Текст книги "Тени столь жестокие (ЛП)"

Автор книги: Лив Зандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Глава 14



Себиан

Прошлое, горящий лес

Это началось с икр – яростная дрожь вогнала меня в кровью пропитанную землю, прежде чем полезла выше. Она впилась в бёдра, обвила торс, закрутилась вдоль рук, пока древо лука не дрогнуло о кожаные ножны на бедре.

Я зажмурился.

Не по-настоящему.

Смрад палёных волос и перьев ударил в ноздри. Чей-то крик разорвал воздух такой лютой нотой, что меня тошнило – высокий, надрывный, словно связки вот-вот лопнут. Воздух лип к пальцам – влажный, тягучий.

Я открыл глаза, и тошнота вновь подступила к горлу, когда кошмар продолжился прямо передо мной. Длинные чёрные волосы. Красная лента, стягивающая их на макушке. Серёжка-капля из серебра, болтающаяся на мочке уха. Мир передо мной качнулся и исказился вокруг неподвижного тела Заимы – моей младшей сестры, размываясь и снова собираясь в фокус, пока её сердце странно билось.

Нет, не сердце.

Камень лаоол на её шее дёргался в такт каждому толчку мужика, вогнувшегося в её спину, звеня о бочку, на которую он её повалил. А сердце… молчало. Почему оно такое тихое?

Моё тело покачнулось.

Это не по-настоящему. Не по-настоящему. Не по-настоящему.

В ушах хрустнуло – кость, наверное ребро. Мясо рвалось под хрипами и влажными чавканьями, когда он вгонял себя глубже. Тёмный плащ, скорее пурпурный, чем алый. Кираса с тиснёными звериными глазами – по одному с каждой стороны. Они смотрели прямо на меня.

После последнего рывка и хрипа мужик отступил. Тело Заимы съехало с бочки и исчезло из поля зрения. Ни крика. Ни слез. Я должен был поймать её, поднять, но…

Ноги не слушались.

Секунды тянулись. Минуты? Часы? Я стоял вечность. Стоял и делал… ничего. Оцепенел.

Но надо было поднять её, убрать с холодной земли. Она ведь простужалась от любого сквозняка…

Я напряг каждую мышцу, заставляя себя двинуться к ней. Слёзы смазали зрение, и я плёлся мимо дрожащих стволов деревьев, всё вокруг дёргалось, как плохая иллюзия – рывками, фрагментами.

Железо звякнуло о железо.

Огонь взревел.

Что-то толкнуло меня, я рухнул в жар, едва удержав равновесие. Ноги треснули, как сухие ветки. Колени врезались в землю.

Впереди, сквозь дым, рванул силуэт с поднятым мечом. Холодный пот прошил тело под меховой бронёй. Я соткал теневой кинжал, метнул в голову, но ударил в живот. Солдат выронил меч и, разрубленный по плечу, рухнул вперёд.

– Заима. – Я прикрылся рукой от пламени сбоку, оглядываясь. – Где ты? Где…

Глаза зацепились за её неподвижное тело. Ноги сами подняли меня, заставили споткнуться в её сторону.

– Я здесь. Я с тобой.

Я бережно подхватил её на руки. Сломаное ребро противно хрустнуло, когда я поднял её.

– Прости, – прошептал я, кружась на месте, снова и снова. Мир вокруг заливал огонь: хижины, тела, всё пылало. Там-сям шевелились тени – люди? вороны? – непонятно. – Где Равенна? Ты её видела?

Заима молчала.

– Я должен найти её. Я клялся. – Я отчаянно всматривался в её лицо. – Ты видела, куда она пошла? Она обернулась и улетела?

Молчание.

Мир стал тусклым, звуки потонули, словно плотная завеса спала на чувства, оставив только тягучий ужас в животе. Нет. Равенна не могла обернуться сама, без помощи. А если смогла – значит, кто-то помог.

Сердце колотилось всё сильнее, каждый удар выбивал из груди воздух, грудь ломило так, будто… будто… Нет, это ерунда. Просто несколько сломанных рёбер от падения. Может, лёгкое задело.

