Текст книги "Трепет света (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Он слишком мал, чтобы установить связь с щенком, – сказала я.

– Возможно, – ответил Дойл.

– Мы не можем оставить с ним собаку, она не приучена к дому, – отрезала я.

– Это его щенок, Мерри.

– Ты хоть знаешь, что это за порода?

– Как ты и сказала, гончая.

– Две другие собаки – сторожевые псы, а на что способен щенок? – спросил Холод.

Щенок довольно вздохнул, и Аластер издал похожий счастливый звук.

– Может быть, каждому мальчишке нужна собака, – ответил Дойл.

– У тебя была собака, когда ты был маленьким? – спросила я.

Он улыбнулся.

– Была.

Я нахмурилась, глядя на него.

– Какой породы?

Он покачал головой.

– Скажем, это был подарок от одной из моих тетушек.

Поскольку обе его тетушки были адскими гончими, не имеющими человеческую форму, я спросила:

– Хочешь сказать, что один из твоих кузенов был твоим щенком?

Он улыбнулся.

– Собака – моя вторая форма, так что можно считать, что это скорее был лучший друг, нежели просто собака.

Я опустила взгляд на нашего сына и «щенка».

– Хочешь сказать, что Аластер будет способен перекидываться?

– Я не знаю, но давай оставим у него щенка и посмотрим. Когда-то это был один из моих символов.

Я понимала, что он говорил о том времени, когда был богом Ноденсом, исцеляющим божеством, в храме которого жили собаки, которые могли зализывать раны и залечивать их, среди прочего.

– Волшебные собаки, я полагала, собакой был ты, но по твоим словам…

– Я был не единственной собакой в моих храмах, – ответил он.

Мы взглянули на нашего сына и на щенка. Ку ши лег на пол перед кроваткой Брилуэн так же, как галли-трот перед люлькой Гвенвифар.

Мои гончие привалились ко мне, и я погладила их шелковистые макушки. Спайк засунул голову в кроватку и обнюхал малыша и щенка, который приоткрыл сонные глаза и лизнул его в нос. Спайк выпрямился и «улыбнулся» нам, вывалив язык, растеряв все свое достоинство и став похожим на большого бестолкового пса, которым мог быть время от времени.

– Спайк одобряет, – заметила я.

– Это правда, – согласился Дойл, улыбнувшись.

– Он твой сын, – удовлетворенно проговорил Холод.

Дойл сжал его руку со словами:

– Наш сын.

Лицо Холода засияло от счастья при этих словах.

– Наш сын, – повторил он.

Я передвинулась так, чтобы обхватить их обоих за пояс и стоять в объятьях с двумя моими мужчинами. В моей жизни были и другие мужчины, и я любила их, но именно от этих двоих пело мое сердце. Будь я достаточно человеком, я могла бы ощутить вину за это, но я не была им, поэтому и не чувствовала себя виноватой, это было лишь правдой моего сердца.

Китто погладил щенка и поцеловал малыша, а затем снова поднял кроватку.

– Сладких снов, маленький принц.

Мы оставили малышей довольно спать вместе со своими новыми защитниками и лучшими друзьями, потому что Дойл был прав: каждому ребенку нужна собака.

Глава 18

Два утра спустя я проснулась от дуновения магии и мурашек по коже. Мгновенье я просто смотрела в темноту спальни, а затем Холод обхватил меня за талию и вытащил из постели, держа меня одной рукой позади себя, а другой направляя меч на противоположную сторону кровати. Я сжала его руку, которой он меня удерживал, но не могла разглядеть за ним, что нам угрожало. Где Дойл? Почему его нет с нами?

– Дойл, Дойл, – позвал Холод, – это я, твой Убийственный Холод, а это наша Мерри.

Низкий, глубокий рык раздался по ту сторону комнаты. От этого звука волосы на затылке вставали дыбом, и напрягалось тело, готовое драться или бежать.

– Дойл, ты узнаешь меня? Я твой заместитель, твоя правая рука, твой Холод, ты узнаешь меня? – Холод заговорил тише, спокойнее, мягче.

