Текст книги "Штурвал тьмы"
Автор книги: Линкольн Чайлд
Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
– Как он выглядел?
– Кровавая повязка на глазу, с какими-то бинтами, в шапке и плаще – на улице лило. Я не вглядывался, ни к чему мне это.
– Рост?
– Э… примерно средний.
– Голос?
Служащий пожал плечами:
– Кажется, высокий. Американец, я думаю. Говорил негромко. Всего несколько слов.
– Когда ушел?
– Не видел, как он уходил. Был в задней комнате, занимался документацией.
– Не просил вызвать ему такси?
– Нет.
– Опишите, во что он был одет.
– Плащ, как ваш. Что на ногах, не видел.
– Спасибо. Я выйду на несколько часов. Пожалуйста, вызовите мне такси из вашего гаража.
Портье сделал телефонный звонок.
– Просто позвоните, когда вернетесь, – бросил он через плечо, удаляясь обратно к своей «документации».
Пендергаст вышел на улицу и стал ждать у входа. Через пять минут подъехало такси.
– Куда ехать? – спросил водитель.
Спецагент вынул стофунтовую банкноту.
– Пока никуда. Могу я задать несколько вопросов?
– Вы коп?
– Нет. Частный детектив.
– Настоящий Шерлок, а? – Таксист обернулся – его красное, налитое кровью лицо сияло от радостного волнения – и взял деньги. – Спасибо.
– Некто уехал отсюда примерно в четверть одиннадцатого сегодня вечером, вероятнее всего, в одном из ваших такси. Мне нужно найти водителя.
– Ладно, будет сделано. – Таксист выдернул из кронштейна на приборной доске рацию и заговорил. Обмен репликами длился несколько минут, а затем водитель нажал кнопку и протянул микрофон на заднее сиденье, Пендергасту. – Ваш парень на линии.
Алоиз взял микрофон.
– Вы тот человек, который взял пассажира перед отелем «Букингемшир-Гарденз» сегодня вечером, примерно в десять двадцать?
– Он самый, – послышался скрипучий голос с сильным акцентом кокни.
– Где вы? Могу я с вами встретиться?
– Еду обратно из Саутгемптона по шоссе Эм-три.
– Понятно. Не могли бы вы описать мне того клиента?
– Сказать по правде, папаша, глаз у вашего мужика был не больно красивый. С повязкой, вроде как кровь шла; не особо хотелось приглядываться, скажу я вам.
– Он что-нибудь вез с собой?
– Большая длинная картонная коробка.
– Акцент?
– Американский. Южанин или вроде того.
– Могла это быть переодетая женщина?
Последовал скрипучий смешок.
– При том что сейчас кругом полно гомиков… Может, и женшина.
– Он не назвал свое имя? Или, может, расплачивался по кредитке?
– Заплатил наличными и ни единого поганого слова за всю дорогу; только в самом начале сказал, куда ехать, – это было.
– Куда вы его доставили?
– Саутгемптон. На причал.
– На причал?
– Точно, папаша. К «Британии».
– К новому океанскому лайнеру компании «Северная звезда»?
– Так точно.
– Он собирался на нее сесть?
– Скорее всего. Велел высадить у здания таможни, а в руке, похоже, был билет.
– А не мог он быть членом экипажа? Еще один хриплый смешок.
– Ни в жисть. Мы наездили на две сотни фунтов.
– У него не было другого багажа, кроме той коробки?
– Нет, сэр.
– Не было ли в нем чего-то еще необычного? Водитель на минуту задумался.
– От него шел чудной запах.
– Запах?
– Вроде как он работает на табачной фабрике, точно.
Пендергаст помолчал несколько мгновений, обдумывая услышанное.
– Вы, случайно, не знаете, когда «Британия» отплывает?
– Я слыхал, вроде в полдень, с отливом.
Пендергаст отдал микрофон обратно и некоторое время размышлял. И в этот момент зазвонил его сотовый.
– Да?
– Это Констанс.
– Где ты? – удивленно выпрямился детектив.
– Я в брюссельском аэропорту. Только что сошла с беспосадочного рейса из Гонконга. Алоиз, мне надо тебя увидеть. Есть крайне важная информация.
– Констанс, ты позвонила как раз вовремя. Слушай внимательно. Если доберешься до Хитроу не более чем за четыре часа, я подхвачу тебя в аэропорту. Сможешь, за четыре часа, ни одной минутой больше? В ином случае буду вынужден отправиться без тебя.
