Текст книги "Прегрешения богов"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 22

   Здесь было две гостиных – одна поменьше, поинтимней, если это слово можно применить к пространству, в котором помещаются столовая, кухня, прихожая и выгороженная с одной стороны зона отдыха. Все помещение называлось «большой комнатой», но та его часть, что служила гостиной, была меньше прочих, так что звалась «малой гостиной». Большая гостиная была отдельной комнатой, с громадными окнами во всю стену – от высокого остроугольного потолка до застеленного коврами пола.

   Ковров в доме было мало, чуть ли не только в одной этой комнате, потому что на них остаются следы от мокрых ног. По этой причине большая гостиная была изолирована от других комнат и не имела прямого выхода на море.

   Почти весь периметр гостиной занимал широкий секционный диван, оставляя свободным только узкий вход, да еще через равные промежутки между секциями стояли журнальные столики, чтобы было куда поставить стакан или бокал – на случай, если вас не устроит небольшой обеденный стол позолоченного дерева, поставленный сбоку, у забитого доверху бара.

   Белые секции дивана тонули в бежевом море ковра. Цветовое решение почти повторяло обстановку главного дома Мэви Рид. Холодные чистые краски – белый, кремовый, беж, золото и синева – господствовали в других помещениях дома, но здесь ничто не должно было отвлекать глаз от потрясающего морского простора, и кто не страдает боязнью высоты, мог встать у окна и любоваться острыми скалами, о которые бился прибой.

   Комната была красивой и холодной – помещение для деловых встреч, не для дружеских вечеринок. Мы собирались добавить в декор некоторую теплоту.

   Небо за стеклом оставалось черным. Море под полной луной сияло чернильным, почти маслянистым блеском, насколько хватало глаз.

   Бежевый ковер в лунном свете стал серо-белым, предметы отбрасывали густые тени, как бывает только от яркой луны. Мы втроем вошли в эту яркую тень, и наша кожа отразила свет, словно белая вода под лунным сиянием.

   Тишина стояла такая, что слышен был рокот и шепот волн, накатывающих на скалы. Мы скользили в тишине, созданной лунным светом, тенями и вздохами океана.

   Я подошла к дивану у стеклянной стены – называть это окнами было бы неверно. Настоящая стена из стекла, за которой море простиралось в бесконечность, до края мира – темным текучим кольцом, мерцавшим и переливавшимся под лаской луны.

   Игра света заворожила меня, я прошла за диван к самому стеклу, глядя на головокружительную рябь моря и бело-серебряную пену в ночном сиянии.

   Бри аккуратно выкладывал на длинный стол лук, стрелы, меч и ножи.

   Иви подошел ко мне, не снимая ни кобуры с пистолетом, ни перевязи с мечом, ни даже бронежилета. После такого долгого перерыва мужчины обычно робки с женщинами, но Иви схватил меня за плечи крепко до боли и оторвал от земли, чтобы поцеловать. Он не намерен был склоняться, он меня поднес к себе, и ему вполне хватало силы меня держать.

   Полотенце, которым я замотала голову, свалилось, мокрые волосы холодили нам лица. Одной рукой прижимая меня к себе за талию, Иви другой ухватил меня за волосы и резко дернул, заставив вскрикнуть от боли и от другого чувства.

   Отрывисто и свирепо, понизившимся, как это бывает у мужчин, голосом, он сказал:

   – Говорят, тебе нравится боль.

   – Не слишком сильная, – сдавленно от его хватки ответила я.

   – А такая?

   – Такая – да.

   – Ну и отлично. Мне тоже.

   Он отпустил мои волосы и сильнее прижал меня к себе, другой рукой расстегивая бронежилет. Не вытерпев, он швырнул меня на ковер и одним движением сдернул жилет через голову.

   От неожиданности у меня сбилось дыхание, но он взял очень верный тон, подчиняя меня себе. Я люблю играть добровольную жертву – если «насильник» играет правильно. Ошибется – и получит нешуточное сопротивление.

   Полотенце, в которое я завернулась сама, размоталось тоже. Я лежала нагая, открытая лунному свету и Иви.

