Текст книги "Собрание сочинений. Том 5"

Автор книги: Лопе Феликс Карпио де Вега

Лопе де Вега
Собрание сочинений в шести томах. Том 5

УМНЫЙ У СЕБЯ ДОМА

Перевод В. БУГАЕВСКОГО

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мендо.

Антона – его жена.

Санчо – его отец.

Дон Леонардо.

Донья Эльвира – его жена.

Дон Фернандо.

Дон Энрике.

Инес – служанка в доме Мендо.

Лусия – служанка в доме Мендо.

Ториндо – слуга в доме Мендо.

Леонора – служанка в доме дона Леонардо.

Слуга в доме дона Леонардо.

Мондрагон – слуга дона Фернандо.

Лисено, Эргасто, Хилоте – пастухи.

Певцы и музыканты.

Действие происходит в Пласенсье и ее окрестностях.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ПАСТБИЩЕ В ГОРАХ

Лисено, Эргасто, Хилоте.

Лисено

 
Заладил ветер до утра.
Послал же черт нам жизнь такую!
 

Эргасто

 
Приятель! Чем болтать впустую,
Ломай валежник для костра.
Как я продрог!
 

Хилоте

 
Стучит зубами!
Ишь, неженка! А говорят,
Что пастуху сам черт не брат.
 

Эргасто

 
У турок бы звенеть цепями
Тому, из-за кого в горах
Я мерзнуть принужден.
 

Лисено

 
И это
Ты говоришь в начале лета?
 

Эргасто

 
Авильская гора в снегах[1]1
  Авильская гора в снегах. – Одна из наиболее высоких вершин кастильских гор. В старой испанской литературе, особенно в поэзии, любили подчеркивать ее высоту.


[Закрыть]
Навек застыла.
 

Лисено

 
Несомненно
Зима, которую подчас
Клянут в долинах, здесь для нас
Была б весной благословенной.
 

Хилоте

 
Все это так, но мне меж тем
Прискучило ворчать и злиться.
 

Лисено

 
Эх, глянуть бы хоть раз на лица
Тех сочинителей поэм,
Что жизнь пастушью воспевают!
У них все травка – что ни стих —
Да ручейки.
 

Хилоте

 
Амур[2]2
  Амур – Эрот или Купидон, бог любви, представляющийся в виде прекрасного мальчика или юноши, который, летая на своих золотых крыльях, поражает стрелами сердца людей. (Ант. миф.)


[Закрыть] иных
Истомой летней одаряет
И в стужу, а другим весна
Лишь снится. К ним она в постели
И не заглянет.
 

Лисено

 
Неужели
Любовь к богатству льнет?
 

Хилоте

 
Она
Услада тех, кто от безделья
И вечной праздности устал.
 

Лисено

 
Вот всадник промелькнул у скал,
Поднявшихся за старой елью.
 

Эргасто

 
Уж не хозяин ли? Вглядись,
Лисено…
 

Хилоте

 
Тут по крайней мере
С полмили. Брось! Я не поверю,
Что зорче видит он, чем рысь.
 

Лисено

 
Бьюсь об заклад, что это скачет
Наш Мендо на своей гнедой.
 

Эргасто

 
Вот пес его сторожевой.
 

Лисено

 
Кобыла ржет.
 

Эргасто

 
Узнала, значит,
То пастбище, где с жеребцом
Резвилась.
 

Хилоте

 
Продан он соседу,
Ученому законоведу;
Пора ей позабыть о нем.
 

Эргасто

 
Зовет! Вот если б так же звали
Красавицы дружков своих —
Властителей потех ночных!
 

Хилоте

 
Поверь, зовут, и уж едва ли
Сильней воинственный свой пыл
Конь Сида проявлял,[3]3
  …Воинственный свой пыл Конь Сида проявлял. – Сид – Родриго Руй Диас де Вивар, прозванный Сидом (арабск. – «господин») (1043–1099) – национальный герой Испании, прославившийся своей борьбой с маврами. В поэтических легендах о Сиде его коню уделялось неизменное внимание. Во всем он был под стать своему могучему и неукротимому седоку.


[Закрыть] завидя
Доспехов блеск, хоть в нем и Сиде
Один и тот же пламень жил.
 

Мендо

(за сценой)

 
Стреножь пока мою кобылу
И жди меня.
 

