Текст книги "Тайный воин"

Автор книги: Линн Флевелинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

Глава 8

Вернувшись на следующее утро к компаньонам, Тобин и Ки тотчас же попали в центр назойливого внимания. Корин и остальные готовы были снова и снова слушать их историю, но, к счастью, наставник Порион пригрозил, что отправит всех чистить конюшни, если они не оставят Тобина в покое.

Однако текли часы, и даже угрозы наставника не смогли окончательно пресечь перешептывания и любопытные вопросы. Пока Тобин и Ки дожидались своей очереди стрелять из лука, все приставали к ним с одним и тем же: как умер лорд Орун? Какие звуки он издавал перед смертью? Была ли на нем кровь? Тобин рассказал, что знал, и обрадовался, когда Ки пригрозил свалить с ног любого, кто еще раз подойдет к принцу с дурацкими вопросами.

Сплетни во дворце разносились как на крыльях. И в следующие несколько дней все, от вельмож до лакеев, таращились на Тобина, перешептывались у него за спиной и разводили руками. Тобин и Ки старались не выходить из своих покоев или прятались в доме Тобина.

Но, как и большинство сплетен, эта новость скоро потеряла привлекательность, и через неделю всеобщее внимание было захвачено другими скандалами. Когда Калиэль однажды вечером позвал Тобина сыграть в бакши после ужина, Тобин предоставил Ки заниматься своими делами и пошел в свою комнату за игральными костями.

Он был почти у своей двери, когда из темной пустой комнаты напротив вышла леди Уна. Тобин онемел от изумления, когда обычно застенчивая девочка схватила его за руку и втащила в его собственную комнату. Молай и Балдус ушли обедать на кухню. Тобин остался наедине с Уной.

Плотно закрыв дверь, леди Уна мгновение-другое молча смотрела на него, ее карие глаза сияли.

– В чем дело? – спросил он наконец, с трудом выговаривая слова.

– Это правда? – требовательно спросила она.

– Что – правда?

– Говорят, что лорд Орун перед смертью пытался навязать тебе другого оруженосца и что ты… – Она отчаянно покраснела, но продолжала смотреть ему прямо в глаза. – Ну… говорят, ты назвал мое имя!

Тобин моргнул. Он ведь просто так ляпнул это взбешенному Оруну и тут же все забыл. Должно быть, подслушивавший под дверью Бизир поспешил разнести сплетню.

Тобину хотелось провалиться сквозь землю, но Уна снова схватила его руку и прижала к груди.

– Это правда, принц Тобин? Ты выбрал меня?

Когда он наконец умудрился кивнуть, она еще крепче сжала его руку, глядя Тобину в лицо.

– Ты правда так думаешь?

– Ну… – Тобин замялся, не желая лгать ей. – По-моему, из тебя получился бы отличный оруженосец, – проговорил он, выбрав полуправду. Ему очень хотелось, чтобы Уна отпустила его руку. – Если бы девочкам дозволялось служить оруженосцами, ты бы отлично справилась.

– Это так несправедливо! – воскликнула она, и в ее глазах вспыхнула страсть, какой Тобин никогда прежде не видел. – Женщины всегда были воительницами в Скале! Ки рассказывал мне о своей сестре. Ахра действительно такой хороший воин, как он говорит?

– О да!

Тобин видел Ахру лишь однажды, но она показала ему парочку отличных приемов драки. И случись ей участвовать в дуэли, он скорее бы сделал ставку на нее, чем на большинство мужчин.

– Как же это несправедливо! – Отпустив наконец Тобина, Уна сложила руки на груди и нахмурилась. – Если бы я не принадлежала к знатному роду, я могла бы стать воином, как она. Моя бабушка была генералом, понимаешь? Она с честью пала в бою, защищая королеву. И я тебе открою одну тайну, – сказала она, оглядываясь по сторонам. – Она иногда приходит ко мне в снах, является на прекрасном белом боевом коне. И у меня хранится ее меч. Мне его передала мама. Но отец не позволил мне тренироваться с настоящим военным наставником. Даже просто фехтовать не разрешил. Но однажды, если только я смогу научиться… – Она резко замолкла и смущенно улыбнулась. – Извини. Я очень глупая, да?

