Текст книги "Тени столь жестокие (ЛП)"

Автор книги: Лив Зандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Глава 44



Галантия

Наши дни, подземелья Аммаретта

Я подперла голову рукой. Клетка вокруг меня – всего лишь квадратная железная рама со стенами из чего-то, похожего на ржавую кольчужную сеть: тесная, жесткая, не поддающаяся. Ни окна, почти нет воздуха и ещё меньше света, и только эхо моих воспоминаний составляло мне компанию.

«Слышал, он визжал и орал, как баба.»

Эхо Домрена.

«Иногда мы срываемся на других, хотя на самом деле злимся на себя – за то, что нам нравится то, что, как мы думаем, не должно нравиться. Может быть, то, что когда-то было настолько мучительным, становится стыдно считать приятным теперь.»

Эхо Себиана.

«Она никогда не даст тебе того, что даю я. Ты знаешь это, малышка? Ты знаешь, что ему нравится? Ты знаешь, что ему нравится, когда его трогают сзади?»

Эхо Лорн.

«Почему ты тронула меня вот так, а?»

Худшее из всех. Эхо Малира.

В те моменты всё это не имело смысла. Теперь же, в неподвижности тёмной темницы, когда ничто не отвлекало меня, в голове установилась ясность. Малира ведь изнасиловали в подземельях, не так ли? Омерзительный поступок, от которого многие женщины чувствуют себя осквернёнными и полными стыда, я понимала слишком хорошо – теперь как никогда. С чего бы мужчине было иначе?

Я провела рукой между ног, сквозь лохмотья одежды, и коснулась нежной плоти. До сих пор было непонятно, как лёгкая боль от этого прикосновения могла заставить меня вздрогнуть, учитывая то, как они измывались надо мной на корабле. Как они…

Нет! Я не позволю себе возвращаться туда. Уже достаточно того, что меня заставили принять в себя Домрена и его людей, но я не позволю им занять ни дюйма в моей голове, в моём сердце, в моей жизни.

Когда я почувствовала вязкую влажность, на которую так надеялась после беспокойного сна, прерванного судорогами, я поднесла окровавленные пальцы к лицу. Никакого зловония, никакой заразы от внутренних ран. Только месячные.

Ребёнка не будет.

Маленькая искорка облегчения вспыхнула во мне, на секунду осветив сердце, пока я вытирала пальцы о платье. Никто не прикасался ко мне с тех пор, как меня заперли здесь, где по тёмным коридорам дежурили стражники.

Шум донёсся из прохода перед помещением, где стояла моя клетка. Огонь там – его оранжевый свет, единственный цвет в этом чёрном мраке – задвигался, замерцал и застонал, хотя обычно оставался неподвижным в застоявшемся воздухе. Как странно.

Сапоги гулко стукнули.

Доспехи звякнули.

Наступила тишина, нарушаемая лишь треском огня. И ещё – едва слышным топ-топ-топ, будто когти выбивали ритм по камню. Шорохи становились громче, ближе.

Дыхание перехватило, и без того скудный воздух стал тонкой струйкой попадать в лёгкие, когда я прижалась к стене. Сердце грохотало. Я уткнулась лицом в железную решётку, щурясь, чтобы заглянуть в маленькое отверстие. Шершавый ржавый металл царапал кожу, пока взгляд мой выискивал в темноте хоть какую-нибудь подсказку в пляшущем свете факела.

И вдруг – движение внизу, едва заметный сдвиг, излом тени. Мыши? Крысы?

Сердце пропустило удар.

Ворон!

И не просто ворон, судя по тому, как он подпрыгивал ко мне, покачивая головой. На одной его лапке был привязан свёрток, перевязанный двумя синими ленточками.

– Малир… – имя моего предначертанного сорвалось с губ, пока я с трудом протискивала два пальца сквозь щель, и облегчение с радостью нахлынули на меня разом. – Ну же, просунешь сюда свою лапку?

