Текст книги "Возвращение королевы"

Автор книги: Линн Флевелинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

Он услышал движение за своей спиной, а потом как будто множество людей вздохнули разом. Обнаженный до пояса коренастый мужчина в холщовой маске, закрывавшей лицо, подошел совсем близко и показал плеть, которой они должны были быть наказаны. Плеть состояла из дюжины или более узловатых ремней, прикрепленных к длинной деревянной рукоятке.

Лута кивнул и отвернулся. Вцепившись в железные кольца, он приготовился к первому удару.

Удар оказался сильнее, чем он мог вообразить. Ничего подобного Лута не испытывал ни во время учебных боев, ни на настоящем поле битвы – ничто не могло сравниться с этим первым жестоким ударом. Он лишил Луту дыхания, обжег, словно яростное пламя. Лута почувствовал, как по спине потекла струйка крови, сползая медленно, как слеза.

Следующий удар достался Бареусу, и Лута услышал сдавленный стон.

Палач обращался с плетью искусно, он знал свое дело. Он аккуратно распределял удары по сторонам спины, потом делал перекрестный удар, накладывая новые рубцы под углом к предыдущим, так, чтобы они приходились на уже разорванную кожу и причиняли как можно больше боли.

Несколько первых ударов Лута сумел вынести достаточно хорошо, но к началу второго десятка он до крови закусил губы, чтобы удержаться от крика. Бареус уже кричал при каждом новом ударе, но, к чести юноши, он не плакал и не молил о пощаде. Металлический вкус крови заполнил рот Луты, кровь сочилась из прокушенных губ, но он молча считал последние удары.

Когда все закончилось, кто-то обрезал веревки, которыми руки юношей были привязаны к кольцам, но оставил запястья связанными вместе. Ноги не слушались Луту, и он бессильно рухнул в грязь. Бареус тоже упал без сознания, но мгновенно очнулся и поднялся на колени, протягивая к Луте связанные руки. Его лицо было залито слезами, изо рта текла кровь, но голос прозвучал твердо, когда он сказал – так громко, чтобы все его услышали:

– Позволь мне помочь тебе, мой лорд.

Это придало Луте столь необходимые ему силы. Он поднялся, и они с Бареусом, встав плечом к плечу, повернулись лицом к Корину. И в этот момент Лута понял, что его любовь к королю умерла.

Стражи бесцеремонно оттолкнули их в сторону и заставили стоять и смотреть, как к стене привязывают Калиэля. Все слышали, как он зашипел от боли, когда его руки подняли вверх, заставив напрячься сломанные ребра.

«Как же он это выдержит?!» – в ужасе думал Лута. Сам он после двадцати ударов был едва жив, спина превратилась в кровавое месиво. А пятьдесят ударов должны были ободрать всю плоть до костей, возможно, даже убить Калиэля… а ведь он и без того был уже серьезно ранен.

Калиэль был выше Луты и Бареуса, и руки у него были длиннее. Он без труда ухватился за железные кольца и крепко уперся ногами в землю, опустив голову. И все началось сначала…

При первых ударах Калиэль вздрагивал. После десятого он был уже весь залит кровью. После двадцатого он дрожал так, что это было видно. Каждый удар плети оставлял кровавые полосы на его коже, а после нескольких перекрестных ударов вся спина выглядела как сплошная рана и кровь лилась потоком.

Возможно, Нирин втайне приказал палачу не убивать Калиэля, чтобы повесить его живым, потому что раны продолжали оставаться поверхностными, кости не обнажались. Но все равно после тридцать девятого удара Калиэль потерял сознание. К нему тут же подошли солдаты с ведрами морской воды. Холод и соль заставили Калиэля очнуться. Он прижался к стене, изо всех сил стараясь сдержать крик, и казнь продолжилась. Последние удары Калиэль вынес в том же упорном молчании. Когда перерезали веревки, он упал, заливая землю кровью.

– Королевское правосудие совершено, – мрачным голосом возвестил наставник Порион. – Отведите их назад в камеру. Завтра преступники будут повешены. Так завершится королевское правосудие.

Воины, стоявшие по периметру двора, ударили рукоятками мечей в латы. И этот глухой стук тупого повиновения вонзился в Луту, как нож в живот.