   Он коленями прижал мои ноги к полу, стаскивая с себя кобуру, меч, ремень и футболку. Все это разлеталось вокруг цветочными лепестками, оборванными нетерпеливой рукой.

   Иви выпрямил торс, еще сильней надавив мне на ноги – почти до боли, но еще не совсем. Я уже видела его голым, потому что мало кто из нас стеснялся наготы, но когда ты случайно видишь мужчину без одежды – это совсем не то, что смотреть на него снизу вверх, зная, что все, что обещает его тело, сейчас будет твоим.

   Талия у него была длинная и стройная, и мышцы под мягко мерцающей кожей тоже были длинные и стройные, и вряд ли физические упражнения могли превратить его в тяжелоатлета. Он был сложен как бегун на длинные дистанции – сила, изящество и скорость в одной упаковке. Волосы веером разлетелись вокруг его головы – они двигались под ветром его собственной магии, образовав почти двухметровый нимб серо-серебристого цвета, а рисунок из листьев и лоз горел ярче, зеленоватыми контурными линиями, словно выложенными оптоволокном. В глазах у него бежали зеленые спирали, и если смотреть на них слишком пристально, начинала кружиться голова.

   Не знаю, что светилось в моих глазах, но он расстегнул пояс штанов и обнажил уже готовую и нетерпеливую часть своего тела – казалось, природа решила на ней отыграться за слишком тонкие прочие части. Ничего лучшего я и желать не могла.

   Иви наклонился ко мне, но его волосы не упали вперед в беспорядке, они аккуратно легли вокруг, укрыв своим сиянием, и шелестя, словно листья на ветру.

   Он прижал мне руки к полу, полностью меня обездвижив, но ноги у меня оставались плотно сдвинуты, и я не понимала, как он своим преимуществом воспользуется. Наклонившись низко к моему лицу, он прошептал:

   – Не хмурься, Мередит. Мне нужно другое выражение у тебя на лице.

   – Какое? – едва выдохнула я.

   Он меня поцеловал. Поцеловал так, словно собирался съесть и начал с губ – я все его зубы почувствовала, но когда я готова была уже заорать, поцелуй стал долгим, глубоким и нежным, невероятно ласковым.

   Чуть отстранившись, он заглянул мне в глаза. В его глазах уже не бежали спирали, они светились ровным зеленым огнем, даже без зрачка, как у слепого.

   – То самое, – сказал он. – Ты говорила, что предварительных ласк тебе сегодня уже хватило, так что я и не заморачивался, но имей в виду, что я не Мистраль. Нежность мне тоже нравится.

   – Но не сегодня, – прошептала я.

   Он улыбнулся:

   – Нет, не сегодня. Я видел, как ты каждый божий день принимаешь тысячу решений. Вечно за что-то в ответе, вечно перед выбором, вечно решаешь чью-то судьбу. Я уловил, что тебе нужно: чтобы хоть когда-то решения принимались за тебя и выбор делала не ты, чтобы хоть на миг могла себя распустить и перестать быть принцессой.

   – И кем стать?

   – Да вот кем, – сказал он, перехватил оба моих запястья одной рукой, другой стаскивая штаны, и раздвинул мне ноги коленями.

   Приподняв голову, я смотрела, как он находит путь в меня; мне почему-то всегда нужно смотреть, как мужчина входит в меня впервые. От одного только этого зрелища я закричала без слов.

   Он давил на мои запястья почти всем своим весом – это было больно, но боль была приятная, боль, которая отмечала, что момент для выбора остался в прошлом. Я могла бы начать сопротивляться, могла сказать нет, но, если он не захотел бы меня отпустить, я бы не вырвалась, и в этой мысленной капитуляции было нечто, чего мне на самом деле давно недоставало.

   Я еще дважды вскрикивала, пока он в меня вошел – и даже не полностью. Еще не скоро я была готова, а его движения стали долгими, ритмичными, медленными. Я думала, с таким началом секс будет жестким, но он оказался похож на второй поцелуй Иви – глубокий, нежный, потрясающий.

