Текст книги "Трепет света (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– Что если ситхен изменил свое мнение после двух сотен лет? – спросил Айслинг.

– Тогда тебе будут рады здесь, в западных землях, – ответила я.

– Мы ничего не забыли? – поинтересовался Гален.

– Ты о чем? – спросила я.

– Король должен умереть, чтобы Айслинг занял этот трон.

– Я не возражаю, – сказала я.

– И я, – согласился он.

– И я, – присоединился Дойл.

– Если я соглашусь, это будет похоже не сговор, – проговорил Айслинг.

– Я хочу его смерти с тех пор, как он похитил Мерри, – сказал Гален.

– О да, – отозвался Дойл.

– За то, что он обидел Мерри, я тоже буду рад его уничтожить, – сказал Айслинг.

– Если ситхен по-прежнему желает видеть тебя своим королем, тогда будь королем Благих, Айслинг. Ситхены допускают наследственное монархическое правление, но каждый монарший род начинался с выбранного короля. Я уверена, что когда мы прекратили позволять земле выбирать своего правителя, тогда-то и началось наше падение как народа.

– Когда ирландцы перестали позволять великому камню выбирать своих королей[30], тогда и начался их крах, – рассказал Дойл.

Я погладила его по руке, зная, что среди ирландцев были и его люди, и он до сих пор переживал то, как сильно они пострадали от рук англичан, хотя за последние годы я единственная, кто узнал о его отношении к этому. У Дойла были свои тайны, не от меня, но от большинства при дворе. Он был капитаном стражи, Мраком королевы, ее левой рукой, ее ассасином, и все это не давало ему почувствовать себя или быть на самом деле настоящим. Дойл по-своему был так же одинок, как и Айслинг.

– Ты правда отдашь мне золотой трон, когда у тебя впервые за столетия есть возможность объединить два престола сидхов?

– Мысль о том, что я могу объединить нас, хороша, но я считаю, что между темным и золотым народом слишком много страха и ненависти. О, Айслинг, шесть знатных домов выступили против меня. Я сомневаюсь, что буду в безопасности даже на троне Неблагих, и уверена, что Благой трон для меня, моих детей и моих возлюбленных слишком опасен. Я не стану рисковать всем, что мне дорого, ради какого-то трона, так что будь королем, если можешь, ситхен выбрал тебя, так и должно быть.

Он изучил выражение моего лица и в конце концов сказал:

– Ты и вправду очень неординарный человек, Мерри.

– Я практичный человек в этих вопросах или эгоистичный. Я не желаю терять еще больше тех, кого люблю, только не ради власти.

– Все верно, вы с Дойлом оба отказались от предложенных вам самой волшебной страной корон Неблагого двора ради спасения жизни Холода.

Мы улыбнулись друг другу и одновременно потянулись, чтобы сцепить руки, отчего заулыбались шире.

– Что может быть важнее любви? – спросил Гален.

Мы взглянули на него, и я протянула ему свою свободную руку. Он принял ее с улыбкой.

– Ничего, – ответила я.

– Не соглашусь, – проговорил Айслинг.

Мы посмотрели вниз, туда, где он так и лежал, приподнявшись на локтях.

– И что же может быть важнее любви? – спросила я.

– Безопасность, – ответил он.

На мгновенье мы все притихли, а затем каждый кивнул.

– Власть помогает сохранить то, что ты любишь, в безопасности, – сказал Дойл.

– Все всегда упирается в силу, – сказал Айслинг. – Она нужна, потому что иначе ты не можешь защитить то, что принадлежит тебе.

– Не могу поспорить с вами, – вмешался Гален, – но черт возьми, это просто убивает все настроение.

Мы рассмеялись, даже Айслинг.

– Ты очарователен, Зеленый Рыцарь.

– В этом суть моей магии.

Айслинг поднял на него взгляд.

– Правда?

Гален кивнул.

– Истинно.

– Очаровывать в дружеском плане, не в романтическом? – уточнил Айслинг.

– Именно так, – он улыбнулся и пожал плечами. – Думаю, это помогло мне не погибнуть в дуэлях много лет назад. Я просто нравился людям, даже когда был политической катастрофой и не имел влиятельных друзей, способных защитить меня.

