Текст книги "Тени столь жестокие (ЛП)"
Автор книги: Лив Зандер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Глава 3
Галантия
Наши дни, Тайдстоун
– В воду, – сказала мать, подталкивая меня, обнажённую, к купели. – Ты расскажешь мне, что всё это значит. Что с помолвкой с принцем Малиром?
Я вошла в тёплую воду, прижимая одну руку к груди, другую к паху, и, зашипев от жара, изобразила самым напыщенным тоном, на какой была способна:
– Эт-то… потому что он… лоооорд.
– Не смей дерзить, – оборвала она, поднимая с пола моё платье. – Ты расскажешь мне всё, Галантия. Что с союзом?
Это было наименьшей из моих забот сейчас, даже несмотря на то, что солдаты Тарадура стояли почти у наших границ.
– Ты белая Ворона?
Жест обиды – ладонь к груди и возмущённый вздох – был ответом сам по себе.
– Что со свадьбой?
– Мне наплевать на свадьбу! – крикнула я. – Кто я?!
– Твоему упрямству нет предела, – прошипела мать. – Это тебя среди этих… животных научили забывать остатки благородства и отрекаться от верности?
– Ах да, конечно. Желание понять, почему у меня проросли перья, – верх дерзости. Где была твоя верность, когда ты бросила меня в той деревне? Когда оставила меня на растерзание мужчине, которого отец когда-то хлестал плетью и пытал в шаге от моей постели?
– Ты скажешь немедленно, если снова потерпела неудачу, поставив войну к нашему порогу.
– Потерпела неудачу? – Язвительный смех. Эта мысль оказалась для неё куда ближе, чем возможность предательства. – Я ничего не скажу, пока не узнаю, кто я.
– Не усложняй всё зря, – отрезала она. – Твоя жизнь так же на кону, как и наша.
– Ах, правда? Потому что если война придёт к нашему порогу, у меня есть крылья, чтобы унестись отсюда прочь. – Я ещё не знала, как превратиться, но это не могло быть слишком сложно – ведь однажды уже случилось. – А что насчёт тебя, мать? Как кареты обычно справляются со скоростью чёрного облака Ворон, преследующих их?
Она смотрела на меня долгие секунды, сжимая зубы так, что, казалось, вот-вот их сломает, а потом придвинула деревянную табуретку от перегородки и опустилась на неё, положив платье на колени.
– Я не знаю, кто ты.
Вот и ответы…
Я опустилась в воду глубже, и вместе со мной погружалась и надежда хоть что-то узнать.
– Ты должна знать, как я оказалась в колыбели дома Брисденов.
– Хорошо… – Она сложила руки на теневую ткань, пальцами нервно теребя чёрное переплетение, взгляд тонул в его глубине. – Той весной я проснулась, решив, что воды отошли ночью. Но то была кровь, – её голос едва заметно дрогнул. – Восемь часов длились роды. Сын. Мой красивый, крепкий, светловолосый сын. Совершенный. И… мёртвый. – Она часто заморгала. – Это было после того, как король Оманиэль похитил невесту короля Барата.
Ложь. Но мне была нужна моя правда.
– Продолжай.
– Когда меня выдали за моего господина-мужа, я думала, что удел знатной женщины – рожать ему детей, – сказала она. – Настоящий удел оказался в том, чтобы не рожать вовсе. Я знала: если он вернётся и увидит ещё одну маленькую свежую могилу на фоне надвигающейся войны между людьми и воронами, он отринет меня, а то и хуже. Но тогда я узнала о младенце, что двумя днями ранее родился у одной из кухонных помощниц, ухаживавших за садами. Здоровый, румяный, с кремово-светлыми волосами, как у матери.
Горло сжалось. Это означало, что моя настоящая мать была белой Вороной, прятавшейся – и работавшей – в доме Брисденов.
– Я.
Она кивнула.
– Девочка, да. Но живая. И тогда я предложила служанке золото – больше, чем она увидела бы за всю жизнь, если отдаст тебя мне. В одну ночь, когда я распустила всех, кто видел моего мёртвого сына, твоя мать пришла тайно. Она ушла с мешочком золота, оставив ребёнка в колыбели.
Я так сильно тебя люблю.
