Текст книги "Он строит, она строит, я строю"

Автор книги: Любовь Каверина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 35 страниц)

– Тише вы, слушать мешаете!

– Сама, Лаша, заткнись!

– Платье у Верки видели? Потряс! Прямо с картинки в журнале мод. Интересно, сколько на такую юбку материи пошло?

– Ал, ты не знаешь, куда она поступать будет?

– Чего не знаю? Знаю. Туда же, куда и ты.

– Нин, ты слышала? Верка – на филфак. Убита. Наповал.

– Да ладно тебе, Верка со своей зубрежкой – куда хочешь поступит.

– Но у нее же просто фотографическая память, ей все равно, что литература, что математика – она ни в чем ни звука не понимает!

– Подумаешь, зато с таким видом все шпарит, будто сама весь учебник написала.

– Тише вы, вас поздравляют, а вы болтаете!

– Что, уже хлопать пора? Мы хлопаем.

– Ушами.

– Кончайте трепаться, сказано стулья для танцев раздвигать.

– Ла-аш, ну-ка дай твое платье рассмотреть! Да тебя в таком великолепии просто не узнать!

– Ага. Мне один парень сказал, что полнота делает мою фигуру вот так – на большой! Конечно, наша школьная мелюзга просто ничего не понимает.

– Фигура для настоящих парней!

– Да ты, Лаша, сегодня и не толстая совсем.

– Ага. У меня там внизу корсаж. На, пощупай.

– Ого, прямо бронтозавр! Слушай, ты не поступай в «Пищевой», а то фигуру испортишь.

– Сколько раз тебе говорить: я иду не в «Пищевой», а в «Торговый». Смейтесь, смейтесь, вы еще все ко мне приползете, поклонитесь. Университет университетом, а хуже других никому ходить не хочется. Между прочим, знаешь, кто еще на филфак поступает?

– Знаю. Верка.

– Ну, Верка – зубрилка. Алена из «д»!

– Да ну?

– Вот тебе и «да ну!» Она еще в сто раз скорее тебя поступит. У нее мать – заведующая ателье на Невском.

– При чем тут ателье?

– А при том… Ее мать сказала моей матери, что она шила для одной знакомой, которая преподает на кафедре английского языка.

– Ну, там блат не поможет. Там такой строгий отбор.

– Не скажи, блат как вода – везде дырочку найдет.

– Ого, Лаша афоризмами заговорила!

– Посмотрим, что ты, когда провалишься, запоешь.

– Эй, сачки! Встали в сторонку и сплетничают, а мы за них стулья таскай!

– Ну-ка, девочки! Улыбочка! Фотография на память!

– Видишь, Лаша, нам с тобой мальчишки: «сачки», «сплетницы», а Нине: «Улыбочка! Фотография на память!» Что значит потрясная «бабетта».

– Ах, вам моя прическа не нравится?! Все! Ухожу танцевать с Димкой! А вы тут оставайтесь сплетничать.

– Кто знает, куда Димка поступает?

– В «Лесотехническую академию».

– А Ник?

– В «Педиатрический».

– Вот бы не подумала! Хотя, пожалуй, им это подойдет…

– Девчоночники они.

– Все недевчоночники уже в прошлом году поступили. А оставшимся можно доверить лес и детей.

– Бабская работа. Что это за муж будет! Никаких денег от него не дождешься.

– А тебе, Лаш, муж и не нужен. Ты сама будешь добытчица.

– Да уж побольше тебя, дуры университетской, буду заколачивать. И мужик у меня будет получше твоего ухажера Ва-ани. Вон тащится со своей дурацкой улыбочкой.

– Не хорошо, Лаша, о будущем математическом светиле так говорить.

– «Светило»! Как же! Кто его с такой рожей в институт пустит?!

– Куда это Лашина?

– Танцевать, наверно, упорхнула. Витя, Ник Мих все еще с тобой занимается?

– Угу.

– Ты будешь поступать на физмат?

– Не-а, он говорит, что мне нужно на прикладную математику.

– Почему?

– Говорит, что у меня не развито воображение.