– Нет! Я видел, как ты стреляешь из лука. Ты не хуже всех нас. И верхом скачешь, как настоящий солдат. Даже наставник Порион так сказал.

– Правда? – Уна просияла. – Но что в том толку, если не владеешь мечом? Мне приходится лишь наблюдать, как тренируетесь вы, мальчики, и еще у меня есть учебник… Как я вам завидую! Надо было мне родиться мальчиком, а не девочкой!

Эти слова неожиданно больно задели Тобина. Не осознавая, что делает, он вдруг выпалил:

– Я могу научить тебя.

– Правда? Ты не дразнишь меня, как другие мальчики?

Тобину ужасно захотелось взять свои слова обратно, но – сказанного не воротишь. Уна так смотрела на него…

– Нет, я буду тебя учить. И Ки мне поможет. Ну, до тех пор, пока не попадемся.

Уна внезапно наклонилась вперед и поцеловала Тобина прямо в губы. Это был неловкий поцелуй, от него губам Тобина стало больно. И не успел принц опомниться, как девочка умчалась, оставив покрасневшего Тобина в полном недоумении.

– Ну чтоб тебя! – в сердцах бросил Тобин, ощутив вкус крови на губах. – И что мне теперь делать?

И конечно же, как назло в этот момент по коридору проходили Албен и Квирион. «Вот только их не хватало», – подумал Тобин. Квирион постоянно таскался за старшим мальчиком, прилипнув к нему, как репей.

– Что случилось? – насмешливо спросил Албен. – Она тебя укусила?

Тобин сердито прошел мимо них, начисто забыв об игральных костях.

– А в чем дело? – крикнул ему вслед Квирион. – Тебе не нравится, когда тебя целуют девочки?

Резко обернувшись, чтобы ответить, Тобин зацепился ногой за ковер и упал на один из древних гобеленов, что висели вдоль коридора. Карниз, на котором держался гобелен, оборвался, и тяжелая масса пыльной ткани рухнула на голову Тобину. Албен и Квирион зашлись хохотом.

– Кровь, моя кровь. Плоть, моя плоть… – зашептал Тобин и тут же заткнул себе рот кулаком.

Смех мальчиков затих вдали, но Тобин еще долго не двигался, ужасаясь тому, что едва не совершил. Лежа в затхлой темноте, он снова и снова рылся в памяти, пытаясь понять, не он ли все-таки навлек гнев Брата на Оруна…

На следующий день он рассказал об обещанных Уне уроках Ки и Фарину, когда они все вместе сидели у очага в комнате Фарина, но, конечно, ни словом не упомянул о последующей неприятной стычке с Албеном. Смех друзей в ответ на его рассказ ничуть не удивил Тобина.

– Тоб, ты точно головой ушибся! – воскликнул Ки. – Уна охотится за тобой с того дня, как мы приехали в Эро!

– Охотится за мной?

– Точно! Хочешь сказать, ты никогда не замечал, как она на тебя смотрит?

– Да, я тоже так думаю, – сказал Фарин, хихикая. – Но она ведь… э-э… просто девочка!

– Ну да, а ты ведь не слишком увлекаешься девочками, правда? – рассмеялся Ки, невольно повторив насмешку Квириона.

Тобин мрачно уставился на собственные башмаки.

– Я никем не увлекаюсь.

– Да отстань ты от него, Ки! – сказал Фарин. – Тобин еще слишком юн и не привык к придворной жизни. Я был точно таким же в его возрасте. А вот что касается тренировки на мечах… – Его лицо посерьезнело. – Она ведь сама тебе сказала: ее отец не придерживается старых обычаев, а герцог Сарвой – не из тех, кого можно сердить. Так что лучше ей стрелять из лука и упражняться в верховой езде, как и прежде.

Тобин кивнул, хотя неодобрение герцога пугало его куда меньше, чем расположение Уны. У него до сих пор болела нижняя губа от ее поцелуя.

– Ну, в любом случае, через год-другой ты сможешь взглянуть на нее другими глазами, – сказал Фарин. – Она милая девочка из знатной семьи. И к тому же хорошенькая.

