Текст книги "Прегрешения богов"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава 38

   Как только меня вытошнило, все прошло. Я долго извинялась, но в конце концов, пол – не вещественное доказательство и ничего ему не сделалось. Кармайкл дала мне мятную таблетку, и мы уехали. Повез нас Рис, договорившись оставить вторую машину до завтра. Кроме него, вести машину могла только я, а меня за руль пускать не хотели. Их можно понять.

   Откинувшись на спинку сиденья, я сказала:

   – Я думала, меня будет тошнить по утрам, а не по вечерам.

   – У разных женщин бывает по-разному, – сказал Дойл с заднего сиденья.

   – Ты знал таких, кого тошнило вечером? – спросила я.

   – Да, – Ответил он коротко.

   Я повернулась к Мраку – темному в темной машине, освещенной лишь мелькающими уличными огнями. Рядом с ним для пущего контраста сидел Холод. Баринтус сидел с другой стороны, старательно выдерживая расстояние между собой и Холодом.

   – Кто это был? – спросила я.

   – Моя жена, – ответил он и отвернулся к окну.

   – Ты был женат?

   – Да.

   – А ребенок?

   – И ребенок был.

   – И что с ними стало?

   – Умерли.

   Я не знала, что сказать. Вдруг оказалось, что Дойл был женат, имел ребенка, потерял и его, и жену, а я ничего этого до сих пор не знала. Я повернулась и стала глядеть вперед, в машине повисло молчание.

   – Тебе это небезразлично? – тихо спросил Дойл.

   – Конечно, хотя… А кто из вас еще был женат и имел детей?

   – Все, кроме Холода, пожалуй, – ответил Рис.

   – Да нет, я тоже, – сказал Холод.

   – Роза, – вспомнила я.

   Он кивнул:

   – Да.

   – Но я не знала, что у вас был ребенок. Что с ним стало?

   – Она умерла.

   – Все они умерли, – повторил Дойл.

   Из темноты на заднем сиденье прозвучал голос Баринтуса:

   – Бессмертие и вечная молодость – не такое уж счастье, Мередит.

   Я помолчала, задумавшись.

   – Насколько я знаю, я старюсь лишь немного медленней, чем обычные люди. Я не обладаю ни бессмертием, ни вечной молодостью.

   – Это было верно в твоем детстве, – возразил Баринтус. – Но ты тогда не обладала также ни рукой плоти, ни рукой крови.

   – Как вы думаете, вы будете когда-нибудь, лет через сто, сидя в реактивном автомобиле, рассказывать нашим детям обо мне?

   Никто не ответил, но Рис снял одну руку с руля и накрыл ею мою ладонь. Наверное, тут и впрямь нечего было ответить, или, может, ничего утешительного. Я вцепилась в ладонь Риса, и он не отнимал ее всю дорогу домой. Порой утешение приходит не со словами.

Глава 39

   Я сбросила туфли, едва переступив порог, а потом мы разыграли избитый комедийный эпизод, когда все мужчины сразу пытаются помочь мне подняться по лестнице. Навстречу нам вышли из гостиной Джулиан и Гален; Гален очень встревожился при известии, что меня тошнило, но и он, и Джулиан едва удержались от смеха, когда услышали, что вытошнило меня прямо в криминалистической лаборатории.

   Я на обоих глянула укоризненно, но потом обняла Джулиана – если он приехал, значит, задуманный ужин с Адамом не удался.

   – Прости, что не смогла посидеть с тобой на диване перед телевизором.

   Джулиан по-братски поцеловал меня в щеку:

   – Ты отважно боролась с преступностью. Так и быть, я тебя прощаю.

   Он шутил и улыбался искренне, но в карих глазах видна была тень.

   Едва я сделала шаг, как Гален подхватил меня на руки.

   – Я могу идти сама, – сказала я.

   – Верю, но так они наконец перестанут спорить, кому тебя вести, и пойдут за нами. А пока ты будешь готовиться ко сну, мне есть о чем тебе рассказать. Джулиану тоже.

   Говоря это, Гален уже шел к лестнице со всей скоростью, которую ему обеспечивали длинные ноги. Джулиана он позвал с собой, и тому пришлось поторопиться, чтобы не отстать.

   Рис догнал нас первым, еще на лестнице, и объяснил на бегу:

   – Дойл и Холод беседуют с Баринтусом. Мы с ним никогда в дружбе не были, так что я решил проводить тебя в кроватку.

