Текст книги "Тени столь жестокие (ЛП)"

Автор книги: Лив Зандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава 36



Малир

Наши дни, Вальтарис, тронный зал

За последние месяцы я вызывал в Галантии всякие разные реакции. Она меня боялась, ненавидела, презирала… но тот взгляд мрачного разочарования только что?

Он выпотрошил меня.

– Она разве не понимает? – обратился я к Аскерy, который переместился к подножию лестницы, ведущей к трону, всегда казавшемуся таким величественным, но на деле оказавшемуся жутко неудобным. – С риском, что Арос может задержать поставки зерна, с Дипмаршем, который увяз в болотах, и Тайдстоуном, уже пожирающим наши ресурсы на восстановление – как я должен кормить сотни воронов, возвращающихся в Вальтарис каждый день? Я так уж неправ, желая прогнать людей? После всех зверств, что они нам причинили?

За ним последовала длинная череда разных гласных, просто набор звуков, прежде чем он наконец пробормотал:

– Говорят, правящая связанная пара должна править вместе не потому, что один из них наверняка прав, а потому, что оба они наверняка неправы, и…

– Верный путь где-то посередине, – вздохнул я. – Моя пара умна, изобретательна и быстро схватывает суть. Но она всё ещё слишком наивна в вопросах войны и трудностей за пределами крепости. Что мне делать?

– Не устраивать резню безоружных фермеров. – Всплеском теней Себиан метнулся вперёд, только чтобы плюхнуться на ступени моего трона, выглядя до возмутительного удобно: откинулся на локоть и раскинул ноги. – Разве что ты изначально предпочитал гнездиться где-нибудь на сухом мёртвом дереве.

Устав от этого жёсткого сидения, я поднялся и спустился по лестнице, усаживаясь рядом с Себианом.

– Ты мой советник, Аскер. Дай совет, как мне избежать того, чтобы моя пара выгнала меня из собственных покоев, и при этом не смотреть, как мой народ гибнет от голода.

Я ждал мудрого совета.

Его не последовало.

Себиан лишь издевательски фыркнул, уголки его губ дёрнулись.

– «Я стану ночью, самым тёмным участком неба вокруг тебя», – передразнил он, и не то чтобы я не слышал, как его стая каркала над этим у родника. – Сколько дней у тебя ушло на то, чтобы придумать эти строки?

– Пять, – ответил я, шлёпнув его по затылку так, что он закашлялся от смеха, а у меня самого дрогнула улыбка. – Три на черновики, два на правки.

Но улыбка не задержалась.

Сердце тянуло вниз, мысли вернулись к тому вечеру.

К тому, как часто билось её сердце от моих слов, заставляя спину вибрировать о мою грудь.

К тому, как страстно мы целовались.

К тому, как близка её душа оказалась к моей, пока она не коснулась меня…

…там.

Без сомнения, она приняла мой всплеск за гнев, когда на самом деле это был стыд. Если бы она знала, что многие сделали меня своей шлюхой, посчитала бы меня грязным? Если бы знала, что я каким-то образом начал находить в этом удовольствие – в том, что когда-то навязывалось мне болью и насилием, – сочла бы меня осквернённым? Больным? Ещё более извращённым, чем я уже сам доказал ей?

– Ты был прав, – наконец признался я, и не в первый раз, когда речь заходила о Галантии. – Слова действительно влияют на неё.

– Ага, жаль только, что у тебя талант в один момент сказать всё правильно, а в следующий – всё к чёрту испортить.

Да, это моё умение.

– В каком смысле?

– В смысле, что тебе понадобились недели, чтобы убедить её в своих чувствах, – сказал он. – Принцу, который позволил себе влюбиться в женщину, которую считал человеком, и который при этом не в силах проявить крошечную долю доброты к этим человеческим фермерам.

Это наблюдение резануло куда глубже, чем я хотел бы признать, пронзив меня болью. Девятнадцать лет моя пара жила как человек. Естественно, она продолжала испытывать жалость к ним. И хоть я понимал это, не был уверен, что смогу когда-нибудь сам чувствовать то же.