– Уж это точно! – с жаром воскликнул Ки. – Если бы я осмелился думать, что она может обратить внимание на скромного оруженосца, я был бы счастлив оказаться на твоем месте.

Неожиданная теплота в голосе Ки и его задумчивая улыбка заставили Тобина внутренне сжаться, словно он проглотил что-то очень горькое.

«Пусть она нравится Ки! Мне-то что задело?»

Но он не мог избавиться от досады.

– Ладно, я ведь просто так ей предложил, из любезности, – пробормотал он. – Да она, наверное, уже и забыла.

– Только не Уна, – возразил Ки. – Я видел, как она за нами наблюдала.

Фарин кивнул.

– А то, что она тебе говорила о своей бабушке, чистая правда. Генерал Элфия дралась на поле боя лучше многих мужчин и отлично разбиралась в стратегии. Твой отец очень высоко ценил ее. Да, юная Уна унаследовала мужество старой воительницы. В этом и беда нынешнего времени. Слишком много девушек, в чьих венах течет кровь героинь, и истории о победах до сих пор живы в их сердцах.

– Понятно, почему она завидует даже простому солдату вроде Ахры, – добавил Ки.

– Сомневаюсь, что Эриус позволит вернуться к старому. Да, тяжело им пришлось…

– Ты имеешь в виду воительниц? – спросил Тобин. – А где они теперь?

– Да, я о них… Вспомни свою старую повариху, или сержанта Катилан – так ее звали прежде… Все эти годы она трудилась на кухне твоего отца. Эриус отправил в отставку почти всех старших женщин. Катилан была слишком предана ему, чтобы возражать, хотя, конечно, ее гордость была сильно задета. И таких, как она, сотни, если не больше, рассеяны по всей земле…

Тобин смотрел на огонь, представляя себе целую армию отправленных в отставку женщин-воительниц, скачущих, как далекие призраки. И от этой картины его пробрало холодом.

Глава 9

Аркониэль потянулся, расправляя онемевшие плечи, и подошел к окну кабинета. Снова развернув письма, доставленные Кони этим утром, он неторопливо перечитал их.

День быстро угасал. Тень башни пролегла по свежевыпавшему снегу, укрывшему луг. Лишь следы лошади Кони нарушали гладкий чистый покров, похожий на свежую простыню: никто не построил крепостей из снежных шаров, никто не убежал из замка в лес или на реку.

И никто не смеялся за его дверью, уныло подумал Аркониэль. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким. Лишь Нари и повариха оставались теперь в замке; и втроем они болтались тут, как игральные кости в кубке для метания.

Аркониэль вздохнул и вернулся к письмам. Его присутствие в замке оставалось тайной, так что письма из осторожности были адресованы Нари. Аркониэль положил первый пергамент на подоконник, разгладил его ладонью, рассеянно коснувшись большим пальцем сломанной печати. Оба мальчика написали ему о смерти Оруна. Айя прислала сообщение раньше, но его больше интересовали версии Тобина и Ки.

Тобин был краток: с Оруном случилось нечто вроде удара из-за дурных вестей. В письме Ки содержалось больше подробностей, хотя он и не присутствовал при случившемся. Аркониэль улыбнулся, разворачивая двойной лист пергамента. Несмотря на первоначальное нежелание Ки учиться грамоте и его весьма далекий от совершенства почерк, слова, казалось, сами собой текли из-под пера мальчика, точно так же, как они срывались с его губ. Письма Ки всегда были полны разнообразных деталей. Он рассказал и о синяках на шее Тобина, и о том, что домой его принесли без сознания. Но самыми странными казались слова, которыми он завершал свое изложение: «Тобин до сих пор ужасно чувствует себя из-за этой истории».Айя в своем письме не упоминала ни о каких сожалениях, но Аркониэль склонен был больше доверять Ки. Он ведь знал Тобина лучше, чем кто-либо другой, и он разделял отвращение Тобина к его опекуну. Так почему же Тобину плохо из-за смерти лорда?

Аркониэль сунул письмо Тобина в рукав, чтобы отдать потом Нари, а письмо Ки положил на аккуратную стопку на письменном столе.

