Текст книги "Прегрешения богов"
Автор книги: Лорел Кей Гамильтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
Глава 12
Повсюду было полно парамедиков, полиции и стекла. Внутри магазина никто не пострадал, но нескольких папарацци увезли в больницу. В первых рядах у окон были в основном фотографы, мечтавшие сделать снимок, который их озолотит. Говорят, что за иные снимки платят сотни тысяч долларов и теперь я этим слухам верю.
Люси стояла у меня над душой все время, пока медики со «Скорой» меня осматривали. Мой жалкий лепет: «Со мной ничего не случилось, я не пострадала», – никто и слушать не стал. Когда Люси обнаружила меня посреди усыпанного стеклом магазинчика, она в лице переменилась. Я смотрела снизу вверх на побледневшую Люси и понимала, что пусть мы никогда не пойдем вместе по магазинам, она мне друг.
Санитар со «Скорой» снял с меня манжету тонометра и объявил:
– Все вроде бы в порядке. Давление норма, остальное тоже. Но я не врач, и уж точно не акушер.
– То есть вы считаете, ее надо везти в больницу? – спросила Люси.
Санитар нахмурился. Его сомнения были понятны. Если он скажет «нет» и ошибется, с него шкуру спустят. Но тут хватало настоящих пострадавших, и если он вместо раненого заберет меня из простой предосторожности, а здесь кто-нибудь погибнет без помощи, мало ему тоже не покажется.
Люси решила искать поддержки у Дойла и Холода:
– Скажите ей, что ей надо ехать в больницу. Они переглянулись, потом Дойл чуть кивнул, словно говоря: «Вперед», и Холод сказал:
– Мы не указываем Мерри, что ей делать, детектив. Она наша принцесса.
– Но она ваших же детей носит!
– Это не дает нам права ей приказывать.
Дойл добавил:
– Полагаю, вы поймете нас лучше других, детектив Тейт.
Она недовольно посмотрела на обоих и вернулась ко мне:
– Ты даешь мне слово, что ты не падала сама и на тебя ничего не падало?
– Даю, – сказала я.
Она набрала воздуху, медленно выдохнула и кивнула, решившись.
– Хорошо. Так и быть. Отстаю от тебя. Если из вас никто не чешется, с какой стати я тут дергаюсь?
Я улыбнулась:
– Потому что ты мой друг, а друзья всегда беспокоятся друг о друге.
Она явно растерялась, чуть ли не смутилась, но потом широко улыбнулась:
– Ладно. Езжайте, развлекайтесь уже без приключений.
Дойл протянул мне руку и помог встать, хотя я могла бы обойтись без помощи. Мои стражи оба вели себя спокойней, чем Люси, но они-то были со мной все время. Они знали наверняка, что со мной ничего не случилось, и все же относились ко мне внимательней, чем раньше. Это одновременно умиляло и слегка раздражало, и боюсь, что с течением времени умилять будет все меньше, а раздражать все больше. Но это забота еще дальняя. А сейчас мы можем наконец отправиться на пляж, и солнце стоит еще высоко, и это хорошо.
Санитар спросил:
– Я здесь еще нужен?
– Нет, – сказала Люси. – Забирай кого-нибудь с кровотечением и езжай.
Он улыбнулся, явно повеселев, и заторопился к тем, кому на самом деле нужна была госпитализация.
– Я к вам приставлю патрульных – проводить до машины. – Люси кивнула на журналистов, толпившихся за желтой лентой и переносными барьерами. Пострадавшие папарацци теперь сами стали сюжетом для репортажа. Интересно, насколько им нравится оказаться перед объективом, а не за ним.
– Они за нами и на пляж потащатся, – пробурчал Холод.
– Попытаюсь от них оторваться, – предложила я.
– Нет! Только не при мне, – быстро сказал Дойл.
Даже Люси заметила, как он переполошился.
– О, так высокий опасный красавец все еще боится самых обычных машин? – сказала она мне.
Я улыбнулась и покачала головой.
– Я предпочитаю лимузин, там хотя бы дорога не так хорошо видна.
Люси тоже улыбнулась и покачала головой:
– Знаете, Дойл, а вы мне больше нравитесь из-за этой мелкой фобии.
