Текст книги "Тени столь жестокие (ЛП)"
Автор книги: Лив Зандер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Глава 17

Малир
Наши дни, Тайдстоун
Деревянный ящик с грохотом ударился о камень, исцарапанный когтями, и разлетелся в какофонию щепок и стонов, которые эхом прокатились по стенам. Осколки просвистели в воздухе, один полоснул по щеке, обжигая кожу горячей болью.
Я взревел – сырой, гортанный рык, вырвавшийся из глубины горла, – руки метались в беспорядке, сжимали всё, что попадалось под пальцы, лишь бы сломать, раздробить, уничтожить. И если эта гребаная темница не держала на себе целую ебучую стену замка, я бы разнёс её в клочья – так, как Брисден разнёс меня!
– Сука… сбежал! – Взрыв теней вырвался из моего нутра, ударившись в стены оглушительным рёвом. Камень задрожал, затрясся под напором моей ярости, пока из трещин не посыпалась известковая пыль. – Этот красивый мальчик Ворона поймает тебя и подвесит за яйца! Крючок в член пропущу для надёжности и гвозди в жопу вобью!
Тени отпрянули – и тут же обрушились обратно, хлёсткая плеть моей же ярости сбила меня с ног. Позвоночник гулко ударился о холодный каменный пол, и мрак просочился внутрь, опалил, запятнал до самой гнилой сердцевины той жижей, что никакими омовениями не смоешь.
Из груди вырвался стон и тут же переродился в долгий, рваный смех. Он разнёсся эхом. Казалось, стены смеялись вместе со мной.
Безумие.
Смех переломился в хриплый смешок – пустой, фальшивый, раздирающий горло. Во мне не осталось ничего здравого. Ни правильного. Ни целого. Ни приличного. Ни чистого.
Не теперь.
Я лежал, не знаю сколько, распластанный на камнях, а спертый воздух тянул плесенью и тоской. Сердце бухало в груди, постепенно замедляясь, стихая в глухой гул. Дыхание повторяло этот ритм – короткое, поверхностное, будто и сам воздух брезговал прикасаться ко мне, такому грязному.
Мне не стоило сюда возвращаться.
И вдруг – дрожь внутри. Яркая искра из ничего в самом центре, похожая на свет – так тени мои раздвинулись, уступая.
Я знал это чувство. Впервые встретил его мальчишкой здесь, в этих самых стенах. Потом – в рощице, уже взрослым, слишком сломанным, чтобы хоть о чём-то заботиться. Но сейчас… я заботился. Слишком сильно. Тянуло к нему, как ворону – к свежей падали.
Я хотел ещё.
Я нуждался в этом.
Я поднялся, шатаясь. Теневой плащ изорван местами, сапоги скрежетали по камню. Я брёл по коридору, где эхом ещё жили вековые крики Харлена. Винтовая лестница выросла впереди – каждый шаг был борьбой с прошлым, что царапало по пятам, не отпускало.
И, может, я рухнул бы на ступенях, ждал бы, пока Аскер придёт и вытащит меня, если бы не тот светлый зов, тянущий меня вверх – к свету барбакана.
Где она?
Я поднял руку, наблюдая, как клубы теней извиваются меж пальцев. Судьбоносные дары всегда тянулись друг к другу, но ничто так не звало тени, как пустота.
Моя голубка манила их. Сгибала. Склоняла. Указывала – к воротам слева, как стрелка компаса, рвущаяся на север.
Смахнув грязь с рукавов, я вышел через распахнутые ворота. Шорох ракушек под ногами сменился хрустом снега.
Три дня назад Галантия зажгла костёр для леди Брисден – только потому, что земля была слишком промёрзшей, чтобы зарыть её по-людски. Потом она заперлась в своей комнате – горевала, спала, плакала…
Всё это – в руках Себиана.
Картинка, что царапала меня изнутри, рвала и скребла. Но не так сильно, как память о том, как у виселицы она бросилась к его ногам. Не в мои объятия.
Когда всё пошло так чудовищно не так?
Когда я вырезал в её плоти свой знак? Когда душил её членом, тенями, рукой? Когда рвал её девственность пальцами? Или тогда, когда сказал себе: «Я ненавижу её. Я должен разбить её сердце»?
М-м, столько вариантов.