«Я чуть не убил его, но все-таки я этого не сделал», – напомнил он себе, как делал каждый раз, добавляя очередное письмо к этой стопке. Аркониэль и сам толком не знал, почему хранит эти письма, – может быть, в качестве средства от ночных кошмаров, все еще донимавших его, снов, в которых он не колебался, а Ки уже никогда не приходил в себя.

Аркониэль отогнал воспоминания и выглянул в окно, чтобы посмотреть, далеко ли еще до вечера. Накануне он засиделся здесь слишком долго.

Когда он только приехал сюда, замок был похож на могилу, населенную живыми и мертвыми. Они с Айей хитростью и уговорами заставили герцога создать настоящий дом для его ребенка, и со временем замок действительно стал домом. И домом для самого Аркониэля тоже, первым с тех пор, как он покинул отчий кров.

Ныне здесь все разрушалось и чахло. Новые гобелены и расписанные потолки поблекли. Серебряные светильники в коридорах потемнели оттого, что ими никто не пользовался, под потолком в большом зале обосновались пауки. В большинстве комнат огонь не разжигали постоянно, и весь замок пропитался сыростью, холодом и унынием. Как будто мальчики забрали жизнь этого дома с собой.

Аркониэль со вздохом вернулся к письменному столу, чтобы закончить дневные записи. Спрятав дневник в укромное место, он привел в порядок кабинет, уничтожив следы разрушений, причиненных его последними неудачными опытами.

Он почта закончил работу, когда что-то тихо прошмыгнуло по полу – как будто мышь пробежала. Аркониэль замер. Стеклянная палочка, которую он как раз протирал, выскользнула из его пальцев и со звоном упала на пол.

«Это только крыса. Еще слишком рано».

Золотые лучи постепенно заливали небо на востоке.

«Она никогда не приходит так рано».

Он зажег свечу и медленно двинулся к двери, от страха кожа покрылась мурашками. Свеча дрожала в руке, и капли горячего воска стекали на пальцы.

«Ничего тут нет. Ничего нет», – повторял он себе, как ребенок, напуганный темнотой.

Зная, что внизу находится Тобин и его свита, он справлялся со своими страхами, даже когда в замке неожиданно задержался Бизир и ему пришлось целыми днями сидеть наверху, как в ловушке. В доме, полном людей, Аркониэль не обращал внимания на едва слышные шорохи в коридоре.

Но теперь, когда второй этаж опустел, ему вдруг стало казаться, что его комнаты находятся слишком далеко от теплой кухни и слишком близко к двери в башню. Та дверь оставалась запертой со дня смерти Ариани, но это ничуть не мешало ее беспокойному духу бродить вокруг.

С момента своей первой встречи с разгневанным призраком Ариани Аркониэль всего дважды поднимался в башню. Влекомый любопытством и чувством вины, он вошел туда на следующий день после первого отъезда Тобина в Эро, но ничего не почувствовал. Успокоенный, но неудовлетворенный, он набрался храбрости и во второй раз отправился в башню в полночь – тогда и застал его Тобин. На этот раз он слышал плач Ариани так отчетливо, словно она стояла у него за спиной. Разрываясь между страхом и болезненной тоской, он сбежал из башни в кухню, зажав в руке ключ от двери, словно талисман. На следующее утро он выбросил ключ в реку и устроил себе спальню в игровой комнате внизу. Он бы и кабинет перенес вниз, но мебель там была слишком тяжелой, да к тому же ему пришлось бы потратить весь остаток зимы на то, чтобы перетаскать на новое место все книги и инструменты, которые он собрал за прошедшие годы. Поэтому он просто ограничил свои занятия дневными часами.

Но сегодня он засиделся за работой. Глубоко вздохнув, Аркониэль отодвинул задвижку и распахнул дверь.

Ариани стояла в конце коридора, по ее окровавленному лицу текли слезы, губы шевелились. Застыв в дверном проеме, Аркониэль напряг слух, но Ариани не издавала ни звука. В первую их встречу после ее смерти она напала на него не мешкая, но все же Аркониэль ждал, отчаянно надеясь услышать от Ариани какие-то слова, объяснить ей все… Но вот она двинулась к нему, ее лицо исказилось яростью – и всю его храбрость как ветром сдуло.