В ответ снова раздалось глубокое, низкое рычание, и в этот самый момент я поняла, что по ту сторону комнаты находился Дойл. Он просто был в своей животной форме, в форме черной собаки размером с небольшого пони.

– Дойл, – мягко и нерешительно позвала я.

Он снова зарычал.

Холод лишь немного наклонился так, чтобы я коснулась ногами пола, и он смог наконец повернуться лицом к угрозе в виде нашего драгоценного возлюбленного. Холод говорил очень осторожно, словно опасался даже лишком активной мимики.

– Очень медленно отступаем к двери. Когда дойдем до нее, ты аккуратно повернешь ручку и медленно откроешь дверь.

– Без резких движений, – прошептала я.

– Да, – ответил он.

Позади нас начала открываться дверь, и я прошипела:

– Замри.

– В чем дело? – раздался голос Усны.

– Дойл, – прошептала я, зная, что он услышит меня. Мать Усны была зачарована в кошку, отчего ему передалось немало кошачьих особенностей, в том числе трехцветные волосы и кожу и чрезвычайно острый слух, особенно высоких звуков таких, как женские голоса.

– Почему он угрожает вам?

– Тихо. Усна, когда я скажу, открой дверь и вытащи Мерри, – осторожно произнес Холод, подводя нас ближе к приоткрытой двери. Он немного повернулся для более выгодного положения.

– А как же ты? – спросила я.

– Я сразу за тобой, но твоя безопасность важнее.

Не уверена, что разделяла его точку зрения, но если Холод в самом деле собирается сразиться с Дойлом в его форме адской гончей/пуки, не думаю, что мне хватит духу смотреть на это. Почему Дойл преследует нас, почему рычит? Это было похоже на кошмар, и тогда меня осенило.

– Он спит, – сказала я.

– Что? – переспросил Холод, чудовищно медленно подводя нас ближе к двери.

– Дойл спит. Он не проснулся.

Усна по другую сторону двери уточнил:

– Хочешь сказать, он лунатит?

– Да.

– Прежде с ним такого никогда не случалось, – сказал Холод, и это означало, что за столетия их дружбы Дойл никогда не вытворял ничего подобного, так почему сейчас?

– Король поймал меня в ловушку во сне, – напомнила я. Мы были почти у входа. Я мягко коснулась обнаженной спины Холода и немного сдвинулась в сторону так, чтобы Усна смог открыть дверь шире, и мы смогли выбраться.

– Выходи, – прошептал Холод.

– Я боролась, и у меня вдруг появился меч моего отца.

– И нам пришлось позаботиться о том, чтобы ты не направила его против нас, – медленно проговорил он.

– Черт, – выругался Усна.

– Точно, – согласился Холод.

Темный пугающий рык снова отдался эхом в моем позвоночнике, на этот раз гораздо ближе. Нам нужно разбудить Дойла, но как? Что смогло привести меня в чувство?

– От вашего с Дойлом прикосновения я пришла в себя.

– Если вы приблизитесь настолько, чтобы прикоснуться к нему, – заметил Усна, – вы будете слишком близко.

Согласна, но… Я взглянула из-за Холода на огромного черного пса, не сразу различив его во мраке комнаты, а затем он пошевелился, и я увидела очертания гигантского зверя, словно частичка ночи обрела мускулы, кожу и мех, и раздалось медленное вибрирующее рычание. Он скользнул на шаг ближе, вступив в льющийся из дверного проема свет. Его лапы были больше моей ладони. В свете из коридора за нами сверкнули его зубы.

Я плавно вышла из-за Холода, проговорив:

– Дойл, это я, твоя Мерри.

– Не нужно… – начал было Холод, но затем пес рванул прямо на нас с расстояния менее полуметра, и на слова уже не было времени.

Глава 19

В руке Холода был обнаженный меч, которым он мог пронзить пса, но не стал, и огромный черный зверь врезался в него, обрушив их обоих на дверь, захлопнув ее и заперев всех нас.

Усна кричал и барабанил в дверь. К его голосу присоединились и другие, но они не могли помочь нам, не успели бы. Холод сжал руками горло пса, удерживая его внушительную щелкающую пасть от своего лица, но я все равно видела, что зубы адской гончей были все ближе и ближе к нему.