– И ты не обижаешься?

– А чо? Коли это правда?

– Боишься экзаменов?

– Не-а, счас поступать не буду. Пусть меня в армию забреют. А там попрошусь в госбезопасность.

– КУДА-А?!

– В погранвойска. После такой службы куда хошь возьмут. И в партию в армии вступлю. Там это запросто. А после университета попрошусь в КГБ.

– КУДА-А?!

– Туда-а. Знаешь, какая у них там техника!

– Да где ты таких идей набрался? Раньше ведь двух слов связать не мог?

– Разговаривать я умею. Только не люблю. Чего языком попусту молоть?

– Господи! Ты Николаю Михайловичу про КГБ говорил?

– Не-а. Только тебе. Знаешь, чо я к тебе подошел?

– Нет.

– Я у тебя в комнате был.

– Мы переехали.

– Знаю. Я на старой квартире. Там теперь один парень живет. Он из нашинских. Земляк.

– Бред какой-то, при чем тут комната?

– Эта-а… Можно я тебе из армии писать буду? Из армии всегда кому-нибудь пишут…

– Пиши.

– Не беспокойся, я твой новый адрес в журнале посмотрел.

– Ва-ань, ты чо с девушкой без пряников заигрываешь?

– Я ничо.

– То-то по твоей красной физиономии и видно, что ты «ничо».

– Девчата, он сматывается! Держи его!

– Пусть катится! Танцевать все равно не умеет.

– Ну, девчата, давайте решать: идем по городу всю ночь гулять или по домам?

– Чего, все классы идут, а мы что – рыжие?

– Ура! Встречать белые ночи!

– На Марсово поле!

– К Летнему саду!

– Смотреть, как разводят мосты!

– Нин, мы как, тоже пойдем?

– Как хочешь. Если идем, то я с Ником и Димкой договорюсь, чтоб они нам свои пиджаки дали.

– Что-то у меня никакого настроения никуда тащиться. Будто мы не на своем, а на чьем-то чужом празднике гуляем.

– И мне эта скукотища надоела. Пошли спать. Мама сказала, что постелет нам вместе на полу и оставит по пирожному к чаю.

– Решено: сон с пирожными – йес, шатание по городу – ноу!

– Спа-анюшки пора…

Выпускной бал кончился. А был ли он? Целый вечер простояла у стенки, никто даже не догадался пригласить танцевать. Неужели и вся жизнь так промелькнет? Нет, с сентября время должно пойти по-другому. Сейчас оно сжалось как пружина, а потом раз – распрямится и полетит стрелой… Или упадет к ногам… Как проколотый резиновый шарик. Сморщенный и жалкий.

Нет! Моя жизнь не может так бесславно кончиться. Меня нельзя взять и сбросить со скалы в самом начале пути. Я должна подняться на самую вершину. Это моя гора и моя вершина.

Господи, как же я устала.

Сколько же мне лет?

Сто? Двести? С каждой минутой я старею. Это метро с воем высасывает мои годы.

– Двери закрываются. Следующая остановка – Кировский завод.

Парни, вошедшие в вагон, даже не взглянули в мою сторону. Кто я им – старая дохлая кошка? Подумаешь, они больно мне нужны! Из техникума, небось, какого-нибудь… А я, между прочим, в университете учусь. Что съели? Вру?! Хотите, скажу, на что он похож?

Филфак похож на Римские катакомбы. Лабиринт подвала разделен на аудитории-клетушки с обвалившейся штукатуркой. В такие содержали львов-людоедов, которым бросали бедных христиан.

Кто?! Я?! Боюсь россказней про катакомбских крыс?! Да знаете ли вы, что вся моя прежняя жизнь была залогом поступления в сей храм?! Я с пятнадцати лет видела, как я вхожу под своды этого лабиринта, нога касается замшелых ступеней, меня берут за руки прекрасные юноши и девушки, зажигают факелы, и мы начинаем медленно шаг за шагом спускаться в глубину веков, туда, где когда-то создавался язык, литература, мышление человека.