Чем дальше я уходил в спящий сад, где деревья стояли в идеальных рядах, тем сильнее тянуло в груди – узел просил быть затянутым. И, может быть, я давно бы уже поймал её в него… если бы она не пряталась всё это время в своей комнате. Но вот теперь вышла. Ушла от него. Наконец-то – ко мне.
Мои шаги замерли.
Там она стояла – моя прекрасная аноалея, волосы её сияли ещё ярче на фоне снега, а щёки разрумянились от холода. Жаль, я не мог рассмотреть цвет её губ сквозь серую пелену, застилавшую зрение, – губ, которые она прижала к Себиану.
Целовала его.
Мрак зашевелился в моей груди, – царапая, скребя, – заволакивал разум покровом тьмы, душил свет ясности, размывал края рассудка. Как он посмел целовать мою пару? Переплетать пальцы с её? Гладить хрупкие пряди её волос, прочёсывая их так показушно, чтобы все на стенах могли видеть!? Я, блядь…
Возьми себя в руки!
Дыхание сбилось. Лишь рефлекс – втягивать меньше воздуха, освобождая больше места, чтобы мои тени лупили по рёбрам с такой яростью, что пот скатился к вискам. Они стали… жестокими с тех пор, как она пробудила свой дар.
Сильнее, чем обычно.
Я заложил руки за спину, заставляя себя дышать ровнее, переваривая ревность к ситуации, в которую сам же себя загнал. Я это понимал. Но тени – нет. Они грозили захлестнуть меня, вынудить сделать то, о чём я потом буду жалеть.
Против моего лучшего друга.
Может, против моей пары.
Я не мог допустить ни того, ни другого.
С хлопком теней Себиан обернулся и взмыл прочь, не чуя моего присутствия. Странно. Но это шанс, и я его приму.
Галантия обернулась и направилась к воротам, ко мне. Но тут её глаза наткнулись на мои – расширились, ноги встали колом.
– Почему у тебя глаза совершенно чёрные?
Дыхание ещё больше сбилось, головокружение хлынуло в разум. Возможно, не стоило искать её в таком состоянии, когда моё самообладание держалось на самой тонкой нити, а тени просачивались в зрачки. Но этот свет…
Земли. Титулы. Короны. Царства. Я отдал бы всё за один день покоя в его сиянии. Чёрт… за миг. За минуту. За вдох.
– Твоя пустота всё ещё голодна, – я шагнул ближе, нетерпеливо, жадно, стремясь слиться с ней, избавиться от этой тьмы. – Позволь мне влить свои тени в твою пустоту, и…
– Нет. – Галантия отшатнулась, втянув воздух. – Я не хочу твоих теней.
От её отказа связь рванула в груди, мой аноа захлопал крыльями, поднимая вихри, пока они не хлынули в мои мысли, густые, как чёрная смола. Разве я мало страдал, богиня? Разве мало выдрал собственных перьев, молясь, умоляя, вымаливая – даруй мне мою пустоту, только чтобы она оттолкнула меня!?
Я шагнул вперёд, преследуя её, пока она, пятясь, не упёрлась спиной в ствол дерева. Прежде чем она успела юркнуть за него, я вскинул руку, ухватил низкую ветку справа, подался бёдрами влево – и загнал её в клетку.
Я смотрел вниз на эти дрожащие губы – и как тончайшие нити моих теней тянулись изо рта к её устам, и сладость растекалась по телу.
– Боль в груди, должно быть, мучительна.
– Всё лучше, чем провести остаток жизни с тобой, – выдохнула она, голос дрожал, но я видел: эта… симбиозность между нами трогала её не меньше. – Ты пытался обманом заставить меня связаться с тобой.
Я прижался к телу, которое так хорошо помнил, красневшее под моими грубыми руками. И только сейчас заметил, насколько я твёрд – член пульсировал.
– Уж это не могло так сильно тебя удивить, как ты притворяешься. Мы уже выяснили: я ублюдок.
Ублюдок, который всё проебал так окончательно, что для неё я никогда не буду иным. Зачем ей вообще добровольно соглашаться на связь? Из жалости? Из любви? Нет… я за пределом искупления.
Так почему бы просто не взять ее?
В любом случае у меня есть её ненависть. Но я бы предпочёл иметь её вместе с этим светом…
– Откройся для меня, маленькая белая голубка. – Я склонился ближе, расстояние меж нашими губами таяло, воздух трещал от силы. – Прими мои тени. Проглоти их.
