Текст книги "Трепет света (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

– Какого рода культурного недопонимания? – поинтересовался он.

– Гоблины уважают только силу и мощь, мистер Бенц. Человека, не владеющего магией и не обученного боевым искусствам, как Чак Норрис, могут плохо встретить.

– Может быть, поэтому люди и перестали общаться с гоблинами напрямую, – сказал Рис.

Я взглянула на него.

– Возможно, ты и прав.

– Я не понимаю, – признал Бенц.

– Мне бы хотелось, чтобы вы принимали во внимание всех фейри, не только два наших двора, но в культурном плане мы ближе всего к людям и безопаснее для вас, так что, возможно, пока вам стоит просто проигнорировать меня. Если когда-нибудь мне покажется безопасным вернуться в Фэйри, быть может, вы сможете составить мне компанию в визитах к малым дворам.

Рис похлопал его по плечу.

– Мы защитим вас.

– Они, конечно, не навредят представителю правительства Соединенных Штатов.

Мы все рассмеялись над этим, даже Гален и феи-крошки, чей смех был похож на мелодичный перезвон крошечных колокольчиков. Один только этот звук заставил улыбнуться и Бенца. Феи-крошки обладали одним из самых мощных гламором и даром иллюзии среди фейри. Что делало их гораздо более опаснее, чем они выглядели.

Бенц снова нахмурился, с озадаченным видом проводя руками спереди по своему костюму, словно он почувствовал какое-то необычное влияние на себя, но не был уверен, какое именно. Держу пари, посол носит амулет, защищающий его от нашей магии. Он ему ещё понадобится.

– Это последняя страна в мире, разрешающая иммиграцию вашего народа, – сказал Бенц.

– Это так, но гоблины не рассматривают это как причинение вреда вам, лишь в качестве доказательства того, что вы недостойны представлять свое правительство перед ними.

– Хотите сказать, что посол ко двору гоблинов должен быть солдатом?

– Если вы не желаете открывать огонь, едва входите в двери, то нет, не солдатом, – возразила я.

– Тогда кем? – уточнил он.

– Ведьмой среди людей или колдуном, учитывая патриархальность общества гоблинов, лучше колдуном.

– В идеале колдун с военной подгёотовкой, – сказал Рис, подойдя к послу и подняв повязку, скрывающую гладкие шрамы его пустой глазницы. – Гоблины отняли у меня глаз, посол Бенц, а мне гораздо труднее навредить, чем человеку.

Бенц медленно моргнул, но не дрогнул, чем заслужил еще одно очко. Интересно, о чем он подумает, увидев гоблинов? Они гордились своими лишними конечностями и глазами, поэтому женщины, похожие на человекоподобных пауков, были для них эталоном красоты. Если на то пошло, он еще не видел щупальца Шолто. У Бенца впереди много возможностей попрактиковаться в своей невозмутимости.

– Хотите сказать, что гоблины нападут на меня?

– Нет, вполне возможно посетить гоблинов и переговорить, оставшись невредимым, – вмешалась я, – но для этого нужно понимать их культуру, что является редкостью даже среди сидхов. Я не знаю ни одного человека, кто когда-либо так тесно общался с гоблинами без последствий.

Рис вернул свою повязку на место.

– Я понял, что в моем ранении виновато культурное недопонимание, – в его голосе едва заметна была горечь. Он лишился глаза сотни лет назад, и лишь год назад я объяснила ему все недоразумение. Рис ненавидел гоблинов и винил их в произошедшем очень долго, и прошло совсем немного времени, чтобы смириться с мыслью, что его ранение было так же и его виной, как и того гоблина, что отнял его глаз.

– Моя цель – стать настоящим послом к обоим высшим дворам фейри, как Неблагого, так и Благого, но никто в нашем правительстве не говорил со мной о гоблинах или даже о лорде Шолто, как о правителе.

– Возможно, если вы будете хорошо справляться со своими обязанностями в качестве посла, мы могли бы когда-нибудь сопроводить вас в другие дворы, – сказала я.