И зачем? Разве они не вырезали мою семью, не разрушили наши земли, не осквернили наши святыни? Где была человеческая жалость к тем вороньим крестьянам, которых они вырубили? К птенцам, которых они заживо подожгли? Где была их доброта, когда они…

– Мой принц, – произнёс незнакомый голос, заставив меня поднять взгляд на стражника, внезапно оказавшегося в центре зала. – Этот человек отказался уйти. Он сказал, что у него есть срочная весть о западных фермах, но отказался сообщить её, даже после того как мы дали ему десять плетей, заявив, что поделится только с вами.

Я даже не потрудился выпрямиться, уж тем более снова терпеть ещё одну минуту на этом проклятом троне ради таких, как он.

Мой взгляд упал на мужчину рядом со стражем. Коричневые взъерошенные волосы. Лохмотья вместо одежды. Спина, что, вероятно, была сутулой ещё до этих десяти ударов. Рядом с ним – женщина с рыжевато-каштановыми волосами, сжавшая кулаки на грязно-коричневом подоле, её взгляд упирался в пол. Между ними стоял мальчишка лет девяти, может десяти, его светлые волосы так резко контрастировали с чёрным камнем пола.

Моя верхняя губа сама по себе изогнулась.

Люди.

Я махнул рукой, и их подтолкнули вперёд, остановив всего в нескольких шагах от первой ступени.

– И что же за срочная весть у тебя о тех фермах и нарушителях, посмевших ослушаться моего приказа?

– Ваше Высочество. – Мужчина сделал ещё один шаг, его поклон был таким же кривым, как и его спина, демонстрируя разодранные кровавые рубцы. – Простите меня, но у меня не было другого выхода, правда не было. У меня нет никаких вестей, нет. Всё это… всё это было ложью, только чтобы нас пустили сюда.

– Люди лгут. Какое удивление. – Я прищурился. – Ты один из тех фермеров с западных полей?

Он снова полупоклонился.

– Да, Ваше Высочество. Я один из фермеров. Участок у нас небольшой, но нам хватало.

И всё же – слишком большой для его породы.

– Должно быть, вы долго шли.

– Пять дней в пути, Ваше Высочество.

– Есть и менее утомительные способы умереть, – сказал я. – И всё же ты выбрал прийти сюда, в место, где тебя не ждут, с пустыми руками.

Себиан метнул в мою сторону взгляд, бровь его изогнулась, будто я собирался позволить своим теням поглотить их. И, может быть, я бы так и сделал ещё несколько недель назад. Но не теперь. Сейчас мои тени были… достаточно спокойны.

Женщина рядом с ним, очевидно жена, торопливо ударила его по руке, но не осмелилась поднять глаз.

– Скажи ему, Оскар. Просто скажи Вороньему королю.

– Правда, у нас нет ничего ценного. Всё, что было, мы потратили на семена к весне, но теперь они так и не будут посеяны, не будут… Единственное, что у нас осталось ценного, – это наш сын. Поклонись. – Когда мальчик застыл, его отец мягко подтолкнул его вперёд на полшага. – Ну же, поклонись.

– Давай же, поклонись, – сказала мать с ободряющим кивком и новыми махами рукой. – Как мы дома репетировали. Сделай это.

Мальчик поднял на меня голубые глаза, сглотнул, затем поклонился.

– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы приютим его, – сказал я. – Вальтарис не приют для брошенных человеческих детей. Богиня знает, у нас хватает собственных, потерявших родителей.

– Нет, все не так, Ваше Высочество. – Мужчина опустился на колени рядом с сыном, глядя на него с нежностью, какую я сам от своего отца никогда не помнил. И это вызвало во мне зависть. – Покажи ему, мальчик. Покажи Вороньему королю, что ты умеешь.

Мелькание слёз в его глазах – и мальчик поднял руку, из пальцев хлынули белые тени. Тысячи тончайших нитей устремились вперёд и вниз, переплетаясь в подобие покрывала.

– Да благословит нас богиня, – сказал Аскер, на миг раскрыв рот. – Белый ткач.

– Чтоб я сдох, – пробормотал Себиан.

Всё тепло ушло из моих щёк и пальцев, оставив после себя странное покалывание. Белый ворон-мальчик. Как такое возможно?

Я поднялся и медленно спустился по ступеням.

– Как вы заполучили этого ребёнка?

– Король Малир… – Женщина попыталась изобразить реверанс, или то, что должно было им быть. – Мы нашли его, когда ему было, может, два года, когда услышали детский плач в ферме у дороги. Там никого не было, он был один, весь испачканный и исхудавший. Мы взяли его, но мы ничего не крали, ничего. Дважды мой муж возвращался, чтобы искать его родителей, но никто так и не вернулся на ту ферму.