– Малир, пожалуйста… ты пугаешь меня, когда твои глаза такие. – Она чуть склонила голову, и поток моих теней замедлился до мучительной капели, пока она оглядывала меня с ног до головы. – У тебя лицо в крови. Одежда разодрана. Ты грязный.
Грязный.
Жгучий стыд ударил в жилы, обжёг руки. Жар стал таким невыносимым, что пальцы сомкнулись у неё на горле, прижав к дереву.
Да, я был грязным. Запятнанным, без совести.
Так зачем сейчас притворяться, будто она у меня есть?
Я сделал глубокий вдох, наполнил лёгкие и заставил тени рвануть сквозь разлом между рёбрами. Они вырвались из меня, пробив те жалкие барьеры, что она воздвигла у самого ядра, и хлынули прямо в её пустоту.
Они лились, и лились, и лились… Богиня, помоги мне, я жаждал ещё! Мне нужно было это расширяющееся сияние в груди, это облегчение, когда проклятые тени отступали!
Маленькая ладонь Галантии вцепилась в мой бок, но не оттолкнула.
– Пожалуйста, просто отпусти меня…
Никогда.
Связь дёрнула меня к ней, тянула к самому сердцу, с тем же отчаянием, с каким мои тени вливались в неё, и я ощущал себя легче, свободнее, чем за многие годы. Блядь… за целую жизнь.
Как я мог отказаться от этого?
Как мог отказать себе?
Я прижался к её телу, пока член не начал пульсировать от трения, всё моё существо сосредоточилось на этом пульсирующем звене между нами, таком хрупком, но крепнувшем с каждой тенью, что я вливал в неё. Ощущение было опьяняющим – поток нужды и жажды накатывал волной, топя всё остальное: её дёрганье, её извивание, её просьбу остановиться – всё превращалось в далёкий шёпот.
Пока она не приложила ладонь к моей груди.
– Я сказала: остановись!
Что-то пронзило мою грудь, вцепилось в тени и вырвало их комок прямо из рёбер. Зрение прояснилось, вся грязь растаяла в мыслях, оставив лишь одно – ясность.
Болезненную, мучительную ясность.
Это было неправильно…
Она выскользнула из моих рук, отшатнулась на несколько шагов, потом вскинула подбородок в своей привычной дерзкой манере.
– Знаешь, я вышла сюда только потому, что мне сказали, будто ты пошёл в эту сторону. Я пришла, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты спас меня в ночь осады. – Она развернулась и пошла к воротам, громко ступая, но перед тем, как скрыться, метнула через плечо взгляд с оскалом. – А теперь держись от меня подальше.
Лицо жгло так, будто она ударила меня. Стыд просочился в вены. Совы, враги, свирепые ветра… клянусь жизнью, ничто и никогда не причинит ей вреда.
Кроме меня.
Как я и боялся.
Глава 18

Галантия
Наши дни, Тайдстоун
Зимнее солнце едва перевалило через высокие стены Тайдстоуна к полудню, бросая длинные, ленивые тени на внутренний двор. Повсюду вокруг меня каменщики долбили песчаник однообразными дзынь-дзынь-дзынь, вырезая новые отверстия в моём доме детства: летные отверстия для постоянного потока воронов, ведь теперь крепость принадлежала Малиру.
Я переступила с ноги на ногу, изо всех сил стараясь не смотреть на ржаво-красные пятна в земле и не вспоминать, что они пробуждали в памяти. Сломанные тела, умирающие вороны, Мать, болтающаяся на…
Нет, нет, нет.
Слишком рано.
Слишком больно.
Слишком отвлекает.
Я заставила себя поднять взгляд на мутный соляной кристалл, лежащий в раскрытой ладони Себиана.
– Готова.
– Помни, держи коробку закрытой, милая. – Кулак Себиана обрушился на кристалл с громким треском, высвободив теневые щупальца того, кто пожертвовал их для моей практики. – Не впитывай их. Сопротивляйся.
Я приготовилась, наблюдая, как облако живых чернил потекло ко мне. Тени всегда так делали вблизи, как я узнала за неделю тренировок, – тянулись к моей пустоте, словно вода к краю водопада. И меня это, пожалуй, не слишком бы тревожило, если бы мой дар не хотел хотя бы капли этих теней с неистовой жаждой иссушённых земель преисподней…
Не впитывай их, Галантия!
