежную, по сути, затею.

– Что мне сказать людям? Что мы будем прорываться, половина из них поляжет, а форт нас хоть и приютит, но вряд ли защитит?

Командир ополченцев указал на столпившихся в отдалении угрюмых мужчин, уже успевших отойти от эйфории победы и ощутивших горечь утрат и звериный страх перед будущим. С ними действительно будет сложно объясниться. Умирать ведь никому неохота.

– Предлагаете сразу перерезать самим себе глотки? – холодно полюбопытствовал Росс. – Или сдаться легионерам? Авось помилуют?

Щека у Дайлипа дернулась от напряжения, Эрсин побледнел.

Они отлично знали, каково «милосердие» кехтанских головорезов. На легкую смерть рассчитывать не придется, это уж точно.

– Не говорите глупостей, капитан Джайдэв. Мы не собираемся сдаваться, – отмахнулся Таул, не скрывая досады. – Лучше придумайте, как поднять их боевой дух, как заставить их идти вперед.

Росс только носом шмыгнул. Нет ничего проще.

– Для начала разверните отрядное знамя…

Ополченцы слегка опешили.

– У нас нет знамени.

– Значит, придется его сделать, – отрезал Джевидж.

И сделали.

К куску коричневого полотна вдова Лайч пришила полосу от зеленой юбки Фэймрил, несколько красных бандан и черную штанину – как ни крути, а все цвета государственного флага вместе. Для экстраординарного случая – в самый раз будет.

– Мы – эльлорцы! И эта земля – наша! Не забывайте об этом! – торжественно провозгласил Таул Эрсин, вручая самодельную реликвию старшему Лайчу – лопоухому, немного тугому на ухо парню. – Мы дойдем и победим!

– Да! Победим!

Поселенцы подхватили клич молниеносно. Они ждали этих слов, они хотели верить, и они верили.

– Наша земля! Мы победим! Эльлор не сдается!

Джевидж, стоявший чуть в отдалении, только кивнул оратору одобрительно. Мол, только так нужно, ибо нельзя отнимать у людей надежду. Напротив, ее полагается внушать всеми доступными способами.

– У нас есть ружья, у нас есть патроны – мы вполне можем себя защитить. Мы сумели отбить эту атаку? – вопрошал Таул.

– Сумели, командир!

– Значит, и следующую отобьем! А за стенами форта нам ничего не будет страшно. Там солдаты и пушки!

Целый час Росс втолковывал Эрсину: «Каждый факт имеет две стороны, как монетка аверс и реверс. У меня, например, искалечена нога, я хромаю и спотыкаюсь на ровном месте, но я же хожу и даже тростью не часто пользуюсь. Обо мне можно сказать – «хромой калека», а можно и – «он в отличной форме, невзирая на увечье». Чувствуете разницу? Это вы знаете, каково истинное положение дел в Армеде, а людям будет достаточно услышать про пушки и целых четыре взвода солдат, чтобы ощутить душевный подъем».

И убедил-таки, и заставил уверовать в собственные силы. Пускай сам не очень-то надеялся на успех.

Так началась их Дорога Крови и Слез – с самодельного знамени, пафосных речей и огромных сомнений. Ну и со лжи, конечно. Куда же без нее, родимой?

Следующим утром на обоз снова напали и ближе к вечеру тоже, потому что первую атаку поселенцы отбили почти играючи, на одном энтузиазме и азарте. Но дальше все пошло гораздо сложнее. Отряды легионеров почти не давали каравану передышки между боями. Но и когда кончился кураж, остались отчаяние и желание выжить, а это уже большое преимущество.

За следующие несколько суток Фэйм окончательно отупела и онемела от ужаса – действительно став тем, кем звал ее муж, – хорошим солдатом, настоящим солдатом. Растрепанная и чумазая – похожая скорее на огородное чучело, чем на женщину, она приучилась по команде падать в грязь, хладнокровно целиться, выжидая удобного момента, чтобы попасть точно и убить наверняка, она не брезговала обирать трупы. Сначала – оружие и патроны, затем деньги и другие ценности, а потом и добротные вещи – все в хозяйстве пригодится. Леди Джевидж срослась, почти сроднилась с ружьем и револьвером, их тяжесть, их запах, их смертоносная сила делали ее спокойнее и увереннее. Пока плечо оттягивает ремень, а по бедру хлопает кобура, ничего не страшно.