Они с Бареусом сумели добраться до камеры на своих ногах, но Калиэля грубо поволокли по земле и швырнули лицом вниз на солому. Лута упал рядом с другом на колени, пытаясь удержать слезы боли и ненависти.

– Пламя Сакора, он же истечет кровью! – задохнулся он, беспомощно глядя на кровавое месиво, в которое плеть превратила спину Калиэля. – Скажите королю, что ему нужен целитель, прошу вас!

– Никаких указаний не было, – пробормотал один из тюремщиков.

– Заткнись, ты! – рявкнул другой. – Я спрошу, лорд Лута, хотя и не знаю, позволит ли он. Да будет с тобой милость Создателя, что бы ни случилось.

Лута посмотрел на него, удивленный добротой стражника. На плаще солдата красовался алый ястреб, но глаза его были полны жалостью и отвращением. Он послал второго тюремщика за целителем, а сам ненадолго задержался.

– Не мое дело судить об этом, мой лорд, – прошептал он, – но вы все трое вели себя очень достойно. И… – Он помолчал, нервно оглянувшись на дверь. – И есть много таких, кому не нравится королевское правосудие. Да будет с вами милость Создателя…

Он встал и поспешно вышел.

Лута услышал, как задвигается тяжелый железный засов с другой стороны двери.

Целитель так и не пришел. С трудом шевеля связанными руками, Лута и Бареус оторвали несколько полос от своих штанов и перевязали самые страшные раны на спине Калиэля, чтобы остановить кровотечение. Спину самого Луты жгло при каждом движении, но он не останавливался, пока не сделал все то немногое, чем мог помочь Калиэлю.

От сильной боли они не могли сидеть, прислонившись спинами к стене, поэтому оба легли на живот по обе стороны от Калиэля и попытались заснуть.

Лута едва погрузился в тревожную дремоту, когда вдруг почувствовал, как его слегка толкнули ногой.

– А ты храбро держался, – прошептал Калиэль.

– Ерунда, вот ты – настоящий храбрец, – ответил Лута. – Великая Четверка! Калиэль ты даже ни разу не крикнул, ни разу!

– Правда? Я… я вообще-то не слишком много помню. – Калиэль хрипло хихикнул. – Ну, по крайней мере, не придется беспокоиться из-за шрамов, а?

– Да, не придется. – Лута опустил голову на руки. – Ты боишься?

– Нет, и вы не бойтесь. Мы вместе отправимся к вратам Билайри, высоко подняв головы. Мне только жаль, что я втянул вас в это. Вы сможете меня простить?

– Нечего тут прощать, – прошептал Бареус. – Мы лишь честно исполняли свой долг. И пошел Корин куда подальше, если он предпочитает слушать вонючего Рыжего Лиса.

Смеяться было больно, и все же смех принес облегчение.

– Да уж, шел бы он!.. – выдохнул Лута. Повысив голос, он хрипло выкрикнул: – Ты меня слышишь, Корин? Катись ты к… Если ты не понимаешь, как можно и как нельзя обращаться с теми, кто тебя любил, – пошел ты на хрен! Только туда тебе и дорога!

– Эй, хватит, – прохрипел Калиэль. – Незачем оставлять о себе такую память. Это не… Ну, в общем, я думаю, что вины Корина в этом нет.

– Как ты можешь такое говорить? – с горечью прошептал Бареус. – Он же велел повесить нас завтра утром! Может, ты до сих пор любишь его?

– Я не лгал там, во дворе, – негромко ответил Калиэль. – Я бы убил Нирина, подвернись мне такой случай. И я бы предпочел быть повешенным именно за это, чем умирать вот так. По крайней мере, в такой смерти была бы польза для всех. А так… проклятье, умру безо всякого смысла!

* * *

Застыв от ужаса, Налия смотрела, как лорда Луту и его оруженосца привязывали к кольцам в стене, но после первых ударов плети она вздрогнула и убежала в свою комнату. Ее вырвало. Томар поддерживала ее за плечи, потом помогла добраться до кровати.

– Закрой двери! – попросила Налия, пряча голову под подушку. Она не могла слышать свиста плети и криков, несшихся снизу.

Томар плотно закрыла дверь на балкон и ставни, потом вернулась к Налии, чтобы растереть ей виски розовой водой.