Эргасто

 
Своим глазам
Не верю!
 

Хилоте

 
Кто приехал к нам!
 

Лисено

 
Вот гость!
 

Эргасто

 
Вдруг счастье привалило.
 

Те же и Мендо.

Лисено

 
Наш Мендо!
 

Мендо

 
Рад вам пожелать,
Друзья, удачи и здоровья.
 

Хилоте

 
Науку, что зовут любовью,
Устал хозяин изучать,
Раз предпочел ей эту стужу
И ветер.
 

Мендо

 
Я люблю жену,
Ей верю и ее одну
Оставить не страшусь. К тому же
Ко мне дошел сторонкой слух,
Что на горе здесь рубит кто-то
Мой лес иль тешится охотой.
Тут у меня от злости дух
Перехватило. Гнев ужасный
Мной овладел. Я на гнедой,
Летящей огненной стрелой,
Сюда помчался, и… напрасно.
Ведь люди завистью полны,
И вот какой-нибудь пройдоха
Решил, что было бы неплохо
Меня от молодой жены
Отвлечь хоть ложною тревогой.
Но как над ним я посмеюсь!
Пришпорю лошадь и вернусь
Домой кратчайшею дорогой.
 

Хилоте

 
Нет, пусть красавица жена
Без мужа ночь пробудет эту.
Покрыла черную карету
Коростой ледяной луна.
Дождаться нужно вам, чтоб небо
Порозовело, расцвело
И увенчало бы чело
От сна воспрянувшего Феба,[4]4
  И увенчало бы чело От сна воспрянувшего Феба. – Феб (Аполлон) – бог солнца и света, в переносном значении солнце. (Ант. миф.)


[Закрыть]
И мы отпустим вас.
 

Мендо

 
Но как
Устроюсь я?
 

Хилоте

 
Вас не обделим —
Под плащ овечьих шкур настелим.
И мягче, чем любой тюфяк,
Земля окажется нежданно.
Такому ложу на войне
Завидовать, поверьте мне,
Могли б четыре капитана.
Я умолчу уже о тех,
Кому и на шелку не спится.
Одним успела в кости впиться
Подагра; карта, как на грех,
К другим приходит в это время…
А вы уснете крепким сном,
Взамен подушки вам набьем
Холстину перьями. (Не теми,
Чьим пением скрипучим всласть
Любой писака упивался,
А теми, с коими расстался
Петух, спеша в бульон попасть.)
И ветер вас баюкать будет,
А не костяшки, что, стуча,
Прочь гонят сон от богача
И кровь его то жгут, то студят.
Вы голодны? Эргасто! Нож
Точи и выбирай козленка.
По мне вот этот, с шерстью тонкой,
Вполне для вертела хорош.
Лисено! Пламя не погасло?
Ты позаботишься о нем
И на золе иль над огнем
Застывшее растопишь масло.
Хотите пить? У нас всегда
Хранится молоко в кувшинах.
Чуть отхлебнете – и в сединах
Заиндевеет борода.
Вино без всяких церемоний
Рассадит нас вокруг костра,
А там, проспав здесь до утра,
Вернетесь вы к своей Антоне.
 

Мендо

 
Я вас порадовать хочу,
Чтоб вам не вздумалось, пожалуй,
Что скупо я иль слишком мало
За вашу преданность плачу,
Чтоб не сказали о невежде,
Что копоть от угля на нем
Чернеет до сих пор пятном
(Ведь угольщиком был я прежде,
И уголь-то отцу и мне
Принес со временем достаток),
Ответ мой будет прост и краток:
Друзья! На вашей стороне
Победа…
 

Хилоте

 
Долгий век олений
Живите!
 

Мендо

 
Слово невпопад
Ты бросил. Ведь олень рогат,
А я… Хоть чужд я опасений,
Но помню, что жену зовут
У нас в Пласенсии Прекрасной,
А эта слава так опасна,
Что лучше уж быть зорким тут.
 