Стиснув зубы и дрожа всем телом, я дышала сквозь боль, стирающую грань между телесными и душевными муками. Сначала я закрыла глаза, потом – свою коробку. Заперла её, выкинула ключ. Кинула всю эту гребаную вещь в океан собственного воображения – для верности.
Пот на лбу.
Сжимающаяся грудь.
– Вот это моя девочка. – Похвала Себиана пришла вместе с его теплом, запахом хвои и щекоткой дыхания у моего виска. – Открой глаза, милая.
Я подняла ресницы и увидела улыбку Себиана – такую яркую и искреннюю, что где-то глубоко внутри меня трепыхнулось что-то нежное. Будь проклят он и его очаровательные ямочки на свеже-выбритых щеках.
Я улыбнулась в ответ.
– У меня получилось?
Он поднял ладонь между нами, показывая тени, мечущиеся во все стороны, словно не знающие, куда направиться.
– Я бы сказал, охрененно получилось.
– У меня хороший учитель, – заметила я, оказавшись так близко, что могла разглядеть крошечный порез на его подбородке – должно быть, задел бритвой. Но ненадолго. Зрение уловило неподвижность вокруг, и, оглянувшись, я увидела десятки глаз, устремлённых на меня. Даже вороны с балконных перил наблюдали за мной.
– Почему все пялятся?
– Пустоты нынче редкость, – напомнил Себиан, – ещё недавно их преследовали и убивали. Недоверие сидит глубоко, милая. Не обращай внимания. Эти идиоты, наверное, боятся, что ты охотишься за их тенями.
Хм, выходит, быть пустотой куда значительнее, чем я думала?
Щёки невольно округлились в улыбке при этой мысли, и Себиан цокнул языком.
– Ты же не собираешься у нас тут в разбойницу податься?
Его подкол вызвал у меня ухмылку.
– Может быть.
Он фыркнул и отступил, доставая ещё три кристалла из сумки на поясе под кирасой. Поставил их на ящик с припасами в ряд.
– Я расколю все три, но ты впитаешь только из среднего – левой рукой. Она у тебя куда лучше справляется с каналом пустоты. Готова?
Шорох привлёк мой взгляд. Я перевела глаза на балкон слева – и живот сжался.
Ох… зачем она здесь?
– Лорн наблюдает за мной.
– Ага, я заметил, что она уже давно крадётся вдоль балкона. Тоже игнорируй, – сказал Себиан так, будто это было легко, учитывая, что Лорн уже дважды нападала на меня и теперь сверлила взглядом. – Она тебя прикидывает.
Ах вот оно что, прикидывает? Ну, может, пару месяцев назад, в Дипмарше, когда я была никем и ничего не знала, это бы меня напугало. Но теперь я Ворон, такая же, как она. У меня нет её могучих теней? Нет, их у меня нет, строго говоря…
Зато я их пожираю.
– Готова, – сказала я.
– Помни, – Себиан быстро сокрушил кристаллы соли под кулаком, – только те, что посередине.
Я дождалась, пока тени из камней распустятся густым, клубящимся мраком, и подняла к ним раскрытую левую ладонь. Потом, с отвагой, которой сама гордилась, я распахнула свою коробку, сорвав крышку напрочь. Моя пустота зияла в самом ядре, втягивая любые тени в свою ненасытную пасть. Резкий поток сбил один из ящиков на землю, и общий вздох ужаса прокатился вокруг.
Я посмотрела на Лорн.
Ну что, «прикинула»?
Она встретила мой взгляд на секунду – или, может, на минуту – её глаза остались плоскими, с какой-то странной отстранённостью, которая тут же обесценила мою победу. Красные губы изогнулись в насмешливую, полубезжизненную улыбку. С закатыванием глаз она отвернулась и скрылась в глубине замка. Это… совсем не было похоже на уважение.
Себиан тяжело вздохнул и покачал головой.
– Ну, это, конечно, способ бросить ей вызов… Одной из самых сильных и безжалостных ткачей смерти, которая к тому же одержима Малиром.
– Я могу поглотить её тени.
– И, возможно, сделаешь ей этим услугу. Работы меньше будет, если её тени быстрее закупорят тебе лёгкие, чем твоя пустота успеет их переварить. Зачем ты это делаешь, когда я просил игнорировать её?