– Бедняжка, тебе нельзя на такое смотреть. Ты слишком чувствительна.

– Это же королевские компаньоны! – задыхаясь, сказала Налия. – Как он допустил такое?

– Ну, ну… Предатели не стоят твоих слез, голубка моя, – бормотала Томар. – Если это худшее, что могло с ними случиться, тогда король Корин – куда более милостивый правитель, чем были его бабушка или отец. Королева Агналейн приказала бы их четвертовать!

– Так это правда? – недоверчиво спросила Налия.

Значит, друзья Корина действительно восстали против него? Ей было почти жаль короля, ведь Налия не понаслышке знала, как глубоко может ранить предательство… но она ужаснулась, увидев, на что способен Корин.

– Томар, спустись вниз и постарайся выведать у стражников подробности.

Ужасно довольная тем, что ее посылают собирать слухи и сплетни, Томар поспешно ушла.

Налия лежала в кровати, с тревогой ожидая новостей. Но Томар долго не возвращалась, и любопытство победило страх. Налия снова подошла к окну, чтобы посмотреть во двор, и приоткрыла ставни.

Теперь на кольцах висел лорд Калиэль. Его спина превратилась в кровавое месиво, а человек в маске и с плетью в руках продолжал избивать его. Переполненная ужасом и словно зачарованная, Налия стала считать удары. Она насчитала тридцать один, прежде чем казнь завершилась.

Страшное зрелище стало откровением для Налии. Если Корин так обращается со своими лучшими друзьями, что он сделает с ней, если когда-нибудь узнает о таящемся в ее душе отвращении?

* * *

Мэти шел всю ночь и весь день, не остановившись ни разу. Он на ходу жевал сушеные ягоды паслена и негромко напевал под нос монотонную мелодию, отгонявшую голод и усталость. Когда он остановился, впереди виднелись сверкающие воды огромного моря Восходящего Солнца. Мэти замер, восхищенно всматриваясь в даль. В давние дни, до того, как явились бледнокожие жители долин, до того, как его народ был вынужден уйти в горы и поселиться там, ретха-ной путешествовали между двумя морями и почитали Великую Мать. На этом потерянном побережье было много священных мест. Мэти гадал, остался ли хоть кто-нибудь, кто заботится о них.

Он съел немного из припасов, что прихватил в одном пустом доме, чуть вздремнул, укрывшись в заброшенном сарае, и отправился дальше, прямо к сверкающему морю.

Вокруг не было лесов, готовых укрыть путника, он видел лишь открытые поля и редкие дома жителей долин. Когда стемнело, он увидел вдали гроздья огней, обозначавших город, и повернул в сторону, обходя это место.

Голос Великой Матери подталкивал его вперед, пока Мэти не добрался до той дороги, по которой ходили и ездили жители долин. Она казалась совсем светлой в лунном свете, и Мэти остановился на обочине, как будто дорога была стремительной рекой, способной унести его прочь, если он шагнет в нее слишком неосторожно. Колдовские символы под его кожей снова начали зудеть и покалывать, и он закрыл глаза, хотя его ноги продолжали двигаться. Он дал им свободу, доверившись мудрости Великой Матери, чей светлый, добрый лик смотрел на него с ясного ночного неба. Ее свет был подобен прохладной весенней воде, он успокаивал боль в его уставших ногах и освежал пересохшие губы.

Он долго шел по дороге, и твердая пыльная земля вызывала странные ощущения в его ступнях. Здесь не ходили олени, только лошади, а их следы не говорили ему ничего. Он шел, пока его ступня не почувствовала что-то твердое, заставившее его остановиться.

Мэти наклонился, привлеченный блеском золота в оставленном конским копытом углублении, на которое он наступил. Это было кольцо. Прежде Мэти уже видел такие украшения на руках жителей долин. Но это кольцо было погнуто и расплющено.

«Наверное, на него наступила лошадь», – подумал Мэти. Подняв кольцо, он увидел, что вещица сделана в форме птицы.

Впереди на дороге появилась Лхел и махнула ему рукой, требуя, чтобы он шел дальше.

– Поспеши, – шепнула она. – Поспеши, или будет слишком поздно.

