Текст книги "Прегрешения богов"
Автор книги: Лорел Кей Гамильтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Глава 10
Я вернулась к стойке и спросила у Алисы:
– Вон за тем столиком сидел накачанный блондин с длинными волосами и ушными имплантами – он когда ушел?
– Как и остальные, когда явилась полиция, – сказала она, глядя умными серьезными глазами.
– А ты не знаешь, как его зовут?
– Донал.
Дональд? – переспросила я.
Она покачала головой.
– Нет, он каждый раз поправляет. Его зовут не как дурацкую утку – это его слова, не мои. Я диснеевскую классику люблю.
Я улыбнулась, но развивать тему не стала, а задала следующий вопрос;
– Он у вас постоянный посетитель?
Она кивнула, мотнув двумя черными косичками.
– Угу, раз в неделю точно заходит, иногда два раза.
– Что он собой представляет?
Он прищурилась и подозрительно на меня глянула.
– А зачем вам знать?
– Считай, для развлечения, – сказала я.
– Ну, он из тех, кто грубит женщинам, если они не представляют для него интереса. А если представляют – лебезит.
– Он к тебе подкатывал?
– He-а, я для него слишком человек. Он встречается только с фейри. Исключений не бывает.
– С какой-то определенной расой фейри?
Она снова глянула на меня с подозрением.
– Нет, лишь бы были по максимуму чистокровными. Я видела разных его подружек из разных рас.
– А имена назвать можешь?
– А зачем тебе их имена, Мерри? – послышался голос Люси у меня за спиной.
Холод и Дойл расступились, пропуская ее. Она смотрела на меня так подозрительно, что взгляд Алисы не шел ни в какое сравнение. Ну, Люси – коп, у нее большая практика.
– Что такое, Мерри? – спросила она поспокойней. – На что ты наткнулась?
Та попытка изнасилования и смерть преступника были зафиксированы полицией, так что я рассказала ей о своих подозрениях.
– Так ты думаешь, что этот Донал и есть тот Дональд, о котором тебе говорила твоя клиентка? – спросила она.
– Хорошо бы получить его фотографию и дать ей на опознание. Она вполне могла недослышать и принять имя «Донал» за более распространенное «Дональд», тем более в состоянии испуга и растерянности.
Люси кивнула:
– Да, вполне. Посмотрю, кого бы послать его сфотографировать, не вызывая подозрений.
– Агентство Грея всегда будет радо помочь.
Она погрозила мне пальцем:
– Ну нет, это больше не твоя забота. Если это и правда они, то эти люди едва тебя не убили в вашу прошлую встречу. – Она глянула на Холода и Дойла: – Поддержите меня, парни.
– Я бы счастлив был не подпускать ее к таким опасным людям, – сказал Дойл, – но она утверждает, что ее работа частного детектива предполагает риск. А если нам это не нравится, мы можем оставаться дома, а с ней пойдут другие стражи.
Люси подняла брови. Холод кивнул и сказал:
– Да, сегодня утром мы опять об этом говорили.
– Единственная карта, по вашему выражению, которую мы можем разыграть, это возможность повредить малышам, но даже этим козырем приходится пользоваться осторожно, – сказал Дойл. Губы его чуть шевельнулись – он словно и хотел улыбнуться, но смешного видел мало.
– Да, это и я поняла. С виду она сама женственность, но надави – и упрешься в бетонную стену. Стену не сдвинешь, и вашу принцессу тоже, – сказала Люси.
– Вы и правда с ней знакомы, – сказал Дойл так сухо, что я не сразу уловила иронию в его словах.
Люси кивнула и повернулась ко мне:
– Мы выясним, с кем встречался этот тип. Поспрашиваем здесь в округе, Добудем его фотографию и разыщем твою бывшую клиентку. И когда я говорю «мы», я имею в виду полицию, а не тебя и никого другого из твоего агентства или из твоей свиты.
Она наставила на меня палец, как на непослушного ребенка.
– Вы меня посылали работать приманкой; риска тогда было куда больше, чем в рутинной проверке нескольких фактов, – возмутилась я.