Голова ворона моталась то в одну, то в другую сторону, пока он изучал сплетённый барьер, разделяющий нас. Наконец он провёл клювом по металлу, щёлкнул им здесь и там. Лишь протянул низкое воркующее карканье, словно признавая нашу общую проблему.

Ну, может, и не такой уж умный…

– Просто стой смирно. – Пальцы вытянулись через тугую щель кольчужной решётки, костяшки ныли, кончики едва-едва касались гладкой ткани. – Давай. Ну же.

На третьем рывке последняя ленточка соскользнула, освобождая свиток, который сполз вниз по костлявой лапке. Ворон недовольно каркнул, отпрыгнув назад в смеси удивления и раздражения. Он тряхнул ногой, сбросив ленточки и отправив пергамент катиться прочь… за пределы моей досягаемости.

– Нет, – простонала я. – Он мне нужен. Принеси его сюда.

После пары настороженных миганий глаз бусинок он подпрыгнул к пергаменту и подтолкнул его клювом, двигая обратно ко мне. Медленно, но верно бумага скользнула по каменному полу, пока не оказалась достаточно близко, чтобы я могла дотянуться. Скажет ли он мне, что они уже рядом? Что нужно потерпеть ещё чуть-чуть?

С новой надеждой я потянулась, кончиками пальцев зажимая пергамент. Втянула его внутрь, хватка дрожала, но оставалась крепкой. Сердце отчаянно билось, когда я развернула свиток, поднесла его к жалкому отблеску света и прищурилась, всматриваясь в почерк Малира.

Аноалея,

Пишу тебе из нашего лагеря прямо у стен Аммаретта, где каждый ткач смерти, следопыт и судьа боеспособного возраста ждут моего приказа, чтобы ворваться в крепость, но мы не можем сделать этого без тебя. Нам нужно отвлечение изнутри. Укради мой дар. Обуздай мои тени. Обрушь мою тьму на них и покажи, как ты сияешь, когда пробиваешься из темницы к крепости. Мы встретим тебя у главных ворот.

Мы любим тебя. Вернись к нам.

P.S.: Помнишь, что я сказал тебе в ту ночь кьяра, когда мы разговаривали у ручья?

Холод прокрался в пальцы, сковывая суставы, пока пергамент громко шуршал в моей хватке. Они хотят, чтобы я… украла дар Малира? Чтобы я управляла его тенями? Сражалась, пробиваясь к крепости?

Я никогда не делала ничего подобного!

Игнорируя бунтующие нервы, я глубоко вдохнула. Что же он говорил мне тогда, у ручья? Мы обсуждали так много всего. Шрамы Себиана. Ночь, когда погибла его семья. Доверие. Соляной амулет, который он…

«Ты вовсе не та беспомощная девица, за которую себя выдаёшь», – голос Малира отозвался, словно прошептанный рядом, его вера в меня ласкала душу. Как всегда.

Я сжала пергамент, успокаиваясь в срочности его слов. Сколько прошло с тех пор, как меня схватили, я не знала, но уверена была в одном – времени недостаточно, чтобы собрать успешный штурм. Они, вероятно, не смогли бы прорвать оборону Аммаретта без огромных потерь – и уж точно не добиться желаемого исхода.

Теперь всё зависело от меня.

Сомнение холодком вонзилось в нервы. Я не воин: никогда не держала меча, никогда не убивала. Никогда по-настоящему не проживала ужасы войны.

Но я прошла через боль, шрамы и несправедливость. Выжила при нападении на Тайдстоун, когда другие вокруг погибали. Боролась за себя, даже не зная, кто я. Нашла дар, спасла принца, заслужила восхищение многих… и сердца двух мужчин.

Я снова опустила взгляд на записку.

Мы любим тебя.

Вернись к нам.

