Текст книги "Прегрешения богов"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава 34

   Мы остановились перед домом, который я уже начинала считать своим, хотя принадлежал он Мэви Рид и находился в ее поместье в Холмби-Хиллс. По электронной почте и по телефону она нас уверяла, что мы можем жить у нее столько, сколько пожелаем. Я опасалась, что рано или поздно ей наше общество надоест, но пока она не вернулась из Европы, мы могли себя чувствовать здесь хозяевами.

   Увязавшиеся за нами репортеры влились в ряды наших постоянных наблюдателей, которые давно окопались на соседских землях – не без выгоды для соседей, конечно. Ну все, мы дома. Рис нажал кнопку открывания ворот в высокой каменной ограде, и мы проехали внутрь, привычно не замечая рванувшихся к нам с вопросами репортеров. Границу владений Мэви они не переступали. Я все ждала, что кто-нибудь заметит наконец некую невидимую черту, за которую не ступает ничья чужая нога, но пока никто не замечал.

   И мы, и Мэви были вправе принимать меры против незваных гостей – и даже использовать для этого магию, если она никому не вредила. Мы просто усилили поставленные Мэви охранные чары, и они аккуратно останавливали журналистов ровно там, где нам хотелось. Очень приятно, что хоть что-то делалось именно так, как нам хотелось.

   Из машины я позвонила Люси и передала ей рассказ Джордана его информация пригодилась, пусть и неполная. Джулиан прислал мне сообщение, что его брату стало лучше, и ему не придется оставаться на ночь в больнице. Видимо, не один только Маршалл из «Скорой» начал серьезно относиться к шоковым состояниям у парапсихиков – просто он первый из профессиональных медиков объяснил мне причину, за что я была ему благодарна.

   Рис подъехал к главному зданию – мы переехали в него из гостевого дома, а в своих прежних комнатах поселили наших новичков. Разумеется, я спросила у Мэви ее согласия на наш переезд, но невольно думала иногда, что же мы станем делать, когда она захочет вернуть себе дом. Отодвинув пока эту мысль, я сосредоточилась на более насущных проблемах – на серийном убийце, к примеру, или на том, приедет ли Баринтус на ужин или решит бросить мне вызов.

   Но тут отворилась большая двухстворчатая дверь, и нам замахали руками Никка и Бидди. Он обнимал ее за плечи, а она его – за талию. Никка выше нее на самую малость, а у Бидди обычный рост воина сидхе – шесть футов. Каштановые волосы Никки были заплетены в две косы, спускавшиеся до колен, но по-настоящему прекрасным его делала сияющая улыбка на коричневом лице. Бидди улыбалась точно так же, но кожа у нее белая, а черные кудри пострижены коротко. Глаза у них у обоих карие, и наверное, такие же будут у их ребенка. Живот у Бидди только-только начал расти, да и то, если не знаешь заранее, то ничего не заметишь даже в ее нынешнем наряде – шортах и маечке.

   Бидди обошла машину, направляясь к моей дверце; под гладкой кожей ее длинных рук и ног играли мышцы. Никка, не так отчетливо мускулистый, как его жена, подошел к двери Риса. От ясного счастья, которое чувствовалось в отношении друг к другу этих двоих, я сама становилась счастливой каждый раз, как их видела. Они первые из нас поженились официально и отлично смотрелись в этом состоянии.

   Бидди не стала открывать дверь для Катбодуа. Глянув, где сижу я, она шагнула к задней дверце и выпустила первым Галена.

   – Добро пожаловать домой, – сказала Бидди, светясь от будущего материнства и еще просто от любви. Каждый раз, как я видела эту пару, я надеялась, что и другие сидхе найдут себе избранников, и счастливое будущее наступит для многих из нас.

   – Приятно вернуться домой, – ответил ей Гален.

   Никка открыл дверь с другой стороны, выпуская Шолто. Они с Галеном протянули мне руки одновременно, и неловкую секунду смотрели друг на друга над крышей машины. Но Гален привык сглаживать острые ситуации, а не создавать. Отсалютовав Шолто, он сказал:

   – Ты стоишь ближе к дому.