Я должен её найти. Должен вывести обеих.

Сестра свисала у меня с рук, когда я спотыкался на север – к качающейся линией елей. За ними была наша хижина. Совсем рядом.

Но путь тянулся бесконечно.

Тело Заимы тянуло меня то влево, то вправо. Я шагал зигзагами, то клонясь на бок, то заваливаясь вперёд. Нога зацепилась за что-то, я рухнул – и услышал лязг металла, дрожащий трепет крыльев.

Я посмотрел вниз: сеть цепей пригвоздила к земле умирающего ворона. Он моргнул раз, другой. Больше не моргнул. Его бусины-глаза застыли такими же чёрными, как перья, – если не считать того красно-оранжевого пламени, ревущего в их глубине.

Мой взгляд потянуло дальше – на всё пожирающий огонь, что рвался напротив, расплываясь и дёргаясь сквозь марево. Из хижины вырывался жар, волнами обжигавший лицо. Пламя, выше меня вдвое, жрало крышу.

Наша хижина.

– Нет… – звериный крик сорвался с горла. Огонь проглотил его, утонув в треске поленьев и грохоте пламени, выжигая лёгкие. Цепи. Сети. А если они поймали Равенну там, внутри? Я должен… должен…

– Я… я положу тебя, – пробормотал я, руки тряслись так, что едва удерживали сестру. Я осторожно прислонил её к стволу. – Мне надо… найти Равенну. Посиди тут. Недолго. Просто… просто сиди.

Но едва я выпрямился, её тело соскользнуло и завалилось на бок в снег. Пустые глаза уставились в никуда. Ей должно быть холодно. Ей всегда было холодно… но…

– Я должен её спасти. – Я рванулся к хижине, ноги подкашивались. – Равенна! Равенна!

Слабость опять обрушилась.

Я рухнул, ударившись подбородком о что-то твёрдое. Во рту расплылся металлический вкус. Я на четвереньках пополз вперёд, кашляя дымом, каждый вдох жег нутро клеймом. Надо спасти её. Если она там – я обязан её вытащить.

Мир сузился до слепящего пожарища. Подставив руку перед лицом, я рванулся сквозь кожаную завесу и толкнул локтем обгоревший полог. Внутри балка застонала, с треском просела. Снег, примерзший к броне, шипел, когда его слизывал огонь.

Дым душил, глаза слезились, шаги лавировали меж пламени и рухнувших балок. Кожа горела. Голова кружилась, картинка дёргалась и плавилась.

Цепи звякнули.

Прямо. Под. Ногой.

Запах ударил в нос – жёсткий, рвущий нутро: палёное мясо, волосы, может перья. Меня вывернуло.

Нет. Нет-нет-нет-нет…

Внезапная боль впилась в запястье, молнией рванув вверх по руке. Я дёрнул её вниз и увидел дым, валящий клубами из-под наручей.

Огонь.

Я горю!

– Нет! – я вцепился пальцами в кожаные ремни, судорожно дёргая застёжки. Попятился, но пламя шло за мной, жрало кожу, лезло выше. Смрад жарящегося мяса перемешался с общей гарью.

Моего мяса.

Меня скрутило, вырвало, пальцы скользили по мокрой от пота коже.

Снять, снять, снять!

Сдавленный вопль вырвался из груди. Я отшатнулся назад – и холод коснулся спины. Мир качнулся. Равновесие ушло. Я рухнул. И тьма сомкнулась с шипением.

– Себиан.

Я открыл глаза на мутное небо. Обугленные ветви покачивались над лицом. Серые снежинки опускались на щёки. Пахло гарью, дымом… и ещё чем-то.

Почему так тихо?

Боль.

Богиня, эта боль.

Она была везде – в груди, в нутре, но хуже всего в руке. Огненная удавка оплела её, расползалась к рёбрам. Пальцы… пальцы не шевелились. Не слушались.

– Себиан, скажи хоть что-то, – склонился надо мной Малир. Между бровей морщина, чёрные волосы припорошены серым снегом. Нет, не снегом. Пеплом. – Нужно доставить тебя к целителю. Может, удастся спасти руку.