Сосредоточившись на своей пустоте, я подняла поглощающую руку к аноа. Чем сильнее я соединялась с тенями внутри ворона, тем больше взъерошивалось его оперение. Две перышки растворились в чёрные струи, и сердце моё бухнуло о рёбра. Да! Вот оно! Они просочились сквозь металлическую завесу, потянулись ко мне, глубже, глубже…

Резкая, беспощадная боль вспыхнула в груди, словно когти раздирали внутренние органы, царапали, рвали. Я отшатнулась, одёрнув руку, будто обожглась, и вся концентрация рухнула. Такая боль…

Ворон вдруг склонил голову, глядя в проход, откуда пришёл. И я тоже услышала.

Шаги.

Поспешным жестом я отослала его прочь.

– Лети. Спрячься.

Понял ли он ситуацию или только уловил мою настойчивость в голосе – не знаю, но он отскочил. Отступил в тёмный угол, где чёрное оперение слилось с тенями.

Я торопливо разорвала письмо Малира. Руки дрожали, пока я запихивала куски себе в рот, отчаянно пережёвывая сухую, вязкую массу. Каждый клочок царапал горло, заставлял задыхаться, кашлять, но я проглотила всё.

Оранжевый свет огня снова вытянулся и замерцал по стене, разгоняя сердце в безумный ритм. Пока в маленький грот, где была моя темница, не вошёл один из двух людей, которых я сильнее всего желала видеть мёртвыми.

И тогда сердце остановилось.

Лорд Брисден стоял перед моей клеткой, подбородок его был задран неприлично высоко, хотя глаза напрягались, когда он смотрел вниз на меня, сидящую на полу. Но он пришёл не один. Надзиратель встал рядом с ним, опустил на землю миску и вытащил нож из ножен на поясе.

Я заглянула в миску. Зола.

Живот свело.

– Быстрее, – приказал Брисден. – Эта грязная сволочь дважды подумает, прежде чем снова слать сюда своих ткачей смерти, когда мы начнём возвращать её по кускам.

Ногти зацарапали ладони, зубы начали едва слышно стучать. Если они отрубят мне палец, хватит ли у меня потом сил использовать свою пустоту? Поглотить хоть что-то, не говоря уже о целом даре? Обуздать его?

Тюремщик захромал ближе и опустился на натруженные колени, скрипя суставами, держа в одной руке клинок, а в другой щипцы.

– Твой палец, девка. Просунь его сюда, иначе принесём огонь.

Я не двинулась с места – вовсе не потому, что глупо надеялась отсидеться. Я прекрасно понимала: пепел они принесли не для того, чтобы уберечь меня от заразы…

– У меня нет времени. Прижгите её факелами к стене, – устало выдохнул Брисден. – Вперёд. Она всего лишь пустота. Если бы могла причинить вред, давно бы это сделала.

Всего лишь пустота.

Всего лишь девчонка.

Ничтожная.

Незначительная.

Расходный материал.

Следующий глоток будто прошёл по горлу песком. Я не была ничем из этого. Я – Галантия, будущая королева Вайрии, связанная узами с Малиром из королевского Дома Хисал, единственная живая воровка, какую знали.

Но да, я не могла причинить вреда.

Не могла – пока не украду дар.

Заведя руку за спину, я развернула ладонь туда, где в тени жался аноа Малира. Тени струились сквозь темноту, скользя к моим пальцам, холодком щекоча кожу.

Тюремщик со стоном поднялся, поднял щипцы и принялся ковыряться чем-то снаружи решётки.

– Ага, может, ещё и обернётся.

– Она не сделает ничего подобного, – сказал Брисден, вперив в меня взгляд сквозь звенья цепей, которые, казалось, медленно размыкались. – Боги знают, ты доставила мне слишком много хлопот, не так ли, дочка? И подумать только – все эти годы я воспитывал в своём доме пустоту, способную снять это проклятие. Ты могла подарить мне королевство. А подарила хаос. Ты и та лживая сука, твоя мать.

Его слова разожгли в моих жилах первые искры гнева, сталкиваясь с ледяной жгучестью теней, что вливали в меня силу. Этот человек забрал у меня так много. У меня и у Малира.

