Текст книги "Тени столь жестокие (ЛП)"

Автор книги: Лив Зандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава 48



Себиан

Прошлое, Вальтарис

Я брёл по Смоляной дороге, обсидиановый камень под ногами был отполирован веками шагов, а по обе стороны громоздились здания, слишком величественные для сына фермера вроде меня, и лавки, продававшие безделушки, были слишком дорогие для моего кармана.

Даже дружба с Малиром не спасала от странного чувства чужеродности.

Настолько сильного, что взгляд всё время срывался в тёмные переулки, где воздух был полон дешёвого вина, ещё более дешёвой похоти и всякого рода неприятностей. Но, увы, я продолжал идти прямо, пока не достиг дома Аскера и Марлы – двухэтажного здания рядом с Крылатой крепостью.

Подойдя к двери, я поднял кулак, помедлил секунду и постучал. Конечно, Аскер годами называл меня безответственным, глупцом, никчёмным пьяницей, но ничто из этого уже не было правдой. Я понимал это теперь. И если он смог заставить себя пригласить меня, то я, чёрт возьми, мог выдержать совместный ужин с ним.

Дверь распахнулась почти сразу, словно Аскер всё это время стоял за ней. Его чёрные с серебристыми прядями волосы были стянуты назад, обнажая лицо, иссечённое годами и суровостью. Он смотрел на меня секунду, две, три… Богиня свидетель, неужели я перепутал день? Время? Или он вдруг вспомнил, что я не уберёг его дочь, и вовсе не хотел видеть меня в своём доме?

– Себиан, – наконец прорезал он молчание, голос его звучал напряженно. – Рад, что ты смог прийти. Входи, входи.

Мои суставы будто заклинило.

Игнорируя это, я шагнул внутрь и сразу окунулся в волну тепла, пропитанного запахом жареного лука и… возможно, розмарина, вызывавшего во рту знакомый вкус, от которого язык невольно прижался к дёснам. Никто не готовил лучше Марлы. Даже Мать – хотя вслух я никогда бы этого не сказал, иначе она отхлестала бы меня до рассвета, словно мне снова восемь.

Взгляд скользнул по богатым гобеленам на стенах, по деревянному столу в центре комнаты, уже накрытому деревянными мисками и ложками.

– Всё ещё мучаетесь с дымоходом?

– После того как твоя воронья стая вытащила оттуда старое гнездо, что его забило? – Марла ответила в шутливом тоне, помешивая половником что-то в железном котле у очага, но голос ее дрогнул. – Теперь дымоход работает как положено.

– Всё равно слишком много золы и копоти оседает везде, – вставил Аскер, проводя пальцем по потемневшей глине стены рядом.

Он уставился на почерневший палец. Потом смазал его о большой, будто не знал, что ещё делать с руками… пожать мою. Или пригласить за стол. Или влепить пощёчину.

Мои зубы сомкнулись сами собой, удерживая саркастический смешок, так и норовивший сорваться с языка. Это будет долгий вечер…

– Аскер! – прошипела Марла сквозь натянутую улыбку.

– Хм? – Он вздрогнул, посмотрел на неё, потом кивнул и, наконец, жестом пригласил меня к столу. – Да, да, конечно. Садись.

Спина едва коснулась спинки стула, как Аскер потянулся к кувшину на столе и начал разливать напиток по деревянным кружкам. Ах, утешение вина – верный друг, когда речь заходила о том, чтобы сделать неловкую ситуацию терпимой. В этом, по крайней мере, мы с Аскером сегодня были единомышленниками.

Когда он подвинул мне кружку, я без колебаний взял её, поднёс к губам и пробормотал короткое:

– Спасибо.

Дерево прижалось к губам. Первая капля коснулась языка – пресная, выдохшаяся и… вода. Всего лишь вода.

Мой смешок отозвался эхом в кружке, прежде чем я сделал глоток и поставил её обратно на стол.

– Значит, вина для меня не нашлось, да?

На другой стороне комнаты Марла застыла над своим котлом, будто в трансе, лишь лёгкий кивок качнул её голову.

– Налей ему вина.

– Старая компания рождает старые привычки, – твёрдо произнёс Аскер, слова его были такие же строгие, как тёмная ткань его рубахи.

– Да какая, к чёрту, разница… – пробормотала Марла.