– Сделаю все, что смогу. А что ты сказал насчет отправления? Что происходит?
– Мы отправляемся в плавание.
Глава 9
Черное лондонское такси мчалось по автостраде М-3 со скоростью сто сорок километров в час; обгоняемые автомобили и грузовики проносились мимо расплывчатыми кляксами. Вдалеке, посреди паутины городских магистралей, виднелась приземистая башня Винчестерского кафедрального собора.
Пендергаст, расположившийся на заднем сиденье, бок о бок с Констанс, бросил взгляд на часы.
– Нам надо быть в саутгемптонских доках через пятнадцать минут.
– Невозможно.
– За это еще пятьдесят фунтов.
– Деньги не заставят нас взлететь, сэр, – отозвался таксист.
Тем не менее машина еше прибавила ходу и, визжа покрышками, преодолела съезд на шоссе А-335, ведущее к югу. Серые пригороды Винчестера быстро уступили место зелени. В мгновение ока мимо проскочили Комптон, Шофорд и Отгебурн.
– Даже если мы успеем к отплытию, – проговорила наконец Констанс, – как попадем на борт? Я читала сегодня утром в «Монд», что каждая каюта была зарезервирована за несколько месяцев. Этот дебютный рейс называют самым престижным со времен «Титаника».
Спецагент пожал плечами.
– Довольно неудачное сравнение. Кстати, я уже позаботился о подходящем размещении. Тюдоровский номер люкс на корме судна. Там даже имеется третья спальня, которую мы сможем использовать под кабинет.
– Как тебе это удалось?
– Этот люкс заказали мистер и миссис Протеро из австралийского Перта. Они не отказались обменять этот номер – вместе с умеренной денежной компенсацией – на еще больший в следующем кругосветном круизе «Британии», который состоится ближайшей осенью. – Губы Пендергаста тронула мимолетнейшая из усмешек.
Такси пулей пролетело транспортную развязку с автомагистралью М-27, затем начало снижать скорость, поскольку дорожное движение в сторону Саутгемптона сделалось плотнее. Проехали через тоскливую промзону, затем миновали ряды прилепившихся друг к другу кирпичных домиков на одну семью и въехали в лабиринт улиц в старом центре. Сделали левый поворот на Марш-лейн и тут же – правый, на Терминус-террас; большая машина виртуозно ныряла в малейший просвет в потоке транспорта. Тротуары полнились людьми, большинство держали в руках фото – и видеокамеры. Спереди раздавались оживленные крики, возгласы приветствий.
– Расскажи мне, Констанс, что за открытие побудило тебя покинуть монастырь с такой поспешностью?
– В двух словах. – Она понизила голос. – Я приняла твою просьбу близко к сердцу и проводила изыскания.
Пендергаст, в свою очередь, тоже понизил голос:
– А как это, проводить изыскания в тибетском монастыре?
Констанс подавила мрачную усмешку.
– Дерзко и бесцеремонно. Я пошла во внутренний монастырь и встретилась там с монахами.
– Вот как.
– Это был единственный способ. Но… как ни странно, похоже, меня ждали.
– Продолжай.
– Они оказались на редкость обходительны.
– В самом деле?
– Да, но я не очень понимаю почему. Монахи во внутреннем монастыре в самом деле не знают, что представляет собой этот артефакт и кто его создал. Лама Тубтен был прям и откровенен в этом отношении. Вещь привез из Индии некий святой праведник, для того чтобы спрятать и хранить в тайне высоко в Гималаях.
– И?..
Констанс помедлила.
– Кое-что монахи от тебя утаили – им известно назначение Агозиена.
– И в чем же оно состоит?
– Как я поняла, это орудие возмездия миру. Чтобы очистить его – так они сказали.
– Не намекнули, в какой форме будет происходить «возмездие», или «очищение»?
– Сами не знают.
– Когда этому надлежит случиться?
– Едва только Земля погрязнет в себялюбии, алчности и пороке.
– Как удачно, что миру в этом отношении ничто не грозит, – иронически заметил Пендергаст.
– Монах, который вел со мной беседу, сказал, что осуществление возмездия не входит в их намерения и обязанности. Они являлись только хранителями этого предмета, обеспечивали его сохранность до срока.
Спецагент на мгновение задумался.
– Выходит, кто-то из братьев мог быть с этим не согласен.
– Что ты имеешь в виду?