– Я убью тебя за то, что ты сделал с леди Брисден, – выдавила я сквозь муку, вновь царапавшую мои внутренности. Боги, как же больно давался этот дар… – Ты повесил мою мать.

Когда достаточно большая часть цепей опустилась, Брисден шагнул в мою клетку, и я поспешно поползла назад. Но не успела уйти достаточно далеко, чтобы уклониться от удара сапогом, что врезался мне в висок.

– Даже её праймел бесполезен, – сказал Брисден и пнул меня по боку так, что я перекатилась по полу, боль пронзила почку, как лезвие кинжала. – Чтобы выбить ворон из Малира, понадобилось куда больше. Даже когда он уже не мог оборачиваться по собственной воле, его вороны иногда вырывались сами, в бессознательном состоянии, и клевали его брата. Отвратительные твари.

Скрючившись от боли, я каталась по каменному полу, теряя всякий контроль над тенями. Подбородок ударился о камень, и удар отозвался по всему черепу, перевернув меня на спину. Вес обрушился на грудь. Тяжёлый. Всё тяжелее…

– Нет, – прохрипела я.

– Для верности, – навис надо мной Брисден, вдавив сапог в мою грудь так, что весь воздух вышибло из лёгких. Лишь затем он сдвинул носок, чтобы упереться мне прямо в горло. Рядом в артерии бился мой пульс, переходящий в яростный гул. – Быстрее, человек.

Что-то коснулось моего онемевшего пальца. Тюремщик?

Паника накрыла разум туманом, кровь отхлынула от щёк. Дар! Мне нужен был дар. Сейчас!

Будучи прижатой к полу, с рвущимся краями зрения, я дотянула поглощающую руку к теням. Любым теням!

Боль ударила сразу, резкая, раздирающая, будто когти скребли рёбра изнутри.

Не отворачивайся от его тьмы, – прозвучал в голове женский голос. – Прими её.

Но это же больно!

– И каким же неприятным делом оказалось вешать ту вероломную суку, – прорычал Брисден сверху. – Что ты наделала, спросил я её, прежде чем вышиб ящик из-под её улыбающейся пизды. И знаешь, что она ответила? Любила тебя так, как я должен был всё это время. – Тяжесть исчезла с моей груди. – Заканчивай и добудь мне её палец.

Любила меня.

Она любила меня.

Мука вырвалась из самой глубины души, сырая, дикая, рвущая сердце в клочья. Тело выгнулось в судороге, будто пытаясь выплюнуть наружу это невыносимое горе, что прожигало каждую клетку моего существа.

Моя пустота разверзлась.

Тёмный поток хлынул в центр. Дыхание силось, пока давление в груди росло до невыносимой боли. Тени ходили внутри меня, как живое чудовище, что металось взад-вперёд по грудной клетке.

Царапая. Скребя.

Что-то острое цапнуло меня за палец, и я зашипела, дёрнув руку из хватки тюремщика.

– Нет!

Всплеск теней вырвался из моей ладони, взрыв тёмной энергии, рождённый мукой, яростью, сердечной болью. Удар отбросил тюремщика назад, его нож со звоном упал на каменный пол.

Он ударился о стену и сполз вниз, и в его глазах не было боли – только расширяющийся ужас, пока щупальца теней скользили по его телу. Его крик пронзил всё вокруг, кровь стыла от этого звука, когда тёмные отростки сжимались крепче. Кожа его побледнела, потом посерела, а затем почернела, сморщиваясь и натягиваясь на кости, словно на мумию.

Как же это было легко.

Убивать.

Зрелище разлилось мурашками по моим внутренностям – ползучими, извивающимися – тени сдавливали грудь с той же силой, с какой затуманивали разум. В мыслях осела беспросветная тьма.

Я убью их. Я, блядь, убью их всех!

Я вышла из клетки и расправила плечи, направляясь по узкому коридору на звук лязга доспехов и рёв криков. Они наверняка уже слышали шум.