Руку?

Я проследил за взглядом Малира – вниз, на закопчённый бок кирасы. Рядом, жалко болтаясь, висел обрывок ремня от наруча. Плечо, бицепс, локоть, подмышка, костяшки, пальцы… Вся моя, блядь, рука лежала рядом, клубясь паром. Кожа вздулась пузырями, обнажая мясо, из которого текла кровь и ещё чёрт знает что.

Меня выворачивало изнутри, желудок скрутило, каждая нервная жилка вопила от боли. Но всё это – ничто. Ничто по сравнению с внезапным уколом под грудиной.

– Равенна.

Губы Малира сомкнулись в тонкую линию. Он поднырнул под моё плечо и рывком поднял.

– Давай. Нужно к целителю.

– Нет… я должен… должен вытащить Равенну из… из… – лес закружился сильнее, стоило мне обернуться к хижине. От неё остался лишь почерневший остов и дымящиеся балки. – Где Равенна?

Малир тащил меня вперёд, держа почти весь мой вес.

– Её там нет, Себиан.

Хорошо. Это хорошо.

– Заима?

– Её тоже уже нет, – тихо сказал он. – Мы только что нашли тебя. Остальные унесли твою сестру.

Унесли её.

Я ждал, что грудь наполнится облегчением.

Но оно не пришло.

Вместо этого в животе разверзлась чёрная тяжесть, оплела рёбра, сжала колючей болью под сердцем.

– Значит, Равенна спаслась? Где она?

Я зажмурился, позволив Малиру вести себя, чувствуя нашу связь. Но она не тянула. Не указывала путь.

Она только болела.

Болела так, что хотелось выть.

И вой разорвал лес. Тонкий, рваный, отчаянный. Крик, в котором слышалось разбитое сердце, безысходная тоска, звериная скорбь. Он переливался всхлипами, задыхался словами, не складывающимися в речь.

Я распахнул глаза. Передо мной – женщина на коленях в снегу, руки судорожно шарят по обугленному телу, над которым она рыдает.

Не просто женщина.

Марла.

Рядом стоял Аскер, ладонь на плече своей пары, взгляд в землю. Пока не поднял его.

И уставился на меня.

Желудок скрутило, к горлу подступила горечь.

– Г-где… где Равенна?

Аскер выпрямился, тело его трясло всё сильнее, чем дольше он смотрел. Брови сдвинуты, глаза красные, блестят.

– Ты… – он рванул ко мне, занося кулак. – Она мертва из-за тебя! – Удар. Прямо в лицо. – Ты оставил её без защиты! Нас всех!

Я пошатнулся. Мир поплыл. Глухой удар. Тело трясло. Боль полоснула по всей руке, будто о пузырящиеся ожоги провели стеклянными осколками.

– Отойди от него и приди в себя! – рявкнул Малир.

– Ты бросил её умирать, – орал Аскер, и в его крике плевалась злость. Щёки налились красным. Глаза – кровью. – Беременная! Не могла обернуться, и её сожгли, Себиан! Сожгли до пепла, а ты где был!? Ты и сейчас качаешься, гребаная пьянь! Я должен…

Его пальцы сомкнулись у меня на горле. Он приподнял меня вверх, пока ноги не оторвались от земли.

– Я должен убить тебя за…

Взрыв теней отбросил Аскера назад.

Я рухнул на землю.

Аскер тоже. И остался там, колотя кулаком себя по виску, ревя. Марла завыла громче.

По щекам потекли слёзы, перехватывая горло, пока соль не смешалась с горечью во рту. Меня вывернуло на снег, подбородок вляпался в рвоту, и каждый новый рывок вперёд-назад, вперёд-назад, вперёд-назад срывал нутро. Боль в груди сожрала всё.

Я не защитил её.

Не спас.

Я подвёл.