Голос Ароса отозвался эхом в голове. Лорд дома Батана, суженый Лорн, сказал в конюшнях Дипмарша, что видел, как моя настоящая мать произносила мне эти слова, когда я была младенцем. Но как? Если она отдала меня? Почему все так легко от меня отказывались? Как она могла любить – и при этом обменять меня на кошель монет, словно я была буханкой хлеба?
– Мой супруг, конечно, был не вполне доволен девочкой, но это дало ему надежду на мальчика, – сказала мать – леди Брисден, и на её губах появилась странная гримаса: слабая улыбка. – Я была счастлива. После стольких лет, стольких могил у меня наконец был ребёнок. Я… пыталась кормить тебя грудью, но молоко уже высохло.
Она моргнула ещё раз, и тут же раздался всхлип, исказивший улыбку. Она опустила руку на край купели, будто боялась упасть в обморок, если не удержится.
– О, Галантия, ты так отчаянно кричала от голода, каждый пронзительный визг напоминал мне, что ты не мой ребёнок. И что я… я не настоящая мать. Никогда ею не буду, как бы ни старалась. А я старалась, Галантия, правда старалась. Часами совала тебе в рот тряпки, вымоченные в молоке, держала тебя, качала, пела тебе, но ты всё равно… не переставала плакать.
Я смотрела, как слеза скатилась по тонким морщинкам под её глазами. Видение столь неожиданное, столь чуждое её обычно безэмоциональному лицу, что в животе у меня разверзлась яма. Я слышала боль в её словах – сердечную рану оттого, что она хотела любить ребёнка, но была отвергнута.
Горло сжалось, когда я подняла руку – и ещё сильнее, когда я потянулась к материнской ладони. Всю жизнь я жила под гнётом чувства нелюбви и отверженности, а горькая правда оказалась в том, что я сама – не ведая того, младенцем – первой оттолкнула её. Пронзила её сердце острей лезвия, прежде чем смогла упрекнуть её в том же. Она ведь хотела любить меня, не так ли? И, может быть, даже любила – пусть всего лишь один день.
Но как только моя рука легла на её, она отдёрнула её и вновь вцепилась в ткань, последний судорожный всхлип уступил место очередной гримасе презрения.
– А когда я уговаривала тебя, умоляла замолчать, вдруг… вокруг тебя появилось белое пёрышко. Оно облепило твою колыбель, чепчик, шерстяное одеяло, в которое ты была завернута. Ты корчилась, рот искривился в нечто… чудовищное. И тогда я поняла, кто ты. – Её холодный взгляд поднялся на меня, но именно верхняя губа, скривившаяся от отвращения, выжала новую каплю крови из моего и без того истерзанного сердца. – Что ты.
Её отвращение, столь яркое и не прикрытое, вывернуло мне желудок, и во рту появился горький вкус.
– Я была ребёнком, потом девочкой, теперь женщиной – и все три не жаждали ничего больше, чем тёплого взгляда, доброго слова, нежного прикосновения от тебя. Как ты можешь быть столь бессердечной?
Она подняла глаза, пронзив меня взглядом.
– Похорони тринадцать детей, Галантия. Сделай это – и тогда посмотри, что останется от твоего сердца.
Тринадцать детей.
Тринадцать.
Это число заставило дрожь пробежать по моей спине, и я подтянула к груди распаренные ноги, чтобы согреться.
– Где моя мать-ворона?
– Та… предательница покинула Тайдстоун на следующий день после того, как отдала тебя мне. Кто твой отец – я не знаю. – Она рылась в складках моего сброшенного платья, пока не потянула за поясок и не достала мешочек, что дал мне капитан Аскер. – О твоём рождении уже объявили, твое здоровье похвалили врачи. Лорд Брисден был в пути в Тайдстоун, полон нетерпения увидеть своего первого ребёнка, прожившего не только больше нескольких часов, но и дней. У меня не было иного выбора, кроме как оставить тебя. Рису наняли и велели держать тебя у груди безотлучно.
– Она знала, кто я. – Кивок матери на периферии моего взгляда не был нужен для подтверждения. – В тот день, когда Риса нашла белое перо в моём постельном белье в таверне? Тот странный взгляд, что она тогда бросила на меня? Да, она знала. И всё равно любила – сильнее, чем обе мои матери вместе взятые. – Вот, почему ты никогда не позволяла мне бегать, скакать, играть.