Когда впереди показались первые стражники, я улыбнулась. Марла когда-то сказала мне, что только я могу знать, кто я на самом деле. Я – Галантия, единственная живая воровка, сильнейшая из известных ткачей смерти. Я могла дарить свет.

Но прямо сейчас… я жаждала дарить тьму.

Я подняла ладонь на них.

Глава 45



Малир

Наши дни, лес

Я стоял на склоне у края леса, вглядываясь в крепость, вросшую в гору, словно та опухоль, чем она и была. Где ты, аноалея? Дай мне знак. Сейчас.

Себиан переместился рядом, скрестив руки на груди, одним сапогом нервно постукивая по вязкой земле.

– А если она не сможет украсть твой дар? А если и украдет, но не сможет его использовать?

Пальцы сжались на рукояти меча, зрачки метались то к крепости, то к закатному солнцу, снова возвращались к замку, высматривая малейшую полоску теней. Но заметить их становилось всё труднее, как только спускалась ночь. Время утекало меж пальцев, словно вода, и каждый удар сердца звучал барабаном нарастающего беспокойства.

Она сможет, я был уверен.

А если нет?

Аскер осмелился сделать шаг вперёд, поднявшись с низины, куда мы отошли.

– Мы могли бы отправить следопытов разведать окрестности крепости. Может, они что-то заметят?

Позади, у подножия склона, меж деревьев тихо колыхались тенты из теневой ткани, укрывающие раненых, чьи стоны время от времени прерывал скрежет костной пилы. В воздухе висел запах прижжённой плоти, смешанный с кровью, потом и гарью от работы целителей. Ранее мы устроили отвлекающий манёвр, чтобы мой аноа смог незаметно проскользнуть в темницы, а сами укрылись в этом лесу.

И это стоило нам дорого.

– Ни один из этих следопытов не вернётся, пока солнце не сядет, не раньше, чем они поднимут войска к крепости, – я подтянул ремни на перчатках из аэримеля, мысли ясные, тело гибкое. Как странно быть без них – моих теней, моего проклятия. – Возможно, ей нужно больше времени.

Или, быть может, мой аноа уже мертв, валяется где-нибудь в канаве, чтобы какой-нибудь ребёнок ткнул в него палкой. Выбора у меня изначально было немного, но что, если я сделал неправильный? Нет, они будут держать Галантию живой любой ценой. Чёрт, единственное, что мешало мне ворваться туда и похоронить Аммаретт в могиле из теней вместе со мной, было знание, что пока я снаружи – она жива. Но что толку в жизни, если душа гниёт изнутри?

Я не мог этого допустить.

Я не позволю!

Рука Себиана ударила в мою кожаную кирасу, вырывая меня из водоворота мыслей.

– Там!

Я прищурился, снова сосредоточив взгляд на крепости. Ничего. Но Себиан был следопытом, его зрение острее, чем у любых моих воронов.

– Я вижу тени, – подтвердил он, голос его звучал сдержанной надеждой, когда он сделал шаг вперёд. – Слабо, но… клянусь, я вижу, как тени тянутся из окон крепости.

– Ты должен быть абсолютно уверен, – сказал я, – иначе я поведу сотни Воронов на их…

Оглушительный треск разорвал воздух, вибрация прошла по земле под моими сапогами. Глаза метнулись к городу, и я увидел, как целый кусок горы отломился, словно рассечённый божественным клинком. Он сдвинулся и рухнул вниз в клубах каменной пыли, пока…

Грохот!

Хаос вырвался наружу.

Осколок врезался в город, разбившись при ударе в град каменных снарядов. Глыбы размером с валуны обрушились на стену, каждая коллизия отдавалась дрожью в укреплениях. Одна башня разлетелась вдребезги, её обломки вызвали цепную реакцию, которая поглотила соседние. В считанные мгновения ещё две башни сложились, превращаясь в груду камня.

Себиан протянул низкий свист рядом со мной, глаза его расширились от неверия.

– Ты видел это?