Будь он одним из монстров, что Таранис послал убить нас, я бы достала одно из многочисленных оружий в комнате и пристрелила бы его, но это был Дойл, а свинцовые пули способны убить фейри, всех фейри, даже сидхов. Я просто стояла там, как те беспомощные принцессы из этих глупых сказок, и смотрела, как мои самые любимые мужчины сражаются не на жизнь, а на смерть.

Выругавшись себе под нос, я направилась к кровати, где в своих ночных кобуре и ножнах на изголовье так и осталось мое оружие. Холод так быстро выдернул меня из постели, что я не успела схватить ни пистолет, ни меч, и сейчас нуждалась хоть в чем-то из этого. Я смогу ранить Дойла, чтобы спасти Холода. Вряд ли смогу убить его ради этого, но может свинец разрушит заклятье.

Я двигалась медленно, не уверенная, что хотела бы привлечь внимание пса, но он был так увлечен убийством Холода, что не замечал меня. Я остановилась и осторожно забралась на кровать, подползая к своему оружию.

Каждый волосок на моем теле встал дыбом, я ощутила запах озона, как перед грозой, и распласталась на постели за секунду до того, как над моей головой, пронзив верхнюю части двери, сверкнула молния, всего в нескольких сантиметрах от меня, отчего я замерла, тяжело дыша.

Одна рука коснулась моей спины, другая погладила по волосам. Раздался голос Дойла в своей человеческой версии этого глубокого рычания, такой низкий, что при других обстоятельствах заставил бы меня задрожать в счастливом предвкушении, но сейчас я испытала лишь облегчение. Он снова был человеком, снова был нашим Дойлом.

– Мерри, ты ранена? Мы ранили тебя?

Я уже хотела сказать «нет», но вдруг поняла, что не была в этом уверена. Только приподнявшись на локтях, пока чьи-то ладони все еще успокаивающе поглаживали меня, я наконец убедилась достаточно, чтобы ответить:

– Нет, я в порядке, просто напугана.

– Я так сожалею.

Мистраль забрался на кровать, подползая ко мне. На нем поверх его черной футболки был надет современный бронежилет. Кожаные байкерские штаны с дополнительными вставками, облегающими нижнюю часть его тела, спускались к ботинкам, сливаясь с ними. С тех пор как к нему вернулась его способность создавать молнии, он больше не может носить свои древние металлические доспехи, не тогда, когда использует свою главную руку силы. Серые волосы облаком развевались у его лица, похожие на облака, подходящие запаху грозы, все еще исходящему от него и наполнявшему комнату.

Дойл повернулся к нему.

– Вам всем хватило бы сил с легкостью вынести эту дверь, почему ты не попытался это сделать до того, как едва не убил Мерри?

Глаза Мистраля стали недобро зелеными, как небо перед торнадо, когда он посмотрел на другого мужчину.

– Двери оказались прочнее, я был не с той стороны, чтобы открыть их как-то, не прибегая к магии.

– Ты хотя бы попытался?

Зелень в глазах Мистраля беспокойно закрутилась вихрями, как облака перед бурей.

– Нет, – признал он.

– Все в порядке, Мистраль, – заверила я.

– Нет, не в порядке, – прорычал Дойл, его голос все еще был таким же низким, как у огромного черного пса. Это заставило меня взглянуть на него, чтобы убедиться, что он не перекинулся снова, но он был рядом: высокий, темный, привлекательный и очень человечный. Я потянулась рукой к его ладони, мне нужно было почувствовать прикосновение его кожи к моей, чтобы поверить в то, что он настоящий.

– Я не ранена, Дойл, – сказала я, встряхнув его руку.

Холод опустился на колени возле кровати.

– К несчастью, ранен я.

Все еще держа Дойла за руку, я села на постели, чтобы увидеть своего другого возлюбленного. Вся передняя часть его тела была покрыта кровью. Я отпустила Дойла и скользнула на пол к Холоду.

– Что случилось?

– Случился я, – ответил Дойл.

Я взглянула на него, затем снова на окровавленное тело Холода.

– Но как?