Что это ещё должно было значить?

– Не заставляй меня пожалеть, что я его пригласил, – огрызнулся Аскер.

Вены мои закипели. Ошибка. Мне не стоило сюда приходить. Зачем, чёрт возьми, я вообще явился?

Ножки стула жалобно скрежетнули по деревянному полу, когда я поднялся и повернулся к проклятой двери.

– Не волнуйся, старик, я быстро это исправлю.

– Нет! – половник звякнул о котёл, когда Марла бросилась вперёд, преградив мне путь и перехватив мои руки своими. – Останься, Себиан. Пожалуйста! Если не ради него, то ради меня.

Чем дольше я смотрел вниз, в её мягкие глаза, в то, как её пальцы судорожно вцепились в мои, будто она боялась, что я вот-вот рассыплюсь в перья, тем сильнее напрягались мои мышцы. И я просто… не мог видеть её такой, с лицом, на котором лежала та же боль, что и тогда, когда она рыдала над обугленным телом Равенны.

Я кивнул и сжал её руки, после чего вновь повернулся к столу и уселся обратно на стул.

– Погода! – выпалил я, схватил кружку и сделал глоток воды. – Знаете, Малир рассказывал мне, что аэримель хранит тепло и вместе с ветровыми заслонами удерживает мягкий климат даже зимой. И всё же я не думал, что в начале весны приду сюда ночью без плаща.

Марла вернулась к помешиванию котла, но не без тихого бормотания:

– Ты обещал мне.

Аскер вздохнул, потом кивнул мне.

– Да, очень приятно, мм-гм.

– Мм-гм. – Чёрт, это будет мучительно. – Жарко летом?

– Бывает, – сказал он с ещё одним скованным кивком. – Но только если нет ветра, что случается нечасто. Мы открываем ветровые заслоны на разных высотах, и это создаёт сквозняк по всему городу, кроме низинных переулков.

– Интересно. – Ни капли. Но если придётся два часа болтать о солнце, ветре и дожде, лишь бы пережить этот вечер, то пусть так. – Не терпится… – Свалить отсюда. – Увидеть, напомнит ли мне это о Ланае. Я видел манговые деревья на Утёсе. Теперь они, конечно, мертвы, но всё равно напомнили мне о доме. Я думал свозить Галантию на Ланай летом. Я хотел бы показать ей…

Рыдание.

Марла заплакала.

Волосы на затылке встали дыбом, по спине прошёл озноб, будто температура в комнате резко упала.

– Что случилось?

Когда глаза Марлы встретились с моими, она лишь отмахнулась, отвернулась и уставилась в свой котёл.

– О, не обращай внимания. Просто… так хорошо, что ты здесь.

– Да, да, давно пора было, – прокашлялся Аскер, заёрзав на стуле, будто никак не мог устроиться. – Малир и Галантия, похоже, помирились? Даже счастливы?

Я вспомнил прошлую ночь, когда проснулся на секунду и увидел её, растянувшуюся между мной и Малиром, с пальцами ног, зажатыми под нашими.

– Они находят свой путь…

– Он обожает её, – Марла налила немного рагу в большую глиняную посудину, обхватила её руками и повернулась к нам. – Я вижу это во многих видениях – как он украдкой смотрит на неё, совершенно зачарованный этой девушкой.

– Ты знаешь, может ли это… нахождение пути вскоре привести к ребёнку? – спросил Аскер, сглотнув, а потом добавил: – Законному наследнику?

– Законному, – повторил я. – Мы с Малиром принимаем меры, если тебя это тревожит. – И небезосновательно. Амбициозные лорды, будь то люди или вороны, прятались за каждым углом. – Помимо того, что мы знаем: ребёнка с сомнительной родословной быть не должно, я не думаю, что пережил бы потерю ещё одного. Но это не значит, что я не радовался бы, держа его на руках, не хотел бы учить его стрелять из лука или…

Грохот!

Я вздрогнул, взгляд сначала упал на пустые руки Марлы, а потом вниз – на лужу разлитого рагу и осколки глиняной посуды у её ног. Пальцы дрожали, плечи ходили ходуном, лицо исказилось, пока по нему катились тяжёлые слёзы…

Да что, к чёрту, тут происходит?