Вдали дорога раздваивалась, как река, обегающая скалу. Одна ее половина уходила вдоль утесов на восток. Другая была намного уже и вела к темному лесу. Лхел показала в ту сторону, и Мэти обрадовался. Приятно будет снова очутиться среди деревьев, подумал он.

Глава 25

Наступила ночь, а Калиэль и Бареус все молчали. Лута не знал, спят они или нет, но у него не хватало духу тревожить их.

Боль прекрасно отвлекала от тяжелых мыслей, а может, он действительно был таким храбрым – во всяком случае, страха он не чувствовал. Возможно, страх придет позже, когда ему накинут петлю на шею? Лута попытался представить собственную голову, надетую на длинную пику, рядом с теми, что уже гнили на крепостной стене, но ничего у него не вышло, ему стало просто скучно. Однако, когда он думал о смерти друзей, особенно Бареуса, сердце его сжималось от боли.

Лута не имел ни малейшего представления, далеко ли еще до рассвета, когда услышал снаружи смех и негромкие голоса, потом мягкий удар о дверь. Он лежал совершенно неподвижно, как кролик, застывший под взглядом лисицы.

Мгновение спустя до него донеслось бряканье дверного засова. И когда дверь распахнулась, негромко скрипнув петлями, его охватил страх.

Снаружи еще не рассвело, а у стражей почему-то не было факелов. Лута различил лишь смутные очертания невысокой фигуры в дверном проеме.

– Кто там? – спросил Лута, с трудом шевеля пересохшими губами.

– Друг, – прошептал в темноте незнакомый юношеский голос. – Вставайте! Быстрее!

Лута с трудом поднялся на колени, превозмогая боль. Что-то негромко звякнуло, потом вдруг вспыхнул маленький фонарь, закрытый с трех сторон. Его держал светловолосый юноша, в другой его руке был узел с одеждой.

– Скорее надевайте это, – настойчиво произнес он, доставая из узла рубашки и скромные плащи.

Он посмотрел на Калиэля – и задохнулся от изумления. Калиэль лежал совершенно бездвижно. Его спина была черной от засохшей крови и открытых ран.

– Кто ты? Почему ты нам помогаешь? – спросил Лута, осторожно натягивая рубаху.

– Я друг нашей королевы, – нетерпеливо ответил молодой человек. – Она будет несчастна, если вы умрете. Пожалуйста, поспешите, пока никто не пришел.

– Калиэль, очнись! – негромко позвал Лута, легонько дергая друга за ногу.

Калиэль застонал. Он плохо соображал и был слишком слаб, чтобы встать. К тому же он, казалось, не понимал, где находится. С помощью незнакомца Лута и Бареус помогли ему подняться. Кожа Калиэля была сухой и горячей, и он отрывисто застонал, когда незнакомый юноша набросил на его плечи плащ.

– Что… что происходит?

– Я уведу вас отсюда, пока Корин не повесил еще трех достойных людей, – ответил незнакомец. Он закрыл фонарь и чуть приоткрыл дверь, выглядывая наружу. – Никого. Идемте. Скоро смена караула.

– Нет, я не могу! – сбивчиво пробормотал Калиэль. – Это бегство…

Лута обнял его.

– Прошу тебя, Калиэль, не спорь с нами. Мы поможем тебе.

Втроем они довели его до двери. Во дворе крепости было темно, факел над дверью догорел, но Лута все же рассмотрел два неподвижных тела на земле. Он удивился, как такой хрупкий юноша сумел одолеть гвардейцев, и подумал – не с ним ли так весело они разговаривали. И понадеялся, что нет.

Держась в тени и обойдя как можно дальше сторожевой пост у главных ворот, они добрались до боковой калитки в западной части крепостной стены. Рядом с ней лежал еще один стражник – убитый или оглушенный.

– Я не смог достать для вас лошадей, так что ведите его пешком как можно дальше, – сказал юноша. – Держитесь тропы вдоль утесов и не приближайтесь к солдатскому лагерю. Если услышите, что кто-то вас догоняет, спрячьтесь… или прыгайте вниз.

Еще пару дней назад Лута очень удивился бы такому совету.

– Хотя бы назови свое имя, – попросил он.