– Я был бы весьма признателен за мое обучение вашей богатой культуре, – сказал он с очень приятной улыбкой. Его карие глаза даже радостно засияли. Мне до сих пор казалось, что мы познакомили его с чем-то, к чему он не был готов, но он скрывал это получше многих послов, как среди людей, так и фейри.

Я улыбнулась и осторожно отвернулась в своем дизайнерском сарафане, не уверенная, что смогу сравниться с его приятной фальшью. Он действительно был в этом очень хорош.

– Итак, принцесса Мередит, я оставил свою охрану ожидать за дверью вместе с вашей, ведь в палате дозволено находиться только отцам и царственным супругам. В этот раз я действовал в соответствии с вашими пожеланиями.

– Благодарю вас, посол, – сказала я с улыбкой.

– Со мной также дополнительная охрана дипломатических лиц для вас.

– Мы уже обсуждали это, посол, в этом нет необходимости.

– Не хочу оскорбить ваших охранников, но, если не ошибаюсь, король похитил вас из-под их опеки.

– Мы уже объясняли, что это я велела им оставить меня одну, и они были вынуждены подчиниться моему приказу.

– Разве они все еще не подчиняются вашим приказам, принцесса?

– Мы все согласились с тем, что Мерри больше никогда не останется без охраны, так же, как и дети, – сказал Рис.

– Даже если она прикажет вам? – поинтересовался Бенц.

Рис и Гален оба кивнули.

– Она больше никогда не останется одна, – пообещал Гален с новообретенной серьезностью в голосе. Я знала, что он говорил всерьез, и что как боец он хорошо обучен, но у него не было той же подготовки, как у Риса, Дойла или Холода. Не знаю точно, было ли дело в годах практики или в готовности нанести смертельный урон. Другие мужчины побывали в настоящих войнах и успели выяснить, что значит «убить или быть убитым». Гален же нет, у него было очень немного «настоящих» сражений. Честно говоря, я всегда думала, что это не просто недостаток закаленности боем, а часть его личности, та самая нежность, за которую я любила его, мешала ему стать тем воином, которым он мог бы быть. А теперь я не была так уверена насчет Галена, насчет многого.

Затем он подошел ко мне и, взяв меня за руку, улыбнулся, а его зеленые глаза как обычно лучились теплотой.

– Ты выглядишь печальной, моя Мерри. Я сделаю все, чтобы прогнать этот взгляд из твоих глаз.

Как я могла сказать ему, что меня печалит его новообретенная решимость? Не могла, ведь события последнего года изменили всех нас. А теперь мы стали родителями, и это могло изменить нас еще больше.

– Поцелуй меня, мой зеленый рыцарь, и это сотрет печаль с моих глаз.

Я была вознаграждена той ослепительной улыбкой, от которой мое сердце всегда пропускало удар с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, а затем он склонился, всеми своими ста восьмьюдесятью сантиметрами роста, накрыв мои губы своими. Поцелуй был целомудренным по нашим меркам, но посол в конце концов откашлялся.

Мне пришлось прервать поцелуй, чтобы объяснить:

– Покашливание – человеческий способ продемонстрировать смущение или нетерпимость чего-то сексуального или романтичного.

Гален взглянул на посла.

– Это не было сексуальным по меркам двора, как минимум, по меркам Неблагого двора.

– Мне говорили, что сидхи открыто проявляют сексуальность, – сказал он.

– Рискнете покашливать в присутствии моей тети, королевы, и она либо резко выскажется, либо станет еще более неистовой в том, что вас смущает.

– Дело не в поцелуе, а в моем мнении, что вы пытаетесь сменить тему разговора о дополнительной охране, присланной нашим правительством для принцессы, это заставило меня вас прервать. Я привык относить себя к богеме.

– Богема, – повторил Рис. – Не это слово я слышу последнее время.

Бенц взглянул на него, и за всем его обаянием был виден интеллект, это хорошо, он ему пригодится.

– Я подобрал неподходящее слово?

– Нет, но чтобы преуспеть при дворе Неблагих, вам нужно быть немного более, чем просто богемным.

– На что вы намекаете?

– Надо быть распутным, извращенным, а, возможно, и нет, – сказал Рис, посмотрев на нас с Галеном.