– Считается, что царапаться могут только кошки, но собаки будут рвать тебя когтями, пока ты не даешь им разорвать тебе горло, – проговорил Усна, скользнув ладонью по белой, рыжей и черной коже другой руки, как будто вспоминая о давних ранениях. Серые глаза в его внешности были больше всего похожи на человеческие, а кожа на лице по большей части была такой же белоснежной, как у меня или Холода, но по краям и на шее она была покрыта рыжими и черными пятнами, словно он был котом, как и мать при его рождении. Я никогда не спрашивала, родился ли Усна котенком или человеческим ребенком, до этого момента я никогда прежде не задумывалась об этом.

Я снова повернулась к Холоду и поняла, что Усна был прав. Огромные кровавые борозды испещряли его тело от груди до бедер, рваные раны были даже на руках, хотя больше всего пострадали грудь, плечи и одна из ног. Мне всего мгновенье понадобилось, чтобы догадаться, что он вскинул колено и закрыл руками пах, чтобы не дать огромным когтям добраться и до такой нежной части тела.

– Я отправил за лекарем, – сообщил Усна.

Дойл встал на колено с другой стороны от Холода.

– Мне так жаль, Холод.

– Почему ты оказался в ловушке своего сна? – спросил тот, и в голосе была слышна его боль, а значит он был ранен сильнее, чем я думала, в противном случае ему бы удалось это скрыть.

– Это был кошмар, и в нем был Лорд Сновидений… То есть теперь Король Сновидений.

– Таранис, – прошептала я.

– Да, – подтвердил Дойл.

– Двумя ночами ранее он напал на Мерри, сегодня на тебя, нужно найти способ не дать ему проникать в наши сны, – сказал Холод.

– Согласен, – поддержал Дойл.

– Но как это сделать? – спросила я.

Ни один из них мне не ответил, зато зазвонил мой телефон. Я вздрогнула и схватила его с прикроватного столика, потому что это был рингтон Риса, и пока мы спали, он дежурил на посту охраны.

– Передай Мистралю, чтобы тот держал себя в руках, – сказал Рис без приветствия.

– Что? – переспросила я.

– Примерно в полуквартале от нас формируется воронка. Она появилась из ниоткуда посреди безоблачной калифорнийской ночи, так что скажи богу бурь успокоиться, не то наши соседи нас по-настоящему возненавидят.

– Черт, – выругалась я.

– Именно, а теперь скажи ему взять себя в руки, быстро!

Я передала Мистралю слова Риса, но пока я говорила, заклубилась недобрая буря в его беспокойном взгляде, и я услышала первый раскат грома над нами.

– Держи себя в руках, Мистраль, – приказал ему Дойл.

– Я пытаюсь, но прошли столетия с тех пор, как погода подчинялась мне. Я растерял опыт.

– Скажи ему поскорее этот опыт найти, – закричал в трубку Рис. – Хвост воронки тянется к первому дому.

– Мистраль! – окликнула я.

– Я пытаюсь!

А глаза его были полны ветра и бури.

Глава 20

Мужчины кричали на него, Дойл раздавал приказы. А Мистраль стоял, сжимая свои большие ладони в кулаки, от усилий остановить бурю напряглись мышцы на его руках, как будто это было тяжело не только для его разума, но и для тела.

Я подошла к нему и коснулась его руки. Он замер и взглянул на меня расширенными глазами. Я наблюдала за бурей в его глазах, словно на маленьких экранах, и увидела, как хвост воронки начал тянуться к земле.

– Дай ему сосредоточиться, Мерри, – раздался чей-то голос.

– Нам нужно успокоить стихию, – ответила я и привстала на мыски, касаясь шеи Мистраля, и он склонился ко мне, так и сжимая кулаки. Когда он наклонился ниже, я смогла обнять руками его за шею, прикоснуться к его лицу и всмотреться в удивительные глаза.

Чудовищное напряжение в плечах ослабло, и он поднял руки, обнимая меня. Мы поцеловались, и его губы были столь же нежны, как и у любого из моих мужчин, а затем он обхватил меня руками и приподнял над полом, поцелуй стал более жадным, всепоглощающим, словно он оголодал по моим губам. Он так стиснул меня руками, что я с трудом выдерживала, и целовал меня так, как будто хотел проникнуть внутрь, заставляя принимать его глубже. Одной рукой он очень крепко удерживал меня, а другой сжал мои волосы позади, потянув почти до боли. Он дал мне понять своими ладонями, своими руками, своими губами, как сильно он желал меня, как сильно он соскучился по мне за все эти долгие недели, и как велик его голод по тому, как мы занимаемся любовью.