В самом сердце дрогнуло дикое, хищное ликование, я едва сдержал смех, но губы расползлись в оскале, полном обещания резни и возмездия.

– Это моя маленькая голубка…

Звон колокола разнёсся вдалеке. Два. Три. Их гул подхватил ветер, смешав с пронзительным ревом рога.

– Аммаретт поднимает защиту к крепости, – сказал Аскер. – Она сделала это!

– Мы должны попасть к ней. Сейчас же! – я дёрнул за рукав чёрной кольчуги, что носил под кирасой. – Появились ли новые видения насчёт этой атаки, которыми ты желаешь со мной поделиться, Аскер?

Он быстро посмотрел на Себиана, потом вернулся ко мне и покачал головой.

– Я буду сражаться рядом с тобой. Да наставит богиня мои видения, а мои видения – наши клинки.

Себиан схватил меня за плечи, развернул к себе и прижал лоб к моему, жажда крови уже сверкала в его глазах.

– Мы доведём это до конца, да, Малир?

– До самого конца. – Я обернулся и посмотрел вниз на остальных Воронов. Ткачей Смерти, Следопытов, тех Судеб, чьи мечи были быстрее их видений… все они смотрели на меня лицами, охваченными предвкушением. – Если вы цените дом, который она вернула вам, то вы должны ценить и её жизнь. Спасите свою будущую королеву! Покажите им, что мы делаем с теми, кто смеет причинить вред нашему Воронью!

Лагерь взорвался хором боевых кличей и грохотом оружия, и в тот же миг Аскер выкрикнул:

– Избегайте стрел! Держитесь подальше от завалов, иначе они похоронят вас. Пробейте эти ворота и залейте залы криками умирающих, пока она не будет в безопасности. Обрушьте на них такую тьму, о какой их няньки даже не смели рассказывать в ночных сказках о Воронах!

– Летите! – взревел Себиан.

Сотни обращений пронеслись по лагерю в стремительном потоке теней и перьев, вихрем сквозь деревья, словно бурлящий прилив тьмы. На миг мир перестал быть чем-либо, кроме крыльев и карканья, перьев и хаоса.

Моё превращение пронеслось по жилам. Мы рванулись в небо и заняли место во главе построения – воронье разрасталось, превращаясь в шторм, в тёмный водоворот, спиралью устремившийся вперёд. Внизу гигантская тень заслоняла землю – движущаяся ночь, медленно пожирающая свет и ползущая к городу.

Рог прозвучал снова, разрывая оранжевый отсвет заката. За ним последовали стрелы, свистящие сквозь наше стадо. Мы уклонялись, взмывали выше, уводя их мимо. Большинство стрел пролетело впустую, но не все. Глухой удар. Хриплое карканье. Ближайший ворон рухнул с небес, сгусток перьев камнем полетел вниз.

– Разделиться и в спираль! – приказал я воронью.

Мы разлетелись на малые группы, каждый закручивался в свою сторону. Это было похоже на капли краски, распадающиеся в воде – непредсказуемо и невозможно прицелиться. Стрелы пронзали лишь воздух, в котором нас уже не было. А потом, как учили каждого Ворона с детства, мы вновь сошлись в единую массу, заложив вираж к воротам крепости.

– Ткачи Смерти, прорывайте ворота тенями! – голос Аскера пронзил всех нас. – Судьбы, очистите плато и прикройте ткачей!

Мы ринулись вниз, наша тень легла на плато перед воротами крепости, омрачив лица солдат внизу. В воздухе свистели мечи, мы рассекали сквозь них, уклоняясь от металла, пока потоки силы пронзали нас.

Вокруг меня всё ещё кружились перья, когда я вырвал меч, его холодное лезвие из аэримеля запело, рассекая воздух.

– Справа! – крикнул Аскер.

Оттуда метнулся солдат. Звон стали о сталь отозвался в ушах, сливаясь с гулом сердца. Я нырнул под дикий взмах, развернулся и вогнал клинок в другого врага. Выдернул меч, когда тот рухнул, едва успев уклониться от стрелы, просвистевшей у самого уха.