Хилоте

 
Так будьте долговечней башни,
Что эти скалы сторожит;
Чем паутина, что лежит
На позабытой плугом пашне;
Чем улей, бережным трудом
От непогоды защищенный;
Чем двадцать раз во время оно
Заложенный владельцем дом;
Как плющ, что обвивает стены,
Пусть вьется ваша борода;
Как знак земельный, навсегда
Здесь врытый, стойте неизменно
И крепче будьте, чем утес,
Нет – чем гранитное корыто,
Что вытесал для домовитой
Хозяюшки каменотес.
Живите дольше (тут уж сбиться
И смолкнуть время мне велит),
Чем затянувшийся визит
Глупца назойливого длится.
 

Мендо

 
Не расплатиться мне вовек
С тобой за пожеланье это…
Но стук копыт раздался где-то
В лесу.
 

Хилоте

 
Какой-то человек
К нам скачет на коне.
 

Мендо

 
Застала
Ночная мгла его в пути.
 

Хилоте

 
Уж не желает ли найти
Ночлег охотник запоздалый?
 

Мендо

 
Он спешился, глядит вокруг…
Что этому сеньору надо?
 

Те же и дон Леонардо.

Дон Леонардо

 
Рад встретить вас.
 

Мендо

 
И мы вам рады.
Охотились вы?
 

Дон Леонардо

 
Да, но слуг
И с ними двух своих спаньелей
В лесу я потерял впотьмах.
 

Эргасто

 
Сосед – ученый! Он в гостях
У вас на прошлой был неделе.
 

Хилоте

 
Не тот ли, чья жена у нас
Слывет красивейшею дамой?
 

Мендо

 
Ты не ошибся, Хиль, тот самый!
И он в лесу, в столь поздний час?
 

Хилоте

 
Бродить в лесу, в законах рыться
И поклоняться красоте?
 

Эргасто

 
Не эти склонности, так те
Помогут от забот укрыться.
 

Хилоте

 
Охоту вправе мы считать
Наукой королей исконной.
Пусть ищет он в лесу законы,
Иначе где ж их отыскать?
И не тревожьтесь, что он разом
Утратил двух поводырей,—
Тут скажутся еще сильней
Их тонкое чутье и разум.
 

Мендо

 
Я, значит, вижу пред собой
Дон Леонардо?
 

Дон Леонардо

 
Да, и случай,
Заставивший под этой кручей,
Окутанной зловещей тьмой,
Меня до полночи скитаться,
Вдруг надоумил к вам свернуть,
Чтоб вы мне указали путь.
 

Мендо

 
Советую вам здесь остаться,
Чтоб снова не попасть в беду.
Метель ярится все сильнее.
 

Дон Леонардо

 
Моя Эльвира! Как же с нею
В разлуке ночь я проведу?
 

Мендо

 
И мне тоскливо без Антоны,
Моей красавицы жены,
Но там во мглу погружены
Тропинки горные и склоны,
А здесь мы, выпив молока
И сыру съев, вина нацедим,
Потом подстелят двум соседям
Овечьи шкуры под бока.
Не лучше ль так? Но не пристало
Мне спорить с мудростью самой.
 

Дон Леонардо

 
Хоть преградить мне путь домой
Ни снежной буре, ни обвалу
Не удалось бы, но сейчас
Себя остаться принуждаю,
И если так я поступаю,
То знайте: только из-за вас.
Я полон к вам такой приязни,
Что был бы рад включить вас в круг
Друзей ближайших.
 

Мендо

 
Что так вдруг?
Не кажется ль вам сообразней
Для дружбы ровню подыскать?
Ведь трудно столь различным людям,
Как вы да я, – хоть вместе будем
И есть, и пить, – друзьями стать.
Науки муж и пентюх темный,
Идальго и простой мужик —
Где общий мы найдем язык?
Нас разделяет ров огромный,
Я речь об овцах заведу,
Сеньор – о царственном величье,
Я – про свои дела мужичьи,
Вы – о взысканьях по суду.
 

Дон Леонардо

 
У жизни для всего живого
Одно предначертанье – жить!
Жизнь может сблизить и сдружить
С ученым пахаря простого.
Ведь общность жизненных путей
Приводит к дружбе настоящей.
 

Мендо

 
Ну что ж…
 

Дон Леонардо

 
Чтоб видеться почаще
Могли мы, я жене своей
Скажу, чтоб с вашей подружилась.
 

Мендо

 
Все, видно, к этому идет.
 

Хилоте

 
Козленок только вас и ждет.
 

Мендо

 
Присаживайтесь, ваша милость.
 