Я притянула Галена к себе за поцелуем и сказала:

– Я так рада, что ты магически внушаешь симпатию. Мне бы тебя не хватало.

Он ухмыльнулся.

– Люблю тебя, наша Мерри.

– И я люблю тебя, мой Гален.

– Я ревную, – проговорил Айслинг.

Мы все повернулись к нему, и он поспешно добавил:

– Я не имею в виду именно Мерри, но вы все влюблены и способны разделить ложе с женщиной. Я же так и не решился нарушить свое долгое воздержание из страха зачаровать какую-нибудь несчастную женщину.

– Полагаю, в этом есть своя ирония: чтобы заняться с кем-то безопасным сексом, тебе нужна женщина, которая уже в кого-то влюблена…

– Что-то вроде того, – сказал он со смешком, в котором слышалась скорее горечь, чем счастье.

Дойл потрепал его по спине.

– Мне жаль, мой друг.

Я вспомнила, о чем хотела поговорить с Айслингом, и рассказала ему о том влиянии, что оказывает Брилуэн на няню. Он сел, и волосы рассыпались вокруг него, выражение лица было серьезным, пока он слушал.

– Очень необычно, что кто-то в таком юном возрасте проявляет такую силу.

– Значит тебе не было нужды скрывать свое лицо, когда ты был ребенком?

– Пока я не достиг подросткового возраста, нет, а затем в течении года я вырос сантиметров на пятнадцать, раздался в плечах и вдруг стал выглядеть старше своего возраста, тогда-то все и началось. Я полагал, что просто очень хорош с женщинами, а потом стал привлекать тех, чьего внимания не добивался, и мы начали понимать, что что-то не так.

– Твоя сила так близка к тому, что делает Брилуэн. Можешь ли ты взглянуть на нее, может что-нибудь почувствуешь? – попросила я.

– Я буду счастлив увидеть малышку, но не уверен, что смогу что-то сказать, как я уже говорил, моя сила не проявлялась до подросткового возраста. Очень необычно, что обе твои дочери демонстрируют свои силы едва ли не с самого рождения.

– Они будут очень могущественными, – сказал Дойл.

– Не сомневаюсь, что ты прав, – согласился Айслинг. Он собрал свои волосы на затылке, начав почти машинально снова заплетать их. – Мне нужно чем-то прикрыть лицо, прежде чем идти в детскую.

В конечном итоге мы использовали обрывки майки Дойла в качестве маски, прикрывая ею нижнюю часть лица и завязывая достаточно крепко, чтобы Айслинг остался этим доволен. Он заплел волосы в две длинные толстые косы. Сараид похожим образом заплетала волосы, хотя его косы были длиннее и казались толще. Я не касалась волос Сараид, так что насчет их толщины не была уверена. Мы направились к дому, держась за руки с Дойлом и Галеном. Гален протянул свободную руку Айслингу. Я не уверена, но кажется, тот улыбнулся под своей белой маской, принимая руку мужчины. Мы вчетвером переступили границу тренировочного круга и, едва покинули пределы заклинания, не дающего репортерам увидеть то, что скрыто за ним, услышали оклик:

– Эй, принцесса!

Я оглянулась, и не смотря на мою осторожность, они все же запечатлели меня на фото с тремя мужчинами, одетыми лишь в тренировочные шорты… ну, в случае с Айслингом – в штаны, как бы то ни было, они были почти обнажены, и мы все держались за руки. Скоро расползутся слухи о том, что Гален с Айслингом были больше, чем просто друзьями, потому что никто в Америке не способен принять, что мужчины могут взять друг друга за руки и быть при этом только друзьями. Я люблю свою страну, но культура прикосновений здесь очень странная.