Плакать.
Жить.
– Любая боль или сильные эмоции могли вызвать обращение, а это значило бы виселицу для тебя и костёр для меня. Как случится и теперь, если кто-нибудь узнает, что ты. – Она поднялась и повернулась к очагу. – Это платье нужно сжечь.
Я лишь кивнула, глядя на рябь на поверхности воды, словно наблюдала всю свою жизнь, искажающуюся в нечто неузнаваемое. Словно тысяча осколков, и ни один не подходил к другому. Почему моя мать-ворона так легко от меня отказалась? И кто был моим отцом?
Внутри расползалась пустота. С исчезнувшей матерью, неизвестным отцом и отсутствием живых душ, способных дать ответы, как мне собрать себя заново, если я даже не знала, кто я на самом деле? Может, полукровка? Но даже в этом случае…
Я прищурилась на зеленоватый синяк на колене, когда в глубине сознания возник новый важный вопрос.
– Где мой дар?
Если я могла обращаться, разве у меня не должно быть дара? Или он ещё не проявился, как это было с матерью Малира?
– Не знаю и знать не хочу, – фыркнула мать, сворачивая платье. – Одно только богами данное облегчение, что мне все эти годы не пришлось тревожиться об этом. Чёрная магия. Зловещие тени. Нечестивые видения.
На последнем слове мои глаза распахнулись, а взгляд метнулся к сумке, свисающей над пламенем на поясе. В памяти отозвался голос капитана Аскера: «Молю вас, госпожа, верните мне мою пару».
Марла!
Если она могла видеть прошлое, как когда-то сказал Аскер в коридоре Дипмарша, то сумела бы она рассказать мне и о моём? Показать мать? Отца? Объяснить, почему у меня нет дара – или, по крайней мере, что он никогда не проявлялся? Никакой остроты чувств, никаких теней, никаких видений.
Ничего.
– Нет! – я выскочила из воды, зацепившись одной ногой за край ванны и чуть не рухнув прямо в очаг, прежде чем успела ухватиться. – Сжигай платье, если хочешь, но эту вещь я должна сохранить.
– Мне не нужно в этом доме ничего, что связано с воронами… – она протянула всё к пламени.
Я вырвала сумку, сорвав её с пояса, внутри лязгнули соляные камни с заточенными в них тенями смерти. Этот звук тут же заглушило пламя, пожирающее платье, и скрип петель – в комнату вошёл отец.
Его взгляд скользнул от моих пальцев на ногах до груди, после чего он резко отвернулся.
– Боги, женщина… прикрой же её!
– Простите, мой лорд, не успела одеть её подобающим образом, – мать вытащила из старого шкафа коричневое нижнее платье и поспешно натянула его на меня.
Одна рука. Вторая.
Я же, пряча сумку за спиной, опустилась в изящный реверанс босыми ногами.
– Мой господин отец.
Он прочистил горло и повернулся, его каштановые волосы ещё не тронул ни один седой, но под глазами пролегли тёмные синяки.
– Ты не должна была прибыть в Тидстоун ещё неделю. И вот я слышу, что ты протопала по снегу, чтобы стучать в мои ворота? Что это значит?
Каждая нота его резкого тона несла в себе все невысказанные обвинения: Ты снова подвела, Галантия. Ты – разочарование. Ты – ничтожество. И так далее, и так далее…
Я встретила его ореховый взгляд, не находя ни одного разумного оправдания, которое могло бы утешить его надеждами на союз с Малиром. После всего, что он сделал со мной, со всеми воронами, и даже с самим Малиром – зачем мне заботиться о том, если силы Тарадура перережут ему горло? Вытеснят его из Тайдстоуна? Почему я должна была помогать им всем?
Потому что сейчас мне отчаянно требовалось отвлечь его внимание. А что могло ввергнуть Тайдстоун в больший переполох, чем подготовка к осаде?
– Никакого союза нет, отец, – сказала я, крепко сжимая сумку, ведь этой ночью кристаллы могли мне пригодиться. – Помолвка была лишь фарсом, зерно, «великодушно» предоставленное принцем Малиром, – всего лишь маскировка. На самом деле это войска Тарадура. Они везут к нашим стенам разобранные осадные машины. Я сбежала от этих… богами проклятых воронов, чтобы предупредить тебя.