Пендергаст повернулся к ней лицом, светлые глаза его заблестели.
– Я бы предположил, что какой-то монах почувствовал, будто Земля созрела для очищения. И помог Джордану Эмброузу похитить Агозиен – дабы в конечном счете выпустить его в мир.
– Что заставляет тебя так думать?
– Это совершенно очевидно. Агозиен чрезвычайно хорошо охраняли. Я провел в монастыре больше года и даже не подозревал о его существовании. Как могло получиться, что случайный гость, альпинист, к тому же не проходящий в монастыре обучение, ухитрился найти его и похитить? Это могло произойти только в том случае, если один или более монахов попросту хотели, чтобы он был похищен. Лама Тубтен уверен: ни у кого из монахов этого предмета нет. Но это не означает, что кто-то из обитателей монастыря не помог постороннему лицу его добыть.
– Но если артефакт настолько ужасен, как они утверждают, что за человек мог пожелать намеренно выпустить его на волю?
– Интересный вопрос. Когда вернем Агозиен в монастырь, нам придется отыскать виновного монаха и расспросить его непосредственно. – Пендергаст на минутку задумался. – Любопытно, почему монахи не уничтожили этот предмет. Не сожгли, например?
– Это был последний вопрос, который я задала. Отшельники очень перепугались и сказали, что для них такое немыслимо.
– Интересно. В любом случае вернемся к делу. Наша первая задача – раздобыть список пассажиров и выяснить, кто и когда поднялся на борт.
– Ты думаешь, убийца – пассажир?
– Совершенно уверен. Весь экипаж и обслуживающий персонал обязаны были подняться на борт задолго до того времени, как был убит Эмброуз. Я считаю весьма красноречивым, что убийца замаскировался окровавленной повязкой.
– Почему? Чтобы не быть уличенным в преступлении?
– Вряд ли, направляясь в отель, он уже планировал совершить преступление. Нет, Констанс, убийца замаскировался еще до того, как узнал, что именно Эмброуз ему предложит. Скорее всего это какая-то известная, узнаваемая личность, которая пожелала остаться инкогнито.
Беседа была резко прервана, потому что такси подкатило к пристани Куин-док. Пендергаст стремительно выпрыгнул из машины, Констанс – за ним. Слева располагалось здание таможни и регистрации отбывающих; справа имело место настоящее вавилонское столпотворение из зевак, провожаюших, съемочных групп и представителей разнообразных СМИ. Все размахивали британскими флагами, разбрасывали конфетти и приветствовали отплывающих громкими возгласами. Ко всему прочему играл оркестр, внося свою лепту в эту какофонию.
И над всем этим высилась «Британия». Казалось, она визуально уменьшала не только причал, но и весь город; ее черные борта перерастали в белоснежные сияющие верхние конструкции, более чем в дюжину палуб высотой; сплошь бликуюшее стекло, балконы и декоративная облицовка из красного дерева. Это судно оказалось больше и величественнее, чем все, что Констанс могла себе вообразить, и его громадина нагнала на всю округу – улицу Платформ-роуд, Банановую верфь, прибрежный район Оушн-Виллидж с эспланадой – тень в буквальном смысле слова.
Но тень эта двигалась. Ревели пароходные сирены. Портовые рабочие травили стальные тросы и убирали погрузочные краны. Высоко над головами провожающих сотни пассажиров стояли у палубных поручней или на бесчисленных балкончиках – фотографируя, бросая серпантин и взмахивая руками на прощание. С последним, сотрясшим небо и землю ревом сирены громадная «Британия» медленно, тяжеловесно и неумолимо начала выходить из дока.
– Извините, дяденька, – развел руками таксист. – Я сделал все, что мог, но…
– Несите сумки! – перебил его Пендергаст и припустил сквозь толпу зевак к контрольно-пропускному пункту. Детектив лишь на мгновение остановился, чтобы показать полицейским свой значок, а затем вновь устремился вперед, мимо оркестра и операторов с камерами, туда, где на импровизированных подмостках, закрытых огромным флагом, стояла плотная группа официальных лиц и среди них – как сообразила Констанс – руководство пароходной компании «Северная звезда». Они уже собрались расходиться; мужчины в темных костюмах пожимали друг другу руки и начинали спускаться с помоста.