   Медленно, равномерно двигаясь, он довел меня до вершины и заставил вслух вопить его имя. Пальцы у меня судорожно сжимались, я бы разодрала ему спину, если бы дотянулась, но он удерживал меня без особых усилий, спокойно и безопасно заставляя орать от восторга.

   По моему телу побежал свет, кожа засияла под стать коже Иви. Пламя моих рубиновых волос играло сполохами на его серо-белых, из глаз лилось золотое и зеленое – другого оттенка, чем из глаз Иви – сияние, и мы лежали в гроте из света и магии, созданном водопадом его волос.

   Лишь когда я превратилась в сплошную дрожь, когда нервные окончания будто обнажились все до одного, когда глаза потеряли способность фокусироваться вовсе – лишь тогда он начал снова. И на этот раз без всякой нежности. Он обрабатывал меня как свою собственность, врезался так, словно хотел достать везде. Меня унесло в оргазм чуть ли не от первого же удара, и я вопила снова и снова, почти на каждом его движении. Оргазмы шли подряд, переливались друг в друга одной сплошной цепью наслаждения, пока я не охрипла от крика и не потеряла способность различать окружающее. Мир сузился исключительно до его врезающегося в меня тела и моего нескончаемого наслаждения.

   Но только с последним толчком я поняла, что до тех пор он сдерживался, потому что на этот раз я заорала по-настоящему, но боль перемешалась с таким наслаждением, что перестала быть болью и стала лишь сияющим, жарким краем экстаза.

   И лишь когда все было кончено, я заметила, что он давно не держит меня за руки, но руки все же не свободны. Я не могла разбегающимися глазами увидеть, что их держит, но по ощущению это были веревки, только очень странные, непохожие на обычные.

   Иви встал с меня, и я поняла, что и ногами пошевелить не могу. Бедра и голени тоже были оплетены веревками.

   Конечно, я постаралась скорее прийти в себя, сфокусировать зрение. Страшно не хотелось так быстро прогонять последействие такого сказочного удовольствия, но мне надо было увидеть, чем он меня связал, и как ему удалось это сделать без помощи рук.

   Мои запястья оплетали лозы. От моих рук они тянулись к другим, карабкавшимся на стеклянную стену, чьи темные тени вырисовывались на светлеющем за оконном фоне. Снаружи было уже не так темно, как когда мы сюда пришли, но и рассвет еще был далек. Тьма редела, но свет еще не показался. В окна заглядывал псевдорассвет, полускрытый темными плетями плюща.

   Иви поднялся на ноги, придерживаясь за спинку дивана, и все же едва не упал.

   – Не помню уже, как давно я не доставлял удовольствия женщине, а способность вызывать лозы я потерял еще раньше. Ты связана плющом, принцесса.

   Я хотела сказать, что не понимаю смысла его слов, но тут увидела Бриака у покрытой плющом стены. Он был обнажен и блистал серовато-белой кожей, не лунно-белой, как моя, а с пепельным оттенком, которого не было ни у кого среди двух дворов. Плечи у него были шире, чему Иви, а тело мощней и мускулистей. И все же Бри был прекрасен и изящен. Длинная коса золотистых волос, перекинутая через плечо, наполовину скрывала его нетерпеливую готовность, но ему пришлось бы распустить волосы, чтобы скрыть свою красоту целиком. Я лежала связанная по рукам и ногам, неспособная пошевелиться, а он возвышался надо мной, нагой и готовый.

   – Не так мне надо было прийти к тебе в первый раз, принцесса Мередит, – сказал он почти смущенно, а это не то чувство, которое поощряется во время секса.

   – Наш Бриак не увлекается бондажем, – усмехнулся Иви. В его словах прозвучало обычное его ехидство, но неизменная раньше нотка горечи ушла, словно вытесненная счастьем разрядки.

   Я потянула за лозы, и они зашевелились сами по себе, связывая крепче, скручиваясь и переплетаясь, так что я только хуже сделала.

   – Да, – подтвердил Иви, – они живые. Они моя принадлежность, но они живые, Мередит. Сопротивляйся, и они затянутся сильней. Сопротивляйся слишком сильно, и повредишь себе.