Потому что Лорн – хищница до мозга костей, а такие чуют страх, как гончие кровь.
– Она должна понять, что я больше не дам себя запугивать и помыкать собой.
– А ты должна понять, что носишь в себе дар, которому никто не доверяет, что ты – предназначенная пара самого сильного ткача смерти, к тому же нашего принца. И ещё – король Барат наверняка уже знает, что ты ключ к усилению дара Малира, – сказал он. – У меня не хватит стрел, чтобы отметить всех, кто считает, что тебе лучше бы не жить. А то, что ты только что сделала…? Ну, это серьёзно усложняет мне задачу – держать тебя, блядь, в живых.
Мои зубы заскрежетали друг о друга, и по тому, как дёрнулись его уши, я поняла – он услышал.
– Разве не для этого мы тренируемся? Чтобы я могла сама себя защитить?
– Хочешь постоять за себя и использовать силу? Ладно. Меня это пробирает холодным потом, но… пусть так. – Он шагнул ближе и ладонью коснулся моей щеки, его глаза упёрлись в мои губы. – Но можешь хотя бы, ради всех святых, милая… пойти мне навстречу и не дразнить смерть, а?
Я положила свою руку поверх его ладони – не в силах злиться на заботу, зная, сколько он потерял, и что, заботясь обо мне, он, возможно, вновь обретал уверенность в себе.
– Ладно.
– Ладно. – Он ухватил меня за шарф, притянув к себе, пока его ухмылка не зависла в паре дюймов от моих губ. – У меня кое-что для тебя есть.
– Что?
– Я ведь говорил, я простой человек, так что… – Его пальцы нырнули в кожаный мешочек на поясе, и оттуда он достал звякающий браслет – на кожаный шнур нанизано несколько каштанов. Себиан обвязал его вокруг моего запястья. – Не обещаю богатств или роскоши, но обещаю, что мы никогда не останемся голодными, пока рядом растут каштановые деревья.
Моё сердце забилось чаще от одного лишь этого жеста – моего первого, настоящего подарка ухаживания.
– Это самые красивые каштаны, какие я видела.
– Годы практики, – сказал он, затягивая узел. – Ты вообще заметила, что очистила весь двор?
Я скользнула взглядом по брошенным, наполовину выдолбленным проёмам и улыбнулась – наверное, с чистым озорством.
– Скорее всего, им страшно.
Его дыхание коснулось моих губ, заставив сердце сладко затрепетать, ещё сильнее, когда его рука легла на моё бедро.
– До ужаса.
Его губы накрыли мои в жарком поцелуе. Его язык проник в мой рот, посылая искры энергии по всему телу. Он сжал моё бедро сильнее, притягивая ближе, углубляя поцелуй, уводя меня прочь от центра двора.
– Я люблю тебя, – выдохнул он, его тело прижималось к моему. – Люблю тебя так сильно.
– Я тоже люблю тебя, – прошептала я, слова сами сорвались с губ, прежде чем я успела их обдумать, но от этого они были не менее правдивыми.
Я любила его ещё до того, как он ушёл на север.
Любила его всё больше с каждым днём.
Хруст ракушек под нашими шагами сопровождал нас, когда мы укрылись под балконом, и он прижал меня спиной к каменной колонне. Руки Себиана скользили по моему телу, дыхание становилось тяжёлым, когда он прижимался ко мне сильнее.
– Чёрт, милая, я так давно не прикасался к тебе, – простонал он, целуя меня от уголка губ, вдоль челюсти и вниз по шее. – Ты исцелилась. Я хочу тебя до безумия.
Сознание кружилось от удовольствия, затуманенное голой жаждой, исходящей от его тела.
– Себиан…
Он зарычал, прижимая твёрдый член ко мне сквозь ткань одежды.
– Да, милая?
Я вскрикнула, выгибая спину и прижимая клитор к длине его члена.
– Мы же на улице.
– И что? – его губы жадно терзали мои, в такт раскачиванию наших тел. Каждый толчок вызывал во мне разряд удовольствия, грозивший поглотить меня целиком. – Помнишь ту ночь бури? Когда я заставил тебя кончить просто вот так, потираясь о меня, мм?
– Да, – простонала я ему в рот, вцепившись в его руки, пока наши движения становились всё более безумными.