Отец уставился на меня в шоке, зрачки метнулись по комнате, словно проверяя правдоподобность моих слов. Когда они оказались достаточно убедительными, он развернулся и стремительно вышел.
– Бейте в колокола! Готовьтесь к осаде!
Его шаги ещё не стихли, когда уши пронзил оглушительный динь-динь-динь колоколов Тайдстоуна. На моём лице расплылась улыбка.
Впервые они звонили из-за меня.
И звонили весь, блядь, день.
Глава 4

Галантия
Наши дни, Тайдстоун
– Заприте внутренние ворота! – один из офицеров прокричал сквозь ночь, освещённую светильниками, и отблески пламени ложились рыжими всполохами на лица, полные паники, – ни один из них не заметил фигуру, скользнувшую в тени. – Лучники! Капитан Теолиф требует, чтобы на каждой бойнице стоял стрелок! Живо! Живо!
Спрятавшись под серым плащом и вооружённая планом, я спешила вдоль стены, пока не достигла знакомой дыры, где много лет назад выпали камни из кладки. Я протиснулась – и край впился в кожу груди. Проклятье, десять лет назад это не было проблемой…
Немного ёрзаний, глубокие выдохи – и я проскользнула. Мой путь продолжился за бочками с маслом, выставленными сюда днём, чтобы поднимать их на стены для обмакивания и поджигания стрел. Облака лениво плыли по луне, помогая оставаться скрытой даже при слабом отсвете от утоптанного снега. Но осторожность была необходима…
Я присела, перебегая от тени к тени, пока не достигла угла барбакана, охраняющего внутренний двор. Взгляд упал на дубовую дверь в стене самого барбакана. Темницы. Я имела представление, как справиться с замком, но не знала, сработает ли. Проверять это здесь – слишком опасно. Ничего, у меня был другой способ.
К несчастью, между мной и дверью стояла жаровня, весело трещащая у порога. Она заливала светом проход, делая невозможным пройти незамеченной мимо солдата, что дежурил у стены напротив. Женщина, шныряющая по внутреннему двору, могла бы не вызвать большого подозрения, но здесь, у самых темниц, да ещё в разгар тревоги и при запертых воротах? Это наверняка привлекло бы внимание? а то и доставило бы меня прямо к лорду Брисдену.
Я сунула руку в мешочек, что дал мне Аскер, миновала кусок кукурузного хлеба и нащупала гладкие соляные кристаллы, вытянув один наугад. Внутри медленно шевелились чёрные прожилки теней, когда я повернула его к свету. Если выпустить их, они могли бы укрыть меня, пока я перебегу.
А могли и начать убивать всех подряд, включая меня саму. Жаль, лучшего плана у меня не было…
После короткой молитвы богам, чтобы тени не сожрали мою плоть, я ударила кулаком по камню, как делал портной Дарьен. Треск. Из кристаллизованной соли вырвались тени. Они медленно поползли по земле, расширяясь, растекаясь мраком.
Задержав дыхание, я нырнула в густые клубы, щурясь от черноты, окутавшей меня. Боги, я ничего не видела.
Стена!
Я прижала ладонь к ней, двигаясь вдоль грубой кладки, швов с цементом, пятен мха. Дерево. Дерево. Дерево. Снова камень – пока…
Я выскользнула за угол и из теней, бросив быстрый взгляд на стражника, и вжалась в темноту стены. Он не заметил.
Тихо выдохнув с облегчением, я двинулась дальше, осторожно ступая по снегу вдоль подножия стены. Где-то здесь должно быть…
Тук.
Я замерла и топнула снова.
Тук.
Отбрасывая снег носком сапога, я расчистила люк, спрятанный под ним. Когда мне было лет одиннадцать, строители добавили его, чтобы удобнее было сбрасывать хворост и дрова прямо в казармы и комнаты тюремщиков. Или же потому, что слишком много стражников разбивались насмерть, поскользнувшись на каменных лестницах с охапками дерева.