Глава 32

Айслинг сидел в детской в кресле-качалке с Брилуэн на руках. Он заглянул в свою комнату, чтобы переодеться, так что сейчас его голову покрывала привычная тонкая вуаль, и лишь глаза были открыты миру. Вуаль была из нескольких слоев почти прозрачной золотистой ткани, и сквозь нее были видны все эти золотые волосы, заплетенные в косы, плотно прилегающие к голове. На нем была шелковая рубашка лишь на несколько оттенков светлее золотой вуали и слаксы темно-золотого цвета. Одного взгляда на этот наряд было достаточно, чтобы понять, что его выбирала Мэйв. Ей нравилось сочетание золотого и кремового. Я бы одела его в синее, чтобы проверить, будет ли этот цвет оттенять его глаза. На фоне золотого его голубые глаза казались серее, чем были на самом деле.

Я знала, что Мэйв помогала многим сидхам с покупкой современной одежды: во-первых, потому что она наслаждалась шоппингом, а во-вторых, потому что частенько под прикрытием шоппинга знакомилась с ними поближе, чтобы понять, не хочет ли она переспать с ними. Айслинг не подходил ей в этом плане, потому что она до сих пор оплакивала своего покойного мужа, это не уберегло бы ее от магии Айслинга.

Она стояла на другом конце комнаты, наблюдая, как он укачивает Брилуэн. Взгляд на ее лице был задумчивым, и лишь по нему было ясно: она заинтересовалась бы им как любовником, если бы только смогла защититься от его способностей.

Она заметила мой взгляд и блистательно улыбнулась. Это была красивая, открытая и искренняя улыбка для публики, и это было ее версией «пустого лица копа». За этой сверкающей улыбкой она могла скрывать свои истинные чувства. Я знала об этом, а она знала, что я знала, значит либо ей было на это наплевать, либо ее чувства к Айслингу были так сильны, что она не могла их скрыть от меня как-то иначе. А может, я просто настолько хорошо знаю Мэйв?

Малыш Лиам играл у ее ног, катая мячик по полу, чтобы его догоняли собаки. Терьеры бегали за ним счастливым тявкающим спутанным клубком. В тренажерный зал собак не пускали, поэтому, когда Рис занимался, его терьеры приходили в детскую или слонялись за Лиамом, Галеном или за мной. Минни и Манго, пара моих гончих, прильнули к моему боку, так что я могла трепать их за уши и гладить по головам. Обычно они не прижимались ко мне вот так, если не чувствовали, что я нервничаю. Отчего я нервничаю? Оттого, что Айслинг заставил меня задуматься над такой же, как у него, вуалью для нашей дочери. Мысль о том, чтобы скрыть ее милое личико от мира, защищая мир от нее, была чудовищно грустной.

Моего плеча коснулась подошедшая Мэйв.

– Выражение твоего лица… такой печальное. От каких мыслей потух твой взгляд?

Я посмотрела на нее и качнула головой. Как могла я сказать перед Айслингом об ужаснувшей меня мысли, что Брилуэн разделит его участь скрывать свою лицо ото всех всю свою жизнь?

Мэйв проследила за моим взглядом, и судя по ее глазам, она знала меня так же хорошо, как и я ее. Она притянула меня в объятья и прошептала:

– Мы не спрячем ее милое маленькое личико.

Я не слишком охотно отвечала на ее объятья. Да что со мной сегодня?

Айслинг поднялся с Брилуэн на руках и подошел к нам.

– Отчего слезы, Мерри? Она прекрасна и могущественна, нет причин так убиваться.

Я услышала, как сама высказала вслух все свои страхи в усилившемся плаче. Айслинг помог Мэйв держать меня, пока я рыдала. Брилуэн уставилась на меня своими большими серьезными глазами, и я вдруг заметила, что на ее радужке появились четкие линии, она была по-прежнему голубая, но как будто кто-то нарисовал их прямо на ней. Так радужки становятся трехцветными? Я вдруг поняла, что никогда не видела малышей с трехцветными глазами. Последним ребенком, родившимся у сидхов в Америке, была я, поэтому и не знала, будут ли глаза Брилуэн голубыми со светлыми ободками, как у Айслинга со спиралями из птиц, или так они начинают разделяться на различные цвета. По неведомой причине я от этого лишь сильнее заревела, как будто то, что я не знала, какими будут ее глаза, было лишь еще одним подтверждением того, что я ничего не понимала в ее магических способностях или способностях Гвенвифар. Как я собираюсь их растить, если у меня нет ответов?