Дон Леонардо

 
Как быть мне? Ведь Эльвира там
Не спит в тревожном ожиданье.
 

Мендо

 
Тем будет радостней свиданье.
 

Хилоте

(в сторону)

 
Ученый лезет к мужикам!
Зачем? Ведь при твоих повадках
Похож, мне думается, ты
На тех, кто ради простоты
Чеснок ест в бархатных перчатках.
 

КОМНАТА В ДОМЕ МЕНДО

Санчо, Антона.

Санчо

 
Что? Нет из-за меня покоя?
Ворчу все время и корю.
Но ты ведь стала мне родною,
И я как твой отец с тобою,
А не как свекор говорю.
Браню тебя не за наряды,—
Все женщины обновам рады,
Тут ничего плохого нет,
Но плохо, что за этим вслед
Приходят ветренные взгляды.
 

Антона

 
Грешит на суд суровый ваш
Пристрастьем к модам ваша дочка?
Где, в чем сказалась эта блажь?
 

Санчо

 
А вот взгляни на твой корсаж
С серебряною оторочкой.
Хоть женщина, готов признаться,
Должна получше наряжаться,
И тут не скажешь ничего,
Но надо все ж соображаться
С достатком мужа своего.
Однако пряжки, так любовно
Украшенные бирюзой,
Что и средь утвари церковной
Сверкали б в праздник храмовой;
Иль вот на нитке золотой
Кораллы, что, как пламя, рдея,
Твою охватывают шею,
Иль туфли, на которых ты
Из бантов пышные кусты
Взрастила, замши не жалея,—
Совсем не для тебя!.. Пойми:
Твой муж не князь и не подеста,
Он из простого слеплен теста,
И между скромными людьми
Вы для себя ищите место.
А угольная пыль к тому ж
Так крепко въелась в наши руки,
Что хоть от злости занедужь,
Ее не смоет ни твой муж,
Ни сыновья его, ни внуки.
Тебя Прекрасной нарекла
Молва… Но будь такой же скромной
Ты, став мне дочерью приемной,
Какой в девичестве была.
Поверь: ты более мила
В крестьянском, просто сшитом платье,
В нем (таковы мои понятья)
Укрыта женщина от бед.
Так не сердись за мой совет,
Честь дочки должен охранять я.
 

Антона

 
Да хранит вас бог самих,
Добрый Санчо, хоть от желчи
Ваших въедливых советов,
Словно жимолость, увянет
Вскоре молодость моя.
Просите за все укоры
Вас простить. Но все прощают
Старикам их незаметно
Прочь умчавшиеся годы.
Кто же видел, чтобы старость,
Отягченная годами,
К легкой юности своей
Обращала бы лицо?
С кровью стынущей – ведь в ней
Гаснут жизненные соки —
И с душою, оскорбленной
Тем, что лишь объедки жизни
Доедать им остается,—
Злятся старики на всех,
Видя и не понимая,
Что готово закатиться
Солнце жизни их. Четыре
Жизненных поры подобны
Четырем животным. Вот что
Вам о них я расскажу: Человека от пяти
До одиннадцати лет
Несмышленышем, ягненком
Назову. И он проводит
Время в играх и забавах,
Прыгая, резвясь беспечно.
От четырнадцати лет
И до тридцати он схож
С благородным скакуном;
Ведь и этот – то гордится
Яркой праздничною лентой,
То по прихоти внезапной
Удила перегрызает.
В сорок – это лев, свирепей
Тех, что бродят по ущельям
Гор Албанских или рыщут
В дебрях Индии. Ваш возраст
Уж простите, что его
С отвратительным животным
Сравнивать принуждена я,—
Мне свинью напоминает.
Роется она в отбросах
Тупоносым грязным рылом,
Словно днем и ночью в них
Роет для себя могилу,
Вечно хрюкая, ворча,
Недовольная другими
И собою – оттого что
От нее малейшей пользы
Нет, покуда не вонзится
Нож в щетинистую шею.
Разве за двоих мужчин
Я, отец мой, вышла замуж?
Нет, за одного! А Мендо
Хочет, чтоб я наряжалась,
Хочет, чтоб была красивой,
Хочет, чтоб для глаз приманкой
Я была. Его ведь это
Больше радует, чем сердит.
Все от слова и до слова
Помню, что священник в церкви
Произнес, соединяя
Руку Мендо и мою:
«Днесь во славу Авраама,
Иакова и Исаака
Волею господней слиты
Ваши души воедино».
Но не помню, чтобы падре
Или те, что отвечали
На его слова, сказали,
Что отныне не должна я
Туфли с бантами носить
И запястья золотые.
Хоть с советами отца
Сын считается, не буду
Следовать им, так как мужу
Разонравиться боюсь.
Знаю: ленты и запястья
Ни прибавят, ни убавят
Добродетелей душе,
А ведь их мой муж во мне
Ценит более всего.
Но когда бы я носила
Туфли с пряжками из меди,
Иль тряпичные подвязки,
Иль чулки, как у монашек,
Или юбку, что покрышкой
Для кареты быть могла б,
И, хоть женщина я, больше
На сундук была б похожа,
То ушел бы от меня
Муж туда, где покрывает
Дорогое полотно
Тонкой выделки голландской
Кожу нежную как шелк;
Где душистой мазью щеки
Так пропитаны, что стали
Непрозрачными, как будто
Навощенная бумага,
И сквозь них не проступает
Бледность, если даже даме
В обморок упасть случится;
Где перчатки из янтарной
Замши руки облегают;
Где кокетливые челки,
Грация и хитроумье
Столь приятно раскрывают
Двойственность натуры женской.
Ради этого охотно
Муж со всем своим добром
Распростится и пинками
Из дому меня прогонит.
Знайте, свекор: чтоб мужчина
Женщину любил, ей нужно,
Чтобы тело у нее
Было мягким, словно шелк,
А душа подобна ртути.
Санчо! Вы всего превыше
Уголь цените, а я —
Золото любви, и всех
Я богаче, им владея.
 