Глава 15



Галантия

Наши дни, Тайдстоун

Одинокая слеза скатилась из уголка глаза, прочертила влажную дорожку по щеке и впиталась в ткань рубахи Себиана, на чьей широкой груди я всё ещё лежала. Мытарства, через которые он прошёл, самобичевание, вина, что давила его все эти годы… Всё это отзывалось во мне болью, но сильнее всего тронуло другое – то, что он разделил это со мной. Эта открытость, уязвимость – они сблизили нас так, как ещё никогда прежде.

– Равенна была уже мертва, когда ты очнулся, правда? – Как и сестра, когда он видел, как ее насиловали, и, наверное, тогда он тоже впал в ступор. Боги, возможно, у него даже было сотрясение. – Вот это и была боль под грудью, не так ли? Боль утраты связанной души?

– Да, – голос его сорвался, глухой от переполнявших эмоций. – Я тогда не понимал. Блядь, месяцы ушли, чтобы осознать, и годы, чтобы смириться. Пять лет, если точнее. А напряжение между мной и Аскером ничуть не помогало.

– Он до сих пор винит тебя?

– Да. – Он ненадолго замолчал. – Хотя, если честно, в последнее время я уже не уверен. Перед нападением у него было видение, будто я выхожу из таверны. Но тогда он не успел придать этому значения. И я действительно шёл оттуда перед тем, как напали на моё вороньё. Но пьяным не был. Любил я выпить бокал вина время от времени? Конечно. Но никогда не перед дозором.

Мысли вернулись к колким словам Аскера и к тому, что Малир говорил в ночь кьяра – что Себиан почти всегда был пьян. Может, он так часто слышал обвинения, что в конце концов сам поверил и стал пить – лишь бы оправдать их и подкрепить собственную вину?

Я сглотнула, прогоняя новые слёзы от этого осознания, и нежно провела ладонью по его рубашке, по неровностям шрамов под ней.

– Почему ты тогда вообще оказался там?

– По утрам Равенна не могла удержать в себе ни крошки из-за… ребёнка. – Последнее слово он произнёс с особой, печальной нежностью. В ту ночь он потерял слишком много – пару, нерождённого ребёнка, сестру, мать. Всё. – Срок был ещё небольшой. Мы узнали лишь за две недели до того, когда беременность впервые помешала ей обернуться. Перед дозором я решил достать её любимого пирога, надеялся, что хоть его она сможет съесть.

– Вот почему он подумал, что ты всю ночь пил в таверне.

Щетина на его подбородке чуть зацепила мои волосы, когда он кивнул.

– Когда я сказал Аскеру о нападении, он отмахнулся, назвав ложью. Марла… она слишком горевала, чтобы что-то понимать. Лишь спустя год увидела правду в видении. Но тогда было уже поздно.

Глухая боль завязала узел в животе. Тяжесть судьбы Себиана почти не укладывалась в голове, и всё это время он прятал её за усмешками и ухмылками. Теперь становилось ясно, почему ему было так трудно полностью открыться мне. Как могло быть иначе?

Но вместе с этим на плечи опустилась другая, неприятная мысль. Что он испытывал ко мне на самом деле? Вожделение – да, с этим у него никогда не было проблем. Но что насчёт привязанности? Насчёт… любви?

Я слушала ровные удары его сердца, пытаясь обрести в них хоть каплю смелости.

– Себиан?

– Хм? – тихий хрип, едва заметное поощрение в тишине комнаты.

– Теперь, когда я знаю всё… что это значит для нас? – спросила я. – Потому что предупреждаю: я больше не собираюсь клянчить крохи внимания только ради того, чтобы узнать, что они оказались полыми костями.

Его ладонь замедлила круги на моей спине. Он услышал. Мир замер, затаив дыхание. Постепенно он чуть приподнялся, отодвинул меня ровно настолько, чтобы заглянуть в глаза.

– Последние пять лет я был один, потому что не считал правильным быть с кем-то. Или, может, думал, что не заслуживаю. Не знаю. – Его пальцы скользнули по виску, по щеке, большой палец задел уголок моих губ. – А с тобой… это просто случилось. И я больше не хочу этому сопротивляться.

Тепло разлилось по мне от его слов, но этого было мало.