– Аноалея… – Аскер вскочил. Сжав её за плечи, он осторожно обвёл Марлу вокруг лужи и усадил на стул. Затем опустил голову. – Мне не следовало этого позволять. Это было ошибкой.

Я сжал кулаки, тело напряглось в готовности сорваться и уйти отсюда. И всё же что-то удерживало меня на стуле – словно призрачная рука легла мне на плечо, вновь подняв волосы на затылке дыбом. Пока Аскер не поднял взгляд на меня, и тогда холодный озноб разлился по всему телу.

Потому что он плакал.

Не больше, чем одинокая слеза, скатившаяся по его щеке. Капля, в которой жила эмоция, которую я не видел в нём со времён смерти Равенны.

Печаль.

Этот озноб впился в живот и сжал внутренности. Голова закружилась от воспоминания о том, как Аскер смотрел на меня в тронном зале. Как его губы приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, но подавил это.

Бремя судьбы, что видит будущее…

– Понятно, – фыркнул я, откинулся глубже в кресло, и каждый удар сердца в груди оглушал, перестав быть простой ритмичной функцией, а превратившись в тик-так механических часов. – Я не поеду на Ланай этим летом, не так ли? Никогда не покажу Галантии, где я вырос. Никогда не коснусь её беременного живота. Никогда не увижу, как её волосы становятся седыми. – Никогда не подержу их ребёнка. Никогда.

Марла зарыдала громче.

Аскер молчал.

И вместе с этим молчанием я понял всё, что нужно было понять.

– Ты видел, как я умру?

Губы Аскера задрожали.

– Видения… капризны…

– Просто скажи, блядь! – рявкнул я, и миллион образов промелькнуло в голове: как солдат-человек стреляет в мою стаю и сбивает её с неба, как я случайно спотыкаюсь и разбиваю голову о камень, и всё остальное в том же духе. – Хватит ходить вокруг да около, когда и так ясно, что ты видел мою смерть. Как я умру?

– Кинжал в грудь, – сказал он и, чёрт возьми, это был пиздец какой болезненный конец. Одна мысль об этом уже вселила дрожь в кости. – Богиня показала, как ты ринулся прямо на клинок, заслоняя Галантию собой.

Дрожь прекратилась, всё напряжение ушло из мышц, будто внезапно смерть перестала казаться чем-то ужасным.

– Я… я спасу её?

Это…

Да, это достойный конец.

Аскер сжал губы в мрачную линию на мгновение, а потом сказал:

– Возможно.

– Возможно? – Если уж я должен был умереть, я соглашался только на такой вариант. – Что, к чёрту, это должно значить? Я её спасу или нет?

– Ты должен рассказать ему, – сказала Марла.

– Рассказать мне что?

– Я уже сказал слишком много, – Аскер выдохнул, давясь словами. – Этого не должно было случиться. Знать, когда придёт смерть… это знание слишком тяжело, чтобы возлагать его на человека.

– Старик, я должен был сдохнуть той зимней ночью, – сказал я. – Я не боюсь смерти, но хотя бы дай мне уверенность, что она будет не напрасна.

Аскер закрыл глаза на секунду, сделал глубокий вдох, потом взглянул прямо на меня.

– Богиня показывает мне тронный зал. Аммаретт, я полагаю.

– С чего бы Галантии оказаться в Аммаретте? – спросил я. – Малир не подпустит её и близко к настоящим боям.

– Я могу сказать только то, что вижу, – ответил Аскер. – Снова и снова богиня показывает мне это видение. Оно свершится. Всегда одно и то же место. Всегда одно и то же событие. Но тот, кто принимает клинок… меняется.

– Что ты имеешь в виду?

– Я видел то же самое видение с Малиром.

Тени в комнате сгущались, или, может, это зрение моё начало сдавать, потому что края затуманились, чем дольше я смотрел на Аскера.

– Значит, когда придёт этот момент, один из нас умрёт?

По его щеке скатилась ещё одна слеза.

– Да. Один из вас должен умереть, чтобы она жила.

Глава 49



Малир

Наши дни, Вальтарис

Сегодня вечером я сказал Аскеру и Марле, что сделаю всё, чтоб уж точно быть тем самым. Решение далось легко, и, глядя сейчас на вас двоих, я чувствую лишь решимость и силу – быть тем, кто примет этот клинок.