   Шолто улыбнулся, потому что он настоящий царь, а хороший правитель ценит дипломатов.

   – Это у вас правило такое? Кто ближе к дому, тот и подает ей руку?

   – Если она сидит сзади, – уточнил Гален. – А если бы сидела спереди, руку подала бы Бидди, или Никка, или кто другой, кто вышел бы нас встречать.

   Шолто кивнул:

   – Логично.

   Он предложил мне руку и помог выйти из машины. Никка и Бидди уже открывали багажную дверь для Утера. Можно было бы сложить сиденья, когда мы выйдем, но зачем ему протискиваться между сиденьями, если проще открыть багажник?

   Шаред взяла протянутую ей руку Утера, выходя вслед за ним. Его это порадовало она была высокая, мускулистая, натренированная в боях с оружием и в магии, а значит, помощь ей была не нужна, но он утешал ее в дороге, а теперь она возвращала долг.

   Я уже слышала заливистый лай наших собак за дверью дома. Вот еще одна радость. Волшебные собаки исчезли вместе с большей частью нашей магии, но Богиня вернула нам зверей, как вернула магию. И первыми вернулись собаки.

   Бидди засмеялась:

   – Китто пытается их удержать, но они слишком соскучились по хозяевам.

   Рис первым подошел к двери. Он пытался только слегка ее приоткрыть, чтобы не выпустить наружу пушистую орду, но задача была безнадежная. Они волчками завертелись у его ног, все девять, все терьеры. Он наклонился погладить пару черно-палевых, принадлежавших к давно исчезнувшей породе – родоначальнице едва ли не всех современных пород терьеров. Остальные его собаки были бело-рыжие, обычного для наших животных окраса.

   Гален почти пропал из виду за круговертью мелких болонок и высоких изящных гончих. Неизвестно почему, но больше всего собак оказалось у него. Болонки крутились у его ног, а гончие бодали головами, требуя ласки. Он старался никого не обидеть.

   Шолто отпустил мою руку, давая мне поздороваться с моими собственными собаками – их было всего две, стройных красивых гончих. Мунго был выше, чем полагается по нынешним стандартам, а Минни в них вписывалась, только теперь бока у нее сильно округлились – она ждала щенков. Роды ожидались со дня на день первое потомство от наших собак. С нами постоянно был на связи один из лучших ветеринаров в округе, а еще мы поставили видеокамеру, передававшую картинку на компьютер. Наши компьютерно грамотные ребята придумали устроить платную трансляцию – дать людям возможность понаблюдать за рождением первых волшебных собак за последние три сотни лет или даже больше. И на трансляцию подписалось много народу – кто-то ради собак, а кто-то в надежде увидеть меня или стражей. Как бы там ни было, это оказалось на удивление выгодно, а деньги нам сейчас очень нужны.

   Я погладила шелковые уши и длинные морды своих собак, прижалась лбом ко лбу Минни – она это любила. Мунго был поспокойней, а может, считал, что бодаться башкой – ниже его достоинства.

   Потом воздух наполнился шумом крыльев, будто полчища прекраснейших бабочек мира затеяли бал у нас над головами. Большинство наших фей-крошек последовали за нами в ссылку – прежде они были инвалидами среди своих сородичей: родились без крыльев у народа, в котором уж лучше было родиться без ног. Моя магия, вместе с магией Галена, Никки и Китто, их едва не убила, зато дала им крылья. Но были здесь и феи, поселившиеся в Лос-Анджелесе десятки лет назад. Поначалу они прилетали осторожно, поодиночке, но когда встретили радушный прием, число наших фей-крошек почти удвоилось.

   Надо мной кружили Ройял и его сестра Пенни.

   – Добро пожаловать домой, принцесса, – прозвенел ее голосок. Она была одета в халатик, словно снятый с куклы, только с прорезями для крыльев на спине.

   – Приятно вернуться домой, Пенни, – ответила я.

   Она кивнула, дрогнули крохотные усики на лбу. Они с братом оба были белокожие и темноволосые, с крыльями ночной бабочки – тополевой ленточницы. Точно такая же бабочка жила в виде татуировки у меня на животе, потому что тот миг, когда я подарила Ройялу жизнь и крылья, вывел меня на новый уровень магии, а высокая магия непременно оставляет след на чародее.