– Что ты задумал? – спросил Гален.

– Просто подумал, что королева никогда не позволяла человеческим СМИ увидеть свою самую ужасную сторону. Интересно, может ли человеческий посол при нашем дворе оказать на нее… успокаивающий эффект.

Его глаза были полны насмешки, когда он подбирал наиболее мягкие слова. Если бы королеве Андаис пришлось считаться с человеческими чувствами, то пытки в качестве развлечения на ужин пришлось бы отменить. По ее меркам они не были жестоки и случались не часто, но свою страсть к настоящим пыткам ей пришлось бы усмирить, если бы Бенц посетил наш двор… при условии, что она может владеть собой и не теряться в безумии настолько, что уже ничто не поможет ей обрести себя. Ответ на этот вопрос стоит на пути ее встречи с малышами. Действительно ли она была безумна или просто обрушила свое горе на придворных, потому что могла? Если ей нужно найти другие выходы своему горю, смогу ли я убедить ее обратиться к психоаналитику? Она пошла к человеческим специалистам по бесплодию, может, она согласиться пройти и терапию.

Подошел Рис, обнимая нас с Галеном за талию.

– Теперь ты задумала что-то интересное, наша Мерри.

Я кивнула.

– Мы обсудим это позже.

– Когда я не буду подслушивать, – сказал Бенц.

Я взглянула на него и ответила:

– Да.

Бенц рассмеялся и заметил:

– Большинство людей стало бы отрицать это, хотя бы из вежливости, знаете ли.

– Это слишком близко ко лжи, ложь, о которой вы знали бы, все равно ею была бы. Так зачем напрягаться?

– Ах, принцесса Мередит, думаю, что служение у вас послом станет для меня очень интересным, даже познавательным приключением.

– Которое может быть как плохим, так и хорошим, – сказала я.

Он кивнул.

– Пока я и сам не знаю, каким именно оно будет.

– Будьте осторожны, посол Бенц, – предупредил Рис. – Как бы с нами вы не стали слишком честным, чтобы быть дипломатом среди людей.

Бенц казался удивленным, а затем, прежде чем смог сдержать себя, он громко рассмеялся, откинув голову назад. Это была самая открытая и искренняя эмоция, что я у него видела.

– О, лорд Рис, дипломат, который не может лгать, был бы бесполезен среди людей, но в то же время мне кажется, что немного горькой правды не помешало бы. А теперь поговорим о присоединении специалистов по дипломатической безопасности…

Мы позволили ему говорить, и я надеялась, что «горькая правда» не будет слишком горькой для посла Питера Бенца или для нас, если уж на то пошло. Я не верю, что моя тетя, королева Андаис, будет не опасна и вменяема рядом с нашими малышами, но я также и не уверена, что мы сможем продолжать ей отказывать. Как вообще можно сказать той, кто обладает абсолютной властью над жизнью и смертью подданных более двух тысяч лет, что она не может навестить своих внучатых племянников? В том-то и проблема, когда имеешь дело с бессмертными: они привыкли добиваться желаемого.

Глава 8

Детектив Люси Тейт была высокой и темноволосой, одета в женскую версию брючного костюма детектива в штатском, на этот раз – чёрный с белой рубашкой. Казалось, у детективов отдела по расследованию убийств только цвет костюмов и менялся. Когда Люси вошла в дверь, я уж было решила, что она расследует дело об убийстве, и хочет услышать мнение фейри, но в руках у нее были три плюшевых медвежонка, и я была почти уверена, что на сей раз это дружеский, а не рабочий визит. Я оказалась наполовину права.

– Мерри, местная полиция обоснованно сомневается в безопасности особняка Мэйв Рид. Этот ублюдок похитил тебя прямо оттуда.

– Я не могу отправиться в убежище с малышами, – сказала я.

Сейчас палата казалась почти пустой. Большая часть цветов отправилась к другим пациентам в больнице, как и большинство игрушек. Мы оставили цветы и подарки от друзей и тех людей, отказаться от чьих даров было бы неразумным, и всем этим под завязку загрузили второй внедорожник, оставив местечко лишь для водителя. Медвежата Люси, два розовых и один голубой, были безопасны для новорожденных, поэтому убраны в вещи, которые мы возьмем с собой.