   Он ухмыльнулся, с намеком подняв бровь.

   Конечно, я улыбнулась – этого он и добивался.

   – Что еще у нас случилось? – спросила я у Галена.

   Он добрался до верхней ступеньки и поцеловал меня в щеку.

   – Новости не плохие, Мерри, но может быть, тебе не обязательно их выслушивать.

   – Нет уж, говори, – потребовала я.

   – Джулиан? – повернулся Гален к человеку.

   – Джордан вышел из наркоза, повторяя снова и снова одну фразу: «Дюймовочка хочет вырасти». Но когда действие лекарств полностью закончилось, он не помнил, ни что она значит, ни что вообще ее говорил.

   – Ты Люси сообщил?

   Он кивнул.

   – Но она может и не иметь смысла, как ты знаешь.

   – Может, и так, но убийца подражает детским книжкам – вдруг это его следующая задумка? – сказала я.

   Рис открыл дверь спальни, Гален перенес меня через порог. Постель уже была готова, для меня положен шелковый халат.

   Я положила голову на плечо Галена, успокаиваясь от теплого запаха его кожи. Прошептала:

   – Я поссорилась с Баринтусом. Сказала ему, что Джереми мне нужнее, чем он.

   – Жаль, что меня там не было, – шепнул в ответ Гален.

   Рис сказал:

   – Да, посмотреть стоило – она и правда заставила его это проглотить.

   – Ты слышишь, о чем они говорят? – удивился Джулиан.

   Рис кивнул и повернулся к Джулиану.

   – Точно так же, как мы с Галеном слышали твой разговор с Мерри сегодня днем. И мы знаем, что твой ужин с Адамом не удался – и вот ты здесь.

   – Блин. У вас что, такой острый слух?

   Гален усадил меня на кровать и опустился на колени на пол.

   – В большой гостиной Мистраль говорит по зеркалу с королевой Никевен. Она настаивает, чтобы ты накормила Ройяла сегодня же, или ваш союз будет расторгнут.

   Я подняла брови:

   – Одно отложенное кормление, и она разрывает союз?

   Он кивнул.

   – Мы ее уговариваем чуть ли не с того момента, как ты вышла за дверь.

   – Что такого могло стрястись, что ей срочно понадобилось от нас освободиться?

   Гален покосился на Джулиана, тот понял намек и сказал:

   – Тебе тут надо разобраться и лечь спать, Мерри. Спасибо, что предложила меня утешить, но у тебя есть дела поважнее.

   – Можем ее заменить, – предложил Рис.

   Джулиан удивленно на него глянул.

   Рис ухмыльнулся:

   – Я же говорил, мы с Галеном слышали ваш разговор. Если тебе так нужно, чтобы кто-то тебя погладил по спинке, мы с Галеном предлагаем тебе свои услуги.

   Джулиан переводил взгляд с одного на другого стража.

   – Спасибо, конечно, но я не совсем понял, что мне предлагают.

   – Можешь спать ночью в одной кровати с нами, – сказал Гален.

   – Исключительно как друг, – добавил Рис.

   Джулиан повернулся ко мне со страдальческой гримасой.

   Я невольно рассмеялась:

   – Ну вот, ты получишь свою порцию поглаживаний, но тебе придется спать между двумя сногсшибательными красавцами – и никакого секса!

   Он открыл рот, снова закрыл, потом все же сказал:

   – Я буду рад тому, что дают, но не пойму, мне сделали лестное предложение или оскорбительное.

   Рис с Галеном рассмеялись оба.

   – Лестное, лестное, – сказал Рис. – Но домой вернешься, не утратив добродетели.

   – А вы разве не спите сегодня с Мерри? – спросил Джулиан.

   – Сегодня нет. Мистраль ее не видел два… нет, почти три дня, так что мы уступим ему очередь. Не знаю, кого позовут ему в пару, но все равно мы недавно спали в одной кровати с Мерри, да и вряд ли ей этой ночью захочется секса.

   – Я себя отлично чувствую, как ни странно, сказала я.

   Рис сделал большие глаза.

   – Все равно лучше быть поосторожней. У тебя впервые проявился токсикоз, так что стоит посмотреть и подождать.

   – Не знал, что может тошнить не утром, а вечером, – сказал Гален.

   – Ну, видимо, может, – вздохнула я, не желая снова вспоминать диалог в машине.