   Ройял завис на уровне моего лица; крылья у него двигались быстрее, чем у настоящих бабочек, ведь и сам он весил побольше бабочки. Впрочем, существовала нашумевшая статья, в которой доказывалось, что по законам физики феи-крошки вообще летать не могут. Ройял коснулся моих волос, и я отвела их в сторону, чтобы он сел на мое плечо. Это словно послужило сигналом для прочих фей – они облепили косы Никки и принялись раскачиваться на них, как на канатах. Феи-крошки питали к Никке привязанность – может, потому, что у него тоже были крылья. По его желанию крылья становились просто татуировкой или поднимались у него за плечами будто волшебные паруса на лодке, готовой унести тебя в сказочные, прекрасные места.

   Никка раньше был моим любовником – и тогда, когда крылья были всего лишь татуировкой и никто и не думал, что они могут стать настоящими, и тогда, когда ему подарила их новая магия волшебной страны, и они взметнулись надо мной, сияя волшебством. Никка был сыном сидхе и феи-крошки, умевшей увеличивать свой рост до человеческого.

   Вокруг Шолто закружилась стайка самых маленьких фей, в основном призрачно-бледных, с белыми паутинными волосами вокруг крошечных треугольных лиц; тонкими щебечущими голосками они просили разрешения прикоснуться к Царю Слуа. Он кивнул, разрешая, и они забрались в хвост его волос и расселись по плечам – по трое с каждой стороны. Все они размером были не больше моей ладони, меньше и не бывает. Ройял с его десятью дюймами роста находился на другом конце размерного ряда.

   Пенни, сестра Ройяла, подлетела к Галену, запрашивая разрешения на посадку. Гален только недавно разрешил некоторым из них иногда к себе прикасаться. Феи-крошки Неблагого двора оставили Галену слишком тяжелую память. Кажется, смешно бояться таких маленьких созданий, но надо помнить, что Неблагие феи пьют кровь с таким же удовольствием, как нектар. Кровь сидхе для них лакомство, а кровь сидхе королевского рода – особенно. Королева Андаис не так давно приковала Галена к камню и отдала феям-крошкам, а принц Кел заплатил королеве фей Никевен, чтобы ее подданные нанесли Галену рану куда серьезней, чем приказала Андаис. В результате Гален приобрел довольно сильную фобию. Как назло, феям нравилось ощущение его магии, и они вечно собирались вокруг него яркими облачками, но быстро научились не притрагиваться к нему без разрешения.

   Пенни села на плечо Галена, запустив руку в зеленые кудри. Гален ей доверял.

   Мелкие феи льнули еще к Рису – сидели на плечах, раскачивались на волосах, похожие на ребятишек, выглядывающих из-за занавесок или из листвы, как на картинках в книжке. Мне невольно вспомнились загадочные убийства, и солнечный свет как будто слегка потускнел.

   – Ты погрустнела, – сказал Ройял почти мне в ухо. – О чем ты задумалась, милая Мерри?

   На голос всегда хочется повернуть голову, но если говорящий сидит у тебя на плече, он от резкого движения слетит; так что поворачиваться надо осторожно, ровно настолько, чтобы встретить взгляд миндалевидных глаз, а совсем не так, как я повернулась бы, стой он сбоку от меня.

   – По мне все так видно, Ройял?

   – Ты дала мне крылья и магию. Я внимателен к тебе, милая Мерри.

   Я невольно улыбнулась, а он при виде улыбки придвинулся ближе, прижался к щеке голым торсом, широко разведя руки, а коленки подставив под подбородок. И все было бы хорошо, мне бы даже приятно было, наверное, но если те, кто нас видел, решили бы, что эти объятия невинны, как объятия ребенка, – они бы сильно ошиблись. А если бы вдруг я засомневалась, то его личико было теперь очень близко от моего глаза, и ничего невинного в нем не было. Красивое лицо размером с мой большой палец смотрело на меня очень взрослым взглядом.