– Я тогда не знала, что ты – принцесса Мередит, а ты тогда не была беременна, – Она подняла ладонь, прежде чем я набрала воздуху для возражений. – К тому же уже сегодня, когда я попросила тебя приехать на осмотр места преступления, мой босс мне заметил, что я ни при каких обстоятельствах не должна подвергать тебя опасности. Если с тобой что-нибудь случится, мне голову оторвут.
Я вздохнула:
– Прости, Люси.
Она махнула рукой:
– А для меня еще важней, что я тебя знаю четыре года, и такой счастливой я тебя еще не видела. Не хочу, чтобы ты все про… щелкала только ради того, чтобы помочь мне в моей работе. Ты не коп. Тебе не надо ставить все на карту ради расследования. Это мое дело.
– Но убивают тех, за кого я в ответе…
– Не ты в ответе! – раздался визг. – Я! Они мои! Мои уже шесть десятков лет!
Джильда яростно проталкивалась к нам через толпу. Должно быть, Люси подала какой-то знак, потому что копы в форме встали у нее на пути и так плотно загородили, что я уже не видела ничего, кроме летящих искр и трясущейся верхушки короны.
– Прочь с моей дороги! – заорала она. Но перед ней были полицейские они не шевельнулись.
Я услышала чей-то крик: «Нет, Джильда!», и тут один из копов как подкошенный рухнул на колени. Он не попытался ни схватиться за что-нибудь, ни как-нибудь еще помешать падению – его подхватили стоящие рядом копы.
Полицейские закричали:
– Бросьте жезл! Немедленно!
Дойл и Холод внезапно оказались передо мной и уже уводили меня прочь от суматохи.
– Дверь, – скомандовал Дойл. Я сперва не поняла, но Холод уже вел меня к запасному выходу. Я оглянулась – Дойл двигался за нами, но не выпуская из виду Джильду в кольце полиции.
– Дверь под сигнализацией, – запротестовала я. – Только шуму наделаем.
Холод уже взялся за ручку.
– Здесь написано – «аварийный выход». А ситуация– аварийная.
Под вой сигнализации он вытащил меня за руку в дверь, Дойл мгновенно просочился за нами. Мы стояли на тротуаре под ярким солнцем, на теплом – но не жарком – калифорнийском ветерке.
Дойл взял меня за другую руку и поволок дальше.
– Пули летят далеко. Лучше рядом не стоять.
Я попыталась высвободить руки, но с тем же успехом могла пытаться сломать наручники.
– Я детектив. Что же это такое– утаскивать меня при первом намеке на опасность?
– А мы твои телохранители – во-первых, во-вторых и в-третьих, – сказал Дойл.
Я подогнула ноги, чтобы им пришлось меня отпустить, если не хотят тащить коленками по асфальту. Они остановились – ровно на то время, которое понадобилось Дойлу для команды: «На руки ее».
Холод подхватил меня на руки и понес – подальше от полиции и возможных беспорядков с участием фейри. Свита Джильды вряд ли легко отнесется к аресту своей королевы, но что конкретно они могут сделать?
– Ладно, – сказала я. – Все поняла.
– В самом деле? – спросил Дойл, внезапно оказавшийся передо мной и Холодом. Он пристально на меня смотрел, и я почувствовала всю тяжесть его гнева сквозь темные стекла очков. – Не думаю, что поняла, или ты первая побежала бы в ту дверь.
– Дойл… – начал было Холод.
– Нет, – отрезал тот, наставляя палец на нас обоих. Как и с Люси, я почувствовала себя провинившимся ребенком, но нотация Дойла и даже палец этот очень уж зловещими казались при охватившем его гневе. – Что если бы ты нарвалась на пулю? Что если шальная пуля попала бы тебе в живот? Что если бы ты убила наших детей всего лишь тем, что отказалась убежать вовремя?
Я не нашла ответа. Я просто молча на него глядела. Он был прав, конечно, прав, но…
– Но я так не могу работать.
– Да, не можешь, – сказал он.
И тут у меня по щеке поползла слеза.
– Вот плакать не надо – сказал он.
За первой слезой покатилась вторая. Я боролась с желанием их вытереть.