Мэйв забрала Брилуэн, дав Айслингу возможность обнимать меня, пока я плакала. Я была близка к той истерике, что случилась с ним чуть ранее в саду, но тогда мне помогли успокоить его Дойл и Гален, а сейчас мужчина, который никогда не был мне ни любовником, ни даже близким другом, крепко обнимал меня, пока я так сильно рыдала, что подкашивались ноги, и он держал меня, как будто я могла упасть в обморок. Часть меня понимала, что мои страхи не логичны, и в ужасе отступила в сторону, чтобы я могла предстать такой слабой перед тем, кто даже не любил меня, а остальная часть меня была полностью поглощена горем на грани истерики.

И я понятия не имела, о чем горевала на этот раз.

Глава 33

А затем меня из-за спины обхватили чьи-то еще руки, обнимая вместе с Айслингом, и это был Гален, который успел после тренировки принять душ и переодеться.

– Что такое, Мерри? Что случилось?

Я покачала головой, слишком погрязнув в своей истерике, чтобы ответить, да и честно говоря, не было у меня достойного ответа.

Айслинг попытался все объяснить, когда очередная пара рук потянулась ко мне, забирая у них обоих и поднимая так, чтобы я могла свернуться у груди их обладателя. Волосы Дойла были влажными после душа, он распустил косу, чтобы они быстрее высохли. Я обхватила руками его за шею и уткнулась лицом в плечо. Я вдыхала запах его кожи, мыла и шампуня, свежесть чистой рубашки, все эти ароматы смешивались, и он пах так приятно, так свежо и так по-настоящему… Один лишь его запах действовал на меня успокаивающе, и как будто дышать становилось легче, когда он тесно прижимал меня к себе.

– Дайте нам увидеть нашего Убийственного Холода, – произнес он тем глубоким, рокочущим голосом, от которого вибрировало мое тело, и этот звук как будто наполнял меня, не оставляя места ничему другому.

Он вышел из детской и направился по коридору, непринужденно двигаясь к комнате, где отдыхал Холод, восстанавливаясь после последней попытки Тараниса убить моего Мрака или заставить того убить нас. Таранис был безумен, по-настоящему сумасшедшим. Как защититься от того, кто может вторгаться в твои сны и обращать их в кошмары?

Дойл был очень силен, и я чувствовала себя в такой безопасности в его руках, но это было лишь иллюзией, потому что не имеет значения, насколько умело ты обращаешься с мечом и пистолетом или насколько одарен магически, смерть все равно может настигнуть тебя, все равно может забрать тебя. Я никого не могла по-настоящему уберечь, и следуя той же мысли: они не могли уберечь меня. В конечном счете, все мы уже проиграли.

Я так и уткнулась лицом в Дойла, наслаждаясь его запахом, и не подняла взгляда, пока он перекладывал меня на руках, чтобы открыть дверь в комнату. Он захлопнул ногой дверь сразу за нами, и я услышала Холода:

– Что на этот раз стряслось?

Что стряслось? Я просто была сама не своя. Нас всех… измотали битвы, как-то так они сказали однажды. Дойл начал рассказывать то немногое, что было ему известно, а я просто позволила их голосам окутать меня. Это было не важно, все было не важно, потому что не имеет значения, как сильно я старалась или что делала, мне не под силу победить всех наших врагов, не под силу найти для нас надежную тихую гавань в центре бури. Даже здесь, в западных землях, как можно дальше от моих родственников, они не оставляют нас в покое.

Дойл уложил меня на кровать между ними двумя, самое любимое мое местечко в мире, но на этот раз я ничего не чувствовала, кроме глухого оцепенения, все равно что пытаться почувствовать мир, когда тебя бережно завернули в хлопок и отложили куда-нибудь, чтобы ты не разбился.

Холод приподнялся надо мной, опираясь на одну руку. Он коснулся моего лица, скользнул пальцами по влажным дорожкам на щеках и проговорил:

– Мерри, наша Мерри, что заставило тебя так плакать?