Он недоуменно нахмурился и, наверное, что-нибудь ответил бы, но у нее зазвонил телефон. Звонок оказался срочный и она подняла руку, прося нас подождать, послушала, потом спросила:
– Ты не шутишь?
Но по ее тону было ясно, что дело там не шуточное.
– Как? – спросила она, потом добавила: – Толку от твоих извинений.
Она нажала кнопку и выругалась себе под нос – тихо, но с чувством.
– Что случилось? – спросила я.
– Пока мы тут разбирались, наша свидетельница сбежала. Ее не могут найти.
– А когда?..
– Он не знает. Когда часть полицейских ушла сюда, фейри из свиты Джильды расхрабрились и стали возникать, а когда их утихомирили, свидетельницы на месте не было.
Я заметила, что она намеренно не называет имени Паслены на публике. Весьма необходимая предосторожность, когда расследуешь убийство, связанное с магией: никогда не знаешь, кто и как сумеет тебя подслушать.
– Прости, Люси. Если б тебе не пришлось мчаться нам на помощь, этого бы не случилось.
Она сердито глянула на стайку папарацци, которые не пострадали и ждали теперь допроса под присмотром полицейских.
– Если б тебя не осадили эти стервятники, тебе не нужна была бы помощь.
– Боюсь, что тебе даже обвинить их не в чем, сказала я.
– Что-нибудь найдем, – злобно пообещала Люси. Злость была вызвана скорее бегством Паслены и перспективой объяснять боссу, как она в это время спасала принцессу фейри от страшных репортеров, но папарацци оказались удобной мишенью для срыва злости. – Все, езжайте на свой уикэнд. Я займусь этой гоп-компанией, а вам выделю сопровождающих машины. У «Фаэля» стоит несколько наших машин, они проследят, чтобы за вами никто оттуда не увязался, но если вас будут ждать где-нибудь на расстоянии… – она пожала плечами, – боюсь, я уже ничем не помогу.
Я поймала ее руку:
– Спасибо за все, и прости, что из-за нас тебе влетит.
Она улыбнулась, хотя не слишком весело.
– Выживу. Езжайте на свой пикник или что там у вас намечено. – Она повернулась идти, но тут же наморщила лоб, шагнула к нам ближе и спросила: – А как нам в городе под названием Лос-Анджелес найти личность в четыре дюйма ростом?
Вопрос интересный. Но ответу меня был, к счастью.
– Она даже для феи маленькая, а значит, не переносит техники и металла. Ищите ее в парках, на пустырях, в лесополосах – в уголках вроде сегодняшнего места преступления. Ей, чтобы выжить в городе, нужна природа.
– А к какому цветку она привязана? – спросил Холод.
– Не знаю, – ответила Люси.
– Хорошая мысль, – сказала я Холоду. – Это стоит выяснить, Люси, потому что ее цветы будут ее привлекать. Некоторые из цветочных фей настолько привязаны к своим цветам, что погибают, если вымирает их вид растений.
– Боже мой, так вы должны быть ярыми защитниками природы, – сказала Люси.
Я кивнула.
– А кто может знать, какие цветы она любит?
– Роберт, возможно, – предположила я.
– Джильда знает почти наверняка, – подсказал Дойл.
Люси помрачнела:
– Она уже послала за адвокатом. Она нам ничего не скажет.
– Может и сказать, если вы ей объясните, что она ставит под угрозу свой народ, – сказал Дойл.
– Не думаю, что она так уж о нем заботится, – буркнула Люси.
Дойл выдал свою фирменную полуулыбочку:
– Скажите ей, что выходит, будто Мередит заботится о них больше. Намекните, что Мередит лучше Джильды как правительница – и она как минимум назовет вам растение.
Люси глянула на него и одобрительно кивнула:
– Красивые и умные. Оба. Так нечестно – почему мне никак не попадается Прекрасный Принц вроде этих двоих?
Я не нашлась с ответом, зато Дойл ответил:
– В нашей сказке не мы играем роль Прекрасного Принца, детектив. Это Мередит пришла нам на помощь и спасла от печальной участи.
– Прекрасная Принцесса, значит?
Он улыбнулся – на этот раз яркой белоснежной улыбкой, которую так редко удавалось увидеть. На щеках у Люси показался румянец, и я поняла, что она к Дойлу неравнодушна. Не могу ее винить.