Никто из эарфиренских знакомых не узнал бы в грязной переселенке самую элегантную даму столицы. Да что там обитатели светских салонов, даже Росс и Морран посматривали на Фэймрил с некоторым удивлением. Откуда только силы у нее брались: часами шагать рядом повозкой, потому что в нее погрузили раненых, всю ночь делать перевязки, копать могилы, готовить у открытого огня на всю ораву злых мужиков. И еще сражаться наравне со всеми. Джевидж всегда считал, что из нее получится отличный солдат. И, как показала практика, его опыту следовало доверять. Наверное, так и становятся воинами перепуганные мальчишки, которых война оторвала от родных очагов и швырнула в самое свое горнило, через страх, через предательскую дрожь в скользких от пота пальцах, через заячье трепыхание сердца. И все равно заставлять себя внимательно целиться, стреляя и убивая каждого, кто пришел за твоей жизнью.

Утром ат-нил-арис [31]31
  Ат-нил-арис – первый день третьей декады арис-месяца (21 арис).


[Закрыть]за жизнью леди Фэйм Джевидж явился кехтанский юноша. Красивый, как будто сошедший с театральных подмостков, со смоляными кудрями и жгучими черными очами, смуглый, молодцеватый в своей кожаной куртке и алом галстуке. Не исключено, что благородного происхождения, так как на запястье у него красовалась татуировка – сложный узор, похожий на родовой герб. Младший сын мелкопоместного дворянина, которому, кроме посеребренных шпор и старого мерина, не досталось никакого наследства.

Кехтанцы впервые отказались от любимой сабельной атаки в сомкнутом конном строю, которая против беглого огня поселенцев зачастую оказывалась форменным самоубийством. Кстати, это странное пристрастие к устаревшей тактике стало еще одним доказательством, что охотой на Джевиджа руководят кадровые военные – ретрограды, увешанные орденами от эполет до пояса и за полвека виртуозно научившиеся только брать взятки.

– Мало я их воспитывал, – фыркнул Росс еще накануне, когда легионеры решили взять переселенцев на испуг, выстроившись цепочкой и обнажив сабли. – Кехтанцам забыли сообщить, что мир изменился, а война стала другой. Идиоты!

Сабли, конечно, очень красиво блестели на солнце, но для ближнего боя против ружей и винтовок не годились.

– Может быть, они думают, что мы испугаемся и разбежимся? – предположила тогда Фэйм.

– Кехтанцы всегда почему-то думают, что противник обязательно должен чего-то бояться. Такая национальная традиция.

– Мы еще им покажем, что эльлорцы ничего не боятся! – заявил стоявший рядом парень родом из Нэну.

Джевидж отмахнулся от новоявленного храбреца, как от назойливой мухи, так и норовившей напиться крови из глубокой ссадины на лбу. Пусть Таул внушает людям оптимизм, он здесь командир. Лорд канцлер молча потрепал жену по плечу, дескать, все хорошо, мы живы, и беспокоиться пока не о чем.

Они редко разговаривали в последние дни. Росс неимоверно уставал и валился замертво, едва предоставлялась такая возможность, а Фэйм все никак не могла решиться начать разговор. Будить измученного мужа ради того, чтобы терзать его вопросами, на которые он не знает ответа?

Но ВсеТворец-Зиждитель, Великий Л'лэ, все стихии, феи, святые, мученики и духи, ответьте смертной женщине, где же в этой преисподней ей искать сына?! Время уходит, зима на носу, необъявленная война в разгаре, и с каждым часом все меньше и меньше шансов найти в бескрайних степях Арра полугодовалого мальчика. Скоро, очень скоро весь юг Территорий превратится в пылающий костер, в котором первыми сгорят слабые и беззащитные – дети, женщины и старики.

«Перестань, слышишь, перестань причитать, – все время повторяла мысленно Фэйм. – Ты ничего не можешь сейчас сделать, ты не можешь взять ружье и прочесать весь Арр. Сначала дойдем до форта, а потом вместе с Россом и Морраном что-нибудь придумаем».

Но предатель – здравый смысл – ледяным червем вгрызся в разум, напоминая, что во всем надеяться на мужа безрассудно, хотя бы потому, что его здоровье и жизнь напрямую зависят от лекарств. Что будет, когда кончатся заветные пилюльки? Что случится тогда? Ты думала об этом, Фэйм Джевидж?