Санчо

 
Что ж, хоть пилюлей подслащенной
Не назовешь ответ такой,
Но в нем сказался разум твой.
Да! Вышла замуж ты, Антона.
Да! Мендо стала ты женой,
И всех обдать ты вправе стужей,
Кто сунет нос в твои дела.
Ведь с той минуты, как вошла
Ты в этот дом, на плечи мужа
Забота о тебе легла.
Но тугодум, я это знаю,
Мой сын. Пытался вам отец
Помочь, обоих наставляя,
Да впору вспомнил: «Я глупец,
Коль время попусту теряю».
Вам помощь Санчо не нужна,
Тебе и мужу власть дана
Решать самим, что вам пригодней,
Но знай: хорошая жена
Дарована рукой господней.
 

(Уходит.)

Антона одна.

Антона

 
Невольно после слов его
Себя сомненьями источишь.
Биенье сердца моего —
Мой муж! Хочу лишь одного:
Такою быть, какой ты хочешь.
Лишь для тебя все эти ткани,
Но видишь ты: любовь мою
Тебе я также отдаю
В тот час, когда без одеяний
Я пред тобою предстаю.
 

Антона, Инес.

Инес

 
Ах! Улицу окиньте взглядом!
Под вашим, госпожа, окном
Два солнца, золотым огнем
Лучась, сверкая, мчатся рядом.
Сеньор Энрике на гнедом!
Скакун его весь в брызгах пены,
И словно лебедь он летит,
Уздой играя драгоценной.
А на буланом кто сидит?
О, дон Фернандо несравненный!
В родстве, – но не об этом речь,—
С самим епископом сеньоры.
Куда скорей к ним ваши взоры
Должна их грация привлечь,
Сама их внешность, по которой
Легко приезжих в них признать.
Так не угодно ль приказать
Вам красоте своей чудесной
Взглянуть на них и показать
Себя в знак милости небесной?
Вот вновь пришпорили коней,
И пламени поток бурливый
Растекся по груди камней.
К балкону скачут, и, ей-ей,
Копыт израненных огнива
Хотят воспламенить ваш лед
Огнем любви неодолимым.
Да, смело он игру ведет,
Грозя и жизни, что течет
В спокойствии невозмутимом.
 

Антона

 
Твои слова не соблазнят
Меня приблизиться к балкону
Взглянуть, что делает влюбленный.
Ведь нет прямей дороги в ад,
Чем брошенный случайно взгляд:
В нем обещанье разговора,
Заговоришь – и станет скоро
Сеньору мало глупых слов.
Но честь моя не вступит в споры
С лукавым говором подков.
О нет! Я лучше предпочту
На рать соблазнов ополчиться,
Цепями закую ресницы,
На ключ замкну язык во рту.
Сеньору вздумалось влюбиться?
Пусть любит своего гнедого!
 