– Да, детектив. Мередит – наша Прекрасная Принцесса.
Холод взял мою руку в обе ладони и посмотрел взглядом, выражавшим все, что только можно:
– О да.
– Хотите сказать, что мне не ждать принца надо, а найти, спасти и привезти домой?
– У меня так и получилось, – улыбнулась я.
Она покачала головой:
– Нет, Мерри. Я каждый божий день людей спасаю, ну или пытаюсь спасти. Хотя бы раз в жизни я хочу, чтобы спасли меня.
– Я попробовала на собственной шкуре и то, и другое. Поверь, Люси, лучше спасать самой.
– Поверю, раз ты говоришь. Пойду спрошу у Роберта, не знает ли он, где искать нашу маленькую приятельницу.
Она помахала нам, направляясь к толчее людей. Двое копов в форме выросли перед ней, словно она приказала им подойти, как только она закончит разговор с нами – вероятно, так оно и было. Это были наши старые знакомые Райт и О'Брайан.
– Нам приказано обеспечить вашу безопасность по пути к машине, – доложил Райт.
– Так пойдем, – сказала я.
И мы пошли той же дорогой, которой пришли сюда, сквозь вспышки фотокамер все новых и новых папарацци и репортеров.
Глава 13
Мы тут же обзавелись импровизированной свитой из репортеров. Довольно скоро их накопилось столько, что Райт и О'Брайан не смогли нас вести, не применяя физического насилия, а им, надо думать, было приказано не связываться с прессой. Они оказались перед той же проблемой, что и мои телохранители в последние месяцы – как сохранять политкорректность, когда незнакомые люди орут тебе в лицо, блицы вспыхивают, как светошумовые гранаты, и толпа вокруг превращается в сплошную стену тел, а тебе нельзя и толкнуть никого?
Репортеры выкрикивали вопросы:
– Вы участвуете в полицейском расследовании, принцесса?
– Что вы расследуете?
– Почему вы плакали?
– Хозяйка того магазина действительно ваша родственница?
Райт и О'Брайан пытались протолкаться сквозь толпу, никого не толкая, а это куда трудней сделать, чем сказать. Дойл с Холодом как приклеенные держались у меня по бокам, потому что к толпе стали присоединяться уже не только репортеры: люди и фейри повыходили из магазинов и ресторанов узнать, что тут за суматоха, Любопытство в природе человека, но зеваки так увеличили толпу, что двигаться стало невозможно.
И вдруг репортеры утихли – не все сразу, а постепенно. Один замолчал, другой, потом они начали оглядываться, словно ища источник доносившегося до них звука – неприятного звука. Потом и я ощутила то же, что они – страх. Словно промозглым ветром потянуло откуда-то. Я стояла на ярком калифорнийском солнышке, а по спине ползли холодные мурашки.
Дойл стиснул мне руку, и это слегка привело меня в чувство. Я смогла усилить магическую защиту, и страх тут же схлынул, но на лицах репортеров он все так же был виден.
Райт с О'Брайан схватились за пистолеты, напряженно оглядываясь по сторонам. Я расширила защиту, заключая их в магическое поле – тем же способом, каким недавно распространяла гламор на Дойла и Холода. У Райта плечи распрямились, словно с них упал груз. О'Брайан сказала:
– Что это было?
– Не было, – поправил Дойл. – Есть.
– Что? – не поняла она.
Репортеры расступились половинками занавеса. Им не хотелось стоять близко к тому, кто шел среди них. А шел там Фар Дарриг, скаля остро отточенные зубы. Я не ошиблась, сразу посчитав его ухмылку злой. Он откровенно наслаждался страхом репортеров, это видно было по лицу и небрежной походочке.
Он подошел к нам и опустился на одно колено:
– Рад служить, ваше величество.
Блеснула фотовспышка, запечатлев сцену для вечерних или завтрашних новостей. Фар Дарриг глянул в ту сторону и там закричали, а потом фотограф бросился бежать по тротуару – камеры подпрыгивали и колотили его по спине, а вопил он так, словно за ним гнались все гончие ада.
Прочие журналисты дружно отступили еще на шаг. Фар Дарриг злобно хохотнул – я от одного этого звука покрылась мурашками. Если такое услышать, когда идешь один по ночной дороге, можно от страха спятить.