Судьба редко даёт выбор, но мне она дала куда больше: шанс всё исправить. Десять лет назад я потерял свою пару. Я бы не пережил, увидев, как умираешь ты, милая. И так же не хотел бы, чтобы ты пережила боль утраты Малира.

Галантия, мне никогда не было суждено обрести второй шанс на любовь и жизнь рядом с тобой. Моё предназначение иное – сделать так, чтобы ты обрела всё это и даже больше с Малиром. Я не могу изменить прошлое, но могу обеспечить вам двоим будущее.

А что до вас обоих…

Не плачьте. Не грустите.

Я умру счастливым и с радостью, уверен в этом. Не позволяйте этой жертве бросить тень на ваши долгие жизни. Напейтесь. Танцуйте, как мы у костра. Трахайтесь, будто весна в разгаре. Сделайте это ради меня, хорошо?

Я люблю вас. Обоих.

Себиан.

P.S. Брат, я же всё-таки выиграл, правда?

– Ты выиграл, – я уставился на письмо Себиана, развалившись в кресле у стола, с той самой улыбкой, что тянула губы в горькой сладости. – Чёртов ублюдок одурачил меня как следует. Пожалуй, теперь мы квиты, не так ли?

Я провёл пальцем по пергаменту, как всегда, перечитывая его каракули. Никаких украшательств. Голая суть. В точности как он сам, и эта мысль эхом отзывалась в той пустоте, что он оставил в нашей жизни.

Конечно, с недавних недель стало легче. С каждым днём горе притуплялось, особенно в часы, когда я наблюдал, как Галантия упражняется в стрельбе из лука, учится седлать лошадь или смотрит на первые ростки пшеницы в полях. Но исчезнуть совсем оно не могло – время это доказало – лишь вспыхивало порой заново.

Как сегодня.

– Ты готов? – Галантия вышла из-за ширмы, где Тжема помогала ей облачиться в платье. Белая теневая ткань струилась вокруг неё, словно зима, рассвет и солнечный свет сразу. Её зоркие глаза упали на пергамент в моих пальцах, и мягкая улыбка тронула персиковые губы, когда она подарила мне укоризненный взгляд. – Он бы хотел, чтобы ты был счастлив в этот день.

Я был счастлив, очень даже. Болело лишь то, что не мог разделить это счастье с человеком, чья заслуга в нём была столь велика. Он спас мою жизнь. Он спас мои отношения с Галантией.

Он спас нас.

– Знаю, – я убрал письмо обратно в деревянную шкатулку в ящик стола, потом дёрнул за высокий ворот чёрного, сшитого на заказ камзола. Пуговицы простые, теневая ткань без единой вышивки – как я и просил. – Просто жаль, что его нет рядом сегодня.

Она подошла ко мне, взгляд её скользнул к россыпям розового и пурпурного за окном, прежде чем она опустилась мне на колени. Шлейф платья занял полкомнаты.

– На сумеречном небе уже блестят первые звёзды. Он никогда не отказывался от веселья, так что я уверена, он наблюдает за нами.

Я смотрел на её улыбку, на дрожащие мышцы, которые она заставляла удерживать. В тот миг, когда сердце Себиана остановилось, она обезумела: плакала, цеплялась за него, выкрикивала признания в любви, умоляла вернуться. Пока не разразилась своим воплем – воплем стаи.

Но после письма?

Каждый день она вставала вместе с солнцем, впитывая красоту ещё одного подаренного дня. Каждый день она чтила жертву и последнюю просьбу Себиана, живя полной грудью – то отправившись в галоп по лугу на Пиусе, то поднимая свою стаю в небо, то наслаждаясь бокалом сладкого ланайского красного.

Я протянул руку и провёл пальцами по сложной прическе из кос, заколотых на её голове, осторожно, чтобы не нарушить шедевр, созданный Тжемой, и вытащил еловую иглу, застрявшую в прядях. Иногда мы так и делали – исчезали в близлежащих лесах для долгих прогулок. Чтобы побыть немного с Себианом, как она говорила. Чтобы прожить наши воспоминания о нём и добавить к ним новые. Часами говорили о детстве, о страхах, о том, чего ждём от будущего. И это всегда было блаженно.

Спокойно.

Безмятежно.

Она ладонями обхватила моё лицо, провела большими пальцами по свеже-выбритым щекам, потом склонилась ближе.