Я взглянула в его привлекательное лицо, разбивающее сердца, эти серые глаза и вновь увидела в них привычную картину, как будто заглядывала внутрь волшебного миниатюрного снежного шара. На склоне холма стояло посреди снега облетевшее по зиме дерево, но сейчас впервые его словно дымкой усыпало розовыми почками, обещавшими распуститься цветами. По причине, которой я не могла назвать, при виде этих розовых зачатков жизни я снова заревела.

Я рыдала, словно мое сердце разбилось и проливалось из моих глаз на простыни, а руки мужчин старались успокоить меня и спасти осколки сердца, что я выплакала. Меня касались, ласкали их светлые и темные ладони, они говорили все то, что обычно говорят, когда твоему возлюбленному больно. Я заорала на них, сказала, что они ошибаются, что не будет ничего в порядке, никогда не станет в порядке. Сказала, что они сами себя обманывают, если верят, что все наладится. Я кричала, плакала и боролась, дело было не в них, а во всем остальном, но, как это часто бывает, под вашу горячую руку всегда попадаются самые дорогие и близкие.

Меня обхватили чьи-то руки, не отпуская, держа так крепко, что я не могла ни оттолкнуть их, ни отстраниться сама. Я уткнулась кому-то в грудь в объятии таких сильных рук, что казалось ничто не смогло бы их отодрать их от меня. Сила, которая могла бы заставить меня запаниковать, но когда Таранис сотворил со мной все это, он не держал так крепко, вместо этого он меня ударил. Он понятия не имел, как удержать хоть что-то или поддержать кого-то, кроме себя. Мужчина, что держал меня, знал, как это делать, как охранять и защищать, и я всецело покорилась этой силе. Я рухнула в темные надежные объятья, прижалась головой к его груди, безвольно опустив свои руки и рыдая так, как никогда еще себе не позволяла. Я ревела, пока слез совсем не осталось, пока не почувствовала себя опустошенной, словно морская раковина, в которой отдавалось лишь эхо прошлого.

В конце концов я оказалась лежащей сверху на нем, моя голова покоилась на его груди, и я слышала уверенное биение его сердца, пока он одной рукой прижимал меня ближе к себе, а другой гладил по волосам. Глубокий голос Дойла отдавался рокотом в его груди, пока он шептал:

– Мерри, Мерри, Мерри.

Кровать качнулась, и я знала, что это Холод провел рукой по моей спине со словами:

– Я готов на все, чтобы избавить тебя от этой боли.

Я повернула голову, прильнув другой щекой к груди Дойла, чтобы взглянуть на Холода. Он лежал на боку рядом с нами, с нежностью касаясь меня рукой. Его лицо блестело от слез, глаза казались темнее обычного, как облака перед дождем, тяжелые и мрачные, или может мне просто так казалось.

– Я знаю об этом, – ответила я, и мой голос все еще был полон слез.

Он придвинулся ближе к Дойлу, который раскрыл объятия, чтобы тот скользнул в кольцо его рук и обнял меня, прижимая к телу Мрака. Холод устроил голову на плече другого мужчины, закинул на него свою длинную ногу, и мы лежали втроем, переплетаясь друг с другом. Обожаю, когда двое таких больших, мощных мужчин обнимают друг друга и меня вот так. Так я чувствую себя в большей безопасности и более целостной, чем когда-либо прежде.

Даже здесь, рядом с ними, страх никуда не исчез. Он лишь отступил, но все это было похоже на сражение: в одно мгновенье я была счастлива, была в безопасности, а в следующее – на нас наступает новая волна врагов. Может, в этом и есть правда жизни? Один из профессоров в колледже любил говорить, что все мы временами здоровы, на тот момент я не понимала это его выражение, но теперь поняла. Может, мы все лишь временами счастливы? Или временами печальны? Полагаю, все зависит от точки зрения.

Я потянулась к нему и вытерла дорожки слез с его щек, спросив:

– Почему ты плачешь?

– Потому что плачешь ты, и я люблю тебя, – ответил он.

Я прижала ладонь к его щеке, моя рука была такой маленькой, что не закрывала и половины его лица, даже если вытянуть пальцы.

– То, что я не плачу, не значит, что я люблю тебя меньше, – проговорил Дойл.