   Мне хотелось снять чулки и почистить зубы. Особенно почистить зубы – мятные таблетки Кармайкл заменить зубную щетку не могли.

   Пришел Мистраль, чертыхаясь вполголоса. У Мистраля волосы однотонно-серые, как дождевые тучи – серые, а не седые, как у Вилсона. Глаза сейчас были неприятного желтовато-зеленого оттенка, как у неба перед началом урагана – они принимали такой цвет, когда Мистраль очень злился или тревожился. В давно прошедшие времена, когда небо меняло цвет вместе с глазами Мистраля, его гнев или тревога вызвали бы настоящий ураган. Но сейчас он был просто мускулистым воином больше шести футов ростом. Из всех моих стражей у него была самая мужественная красота – он был очень красив, но никому не пришло бы в голову назвать его миловидным или хорошеньким. Слишком мужественное лицо, да и плечи даже шире, чем у Дойла и Холода. Физически Баринтус был крупнее, но в Мистрале, Повелителе Бурь, всегда было что-то, отчего он казался больше, чем есть. Он не просто был большой, он занимал собой пространство. А сейчас он был большой и сердитый. В приглушенном потоке слов на очень старом гэльском я опознала только имя Никевен и парочку проклятий.

   – Я так понимаю, Никевен не передумала, – сказал Гален.

   – У нее явно есть причина, чтобы разорвать союз. – Мистраль заставил себя успокоиться и шагнул ко мне. – Прости, Мерри, я не справился. Тебе все же придется покормить сегодня этого ее суррогата.

   – Давай я попробую с ней поговорить, – предложил Рис.

   – Думаешь, тебе удастся то, что не удалось мне?

   – Я ей скажу, что Мерри было нехорошо. Никевен родила нескольких детей; может, она даст Мерри поблажку.

   Мистраль с обеспокоенным видом сел на кровать возле меня.

   – Как ты себя чувствуешь?

   – Как будто хорошо. Но кажется, без небольшого токсикоза я не обойдусь.

   Он обнял меня так осторожно, словно боялся сломать. Секс Мистраль любил очень жесткий, так что я невольно улыбнулась тому, что он держал меня будто пустую яичную скорлупку. Я обняла его в ответ – слегка покрепче.

   – Давай я почищу зубы, а потом посмотрим, как там у меня с самочувствием.

   Так мы и сделали. Я взяла приготовленный для меня халат, ушла в ванную, почистила зубы, сняла наконец чулки и платье. Вернувшись в аккуратно завязанном халате, я обнаружила в спальне одного только Риса. Он сидел на кровати и выглядел как минимум недовольным.

   – Как ты себя чувствуешь?

   – Хорошо, – сказала я.

   Он посмотрел на меня подозрительно.

   – Правда, хорошо. Не знаю, почему меня тошнило, но сейчас все прошло.

   – Скажу поварам, чтобы составили список всего, что ты сегодня ела. Некоторые женщины реагируют на определенные продукты.

   – Так было у твоей жены? – спросила я.

   Он с легкой улыбкой покачал головой и встал.

   – Об этом я говорить не буду. А буду говорить о Ройяле за дверью. Он как будто искренне огорчен такой настойчивостью своей королевы, но боится, что она отзовет его домой, если он откажется быть сегодня ее заместителем.

   Я шагнула к нему, обняла за талию. Он меня тоже обнял; при разнице всего в шесть дюймов смотреть в глаза было удобно.

   – Китто обмолвился, что Кураг тоже хочет разорвать наш союз, и потому Китто старается не дать ему даже малейшего повода. Что, в Неблагом дворе происходит что-то такое, о чем мне надо знать?

   – Ты не собираешься там править, так что это больше не твои проблемы.

   – Значит, происходит.

   – Ничего такого, о чем тебе непременно надо знать.

   Я вгляделась в его лицо, стараясь различить что-нибудь под приятной улыбкой.

   – Но почему гоблины и феи-крошки так хотят избавиться от обязательств передо мной?

   – Они стремились к союзу с тобой, пока думали, что ты станешь их будущей королевой. Сейчас они хотят иметь возможность маневра – в расчете на союз с возможным победителем гонки.

   – У Неблагого двора еще есть королева, – напомнила я.

   – Которая окончательно свихнулась из-за гибели сына.

   Я прижалась к Рису, спрятала лицо у него на груди.