– Ты очень красивый, аноалей.

Её дыхание коснулось моих губ, и я обвил рукой её талию, притягивая к себе. Жар разлился в паху.

– Никто и не заметит. В самом деле, не удивлюсь, если в книгах, что будут писать о дне, когда тебе даровали корону, Галантия, сокрушительница проклятий… меня упомянут лишь вскользь.

Очаровательная улыбка дёрнулась на её устах.

– И гор.

– И гор, – эхом откликнулся я со смешком. – Без безумия.

– Вор теней.

– Королева света, – прошептал я в уголок её губ, дыхание сбивалось, сердце колотилось яростно от её близости. – Я люблю тебя.

Её черты смягчились, а несколько лёгких шрамов, что она успела получить, придавали её нежности едва заметное предостережение.

– И я люблю тебя.

Самое нежное прикосновение коснулось моей сути, высветив огонь внутри и позволяя ему осветить больше израненной тьмы моей души. Проведя пальцами от её щеки к шее, я притянул её ближе. Наши губы столкнулись, вырвав из меня стон, что отозвался в её рту, пока мой язык искал её. Галантия на вкус была как ягоды, как лето, как всё яркое и радостное.

Я утонул в этом, жар разливался по венам, пока пальцы вжимались в её соблазнительную талию. Бёдра сами поднялись, мой член напрягся и налился кровью, прижимаясь к её бедру так сильно, что закружилась голова.

И мне это не понравилось.

– Все ждут нас, – пробормотал я сквозь поцелуи, кожа дрожала от тени и похоти одновременно. Я не прикасался к ней с тех самых пор… с тех пор, как они причинили ей боль. – Тжема же совсем рядом.

– Тжема ушла несколько минут назад, – прошептала она и переместилась, оседлав меня, покачиваясь на моей напряжённой длине в поисках трения. – А остальные… пусть подождут. Я хочу тебя.

И я хотел её, с такой силой, что тело дрожало от напряжения. Первые распустившиеся цветы на деревьях только подливали масла в огонь, сводя моего аноа с ума, заставляя жаждать утащить её в наше гнездо и держать там столько, сколько потребуется, чтобы наполнить её ребёнком. Безудержно трахать её, шлёпать, душить, связывать моими…

Предупреждающая дрожь прокатилась по лёгким, вынудив глубоко вдохнуть, пока весенняя дымка хоть немного не развеялась. Может, в конце сезона, когда я смогу лучше держать свои порывы.

Я мягко подтолкнул её за бедро.

– Нам нужно…

Её губы набросились на мои, углубляя поцелуй. Богиня, как же она выгибала спину, трясь клитором о всю эту ткань, сбившуюся между нами. Но я не мог…

В губу вонзилась острая боль.

Она… укусила меня?

Её губы стали жёстче, словно отвечая, и рот её исказился в улыбке.

– Только не говори, что позволишь этому сойти с рук.

Всё моё тело затряслось от усилий не перекинуть её через колени и не отшлёпать.

– Голубка, нам правда стоит…

Ещё один укус.

Сырая кожа и вкус крови приправили наши языки, и такой прилив похоти обрушился на меня, что рука сама взметнулась, сомкнувшись кольцом на её горле. Я ответил куда жёстче, впиваясь зубами в её пухлую нижнюю губу…

Она застонала.

Или это был вскрик?

Каждая мышца в теле рванулась, и я отдёрнул руки, отпустив её.

– Я не хотел причинить тебе боль…

– Хотел, – её голова наклонилась, и она смотрела на меня с излишним сочувствием и недостатком гнева. – И я хочу, чтобы ты причинил, Малир. Всё в порядке.

Но как это может быть в порядке? После того, что она пережила от рук мужчин? Они её насиловали. Несомненно били. Возможно, душили.

Трахайтесь, будто весна в разгаре. Ну что ж, Себиан… а если трахаться по-весеннему значит сделать всё это с ней? Осквернить нашу любовь воспоминаниями о тех мужчинах, мм?

– Мы ужасно опаздываем, – сказал я и поднялся, позволяя ей соскользнуть с меня, прежде чем направился к дверям, в чём-то слишком похожем на панику. – Мы откладывали это неделями. Меньшее, что мы должны людям там…

Я остановился у дверей и оглянулся. Там стояла она – моя прекрасная голубка – возле кресла, где я её оставил. Смотрела на меня. С недоумением. Возможно, с обидой, будто я снова всё испортил, добившись ровно того, чего хотел избежать. Что, если она решила, будто я отвергаю её, потому что она вызывает у меня отвращение?