– Это же не проблема убойного отдела, детектив, так зачем вы здесь? – поинтересовался Дойл.

– Это друг, Дойл, – напомнила я.

– Друг, но сюда ее прислали, чтобы она убедила тебя в том, в чем не смогли другие, не так ли, детектив Тейт?

Дойл смотрел на Люси своими чёрными глазами на чёрном нечитаемом лице, безучастном настолько, что оно казалось почти угрожающим в своем абсолютном безразличии. Так же дикий зверь смотрит на тебя, будто говоря: «Я не хочу навредить тебе, но, если приблизишься, мне придется защищаться. Если ты не станешь напирать, сможешь уйти с миром, я предупредил. Уйди прочь, или все закончится плохо.»

Люси среагировала, отступив на полшага, поставив одну ногу перед другой, чтобы в случае чего у неё была возможность двигаться так, как нужно. Сомневаюсь, что она сделала все это осознанно, но коп в ней уловил скрытую угрозу и среагировал соответственно. Дойл не стал бы атаковать, а Люси не сделала бы ничего, что могло разрушить этот нейтралитет, но вид того, как моя подруга и возлюбленный стоят лицом к лицу, все равно нервировал. А я не хочу нервничать, я хочу покоя. Я просто хотела насладиться счастьем со своими малышами и любимыми, но мои кровные родственники собирались снова позаботиться о том, чтобы и этот этап моей жизни стал таким же болезненным, как и другие мои судьбоносные моменты. Мой отец защищал меня от них, пока мог, но после его смерти мне просто пришлось выживать. Я так устала от всего этого дерьма, так устала.

– Я не поеду в убежище, Люси. Я ценю это предложение, но в этом случае человеческая полиция станет просто пушечным мясом, если король нападет на нас. Прочти полицейские отчеты о том, что его сила сотворила с Дойлом, и подумай, что бы стало с человеком.

– Я видела отчеты, – сказала она.

– Вот как они уговорили тебя приехать, – предположила я.

Она кивнула.

– Он может превратить свет в жар и излучать его рукой, но это похоже на бред.

– Он Король Света и Иллюзии, он многое может сделать со светом, особенно с дневным, – сказал Дойл.

– Что же еще такого он может сделать? – поинтересовалась Люси.

Дойл покачал головой.

– Я очень надеюсь, что он еще не восстановил все свои старые способности. Ведь, если это так, то все закончится плохо, где бы Мерри ни была.

– Ну что за оптимист, – сказала она.

– Вместо того, чтобы быть рядом с Мерри и нашими детьми, последние сутки я проводил переговоры то с одним высшим двором фейри, то с другим. Придворные короля заверили меня, что он дождется результатов анализа ДНК. Если они покажут, что ни один из малышей не является его, тогда он не станет претендовать ни на них, ни на Мерри.

– Мерри уже была беременна, когда он… – она вдруг замолкла, словно испугалась, что уже сказала лишнего.

– Все в порядке, Люси, но генетики сообщили нам, что это может быть не так-то просто. Король – мой двоюродный дядя, и среди обоих дворов столетиями нередко практиковались смешанные браки; у нас может быть немало одинаковых генов. Этого вряд ли хватит, чтобы подтвердить отцовство, но достаточно, чтобы запутать дело, если дядя решит настоять на своих требованиях.

– Он не сдастся, – сказал Дойл.

– Это правда, что если он не способен иметь детей, то должен оставить трон? – спросила она.

Я постаралась сохранить нейтральное выражение лица. Я не представляла, что в человеческой полиции знают об этом, что вообще людям это известно.

– Ваши безучастные лица – уже достаточный ответ, – сказала Люси.

Я тихо выругалась про себя… Иногда одно лишь усилие не выдать тайну говорит само за себя. Главный вопрос в том, известно ли полиции, что Таранису грозит не просто свержение с трона, а казнь за то, что он обрек свой двор на бездетность, узнав о собственном бесплодии еще столетие назад? Давнее убеждение в том, что здоровье народа, его процветание и способность к деторождению зависит от правителя, очень верно в отношении фейри. Таранис сражается сейчас за свою жизнь. Знает ли об этом Люси?