   – Кел меня убил бы. Мне ничего не оставалось…

   Он прижался лицом к моим волосам.

   – Он бы нас всех убил, Мерри, а она не стала бы ему мешать. Чудесно и замечательно, что тебе хватило силы его убить, и давай уж прямо скажем, что у нее с самого начала шариков не хватало.

   – Я не хотела бросать двор в таком раздрае. Я просто хотела покоя для нас.

   – Тебя никто не винит, Мерри.

   – Баринтус винит, а значит, и другие будут.

   Он поцеловал меня в щеку и обнял крепче, и это уже было ответом. Может, мне надо было спросить, что же там все-таки делается и чем мы можем помочь, но помочь мы могли только одним – надо было вернуться и занять трон, а мы уже отказались от корон, дарованных страной. Не думаю, что такие предложения делаются дважды. И даже с коронами на головах мы с Дойлом вряд ли справились бы со всеми группировками, которые буйным цветом расцвели при попустительстве Андаис. Я хотела в покое и безопасности родить детей; они и мои любимые мужчины для меня значили больше, чем корона и даже больше, чем все Неблагие сидхе. Так что я осталась в объятиях Риса и не стала выспрашивать подробности: было понятно, что ничего хорошего он не скажет.

Глава 40

   Может, Ройялу и было неловко от невоспитанности его королевы, но скрыть радость от предстоящего не мог. Не надо забывать, впрочем, что у фейри считается оскорблением скрывать восхищение чьей-то привлекательностью, особенно если этот кто-то старается быть привлекательным. Я не то чтобы старалась быть привлекательной, но и в обратную сторону усилий не прилагала.

   Я лежала в белом халате на кремово-золотистых простынях, Ройял парил надо мной на серо-чернокрасных крыльях. Крылья видны были только размытым цветным пятном они двигались не как у бабочки, а как у стрекозы или пчелы, куда быстрей, чем у той бабочки, на которую он был похож. Он медленно снизился – ветер от крыльев разметал мои волосы по подушке красной волной – и приземлился прямо мне на грудь. Весил он не так много, чтобы мне стало тяжело, но все же вес чувствовался. Он встал на колени между моими грудями, прикасаясь голыми ногами к нежной коже. Одет он был в шифоновую набедренную повязку по моде фей-крошек – взрослый вариант одежды, в которую наряжены были жертвы первого из недавних убийств.

   Крылья он сложил за спиной, прикрыв яркие черно-красные нижние более тусклыми и темными верхними. Маленькое личико с покачивающимися антеннами у кого-то другого могло показаться миленьким или даже глуповатым, но Ройял никогда мне таким не казался.

   – Ты печальна, принцесса. Здорова ли ты? Я слышал, тебе было нехорошо.

   – А если скажу, что я нездорова, что это изменит? – спросила я.

   Он опустил голову и вздохнул:

   – Мне все равно придется кормиться, но я буду чувствовать вину.

   Даже при этих словах он не забывал водить маленькой ручкой по моей груди у выреза халата.

   – Либо твои слова лгут, либо руки, Ройял.

   – Я не лгу, но я же никогда не говорил, что твоя красота оставляет меня равнодушным. Надо быть слепым и безруким, неспособным притронуться к твоей шелковой коже, чтобы тебя не хотеть, принцесса Мередит.

   Я сказала ему правду:

   – Я не чувствую себя больной, но я устала и сон пошел бы мне на пользу.

   – Если бы я мог заняться с тобой любовью по-настоящему, мне не хватило бы ночи, но если мне позволен только глиммер, то все будет хорошо, но не очень долго.

   – Глиммер? Что это такое?

   Он смутился.

   – Тебе не понравится ответ.

   – Все же я хочу его услышать.

   – Есть люди, которые питают пристрастие к маленьким, вроде меня, и есть хоть их немного – феи-крошки, которые интересуются большими. Я в компьютере видел такие картинки, и еще кино бывает, говорят.

   – Но как?.. С такой разницей в размерах, я имею в виду.

   – Нет, не соитие, – сказал он. – Взаимная мастурбация или петтинг – фея трется о пенис мужчины, пока оба не получат удовлетворения. Такую картинку я на компьютере видел чаще всего.

   Говорил он серьезно и спокойно, как об обычном факте, не имеющем отношения к сексу.

   – Значит, это называется «глиммер»?

   – Глиммер-фетиш, если речь о больших, которые любят фей-крошек.