Дойл опустил руку и глубоко вздохнул:
– Это нечестно. Не плачь.
– Прости, я не хотела, и ты прав. Но я беременная, черт возьми, а не увечная!
– Ты носишь в себе будущее Неблагого двора. – Он наклонился, обнимая меня поверх рук Холода, и вот уже они вдвоем смотрели на меня сверху, соприкасаясь лбами. – Ты и малыши слишком много значите, чтобы подвергать вас риску, Мередит.
Я вытерла слезы, вдруг разозлившись на себя, что расплакалась. Со мной такое частенько теперь бывало – врачи говорят, что это гормональное. Эмоции куда сильней, чем нужно бы.
– Ты прав, но откуда мне было знать, что все так кончится – полицией и перестрелкой?
– А ты не берись за полицейские расследования, тогда точно не влипнешь в такую ситуацию, – сказал он.
Я опять не нашла, что возразить, но очень хотелось.
– Во-первых, поставьте меня на землю. Мы привлекаем внимание.
Они глянули по сторонам – зевак собралось достаточно, и уже пошел шепот. Мне не надо было слышать, о чем они перешептываются, и так знала. «Это принцесса Мередит?», «Это они?», «Это точно Мрак?», «Это что, Убийственный Холод?». Если не принять меры, кто-нибудь позвонит репортерам – и мы окажемся в осаде.
Холод отпустил меня, и мы пошли быстрым шагом. Движущийся объект снимать труднее. Стараясь не повышать голоса, я сказала:
– Я не могу отстраниться от этого расследования, Дойл. Кто-то убивает фейри в единственном оставшемся месте, которое мы можем назвать домом. Мы – верхушка нашего общества, малые фейри смотрят на нас и ждут от нас действий.
К нам подошли какие-то двое, мужчина и женщина. Женщина спросила:
– Вы принцесса Мередит? Я не ошиблась?
Я кивнула.
– Пожалуйста, разрешите вас сфотографировать!
Сбоку слышались щелчки – кто-то уже вовсю снимал на телефон, не спрашивая разрешения. Если у телефона есть еще и выход в Интернет, фото может быть опубликовано немедленно. Надо добраться до машины и уехать отсюда, пока на нас не навалились репортеры.
– Принцесса плохо себя чувствует, – сказал Дойл. – Нам нужно проводить ее к машине.
Женщина погладила меня по руке и сказала сочувственно:
– Ох, я знаю, как это бывает тяжко. Я каждую беременность жутко мучилась. Правда ведь, дорогой?
Ее муж кивнул и попросил:
– Только один снимок, очень быстро?
Мы разрешили ему сделать «один снимок, очень быстро», что редко оказывается правдой, – и пошли дальше. Идти к машине приходилось не прямым путем, запутывая следы. Но разрешение на снимок оказалось ошибкой, потому что того же захотели и другие туристы, а Дойл сказал «нет».
– Но им-то вы разрешили! – обиженно кричали нам вслед.
Мы продолжали двигаться, но тут посреди улицы остановилась машина, стекло поехало вниз, из окна высунулся объектив. Папарацци прибыли. Это было начало акульей атаки: акулы подплывают и толкают потенциальную жертву – посмотреть, как она отреагирует, и проверить на съедобность. Если решат, что объект съедобный, в ход пойдут зубы. Нам необходимо уйти с улицы и скрыться на частной территории, пока акул не стало больше.
Тип с камерой закричал из машины:
– Принцесса Мередит, сюда посмотрите! Почему вы плачете?
Вот только этого нам и не хватало. Не просто фотографии, а еще и броские заголовки с плачущей принцессой. Ну, пусть сами придумывают причины – я уже поняла, что от объяснений только хуже будет. Мы снова стали движущимся объектом – это единственное, что нам оставалось. До тех пор, пока по тротуару нам навстречу не выбежал еще фотограф. Мы попали в западню.
Глава 11
Перейдя на сверхчеловеческую скорость, Дойл схватил меня на руки и вбежал в ближайшую лавку, Холод запер за нами дверь.
– Эй, это мой магазин! – возмутился продавец.