Юноша слегка замялся, потом прошептал:

– Меня зовут Эйоли. Пожалуйста, передайте Тамир, что я еще здесь. Я доставлю ей вести, как только смогу. А теперь идите, скорее! Найдите где-нибудь лошадей, если сможете, но постарайтесь уйти подальше, пока не взошло солнце.

С этими словами Эйоли вытолкал их за калитку и захлопнул ее за ними до того, как Лута успел его поблагодарить.

Внешняя стена почти вплотную подходила к утесам. Узкая полоска неровной, заросшей травами земли лежала внизу, и в лунном свете узкая козья тропа казалась светлой ниткой, вьющейся меж камнями и пригорками. Неподалеку горели сторожевые костры южного лагеря. Лута всмотрелся в темноту, молясь о том, чтобы они не столкнулись с каким-нибудь любителем ночных прогулок. Все трое были не в том состоянии, чтобы убегать, а тем более сражаться.

Им пришлось почти тащить на себе Калиэля – и это оказалось нелегкой работой. Калиэль весил немного, но был выше их обоих и почти не держался на ногах. Лута чувствовал теплую кровь, просачивавшуюся сквозь плащ под его рукой; кровь сбегала и по его собственной спине – от усилий открылись едва подсохшие раны, нанесенные плетью палача. Но он был полон решимости не сдаваться, вот только едва осмеливался дышать, каждую секунду ожидая, что сверху раздастся окрик или злобный свист стрелы.

Но удача улыбалась им. Они отошли довольно далеко от крепости, не встретив ни единой души. Осторожно обогнув крайние шатры лагеря, они прошли с милю, делая частые передышки, когда силы оставляли их или Калиэль в очередной раз терял сознание. Миновав последний сторожевой пост, они вышли к дороге, уводившей к небольшому лесочку вдали, и пересекли ее.

Лута ужасно страдал от боли, к тому же весь день у него во рту не было ни капли воды. Все чаще его мучили приступы головокружения, и Бареус был не в лучшем состоянии.

– Что будем делать? – шепотом спросил Бареус, и в голосе друга Лута услышал боль и страх. Деревья все еще были ужасно далеко, а на востоке уже появились первые проблески рассвета.

– К Тобину пойдем, – выдохнул Калиэль, горевший в жару. – Мы должны… обязаны сами узнать…

– Да, – решительно произнес Лута.

Конечно, тогда их окончательно сочтут изменниками, но все равно их жизнь не будет стоить и свинцовой монетки, если Корин их поймает.

«Ну и пусть, два раза все равно не повесят».

И все-таки Лута невольно глянул через плечо Калиэля на Бареуса. Они знали друг друга с самого рождения. И если с Бареусом что-то случится из-за него…

Бареус поймал его взгляд и выдохнул:

– Ничего не говори. Куда ты – туда и я.

Лута усмехнулся, чтобы скрыть охватившую его радость. Он вообще-то сомневался даже в том, что они доберутся до леса, темневшего впереди.

На всем перешейке не было ни хуторов, ни деревень, и стащить лошадей было просто негде. В небе медленно разгорался рассвет, беглецы упорно продвигались вперед и наконец сумели втащить Калиэля под укрытие деревьев – и в ту же минуту над морем показался сверкающий краешек солнца. Узкая сырая тропа уводила в глубь леса. Ежевика и кусты дикой смородины разрослись по обе стороны дороги слишком пышно, чтобы можно было прорваться сквозь них. И пока они были вынуждены идти по тропе.

В лесу понемногу просыпались птицы и тут же заводили песню, приветствуя новый день; их щебетание смешивалось со вздохами легкого утреннего ветерка, шуршавшего листвой над головами беглецов.

Они не слышали стука копыт, пока всадники не оказались совсем близко.

– Они у нас за спиной! – простонал Бареус, пошатнувшись и чуть не уронив Калиэля, когда оглядывался назад.

Луту охватило отчаяние. Им не убежать, понял он, разве что удастся спрятаться, но если это всадники из крепости, то с ними наверняка скачет тот же чародей, который так быстро отыскал Калиэля.

– Оставьте меня, – с трудом выговорил Калиэль. – Бегите!

Он попытался вырваться из рук друзей.

– Мы тебя не бросим.

Лута огляделся, ища какое-нибудь укрытие, но ничего не нашел.