Я позволила себе забыться в азарте и силе этого поцелуя, этих рук, этого мужчины. Он отстранился так, чтобы взглянуть мне в лицо, его глаза были дикими от желания. Они были глубокого синего цвета, как небо в сумерках, после успокоившейся бури.

Он снова прижался своими губами к моим в этом страстном, почти болезненном поцелуе, развернувшись вместе со мной, чтобы забраться на постель, пробираясь по ней дальше. Я смогла развернуться ногами в сторону так, что когда он прижал меня к постели, то под тяжестью его тела я оказалась лишь частично.

Я постаралась отстраниться от его поцелуев, чтобы сказать:

– Я пока не могу заниматься любовью, Мистраль. Богам известно, как я хочу этого, но доктора говорят нет, не сейчас.

Мой голос звучал с придыханием, сердце шумело в ушах, во всем теле отдавался мой ускорившийся пульс.

Он уронил голову на постель, издав невнятный звук: отчасти рык, отчасти вскрик. Он заговорил так и уткнувшись лицом в одеяла, с рассыпавшимися вокруг него волосами, так что я не видела ничего кроме серого водопада его волос.

– Я скоро сойду с ума.

Я коснулась его волос, отводя их назад, чтобы увидеть лицо.

– Всего пять, может шесть недель, и тогда я снова смогу заниматься любовью.

Он поднял глаза, цвет которых приблизился к его обычному серому.

– Наверно, тебе стоит начать с кого-то нежнее меня, Мерри.

Я улыбнулась и еще больше смахнула его волосы за спину, чтобы видеть его привлекательный профиль.

– Наверно, но поверь мне, мой Повелитель Бурь, я хочу тебя так же сильно, как и ты меня.

Он всмотрелся в мое лицо, а затем улыбнулся.

– Приятно знать об этом.

– Рис сказал, что небо прояснилось, это прекрасная калифорнийская ночь, – сообщил Усна.

Я склонилась и запечатлела гораздо более нежный поцелуй на губах Мистраля.

– Нам просто нужно было развеять его настроение: успокоится он, успокоится и погода, – сказала я.

– Ты быстро сообразила, Мерри, – проговорил Дойл. – Я бы не додумался до этого вовремя.

– Сомневаюсь, что если бы ты поцеловал Мистраля, эффект был бы тот же, – заметил Усна.

Дойл нахмурился, взглянув на него, но в этот момент Холод завалился на ковер, заставив всех нас броситься к нему.

– Я в порядке, – проговорил он, – просто нужно лечь, – это означало что ему было совсем не хорошо.

В дверь вошла Хафвин, и я поняла, что не знала точно, вызвал ли Усна врача или кого-то, кто может исцелять магией. Лекарем мог быть и кто-то из присутствующих в этом доме.

Дойл сидел на коленях, голова Холода покоилась на его ногах, он погладил другого мужчину по волосам, проговорив:

– Мне так жаль, Холод.

Я держала Холода за руку и чувствовала напряжение в ней, пока Хафвин осматривала раны.

– Ты был не в себе, Мрак, я знаю, что ты никогда не причинил бы мне вреда.

– Не намеренно, – сказал Дойл, нежно касаясь лица Холода.

– За последние несколько ночей совершенно уже два нападения в наших снах, как мы можем защититься? – спросила я.

Холод так стиснул мою ладонь, что я почувствовала его сокрушительную силу и сказала, коснувшись его лица:

– Полегче, мой Убийственный Холод, полегче.

Он ослабил хватку.

– Прости, Мерри.

– Все в порядке, должно быть тебе очень больно, раз ты так реагируешь.

– Да нет, не больно.

Я вдруг поняла, что несмотря на то, как сильно он сжимал наши с Дойлом ладони, выражение лица Холода было стоическим, и только мышцы на его руках выдавали его реакцию на боль. Я выругалась про себя за то, что выдала его тайну, когда он так хорошо скрывал ее, мой храбрец.