– Что произойдет, если он уйдет в отставку? – спросила она.

– Он перестанет быть королем, – ответил Дойл.

– Это до меня дошло, но будет ли он изгнан из Фэйри?

– Нет, почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась я.

Она пожала плечами.

– Потому что изгнание объяснило бы, почему он так отчаянно хочет доказать, что один из детей его.

– Думаю, все намного проще, Люси. Мне кажется, он просто не может смириться с мыслью, что больше не будет абсолютным правителем Благого двора, после всех этих столетий. Полагаю, он сделает все, чтобы сохранить свой трон.

– Что значит «все»? – уточнила она, и проницательный взгляд ее карих глаз мне не понравился. Она была умна и очень хороша в своем деле.

В колыбельке издал звук один из малышей. Люси проигнорировала его, лишь мельком взглянув на запеленатый кулек. Она была здесь по делу, а не для того, чтобы разглядывать малышей, но новый звук заставил нас повернуться, чтобы посмотреть, кто из детей проснулся.

Это была Брилуэн, она беспокойно вертелась в своей корзинке, своеобразной люльке внутри колыбельки. Дойл поднял ее своими большими, темными руками. Малышка казалась еще меньше. Некоторым из отцов было неудобно держать их, но Дойл держал нашу дочь с теми же легкостью и изяществом, с которыми делал все остальное. Глаза Брилуэн были приоткрыты и сверкнули на свету, подобно темным драгоценным камням.

– Могу я подержать ее? – спросила Люси, удивив меня своей просьбой.

Дойл взглянул на меня, и я ответила:

– Конечно. Мы ждем, когда медсестра привезет коляску, мне не разрешат просто уйти, а остальные мужчины помогают загрузить подарки.

Как только Дойл вверил в руки Люси Брилуэн, та, казалось, перестала меня слышать. Люси не знала, как держать ребенка, значит в ее окружении детей не было. Дойл показал ей, где нужно поддерживать, и устроив малышку на сгибе руки, Люси просто не сводила с нее глаз. Ее лицо светилось счастьем, почти блаженством, словно весь мир для нее сомкнулся на малышке в ее руках.

Я не ожидала, что Люси настолько очаруют младенцы, но, может быть, для нее наступило то самое время для женщины: «Пол жизни позади, а часики-то тикают».

– Детектив Тэйт, – окликнул ее Дойл.

Она никак не отреагировала, продолжив мягко напевать и нежно укачивать Брилуэн.

– Детектив Тэйт, – снова позвал он с большей настойчивостью в голосе.

Когда она вновь не отреагировала, я приблизилась к ней и спросила:

– Люси, ты меня слышишь?

Она не отвечала, что бы мы ни говорили.

– Люси! – на этот раз довольно резко окликнула я.

Она заморгала на меня, словно только пробудилась ото сна. Люси уставилась на меня, пытаясь сказать хоть что-то, но ей пришлось моргнуть еще пару раз, прежде чем удалось наконец спросить:

– Ты что-то сказала?

– Мне нужно подготовить Брилуэн к выходу.

Я забрала ребенка из ее рук, и она неохотно отпустила ее, но когда на ее руках больше не было малышки, Люси, похоже, пришла в себя. Ее заметно трясло, как бывает от кошмара, и она проговорила:

– Ого, просто мороз по коже.

Я кивнула.

– Бывает.

Люси снова поежилась, и ее взгляд, обращенный на меня, стал обычным. Детектив Тэйт снова была собой.

– Прости, Люси, надеюсь, у тебя из-за этого не будет неприятностей с начальством, но нам нужна более серьезная защита от моего дяди, а особняк Мэйв Рид магически защищен лучше любого убежища.

– Мы подключим магов полиции, Мерри.

– Последний раз, когда мы с тобой работали вместе, одним из плохих парней был такой же маг, – напомнила я.

– Это не честно, Мерри.

– Возможно, но это правда.