Я осторожно сняла цепи, убрала крышку. Сползла в наклонный лоток, прикрывая за собой деревянный настил, оставив лишь небольшой просвет. Камень терся о плащ, пока я съезжала вниз, и воздух темниц встретил меня сыростью, потом и запахом крысиного помёта. Одна из них выскочила из кучи дров, куда я рухнула, и скрылась в углу. Пока все шло хорошо.
Я выскользнула в коридор. Масляные лампы горели тускло, некоторые почти погасли.
Как я и думала, пусто.
Сейчас, когда мужчины, мальчишки и даже некоторые женщины готовились к осаде, не осталось никого, кто мог бы сторожить пленников за толстыми стальными прутьями. Где она?
Но даже в этой тишине я не осмелилась звать её по имени. Вместо этого торопливо заглядывала из камеры в камеру. Пусто. Пусто. Бочка. Пусто. Ящики. Пусто…
– Галантия, – прохрипел женский голос.
Звук моего имени заставил кожу покрыться мурашками, и я подняла взгляд на камеру в конце коридора.
– Марла.
Лучше бы она имела ответы о моём прошлом, учитывая риск, на который я пошла, если нас поймают. В нынешней ситуации у лорда Брисдена вряд ли осталось много союзов, ради которых он мог бы обменять меня, и уж точно никаких причин закрыть глаза на моё предательство.
Я пересекла коридор, но шаги замедлялись, чем ближе я подходила к камере и к женщине с впалыми щеками, что смотрела на меня сквозь частую решётку. Длинные чёрные волосы свалялись клочьями, кое-где открывая залысины. Присев, чтобы оказаться с ней на одном уровне, я залезла в сумку и достала ещё один соляной кристалл.
– Ты знаешь моё имя. – Более того, она явно ждала меня. Это было многообещающе – настолько, что пальцы дрожали, когда я протянула кристалл к железному замку двери. – Скажи, ты видела моё прошлое? Скажи, что знаешь, кто я на самом деле?
Она с трудом поднялась на колени и застонала. Её туника из теневой ткани и чёрные штаны были в клочья, под ними виднелись порезы, синяки и грязь.
– Никто не может знать, кто ты на самом деле, кроме тебя самой.
Не тот ответ, которого я ждала.
– Но ты видела моё прошлое?
– Месяцами я не видела ничего другого, пока… – её речь разорвал кашель, вязкий, с хрипом, будто грудь дрожала от скопившейся мокроты. Боги, она была в ужасном состоянии. – Пока видения не прекратились, и долгое время не приходили новые. Теперь я знаю, почему. Тебя схватили и увели в Дипмарш. Богиня показала мне, как ты вернулась, наконец обретя свои крылья, как она и надеялась.
Я сглотнула.
– Богиня?
– Твоя мать, – ответила она. – Судьба Лилит.
Лилит. Имя, которого я никогда не слышала. Бессмысленное для памяти, но оно отозвалось глубоко внутри, пробежало по костям, и всё моё тело задрожало. Лилит, произнесла я мысленно, перекатывая его на языке, пробуя на вкус. Лилит.
Где-то в темнице загремел металл.
Мы не могли оставаться здесь.
– Нужно вывести тебя отсюда. – Да, я хотела ответов, но не ценой её жизни – или моей. – Стены, башни, галереи… всё кишит лучниками, и факелы освещают каждый дюйм стены. Они собьют тебя из лука, как только ты взлетишь. У меня есть план, но лучше будет, если ты обернёшься прямо здесь. Сможешь?
– С твоей помощью, – сказала она. – Нам нужно всего лишь переплести пальцы.
– Тем лучше. – Я вдавила треснувший кристалл в замок и накрыла его ладонью. – Тогда выберемся через бухту, не придётся карабкаться на скалы. Ходьба будет не близкой, но я принесла…
Ладонь пронзил холод, я зашипела, когда из краёв замка потянулись тёмные щупальца. Я прижала сверху вторую руку, сдерживая стоны от жгучей боли. Хорошо ещё, что я знала, что такое боль, – спасибо Малиру.
Не отпускай, Галантия!
Тени разрастались, извивались, пока, наконец, замок не щёлкнул и не открылся. Сработало!
Я выдернула обожжённую руку, дверь с протяжным скрипом поддалась. На ладони чернело пятно, будто вгрызающееся в плоть.