– Лучники над воротами, – процедил Себиан, вонзив один кинжал в бедро солдата, а вторым разрезав горло другому. – Малир!

– Я с тобой! – Не теряя времени, моё тело рассыпалось в рой перьев и тьмы. Мы взмыли и проскользнули через узкую бойницу в камне.

С мечом в руке я ринулся на ближайшего лучника, пока Себиан протыкал другого своими клинками. Быстрый парирующий взмах, разворот – и крик воина влился в какофонию внизу, когда мой клинок нашёл его сердце. Себиан двигался рядом – текучий, смертоносный, его кинжалы чертили алые дуги по камню, каждый раз вырываясь из нового тела.

Я глянул вниз через бойницу – плато кипело хаосом, Судьбы сражались, сдерживая лавину солдат, карабкающихся по лестнице.

– Мы должны помочь открыть ворота изнутри, иначе они перебьют нас ещё до того, как мы туда войдём.

Себиан выхватил лук.

– Я за тобой.

Мы бросились ко входу в лестничный пролёт, ведущий вниз к воротам, мой меч пел с каждым взмахом, рассекал тех, кто пытался преградить путь. Себиан натягивал тетиву и выпускал стрелы на бегу, каждое попадание выбивало брешь в обороне солдат, прижавшихся к воротам внизу.

– Ещё солдаты откуда-то, – выкрикнул он.

Мы должны были спешить.

Я перевёл взгляд на ворота – массивная деревянная балка, окованная железом, упиралась в скобы по обе стороны дверей. Из трещин тянулись наружу чёрные щупальца теней.

Этого было мало.

Инстинктивно я вскинул руку к балке.

Но тьма не пришла.

Стиснув зубы, я рванул вперёд.

– Держи их подальше от меня!

Стрелы Себиана свистели справа и слева от меня, пока я использовал меч как рычаг. Я вогнал клинок под балку и навалился изо всех сил. Тени наших ткачей смерти сомкнулись плотнее, добавив свой мрачный рывок к моим усилиям. Со стоном дерева о железо балка начала подниматься.

– Всё больше солдат прёт изнутри крепости! – крикнул Себиан. – Открой же, блядь, ворота, или нам конец!

С последним рывком балка вырвалась и с грохотом рухнула на каменный пол. Я выдернул меч в тот самый миг, когда ворота распахнулись, и наши воины хлынули внутрь – волной стали, теней и чёрных птиц.

– Внутрь! Все внутрь! – выкрикнул Аскер. – Потом рубите их и закрывайте ворота! Разделите их силы надвое!

Порог взорвался хаосом.

Судьбы держали линию, сдерживая натиск вражеских солдат, всё ещё поднимавшихся по лестнице из города, – выигрывали для нас драгоценные секунды. В то время как другие изо всех сил пытались сомкнуть массивные створки ворот против наружного штурма, вороны проскальзывали в узкий зазор. Среди неразберихи ткачи смерти сплетали тени в жгуты, поднимая тяжёлую балку, их лица были искажены напряжением, пока они направляли её обратно в гнёзда креплений.

Сквозь возобновившийся грохот клинков и крики раненых я вслушивался в свою связь, но грудь оставалась пустой – ни звука от аноа, ни шёпота, чтобы повести меня. Где же ты, маленькая голубка?

– Аскер! – выкрикнул я. – Куда теперь?

Он отвернулся от тяжёлых ворот, наконец закрытых, и моргнул, окидывая взглядом тускло освещённое помещение, выдолбленное в горе.

– Всё изменилось… не похоже на то, как было двадцать лет назад… думаю, это должно быть…

Из дверей и проходов хлынули новые солдаты Аммаретта, заполняя зал, словно вода через прорванную плотину. От одного вида их нескончаемых рядов кровь стыла в жилах. Слишком много, слишком много коридоров… и ни малейшего понятия, какой из них приведёт меня к моей аноалее.