   Я бы это пережила, но Ройял есть Ройял, он на этом не остановился. Он прижался ко мне еще чуть теснее, и я ощутила, как сильно это ему нравится.

   У фейри это комплимент – когда одно прикосновение к тебе настолько воодушевляет, но…

   – Я тоже рада тебя видеть, Ройял, но теперь комплимент сделан, так дай мне немного вздохнуть.

   – Поиграй с нами как-нибудь, Мерри. Обещаю, тебе понравится.

   – Могу представить, Ройял, но боюсь, мне не до того.

   Он прижался еще тесней, подрагивая бедрами.

   – Прекрати, Ройял, – сказала я.

   – Давай я наведу на тебя гламор? Тебе сразу станет хорошо, и все будет как надо.

   В его голосе появились томные басовые ноты, для которых нужна грудь куда как шире, чем у него. Мало кто за пределами страны фейри понимает, что феи-крошки владеют гламором артистически. Я по опыту знала, что Ройял может внушить мне, будто со мной любовник нормального роста, а доставить мне оргазм ему почти не стоит усилий. Это его особый дар, его талант.

   – Я тебе запрещаю, – сказала я.

   Он поцеловал меня в щеку, но бедра все же отодвинул.

   – Очень жаль. Лучше бы не запрещала.

   Гален позвал меня из двери:

   – Ты идешь?

   Он слегка нахмурился. Интересно, сколько я уже здесь стою с Ройялом на плече?

   – Пусть ты не пользовался гламором, но голову мне все равно задурил, – сказала я.

   – Ты не из-за гламора теряешь со мной голову, моя рубиново-белая богиня.

   – А из-за чего тогда? – спросила я, устав от намеков.

   Он улыбнулся, откровенно довольный собой.

   – Твоя магия отзывается на мою. И ты, и я – твари летние, порождения тепла и похоти.

   Я недоуменно нахмурилась.

   Шолто нагнулся, подавляя ростом и меня, и уж конечно, Ройяла:

   – Уверен, дружок, что принцесса не тварь. Стайка крохотных фей у него в волосах бросила игру в прятки и навострила уши.

   Ройял поднял голову:

   – Согласен, я плохо выбрал слово, царь Шолто. Совсем вылетело из моей извращенной головы, какую кличку дала тебе королева.

   Шолто вдруг нехорошо затих. Он не выносил, когда королева Андаис называла его «моя извращенная тварь». Он говорил мне, что боится, как бы в один ужасный день с ним не случилось то же, что с Холодом – Убийственным Холодом – и Мраком – Мраком Королевы. Он боялся стать просто Тварью.

   – Ты просто крылатый клоп, которого я могу прихлопнуть, не заметив. Никакой гламор этого не изменит и не приведет к тебе в постель нормальную женщину – которых ты, кажется, предпочитаешь.

   – Гламор приводил их ко мне не однажды, царь Шолто. – Ройял усмехнулся, и по его глазам я поняла, что он сейчас скажет гадость. – Пусть тебе Мерри расскажет о моем гламоре и о том, как он ей понравился.

   Эмоции Шолто ясно отразились на его лице. Он сердито повернулся ко мне.

   – Не верю, – сказал он.

   – Правильно не веришь, – сказала я. – Но если бы я его вовремя не остановила, могло бы и случиться. Ты не поймешь, если никогда не оказывался в центре внимания феи-крошки – носителя любовной магии. У них гламор сильнее, чем у многих сидхе.

   – Вспомни, царь Шолто, мы скрываемся от смертных среди бела дня – они нас принимают за настоящих бабочек, стрекоз, за цветы. Им не удается разгадать наш обман, а гламор сидхе они могут разбить.

   – Тогда почему вы не работаете в детективном агентстве Мерри? – спросил Шолто. – Могли бы вести слежку.

   – Могли бы, если бы объекты не выходили за пределы зеленых районов. Но они то и дело уходят в места, где слишком много железа. – Ройял испуганно вздрогнул.

   Из волос Шолто с визгом вылетели две крошечные феи, словно даже слышать такое было страшно. Трое оставшихся спрятались глубже, как дети, заслышавшие чудовище под кроватью.