Сзади отчетливо послышалось звяканье сбруи и мерный стук копыт.

– Потроха Билайри, их там не меньше двух десятков! – воскликнул Бареус.

– Помоги мне утащить его с тропы, – приказал Лута, пытаясь протолкнуть обвисшее тело Калиэля между кустами.

– Слишком поздно! – простонал Бареус.

Стук конских копыт стал громче, он уже полностью заглушал пение ранних птиц. За деревьями беглецы увидели блеск металла.

И тут они замерли, пораженные самым странным из слышанных ими в жизни звуков. Он доносился как будто со всех сторон одновременно, был где-то рядом… Луте это показалось похожим на смесь кваканья гигантских лягушек и крика цапли, но только многократно усиленных и звучавших в зловещем гулком ритме.

Лута и Бареус придвинулись к Калиэлю, чтобы прикрыть его от новой, неведомой угрозы. Гул стал громче, он возвышался и опадал, и от него волосы на головах юношей встали дыбом.

Всадники вырвались из-за поворота тропы, они скакали плотной группой. Впереди мчался волшебник – его белый плащ невозможно было не узнать. Лута и Бареус попытались затащить Калиэля поглубже в кусты ежевики, но те так разрослись, что сквозь них было не пробиться. Юноши скорчились на обочине тропы, прижимаясь спинами к колючим веткам, вонзавшим в них шипы. Лута согнулся, прикрывая собой Калиэля.

Всадники с грохотом промчались мимо, некоторые на секунду-другую оказались так близко, что Лута мог бы дотянуться до их башмаков. И ни один даже не бросил взгляда в сторону измученных беглецов, недоверчиво глядящих на отряд, уносящийся прочь.

А зловещий гул все продолжался, пока последний всадник не скрылся за следующим поворотом тропы и пока не затихли вдали и стук копыт, и звон сбруи, и бряцание оружия, а потом гул прекратился так же внезапно, как и возник. В его последних нотах Луте послышался крик чаек и стук клюва одинокого дятла.

Калиэль снова очнулся и задрожал от изнеможения. Все его раны открылись, на грубой ткани рубахи выступили темные пятна крови и пота.

– Великая Четверка, что это было? – испуганным шепотом спросил Бареус.

– Я знаю не больше тебя, – пробормотал Лута.

Мгновение спустя они вдруг услышали звук приближающихся шагов, но плотная стена ежевики закрывала от них тропу. Однако подходивший к ним человек и не думал скрываться. Он насвистывал на ходу, под ногами громко потрескивали сухие ветки.

Чуть погодя из кустов выскользнул невысокий темнокожий человек и шагнул на тропу. На нем были длинная подпоясанная туника и рваные гамаши, как у фермера, на плече висел небольшой мешок. Кроме длинного ножа в кожаных ножнах и странного посоха на другом плече, юноши не заметили у незнакомца оружия. Посох был ярда полтора длиной, богато украшенный резьбой. Он выглядел слишком нарядным для оружия и слишком толстым для дубинки.

Когда человек подошел ближе, Лута понял, что это не скаланец. Буйные черные волосы чужака вьющейся массой падали ниже плеч. Копна волос и темные, почти черные глаза выдавали в нем зенгати. Лута настороженно наблюдал за незнакомцем, пытаясь понять, кто перед ними – друг или враг.

Зенгати словно прочитал мысли юноши. Он остановился в нескольких ярдах от беглецов, удерживая свой посох на согнутой руке. Руки он перевернул ладонями вверх, показывая, что в них нет оружия.

Потом он улыбнулся и сказал с ужасным акцентом:

– Друзья, вам надо помощь.

Только теперь Лута рассмотрел, что предмет, принятый им за посох, был на самом деле чем-то вроде огромной деревянной дудки. Он перевел взгляд на чужака. На мужчине было ожерелье из раскрашенных звериных зубов, нанизанных на кожаный ремешок, и такие же браслеты.

– Что тебе от нас нужно? – резко спросил Лута.

Зенгати с удивлением посмотрел на него.

– Друг, – сказал он и показал в ту сторону, куда умчались люди Нирина, – Я помочь, да? Они уходить.

– Ты имеешь в виду тот шум? Это ты устроил? – спросил Бареус.