– Ты, должно быть, долго тренировался так смеяться, – сказала я. – Кровь в жилах стынет.
Он довольно усмехнулся:
– Приятно, когда твою работу ценят по достоинству, ваше величество.
Из толпы кто-то выкрикнул дрожащим голосом:
– Он к вам обращается, как к королеве. Значит ли это, что вы сохранили трон?
Фар Дарриг прыгнул в его сторону, вытянув руки, и крикнул:
– Бу!
Репортеры с той стороны бросились врассыпную. Он сделал шаг в другую сторону, но там народ тоже подался назад, защитным жестом вскидывая руки.
Кто-то из женщин спросил дрожащим голосом:
– Мередит, так вы королева Неблагого двора?
– Нет, – сказала я.
Фар Дарриг поглядел на меня:
– Сказать ей, какую корону ты получила сперва?
– Не здесь, – вмешался Дойл.
Фар Дарриг смерил его взглядом:
– Я не тебя спрашивал, Мрак. Будь ты мне родич – дело другое, а так я тебе ничего не должен, только ей.
Его явно оскорбило нежелание Дойла признать их родство. Дойл это тоже понял, конечно, потому что сказал:
– Я не скрываю своей смешанной крови, Фар Дарриг. Я имел в виду лишь то, что в моих жилах не течет кровь ни одного из вас – и это правда.
– Ах-ха, зато наша кровь текла по твоему клинку, так? Раньше, чем ты стал Мраком Королевы, раньше, чем ты был Ноденсом и исцелял волшебными водами, ты был другим и звался по-другому.
Фар Дарриг понижал голос с каждым словом, пока оставшиеся репортеры не решились подойти ближе, чтобы расслышать. Я знала, что Дойла не всегда почитали как бога и что он не выпрыгнул к трону королевы Андаис сразу взрослым, будто чертик из табакерки, но я не задавала ему вопросов. Старейшие из сидхе не любят говорить о прошлых днях – днях величия нашего народа.
Фар Дарриг резко повернулся и с громким «Ха!» прыгнул на репортеров. Они рванулись прочь, кто-то упал, упавших топтали, в панике убегая подальше от гоблина. Упавшие потом поднялись и тоже припустили прочь.
– Применять магию к представителям прессы не очень законно, – напомнила О'Брайан.
Фар Дарриг склонил голову набок, как птица, увидевшая червяка. Под его взглядом О'Брайан довольно нервно кашлянула, но моя защита помогла ей сохранить дух.
– А вы как заставили бы их убраться, дамочка?
– Полицейская О'Брайан, – поправила она.
Он ухмыльнулся ей в лицо, и я почувствовала, как она дрогнула – но не отступила. Мысленно я поставила ей лишний балл за храбрость, но подумала, что вряд ли разумно с ее стороны задевать его, после того недвусмысленно сексуального интереса, который он к ней проявил на допросе Паслены. Порой некоторое опасение бывает полезно.
Он шагнул вперед, вторгаясь в ее личное пространство, но я встала между ними.
– Чего ты добиваешься, Фар Дарриг? Я благодарна тебе за помощь, но ты это не по доброте душевной сделал.
Он еще раз ухмыльнулся О'Брайан и с той же ухмылкой повернулся ко мне. На меня это не подействовало.
– В моей душе доброты нет, ваше величество, одно только зло.
– Так не бывает, – сказала я.
Ухмылка выросла до предела – его лицо превратилось в злобную оскаленную маску – из тех, что надевают на Хэллоуин.
– Ты слишком молода, чтобы знать, каков я.
– Зато я знаю, что такое зло, – возразила я. – Оно не приходит, скалясь картонной маской. Оно приходит в облике тех, кто должен тебя любить и о тебе заботиться, но этого не делает. Зло – это пощечины и оплеухи, это рука, которая держит тебя под водой, пока ты не задохнешься, и все это время ее лицо остается безмятежным – ни злости, ни бешенства, она просто верит, что поступает правильно!
За маской злости стало проступать куда более серьезное выражение. Он сказал, внимательно глядя на меня:
– Говорят, тебе много довелось вытерпеть от руки твоих родичей-сидхе.
Дойл обратился к полицейским:
– Вы не могли бы дать нам немного поговорить наедине?