   – Почти никто из нас не может проникнуть в промышленные районы, – сказал Ройял.

   – То есть ваш гламор действует только на нежные материи, – заключил Шолто.

   Ройял глянул на него, и на изящных губах зазмеилась улыбка.

   – Наш гламор очень, очень хорошо действует на нежные материи.

   – Мерри я верю на слово, так что если она говорит, что твой гламор силен, я ей верю. Но я услышал, что она запретила тебе применять к ней свои способности.

   – На этой неделе я буду получать дань, которую Мерри платит королеве Никевен. Полагаю, она предпочтет, чтобы я воспользовался гламором.

   Шолто почти не пришлось поворачивать голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

   – Ты все еще жертвуешь Никевен кровь через ее посредников?

   – Нам по-прежнему нужны союзники, Шолто.

   – Зачем, если ты не собираешься садиться на трон?

   – Шпионаж, – шепнул Ройял. – Феи-крошки – как пресловутая муха на стене, царь Шолто. Никто на нас не смотрит, никто не замечает.

   Шолто переводил взгляд с меня на него.

   – А я думал, что на вас работает старая сеть Дойла.

   – У Мрака есть свои источники, но совсем не такие приятные, как у Мерри.

   Мне ясно было, что Ройял играет с Шолто, пытается вызвать у него раздражение. Ройялу страшно нравилось, когда он заставлял кого-то из моих любовников его приревновать. Доволен он тогда бывал как слон.

   Шолто нахмурился, но миг спустя рассмеялся, удивив и Ройяла и меня. Я просто удивилась, а Ройял чуть не подпрыгнул у меня на плече. Феи вылетели из волос Шолто и унеслись в небо, за дом.

   – Что ты услышал смешного, о Царь Слуа? – спросил Ройял.

   – Ревновать ты тоже заставляешь гламором?

   – Твоя ревность имеет то же происхождение, что и реакция Мерри на меня. Ничего магического в ней нет.

   Шолто посерьезнел и вгляделся в лицо человечка, не сердито, а внимательно. И вглядывался так долго и пристально, что Ройял не выдержал, спрятал лицо в моих волосах. Я заметила, что это был обычный жест у фей-крошек – они так делали, когда смущались, пугались, когда кокетничали или когда не могли придумать, что еще делать. Ройяла смутило пристальное внимание Шолто.

   Мунго боднул мне руку головой, я погладила его гладкий лоб. Если собаки среагировали – значит, не одному только Ройялу стало неуютно.

   Я стала гладить собак, снимая лишнее напряжение.

   – Пойдем в дом, – сказала я наконец.

   Шолто кивнул:

   – Да, нас ждут.

   Он подал мне руку и повел в дом под шепот Ройяла мне на ухо:

   – Слуа на нас охотятся, как гоблины. И едят.

   Я споткнулась от неожиданности на невысокой ступеньке входной лестницы. Шолто меня подхватил:

   – Что с тобой?

   – Ничего, споткнулась.

   Может, надо было спросить у Шолто, но если это правда – я ее не хотела знать, а если нет – все равно я бы его оскорбила этим вопросом. Разве можно спрашивать у будущего отца твоего ребенка, у мужчины, которого ты должна любить, не практикует ли он в свободное время легкий каннибализм?

   – Боишься спросить, – прошептал Ройял, будто мелкий бес на плече.

   Уже на пороге я наклонилась к Шолто и тихонько спросила:

   – Слуа действительно охотятся на фей-крошек?

   Он нахмурился и покачал головой, глянув на Ройяла, глубже закопавшегося в мои волосы.

   – Ради еды – не охотимся. Но когда они слишком нас достают, мы очищаем от них наш холм. Ну а каким способом мои подданные прибирают свой дом – их дело. В своем царстве я фей-крошек не терплю, потому что ты права: о них вечно забываешь, а шпионы у меня дома мне не нужны.

   Ройял совсем спрятался у меня на затылке, обхватив мою шею руками и ногами, будто древесный ствол.

   – Прячься-прячься, Ройял, я все равно не забуду, что ты здесь, – сказал Шолто.