– И что же именно случилось?

Один уголок его рта приподнялся в привычной кривой усмешке, взгляд скользнул к моим губам.

– Всё за теми же костями гоняешься, милая? Проверяешь, есть ли на них хоть кусочек мяса?

Я приподнялась с его груди, и он тут же прижал ладонь к моей спине, будто не собирался позволить мне отдалиться ни на дюйм.

– Я хочу услышать это.

– Я всего лишь крестьянин, случайно оказавшийся при дворе. Хочешь красивых слов, милая, да? – Его большой палец скользнул по моим губам, чуть потянув нижнюю, а потом легко коснулся влажной кожи изнутри. – Если тебе это нужно, ищи себе какого-нибудь красноречивого принца. Одного я как раз знаю.

Сердце гулко билось где-то в горле.

– Я не хочу его.

– Ещё как хочешь. Можно сколько угодно отказываться поддаваться на зов связи, но отрицать саму тягу – невозможно. Но будь как будет. Я не тот, кто шепчет сладкие словечки, Галантия, – хрипло выдохнул он, подняв голову так, что наши губы оказались в миллиметре друг от друга. – Я куда охотнее покажу.

– Но мне нужно…

Его губы накрыли мои, и сердце будто застыло. По жилам хлынуло столько желания, что я задрожала, оказавшись в неразрывных тисках его рук. Его пальцы запутались в моих волосах, дрожали с той же отчаянной силой, что и его дыхание у моих губ. Я приоткрылась для него, впуская его язык внутрь, позволяя ему разжигать огонь жгучего томления где-то глубоко внизу живота. Боги, я так ждала этого поцелуя. Так долго!

Мир растаял в пламени его поцелуя, оголённый и без прикрас. Его губы двигались с мучительной нежностью, в них было безмолвное признание в большем. Тепло его рта, его близость, его крепкие объятия говорили обо всём лучше любых слов.

Это не был пустой жест, не случайная вспышка похоти. Это было безмолвное обещание, клятва, впитавшаяся в мою кровь и эхом отозвавшаяся в сердце. Его пальцы сильнее сжали мои волосы, не позволяя отстраниться, и с моих губ сорвался тихий стон, пока я цеплялась за него, утопая в этом смешении надежды, желания и чувства, слишком похожего на любовь.

– Вот, – прохрипел Себиан, когда наконец отстранился, глядя на меня влажным взглядом, тяжело дыша сквозь приоткрытые губы. – Ну как?

Я улыбнулась, прижав ладонь к его щеке и слегка проведя ногтем по щетине.

– Колется.

– Да? – В его усмешке не осталось и следа прежней тяжести. – Малир летает куда быстрее меня, пришлось выбирать: бриться или успевать за ним. Сегодня вечером сбрею, хорошо?

Я кивнула.

– Пожалуйста.

– Этот поцелуй мы задолжали друг другу слишком давно. И впереди будет ещё много, если ты позволишь. Но чтобы ты никогда больше не сомневалась из-за каких-то трёх гребаных слов, – он рванул меня к себе за затылок, почти рыча, – я люблю тебя.

Новый поцелуй – почти яростный в своей страсти. Я задохнулась, сердце грохотало, словно дикий барабан. Его вкус, его запах, голая эмоция, вибрирующая между нашими губами – всё это было как пожар, что выжигал последние сомнения и страх.

Он любит меня.

По-настоящему любит.

Раздалось нарочито громкое покашливание, за которым последовал баритон Аскера:

– Принц Малир ждёт леди Галантию у северо-восточной скалы.

Себиан тяжело вздохнул и огляделся, но даже не попытался отодвинуть меня.

– Она восстанавливается.

– Он в курсе. Но дело срочное, – отрезал Аскер. – Мы кое-что узнали.

Глава 16



Галантия

Наши дни, Тайдстоун

Когда Аскер ушёл, я быстро оделась. Себиан вывел меня на балкон, в тихий холод, но уже на третьем шаге мои ноги словно подкосились.