   Бри опустился на колени, потом на четвереньки и пополз ко мне. Змеившиеся по полу лозы разбегались от него, словно мелкие зверьки. Я невольно попыталась тоже отползти назад, но лозы предупреждающе сжались, будто руки, и я заставила себя лежать спокойно, пока Бри не остановился прямо надо мной.

   Он почти прижался к моим губам своим полным, красным, самым красивым при двух дворах ртом и прошептал:

   – Скажи «Да».

   – Да, – сказала я.

   Он улыбнулся и поцеловал меня, и я ответила поцелуем.

Глава 23

   Поверх широких плеч Бри мне время от времени был виден Иви. Бри опирался на руки, как и Иви до него: оба были слишком высоки, Чтобы у нас что-то получилось в стандартной миссионерской позиции.

   Оторвав одну руку от пола, Бри за подбородок повернул меня к себе:

   – Смотри на меня, принцесса, а не на него, пока я с тобой, а не он.

   Словно оскорбившись моим невниманием, он решил показать, что способен не только на нежность. Он врезался в меня со всей силой и скоростью, под шлепки соударяющихся тел, свое тяжелое дыхание и мои слабые стоны.

   Со времени стараний Иви прошло слишком мало времени, и оргазм настиг меня очень быстро. Только что волна несла меня вверх, и вот я уже билась и выгибалась, рвала стягивающие меня лозы, запрокинув голову, орала в стеклянную стену имя Бри.

   Бриак не оставлял меня в покое, пока я не затихла, не обмякла под ним, лишенная почти всех чувств. Только тогда он позволил себе сделать последний удар, только тогда издал бессловесный вопль. А потом упал на меня, ослабев, но тяжесть его тела казалась приятной и правильной. Сердце Бриака колотилось в мою грудную клетку, дыхание вырывалось с таким шумом, словно он бежал со всех ног, а не лежал на мне, истощенный до такой степени, что едва смог сдвинуться чуть в сторону, чтобы не придавить меня своим весом.

   Когда я смогла сфокусировать зрение, он лежал на боку рядом со мной и как раз закрывал глаза.

   – О Богиня, это было даже слишком хорошо, – сказал он охрипшим голосом.

   – После такого поста это почти больно, правда? – спросил Иви. Он сидел теперь на диване, заняв в нашем порнотеатре место в первом ряду.

   – Да, – отозвался Бри.

   – Ты меня слышишь, принцесса? – спросил Иви.

   Не сразу, но я смогла ответить:

   – Да.

   – А понимаешь, что я говорю?

   – Да.

   – Скажи мне что-нибудь, кроме «да».

   Чуть улыбнувшись, я спросила:

   – А что тебе сказать?

   Он улыбнулся.

   – Отлично, значит, и вправду слышишь. Я думал, ты от удовольствия сомлела.

   – Почти, – сказала я.

   – Может, в следующий раз, – заявил он.

   Я попыталась взглянуть на него пристальней, прогоняя последействие оргазма. На востоке уже разгорелся рассвет и небо на западе стало белым. За нашими играми и ночь прошла.

   – А что, будет следующий раз? – спросила я и поняла, что сорвала себе голос недавними криками.

   Он улыбнулся шире, глянул с тем знанием, что появляется в мужском взгляде после самого тесного из контактов.

   – Ты нам приказала как можно скорее найти себе другую, но не запретила прикасаться к тебе.

   Возразить мне было нечего, хотя надо было что-то найти. Но я еще плохо соображала. Тело будто растеклось, я словно не полностью в нем находилась. Сознание я не потеряла, как это предположил Иви, но была к этому близка.

   Лозы принялись расплетаться, освобождая мне руки и ноги, и отползать – словно обладая мускулами и собственной волей. Запахло цветами, но не розами и не яблоней.

   Я повернулась к Бри, так и лежавшему на боку у стеклянной стены. За несколько шагов от него прямо у стены выросло дерево – не меньше десяти футов в высоту. Светло-серая кора покрывала его ствол, а ветви были усыпаны бело-розовыми цветами, и воздух вокруг наполнился их сладким ароматом.