– Держи. – Не обращая внимания на жгучую боль, я достала из-под плаща фляжку с козьим молоком и кусок кукурузного хлеба. – Поешь. Тебе нужны силы, чтобы долететь до Дипмарша.
Марла едва не вырвала хлеб из моих пальцев, жадно впилась в него, даже рухнув на бок. Это не помешало ей давиться крошками, пока кашель снова не сотряс её тело.
– Сейчас нужно обернуться в воронью стаю. – Я присела рядом, поддержала её голову и большим пальцем другой руки выдернула пробку из фляжки, помогая молоку смыть крошки. – Рано или поздно они проверят камеры и обнаружат твоё исчезновение. Никто не должен увидеть тебя бродящей по стенам Тайдстоуна, если мы не успеем добраться до бухты. Поэтому я подумала… – я достала из-за пояса большой мешок, на котором уже не было теневых следов с моей ладони. – Зови своих птиц сюда, я донесу вас. Я проверяла из окна – бухта сейчас почти пуста, пока они готовят замок к нападению с юго-запада.
Кивнув, она протянула мне руку.
– Помоги, и я дам тебе то, за чем ты пришла.
Я нахмурилась, но переплела пальцы с её. Вспышка теней – и они обернулись пятью чёрными воронами. Трое едва шевелились, один глухо каркнул, словно от боли, а пятый растерянно озирался. Я быстро собрала их и сунула в мешок, затянула горловину и перекинула за плечо.
Да, это была отличная идея.
Глава 5

Галантия
Наши дни, побережье Тайдстоуна
Это была глупая идея.
Ворон, как оказалось, совсем не весил как воробей. Но пять ворон? Они были тяжёлыми. К тому времени, как я вылезла из деревянного желоба, проскользнула сквозь тени и спустилась по скользким камням к пляжу, они тянули плечо, словно я несла чертов слиток.
– Перестаньте шевелиться, – пробормотала я, снег хрустел под ногами, смешиваясь с песком, пока я шла к стороне бухты, где один из наших пришвартованных кораблей мог прикрыть Марлу. – И без того все мышцы болят от…
– Стой! – закричал страж, внезапно появившись из-за одного из массивных деревянных причальных столбов, рядом стоял другой. – Кто идёт?
Прежде чем я успела произнести хоть слово сквозь быстро онемевшие губы, другой страж поднёс факел ближе, чтобы осветить моё лицо.
– Это всего лишь леди Галантия, – сказал он.
Я сжала кулак вокруг мешка сильнее. Да, это была всего лишь я. Бесполезная, незаметная, наивная маленькая Галантия. Определённо не направляющаяся освободить заключённого Ворона…
– Что вы здесь делаете, моя леди? – спросил страж, поднимая факел угрожающе близко к мешку, изучая его слишком любопытными глазами.
Я подняла подбородок.
– Мои дела – только мои.
– Не если лорд Брисден полностью блокировал Тайдстоун, – сказал другой, подталкивая подбородком к моему плечу. – Что там?
Прошли долгие секунды, их брови приподнялись, прежде чем я смогла сказать:
– Платье, в котором я приехала. Воронье. Мать была им крайне оскорблена и попросила меня утопить его в бухте.
Тот, что с факелом, только сильнее поднял брови.
– Она посылает дочь избавляться от него посреди ночи, вместо служанки, которая легко могла бы бросить его в очаг?
На шее у меня выступила капля пота, и я ощущала каждое движение этих глупых птиц в мешке. Один «кар» – и нам конец. Она, возможно, могла бы улететь, но я… нет! Если только я тоже не смогу превратиться… Но как? Как я это сделала? О, боги, это ужасно.
Я попыталась улыбнуться.
– Служанки снова убирают туалеты перед осадой, – вздохнула я. – Да и теневая ткань не горит. Говорят, её защищает их злая магия. Наверное, пропитана их черной кровью.
– Понимаю. – Страж с факелом ещё на мгновение оценивающе посмотрел на меня, затем слегка поклонился. Как только пламя зашипело у его первой ступени, он замер, снова взглянув на меня. – Простите, моя леди, но я хотел бы заглянуть в мешок.
Горло сжалось.
– Простите?
Он обменялся взглядом с другим стражем, затем неловко улыбнулся.
– Я никогда раньше не видел теневую ткань.