– Ни одной башни с катапультами не осталось, – мой взгляд скользнул вдоль внешней стены, местами обрушенной, и застыл на маленьком, одиноком башмачке внизу, во внутреннем дворе. Детский башмачок. – Малир пощадил хоть кого-нибудь?

Себиан посмотрел на меня с тенью боли.

– Ты уже знаешь ответ, милая.

Да, я знала. Милосердие не было частью характера Малира.

Моё дыхание стало неглубоким, словно лёгкие отказывались вбирать запах крови, въевшийся в воздух. Горничные, что расчёсывали мне волосы. Девушки, приносившие хворост. Слуги, выносившие ночную вазу. Если они не успели бежать, то сейчас все лежали где-то в кучах – среди кровавых конечностей и бледных лиц. Может быть, и почерневших.

– Сколько погибло?

– Слишком много. Но всё же не даже малая часть того, чего опасался Аскер для нашей армии. – Себиан взял мою руку в перчатке, медленно ведя вниз по узким каменным ступеням, чтобы подол моего коричневого, отороченного лисой платья не зацепился. – Двести с лишним Воронов. Большинство сбиты сетями и стрелами в первые волны атаки.

Мы вышли во внутренний двор.

– Я имела в виду людей.

Он задержал на мне взгляд, вдохнул поглубже и наконец сказал:

– И снова – слишком много.

Холодный ком сжался в животе, и по венам разлился ледяной ужас. Всё время атаки я думала лишь о своём амулете. Ни разу – о том, какой станет эта земля после. Земля, усыпанная перьями и кровью. Воздух, пропитанный приторной сладостью смерти. Так вот как выглядит… и пахнет война.

Я ненавидела её.

Презирала.

– Пойдём, милая, – он повернул меня к северным воротам. – Нужно выбраться отсюда. В ближайшее время надо вышить теневой тканью твои платья, чтобы мы могли тренировать твои превращения.

– Нам лучше выйти через портовые ворота.

Он покачал головой, обходя сломанные щиты и оружие, брошенное на землю.

– Нет, не лучше.

– Но так быстрее. Мы могли бы подняться по лестнице…

– Не ходи туда, Галантия. – В его голосе резко прозвучала команда, но взгляд тут же смягчился, когда встретился с моим. – Не в ближайшие несколько дней, поняла?

В воздухе густо висел дым, выворачивая мне желудок.

– Там ты сложил тела.

Его стиснутая челюсть ответила без слов.

– Как твоя пустота?

– Странно. – Я бессознательно коснулась пальцами того ноющего провала прямо под грудью. – Знаешь чувство, когда целый день не ел?

– Слишком хорошо.

– Вот так же, только раза в три сильнее. Постоянное урчание, будто в животе, и спазмы. Только не в животе – в груди. И становится хуже.

– Потому что так и есть, – он вздохнул, оглянулся на белый пейзаж, потом взял мою руку и развернул ко мне. – Твоя пустота тянется к теням, милая. Особенно – к Малиру. Эта боль в груди будет усиливаться, чем ближе ты к нему, пока вы не связаны. А сейчас, когда пустота голодна, тем более. Давай-ка быстро это исправим. Будь умницей, закрой глаза.

Я подчинилась.

– Что ты делаешь?

– Делю с тобой часть моих теней. – Он переплёл наши пальцы, шагнул ближе и опустил лоб к моему. Шёпот коснулся воздуха между нами: – Я не ткач смерти, милая, но всё, что у меня есть, – твоё.

Что-то дрогнуло в груди.

– А как мне… впитать их?

– Ты уже впитываешь, – прошептал он. – Тут скорее важно не как начать, а как остановиться. Если возьмёшь слишком много и не сможешь ими управлять – они разорвут тебя изнутри. Понимаешь?

С губ сорвался вздох, тело словно потянулось к нему само. Его крепкие руки обвили меня, удерживая, когда я качнулась, чувствуя, как боль в груди немного стихает.

Себиан прижался лицом к моему виску.

– Хорошо. Теперь остановись.

Вялое тепло разлилось по жилам, делая движения ленивыми.

– Как?