– Хочешь сказать, что больше не доверяешь полиции?

– Нет, я хочу сказать, что, даже чувствуя себя в безопасности, ты скорее всего ошибаешься.

– Веет безнадежностью, – заметила она.

– На мой взгляд реализмом.

Она улыбнулась, но эта улыбка не была счастливой.

– Мы выставим дополнительные патрули в вашем районе. Один звонок – и мы на месте.

– Я знаю, – сказала я.

– Пообещай, что в случае чего, вы позвоните в полицию и не станете пытаться справиться самостоятельно.

– Я не могу обещать этого.

– Потому что не можешь лгать, – сказала она.

Я кивнула.

– Вы разберетесь со всем сами, если получится, не так ли?

Я снова кивнула, прижав к себе Брилуэн.

Она повернулась к Дойлу.

– Ни тебе, ни кому-то еще из тех, кого она любит, не нужно играть в героя, чтобы в итоге погибнуть, если этого можно избежать.

– Мы приложим все усилия, – ответил он.

– Очень надеюсь. Мерри вас любит, и я не желаю держать ее за руку, пока она будет оплакивать тебя или Холода, или Галена, или кого-то другого. Мы копы; служить и защищать, рискуя жизнью – это наша обязанность.

– Это также и наша обязанность, когда дело касается Мерри и детей.

– Да, но если мы будем ранены, Мерри не будет опустошена, и если погибнут при исполнении копы, малыши не останутся без отцов.

Дойл едва заметно кивнул.

– Я запомню твои слова и благодарю за то, что ставишь наши жизни выше своей ради счастья Мерри.

– Я не хочу умирать, никто из нас не хочет, но не дать этому ублюдку снова причинить ей боль – наш долг.

– И наш, – сказал он.

Она нахмурилась и взмахнула руками.

– Вы же все равно поступите так, как решили. Скажу им, что я пыталась.

– Мы правда ценим, что ты пришла к нам, Люси.

Она улыбнулась мне.

– Я это знаю. Я просто очень хочу добраться до этого парня.

Я поняла, что мое изнасилование затронуло Люси лично, потому что мы были подругами. Она еще более стала мне дорога, и я от всего сердца сказала:

– Спасибо, Люси.

Она улыбнулась чуточку шире.

– Оставлю вас, чтобы вы могли подготовить к выписке своих крошек, и пойду помогу копам сдерживать толпу.

– Прессу, я так полагаю, – предположила я.

– И простых людей, желающих увидеть маленьких принца и принцесс. Не каждый день в Америке появляются на свет члены королевской семьи.

– И то верно, – согласилась я, улыбнувшись ей.

Она улыбнулась в ответ, а затем оставила нас, заметив:

– Обычно я детей не слишком жалую, но она очаровательна.

Мы поблагодарили ее и, как только двери за ней закрылись, переглянулись с Дойлом. Он подошел ко мне, и мы вместе посмотрели на Брилуэн.

– Больше не зачаровывай людей, – велела я ей.

Она моргнула своими необычными глазками. Маленькая вязаная шапочка прикрывала большую часть ее рыжих локонов и полностью скрывала зарождающиеся рожки. Она была крошечной и совершенной, и уже обладала магией.

– Думаешь, она понимает? – спросила я.

– Нет, но у нас есть ответ на один вопрос.

Я взглянула на Дойла.

– На какой?

– У ребенка Мэйв Рид человеческая няня, но мы так рисковать не можем.

– Хочешь сказать, мы не можем рисковать тем, что наши дети зачаруют няню-человека?

– Да, это именно это я и хотел сказать.

Я посмотрела на наш маленький сверток счастья.

– Она наполовину фея-крошка или слуа, одни обладают самым мощным гламором из всех фейри, а другие – последней дикой магией, что еще осталась в Фэйри.

– Это связано с дикой магией, моя Мерри, – сказал Дойл, указав на дерево и лозы дикой розы.

Я улыбнулась.

– Верно, но я никогда не видела, чтобы ребенок зачаровывал кого-то так быстро и так хорошо. У Люси сильная воля, и, похоже, она носит какой-то защитный амулет против гламора фейри, просто на всякий случай. Большинство полицейских, что имеют с нами дело, тоже их носят.