   Я сумела приподняться на локтях, чтобы присмотреться получше. Оттенок коры точно повторял тон кожи Бриака. Я всегда знала, что он бог растений, но по его имени нельзя было догадаться каких. С цветущего дерева я перевела взгляд на лежащего рядом мужчину – он, кажется, сознание все-таки потерял.

   – Это ведь…

   – Вишня, – договорил за меня Иви.

Глава 24

   Мы не знали, долго ли проживут вишневое дерево и лозы плюща, или они исчезнут назавтра, как яблоня в главном доме Мэви Рид, выросшая после нашего с ней секса. А потому, не сговариваясь, все собрались на завтрак за столом в большой гостиной, под сенью вишневых ветвей, цветущих и дышащих весной.

   Галену и Хафвин пришлось дальше ходить с подносами, но все им помогали, и никто об этом не пожалел, когда на тарелки посыпались первые лепестки. Когда мы заканчивали завтрак, вся комната была усыпана бело-розовыми сугробами, а на ветках проклюнулись зеленые листочки и показались первые завязи ягод.

   Под шелест падающих лепестков и разворачивающихся листьев мы вели тихий разговор. И даже самые скверные новости казались не такими уж страшными и зловещими, словно сам воздух пропитался спокойствием и счастьем, и ничто не могло вывести нас из равновесия.

   Мне понятно было, что долго это не продлится, но пока мы наслаждались счастливыми мгновениями. Даже Дойл и Холод не стали тревожиться, что проспали все события ночи. Я пересказала свой сон о Бреннане и его группе, и мы обсудили его возможный смысл и значение того факта, что спасенные мной солдаты получили способность исцелять наложением рук.

   Мы говорили о разных материях, в том числе мрачных, но ничто не казалось мрачным и жутким под сенью волшебного дерева, в лившемся сквозь окно блеске моря. Чуть ли не самое мирное воскресенье в моей жизни – тихая беседа, дружеские прикосновения и объятия, и даже сообщение Риса о том, что у него появился собственный ситхен, никого не потрясло. Наверное, сегодня можно было вывалить на нас любые новости, даже самые плохие и страшные, и ни одна из них не показалась бы такой уж важной или мрачной.

   Нам выпал день блаженства, и хотя мы планировали сегодня вернуться в большой дом, почему-то никто не поспешил это сделать. Никто не хотел разбивать очарование этого дня – чары это были или благословение, не важно. Каким словом его ни называть, а мы хотели, чтобы волшебство продлилось. И оно продолжалось весь день и всю ночь, но утро понедельника неотвратимо, и магия выходного дня не длится бесконечно. Даже для принцесс и бессмертных воинов.

Глава 25

   Я прижималась к теплой спине Холода, рукой обнимая его талию, а бедрами ощущая твердую округлость его зада. Дойл так же крепко прижимался к моей спине. Оба были выше меня на фут с лишним, так что носом я утыкалась в лопатки Холода, но тут уж приходилось выбирать – либо лицами соприкасаться, либо нижними частями. Сразу всем не получается.

   Дойл уютно свернулся, закинув длинную руку через меня Холоду на бок. Из всех моих мужчин эти двое чаще всего прикасались во сне друг к другу, словно им необходимо было присутствие друг друга, а не только мое. Мне это нравилось.

   Дойл пошевелился, и я вдруг почувствовала, что ему очень нравится прижиматься ко мне сзади. Ощущение выдернуло меня из дремоты. Часов я не видела и, сколько осталось до звонка будильника, не знала, но намерена была воспользоваться всем оставшимся нам временем.

   Зазвучала мелодия – нет, не будильник. «Feelin' Love» Полы Коул – значит, мой сотовый. Дойл и Холод проснулись мгновенно: тела напряглись, мышцы готовы были взметнуть их с постели в направлении неведомой опасности. Большинство стражей именно так просыпались, если только я не будила их лаской, как будто любой другой способ пробуждения предполагал опасность.

   – Это мой телефон, – сказала я.

   Их напряженные мышцы слегка расслабились. Холод запустил длинную руку в кучу нашей сваленной у постели одежды, нашаривая трубку.