Я склонилась и поцеловала его. Холод пристально посмотрел на меня, когда я отвернулась. Я не могла объяснить ему, отчего вдруг поцеловала его, не усугубив свою ошибку при этом, поэтому просто улыбнулась и позволила увидеть, как сильно я люблю его. Это заставило и его улыбнуться, несмотря на длинные пальчики Хафвин, исследующие раны от когтей.

Его тело откликнулось на поцелуй, и без одежды он не мог этого скрыть. Холод был не единственным моим мужчиной, наслаждавшимся болью. Всем им приходится выдерживать вынужденный целибат. Под запретом оказался и оральный, да и вообще любой другой вид секса, когда доктора сообщили, что оргазм как таковой может спровоцировать преждевременные роды. Риски того не стояли, но сейчас, когда малыши появились на свет, мы ими больше не рискуем.

– Я пока не готова к сексу, но кое-что сделать для вас руками и ртом я могу, – пообещала я. Будь я человеком в сложившейся ситуации это показалось бы бесстыдным, но никто в этой комнате человеком не был.

– Очень великодушно с твоей стороны, принцесса, – проговорила Хафвин, – но секс без надежды на удовольствие партнера не для нас.

Это не было упреком в мою сторону, она просто напомнила о культурном укладе, как иногда бывает.

– Я могу испытать оргазм просто касаясь мужчины, особенно орально.

Хафвин взглянула на меня, склонив голову на бок, как любопытная птичка. Она удивленно выгнула свои изящные брови.

– Правда?

Я улыбнулась.

– Правда.

– Я и забыла, что значит быть богиней плодородия.

– Ты о чем? – уточнила я.

– Некоторые богини могут получать от секса гораздо больше удовольствия.

– Я не богиня, – напомнила я.

Хафвин сделала неопределенный жест, почти пожала плечами.

– Как пожелает моя принцесса, так и будет, но есть те, кто выжил, лишь коснувшись кусочка метала, пронзившего твою плоть, они теперь сами могут исцелять других благодаря этим предметам.

– Это волшебство, да, но не божественность, – сказала я.

Она отвела взгляд, накладывая свежие повязки.

– Раз ты говоришь, значит, конечно, так и есть.

– Хафвин, серьезно, никого из нас нельзя назвать богом или богиней.

– Мне известно, что если нам здесь начнут поклоняться, нас могут изгнать из страны, – сказала она, по-прежнему не глядя на меня, – но если мы не будем говорить о чем-то, это не станет оттого менее реальным.

Я понятия не имела, что на это сказать, потому что именно так и считала, когда исцеленные мной солдаты возвращались назад на увольнительных или после окончания своей службы. Они приходили ко мне, подобно поломникам, и те, кто от природы был психически одарен, становились сильнее, совсем как в старые времена бывало со жрецами, поклонявшимся сидхам. Мы стараемся игнорировать это, но однажды правительство захочет поговорить с нами об этом. Вряд ли они вышлют нас из страны, но что-то они должны будут предпринять… Вопрос только что? Как можно запретить людям поклоняться чему-либо в стране, где свобода вероисповедания стала одним из основополагающих прав человека?

Я решила сменить тему на какую-то более приятную и менее смущающую и поцеловала руку Холода.

– Я снова могу доставлять тебе удовольствие, наш Холод.

– Даже для этого я слишком ранен, наша Мерри, – ответил Холод, и в его голосе все еще была слышна боль.

Я сжала его ладонь.

– Мне так жаль.

– Мне жаль еще больше, и я подожду, пока наш Холод не сможет присоединиться к нам, – проговорил Дойл.

– Нет, Дойл, это вовсе не обязательно.

– Я дождусь тебя, Холод, – очень решительно произнес Дойл.

– Очень благородно, Мрак, но будешь ли ты доволен своей благородностью, когда остальные по очереди возьмут свое вперед тебя? – спросил Мистраль.

– Буду ли я доволен? Нет. Но согласен ли я подождать, пока Холод не исцелиться, чтобы мы втроем смогли бы быть вместе? Да.