– У нас нет собственных детей, – продолжил мужчина. – Так что мы приняли его. Воспитали как сына.

Острая боль полоснула висок, возвестив головную боль в самое неподходящее время. Они… взяли ворона? Воспитали его как своего? Защитили?

Нет. Нет, что они защищали, так это собственные шкуры, когда узнали, кто он такой. И никак иначе.

Я присел на корточки перед тканью, что соткал мальчик, и разглядел эти бледные пряди, столь же многосложные, как волосы Галантии.

– Наверняка для вас стало шоком, когда он обернулся? Когда соткал тени?

– Шоком? – Мать мальчика прижала ладонь к груди и медленно покачала головой. – Нет, Ваше Высочество. Мы знали, кто он, когда нашли его.

– Повсюду были белые перья, – сказал его отец. – Я никогда не видел белого Ворона, только чёрных. Но когда я попытался поднять его… его тело закрутилось.

– Он был слишком голоден, чтобы меняться, – добавила женщина, – но мы поняли.

Ещё один удар в висок, словно эта информация сталкивалась со всем, что я считал правдой о людях и их бесконечной ненависти к моему роду.

– Почему вы взяли его?

– Ну… – Женщина обменялась озадаченным взглядом с мужем, будто её ответ должен был быть очевиден для меня, а я едва мог привести мысли в порядок. – Он был ребёнком, брошенным, плакал и голодал. Что нам оставалось делать?

– Убить. Заключить в клетку. Сжечь.

Я поднял руку перед мальчиком, позволяя теням между пальцами принять форму лошади, достаточно близкой, чтобы вызвать у него робкую улыбку.

– Как тебя зовут?

Он посмотрел на отца, и, когда тот кивнул, снова посмотрел на меня.

– Дэвид.

– Он не единственный, ваше величество, – сказал мужчина, и, боже, с каждым его словом становилось всё хуже. – Мы никогда об этом не говорим, из страха, что король Барат отправит солдат на наши фермы, но… их больше.

Больше детей Воронов.

Спасённых.

Людьми.

– Наша телега застряла в земле, – сказал мужчина. – Моя жена и я отправимся, как только освободим её, но… – Он сдержал всхлип. – Мы не можем взять Дэвида с собой, туда, куда направляемся. Слишком опасно, поэтому мы надеялись, ваше величество, что вы…

Мальчик бросился в объятия отца.

– Не оставляй меня здесь, отец. Пожалуйста.

Мои зубы сжались до боли у корней, усиливая головную боль, пронзая годы и годы моих искажённых представлений. В Дипмарше Галантия отложила свои предубеждения и протянула нам, Воронам, руку доброты. И если я сумел влюбиться в нее, когда считал обычной человеческой женщиной, как я не могу проявить доброту в ответ?

Я встал и сделал знак мужчине последовать за мной.

– Вы всегда были фермером? Или осваивали ещё какую-то профессию?

Мужчина поднялся и поклонился.

– Я работал на полях, в шахтах и с камнем.

– Все навыки полезны, – сказал я и повернулся к Аскеру. – Найди им дом возле Крылатой Крепости. Обеспечь их всем необходимым. Я хочу, чтобы охранник оставался рядом с ними, пока мы не найдём способ избежать вражды или насилия по отношению к людям, которые уже живут на территории Вайрии.

Глава 37



Галантия

Наши дни, Вальтарис, Крылатая Крепость

В тишайшем оцепенении покоев королевы Эльноры на меня давила тяжесть вторжения, и всё же пальцы зудели от любопытства и возбуждения, пока я рылась в осколках прошлого.

И каким прекрасным это прошлое было.

Воздух был пропитан ароматом роз, запах удерживался, даже спустя годы забвения. Стены украшали гобелены из теневой ткани с золотой нитью – изысканное плетение воспевало историю Воронов, вечно ускользавшую от меня. Башенные книжные полки будто шептали, когда я проводила пальцами по корешкам из кожи и пергамента; на одном запястье – синяя лента, на другом – каштановый браслет. Я искала хоть что-то, что могло бы помочь мне овладеть тенями.