– Мне нравится тереться о тебя вот так, пока я не кончу, – прохрипел он, вновь прокатившись своим членом по мне, и трение о клитор вызвало новые, неотвратимые волны удовольствия, отдававшиеся эхом в середине. – Кончи со мной, малышка. Я хочу, чтоб мои штаны были, блядь, пропитаны спермой, когда ты развалишься у меня под руками.
Моё дыхание сбилось, его слова подлили масла в огонь желания, пока я не воспылала жаждой. Его руки легли мне на бёдра, пальцы вдавились в плоть, удерживая ритм идеальным. Я закрыла глаза, полностью отдаваясь ощущениям…
– Вот так, хорошая девочка, – выдохнул он, дыхание становилось всё тяжелее с каждым движением члена, усиливая удовольствие, пока оно не распространилось, горячее, пожирающее. – Я сейчас кончу в штаны, милая.
Оргазм накрыл меня, холодный воздух хлынул в лёгкие, ломаясь о жар в середине, где он будто раскололся, посылая тысячи осколков резать меня изнутри. Вся нежность сменилась вспышкой внезапной боли прямо в груди. Она грызла мои рёбра, жгла старый шрам, выскребала воздух из лёгких, пока я не захрипела.
К семи преисподним, что это?
– Чем бы вы там ни занимались сейчас, – протянул неподалёку Малир, его голос был хриплым, и от этого по моей спине пробежала дрожь, – смею предположить, это имеет мало общего с тем, как управляться с твоей пустотой, маленькая голубка.
Глава 19

Галантия
Наши дни, Тайдстоун
Сложив руки за спиной, Малир двинулся к нам, облачённый в изящные чёрные одеяния; его царственная невозмутимость разительно контрастировала с диким мерцанием теней, что окутывали его. Они плясали вокруг низко, словно кто-то облёк его в масло и поднёс огонь, питая чёрное пламя, которое вспыхивало и тянулось ко мне.
К моей пустоте.
И, конечно же, эта предательская тварь откликнулась вспышками боли, резко дёрнувшими под рёбрами, будто она хотела вырваться сквозь щель в костях. Их оказалось слишком много, слишком яростных, и я машинально прижала ладонь к грудине – словно могла её успокоить.
Но я не могла.
Себиан уставился на мою руку, нахмурился, потом отпустил меня из объятий, полностью развернувшись к Малиру.
– На самом деле, сегодня у неё вышло довольно неплохо.
Малир фыркнул.
– Это не то, что я услышал от строителей, когда они пронеслись мимо меня, бормоча о неконтролируемой пустоте.
Я вцепилась ногтями в шарф, почти что щипая саму себя, лишь бы отвлечься от боли, пульсировавшей под ним.
– Она не неконтролируемая.
Глаза Малира уловили движение моих пальцев, и я резко опустила руку к боку, но, увы, недостаточно быстро, чтобы помешать одному уголку его губ изогнуться в самой раздражающей ухмылке.
– А как насчёт того, чтобы показать мне, мм? – он приподнял руку и медленно согнул два пальца, подзывая меня к себе. – Шагни в мои тени, маленькая голубка.
Холодный ком ужаса закрутился в животе.
Вызов.
Мой взгляд скользнул к чёрным клубам, игравшим вокруг его длинных распущенных прядей, и одно лишь зрелище вызвало дрожь в самых странных частях моего тела. Стоило ли рисковать потерять контроль над пустотой только ради того, чтобы доказать ему обратное? Нет. Это лишь дало бы ему ещё больше мотивации вынудить меня к связи, чтобы завладеть большей силой.
– Как заметил Себиан, сегодня я справилась весьма хорошо, – сказала я. – Твои опасения напрасны. Я отлично понимала, что делала только что.
Его ухмылка угасла, язык скользнул по верхнему углу зубов – его разочарование тем, что я не поддалась на провокацию, ощущалось почти физически.
– И что же ты делала? Судя по всему, это оставило тебя… измученной.
Щёки запылали, сердце гулко застучало, отдаваясь в рёбра. Разве мало того, что сама пустота вечно донимала меня? Теперь ещё и его одно лишь присутствие разжигало её?
Я откинула за плечо выбившуюся прядь с показной небрежностью и уставилась ему прямо в глаза.
– Отвергала тени.
А ещё тебя… – слов я не произнесла, но позаботилась, чтобы он прочёл их в лёгком изгибе приподнятого подбородка. Его взгляд даже не дрогнул, моё гордое заявление не произвело ровным счётом никакого впечатления.