Незнакомец поднял свою дудку, чтобы все видели, а потом поднес один ее конец ко рту и надул щеки. Дудка заканчивалась чем-то вроде широкого мундштука, вылепленного из воска. Он дунул – и из другого конца «посоха» вырвалось нечто похожее на дрожащее блеяние. Чужак извлек еще несколько весьма странных звуков, словно разогревая свой инструмент, а потом беглецы услышали тот самый низкий гул, что доносился до них прежде. Лута, прислушиваясь, посмотрел на ноги чужака. Они были очень грязными и мозолистыми, как будто этот человек никогда не носил обуви. Руки у него тоже были грязными, но все же не настолько, а ногти оказались аккуратно подрезаны. В волосах странного человека запутались сухие листья и мелкие веточки.

Музыка была такой же странной, как сам музыкант, и, без сомнения, это были те самые звуки, которые беглецы слышали недавно.

– Это магия, да? – воскликнул Бареус. – Ты чародей!

Человек прекратил игру и кивнул.

– Они не слышать, эти на конях. И не видеть.

Лута искренне расхохотался.

– Какая хорошая магия! – воскликнул он. – Спасибо тебе!

Он шагнул вперед, чтобы хлопнуть по ладони своего спасителя, но Калиэль поймал его за руку.

– Нет, Лута! Разве ты не видишь? – выдохнул он. – Это колдун!

Лута застыл на месте. Он не был бы так потрясен, даже если бы столкнулся с магом-кентавром, спустившимся с гор Нимры. С ними все-таки приходилось встречаться чаще, чем с горными ведьмаками, и кентавры были более привычными, с ними позволялось иметь дело.

– Это правда? – осторожно спросил он.

– Колдун, да. Я – Мэти. – Он ткнул себя пальцем в грудь, как будто Лута мог не понять его. – Маах-теи? Ретха-ной. Вы говорить – «гоорнарод».

– Горный народ, – прохрипел Калиэль. – Не доверяй ему, Лута. Может, он разведку тут проводит перед набегом…

Мэти фыркнул и сел на пыльную дорогу, скрестив ноги.

– Не набег. – Он провел по земле двумя пальцами. – Много дней идти.

– Ты путешественник? – с любопытством спросил Лута, не обращая внимания на предостережение Калиэля.

– Долго ходить – это путе-шественник?

– Да. Много дней.

Мэти кивнул со счастливым видом.

– Путе-шественник.

– Но зачем? – резко спросил Калиэль.

– Вас ждать.

Трое скаланцев обменялись недоверчивыми взглядами.

Мэти сунул пальцы в замусоленный мешочек на поясе, достал что-то темное, бросил в рот и начал громко жевать. Он предложил мешочек всем и глупо захихикал, когда молодые люди поспешно отказались.

– Видеть вас в песне сна… – Он помолчал, потом поднял два грязных пальца. – Столько ночей.

– Две ночи назад?

Мэти поднял теперь три пальца и показал на каждого из беглецов.

– Видел ты, и ты, и ты. И я найти это.

Он покопался в другом мешочке и достал погнутое золотое кольцо. Калиэль изумленно уставился на него.

– Это… это мое. Я его потерял, когда меня схватили.

Мэти наклонился вперед и положил кольцо в пыль перед Калиэлем.

– Я находить. Я бежать сильно, чтобы сюда приходить. – Мэти задрал ногу, демонстрируя беглецам присыпанные пылью порезы на мозолистой заскорузлой ступне. – Вы тоже бежать… от друг, который… – Он опять помолчал, подыскивая правильное слово, потом печально посмотрел на Калиэля. – Твой друг, он отвернул свое лицо.

Глаза Калиэля расширились.

Мэти покачал головой, потом еще раз коснулся своей груди, над сердцем.

– У тебя боль от этот друг.

– Замолчи, колдун!

– Калиэль, зачем ты так? – пробормотал Лута. – Он всего лишь говорит правду.

– Мне незачем слышать правду от таких, как он, – огрызнулся Калиэль. – Все это очень странно. Почему бы тебе не спросить у него, чего он хочет?

– Я говорить тебе, – спокойно произнес Мэти. – Вы мои проводники.

– Проводники? Но куда? – удивился Лута.