Дойл поставил меня на ноги. Мы оказались в небольшом семейном магазине деликатесов. Продавец – он же владелец – был кругленький, лысеющий, в белом фартуке; магазинчик вполне ему соответствовал – старомодный, с нарезанными мясными изделиями, сырами, копченостями и прочими вредными для здоровья деликатесами в вакуумной упаковке. Даже не представляла, что подобный магазинчик мог сохраниться в Лос-Анджелесе, где все помешаны на здоровом образе жизни.
Тут я посмотрела на небольшую очередь из покупателей, и все поняла. Почти все здесь были фейри. Только один пожилой мужчина казался чистокровным человеком, зато у стоящей за ним низенькой пухлой женщины под ярко-красными кудряшками горели орлиные глаза – и это не метафора. Желтые птичьи глаза со спиральными радужками вокруг сужающихся и расширяющихся зрачков. За ее юбку цеплялся мальчик лет четырех, светловолосый, с аккуратной современной стрижкой. Он таращил на меня голубые глазенки. Последним в очереди стоял парень с пирсингом и разноцветным ирокезом, кончавшимся длинной прядью вдоль спины. Одет он был в белую футболку с логотипом какой-то музыкальной группы, черные кожаные штаны и жилет, и казался здесь не к месту. Впрочем, как и мы. Они глазели на нас, а я на них – у нас это не считается бестактным.
Так вот, фейри обычно не страдают от липшего холестерина или высокого уровня сахара в крови, как и от мириада других болезней, которые поджидают любителей солений и копченостей. Инфаркт миокарда бессмертным тоже не грозит.
Мне вдруг ужасно захотелось жареного мяса.
У нас за спиной затрещала дверь – в нее уже барабанил репортер, крича, чтобы ему открыли, потому что это общественное заведение, и мы не имеем права запираться.
Во всех окнах торчали объективы, и дневной свет померк от бесчисленных вспышек. Я повернулась, прикрыв глаза козырьком ладони – очки я, похоже, забыла в комнате отдыха «Фаэля».
Тощий фейри с ирокезом, которого несведущему легко было принять за подростка, шагнул вперед и неловко поклонился:
– Принцесса Мередит, позвольте предложить вам присесть?
Я посмотрела в тонкое лицо с зеленоватой кожей – в нем было что-то откровенно нечеловеческое. Ничего такого, на что можно ткнуть пальцем, но само строение черепа было не совсем такое, как у людей. Он походил на пикси, благодаря смешанной крови приобретшего человеческий рост, пусть и ниже среднего. В острых ушах у него торчало не меньше сережек, чем у Дойла, но нижние сережки были длинные, из разноцветных перьев, и доставали до плеч кожаной жилетки.
– Было бы замечательно, – улыбнулась я.
Он подтащил низкое креслице – здесь их стояло несколько – и предложил мне сесть. Я с благодарностью опустилась на сиденье, вдруг ощутив ужасную усталость. Не знаю, из-за беременности или из-за всего пережитого утром.
Дойл подошел к владельцу магазинчика.
– Куда выходит задняя дверь?
Не «есть ли задняя дверь», а куда она выходит.
Из подсобного помещения вышла женщина со словами:
– Боюсь, задняя дверь вам не поможет, принцесса и принцы. Мне пришлось заложить ее засовом, чтобы газетные ищейки не обошли вас с тыла.
На первый взгляд она казалась отличной парой своему мужу – сплошь уютные округлости, милое приятное лицо, но я быстро поняла, что она прибегла к пластической хирургии, как и Роберт из «Фаэля», разве что она ограничилась просто человеческим обликом, не просила сделать ее сногсшибательной красавицей. Ей достаточно было выглядеть симпатичной, и когда она вышла из-за стойки и посмотрела на меня большими карими глазами, мне так отчетливо вспомнилась бабушка, что горло перехватило и сердце сжалось. Нет, черт возьми, я не заплачу!
Она опустилась передо мной на колени, взяла меня за руки. Ладони у нее были холодные – наверное, с чем-то холодным возилась в подсобке.
Ее муж сказал:
– Встань, Матильда. Тебя снимают.