– Она любила читать. – Черта, которую, должно быть, передала Малиру, ведь и он любил окружать себя книгами. – Но, думаю, ничто она не любила так сильно, как своих детей.

Любовь, что отражалась в вещах, наполнявших покои. Детские рисунки, сохранённые, словно священные тексты. Простые деревянные резные фигурки – воплощение обожания. Свёртки из крошечных чёрных перьев, завернутых в вышитую ткань… Та любовь, что когда-то жила здесь, создавала атмосферу заботы и тепла, которой я никогда не знала.

– Я не нашла никакой информации о пустотах или ворах. – Тжема бережно перебирала сложенные ткани, её движения были медленными и уважительными, чёрные пряди были заплетены на обожжённой стороне лица так, как я когда-то показала ей. – Её дар проявился поздно. Может, она так и не узнала многого о том, что значит быть пустотой?

– То, как принц Малир говорил о ней, заставляло её казаться могущественной. – Мой взгляд переместился к туалетному столику возле высокого окна, выходившего на центральный рынок Вальтариса, и сердце забилось быстрее. Насколько велика вероятность найти то, что я искала, среди украшений и косметики? Будет ли неправильно заглянуть в эти ящики? – Ты смотрела под кроватью?

Тжема зевнула. Хоть она и прибыла в Вальтарис всего несколько дней назад на карете, это не мешало ей заботиться обо мне так же, как в Тайдстоуне и Дипмарше.

– Там ничего нет.

Сомнение покалывало в мышцах, тянуло мой взгляд обратно к столику, украшенному изящными безделушками. После недолгого колебания я сделала нерешительные шаги к нему. Мягкий стул подо мной ощущался почти как приветливые объятия, подталкивающие к тому, чтобы раскрыть тайны, спрятанные в деревянных ящиках.

Я потянула их.

Заперто.

Заперто.

Заперто.

Я продолжала дёргать за золотые ручки, и с каждым упрямым щелчком надежда тускнела. Пока седьмой ящик не поддался с неохотным скрипом. Внутри, под слоем лавандовых саше, чей аромат едва держался, лежала квадратная деревянная коробка. Руки задрожали, когда я подняла её и поставила на стол перед собой.

Глубокий вдох. И я открыла её.

На меня взглянули стопки писем, каждое – запечатанное чёрным воском, адрес выведен ониксовыми чернилами, танцующими по пожелтевшему пергаменту… на древнем Вэре.

– Тжема, ты умеешь читать древний Вэр?

– Нет.

– Может, это прощальные письма? – Я перебирала их, щурясь на строки, которых не могла разобрать, и чувствовала, как тяжелеют плечи. – Было бы куда легче понять, что я держу в руках, если бы только я могла…

Мои пальцы застыли на следующем свитке, сердце стукнуло о горло при виде слов, написанных на общем языке: Суженой Малира.

Печать хрустнула, когда я сломала ломкий воск, открывая изящный почерк королевы Эльноры.

Дорогая дочь,

Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в этом мире, и мне так и не довелось встретиться с тобой. Но если бы довелось, я бы попросила тебя заботиться о моём сыне. Не отворачивайся от его тьмы… прими её.

Пойми: тени цепляются к трещинам и скрытым углам, живут в незримом, в тайном, в непризнанном. Если ты полностью примешь тьму моего сына, встречая каждую её грань без страха и отторжения, то тени лишатся своего пристанища, им останется меньше поверхностей, за которые можно уцепиться.

Я вверяю его тебе и надеюсь, что ты сможешь стать светом в его жизни, так же как молюсь, чтобы ты сама нашла в нём свою недостающую часть.

Со всей любовью, какую могут нести слова из одного сердца в другое, даже через завесу времени и смерти,

Твоя свекровь

Эльнора

Слеза скатилась по моей щеке, обогнула улыбку и упала на пергамент. Я стерла её платьем из теневой ткани, сложила письмо и осторожно спрятала в рукав. Остальные вернула в коробку и поднялась, крепко прижимая её к груди.

– Мы должны отдать эти…

Малир облокотился на дверной косяк, одна рука в кармане брюк, другая перебирала серебряные пуговицы чёрного жилета.

– Ты что-нибудь нашла?

Да, третью мать, похоже, так.

– Мы нашли прощальные письма. Я подумала, что ты захочешь их увидеть. – Я подошла к нему и протянула коробку. – Уверена, одно из них адресовано тебе.