   Я затылком ощутила, как колотится у Ройяла сердце, и едва ему не посочувствовала, но тут он принялся целовать мне шею. Затылок ниже линии волос – эрогенная зона, и под его легкими поцелуями я ощутила совершенно нежелательную реакцию собственного тела. Я его согнала.

Глава 35

   Я переодевалась в спальне к ужину, когда в дверь постучали..

   – Кто там?

   – Китто.

   На мне еще оставались юбка, чулки и туфли, но сверху был только темно-коричневый лифчик с кружевной отделкой. Впрочем, Китто входил в список тех, от кого не было нужды прятаться. Улыбнувшись, я сказала:

   – Заходи.

   Он нерешительно заглянул в дверь: мне достался редкий и высоко ценимый, как ему было известно, случай несколько минут побыть в одиночестве. Но я его уже два – почти три – дня не видела и соскучилась. Моя улыбка стала еще шире, едва я увидела черные кудри и огромные миндалевидные глаза, бирюзово-синие, как вода в бассейнах, тут и там раскиданных по округе. Тонкая вертикальная линия зрачков уже не нарушала для меня красоту его глаз. Это были глаза Китто, и я любила и глаза, и все лицо, с его тонкой костной основой и треугольным подбородком. Из моих мужчин он был самым изящным – ровно четыре фута ростом, на фут ниже меня. Но при этом с широкими плечами, узкой талией, крепкой задницей и всеми прочими атрибутами мужественности в идеальном мини-воплощении. Он носил дизайнерские джинсы и обтягивающие футболки, выгодно подчеркивающие свежеприобретенную мускулатуру. Дойл всех стражей гонял в спортзале до седьмого пота.

   Должно быть, по моему лицу сразу было видно, как я ему рада, потому что Китто улыбнулся в ответ и побежал ко мне. В моей жизни было очень мало мужчин, которые не строили из себя крутых, не пытались командовать, не беспокоились о своем мужском реноме. А Китто был именно такой. Он просто хотел быть со мной рядом и даже не пытался это скрывать. Он не играл, не таил подспудных мыслей, ему просто нравилось находиться рядом – из такого обычно вырастают еще в подростковом периоде, но Китто родился раньше, чем Древний Рим стал империей, так что вряд ли он перерастет свой щенячий энтузиазм. И мне это в нем тоже нравилось.

   Я едва успела понадежней расставить ноги, как он прыгнул на меня, вскарабкался, как обезьянка, обхватил ногами талию, крепко-крепко прижался, и не оставалось ничего другого как его поцеловать. Мне нравилось, что я могу держать его на руках, как другие мужчины держат меня. Под нашим двойным весом я аккуратно опустилась на кровать и мы поцеловались, сидя на краю постели.

   Целовать его приходилось осторожно, потому что во рту у него, плотно прижатые к нёбу, есть парные выдвижные клыки, служащие отнюдь не для украшения. Язык у Китто тоньше человеческого, красный с черным кончиком – язык, зубы, глаза и радужная дорожка чешуек вдоль спины выдавали его происхождение от змеегоблинов. Китто появился в результате изнасилования. Мать-сидхе сразу отказалась от него и оставила у холма гоблинов, хотя в то время сидхе для гоблинов были желанной добычей и едой. Она оставила Китто не для того, чтобы его воспитал народ его отца, а чтобы его убили.

   Китто из всех моих мужчин был самым субмиссивным, и я знала, что должна первой вытащить у него футболку из-под пояса джинсов и провести руками по гладкой прохладе чешуек вдоль позвоночника. Но пока я возилась с пуговицей, его маленькие сильные руки скользнули мне под юбку, обхватили ягодицы и добрались до края кружевных коричневых трусиков, парных к бюстгальтеру.

   Я потянула футболку вверх, и он поднял руки, позволяя мне ее снять и уронить на пол. Полуголый, он сидел у меня на коленях, а я любовалась его новыми мускулами и едва заметным загаром – легким налетом коричневого цвета поверх белизны его кожи. Гоблины не загорают совсем, а вот сидхе, случается, могут загорать, и когда он обнаружил, что на его кожу ложится загар, он начал загорать у бассейна.