   Что хорошо в «Трео» – он играет песню целиком, и это он и делал, пока Холод копался в одежде. Но если бы я полезла разыскивать телефон, кому-то пришлось бы меня держать, чтобы я не свалилась с кровати. Холод до пола дотягивался запросто; когда он наконец нащупал трубку, то без всякого усилия протянул ее в мою сторону.

   Песня доиграла уже до середины, и я в очередной раз задумалась, не сменить ли мне основной звонок. Все прекрасно, если только она не играет слишком долго на публике. Меня ее сексуально окрашенный текст не смущает, но я все жду, что какая-нибудь старушка или молодая мамаша с детьми выразит мне свое возмущение. Впрочем, пока никто не возмущался – а может, я успевала вовремя взять трубку.

   Нажав на кнопку, я услышала голос своего босса Джереми Грея:

   – Мерри, это Джереми.

   Я села в постели, отыскивая взглядом светящийся циферблат прикроватных часов – неужто я проспала? По свету за окном было не понять: шторы слишком плотные.

   – А который час?

   – Только шесть, так что в офис тебе еще не скоро.

   Голос у него был невеселый. В норме Джереми скорее оптимист, так что явно что-то случилось.

   – Что случилось, Джереми?

   Оба стража повернулись на спину и уставились на меня, снова насторожившись, – они тоже знали, что в такую рань Джереми из-за пустяков звонить не будет. Странно, но почему-то ради хороших новостей никто тебя будить не станет.

   – Новое убийство фейри.

   Я села прямее, простыня сползла на колени.

   – Такое же?

   – Еще не знаю. Люси только что позвонила.

   – Позвонила тебе, а не мне, – протянула я. – Наверное, после того бардака, что случился из-за моего присутствия в прошлый раз, я теперь персона нон-грата.

   – Это так, – сказал он. – Но она позволила мне решать, нужно ли привлекать тебя и твоих стражей. Выразилась очень ясно: «Привози тех сотрудников, которых сочтешь наиболее полезными. Я твоему суждению доверяю, Джереми, и уверена, что ты понимаешь ситуацию».

   – Витиевато для нее.

   – Если ты теперь появишься, это будет не ее вина, а моя, а у меня больше резонов тебя задействовать, чем у нее.

   – Я не уверена, что начальники Люси не правы, Джереми. Она лишилась своего единственного свидетеля из-за того, что пришлось мчаться меня спасать.

   – Возможно. Но если фейри, тем более фея-крошка, хочет сбежать она сбежит. По умению исчезать они нам всем сто очков вперед дадут.

   Это верно, но…

   – Ну все равно весь бардак был из-за меня.

   – Возьми только тех стражей, которые умеют скрываться гламором. Но больше, чем в тот раз; двоих для защиты от репортеров явно недостаточно.

   – Чем больше охраны, тем больше народу придется прятать, – сказала я.

   – Я позвоню другим, и мы все явимся одновременно. Ты затеряешься в толпе, только оставь дома Дойла с Холодом. Они чертовски приметны, а гламором не владеют.

   – Им это не понравится.

   – Ты принцесса или нет, Мерри? Если да, то командуй. Если нет, брось притворяться.

   – Говоришь со знанием дела.

   – Ну да. Значит, если ты мне нужна, поезжай к Джулиану, он будет ждать.

   Он назвал мне место сбора, чтобы я пересела в другую машину, не связанную со мной в глазах прессы.

   – Много народу на осмотр места преступления не пустят, – напомнила я.

   – Нам не всем нужно его осматривать, а репутации агентства не повредит, если побольше наших повертится перед камерами рядом с полицией.

   – Ну да, потому ты и босс, что думаешь об этом.

   – Не забудь, что сейчас сказала, Мерри. Право быть боссом надо заслужить. Все, бросай телефон, насладись лишней парой часов со своими красавцами, но будь готова оправдывать звание принцессы. Свои две тени оставь дома и приезжай по моему звонку с кем-нибудь менее заметным.