Инес

 
Но я…
 

Антона

 
Нет!
 

Инес

 
Не скажу ни слова.
 

Антона

 
Зачем мне трели соловья?
Я квочка, и привыкла я
Лишь к пенью петуха простого.
Тяжеловесный бык сильнее
Породистого скакуна.
Надежней палка и вернее
Свирели, хоть она нежна.
 

Инес

 
Но разве, взор метнув, жена
Уже свершает преступленье?
 

Антона

 
Остерегайся искушений!
Ведь глубь таинственная глаз
Бывала, и уже не раз,
Пучиною грехопаденья.
 

ДОРОГА В ПЛАСЕНСЬЮ

Дон Леонардо, Мендо.

Дон Леонардо

 
Юношей, как я уже
Вам рассказывал, закончив
Изучение наук,
Бакалавром Саламанки
Я вернулся в дом отцовский.
Люди в молодости склонны
К думам о любви. И вскоре
Ваш слуга был восхищен
Благородной красотою
И любезностью Эльвиры.
После множества прогулок
Под ее балконом, – их
Уподобил бы я танцу
С тысячами поворотов,
Прихотливых и внезапных,
Как сама любовь, – Эльвира
О моих узнала чувствах
И глазами подтвердила,
Что не прочь их поощрить.
Ей послания в стихах
Я писал. И хоть природа,
Говорят, творец бумаги,
Но стихи творит любовь!
Сквозь оконную решетку
По ночам мы говорили,
Коль ущербная луна
Нам потворствовала. Вскоре
В доме мы уже могли
Тайные вести беседы
До тех пор, пока не стала
Явною любовь, приняв
Облик слова. Ведь не может
Жар ее незримым долго
Оставаться, так же как
Яд в душе, огнем палимой.
Тут в Пласенсии о нас
Стали плохо говорить,—
Ведь любовь такое дело,
Что его все люди любят
Обсуждать и осуждать.
Мой отец хотел воздвигнуть
Замок счастья для меня,
Под замком добро свое
Все ж решив держать. Однако,
Видя, что огорчены
Этим родственники наши
(Ведь чужими-то глазами
На беду легко смотреть),
Счел намеренья мои
Нужным мой отец одобрить,
Выделил мне часть сыновью
Достоянья родового
И способствовал устройству
Брака моего с Эльвирой,
Так что весело и пышно.
Мы отпраздновали свадьбу.
 

Мендо

 
В счастье жить вам!.. Но с любви
И с ее начала должен
Я начать и свой рассказ.
 

Дон Леонардо

 
Буду рад его услышать.
 