Я повернулась, заглядывая ему в лицо, заверив:

– Я это знаю.

– Мы оба это знаем, – добавил Холод и встретился взглядом с другим мужчиной, теперь мы оба смотрели на Дойла.

Он взглянул на нас обоих с расстояния нескольких сантиметров, и вдруг на его темном лице засияла блистательная улыбка.

– Я уже оставил мечты об этом.

– О чем? – уточнила я.

Он обнял нас обоих.

– Об этом, вы двое в моих объятиях, смотрите на меня вот так. Это больше, чем я когда-либо надеялся снова получить, я мечтал найти того, кого полюблю, и кто полюбит меня, но вы двое – такое сокровище, на которое никто в жизни и не рассчитывал бы.

Я улыбнулась, и так зная, что так же улыбается ему и Холод, но все же посмотрела на него, только чтобы увидеть эту улыбку, эти серые глаза, смотрящие на нашего высокого, темного и привлекательного мужчину.

– Я тоже даже подумать не мог, что когда-нибудь снова буду так счастлив, – проговорил Холод.

– А я никогда так счастлива и не была, – призналась я.

Они оба посмотрели на меня.

– Даже когда была влюблена в Гриффина? – уточнил Холод.

– Я не была влюблена в Гриффина, когда мой отец назвал его моим женихом, но он был привлекателен, был сидхом, и это был выбор моего отца.

– Так значит это был союз по расчету, а не по любви? – спросил Дойл.

Я кивнула и опустила подбородок ему на грудь.

– Мы все завидовали ему, – сказал Холод.

Я повернулась к нему.

– Вы обсуждали это с другими стражниками?

– Не обсуждали, – ответил он, затем, похоже, задумался и только тогда исправился: – Я могу сказать только за себя, я ему завидовал.

– Я даже не подозревала, что нравлюсь тебя, – удивилась я.

Он улыбнулся.

– Признаю, что тогда дело было не в тебе, наша Мерри, а в любой женщине на этом месте, но видя, как ты с сияющим любовью лицом смотрела на него, я завидовал ему.

Я вздохнула.

– Меня растили, чтобы любить его, но оглядываясь назад, я сомневаюсь, что он когда-либо любил меня. Если бы я забеременела от него, мы бы поженились, и не могу сказать, как скоро я бы выяснила, насколько мало он меня ценит.

Дойл скользнул рукой вверх по моему телу, чтобы коснуться моих волос, а Холод запечатлел поцелуй на моем плече, сказав:

– Мы любим тебя.

– Я знаю и тоже люблю вас, и это настоящая любовь, а не слепая страсть, основанная на сексе и магии. Именно любовь к вам позволила мне оглянуться на то, как он вел себя, и понять, что он вероятно никогда по-настоящему не любил меня.

Холод прильнул лицом ко мне, а Дойл поцеловал мою макушку. Он лежал на спине и крепко обнимал нас обоих.

– Что бы ни случилось, вместе мы все преодолеем. Клянусь всем, что сейчас есть в нашей жизни, я пойду на все, чтобы защитить нас и наших детей.

Он вновь улыбнулся той удивительной яркой улыбкой.

– Дети для меня настоящее чудо, – мягко проговорил Холод.

Дойл приподнялся, чтобы запечатлеть быстрый поцелуй на губах мужчины, а затем привстала и я, чтобы он смог разделить этот поцелуй между нами.

– Я никогда не был влюблен в того, кого прежде называл другом, Холод, мы были лишь друзьями, а теперь вот как сложилось, мы вместе стали отцами, – он снова обнял нас. – И я стал счастливее, чем когда-либо.

Холод подарил нам ту почти смущенную улыбку, которая бывала у него, только когда мы втроем оставались наедине, и обычно это было реакцией на слова Дойла, не мои. Не знаю точно, отчего он так реагировал, но так уж было.

Он повернулся ко мне привлекательным бледным лицом с этими серыми глазами.

– Что бы ни случилось, Мерри, мы встретим это лицом к лицу вместе с другими отцами. Никто никогда не объединялся против нас, мы выстоим перед всем. Мы сможем.