Кехтанцы приближались, и на размышления о будущем не осталось ни времени, ни желания. Странное дело, но в бою время меняло свое течение произвольно, то убыстряло свое движение до умопомрачительных скоростей, то замедлялось и почти останавливалось. Кажется, что лошади не скачут, а летят. Вот отряд легионеров только показался на горизонте, и через один взмах ресниц он уже на расстоянии, достаточном для прицельного выстрела, а ты еще даже поднять оружие не успела.

А потом снова все меняется. И в мельчайших, невообразимых в обычных условиях подробностях видишь подпорченные передние зубы всадника через распахнутый в крике рот, каждый волосок прилипших к смуглому лбу, влажных от пота локонов и свое собственное отражение в его зрачках – такая маленькая смешная женщина с большим ружьем, и слышишь, как стучит его молодое сильное сердце. А может быть, это так отчаянно колотится ваше сердце, леди Джевидж?

Первым выстрелом Фэйм ранила несущегося на нее юношу в правое плечо, заставив выронить карабин. Ах, ВсеТворец-Вершитель, какое удивленное стало у кехтанца лицо! Неужели он мнил себя неуязвимым или бессмертным, неужели думал, что женщина не станет в него стрелять или не сумеет попасть? Но Фэйм и второй раз выстрелила очень метко, убив лошадь. Ну не могла же она дать себя затоптать, верно?

Вороная придавила юношу, лишив возможности двигаться. Хотя, будем справедливы, он, даже истекая кровью, пытался левой рукой достать револьвер. Погибать от руки какой-то эльлорской бабы юному воину не хотелось.

Одному только Великому Л'лэ известно, почему весь этот бой для Фэймрил сосредоточился на молоденьком смазливом кехтанце, но никого и ничего иного она не видела и не слышала. Ни стрельбы вокруг, ни мечущихся и вопящих на разных языках людей. Только темные, как переспевшие сливы, глаза парня, затуманенные болью и яростью.

– Ты! Ты – эльлорская ш-шлюха! Грязная… тварь! Сучка!

У юноши заплетался язык, он плевался и шипел. Ему было так больно, так страшно, что Фэйм чувствовала его ужас на вкус, цвет и запах. Приторно, почти тошнотворно сладкий, оранжевый и кислый, как уксус, – вот какой! Кехтанец дрожал, его губы судорожно дергались, и сразу стало понятно – парню нет и шестнадцати. Мальчишка, совсем мальчишка. Ребенок, в сущности!

– Я… я тебя… – и добавил это мерзкое, грубое слово, заменяющее пощечины, когда у мужчин заняты руки. – Я тебя сейчас…

Нет, не сказал, а скорее плюнул в свою убийцу, в женщину – ничтожное существо, потребное мужчине только для удовлетворения его желаний.

Видят небеса, промолчи кехтанец, не сорвись с его губ ругательство, Фэймрил не смогла бы нажать на спусковой крючок.

Пуля снесла мальчишке челюсть, вырвала язык и уничтожила голосовые связки. Кричать он уже не мог, только извивался и пучил глаза… Черные, как спелые оливки, как залитый кровью спелый виноград… И чтобы не видеть этих расширенных от боли зрачков, женщина еще раз выстрелила.

Это не череп кехтанского юноши разлетелся осколками, это весь мир леди Джевидж в одночасье перестал существовать – мир уютных мелочей: лакированных шкатулочек, фарфоровых вазочек, кружевных зонтиков, нежно любимых потрепанных томиков стихов; взорвался мир визитов к модистке, званых чаепитий, оперных премьер. И теперь этот бой никогда не закончится, и эта война будет длиться вечно, а Фэйм Джевидж, давным-давно выросшая девочка в платье цвета лаванды, бывшая мажья жена, бывшая беглянка – обитательница столичного кладбища, жена канцлера империи, мать маленького мажонка, станет отныне рядовой в бесконечной битве.

Пуля просвистела возле уха почти одновременно с ревом Росса:

– Ты вообще что-нибудь соображаешь?!

Фэйм потерянно обернулась и только тогда заметила лежащих рядом мертвецов. Тех, кто тоже хотел забрать ее жизнь, но которым не посчастливилось нарваться на разъяренного канцлера.

– Ты стояла столбом! О чем ты задумалась? Я тебя спрашиваю?!

Росс орал так, что изо рта слюна в разные стороны летела, а еще он тряс неразумную свою жену за плечо изо всех сил, будто пытался оторвать руку.

– Не кричите на меня, милорд.

– Что?!!

– Не смей на меня кричать, Росс Джевидж, – тихо сказала женщина и взвела курок винтовки.

Демонстративно, с вызовом.