   Я положила трубку и объяснила Дойлу и Холоду, почему мне надо ехать, а им нельзя. Им это очень не понравилось, но я поступила по совету Джереми. Он прав. Главная тут я, и мне либо надо делать свое дело, либо уступить другому. Было время, когда я едва не отдала его Дойлу, а теперь – Баринтусу. У нас слишком много вождей и маловато индейцев.

   Дойл и Холод оделись – в джинсы и футболку и в деловой костюм соответственно. Я выбрала легкое платье и туфли на каблуках. Каблуки – ради Шолто, который должен был прибыть для усиления моей охраны. Гламором он владеет в совершенстве и умеет в одно мгновение переместиться из своего царства на кромку прибоя, поскольку прибой – это место «между», а он – Властелин таких мест. Из всех сидхе только он и король Таранис сохранили способность к таким волшебным путешествиям.

   К сожалению, из прочих стражей в нужной степени владели гламором только двое – Рис и Гален. Оба они пойдут со мной, но этого мало. Я достаточно знала Дойла и Холода, чтобы знать их мнение, не спрашивая. Раз они со мной не идут, мне нужно больше двух телохранителей. Шолто уже в пути, но кто еще? Вместо того, чтобы приятно провести время, мы почти все утро спорили, кто пойдет со мной.

   Рис сказал:

   – Шаред и Догмела владеют гламором почти на моем уровне.

   – Но они с нами всего несколько недель, – возразил Холод. – Им нельзя доверить личную охрану Мерри.

   – Рано или поздно их придется испытать, – ответил Рис.

   – Они состояли в карманной гвардии Кела всего месяц назад, – сказал Дойл, следивший с края кровати за тем, как я одеваюсь. – Я не спешу доверить им охрану жизни и здоровья Мерри.

   – Я тоже, – сказал Холод.

   – Они хорошо несут службу здесь, в пляжном доме, – заметил Баринтус, стоявший у закрытой двери.

   – Здесь они только часовые, – отмахнулся Дойл. – На часах постоять кто угодно может. Личная охрана – совсем другой уровень ответственности.

   – Либо мы им доверяем, либо пора отсылать их прочь, – сказал Рис.

   Дойл с Холодом переглянулись, после паузы Дойл сказал:

   – Я не настолько в них не уверен.

   – Тогда доверь хотя бы некоторым из них охранять Мерри, – предложил Баринтус. – Они уже начали думать, что им никогда не будут доверять из-за их связанного с Келом прошлого.

   – Откуда ты знаешь? – спросила я.

   – Они веками служили королеве и принцу, им нужен командир. Ты их слишком часто отсылаешь сюда, им поневоле приходится подчиняться мне.

   – Но ты ими не командуешь, – сказал Рис.

   – Нет, командует ими принцесса, но ваше желание держать их на расстоянии ради предосторожности создает вакуум власти. Они напуганы новым для них миром и не понимают, почему Мерри не возьмет часть из них во фрейлины.

   – Это человеческий обычай, который переняли в Благом дворе, – отмахнулась я. – У королевы Неблагого двора фрейлин нет.

   – Это верно, но из тех стражниц, кто перешел к тебе, многие дольше прожили при Благом дворе, чем при Неблагом. Они обрадуются знакомому обычаю.

   – А не ты этому знакомому обычаю обрадуешься? – спросил Рис.

   – Не понимаю, что ты имеешь в виду.

   – Понимаешь. – Тон у Риса был даже слишком серьезный.

   – Нет, не понимаю.

   – Тебе не идет напускное простодушие, морской бог.

   – Тебе тоже, бог смерти, – сказал Баринтус с ноткой раздражения в голосе. Не то чтобы злости – я еще ни разу не видела, чтобы он по-настоящему злился, но все же между ним и Рисом появилось некоторое напряжение.

   – В чем дело? – спросила я.

   Ответил мне Холод.

   – Из твоих приверженцев эти двое самые могущественные.

   Я повернулась к нему.

   – И какое это имеет отношение к их неладам?

   – Они заново обретают силу и начинают пробовать рога, как бараны по весне.

   – Мы не животные, Убийственный Холод.