Мендо

 
Мой отец, что ныне занят
Лишь домашними делами,
Здесь, в горах, еще недавно…
(Но, быть может, не пристало
О столь низменных предметах
Толковать с ученым мужем?
Это ведь ничуть не лучше,
Чем на холст иль на рогожу
Нашивать парчу. Но, впрочем,
Чтобы время скоротать,
Можно ведь о чем угодно
Посудачить. Так что вы,
Даже будучи идальго
И законоведом, все же
Можете хоть малость скрасить
Скуку, слушая такого
Неуча, как ваш попутчик.)
Ну так вот, отец мой, Санчо,
Здесь в горах рубил деревья,
Сваливал потом их в яму
И сжигал, землей засыпав.
Я ж в корзинах, что сплетали
Мы из крепких прутьев ивы,
Уголь, выкопанный нами,
В город относил. Богатство
Этим способом нажив,
Мой отец в деревне нашей
Важным человеком стал.
В это время завелось
У меня знакомство в доме
Земледельца одного.
Это был отец Антоны.
Как-то в полдень я к нему
Заглянул и дочь его
Посреди двора увидел.
В каменной лохани, взбив
Пену мыльную, она
Простыни в тот час стирала.
Как ее изобразить мне?
Рукава рубахи белой
Закатав, Антона руки
Обнажила, и они,
Мраморные у запястий,
Утолщались постепенно,
Так что мог бы их сравнить
Со свечами, что из воска
Золотистого отлиты.
Пряди шелковых волос
Сетка стягивала туго.
Из-под узелков ее,
Где серебряные нити
С черными переплетались,
Выбегали две косы,
Золоту которых солнце
Позавидовать могло бы,
А сиянью глаз – все звезды.
Ожерелье обвивало
Шею, и она была
Перламутровой, как будто
Жемчуг здесь-то и родился.
Из-под рук Антоны брызги
Вылетали, и, хоть это
Лишь снежинки были, мне
Стрелами они казались.
Не подумал бы я сам,
Да и от других не слышал,
Что любовь стрелой из мыла
Может ранить человека
Сильного душой и телом.
Смахивая брызги пены,
Я сказал прекрасной прачке:
«Лучше бы ты убрала
Свой прозрачный лук, который
Снежною разит стрелою».
Заалевшись от смущенья,
Подняла глаза Антона.
Но, измазанные сажей
Щеки увидав, она
Усмехнулась: «Я слыхала,
Что любовь теперь в Гвинее
Поселилась. Так, должно быть,
Вы приехали оттуда,
Если взмылки показаться
Вам снежинками могли».
Вспыхнула моя душа!
И от нежных переливов
Голоса ее во мне
Так все сжалось, что и сьерру
Позабыл я. И уж после
Я, отмыв лицо, надел
Новый плащ, жилет и куртку
И короткие штаны.
Заодно купил и шляпу,
И в узорчатой сорочке,
Грудь которой украшали
Двадцать золотых шнуров,
Я два воскресенья в церкви
Не сводил с Антоны глаз.
А ко дню святого Хуана
Под окном ее цветник
Я взрастил и вывел охрой:
«Госпоже моей от Мендо».
Кровь во мне кипит, когда
Вспоминаю этот праздник,
На котором мы плясали,
На котором ей свои
Кастаньеты отдал я.
(Поневоле сокращаю
Свой рассказ, – уж виден город.)
Так мои страданья были
Сладостны, что я за них
Благодарен и сомненьям,
Разжигавшим их. К согласью
Мы пришли с отцом Антоны.
Наша свадьба началась
Празднеством, но мне оно
Горькой мукой показалось,
Так как не было, пожалуй,
Дня столь длинного и ночи
Столь короткой. Впрочем, я
И не спал в ту ночь. Бесчестье
На себя бы я навлек,
Если б вздумалось уснуть мне.
А когда заря явилась,
Жгучей завистью полна
К дивной красоте Антоны,
Я в раю из роз и лилий
Самого себя увидел.
Уголь перестал отец мой
Обжигать. Смерть унесла
И отца и мать Антоны.
За беду считать ли это?
Вам судить. Пошла иначе
Жизнь и у меня. Достаток
Мой велик: землей владею
И стада держу. Ни в чем
Не нуждаюсь я, однако
Мало этого мне, так как
Не могу моей Антоне
Королевства подарить.
Все ж то золото и ткани,
Что еще не преподнес ей,
Возмещаю я словами
Ласковыми и вниманьем —
Драгоценностями каждой
Честной любящей жены.
 

Дон Леонардо

 
Приятно, Мендо, было мне
Узнать, что мы во многом схожи.
Любви и ваше сердце тоже
С моим подвластно наравне.
Не правы вы, себя считая
Неровней мне. Верней всего
Людей сдружает душ сродство.
 

Мендо

 
И я, сеньор, так полагаю.
 

Дон Леонардо

 
Но в дружбе человек порой
И пользу для себя находит.
Поверьте: вас облагородит
Общенье частое со мной.
Отец был угольщиком, сыну
Достались земли и стада,
Так пусть сотрет с вас навсегда
Следы угля герб дворянина.
Придется только изменить
Повадки ваши и обличье.
 

Мендо

 
Но если кровь во мне мужичья,
То где ж другую мне добыть?..
Вот и мой дом. Надеюсь, вскоре
Соседа навестит сосед.
 

Дон Леонардо

 
Был данью дружбы мой совет,
И следуйте ему, не споря.
 

Мендо

 
За дружбу дружбой отплачу:
Деньгами удружу, пшеницей,
Но в кавальеро превратиться
В угоду вам я не хочу.
Родился пахарем, так, значит,
Прожить мне пахарем мой век.
 

(Уходит.)