   – Ты такой красивый, – сказала я.

   Он покачал головой.

   – Только не по сравнению с тобой.

   Он начал расстегивать пуговицу на поясе юбки, но вдруг остановился. Поняв причину, я расстегнула на нем ремень, чтобы он не стеснялся проделать то же самое с моей юбкой. Он приспустил юбку мне на бедра и остановился опять. Видно было, что ему не терпится снять ее совсем, но мне надо было лечь на кровать, чтобы он мог стянуть ее с ног. Сам он еще был в джинсах, а у гоблинов тот, кто раздевается первым, играет подчиненную роль, и у них это значит еще больше, чем у людей на сеансе БДСМ.

   Я расстегнула пуговицу джинсов и взялась за молнию. Он приподнялся на коленях, давая мне ее расстегнуть, а потом я легла, чтобы он стянул с меня юбку. Я осталась лежать в белье, чулках и туфлях.

   Он смотрел на меня, и лицо его яснее всяких слов говорило, как я красива в его глазах.

   – Я даже не мечтал, что когда-нибудь увижу принцессу сидхе в одном белье и при этом смогу сделать вот так!

   Он провел пальцами вокруг моих грудей, где кружева бюстгальтера подчеркивали белизну кожи. Я на миг задержала дыхание. Он улыбнулся, забрался рукой под чашечку и зажал двумя пальцами сосок, нежно перекатывая и теребя, пока я тихонько не застонала от удовольствия.

   Улыбнувшись шире, он потянулся к своим расстегнутым джинсам, но снова замер в нерешительности.

   Я разрешила его сомнения:

   – Снимай штаны, Китто. Хочу тебя увидеть без них.

   Приказ был сформулирован нечетко – он вылез не только из джинсов, но и из синих шелковых трусов, и пополз ко мне голым, уже почти готовым. Я лежала, свесив с кровати ноги – каблуки немного не доставали до пола – и не отрываясь смотрела на очень мужскую часть его тела.

   Изогнувшись надо мной так, чтобы только губы касались губ, он меня поцеловал. Поцелуй был сначала нежным, но становился все жарче, пока он не оторвался от меня с хриплым шепотом:

   – Ты поранишься о клыки.

   – Ты говорил, что яд выпрыскивается только когда ты этого хочешь. А так это просто зубы.

   Он покачал головой:

   – Я не хочу рисковать тобой и детьми. – Он положил руку на мой еще плоский живот и повторил: – Не буду рисковать ими.

   Его лицо светилось нежностью… Нет, любовью. Он не был в числе отцов и знал об этом, но для него это имело значение меньше всего. Не в пример многим отцам, он с восторгом занимался обустройством детской.

   Я провела ладонями по его голым рукам и плечам, заставляя смотреть на себя. Нежность в его взгляде окрасилась другими, не столь нежными эмоциями, которые как раз и были мне нужны. Объятиями, поглаживаниями поцелуями я показала ему, как ценю его заботу обо мне, о детях, о моей жизни, обо всем вместе и по отдельности. Но целовалась я теперь аккуратней, потому что Китто был прав – рисковать не стоило.

   Я сползла ниже по кровати: он стоял надо мной на четвереньках и некая его часть покачивалась в дразнящей близости от моих губ. Я люблю оральный секс, но едва я потянулась к нему губами, как он отодвинулся:

   – Сперва я доставлю тебе удовольствие.

   Я пролизала длинную влажную дорожку по его животу и разжала руки, чтобы передвинуться повыше и добраться до сосков, и стала лизать сосок, пока он не отвердел под моим языком, а потом надавила зубами, оставив круглую метку, и принялась посасывать и тянуть зубами. Китто нетерпеливо застонал и сказал, задыхаясь:

   – Пожалуйста, пусти меня вниз.

   Я укусила его так, что вокруг соска остался яркий красный след. Китто вскрикнул. Ему нравилось, когда я кусалась, но он и сам кусать любил.

   От укуса он вздрогнул, дрожь пробежала по всему телу. Когда он смог совладать с собой, он повторил просьбу:

   – Можно, я спущусь ниже?