– Ты уверен? – уточнил Мистраль, и я была почти уверена в том, что он скажет следующим.

– Уверен, – подтвердил Дойл.

– Думаю, Мерри стоит начать с кого-то нежнее меня, – сказал Мистраль.

Я повернулась, чтобы лучше рассмотреть его, и позволила увидеть удивление на своем лице.

Он улыбнулся.

– Я хочу тебя, но мне нужна жесткость, даже в оральном сексе, так что я предпочту, чтобы сначала ты была с кем-то менее требовательным. Не хотелось бы, чтобы потом меня обвинили в том, что я осквернил тебя своим насилием.

– Ты же знаешь, как сильно я наслаждаюсь сексом с тобой, Мистраль.

– Знаю, – он улыбнулся шире, а глаза отражали безоблачное голубое весеннее небо. – Но еще я знаю, что роды травмируют женское тело, и мне хотелось бы, чтобы ты восстановилась чуточку больше, прежде чем мы решим проверить, насколько тебе нравится наш грубый секс.

Я кивнула.

– Логично.

– И благородно с твоей стороны, Мистраль, – добавил Дойл.

– Возможно, но мне будет неприятно наблюдать за тем, как другие мужчины получают удовольствие, когда я мог бы быть первым.

– Тогда это поистине благородно, – сказал Дойл.

Мистраль кивнул, почти поклонился ему.

– Были времена, когда я постарался бы выбиться вперед очереди, но в моей постели Катбодуа, и мне этого достаточно, – сказал Усна.

– Тогда кто? – спросил Дойл.

– Разве вы сейчас не ограничиваете свои симпатии отцами малышей? – поинтересовалась Хафвин.

Я взглянула на Дойла и сказала правду:

– Да, в этом вопросе ограничиваемся отцами детей.

– Но пока не придут результаты экспертизы, вы не знаете наверняка, кто является их отцами, – заметила она.

– Богиня показала мне, кто является отцами Аластера и Гвиневры, и думаю, я знаю насчет Брилуэн.

– Но Богиня не показывала тебе наверняка, – заключила Хафвин.

– Нет, – подтвердила я.

Она кивнула и сказала:

– Сегодня я смогу залечить большинство ран, но не все.

– Как много времени это займет? – спросила я.

– Три-четыре дня, – ответила она.

– Через четыре дня, Мерри, – сказал Дойл.

– Четыре дня, – проговорил Холод.

От взглядов на их лицах напряглась та часть моего тела, что на время была позабыта. Это было хорошее ощущение, но оно напомнило мне, что не только Холоду было больно. Доктора сказали, что я восстанавливаюсь на удивление быстро, но роды травмировали мое тело так же сильно, как могло бы ранение, так что мне хотелось быть осторожной.

– Через четыре дня, мой Мрак и мой Убийственный Холод.

– Через четыре дня, – пообещал Дойл, и жар его взгляда заставил меня счастливо задрожать.

Глава 21

Моего внимания требовало столь многое, но поговорить с королевой о том, как мы можем защитить свои сны от Тараниса, я отправила Дойла, малышей оставила с отцами, и впервые за несколько месяцев получила несколько часов, чтобы побыть наедине с собой. Быть беременной, что было со мной так долго, неотвратимо, удивительно, пугающе и физически тяжело. То, что я в положении, замечали люди в первую очередь при виде меня и при мысли обо мне, а на протяжении всей второй половины срока я и сама могла думать только об этом. Под тяжестью тройни я даже с постели встать не могла, если лежала на спине, хотя это положение в самом конце беременности не было подходящим, ощущение было словно меня вот-вот расплющит. Поэтому я спала на горе подушек в сидячем положении, то есть плохо спала, и была измотана, и… Я люблю детей, но я так рада держать их на руках, а не быть навеки беременной.