– И все же Брилуэн затуманила ее разум и чувства, как будто на Люси ничего не было, – заметил Дойл.

– Это было очень быстро и хорошо сделано. Я знаю сидхов с многовековым опытом, которые на это не способны.

Он с нежностью коснулся макушки Брилуэн ладонью, такой темной по сравнению с разноцветной шапочкой. Малышка моргнула на нас.

– Они будут очень могущественными, Мерри.

– Как научить их контролировать свои силы в таком нежном возрасте, Дойл? Брилуэн еще не отличает хорошее от плохого.

– Нам придется защищать людей от них, пока они не подрастут настолько, чтобы научится контролю.

– И как долго это будет продолжаться?

– Я не знаю, но едва они появились на свет, уже неосознанно пользуются магией, им не нужно ждать половой зрелости, чтобы проявилась их сила.

– Было бы значительно легче, если бы их магия подождала, – сказала я.

– Было бы, но не думаю, что наш путь будет легким, моя Мерри. Чудесным, красивым, восхитительным, захватывающим, даже пугающим, но не легким.

Я приподняла Брилуэн, чтобы поцеловать ее щечку. Я уже ее любила; она была моей, нашей, но сейчас я была немного напугана. Если она уже может заставить людей желать держать ее и укачивать, то на что она ещё способна? Детские психологи утверждают, что дети рождаются социопатами, и совесть в них развивается постепенно. Обычно она появляется в возрасте около двух лет, а до тех пор они не могут руководствоваться совестью, чтобы понять, что хорошо, а что плохо.

Я держала нашу красивую маленькую социопатку и молилась Богине, чтобы она никому не навредила, прежде чем мы не научим ее, что это неправильно.

Запах роз наполнил комнату, и это была не тонкая сладость дикой розы, а более насыщенный густой аромат садовых растений. То был пьянящий аромат ответа Богини. Обычно этого было достаточно, чтобы развеять мои страхи, но сейчас в моей душе осталась капелька тревоги. Как могла я сомневаться в ней после того, как она показала мне все, что пробудила вокруг меня? Но я не сомневалась в Богине, просто тревожилась. Я стала матерью, а мамы тревожатся.

Глава 9

Мэйв Рид, носившая титул Золотая Богиня Голливуда примерно с 1950-ого года, приехала в больницу, чтобы сопроводить нас в свой дом. Когда мы только переехали к ней, то поселились в ее гостевом домике, но после того, как к нам начали присоединяться все больше фейри, Мэйв переселила нас в главный дом к себе, а гостевой оставила для новоприбывших изгнанников из земель Фэйри, с кем она не была близка. Она сама находилась в ссылке, так что понимала замешательство тех, кто был изгнан и попал в современный мир. Лишь несколько изгнанников так же успешно, как и Мэйв Рид, адаптировались к этому превосходному новому миру.

Охранники снаружи открыли двери, и я услышала Мэйв:

– Я так рада, что вам понравился мой последний фильм. Поздравляю с малышом, он очарователен.

Ее голос звучал с теплотой и абсолютной искренностью, что отчасти было правдой, но Мэйв еще была и великолепной актрисой на протяжении десятилетий и могла включить совершенную искренность или выключить ее, как хорошо отлаженный переключатель. Вряд ли я когда-нибудь буду столь же искусна во «включении» на публике, поскольку я простая смертная, и у меня не будет столетий практики, за которые она смогла отточила это умение.