– Да и пусть, – ответила она, глянув через плечо, и снова повернулась ко мне, глядя так похожими на бабушкины глазами. – Я кузина Мэгги Мэй, поварихи Неблагого двора.
Через секунду я сообразила, что это значит лично для меня. Точно зная, что родственников-сидхе у меня за пределами земель фейри нет, я не задумывалась, что могут найтись другие родственники, не сидхе.
– Значит, ты кузина моей Ба?
Она кивнула.
– Айе, – сказала она с таким густым акцентом, хоть на хлеб намазывай. – Если в Новом свете видишь брауни родом из Шотландии, не сомневайся – мой родич. Вот Роберт тут недалече живет – так он валлиец, он мне не родня.
– Нам не родня, – поправила я.
Она улыбнулась во все зубы, слишком белые, чтобы их цвет был естественным, но мы ведь в Лос-Анджелесе живем.
– Так ты меня считаешь за родню?
Я кивнула:
– Конечно.
Всех в магазине будто покинуло напряжение, которого я и не замечала – кажется, они до этого момента нервничали или даже боялись. А теперь отпустило, они даже подошли ко мне ближе.
– Высокородные обычно притворяются, будто у них в жилах одна только чистая кровь, – сказала Матильда.
– Вот он не притворяется, сказал пикси-панк, кивая на Дойла. Классные сережки. А еще пирсинг у вас есть?
– Да, – ответил Дойл.
Паренек улыбнулся, весело сверкнув кольцами в носу и в нижней губе.
– У меня тоже.
Матильда потрепала меня по руке:
– Ты что-то бледненькая. У тебя беременность обжорная или голодная?
– Какая-какая? – нахмурилась я, не поняв.
– Бывает, что женщина, пока с животом ходит, всю дорогу хочет есть, а другая на еду даже смотреть не может.
Лоб у меня разгладился.
– Ужасно хочется жареного мяса. Белков.
Она снова ослепила меня улыбкой:
– Этому горю мы поможем. Харви, пожарь мяса для принцессы! – крикнула она через плечо.
Он начал было ныть насчет фотографов и прочего, но она повернулась и наградила его таким взглядом, что он молча пошел и стал делать что велено. Но наверное, недостаточно шустро на ее вкус, потому что она еще раз похлопала меня по руке и ушла к нему – помогать или надзирать, не знаю.
Мы все делали вид, что не замечаем растущей толпы людей, облепивших окна и дверь. Я старательно отворачивалась от вспышек и жалела, что забыла очки.
Парнишка-пикси, который, вероятно, был старше меня на пару веков, подобрался к Дойлу и Холоду.
– А вы прячете острые уши?
Холод не сразу понял, что вопрос задают ему.
– Нет, – сказал он.
Парнишка вытаращился еще больше:
– Так вы, значит, и внешне и внутренне – чистокровный сидхе?
– Нет, – снова сказал Холод.
– Я знаю, что сидхе бывают разные на вид.
– Я не более чистокровный, чем Дойл.
– Или чем я, – повернулась я в кресле.
Парень переводил взгляд с одного из нас на другого. И довольно улыбался.
У прилавка кашлянули, я повернулась это была та женщина с человеческого вида ребенком. Женщина нырнула в реверансе, сверкнув орлиными глазами. Малыш хотел последовать ее примеру, но она удержала его за руку.
– Нет-нет, Феликс, это принцесса фейри, а не людей. Тебе кланяться не надо.
Мальчик насупился, обдумывая сказанное.
– Я его няня, – сказала она, словно это было еще непонятно. – Няньки-фейри сейчас в большом спросе.
– Надо же, – вежливо удивилась я.
Она добродушно улыбнулась:
– Я-то Феликса теперь не брошу, я с ним с трех месяцев вожусь. Но могу порекомендовать кое-кого, если они сейчас свободны или хотят сменить место.
Я так далеко еще не загадывала, но…
– У вас есть визитная карточка?
Она улыбнулась, достала карточку из сумки, положила на столик и написала несколько цифр на обороте.
– Это мой домашний телефон, так что вам не придется обращаться в агентство. Там все равно не поняли бы, что у вас требования особые.