– Закрой пустоту, – сказал он. – Вот как объясняла мне бабушка, ладно? Представь, что это сосуд. Любой, лишь бы мог удержать тени. Представила?

– Угу.

– Что именно? Скажи.

Я сосредоточилась на образе, вспыхнувшем на чёрном фоне сознания.

– Коробка.

– Какая коробка? Из дерева? Металла? Цвет? Ты должна её видеть. По-настоящему.

– Стеклянная, – прошептала я. – Прозрачное стекло, искрящееся белым, серебристым и голубым.

– Закрой её.

Я старалась захлопнуть крышку, но боги… Как же сладко его тени заполняли ту пустоту, что я несла в себе всю жизнь. Всю проклятую жизнь! Я жаждала большего. Ещё.

– Хватит. – Голос Себиана срывался, хрипел. – Остановись, или ты высосешь меня досуха. Закрой свою стеклянную коробку, милая.

Я застонала от блаженства, тени смягчали боль в груди. Больше… ещё!

– Сейчас же, Галантия! – его рука резко обхватила мою талию, прижимая к себе, тело к телу. – Закрой гребаную коробку!

Глаза распахнулись сами, грудь судорожно вздымалась.

– Я… прости.

Его дыхание, рваное и тяжёлое, смешалось с моим, вырываясь горячими облачками в морозный воздух.

– Нам нужно будет потренироваться, – выдохнул он. – Ты чувствуешь себя лучше?

– Немного.

– Немного, – повторил он с тенью напряжения на лице, а затем снова потянул меня за руку.

– Куда мы идём? Что там у обрыва такого срочного?

В животе что-то перевернулось.

– Виселица.

Виселица на утёсе, за ней – море. Тело светловолосой женщины, болтающееся в петле, захлёбывается в солёных волнах.

Видение Аскера вспыхнуло в сознании.

У обрыва вырисовались три фигуры – Аскер, Марла и Малир. Неподвижные, окружённые тёмным силуэтом виселицы. Три столба, три верёвки, две пустые, покачивающиеся от солёных брызг. И третья…

На ней висело тело.

Холодный пот выступил на лбу. Пальцы выскользнули из руки Себиана, и я пошатнулась вперёд, к женщине, что качалась на верёвке.

Нет. Нет, это невозможно.

Дрожащие ладони коснулись сапог. Кожа обожгла: пальцы почернели от густой чёрной смолы, размазанной по коричневой коже.

– Дёготь, – сказал Себиан, остановившись рядом.

Я подняла взгляд. Смола пропитала зелёный подол платья, кровавый лиф, светлые пряди, липко прилипшие к вышивке, словно паутина. Белые перья порхали на ветру, но не могли улететь.

Нет. Нет, это неправда.

Выше.

Лицо, побледневшее, черты полупрозрачные, морщинки у линии волос, седеющие пряди. Родные черты.

– Мама?

Верёвка скрипнула в ответ.

Колени подломились. Я осела на землю, покачиваясь в такт телу, и продолжала держать её за сапоги.

– О боги… нет, нет!

Не знаю, как он подошёл, но Малир оказался рядом, потянул меня за плечо.

– Встань…

Я вцепилась в ноги Себиана, как будто ветер мог вырвать меня и бросить в море.

– Он убил её!

– Тише, – Себиан опустился на колени и заключил меня в объятия, прижимая так крепко, будто хотел заслонить от мира. – Я здесь, милая. Всё будет хорошо.

– Аскер нашёл её так, – сказал Малир, руки за спиной, челюсти сжаты так сильно, что под скулами легли тени. – Полагаю, наши догадки верны. Это леди Брисден?

Нет, это не леди Брисден. Она бы сидела сейчас в карете по дороге в Аммаретт, хмуро глядя поверх тяжёлой меховой накидки. Но не висела бы в петле ради меня.

Эта женщина пожертвовала собой, чтобы я жила. Чтобы я выжила. И как назвать такую женщину?

Слёзы хлынули из глаз, солёным комом застряв в горле. Я кивнула.

– Да…это моя мать.