   – А если фея любит большого?

   Он лег на живот: голова выше моего бюста, ноги ниже.

   – Необузданная фантазия, – сказал он.

   Я невольно рассмеялась, отчего грудь у меня заколыхалась, вырез халата разошелся сильней – не до сосков, но все же Ройял оказался между моими голыми грудями. Он раскинул руки в стороны.

   – Можно, я применю гламор?

   Ройял был из тех фей, кто отлично владел гламором, и потому мы условились, что он всегда будет просить моего разрешения, прежде чем на меня воздействовать. Я хотела осознавать момент, когда мой разум затуманивается, потому что без предупреждения не всегда могла это ощутить. Некоторые из моих стражей бывали со мной в постели одновременно с Ройялом, и тогда гламор действовал и на них, что им не нравилось. Ройял единственный из фей-крошек – заместителей Никевен – оставался со мной наедине, потому что мои мужчины в его присутствии нервничали, а те, кто не нервничал, заставляли нервничать его самого. Дойл, к примеру, оставался бы, но феи-крошки его не любили – все до одной. Они так же относились ко всем, кто умел сопротивляться их гламору: в их присутствии им трудно было сосредоточиться на кормлении. Так что мы с Ройялом оставались наедине но зная, что в назначенное время кто-то из стражей постучит в дверь и нас прервет.

   Первоначально Никевен задумала прислать мне такого заместителя, который мог бы становиться нормального роста и при удаче стал бы отцом моего ребенка и королем Неблагого двора. Но сейчас я уже была беременна, а Ройял не умел вырастать до человека.

   – Можно, я применю гламор и мы оба насладимся процессом по-настоящему?

   Я вздохнула; он снова поднялся и опустился вместе с моей грудью. Движением пловца он погладил обе мои груди, потом приложил ухо к коже:

   – Люблю слушать, как бьется твое сердце.

   – Не знаю, что это за разновидность фетишизма, но ты ею страдаешь.

   Он поднял голову, укоризненно глядя на меня.

   – Только по отношению к тебе.

   Я недоверчиво на него глянула.

   – Мне поклясться?

   – Нет, – сказала я. – И да, можешь применить гламор, но держи себя в рамках.

   Он широко улыбнулся. Не должен от такого маленького человечка исходить такой жар – он должен бы восприниматься как кот, свернувшийся на груди калачиком: симпатичный и бесполый. Но кот не умеет смотреть таким взглядом.

   И тут он сбросил щиты. Примерно так же, как я сбрасывала в лаборатории, но мои щиты не давали мне везде и всюду видеть магию, а щиты Ройяла не давали ему оглушать своей магией всех вокруг.

   Только что я удивлялась, отчего я так нервничаю в присутствии мужчины размером с детскую куклу, и вот он уже соскользнул ниже, стянул с меня халат, обнажая грудь. Я никогда не подпускала его к интимным местам, но сегодня забыла четко оговорить условия. Теперь я смутно осознавала, что у меня была причина не подпускать к своим соскам этот крошечный розовый ротик-бутон, но пока я пыталась поймать за хвост ускользающую мысль, он обхватил сосок губами и я напрочь забыла, почему ему нельзя было это делать. А точнее, мне это стало совершенно не важно.

   Раньше феи-крошки пили кровь только из моего пальца, и даже такой целомудренный поцелуй приносил ощущение, будто целуют в совсем других местах. Сейчас он добрался до настоящей интимной точки, и оттуда словно протянулась нить к местам еще более сокровенным, и больше того – я словно чувствовала, как его плоть прикасается ко мне в тех самых сокровенных местах. Ройял умел с помощью гламора создать иллюзию, будто он нормального роста. Я чувствовала его тяжесть на постели рядом с собой, исходящее от него тепло.

   Мне пришлось потрогать нежную поверхность его крыльев, напоминая себе, что он все такой же маленький. Крылья затрепетали у меня под рукой и внезапно тоже оказались большими, поднялись у него за спиной парусами лодки – но эти паруса ласкали меня бархатными чешуйками и нежно трепетали по моей коже.

   Он прикусил сосок, заставив меня вскрикнуть, и мир вдруг наполнился запахом роз. Летняя жара и аромат шиповника разлились вокруг – пришлось открыть глаза и убедиться, что мы по-прежнему в спальне с ее светлым шелком и атласом. На постель из ниоткуда посыпались розовые лепестки.