Свеча отбрасывала по сторонам прыгающие тени, когда Аркониэль стремглав помчался к лестнице, потом погасла. Ничего не видя во внезапно наступившей темноте, он перепрыгивал через ступеньку, но, прежде чем глаза приспособились к потемкам, оступился, неловко упал и скатился по последним ступеням в приветливый свет коридора второго этажа. Борясь с желанием оглянуться, он, прихрамывая, поспешил к следующей лестнице, ведущей в нижний холл.

Когда-нибудь он и сам превратится в привидение…

Глава 10

У лорда Оруна не было наследников. После смерти его состояние отходило короне и поступало в сокровищницу, которой он так умело управлял. Нирин считал это единственным добрым делом в жизни Оруна. Волшебника всегда удивляла щепетильная честность лорда Оруна во всем, что касалось его официальных обязанностей.

Дом со всей обстановкой вскоре был продан, сокровищница обрела нового хранителя. Оставалось только решить судьбу слуг Оруна; наиболее толковых можно было взять во дворец.

От самых преданных шпионов Оруна избавились без лишнего шума. Орун страстно обожал шантаж. Не ради денег – он и без того был достаточно богат, – а просто ради садистского наслаждения властью над другими. Памятуя эту страсть, как и прочие забавы Оруна, мало кто оплакивал его кончину.

Шпионы Оруна были либо отравлены, либо тихо задушены в темных аллеях, смазливые любовники – переправлены в другие поместья, а остальная челядь выслана из города с хорошими рекомендациями и суммой денег, достаточной для того, чтобы им и в голову не взбрело возвращаться.

Нирин лично проследил за всеми хлопотами и даже присутствовал при сожжении тела Оруна. Именно на церемонии он обратил внимание на молодого человека среди немногих оплакивавших лорда.

Лицо юноши показалось волшебнику знакомым, и через мгновение-другое Нирин вспомнил его. Это был Мориэль – мальчик из не слишком знатной семьи, которого Орун пытался навязать в оруженосцы принцу Тобину. Орун оставил Мориэлю некоторую сумму по завещанию – несомненно, как плату за службу. На вид ему было лет четырнадцать или пятнадцать, на бледном жестоком лице выделялись острые умные глаза. Удивленный, Нирин коснулся ума мальчика, когда они стояли рядом у погребального костра, и обнаружил в нем именно то, чего и ожидал.

На следующий день он отправил многообещающему молодому человеку приглашение пообедать с ним, если, конечно, неутешное горе не помешает юноше. Посыльный вскоре вернулся с вполне предсказуемым ответом, написанным теми самыми пурпурными чернилами, которые так любил покойный покровитель мальчика. Мориэль извещал, что будет счастлив отобедать с королевским чародеем.

Глава 11

Айя ничуть не жалела о том, что Орун исчез с их пути, и вполне разделила откровенное облегчение Тобина, когда канцлер Хилус объявил себя временным опекуном принца. Она очень надеялась, что Эриус оставит эту почетную обязанность за стариной Хилусом. Хилус был достойным человеком, осколком прежней жизни, когда Эриус и его безумная мать еще не запятнали корону. И пока Эриус еще прислушивался к его советам, такие, как Нирин, возможно, не смогут отпраздновать победу.

Каждый день в Эро Айя цеплялась за эту надежду, прикалывая к плащу ненавистную брошь с короной и орлом – символом Гончих.

Ей приходилось проходить мимо штаба Гончих всякий раз, когда она покидала дворец. Волшебники в белых одеждах и их стражи в серой форме всегда толпились перед старым каменным постоялым двором. Их копошение напоминало Айе гнездо шершней, иона прибавляла шагу, идя по противоположной стороне улицы. Внутри она была лишь однажды, когда Гончие заносили ее номер в свою черную книгу. И за время этого посещения Айя увидела достаточно, чтобы понять: второй визит может оказаться последним.