Он взял коробку, на мгновение задержал взгляд на её резных узорах, а затем встретился глазами со мной.

– Я надеялся, что ты пойдёшь со мной в гостиную. Нас там ждёт портниха.

– Платье для…?

Он вынул руку из кармана, поднял её к моему лицу и стёр слезу, которую я, видимо, пропустила.

– Для той самой коронации, что вызывает у тебя столько тревоги.

Я позволила взгляду скользнуть по безнадёжно кривой косе, которую заплела ему этим утром, но он всё равно носил её с гордостью.

– Коронации, от которой я не могу отказаться.

– Можешь. – Малир шагнул ближе, глядя на меня с такой нежностью, что в груди затрепетало. – Но ты не станешь.

– Как смело, – фыркнула я, – дарить свободу одним предложением, только чтобы отнять её следующим.

Он цокнул языком.

– У меня для тебя предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Это привлекло моё внимание.

– О?

– Согласись сидеть рядом со мной как наша королева перед лицом всей Вайрии, и в ответ… – Его пальцы вытянули светлую прядь из моей косы, он покрутил её меж пальцев, а кончик его носа легко коснулся моего. – Я позволю людям в нашем королевстве оставаться здесь, если они того пожелают, и никто их не тронет.

– Я согласна! – выпалила я в порыве чистого облегчения и… да, радости. – Я прямо сейчас надену эту корону.

Красиво смотрелось, как он пытался удержать улыбку, заставляя лицо вновь принять королевскую серьёзность.

– Есть условия. Отныне они будут платить оброк. Тридцать процентов пищи, что они производят, пойдут в наши зернохранилища – чуть больше, чем обязаны сдавать Вороны. И право их оставаться здесь будет отнято, если они станут продавать свой урожай кому-либо, кроме граждан Вайрии.

– Звучит справедливо.

В глазах Малира заиграли искры, отражая одновременно облегчение и такую чистую радость, что она, казалось, исходила от него мягким сиянием. Осторожно, словно я была хрупким стеклянным сосудом, он наклонился ко мне, и его губы встретили мои в поцелуе, полном той чуткой нежности, о существовании которой я раньше не знала.

– Я не хочу раздора между нами, – прошептал он меж лёгких, как перья, поцелуев. – Я нелёгкий человек – знаю это. Но я бесспорно твой, сердцем и душой, и вся моя жизнь впереди, чтобы учиться идти в твоём свете.

Тепло разлилось по мне. Нет, больше никакого раздора. Ненависть, ложь, обман… всё это осталось позади.

Когда он наконец отстранился, то подарил мне одну из тех улыбок, что теперь стали не такими уж редкими, и взял мою руку в свою.

– Пойдём. У меня для тебя сюрприз.

– Ещё один сюрприз?

Малир передал коробку Тжеме, кивнув ей следовать за нами в коридор и обратно к более парадным комнатам.

– Шахты уже разрабатываются. Первые оброки начинают поступать. Мастера и торговцы-Вороны со всего королевства возвращаются в Вальтарис. Теперь ничто не мешает мне немного побаловать свою пару. – Он провёл меня в роскошную гостиную, величественное помещение, дышавшее великолепием и в то же время наполненное теплом. – Ты, полагаю, помнишь Дарьена?

– Моя будущая королева, – сказал Дарьен с глубоким поклоном, вновь облачённый в изысканное чёрное платье из теневой ткани, сотканное с добавлением лисьего меха. – Надеюсь, вы простите нашу прошлую встречу. Та рыжеволосая никогда не смотрелась хорошо в чёрном наряде… талии почти нет, а у вас – самое то! Слишком бледный цвет кожи, слишком резкий контраст с её волосами. Выглядело просто болезненно. А вот вы…

Будто я не знала, что он всего лишь выполнял приказ.

– Всё прощено. Но лучше уж сделай это платье самым великолепным.

– Иного быть не может! – воскликнул он с пышным взмахом рук, отбросив длинные чёрные пряди с плеч. – И какой редкой красотой оно станет, ведь я создам его вместе со своим новым учеником. Дэвид, как мы репетировали приветствие для твоей будущей королевы?

Из-за Дарьена вышел худощавый мальчик с белокурыми волосами, облачённый в прекрасные белые одежды. Он так низко поклонился, что потерял равновесие и вынужден был замахать руками, чтобы устоять.