Мэйв впорхнула в палату с характерным для нее взмахом руки, жестом, который для этой комнаты был слишком широк, но отлично смотрелся бы на фото, как и сверкающая на лице улыбка. На ней был устрично-белый брючный костюм, струящийся с каждым ее движением. В шёлковой блузке глубокого, но приглушенного синего цвета, она не выглядела на все свои метр восемьдесят, потому что взгляд так и скользил с блузы к её длинным ногам. Она улыбнулась и мне, но на мгновенье я уловила ту улыбку, что была предназначена для поклонницы за дверью. Это была хорошая улыбка и по-своему сердечная, потому что Мэйв была искренне рада тому, что женщине понравился ее фильм, и она от души ее поздравила, но… едва за ней закрылась дверь, улыбка растаяла, и мгновенно словно какое-то невидимое бремя легло ей на плечи. Ничто не могло умалить великолепие ее совершенного светло-золотистого загара, прекрасных голубых глаз с не ярким, но подчеркивающим их идеальным макияжем, этих скул, этих пышных, чувственных губ, но прямо сейчас она выглядела уставшей. А затем Мэйв выпрямилась, и ее высокая упругая грудь, которой никогда не понадобится пластическая хирургия, снова натянула синюю ткань блузки.

Она обратила свой взор на фруктовое дерево, которое сбрасывало лепестки розовым снегопадом, и на розы в другом конце комнаты.

– Ах, новые чудеса. Медсестры интересовались у меня, когда они исчезнут.

– Мы точно не знаем, – ответил Дойл.

– Дойл, Холод, я сперва заглянула в палату для новорожденных, детки прекрасны.

– Так и есть, – согласился Дойл, словно говоря: «Естественно».

– С возвращением домой, Мэйв, – произнес Холод.

Она добавила несколько дополнительных ватт к своей улыбке для него, но ничего под этим не подразумевая. Он был недостаточно чистокровным сидхом для нее, как и большинство моих мужчин. Мэйв не скрывала, что не прочь заняться сексом с Рисом или Мистралем, если бы ни они, ни я не возражали. Люди сочли бы это оскорблением, а фейри оскорбляет, когда ты находишь кого-то привлекательным и не даешь об этом знать. Она боялась Дойла, не потому что он что-то ей сделал, а потому что на протяжении многих столетий наблюдала за ним как за ассасином моей тети. Очень давно из-за него она потеряла своих близких, так что она никогда не флиртовала с ним. Это его устраивало.

А затем Мэйв повернулась ко мне, и выражение её лица вдруг стало настороженным. На самом деле она писала мне еще до прихода и интересовалась, сержусь ли я на то, что она мало внимания уделяла мне. В своем ответе я успокоила ее, но очевидно, при личной встрече я должна сделать что-то большее.

Я протянула ей руку, и она, улыбаясь, подошла ко мне, но эта была другая улыбка, не такая безупречная, как в фильмах, не скрывающая неуверенность в ее взгляде. Я ценила то, что могла видеть ее вдали от прицелов камер, когда она убирает свои щиты.

– Прости, что не смогла приехать раньше. Я видела малышей в палате для новорожденных, они такие красивые.

– Ты прилетела из Европы, только чтобы увидеть нас.

Она сжала мою ладонь, внимательно изучая мое лицо.

– Как ты себя чувствуешь, только честно?

Ее ладонь была теплой, пальцы длинными и изящными, я погладила их своей рукой.

– Что случилось, Мэйв?

– Ажиотаж, созданный СМИ, на улице в полном разгаре, Мерри.

Между ее идеальных бровей и знаменитых глаз пролегла морщинка. Если бы только легиону ее фанатов было когда-нибудь позволено увидеть ее глаза без гламура фейри, делающего их более человеческими, как же прекрасна она сейчас, сбросив все иллюзии.

– Ты так говоришь, словно это полностью твоя вина. Я первая принцесса фейри, родившаяся в Америке. Я всю жизнь жила под вниманием камер и репортеров.

– Это так, но прибавь свою известность к моей, и получится худшее, что я когда-либо видела, Мерри, а уж я плохого повидала.

Она сжала мою ладонь. Не знаю точно, для моего успокоения или ее, или, может, ни то, ни другое; возможно, дело было просто в приятном ощущении от чьей-то ладони в твоей руке.

Люди говорят, что хотели бы быть знаменитыми, но такой уровень славы почти калечит. Я буквально ощутила вес этого бремени, когда репортеры выдавили окно, чтобы лучше рассмотреть нас с Дойлом и Холодом. Некоторые из них порезались о стекло, ничего серьезного, а нас и других посетителей магазина засыпало осколками.

– Ты в самом деле напугана, – заметил Дойл.