Поэтому она держалась подальше от Гончих и осмотрительно искала таких же, как она сама, рядовых волшебников, вынужденных носить постыдную бляху с номером. Однако ныне таких волшебников в Эро стало куда меньше, и они были слишком напуганы или слишком подозрительны, чтобы разговаривать с ней. Из всех таверн, некогда находившихся под их покровительством, открытой осталась лишь «Золотая цепь», да и в той кишмя кишели Гончие. Даже те волшебники, которых Айя знала всю жизнь, при встрече косились на нее с подозрением, и лишь несколько оказали радушие. Такие перемены в городе, некогда славном свободными волшебниками, пугали не на шутку.

Однажды вечером Айя грустно брела через полупустой рынок возле Дельфиньего причала, когда ее вдруг обожгло невыносимой болью. Ослепнув от боли, она ничего не слышала и не могла закричать.

«Они до меня добрались! – пронеслось в ее уме сквозь безумную боль. – Что будет с Тобином?»

Потом, как в видении, перед ней предстало лицо, обрамленное белым мехом, но это не было лицо Тобина. Корчась в муках даже более страшных, чем ее, человек, казалось, смотрел Айе прямо в глаза, кожа на его черепе сморщивалась и вскипала в адском пекле. Айя узнала это лицо. Это был волшебник с юга, его звали Скорусом. Несколько лет назад она дала ему свой опознавательный знак и больше о нем не вспоминала.

Искаженное страданием лицо исчезло, и Айя обнаружила, что лежит ничком на грязной мостовой, жадно хватая ртом воздух.

«Значит, талисман был при нем, когда его сожгли», – подумала она, слишком измученная, чтобы шевельнуться.

Но что все это значило? Маленькие камешки содержали в себе лишь слабые чары, крошечные искры магии, предназначенные для того, чтобы найти и собрать вместе всех преданных, когда придет время. Айе никогда и в голову не приходило, что камешки могут действовать как проводники с обратной связью. Но один камешек сработал именно так, и с его помощью она ощутила часть той боли, которую чувствовал умирающий волшебник. Десятки волшебников уже погибли в огне, но из тех, кого выбрала Айя, этот, похоже, был первым.

Айя изумилась тому, как быстро прошла боль. Чары передали лишь чувства Скоруса перед смертью, но убившая его магия не причинила волшебнице вреда.

– Матушка, ты больна? – услышала она чей-то голос.

– Скорее пьяна, – засмеялся другой прохожий. – Эй, вставай, старая карга!

Чьи-то руки осторожно помогли ей подняться на колени.

– Кириар! – изумилась она, узнав молодого человека. – Ты все еще с Диласом?

– Да, мистрис.

Когда они встречались в последний раз, Кириар еще был учеником. Теперь он носил достойную бороду, и на лице его появилось несколько морщин, однако облачен он был в нищенские лохмотья. Лишь жетон Гончих, приколотый под горлом, говорил о его истинном положении. У него был девяносто третий номер.

А Кириар смотрел на брошь Айи.

– Двести двадцать два? Им понадобилось немало времени, чтобы найти тебя, как я вижу. – Он грустно посмотрел на Айю. – Да уж, это первое, что мы замечаем в нынешние дни. Ты как себя чувствуешь, лучше? Что случилось?

Айя покачала головой, вставая с его помощью на ноги. Кириар и его учитель Дилас всегда казались ей хорошими людьми, но сейчас она была слишком потрясена видением, чтобы доверять кому бы то ни было.

– Поганая штука – старость, – сказала она, высвобождаясь из рук Кириара. – Я бы не отказалась чего-нибудь выпить и перекусить.

– Я знаю один хороший дом, мистрис. Позволь предложить тебе горячий обед в память о старых временах. Это недалеко, и компания там славная.

Все еще встревоженная, но охваченная любопытством, Айя оперлась о руку Кириара и позволила вывести ее с рынка.

Поначалу Айя встревожилась, когда Кириар повел ее в сторону дворца. Что, если он предатель и вздумал хитростью заманить ее в крепость Гончих?

Но за несколько кварталов до дворца Кириар свернул к рынку золотых дел мастеров. Тяжкие времена и здесь дали о себе знать, заметила Айя: многие лавочки были закрыты. Они с Кириаром прошли уже мимо полудюжины заброшенных ювелирных лавок, когда вдруг Айя с изумлением поняла, что все они принадлежали ремесленникам-ауренфэйе.