Мэйв Рид вернулась в свою хозяйскую спальню, которой я пользовалась большую часть последнего года. Узнав о ее возвращении, мы переехали в одну из больших гостевых комнат. Она все равно была очень большой, больше моих апартаментов в Лос-Анджелесе. Говоря «мы» я имела в виду Дойла и Холода. Никто из нас не говорил об этом вслух, но со временем они переселились ко мне, и у них больше не было другого места, которое они могли бы назвать своим. Время от времени с нами спал кто-то из других мужчин, но большинство из них в плечах были так же могучи, как и Холод, в кровати побольше наверху мы умещались, а здесь нам было тесновато. Учитывая, что в моих планах был секс, а не сон, эта кровать была бы хороша, если бы в ней не отдыхал Холод, во сне он исцелялся быстрее, так что я направилась в другую комнату.

Это была другая гостевая комната в роскошном особняке, принадлежащем Мэйв Рид с 1950-ых годов. На самом деле это была одна из спален поменьше, но по одну из ее сторон было несколько окон, выходящих на восток, а также два световых люка, так что комната всегда была очень светлой и полной свежего воздуха, отчего казалась больше, чем есть на самом деле. К ней примыкала ванная комната с душевой, что было очень кстати, чтобы привести себя в порядок после всего. Если бы эта комната была больше, мы втроем переехали бы сюда из хозяйской спальни, но душевая кабина была такой маленькой, что некоторые из мужчин задевали плечами ее стены. Ванная, примыкающая к нашей спальне, была больше, размером с полноценную комнату, но мне все же нравилась малая спальня.

Я присела на край кровати в шелковом халате цвета зеленой листвы, который был одной из немногих вещей, что были мне в пору почти до самого конца беременности, а потом даже этот халат не мог объять меня с малышами. Зато сейчас я смогла плотно запахнуть его. Одна из тех вещей, что так сложно объяснить – странности, которые происходят с вашим телом во время беременности. Вы знаете его всю свою жизнь, но все же в какой-то момент вдруг ощущаете, словно в вашем теле поселился какой-то незнакомец, и оно вам больше не принадлежит. Оно реагирует не как прежде, чувствует иначе, а движение внутри явно не сокращение ваших же мышц, это шевелятся не ваши руки и ноги, а других людей со своими собственными сознанием, желаниями и личностями, растущих как маленькие чужие внутри вас. Вы надеетесь, что подружитесь, понравитесь друг другу, а также полюбите друг друга, но на самом деле не знаете наверняка. Я так часто наблюдала, как члены моей семьи ненавидят и убивают друг друга. Когда такие истории повторяются в вашей семье из раза в раз, это лишает вас многих иллюзий, что испытывают женщины в отношении своих детей, и представлений о том, что каждый должен быть абсолютно счастлив и любим. Это все для праздничных трансляций Холмарк[22], а не для реальной жизни, в которой я сталкивалась со своими родственниками.

Я сидела в туго затянутом на талии халате, мое тело выглядело почти как прежде, и на час или два мне хотелось с кем-то побыть собой, просто Мерри.

Раздался стук, не из робких, и я ответила:

– Войдите.

Рис открыл дверь, улыбаясь. За ним стоял Гален, возвышаясь над ним сантиметров на пятнадцать. Обычно он не казался мне таким высоким, потому что рядом с другими охранниками выглядел меньше, но теперь я поняла, что ростом он им не уступал, лишь Рис был ниже ста восьмидесяти сантиметров.

Я улыбнулась, стараясь не хмуриться.

– Я думала, вы должны были решить, кто из вас будет первым.

Они переглянулись, когда Гален закрыл за ними дверь.

– Должны были, – сказал Рис, – но мы делили твою постель на протяжении месяцев, так что… вышла ничья.

– Ничья? – переспросила я.

– Рис пытался выбиться вперед, чего я ему не позволю без боя.

Я взглянула на Галена, не пытаясь скрыть удивление на своем лице.

– Правда?

– Правда, – ответил он, и на его обычно добродушном лице появились глубокие морщины.

– Правда, – подтвердил Рис.

Я перевела взгляд с одного на другого.

– И к насколько серьезной схватке вы готовы?

– Я не отступлю, – сказал об этом Гален просто как о факте, совершенно не поражающим.

– Думаю, он мог вызвать на дуэль, – поделился Рис.

После этих слов Галену словно стало неловко, что было больше похоже на него.

– Не уверен, что смог бы зайти так далеко.

– И ты только сейчас говоришь об этом? – с улыбкой спросил Рис.