Райт и О'Брайан переглянулись, потом Райт пожал плечами:
– Нам только надо довести вас до машины. О'кей, мы подождем в сторонке.
О'Брайан попыталась возразить, но напарник ее увел. Они продолжили спор на расстоянии, полушепотом.
Дойл чуть крепче сжал мне руку, а Холод шагнул ближе. Я поняла их молчаливый совет не выносить сор за крыльцо, но королеву никогда не заботили такие мелочи.
– И от рук их друзей тоже, не забудь. Я, например, не забуду, – сказала я Фар Дарригу.
Он покосился на Холода с Дойлом и спросил:
– Что, они тебя тоже обижали, прежде чем стать твоими любовниками?
Я покачала головой:
– Нет, я не взяла в любовники ни одного из тех, кто поднимал на меня руку.
– Но ты же очистила конюшню Неблагих! Они с тобой все сюда перебрались. Кто там остался, кого ты так крепко помнишь?
– Я увела только стражей, а не всех знатных сидхе.
– Но стражи и есть знатные сидхе, иначе бы им не доверили охранять королеву или там короля.
Я пожала плечами:
– Я позвала с собой только своих.
Он снова встал на колено, но ближе ко мне, чем раньше, – я подавила желание сделать шаг назад. Еще недавно я бы попятилась, но сейчас мне почему-то захотелось быть той королевой, в которой нуждался Фар Дарриг. Дойл как будто уловил мои мысли и приобнял меня за талию, словно поддерживая в желании не отступать. Холод только придвинулся ближе – руки он предпочитал на всякий случай держать свободными. Стражи всегда старались на публике оставлять кого-нибудь в стороне специально для этой цели, хотя иногда бывало трудно одновременно и утешать меня, и охранять.
– Вы не позвали Фар Дарригов, ваше величество.
– Я не знала, что могу вас позвать.
– Мы были прокляты, а наши женщины истреблены, и народом мы быть перестали. Сколько бы ни прожил каждый из нас, будущего у Фар Дарригов нет.
– Я не слышала ни о проклятии, ни о том, что у Фар Дарригов были женщины.
Он глянул на Дойла черными раскосыми глазами:
– Спроси у него, правду ли я говорю.
Дойл кивнул в ответ на мой взгляд.
– Мы вместе с Красными Колпаками едва не побили сидхе. И мы, и они были гордыми народами, мы жили резней и кровопролитием. Сидхе пришли на помощь людям – спасать их от нас, – с горечью сказал он.
– Вы готовы были перебить на острове всех людей до единого – мужчин, женщин и детей, – сказал Дойл.
– Может, и перебили бы, – согласился Фар Дарриг. – Мы были в своем праве; они нам поклонялись, а не вам. Только потом они стали почитать сидхе.
– Что толку в боге, который истребляет своих приверженцев, Фар Дарриг?
– Что толку в боге, который всех приверженцев растерял, Ноденс?
– Я не бог и никогда им не был.
– Но все мы думали, что мы боги, верно, Мрак? – Он снова издал тот зловещий смешок.
Дойл кивнул, и его рука у меня на талии напряглась.
– Мы ошибались во многом.
– Ох да, Мрак, – с грустью согласился Фар Дарриг.
– Я скажу тебе правду, Фар Дарриг. Я забыл и тебя, и твой народ, и то, что случилось с вами так много лет назад.
– Ох уж эти сидхе, до чего же плохая у них память! Они умывают руки не водой и даже не кровью, а временем и забывчивостью.
– Мередит не сможет дать тебе того, что ты хочешь.
– Она венчанная царица слуа, и пусть совсем недолго, но была королевой Неблагого двора. Ее короновали земля фейри и Богиня, а ведь именно этого вы заставили нас дожидаться, Мрак. Ты и твой народ нас прокляли оставаться безымянными, бездетными и бездомными, пока королева, получившая корону от Богини и самой земли фейри, не вернет нам имя. – Он повернулся ко мне. – Это было вечное проклятие, хоть с виду казалось иначе. Это пытка была и наказание. Мы приходили к каждой новой королеве, прося вернуть нам имена, и все они нам отказали.
– Они помнили, кто вы такие, Фар Дарриг, – сказал Дойл.
Фар Дарриг глянул на Холода.