   Он обнял руками мою грудь, приподнял, чтобы удобнее впиться в сосок, и руки казались больше, чем есть, нажатие губ крепче и тверже, боль натянулась резкой линией – но не слишком сильная боль, как раз настолько, чтобы я еще раз вскрикнула к его удовольствию. Когда его тело накрыло мое, а глаза посмотрели в глаза, я думала – это гламор. Он вполне был способен создать такую иллюзию.

   Я открыла глаза – крылья овевали нас обоих водоворотом красок и движения. Лицо Ройяла так и осталось нежным и треугольным, но было не меньше моего собственного; и красив он был по-прежнему, но когда он наклонился меня поцеловать, я вдруг поняла, что это не иллюзия.

   На него сыпались розовые лепестки, розово-белый ароматный ливень; он поцеловал меня – настоящим поцелуем настоящих, полных губ. Одной рукой я коснулась кудрей у него на затылке, другая скользнула по спине до основания крыльев; мы целовались нежно и долго, и тело его все крепче прижималось ко мне. Сам он вырос, а вот одежда его – нет. И теперь он был голый и лежал на мне, одетой лишь в полураспахнутый халат.

   Он на миг оторвался от поцелуя:

   – Мерри, умоляю… Может, мне больше не выпадет случая исполнить свою мечту.

   – Какую мечту?

   – Ты знаешь.

   Я кивнула:

   – Да.

   Я просунула руку между нами – он был готов и нетерпелив, и достаточно велик, чтобы удовлетворить любую женщину.

   – Пожалуйста, – сказал он.

   – Да, – повторила я, подаваясь бедрами ему навстречу.

   Он открыл глаза, с недоверием уставившись на меня:

   – Да?

   – Да.

   Он улыбнулся и приподнялся на руках, чтобы двигаться свободней. Мне открылся вид на наши тела, и я увидела, как он проталкивается в меня, как входит в меня впервые.

   – О Богиня! – воскликнула я.

   Дождь цветочных лепестков превратился в густую метель – только этот ароматный снег не холодил кожу, а ласкал.

   Крылья Ройяла взметнулись, обрамляя бледную красоту его тела. Глянув на меня, он сказал:

   – Ты на ложе из розовых лепестков.

   И он любил меня, скользил и двигался во мне, словно заранее зная, что нужно делать, и крылья раскрывались во всю ширину, когда он погружался в меня до самых глубин.

   Я дышала все быстрей, во мне нарастала теплая тяжесть. Его движение становилось все нетерпеливей, он задышал чаще.

   – Почти, еще чуть-чуть, – выдохнула я.

   Он кивнул, словно догадался – или услышал. Он боролся с собственным телом, с непослушным дыханием, со всем в себе, чтобы дать мне еще несколько секунд, несколько движений – и вот мир взорвался, и я кричала его имя, руки впивались ему в бока, в спину, я хваталась за него, извиваясь и вопя.

   Кожа у меня светилась так ярко, что на потолок легла крылатая тень. Он закричал, еще раз всаживаясь в меня – мы кричали оба, а потом он затих, опираясь на руки, и голову опустил, как загнанная лошадь. Крылья медленно опадали у него за спиной.

   Краем глаза я заметила движение в комнате и поняла, что Мистраль с Холодом видели как минимум завершающий акт. Ройял опустился на меня, и только когда его горячее тело соскользнуло в сторону, а голова легла на подушку рядом с моей, я поняла, что в этом облике он выше Китто. Вровень со мной.

   Я обняла его – осторожно, чтобы не повредить крылья, и мы вместе ждали, пока сердца замедлят бег. Что-то прохладное капнуло мне на плечо. Я отвела в сторону его кудри и он приподнял голову, посмотрел на меня. Он плакал.

   Я сделала единственное, что пришло мне в голову – поцеловала его, и мы лежали обнявшись, пока не нашли в себе сил встать и пойти в ванную. Совсем недавно мы обсуждали, кто сегодня будет спать в одной постели со мной и Мистралем. Теперь я выбрала своего кандидата – если не возразит Повелитель Бурь, а он может и возразить. Может быть, как и в случае с Баринтусом, мне пора уже перестать подстраиваться под чужие желания и выполнить свое, а сейчас я ничего так не желала, как оставаться с Ройялом. Не знаю, гламор его так подействовал или цветочный дождь Богини, но именно с ним я хотела ночевать в одной кровати.