Я взяла карточку и положила в сумочку-кошелек, висящую на ремешке у меня на запястье, единственное, что я взяла с собой. Мы собирались на пляж, мне надо было иметь при себе удостоверение личности, а больше почти ничего.
Матильда принесла мне тарелочку с красиво сервированным мясом.
– Я бы еще гарнир положила, но когда леди в ожидании, не угадаешь, что класть.
Я ей улыбнулась:
– Так – просто отлично. Спа… Ох, простите. Я не должна была.
– Не волнуйтесь. Я не первый век среди людей живу. Одного «спасибо» не хватит, чтобы уложить эту брауни, а, Харви? – И она засмеялась собственной шутке. Харви за прилавком имел вид одновременно довольный и смущенный.
Мясо оказалось нежным, чуть-чуть недожаренным – точно как я хотела. Даже соли было именно столько, сколько надо – почти не было. Я заметила уже, что если я поддаюсь своим внезапным желаниям, вкус пищи кажется неземным. Интересно, всегда ли так бывает?
Матильда притащила себе кресло, няня, которую звали Агнес, сделала то же самое. Похоже было, что мы здесь надолго. Репортеры нас буквально осадили: снаружи собралась уже такая толпа, что началась давка. Передние пытались сдать назад, но за ними было слишком много народу.
Дойл и Холод остались стоять, наблюдая за людьми снаружи. Юный панк стоял вместе с ними, явно наслаждаясь их обществом. Вот он принялся демонстрировать Дойлу и Холоду татуировку у себя на плече.
Матильда послала Харви за кофе. Я с удивлением поняла, что впервые за месяц или больше сижу в компании женщин и не обременена обязанностями принцессы или детектива, и вообще не несу ответственности за всех и каждого. С нами из волшебной страны уехали несколько женщин-сидхе, но все они раньше служили в гвардии принца. Несколько столетий они состояли в страже моего отца, принца Эссуса, а он был дружелюбен, но не слишком. Он настолько же щепетильно соблюдал личные границы, насколько королева, его сестра, ими пренебрегала. Она считала свою гвардию личным гаремом и игрушками для пыток, а он своих стражниц уважал. У него были среди них любовницы, но секс среди фейри не считается чем-то постыдным. Просто так принято.
Женщины-стражницы готовы были отдать за меня жизнь, но вообще-то они должны охранять принца, а принцев, в Неблагом дворе не осталось. Последнего я убила, не дав ему убить меня. Стражницы его потерю не оплакивали – он был садист не хуже своей матушки. Нам пока удается скрывать от прессы, сколько стражей – и мужчин, и женщин – прошли через его камеру пыток.
Многие из стражниц желали бы, чтобы Дойл или Холод, или еще кто-нибудь из будущих отцов моих детей получил титул принца, и тогда они составят его гвардию. По традиции будущий отец моего ребенка сразу должен был получить титул принца, а потом короля или по крайней мере консорта королевы. Но никто не знал, как поступать при таком количестве отцов. Не делать же принцами всех?
Сидя и слушая, как обычные женщины говорят об обычных житейских делах, я поняла, что за все прошедшие годы только посиделки на кухне с Ба или с Мэгги Мэй были похожи на обычную жизнь. В третий раз за день у меня слезы навернулись на глаза. Мне всегда хотелось плакать, когда я вспоминала Ба. Со дня ее гибели прошел всего месяц.
Я не сразу сообразила, что Матильда меня спрашивает:
– Как вы себя чувствуете, принцесса?
– Мерри, – поправила я. – Зови меня по имени.
Этим я заслужила еще одну радостную улыбку. И тут у нас за спиной что-то затрещало.
Мы дружно повернулись и увидели, что оконные стекла вот-вот не выдержат и разобьются под напором журналистов.
Дойл и Холод мгновенно оказались рядом со мной. Они вздернули меня на ноги и мы побежали за прилавок, а оттуда в подсобку. Агнес подхватила малыша и тоже помчалась в укрытие. Снаружи закричали, и стекло лопнуло с высоким скрипучим звоном.