– Я тоже, – согласился другой. – Слышал, что одно прикосновение может сжечь человеческую кожу до костей.
О, блядь…
Паника поднялась в груди приливом, угрожая утопить моё самообладание в её разрушительных волнах. Что теперь? Отказаться открыть мешок? Такое сопротивление только усилит подозрения. Открыть мешок и попытаться убедить их, что взъерошенные перья внутри – часть сложного дизайна платья? Освободить Марлу и встретить последствия?
Виселица на утёсе, море расстилалось за ней. Тело женщины с золотыми волосами свисало на петле, утопая в солёных волнах.
Видение Аскера возникло перед глазами, превращая каждый шумный удар сердца в ритм секунд, тяжело отбивающих прямо в голову. Что если я уже запечатала свою судьбу? Что если я не смогу превратиться и окажусь на виселице? В конце концов, мне потребовалось девятнадцать лет, чтобы сделать это впервые…
Вдруг раздался рог, эхом прокатившийся по холодной ночи. Они уже атакуют Тайдстоун? Прямо сейчас? В эту ночь?
– Я приду за тобой, – шепнул Малир сквозь непрекращающийся стук моего сердца.
Лицо стража побледнело под мерцающим светом факела, и он обменялся испуганным взглядом с другим.
– Призыв к оружию.
Гул рога раздался снова, громче и настойчивее. Оба стража обернулись и бросились с пляжа к Тайдстоуну так быстро, что за ними послышался звон металла о металл.
Я замерла на мгновение, выдыхая облачко белого предательского облегчения в ледяной воздух.
– Малир может появиться здесь быстрее, чем я ожидала.
А значит, Марла сможет найти безопасное место за его отрядами, и я поспешила к массивному деревянному корпусу пришвартованного корабля. Он был настолько высоким, а луна стояла так, что на пляже появлялись ещё более темные тени. Я опустила мешок на землю, чтобы вороны могли пошевелиться и выпрыгнуть.
Тени скользили по ночи, складываясь в образ Марлы, когда она споткнулась о один из деревянных столбов и ухватилась за него для равновесия.
– Времени у нас почти нет.
– Хватит, чтобы ты рассказала мне, кто я, – сказала я. – Весь Тайдстоун вызвали во внутренний двор. Пожалуйста, скажи мне, что ты видела!
Она кивнула и повернулась так, что её спина прижалась к столбу. Свет, отражённый от снега за нами, позволял разглядеть её глаза. – Твоя мать, твоя настоящая мать, работала в…
– В Тайдстоуне, я уже знаю это, – сказала я, тревожно перешагивая с ноги на ногу, пока бросала мешок в воду и туже закутывалась в плащ. – Она продала меня леди Брисден за мешочек монет.
Марла покачала головой, и даже темнота не могла скрыть недоверие, вырезанное на её лице морщинами на лбу.
– Нет, дитя. Она не продала тебя за монеты.
Мои губы пересохли.
– Что? Но… леди Брисден…
– В день твоего рождения над нашими королевствами уже нависла тень войны, вороны проклинались, им отказывали в тавернах, а простые люди нападали на них по всей Дранаде, – сказала она. – Лилит была судьбой, как и мой любимый Аскер, одарённой видением будущего. Тебе был всего один день, когда богиня показала ей твою смерть.
Мое лицо онемело.
– Мою смерть?
– Ты не должна была дожить до девяти лет. – Она покачала головой. – Мы не вправе сомневаться в судьбе, не говоря уже о том, чтобы вмешиваться. Лилит не должна была этого делать, но как мать я не могу ей этого вменять. Богиня знает, что я сделала бы то же самое, если бы мне показали это в ту зимнюю ночь.
Когда её дочь умерла…
– Аскер рассказал мне. Мне жаль твоей утраты, – сказала я. – Но я всё ещё не понимаю. Зачем меня отдавать?
– Чтобы защитить тебя, Галантия, – сказала она, её слова были как нежное прикосновение, медленно обвивающее моё сердце. – Она видела войну и разрушительные последствия, если кто-либо узнает, кто ты есть, что могло бы привести к смерти её маленькой дочери во время осады на Вальтариc.
Но это не имело смысла.
– Вальтариc?