– Как можешь ты быть так уверен? – спросила я.

Он улыбнулся.

– Такая любовь, как наша, не может быть бессмысленной, а если она так скоро окончится смертью или трагедией, то таковой и окажется. Не верю, что Богиня и Консорт так жестоки.

Прямо из ниоткуда на плечо Дойла опустился первый розовый лепесток. Второй последовал за ним, когда я заговорила:

– Простите, что на мгновенье потеряла веру. Я люблю вас обоих сильнее, чем могу выразить словами, вы мое сердце, и пока вы со мной, я не буду отчаиваться, – я снова прикоснулась к лицу Холода и заглянула в его глаза. – Богиня и Консорт так благословили меня, как смею я сдаваться?

Лепестки роз так и сыпались, как будто мы очутились внутри снежного шара, вот только вместо зимней стужи он был полон летним теплом.

– Богиня и Консорт рядом с нами, Мерри, чего не было на протяжении веков, – сказал Дойл.

– Но магия вернулась и к нашим врагам тоже, – напомнила я, снова ощутив, как в животе свернулся тугой узел. Я вдруг поняла, что боялась Тараниса, по-настоящему боялась.

Падение лепестков роз замедлилось, но аромат цветущего и благоухающего шиповника в разгаре лета стал сильнее.

– Так и было задумано, полагаю, – проговорил Дойл.

Я знала, что он прав, так отчего же меня все никак не отпустят мои страхи?

– Еще несколько дней и я окончательно поправлюсь, и тогда мы втроем сможем отпраздновать наше счастье, – сказал Холод.

– Будет ли странным сказать, как сильно я скучала по вам обоим, учитывая, что большую часть прошлого года вы спали рядом со мной? – спросила я.

– Не будет, – в унисон ответили они и так же вместе рассмеялись, мне так нравился этот удивительно глубокий, мужественный звук.

– С Шолто ты встречаешься через два дня в пляжном домике, верно? – уточнил Дойл.

– Верно.

– Значит наша очередь, – заключил Холод.

Я перевела взгляд с одного на другого и ощутила, как по телу прошла дрожь удовольствия, заставившая меня поежиться.

Дойл снова рассмеялся.

– О, не делай так больше. Мой самоконтроль не настолько хорош.

Холод сел, отстранившись от нас.

– Вы с Мерри можете заняться сексом и сейчас, и когда мы сможем быть втроем.

Дойл схватил его за запястье, удерживая рядом.

– Нет, мой друг, мы покончим с нашим воздержанием вместе.

– Вы не должны ждать меня, – возразил Холод.

– Если бы я любил только Мерри, тогда не было бы причин ждать, но я люблю вас обоих, и это стоит ожидания, – ответил Дойл с неистовым выражением лица.

Холод застенчиво улыбнулся и опустил взгляд, его серебренные волосы завесой скрыли его лицо.

– Ты заставляешь меня снова плакать, Мрак.

Дойл улыбнулся, но на этот раз не яростно, а нежно.

– Меня радует, что вы оба плачете из любви ко мне.

Мы с Холодом взглянули на него, и мне не нужно было видеть, чтобы знать, что мы обратили на нашего Мрака один и тот же взгляд. Мы любили его. Он любил нас. Я любила Холода. Холод любил меня. Это было прекраснее, чем я могла мечтать. Дойл был прав, пока мы вместе, ничто не сможет остановить нас. Я верила в это, честно верила, но… все равно боялась. Я начала задумываться, что если Догмаэла права. Может, мне нужна терапия. В детстве папа водил меня к терапевту, потому что меня мучили кошмары о том, как меня топит или пытается утопить тетя Андаис. Она так поступила, потому что ни один сидх не может умереть, утонув. Она рассуждала так: если она смогла бы меня утопить, тогда я не настоящий сидх, а значит это не такая уж и потеря. Терапевт помог мне справиться со всем этим, быть может, один из них сможет мне снова помочь.

Я смотрела на двух мужчин в своей постели и понимала, что за них стоило бороться, даже если эта борьба была с проблемами в моей голове. Я знала, что Мэйв после смерти мужа от рака посещала одного из терапевтов, и тот помог ей справиться с горем. У меня было все, чего я когда-либо могла желать, и даже больше, но я как будто что-то оплакивала, может быть, пришло время выяснить что именно.