– Ах… – его осанка оставалась по-королевски безупречной, элегантной, и, каким-то образом, это лишь сильнее сдавило мою грудь болезненным жгутом. – Твоя пустота всё ещё голодна, раз тянется к моим теням. – Его внимание скользнуло от меня к мелким соляным кристаллам, усеявшим землю, а затем к Себиану. – Она, должно быть, высасывает тебя досуха.
Мой желудок болезненно сжался. Неужели так?
Себиан переместился рядом со мной, и вместе с ним напряглась его челюсть.
– Мы справляемся.
– Едва ли, – усмехнулся Малир. – Ты ведь даже не услышал, как я подошёл. И я не видел, чтобы ты в последние дни пустил хоть одну стрелу. Интересно, почему.
Я посмотрела на Себиана.
– О чём он?
Себиан тяжело выдохнул, скрестив руки на груди.
– Что именно ты хочешь этим сказать, Малир? Она ведь делает успехи, разве нет?
– Она могла бы прогрессировать быстрее, если бы тренировалась со мной.
– Ну ты ведь не особенно рядом был, правда? – заметил Себиан. – Всё время занят… чем-то… принцовским.
– Если под этим ты подразумеваешь, что я лично позаботился, чтобы павшие Вороны были преданы земле на отдельных погребальных кострах, – двести шестьдесят семь тел, – и начал организацию дрифа, чтобы мы могли отпраздновать здесь нашу победу, то да… – его уши дёрнулись, будто мимическим мышцам стоило огромного труда вытянуть уголки губ в подобие улыбки. – Я занимался принцовскими делами. Но теперь у меня есть время: оставшиеся корабли не доставят нас никуда вплоть до весны.
– Значит, спешить некуда, – сказал Себиан.
– Пока её пустота голодна, – сказал Малир, на мгновение задержав взгляд на браслете на моём запястье, – ей будет сложно сосредоточиться на том, чтобы овладеть ею. Другие вещи будут оставлены без внимания… например, её жестокость.
– Я пытаюсь обернуться, – сказала я.
– Да-да, я видел, как вы то и дело держались за руки, – сказал Малир, вновь вызвав во мне вспышку жара, от которой я сжала челюсти. – Только вот пользы от этого – ни на грош. Ты ведь понимаешь, что между этим местом и Аммареттом всего несколько высоких зданий, с которых я могу тебя столкнуть, верно? К тому же неконтролируемая пустота – в лучшем случае бесполезна, в худшем – обуза.
– Бесполезна? – жар со щёк расползся до губ, заставив их поджаться в раздражённом выдохе. – Я могу управлять своей пустотой!
Бровь Малира дернулась при моём крике, как и его рука.
– Говоришь – да не показываешь. – Принц снова сделал мне манящий жест двумя пальцами. – Подойди и докажи.
Его тени расползлись в стороны, медленно выползая влево и вправо корчащимися щупальцами. Они менялись, густели, постепенно образуя вокруг него высокие стены из чёрного, извивавшиеся, словно живые, оставив лишь один проход – зловещую тропу – прямо к нему.
– Она этим занимается с рассвета, – сказал рядом Себиан, будто и сам сомневаясь в моём прогрессе. – Ей, наверное, лучше отдохнуть.
Да, да, лучше.
Но я всё равно пошла к Малиру, ноги несли вперёд то ли гордостью, то ли глупостью. Разница между ними далеко не всегда была очевидна, но оставлять вызов Малира без ответа я отказалась. Проиграю? Возможно. Но если я откажусь – то заведомо проиграла.
Я шагнула в его тени.
Клетка из чистейшей тьмы сомкнулась вокруг, изолировав нас внутри. Единственным источником света оставалось крошечное отверстие над головой, через которое едва-едва просачивалось сияние, не в силах пробить всё пожирающую темноту.
– Что ты делаешь? – я оглянулась, дезориентированная, сердце бешено колотилось. Внешний мир вдруг заглушило, словно мы оказались погружены на дно чёрного океана. – Выпусти меня.
Малир схватил меня за шею и рванул к себе, удар выбил из лёгких весь воздух. Его голос зашипел у самого уха, полон угрожающей ярости:
– Почему бы тебе просто не сесть на его хуй прямо здесь, на виду у всего двора, чтобы они ржали у меня за спиной!?