– А ты, Убийственный Холод, почему молчишь? Или ты думаешь только то, что Мрак велит тебе думать? Говорят, ты его нижний.
Вряд ли Холод понял весь смысл последнего слова, но насмешку почувствовал.
– Я не помню судьбы Фар Дарригов. Я пробудился в зиму, когда ваш народ уже ушел.
– Верно-верно, ты был когда-то всего лишь убогим Джекки Инеем, лишь одним из сонма спутников Зимней Королевы. – Он опять по-птичьи склонил голову. – А как ты превратился в сидхе, Холод? Почему набрал силу, когда другие ее теряли?
– В меня верили люди. Я Джек Иней, я Дед Мороз. Обо мне есть сотни поговорок, обо мне пишут сказки, дети смотрят в зимние окна и думают, что я разрисовал их узорами. – Холод шагнул к коленопреклоненному карлику. – А о тебе что говорят человеческие дети, Фар Дарриг? Хорошо, если на самом дне человеческой памяти шевельнется мысль о вас, забытых.
Фар Дарриг окатил его взглядом, полным такой ненависти, что стало по-настоящему страшно.
– Они помнят нас, Джекки, помнят! Мы живем в их памяти, в их душах. Они наше творение – они такие, какими их сделали мы.
– Ложь тебе не поможет, Фар Дарриг, – сказал Дойл.
– Это не ложь, Мрак. Пойди в любой кинотеатр и посмотри любой боевик – ты убедишься. Их убийцы-маньяки, их войны, их новости, в которых смакуют, как отец убил всю семью, лишь бы не говорить им, что потерял работу, или как женщина утопила своих детей, чтобы уйти к новому любовнику! Ой нет, Мрак, люди нас помнят. Это наши голоса звучат в потемках их душ; все живо, что мы насадили. Красные Колпаки принесли им войну, а мы – страдание и пытку. Они наши истинные дети, Мрак, не заблуждайся.
– А мы принесли им музыку, поэзию, живопись и красоту, – сказал Дойл.
– Вы– Неблагие. Убийства вы им тоже принесли.
– Да, тоже. И вы ненавидите нас за то, что мы дали людям не только страх, кровь и смерть. Ни один Красный Колпак и ни один Фар Дарриг ничего не написал, не нарисовал, неизобрел и не придумал. Вы не способны творить, Фар Дарриг, вы только разрушаете.
Он кивнул.
– Я много веков, больше веков, чем можно представить, провел за изучением урока, который вы нам преподали, Мрак.
– И чему же ты научился? – спросила я тихо, не слишком уверенная, что хочу услышать ответ.
– Что люди живые. Что они созданы не только нам на потеху, что они настоящий народ. – Он посмотрел в глаза Дойлу. – Но Фар Дарриги прожили достаточно долго, чтобы увидеть, как пали могучие – как прежде пали мы. Мы видели, как тает сила и слава сидхе, и радовались – все те немногие, кто дожил.
– И все же ты пришел и преклонил колено перед нами, – парировал Дойл.
Фар Дарриг покачал головой:
– Я преклонил колено перед царицей слуа, а не перед сидхе – Неблагой или Благой, все равно. Я преклонил колено перед царицей Мередит, а если б здесь стоял царь Шолто, поклонился бы и ему. Он верен другой своей стороне.
– Щупальца Шолто теперь лишь татуировка – пока он их не призовет. Внешне он столь же сидхе, как любой из нас, – сказал Дойл.
– Ха, а я что, не применю гламора, если мне приглянулась хорошенькая девица?
– Закон запрещает использовать магические средства, чтобы обманом завлекать кого-либо в постель, – сказала О'Брайан.
Я вздрогнула – я не заметила, что полицейские снова вернулись и слышат нас.
Фар Дарриг смерил ее взглядом.
– А вы, полицейская, не намажетесь, идя на свидание? Не наденете красивое платье?
Она промолчала.
– Никакая косметика не скроет этого. – Он показал на собственное лицо. – Никакой костюм не скроет особенностей моего тела. Мне может помочь магия и только магия. Я бы мог вам показать, каково это – когда люди считают тебя уродом.
– Ты не причинишь ей вреда, – запретил Дойл.
– Ах, великие сидхе приказывают, а мы все повинуемся.
– Ты ничему не научился, Фар Дарриг, – сказал Дойл.