Мэти пожал плечами, потом посмотрел на Калиэля, склонив голову набок, и нахмурился.

– Сначала я лечить. Друг, кто отвернул лицо, ранил тебя.

Калиэль откинулся назад, но на большее у него просто не хватило сил. Однако Мэти и не подумал приближаться к нему. Он вообще не тронулся с места, только поднес к губам свою странную дудку. Ее открытый конец лежал прямо на земле перед ним, направленный отверстием на Калиэля. Надув щеки, Мэти дунул в посох, разогревая его.

– Остановите его! – Калиэль попытался отползти, не сводя взгляда с трубы, будто ожидал, что из нее вот-вот вылетит пламя.

Мэти не обратил внимания на его протест. Поудобнее прижав трубу к губам, он начал выдувать гудящие звуки. К ужасу Луты, на коже мужчины, пока он играл, проступали черные линии; они расползались, как многоножки, и создавали запутанные рисунки из линий и кругов.

– Ты же слышал его. Ему не нужна твоя магия! – закричал Бареус, становясь между колдуном и Калиэлем.

Лута сделал то же самое, готовый отразить неведомую атаку, в чем бы она ни выразилась.

Мэти посмотрел на них, в его глазах мелькнуло веселье, и тут же его дудка издала резкий, грубый хохот. А потом вдруг странный инструмент зазвучал совершенно иначе.

Сначала юноши услышали гудение, но оно сразу перешло в более глубокий и мягкий звук. Таинственные символы уже целиком покрывали лицо и руки колдуна и всю открытую часть его груди. Они напомнили Луте татуировки, которые он видел на коже людей из народа катме, но рисунки на коже незнакомца были более резкими и угловатыми. Странные символы немного напоминали звериные зубы и когти, что украшали шею и запястья колдуна. «Варварство» – другого слова Лута найти не мог. Глядя на пугающие рисунки, он вспомнил о страшных историях, которые он слышал о горном народе и его магии.

Но вопреки безотчетно пробудившейся тревоге звуки, издаваемые трубой, непонятным образом успокаивали его. Постепенно Лута поддался завораживающей мелодии и почувствовал, как тяжелеют веки. Он понимал, что заколдован, но сопротивляться не мог. Бареус стоял рядом, растерянно моргая и пошатываясь. Калиэль по-прежнему тяжело дышал, но глаза его закрылись…

Чарующее гудение продолжалось еще несколько минут, а потом Лута с изумлением обнаружил, что сидит на земле рядом с Калиэлем и пытается положить его голову к себе на колени. Калиэль вытянулся и повернулся на бок, скривившись от боли, когда на его спине натянулась присохшая к ранам рубаха.

Звук деревянной трубы вновь изменился, но Лута даже не заметил, когда это случилось. Теперь в воздухе разносился более высокий и легкий гул, а короткие переливчатые ноты перемежались длинными руладами. Калиэль вздохнул и расслабился, привалившись к Луте. Лута не мог бы сказать, заснул его друг или потерял сознание, но дыхание Калиэля стало ровнее и легче. Лута посмотрел на Бареуса: оруженосец уже заснул, сев на землю прямо там, где стоял до этого, и на его губах блуждала спокойная улыбка.

Но Лута сумел отогнать сон и остался на страже, наблюдая за колдуном со смесью восхищения и подозрительности. Несмотря на заурядную внешность, колдун, очевидно, обладал огромной силой. Он без труда взял власть над тремя юношами лишь с помощью своей странной музыки. Но самым невероятным казалось то, что гудение деревянной трубы словно высосало боль из спины Луты. Его кожа чесалась и горела, но самая сильная боль – там, где остались глубокие раны, нанесенные плетью, – ослабла и стала вполне терпимой.

Наконец труба умолкла, а Мэти подошел к Калиэлю, наклонился и на мгновение прижал ладонь к его лбу; потом колдун кивнул.

– Хорошо. Он спать. Я вернуться.

Оставив на земле свой узел, но прихватив трубу с собой, колдун ушел в лес по другую сторону тропы. Кусты, казавшиеся такими густыми и плотными, что из-за них беглецы оказались в ловушке, не сумев уйти с тропы, как будто сами расступились перед колдуном. Через секунду он исчез за деревьями.