Я вздрогнула от жестокости его голоса, от теней, сползающих на его глаза. Его хватка была железной, тело – жёстким и неумолимым, прижимая меня к себе. Я ощущала грохочущий ритм его сердца, горячее дыхание, обжигавшее висок, дрожь его ладони у меня на спине. Всё, что он прятал под тенью, под благородным самообладанием и гладкой речью, теперь изливалось наружу в виде чистой злобы и ярости.
– Как они ржали за моей спиной, когда ты швырнул меня на колени во время пира? – рявкнула я в ответ, ибо он не имел надо мной никакой власти. – Объяви ещё один спектакль ради лучшей публики, Малир, и, может быть, я подумаю над твоим предложением.
Даже тени не могли скрыть того, как его глаза скользнули по моему лицу, будто проверяя – решусь ли я в самом деле.
– Ты не посмеешь.
– Нет, не посмею, – призналась я, с горьким сожалением осознавая, что моё сердце никогда не позволит такой мстительности. – Потому что я не жестока, как ты.
– Не жестока, говоришь? – Его рука соскользнула с моей шеи в волосы, сжав пряди до боли в корнях. – Ты хоть представляешь, что значит видеть его дары на твоём запястье? Его губы на моей аноалее?
Наверное, то же самое, что и для меня, когда он поцеловал Лорн у меня на глазах, – будто какая-то часть меня уже тогда знала.
– Что-то я не заметила у тебя проблем с «делиться», когда ты отдал меня Себиану.
– Не вижу я тут никакого дележа, – прошипел он. – Ты дала ему тебя выебать, да? Ты извиваешься на его члене по ночам, когда должна быть со мной?
– Что за лицемерие, учитывая, как Сиси выходила из твоих покоев с растрёпанными волосами, прямо перед тем как…
– Я никогда не прикасался к этой женщине.
– Может, и не прикасался, а может, и да. Но уж в моё свадебное платье ты её, сука, нарядил! – закричала я, не веря ни единому слову. – Что я делаю с Себианом – это мой выбор.
– Иллюзия выбора – удобная ложь, которой мы поддаёмся, пока судьба ведёт каждый наш шаг. Поверь, я сам пытался уклониться от судьбы долгие годы, и всё же она оказалась у меня в руках. – Он дёрнул меня за волосы так, что моя голова откинулась, и провёл языком от ключицы до мочки уха, где прошептал: – Не знаю, заметила ли ты, но мои тени становятся беспокойными, а это никогда не сулит ничего хорошего.
Его губы задержались на моей коже, дыхание ласкало шею, холодное, как зимний ветер, отчего я задрожала.
– Открой мне свою пустоту. Позволь мне влить в тебя мои тени.
Я зажмурилась, сосредоточившись на голубом и серебряном мерцании стеклянного ящика, стоящего в центре черноты. Я не могла позволить его теням хлынуть в меня, превращая меня в безмозглую, стонущую тварь, как тогда.
– Злит ли тебя, что я не оказалась ткачом смерти? – спросила я. – Должно быть, ты разочарован.
– Наоборот, Галантия, я в полном восторге.
– Я тебе ни на секунду не верю.
– Мне плевать, во что ты веришь. – Он прижался щекой к моему лицу, дрожащим выдохом выпустив искру энергии в самое сердце. – Открой свою пустоту. Пусть я войду.
– Нет, – выдавила я сквозь зубы. – Я не бу… ммм…
Поток теней просочился сквозь одежду в меня, как скользкое масло, растекающееся по воде. Тёмные щупальца щупали на краю сознания, ищя трещины в хрупком материале силы воли. Они толкали и давили, испытывая стойкость ментального барьера, выбивая тончайшие трещины в стекле пустоты. Один неправильный шаг – и пустота распахнется.
Всё тело дрожало, но я отказалась поддаваться. Я втянула воздух полной грудью, удерживая его за сжатыми губами.
Не поглощай. Оттолкни.
– Так жаждешь моих теней, – пропел Малир, и тьма усилилась, вторгаясь в чувства с силой, словно физический удар. – Проглоти их, маленькая голубка, пока не насытишься. Откройся. Пусть я войду. Возьми из меня столько, сколько нужно.
– Не поглощай, – бормотала я себе под нос, цепляясь за рвущиеся нити решимости. – Отто…