Я до сих пор жду этого таинства. Я чувствую, что настоящее знание где-то рядом, за волшебной дверью – сказать: «сим-сим» – и она откроется. Только не понятно, почему все медлят? Почему у всех такой вид, будто они вовсе не собираются искать никаких знаний? Может, нужно подождать, когда все подучат язык? Хотя зачем же тогда нас трясли и просеивали сквозь тончайшее сито, если большинство даже языка не знает? Или все дело в лекциях? Профессора их так читают, словно у нас курсы по ликвидации неграмотности. Может, языкознание и литературоведение на старших курсах будут на более высоком уровне? Или это специальные второсортные лекции для вечерников?

А что, если мне просто сдать экзамены за первый курс экстерном? И тогда мне быстрее откроется волшебная дверь?

– Автово. Поезд прибыл на конечную станцию. Просьба освободить вагоны.

Ой, молодые люди, совсем забыла, что вы тут рядом стоите. Поди, даже бросили один-два пламенных взгляда на меня, а я настолько отключилась, что даже не заметила. Прошу великодушно простить, заучилась. Сами понимаете, какое уж тут кокетство, если уже одиннадцать, и мне еще полчаса ждать автобус на сквозном ветру.

Бр– р-р, холодина… Выдувает из головы все мысли. Сдирает кожу вместе с пальто. Не больно-то приятно остаться голым перед лицом черной Вселенной. Если не инопланетяне, то какой-нибудь пьяница запросто может пристать. Спрячусь-ка за столб -авось, защитит от нечисти и ветра.

Может, университет тоже спрятался от меня под шапкой-невидимкой? Ау! Или играет со мной в жмурки? Динь-динь – я был всемирно известным, когда тебя и в помине не было. Динь-динь – ты меня закончишь, я скину шапку-невидимку и опять стану самим собой. Что, съела?

Не хорошо так шутить, несправедливо. Я как проклятая работала, чтобы попасть сюда, а мне достается лишь обвалившаяся штукатурка.

Автобус! Теплое урчащее нутро автобуса – вот, что не обманет. Только бы не оттолкнули от двери. Хоп! Повезло! Дверь остановилась прямо напротив меня. Скорей-скорей протиснуться внутрь, где тебя закутают плотные тела. Они не подведут – не дадут упасть, даже если сильно качнет или уснешь случайно. Уф, заурчал мотор… Сейчас дотащит до нашей сонной квартиры.

А та– ам… горячий душ! Содрать налипшие дневные заботы, и нырк в постель! Как Иванушка-дурачок в котел с вареным молоком.

Наутро встать молодой и пригожей…

Ко– тел-тел-тел-с мо-ло-ком-ком-ком -куда это я в котле еду? Вынырнуть из тепла и посмотреть? Не хо-очется… Кто меня зовет? Чей-то знакомый голос? Папа! Зачем он один бредет по пояс в снегу? Па-апа! Не слышит. Нужно догнать, спросить… В следы наступать легче, чем самой протаптывать. Только уж очень большие шаги. Пап, подожди, я помогу тебе. Не оборачивается. Куда он несет кирпичи? Ему же тяжело одному. Па-ап! Наш дом совсем в другой стороне! Па-ап!

А это чей это дом? У него тоже стена разваливается, штукатурка сыплется. Это не дом. Это университет. Он ждет папиных кирпичей. Надо быстрее вытаскивать ноги из снега! Надо ему помочь!

Где мама? Она же обещала ждать у нашего дома? У дома никого. Только кирпичи разбросаны. Вывалились из стены, наверно. Затолкать, затолкать скорей обратно и держать, пока папа с мамой не придут. Сыпется, сыпется… подставить ладони, тело, лоб… ползет, расползается… МАМА!!!

– Следующая остановка конечная. Бульвар Новаторов.

Конечная? А, ну да, приехали. Холод, грязь, темнотища – бр-р. Ну, ничего, это только сейчас мы живем на конечной остановке. А скоро город вырастет еще на одну улицу, потом еще на одну… И мы окажемся в начале совершенно нового города. Он будет сыном старого. Таким же, только еще лучше.

И в нем уже будет совсем другая жизнь.