– Ваше Величество.

Я переводила взгляд с загадочной ухмылки Малира на огромные голубые глаза мальчика, не понимая, что всё это значит.

– Ученик?

Человек?..

Дарьен опустился на одно колено передо мной и ободряюще похлопал Дэвида по спине.

– Покажи Её Величеству то, чему я учил тебя этим утром.

Дэвид глубоко вдохнул.

Сосредоточенность прорезала его брови, он вытянул руки вперёд. Лёгким движением запястий и изящным изгибом пальцев из кончиков его рук полились завораживающие завитки белого тумана. Клубы танцевали в воздухе, переплетаясь в нити самого сияющего шелка, какой я только видела. Он ткался прямо у меня на глазах, его поверхность сияла так ярко, что ловила и отражала солнечный свет, струившийся в окна, заливая комнату мягким, ярким сиянием.

С губ сорвался вздох. Я взглянула на Малира, встретив его глаза, уже устремлённые на меня, и улыбку, изгибающую узкие губы. А затем он сделал то, на что я и не думала, что способны его мышцы.

Он подмигнул.

Лёгкость этого жеста разлила по мне тёплую волну восторга, и на мгновение предательские трепетные бабочки затрепетали в животе слишком интенсивно, чтобы их игнорировать. Да и зачем? Моё имя смыто, моя сущность раскрыта, наши души связаны, ненависти больше нет, что могло бы нас разделить. Что стояло на пути наших сердец?

Ничто.

Когда Дэвид поднялся на цыпочки, пытаясь соткать белый рукав поверх растворяющегося чёрного, я опустилась на колени и улыбнулась ему.

– Я думала, я единственный белый Ворон.

Его глаза засияли.

– Вы тоже белый Ворон… э-э… Ваше Величество?

– Да.

– Я никогда не видел другого белого Ворона, – сказал он, пока Дарьен указывал, где именно продолжить быстрыми движениями рук. – На самом деле, я никогда не видел других Воронов вообще. До вчерашнего дня.

Я нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду? Откуда ты?

– У моего отца ферма, но он человек, – пожал он плечами. – И мать тоже. Но теперь мы живём в Вальтарисе. Принц Малир сказал, что я должен быть рядом, иначе не смогу быть учеником Дарьена.

Мой взгляд метнулся к Малиру, ища на его лице хоть какое-то объяснение, знак, что я ослышалась. Всё, что он предложил, – это игривый наклон головы и поднятая бровь, повторявшая новую ухмылку.

Что-то развернулось глубоко внутри, тугой узел распустился в груди, прежде чем я вернула внимание Дэвиду.

– Ты сам научился ткать так?

Он кивнул.

– А какой у вас дар?

– Я вор. – При укоризненном кашле Малира я добавила: – Но это наш маленький секрет, хорошо?

Глаза Дэвида округлились, и стало ясно: его приёмные родители успели рассказать ему о нашем роде.

– Вы можете красть дары?

– Теоретически. – С учётом того, как медленно я прогрессировала в умении прикасаться к чужим теням и управлять ими, надеяться украсть чей-то дар мне было рано. И всё же я бы никогда не оставила его себе – ведь в книге я прочла, что их можно возвращать, так же как хранить в соляных кристаллах, как было с моим. – Ты читал о ворах?

Руки Дэвида уже давно замерли, а глаза его уставились на что-то позади меня. Нет, не на что-то. На кого-то.

Я оглянулась – Тжема переминалась с ноги на ногу, сжимая в руках деревянную коробку, словно не знала, что делать с вниманием мальчика, и я решила помочь ей.

– Это Тжема, моя горничная. Тжема, почему бы тебе не поздороваться с Дэвидом? Вы выглядите одного возраста.

Тжема опустила взгляд, застенчиво ковыряя носком сапога тёмно-красный ковёр.

– Привет.

На краю зрения что-то дрогнуло.

Дэвид наклонил голову точно так же, как Малир в тот день в лесу, его глаза распахнулись – и вовсе не от шока при виде её внешности.

– Привет.

– На сегодня хватит, – сказал Дарьен, занятый тем, что снимал с меня мерки нитями сотканных теней. – Мальчик тренировался ещё до рассвета… даже кашу пропустил. Пусть Дэвид поработает над рамой, пока его плетение не станет достаточно точным для работы над деталями.