   – Мы ведь уже это делали, – сказала я.

   – Да, но после того, как я доставил тебе удовольствие.

   Стоя на четвереньках рядом со мной, он ждал ответа на просьбу.

   – Почему тебе так важно, чтобы я кончила первой? Ну, кроме моего удовольствия.

   Он сел на пятки:

   – Ты знаешь, как гоблины относятся к оральному сексу?

   – Сильные гоблины им не занимаются, но принимают от тех, кто слабее. Признак доминирования – когда тебе лижут, а ты не лижешь никому.

   Он улыбнулся:

   – Вот именно. Бывает, что сильный гоблин подарит такое удовольствие своему партнеру, но только наедине, и чтобы никто никогда не узнал.

   У меня есть еще два любовника гоблинского происхождения – братья-близнецы Падуб и Ясень. Очень сильные и доминантные. Один из них по гоблинским меркам считался бы настоящим извращенцем – он любил куннилингус. Но он позволил себе им заняться, только когда мы остались втроем – он, я и его брат. Он знал, что брат его никогда не выдаст, и я тоже, но если бы это выплыло наружу, он бы сильно упал в статусе.

   – Можешь доставить мне радость, но только после того, как я доставлю тебе.

   – Я никому не скажу, Китто.

   Он покачал головой:

   – Ты сидхе, а значит, владеешь магией, но гоблины всех вас считают мягкотелыми, слабее себя. Я не сделаю ничего, что могло бы пойти тебе во вред.

   Я приподнялась на локтях.

   – Хочешь сказать, что, если гоблины узнают, что я удовлетворила тебя орально до того, как ты удовлетворил меня, я упаду в их глазах?

   Он кивнул с совершенно серьезным видом.

   – Есть такие гоблины, которые думают, что царь гоблинов Кураг в тебя влюбился, и потому заключил с тобой союз. Они не верят, когда он говорит, что ты мудрая и сильная.

   – И если они узнают, что со мной в постели ты бываешь доминантом, мне это повредит?

   Он опять кивнул:

   – И Курагу тоже. У гоблинов царь не отрекается от трона и не умирает от старости, Мерри. Его убивает его преемник.

   – Самые вероятные его преемники – это Падуб и Ясень, а они тоже со мной в союзе.

   – Среди гоблинов ходит слух, что ты спишь с ними только ради того, чтобы они не убили Курага.

   – Они думают, я настолько дорожу Курагом? – удивилась я.

   – Кое-кто думает, что близнецы не станут соблюдать ваш с Курагом договор, и гоблины смогут сами искать себе союзников, когда у Неблагих сменится правитель.

   – Андаис не собирается уступать трон, – сказала я.

   – Никому, кроме тебя, – уточнил он.

   – А я на трон не сяду.

   – Значит, она будет править, пока кто-нибудь ее не убьет. Боюсь, что тот, кто придет ей на смену, будет считать тебя угрозой своему правлению.

   – Потому что страна и Богиня короновали меня и Дойла?

   – И еще потому, что ты – ее наследница по крови.

   – Может быть, страна выберет им нового монарха.

   – Может быть… – сказал он неуверенно.

   – Но какое отношение имеет вся эта высокая политика к оральному сексу в уединенной спальне?

   – Пока при Неблагом дворе и в холме гоблинов все так неясно, я не хочу делать ничего такого, что может создать для тебя трудности.

   Я вгляделась в его невеселое лицо.

   – Ты это всерьез? Что пока при обоих дворах не будет твердой власти, ты меня удовлетворяешь первой?

   Он кивнул.

   Вздохнув, я улыбнулась:

   – Не самое большое горе. У тебя дар к этому делу.

   В его ответной улыбке не было никакой ложной скромности.

   – Я был проституткой, меня передавали от хозяина к хозяйке, и то единственное, что я умел делать, надо было делать хорошо, чтобы меня ценили и берегли.

   – Я раньше не спрашивала… Как получилось, что ты остался без хозяина, когда Кураг предложил тебя мне?

   – Муж моей последней хозяйки приревновал ее ко мне, а это признак слабости. Ей надо было или избавиться от меня, или вызвать мужа на поединок.