Бывший маршал прищурился, вгляделся в супругу и, видимо, что-то увидел такое, о чем знают только полководцы. Знают, старые мясники, и заговорщически молчат в своих толстых мемуарах.

– Будь внимательнее. Пожалуйста! – попросил он уже совершенно спокойным тоном.

Время опять сыграло с Фэйм злую шутку. Казалось, вечность прошла, а на самом деле каких-то пять минут. И не такой уж страшный выдался бой, и легионеров оказалось не больше десятка, и отряд переселенцев снова отбился. Почти без потерь, кстати…

Вот! Вот оно! Фэймрил сжала голову руками, пытаясь выдавить из черепной коробки это холодное бесчувствие. Каких-то полчаса назад Кайл Ветон меланхолично жевал испеченную ее руками лепешку, припасенную про запас с завтрака, жмурился на солнце, насвистывал песенку, а теперь у него нет половины лица и ему наскоро копают могилу. Неглубокую, потому что все смертельно устали и потому что знают – все равно степные лисицы доберутся до плоти. И Фэйм знает, и Росс, и Таул, и даже старший брат Кайла – рыжебородый крепыш Борн, равнодушно долбящий твердую степную почву заступом, и тот согласен – покойнику все едино, что роскошный склеп, что наскоро вырытая яма. Вдова Лайч скороговоркой прочитает самый короткий канон «О павших», придуманный как раз для таких случаев. Ее новая подруга – жена погибшего шорника – тоненьким голоском споет гимн про холодные воды и серые долины. И никто не проронит ни слезинки. Устали все, устали… устали…

Но досматривать, чем кончится погребение, Фэйм не стремилась. Ее мутило, но вовсе не от запаха крови и пороховой гари. Пошатываясь, как в стельку пьяная, она побрела, куда глядели глаза. Не забыв, правда, прихватить с собой верное ружье.

Росс догнал ее довольно быстро, несмотря на усиливающуюся хромоту. К вечеру у него всегда начинала болеть нога.

– Куда ты идешь? – спросил он, легонько поймав супругу за локоток.

И если он думал, что с Фэйм случится истерика, то очень ошибался.

Женщина только вздохнула и устремила на мужа грустный взор:

– Как мы теперь будем искать Диана? Теперь, когда на тебя объявлена охота.

Прекрасно понимала, что задает вопросы человеку, и без них сходящему с ума от неизвестности, сознавала, что ищет крайнего, но поделать с собой ничего не могла. Так, черт возьми, не бывает, чтобы совсем не было виновных!

Какое-то время он молчал, наклонив голову, изучая грязные носки своих сапог, но когда их глаза снова встретились… Право слово, человек менее привычный отшатнулся бы, ибо воскрес из небытия бешеный и неутомимый Ночной Пес, вернулся, чтобы снова взять след.

– Хорошо! Будь по-твоему, моя настойчивая леди. План таков: сначала мы дойдем до Арменда.

– А как же Ар-Дрого?

– Теперь уже смысла нет соваться туда. Из Арменда пошлем гонца в форт Алике. Там сейчас расположен штаб Пятого кавалерийского полка. И когда они придут, я возьму командование на себя.

– Но…

– Не перебивай! – беззлобно рыкнул Джевидж. – Полковник Барклей даже пикнуть что-то против не посмеет. Он мне обязан… Да всем на свете он обязан мне – карьерой, почестями и достатком. А если понадобится, то я заставлю его парней прочесать все Территории вдоль и поперек.

Насчет полковника Барклея Фэйм даже не сомневалась. Росс и не таких гнул к земле. А вот план выглядел менее убедительно.

– Думаешь, это поможет?

На мужниных щеках мгновенно вспухли желваки.

– Что ты хочешь от меня? Чудес? Я – не Великий Л'лэ, я всего лишь смертный! Я могу сделать только то, что под силу смертному мужчине. Не самому последнему, смею заметить. Но ни в коня, ни в пса, ни в ворона превращаться я не умею и летать не могу.

– Я не требую от тебя невозможного, – горячо возразила уязвленная Фэйм. – И – да, ты не Огнерожденный, о котором ты так резко говоришь в последнее время. А ведь именно он спас тебя тогда… три года назад.

– Видишь ли, дорогая моя, «спасибо» я ему сказал, но, насколько мне известно, нечисть никогда и ничего не делает без платы. Может быть, наш Диан и стал платой? А? – прошипел Росс и не без обиды в голосе добавил: – Ты все еще ничего не хочешь мне рассказать? Свою маленькую тайну?