Я поцеловала их обоих, долго и тщательно, а затем ушла, чтобы найти Мэйв и извиниться перед Айслингом за то, что расклеилась перед ним. Он бы заверил, что мне не о чем беспокоиться, что для него это было честью или что-то еще в этом духе, но он не был мне ни любовником, ни возлюбленным, поэтому я должна извиниться, ведь такая забота должна исходить из любви.

Глава 34

Мы втроем, а затем и вшестером, часами обсуждали все, что меня беспокоит. У Дойла, Холода, Галена, Риса и Мистраля были совершенно разные точки зрения, что помогло мне собраться с мыслями и помочь составить план действий. Мэйв присоединилась к нам в собеседовании низших фейри на должность нянечки. Мы полагали, что сможем найти парочку подходящих кандидатур. Мы, как могли, просчитали все, что касается наших детей, особенно сил Брилуэн. Айслинг заверил нас, что нет нужды скрывать ее лицо, ведь, по его словам, ее сила исходит не от него. Она по-прежнему тревожила, но уже не пугала. Мы снова вернулись к тем временам, когда я еще не обладала рукой силы и подкладывала в подушку мешочек с травами против кошмаров, и либо это помогало, либо Таранис просто больше не пытался вторгнуться в чьи-то сны. Странно, что нельзя понять, работают ли травы, только если они неэффективны. Я осознала, что, обретя настоящую магию сидхов, стала такой же самонадеянной, как и остальные, и оставила почти все средства против фейри, что годами помогали мне выжить среди моих родственников. Странно, что именно я забыла, как много существует видов магии, помимо сил сидхов, но все же это произошло. Я отчасти была человеком, отчасти низшим фейри, благодаря моему наследию брауни. Я должна помнить обо всех своих корнях, не только об одном.

Мы все обсудили, поделились своими планами с Шолто через зеркало, а спустя два дня я уже стояла на ветреном пляже, ожидая его. Один из его титулов звучит так: Повелитель Всего, Что Проходит Между. Именно поэтому мы сейчас были на краю моря, там, где вода встречается с песком клубящимися, рокочущими волнами. Этот прибой – одно из тех мест, что проходят между: ни суша, ни вода; и то, и другое одновременно и ничто из этого. Граница леса, обрамляющего поляну или вспаханное поле, вероятно, было бы таким же местом, в сотнях километрах от Иллинойса, ведь это не было ни дикими, ни окультуренными землями, а что-то между. Ему были подвластны только что погибшие, он мог вернуть их к жизни, пока их тела еще не были окончательно и бесповоротно мертвы, он мог призвать такси из ниоткуда или любой другой вид транспорта, что находится между.

Ветер был холодным из-за воды, не по зимнему студеным, это же Лос-Анджелес, но было все равно очень холодно, когда моя короткая юбка на ветру облепила бедра. Я была рада даже чулкам с кружевными краями, потому что мои ноги хоть что-то скрывало от ветра. Я стояла на предпоследней ступеньке длинной лестницы, ведущей от дома на скале к светлому песчаному пляжу. Туфли-лодочки на высоком каблуке будут потрясающе смотреться, когда я стану подниматься по лестнице, но они не были предназначены для защиты от непогоды. Я оделась, чтобы выглядеть красиво и сексуально, а не для того, чтобы торчать у океана ранним холодным утром. Даже в июне в Южной Калифорнии могло быть утро, которое больше походило на осень Среднего Запада.

– Принцесса Мередит, прошу, возьмите мой пиджак.

Беккет, один из людских охранников Департамента общественной безопасности, протянул свой пиджак, оставив большую часть своего вооружения очень заметной на фоне белоснежной рубашки. Галстук казался черным кантом на груди, на ветру он держался на месте с помощью булавки, интересно, было ли это армейской выучкой. Беккет был широк в плечах, и без пиджака было заметно, как ткань его рубашки натягивалась на мускулистых руках, а значит его пиджак будет мне очень велик.