– Почти все вернулись домой, – пояснил Кириар. – Им не нравятся новые порядки, как ты сама можешь догадаться. К тому же Гончие не доверяют ауренфэйе. А теперь будь добра, подожди минутку.

Кириар исчез за конюшней, растворившись в сгущавшихся сумерках. Через мгновение он вернулся и повел Айю через узкий проход на улочку по другую сторону конюшни. Та, в свою очередь, вывела их на другую неширокую улицу, над которой нависали покосившиеся балконы; воздух здесь наполняли странные, пряные ароматы ауренфэйской кухни.

Тут и там между домами виднелись проходы. Дойдя до одного из них, проводник Айи снова остановился.

– Прежде чем мы пойдем дальше, мистрис, я должен задать тебе вопрос. Чем ты клянешься?

– Клянусь своими руками, сердцем и глазами, – ответила она, заметив знак полумесяца, начертанный на стене над плечом Кириара. При ее словах вокруг полумесяца вспыхнул и тотчас погас сторожевой огонь. – И истинным именем Светоносного, – добавила она для верности.

– Она может пройти, – прошептал кто-то из тени справа от нее, хотя и без того было очевидно, что сторожевой огонь не поразил волшебницу.

Айя с любопытством взглянула на своего оборванного спутника. Явно не он наложил столь могучие чары, и не его учитель. Айя по пальцам одной руки могла пересчитать волшебников, способных на подобное заклинание.

Кириар виновато пожал плечами.

– Мы вынуждены спрашивать. Идем, уже близко.

Никогда прежде Айя не видела таких грязных улиц. Воняло мочой и тухлятиной. Тощие коты с изодранными в драках ушами шарахались в тень или припадали к земле в ожидании крыс, копошившихся в кучах мусора вдоль стен. Здания по обе стороны улицы впереди почти смыкались, закрывая собой и без того слабый свет зимних сумерек.

Внезапно из полутьмы возникли три фигуры, закутанные в плащи. Еще одна появилась из дверей дома, мимо которого прошли Айя и Кириар. Выглядели эти люди как настоящие разбойники, но все четверо поклонились Айе, коснувшись шляп и лбов.

– Сюда, – показал Кириар на крутые, потрескавшиеся ступени, ведущие в подвал. Дверь в конце лестницы выглядела вполне обычной, но какая-то магия, наложенная на это место, вызвала легкое приятное покалывание в кончиках пальцев Айи, когда она дотронулась до ржавой щеколды.

Для обычного человека тьма, царившая за этой дверью, была бы непроницаемой, но Айя без труда обходила длинные лезвия, торчавшие из стен с обеих сторон на разной высоте; весь подземный коридор был утыкан ими. Любой, кто неосмотрительно забрел бы сюда, непременно поранился бы всерьез.

В дальнем конце коридора Айя открыла следующую защищенную магией дверь – и тут же зажмурилась от ярких огней таверны. С десяток волшебников повернулись, чтобы посмотреть на нее, и Айя с радостью увидела знакомые лица. Тут был и учитель Кириара, сутулый старый Дилас, рядом с ним сидела Элизера, симпатичная чародейка из Алмака. Однажды летом она вскружила голову Аркониэлю. Других Айя не знала, но одна из них была ауренфэйе в красно-черном сенгаи, ее лицо покрывала татуировка клана Катме. «Наверняка сторожевая аура – ее работа», – подумала Айя.

– Добро пожаловать в Подземный дом, моя дорогая! – воскликнул Дилас, вставая, чтобы приветствовать Айю. – Конечно, это не самое роскошное заведение в Эро, зато самое безопасное. Надеюсь, Кириар и его друзья не заставили тебя блуждать вокруг слишком долго.

– Нет, ничуть!

Айя восторженно огляделась вокруг. Роскошные дубовые панели па стенах отражали уютный золотистый свет жаровни, горевшей в центре помещения. Она узнала вещи из старых убежищ волшебников – статуэтки, занавеси, даже старый золотой винокурный аппарат и водяные курительные трубки, бывшие гордостью ныне опустевшей гостиницы Мермайда. Здесь не было доски с перечнем блюд, но Айя сразу уловила дразнящий запах жареного мяса. Кто-то подал ей серебряный кубок с превосходным вином.