И вдруг из камня прорезал вопль:

– Защитить короля! Я вырву яйца тому, кто даст хоть одному из них пройти!

Холодок пробежал по позвоночнику.

Этот голос…

Я резко обернулся и увидел Брисдена с обнажённым мечом на расстоянии, которое казалось и слишком большим, и слишком близким одновременно. Наши взгляды сцепились, и мир сузился. Зал, хаос – всё исчезло, оставив лишь этот миг.

– Малир… – проговорил рядом Себиан. – У некоторых солдат рядом с ним есть теневые метки. Где бы она ни была – она за ними.

Улыбка скользнула по моим губам. А я ведь успел испугаться, что придётся снова отпустить Брисдена. И я бы отпустил… лишь бы подарить моей связанной хоть мгновение дольше вдали от этих чудовищ? Да, я бы это сделал.

Но, увы, в этом не будет нужды.

Я встретился глазами с Себианом всего на долю секунды – и без слов мы поняли друг друга. И рванули вперёд.

Себиан метнулся первым, его кинжалы рассекали воздух. Солдаты падали, хватаясь за горло или за животы, тьма сочилась из их ран, когда клинки находили цель с жуткой точностью.

Аскер двигался в такт со мной, его меч встречался с вражеским в резкой какофонии ударов и хрипов.

– Сверху, слева!

Я тут же поднял меч, перехватывая опускающийся клинок. Удар пробежал дрожью по всей руке, но я удержался, взглядом выискивая Брисдена среди хаоса. Где ты?

– Сзади! – снова прорезал голос Аскера.

Я развернулся как раз вовремя, чтобы увернуться от метнувшегося копья, и рассёк грудь врага, одновременно заметив знакомый оттенок каштановых волос. Вот ты где.

Чистая, неразбавленная ярость захлестнула меня, вела мой меч с убийственной сосредоточенностью. Он стал продолжением моей ненависти, каждый взмах напоён годами мучений. Один удар – отрубленная рука. Другой – пробитое лёгкое. Тела осыпались за мной, пока я прорубал кровавую тропу вперёд к расплате, что ждала столько лет. Я был уже близко.

– Брисден, – зарычал я, сердце билось в груди, словно готово было разорвать её изнутри.

Он расставил ноги шире, тяжело дышал, лоб блестел от пота – след слишком лёгких лет и слишком малого труда.

– Ах, мальчик Ворон явился прикончить меня.

– Прикончить? – смех разнёсся в моей пустой груди, свободный и глубокий, как никогда. – Нет. Нет…

Одним рывком я ударил мечом о его клинок. И снова. И снова. Его лезвие дрожало, едва успевало отбить мои удары, каждый из которых нёс в себе десятилетие позора. Так, шаг за шагом, я гнал его в угол.

Он застонал, попытался нанести встречный удар, но его движения были медлительны, неловки, дыхание вырывалось рваными толчками.

– Это вряд ли можно назвать честным боем. Я стар…

– А я был юн. – Уже не ребёнок, но ещё не мужчина, лишённый чести, достоинства и всего доброго, что во мне было. – Невинен. – Ещё один взмах клинка. – Чист. – Я ударил его ногой в грудь, отправив кувырком назад, пока он не рухнул на спину с протяжным стоном. – Беспомощен.

Я выбил меч из его рук, и тот со снопом искр заскользил по камню. Затем я навалился коленом на его грудь и прижал окровавленный клинок к его рту, наблюдая, как лезвие вдавливается в уголки губ, как ручейки крови стекают по его щекам. Ах, и как он хрипел, захлёбывался, как пузыри лопались в глубине горла, когда я медленно рассекал его лицо.

Но нет… Я не прикончу его.

Пока нет. Не так.

Какое же в этом удовольствие?

Я вскочил, бросившись за Себианом в коридор, откуда появился Брисден.

– Свяжите его тенями! Кто даст ему умереть – умрёт вместе с ним!

Он ощутит мою ненависть позже.

А сейчас – на первом месте была любовь.