– Ты только что угрожал О'Брайан изуродовать ее с помощью магии, поняла я.
– Нет-нет, вся моя магия – один только гламор; чтобы изуродовать, надо нечто посерьезнее.
– Не снимай с них проклятия, Мередит. Они станут настоящей напастью для смертных.
– Объясните мне точно, в чем состояло проклятие.
– Я объясню, но в машине, – сказал Дойл и шагнул вперед, загораживая меня. – Фар Дарриг, после стольких лет мы могли бы пожалеть тебя, но ты всего несколькими словами, сказанными смертной женщине, показал, насколько ты опасен и сколько злобы сохранил. Тебе нельзя возвращать силу.
Фар Дарриг протянул ко мне руки из-за ног Дойла:
– Дай мне только имя, царица, умоляю. Дай мне имя, и я снова обрету жизнь.
– Не надо, Мередит, пока ты не поймешь, кем они были и кем могут стать снова.
– Нас осталась горстка в целом мире, Мрак! – Он готов был перейти на крик. – Что за вред мы можем причинить?
– А если бы тебе не нужно было, чтобы Мередит сняла с вас проклятие, не нужно было бы ее желание это сделать, добрая воля королевы волшебной страны, что бы ты сделал сегодня ночью с выбранной тобой смертной женщиной, Фар Дарриг?
Глаза Фар Даррига полыхнули такой ненавистью, что я попятилась дальше за Дойла, а Холод шагнул вперед, и я снова видела Фар Даррига только в просвет между их телами, как при нашей первой встрече. Он смотрел на меня в этот просвет, и мне становилось по-настоящему страшно.
Он поднялся на ноги с некоторым трудом, словно у него колени затекли от долгого стояния на тротуаре.
– Не обязательно со смертной, Мрак. Или ты забыл, что когда-то мы в магии были соперниками вам, и сидхе грозила не меньшая опасность, чем людям?
– Нет, не забыл. – В голосе Дойла звучала ярость. Такого тона я у него еще не слышала – кажется, там было еще и что-то личное.
– Нигде не сказано, как мы должны получить от королевы наши имена, – ухмыльнулся Фар Дарриг. – Я попросил добром, но могу и по-другому. Она мне с радостью даст имя, спасая себя и своих детей. И ты ей это разрешишь.
Стражи шагнули тесней друг к другу, и Фар Дарриг стал мне не виден.
– Даже не подходи к ней, Фар Дарриг, или умрешь на месте. А если мы унюхаем твою работу в преступлениях против людей, тебе не придется больше оплакивать утраченное величие – потому что покойники не плачут.
– Ха, и как же ты отличишь работу Фар Даррига от работы людей, пропитавшихся нашим духом? В новостях не музыку с поэзией показывают, Мрак.
– Поехали, – прервал разговор Дойл.
Мы попрощались с Райтом и О'Брайан и сели в машину. Я завела мотор, но не тронулась с места, пока наши провожатые не влились в полицейскую толчею у магазина. Наверное, мы все трое не хотели оставлять О'Брайан в непосредственной близости от Фар Даррига.
Зато из «Фаэля» вышла Алиса в своем готском прикиде, подошла к Фар Дарригу и обняла его, а он обнял ее. Они пошли обратно, взявшись за руки, но он глянул на нас через плечо, когда я включила передачу. Взгляд был откровенно вызывающий – «помешай мне, если сможешь». Они скрылись за дверью, я аккуратно встроилась в поток машин на улице и только потом спросила:
– Что это было?
– Не хочу объяснять, пока еду в машине, – сказал Дойл, успевший вцепиться в дверцу и приборную доску. – О Фар Дарригах не говорят, когда испытывают страх. Иначе призовешь их и дашь им власть над собой.
Я ничего не смогла ему возразить – я помнила время, когда была уверена, что Мрак Королевы чувств не испытывает вообще, а уж страха в особенности. Я успела узнать, что Дойл наделен теми же эмоциями, что и все. Он нечасто признавался вслух в своих слабостях, но сейчас привел тот единственный аргумент, который не дал мне допросить его по дороге на пляж.
Я позвонила по блютузу домой и в пляжный домик, где нас давно ждали, сообщила всем, что с нами все в порядке и пострадали только папарацци. Случается, что закон кармы срабатывает без промедления.