Малир устроился в одном из резных стульев с бархатной обивкой, тёмное дерево резко контрастировало с лёгкостью его мягкого выражения.

– Если я захочу, чтобы всё платье было из белой теневой ткани, как думаешь, сколько это займёт времени?

– Мой принц, – сказал Дарьен с почтительным поклоном, – дайте нам тридцать дней, и мы создадим наряд, более прекрасный, чем любой прежде.

– Даю вам двадцать.

– Разумеется, – сказал Дарьен и отвернулся.

– Тжема, – я сделала приглашающий жест. – Отведи Дэвида на кухню. Уверена, он голоден. А коробку оставь здесь.

Она немного замялась, потом поставила коробку на стол и жестом пригласила Дэвида следовать за собой.

Когда комната наконец опустела, я подошла к Малиру в чёрном платье с наполовину белым рукавом.

– Ты заметил, как Дэвид отреагировал на голос Тжемы?

– Заметил.

– Думаешь, они могут быть предназначены друг другу?

– Вполне возможно, но они никогда не смогут связаться, ведь она потеряла своего аноа. – Он на мгновение задумался, затем щёлкнул языком. – Но они могут любить друг друга и делать друг друга счастливыми.

– Всё, что ты предложил, ты уже воплотил, не так ли?

Он взял меня за руку и слегка потянул, но я осталась на месте.

– Да.

– Зачем? – спросила я. – Зачем менять решение и привозить его человеческих родителей жить сюда?

– Потому что я знал: доброта, которую ты так щедро даришь другим, никогда не позволит тебе сказать «нет». А затем, конечно же, ещё и то, что… – Он резко дёрнул меня за руку, усадив себе на колени, и тут же обвил руками, заключая в крепкое объятие. – Это было правильно. Если моя пара способна отпустить свою ненависть ко мне, то как я могу не последовать её примеру и не попробовать сделать то же самое ради людей?

Его слова разъели последние осколки сомнений и колебаний, прочно застрявшие в трещинах сердца. Стены, которые я возводила – из недоверия и страха, – будто осыпались в прах. В этот миг признаться себе в своих чувствах к нему было так просто. Пусть пока лишь себе…

Я подняла руку и коснулась его щеки, кончиками пальцев едва скользнув по изгибу брови. Глубокое удовлетворение наполнило меня, когда он подался навстречу моему прикосновению, на мгновение закрыв глаза, словно желая вкусить его сполна. Именно тогда я решилась.

Я сократила расстояние между нами, прижав губы к его губам. Его глаза распахнулись от удивления всего на секунду, прежде чем снова сомкнулись вместе с моими. Мои губы раскрылись, приглашая углубить поцелуй, и он подчинился. Его язык скользнул в рот, встретившись с моим, и этот миг ознаменовался глубоким, мужским стоном.

Рука Малира скользнула к моей косе, яростно дёрнув её, словно желая выпустить наружу энергию, вибрирующую между нами. Другая его рука крепко прижалась к моей подвздошной кости, посылая по телу искры наслаждения, прежде чем обхватила мои ягодицы с такой требовательной силой, что я не могла не ощутить её всей кожей. Я растворялась в нём, мои ладони жадно исследовали его спину, цепляясь всё крепче, умоляя сделать своей в этом накалённом до предела мгновении.

– Я хочу тебя, – прорычал он в мои губы, гудело от желания, готового взорваться. – Я люблю тебя.

На секунду мои голосовые связки дрогнули, словно собираясь отразить его признание, и волна паники и восторга захлестнула при одной мысли об этом. Но вместо слов из моих уст вырвался стон, напряжение между нами, это жгучее, нестерпимое желание достигло апогея.

Пока не раздался стук.

Аскер просунул голову в гостиную.

– Мой принц, боюсь, тут возникли некоторые неприятности, требующие вашего внимания.

Горло Малира задрожала от звука чистого раздражения.

– Это так важно? Срочно?

– Срочно.

Выдох Малира прозвучал почти как жалобный стон, и я, не удержавшись, рассмеялась.

– Похоже, тебе придётся заняться королевскими штучками.

– Да, королевскими штучками, – пробормотал Малир с усмешкой, прежде чем быстро коснуться моих губ ещё одним поцелуем и, легко сдвинув меня с колен, подняться. – Увидимся позже.