– Там бы ты жила, росла и процветала рядом со своим предначертанным, – сказала она. Что это значило? – Она видела его в своих видениях. Видела Воронёнка, которого тебе суждено было любить, ценить, умереть рядом с ним, когда ты была ещё ребёнком, а он не намного старше. Какое ещё место было бы лучше, чтобы спрятать её маленькую дочь, как не прямо под носом человека, чьи катапульты были предначертаны убить её, если бы твоя мать не изменила ход судьбы? Она отдала тебя из любви, потому что хотела, чтобы ты жила.
Любовь.
Это слово накрыло меня, ноги подкосились под тяжестью откровения. Она не просто избавилась от меня, нет, моя мать отдала меня, чтобы спасти мою жизнь! Дыхание перехватило, когда глубина её любви заполнила пустые углубления моего сердца, оставшиеся пустыми все эти годы.
Не продана.
Не брошена.
Не нежеланна.
Любима!
– Моя биологическая мать… – Я провела тыльной стороной ладони по щекам, где пробились несколько слёз. – Она… Она…?
– Среди звёзд, милая, – сказала Марла, её глаза смягчились. – Я не смогла увидеть, что заставило её суровость исчезнуть с небес, но богиня показала мне, что, что бы она ни отразила, это позволило твоему отцу выжить.
– Мой отец? – Сердце ударило о рёбра. Боги, а что если я уже встречала его? – Где он? Твои видения что-нибудь показывали? В Дипмарше?
Тот мягкий взгляд в её глазах сменился жалостью, когда она медленно покачала головой.
– Он… – живот сжался от напряжения, – тоже среди звёзд?
– Да, дорогая.
Я взглянула вверх. Ночное небо над головой вдруг показалось огромным, пустым и в то же время густо усыпанным мерцающими звёздами, каждая из которых была потерянной душой. Где-то в этом необъятном пространстве мои родители светили мне.
Я была по-настоящему одна.
– Как он умер? – спросила я. – Ты видела?
Марла оттолкнулась от деревянного столба, и одно лишь это движение сорвало из неё новый кашель, который потряс руку, лежавшую на моём плече.
– Он тоже был тяжело ранен по пути в Вальтарис. Именно туда они направлялись после того, как Лилит оставила тебя в той белой люльке. Твой отец захлебнулся собственной кровью и умер в тронном зале посланником, а принц Малир гладил его по лбу, когда был всего лишь маленьким мальчиком.
В горле у меня поднялась тошнота от образа, который она описала – мой отец умирал в заботливых руках того самого человека, что когда-то причинял мне боль. Почему именно он? Почему это должен был быть он, а не кто-то другой…
Моё дыхание застыло, ум ухватился за чувство дежавю этой истории, словно я уже слышала это раньше. Где я это слышала? Кто мне рассказывал…
За годы до падения Вальтариса, посланник достиг моих родителей, – голос Малира звучал в моей кружившейся голове. – На шее у него был кулон, окрашенный в красное от его крови. Что-то или кто-то должно было напало на него или его… стаю, по пути в наш город. Он захлебнулся собственной кровью…
– Он предназначен девушке, суженной младшему принцу, – повторила я слова Малира той ночи у ручья, когда он говорил о кулоне, соляной кристалл в оправе из аэримеля. – Нет. Нет…
Из горла вырвался жалобный всхлип. Нет, этого не может быть. Слишком жестоко, слишком страшно, слишком больно.
– Да, – тихо сказала Марла. – Ты, Галантия, – истинная пара Малира. Вы должны были умереть вместе в Вальтарисе под глыбами и тенями, с твоей маленькой рукой, сжатой в его…
– Нет, – казалось, земля ушла из-под ног, мир покатился под углом, когда эта правда обрушилась на меня с жестокой силой штормового моря. – Никогда!
Из груди вырвался крик, яркий и не сдержанный, пронзительный вопль отчаяния, эхом отдававшийся на пустом корабле и тихих волнах. Это была жестокая шутка? Ужасный поворот судьбы? Предсказанная участь, но настолько мерзко неправильная? Почему именно он? Почему этот человек, что причинил мне такую боль?
Моё сердце снова разорвалось.
Когда боль проникла в кости, скорбь медленно сменилась бурей ярости, каждая разрушенная часть органа вспыхнула огнём гнева и возмущения.