Она с благодарностью отпила глоток, потом посмотрела на своего проводника.

– Я начинаю подозревать, что ты вовсе не случайно наткнулся на меня сегодня.

– Верно, мы наблюдали за тобой с… – начал Кириар.

Но Дилас заставил его замолчать, бросив на ученика резкий взгляд из-под нависших седых бровей, потом повернулся к Айе и прижал палец к носу.

– Меньше знаешь – крепче спишь, ведь так? Скажу только, не одни Гончие присматривают за волшебниками в Эро. И уже давно! Как твои дела, дорогая?

– Когда я ее нашел, были не слишком хороши, – вмешался Кириар. – Что случилось, Айя? Я думал, у тебя сердце разорвалось.

– Минутная слабость, – ответила Айя, не осмеливаясь пока сказать больше. – Но теперь все хорошо. А теперь, когда я с вами, я и вовсе чувствую себя прекрасно! Только скажите мне – разве сейчас не опасно собираться вместе?

– Так ведь над нами дома ауренфэйе, – объяснила Айе волшебница ауренфэйе. – Понадобилась бы целая армия этих презренных Гончих, чтобы только обнаружить здесь магию, и еще одна армия – чтобы прорваться сквозь нее.

– Храброе заявление, Саруэль. Будем надеяться, что твоя уверенность не беспочвенна, – сказал Дилас. – Но меры предосторожности мы все равно принимаем. Нашим гостям осторожность не помешает. Идем, Айя. Ты кое-что увидишь.

Дилас и Саруэль повели Айю через анфиладу полуразвалившихся подвалов за таверной – обиталищ большинства волшебников.

– Для некоторых из нас эта крепость стала еще и тюрьмой, – грустно сказал Дилас, показывая на старика с провалами вместо глаз, спавшего на соломенном тюфяке. – Покажись мастер Лиман в городе – это стоило бы ему жизни. Если ты попался на крючок к Гончим, надежды скрыться почти нет.

– Двадцать восемь сожжено на Холме Предателей с тех пор, как началось это безумие, – горько произнесла Саруэль. – И не счесть жрецов, убитых Гончими. Просто чудовищно, как они уничтожают слуг Светоносного.

– Да, я видела.

Айя теперь слишком хорошо знала, что такое смерть.

– А разве не хуже быть похороненным заживо? – пробормотал Дилас, прикрывая дверь в каморку спящего старика.

Вернувшись в таверну, Айя села за стол с остальными и стала слушать их рассказы. Большинство продолжали жить в городе, старательно изображая преданность королю и зарабатывая на жизнь дозволенными королевскими указами способами. Они могли делать разные полезные амулеты и за плату налагать чары, пригодные в домашнем укладе. Более серьезная магия разрешалась только Гончим. Даже простое заклинание лошади отныне было запрещено в столице.

– Они превратили нас в бездельников! – сердито бросил пожилой волшебник по имени Оргеус.

– А вы не пытались сопротивляться? – спросила Айя.

– Ты что, не слыхала о бунте в день Основательницы? – спросил чародей Загур. – Девять молодых ребят с горячими головами заперлись в храме на улице Плоской рыбы, пытаясь защитить еще двоих, приговоренных к казни. Ты была когда-нибудь в том храме?

– Нет.

– Ну, все равно его больше нет. Тридцать Гончих появились словно из воздуха, и с ними две сотни «серых спинок». Через час все было кончено.

– А те бунтовщики использовали против Гончих магию?

– Некоторые пытались, но среди них были в основном обыкновенные чародеи и предсказатели погоды, – пояснил Дилас. – Разве могли они выстоять против этих чудовищ? Да и среди нас вряд ли кто-нибудь способен нанести ответный удар. Ореска этому не учит.

– Чему может научить ваша Вторая Ореска, полукровка, – с пренебрежением сказала Саруэль. – В Ауренене есть настоящие волшебники. Стоит им только захотеть, и они сровняют с землей любой дом или обрушат ураган на головы врагов.