Я поспешил обратно, заключил её в объятия и поцеловал. Я не умел говорить – не тогда, когда речь шла о вещах, слишком близких к моему прошлому. Поэтому я вложил всё несказанное в этот поцелуй.

Я хочу тебя. Ты не грязная для меня. Ты не опозоренная, не испорченная, не менее достойная моей любви и восхищения. Может, даже более.

Когда мои губы оторвались от её, грудь тяжело вздымалась. Я взял её руку в свою. Слишком долгую секунду смотрел на неё, кожу стягивало от того, как она смотрела в ответ – внутрь меня, насквозь. Словно знала.

– Стыд и ненависть – тяжёлое бремя, Малир. Я не позволю им тянуть меня вниз, – её голос прозвучал в унисон с моими мыслями. – И ты тоже не должен.

Челюсти мои сжались. Я постепенно отпускал свою ненависть, день за днём открывая в жизни больше места для любви и радости. Но вот стыд…

Раздался стук в дверь, и вслед за ним Аскер просунул голову в проём.

– Народ пьян и весел, но лорды начинают заметно нервничать.

Наконец-то стоящее прерывание.

– Мы идём, – заверил я его с кивком, затем взял Галантию за руку, поправив белое перо на воротнике, где оно покачивалось. – Ты готова?

Она стёрла капельки пота со своего виска, её шея так чудесно пылала от весеннего жара.

– Нет. Но всё равно сделаю это.

Эти слова отозвались во мне сильнее любых других, пока я вёл её из наших покоев по тихому коридору к воротам. Почти одиннадцать лет я боролся, чтобы отомстить за семью, дать народу дом и занять своё законное место короля. И вот, когда момент приблизился, каждый шаг к плато был окутан страхом, сомнением и тревогой.

Сапоги ступили на чёрные плиты внешнего двора Крылатой Крепости, где нас ждали два временных трона. По обе стороны выстроились вороньи и человеческие аристократы, среди них лорд Тарадур – хотя теперь, пожалуй, его следовало звать королём Тарадуром. Всё же король Барат решил умереть за несколько недель до нашего нападения на Аммаретт, как мне позже сообщили.

После долгих обсуждений мы с советниками пришли к выводу, что поставить Тарадура во главе остатков королевства Дранады – в наших интересах. Так меньше шансов на бунты и междоусобицы среди людей из-за власти, что лишь сильнее дестабилизировало бы земли. К тому же это официально ставило конец десятилетней войне.

Учитывая, что Тарадур сдержал своё слово и помог мне взять Тайдстоун, он доказал свою надёжность. В качестве предосторожности его сыну был дарован Ханнелинг Холд – в качестве моего знаменосца, обязанный жениться на даме из воронов, – и находился он слишком далеко на юге, чтобы сын, если вдруг возомнит о себе слишком много, мог представлять угрозу. Леди, а вернее, принцессе Сесилии, было велено выйти замуж за лорда Талиоса, следопыта без живой пары…

… пока Галантия не настояла, чтобы ей позволили самой выбрать из доступных вороньих лордов, подорвав моё решение. К этому ещё предстояло привыкнуть, но результат в итоге был тем же: мир был обеспечен.

Я на миг позволил себе обвести взглядом картину внизу: море воронов, хотя тут и там можно было заметить светлые, медные или каштановые головы. Перешёптывания и весёлые раскаты смеха складывались в хор всеобщего ожидания, что дрожал в воздухе. В промежутках между шумом вороны сидели на башнях-лестницах, сбивались в стаи на крышах и цеплялись за каменные парапеты.

Я повёл Галантию к краю ступеней, и стоило лишь нам появиться, как толпа взорвалась ликующим рёвом и возбуждённым карканьем. Ни одна цветная нить на моём чёрном одеянии не отвлекала внимания от её белого платья, когда я встал позади неё. Так я превратился во тьму, что обрамляла её, продолжением ночи, медленно опускавшейся на Вальтарис.

Над нами мерцали звёзды.

Но ни одна не сияла ярче моей маленькой белой голубки.