   – Поэтому ты мне напоминаешь, что я не урожденный сидхе, а также что я не приплыл на берега нашей прежней родины среди прочих детей Дану. Напоминаешь, всего лишь назвав старым прозвищем. Да, я был Убийственным Холодом, а прежде и того меньше.

   Баринтус молча на него смотрел. Потом сказал:

   – Возможно, я и впрямь до сих пор расцениваю как низших тех из сидхе, кто вышел из малых фейри. Я этого не хотел, но и отрицать не могу. Мне тяжело видеть тебя супругом принцессы и одним из будущих отцов ее детей, притом что тебе никогда не поклонялись и был ты прежде не более чем мелким духом, расписывающим окна узорами.

   Никогда не подозревала, что Баринтус не ставит наравне урожденных сидхе и тех, что начинали жизнь как малые фейри. Я даже не пыталась скрыть свое удивление.

   – Ты никогда ничего подобного не говорил, Баринтус.

   – Я был бы рад любому отцу твоих детей, если бы он возвел тебя на трон, Мередит. Мы потом сумели бы упрочить твое положение.

   – Ты ошибаешься, Баринтус. Если бы я приняла корону, на меня продолжались бы покушения, и кто-то из нас их бы не пережил. Неблагой двор никогда меня не примет.

   – Мы бы заставили их признать твою власть.

   – Ты все время повторяешь «мы», Делатель Королей. Кто эти «мы»? – спросил Рис.

   Мне припомнилось вчерашнее предостережение Риса.

   – Мы – это мы. Принцесса и ее знатные приверженцы.

   – Кроме меня, – отметил Холод.

   – Я так не говорил, – сказал Баринтус.

   – Но подразумевал? – спросила я, протягивая руку Холоду. Прямой и гордый, он встал рядом со мной, я прислонилась головой к его ноге.

   – Правда ли, что тебя короновала сама страна фейри с благословения лично Богини? – ответил он вопросом. – Точно ли ты носила корону Луны и Сумерек?

   – Да.

   – А Дойл точно был увенчан короной Терна и Серебра?

   – Да, – сказала я, поглаживая пальцем руку Холода и чувствуя под щекой успокаивающую твердость его бедра.

   Баринтус закрыл руками лицо, словно ему невыносимо стало на нас глядеть.

   – Да что с тобой? – спросила я.

   Он сказал, не отнимая рук от глаз:

   – Ты ведь победила, Мерри, неужели ты не понимаешь? Ты завоевала трон, а ваши короны заставили бы замолчать любого несогласного.

   С глубоко несчастным видом он опустил руки.

   – Ты напрасно так в этом уверен.

   – Даже сейчас, у меня на глазах, он рядом с тобой – тот, ради кого Ты отдала все.

   Я наконец поняла, что выводило его из себя, – или подумала, что поняла.

   – Ты расстроен, что я пожертвовала короной ради жизни Холода.

   – Расстроен, – повторил он и саркастически рассмеялся. – Нет, я бы так это не назвал. Если бы такая милость была дарована твоему отцу, он бы знал, как следует поступить.

   – Мой отец на долгие годы покинул страну фейри, чтобы спасти меня.

   – Ты – его ребенок.

   – Любовь есть любовь, Баринтус. Что родительская, что любая другая.

   Он презрительно фыркнул.

   – Женщина. Наверное, для тебя такие материи могут стать мотивом. Но ты, Дойл? – Он повернулся к черному стражу. – Ты, Дойл, отдал все наши мечты за жизнь одного сидхе. Зная, что станется с двором и всем нашим народом при безумной королеве и династии без наследника.

   – Я ожидал либо гражданской войны, либо убийства королевы, и затем смены династии.

   – Как ты мог поставить единственную жизнь выше блага всего твоего народа?

   – Мне представляется, что твоя вера в наш народ слишком высока, – сказал Дойл. – Была ли Мерри коронована страной и Богиней или нет, а двор слишком глубоко расколот противоборствующими группировками. Убийцы не остановились бы перед троном. Мерри, новую королеву по-прежнему пытались бы убить или лишить ближайшего окружения, оставив одинокой и, по их мнению, беспомощной. Многие были бы рады превратить ее в собственную марионетку.