Пендергаст преодолел толпу более мелких функционеров, обступивших помост, и выделил человека, стоявшего в самом его центре: дородного, осанистого джентльмена с тростью черного дерева и белой гвоздикой в петлице. Тот принимал поздравления от окружающих и был явно застигнут врасплох, когда Пендергаст втесался без приглашения в эту маленькую группу. Некоторое время человек слушал спецагента; на лице его отражалась смесь нетерпения и раздражения, затем он вдруг нахмурился и начал яростно трясти головой. Пендергаст продолжал настойчиво говорить, а господин с тростью весь подобрался и принялся жестикулировать, тыча пальцем сперва в теплоход, затем в собеседника; лицо его при этом густо налилось краской. Вокруг стали тесниться телохранители, и оба на некоторое время пропали из виду.
Констанс ожидала у такси, рядом с водителем. Он и не побеспокоился достать багаж, что неудивительно: громадный остов «Британии» уже скользил вдоль пристани – пусть медленно, но все же постепенно набирая скорость. Теперь корабль не остановится до самого Нью-Йорка, после того как в течение семи дней и семи ночей будет бороздить океан.
В это время раздался еще один пароходный гудок, и внезапно громадные водовороты забурлили вокруг носовой части судна. Констанс нахмурилась: ей показалось, что судно замедляет ход. Она бросила взгляд в сторону Пендергаста. Сейчас он вновь оказался виден – стоял сбоку от человека с гвоздикой, который что-то говорил в мобильный телефон. Лицо осанистого джентльмена из багрового сделалось пурпурным.
Констанс переключила внимание на судно. Да, это была не иллюзия: заработали носовые подруливающие устройства, и «Британия», кормой вперед, медленно поползла обратно в док. Оглушительные ликующие крики вдруг словно захлебнулись, толпа смотрела на океанский лайнер с нарастающим замешательством.
– Чтоб я сдох! – пробормотал водитель и, обойдя вокруг машины, принялся вытаскивать багаж.
Пендергаст сделал знак Констанс встречать его у контрольно-пропускного пункта. Девушка начала продираться сквозь гудящую толпу, таксист – за ней. В самом доке рабочие спешно заново растягивали нижние кран-балки. Оркестр было примолк, затем вновь принялся энергично наяривать.
Прозвучал еще один гудок, а тем временем напротив черного борта судна вновь устанавливали сходни. Пендергаст увлек спутницу через пропускной пункт, и вместе они торопливо зашагали по причалу.
– Спешить нет нужды, Констанс. – Алоиз небрежно взял ее под руку, переходя на неторопливую, прогулочную походку. – Самая пора насладиться моментом: ведь мы удерживаем в ожидании величайший в мире океанский лайнер. Не говоря уже о четырех с лишним тысячах человек на борту.
– Как тебе это удалось? – спросила она уже на мостках.
– Мистер Эллиотт, генеральный директор «Северной звезды», – мой горячий поклонник.
– В самом деле?
– Ну, даже если он не был им десять минут назад, то сейчас определенно стал. Мы с этим джентльменом только недавно познакомились, а он уже разгорячился – еще как!
– Но задержать отправление, заставить пассажирское судно вернуться в док…
– Когда я объяснил, как важно для его выгоды разрешить нам ступить на борт – и как невыгодно лично для него этого не сделать, – мистер Эллиотт горячо пожелал оказать содействие. – Пендергаст посмотрел на громаду судна и опять усмехнулся: – Знаешь, Констанс, в данных обстоятельствах я, пожалуй, признаю этот вояж явлением положительным. Может, даже приятным.
Глава 10
Роджеру Майлзу, круизному директору-распорядителю на лайнере «Британия», надлежало принять одно из первых и самых важных решений в этом путешествии. Перед ним стоял вопрос: за каким столом обедать в этот вечер? Данный вопрос всегда был очень больным, а сейчас он стал тем более щекотливым, что это был первый вечер первого рейса крупнейшего в мире океанского лайнера.
В самом деле, вопрос непростой.
Работа Майлза состояла не только в том, чтобы знать имена и потребности всех пассажиров, но и общаться с ними. Постоянно. Его отсутствие за чьим-то столом даст пассажирам понять, что не особо их и ценят.
А это было совсем не так.
Но с другой стороны, что делать, если список пассажиров почти три тысячи имен, распределенных по восьми ресторанным залам и трем классам?
Первым делом Майлз определился по поводу ресторана: это будет «Оскар», обеденный зал которого оформили в кинематографическом духе. То было эффектное помещение в стиле ар-деко, одна стена которого представляла собой сплошной экран из венецианского хрусталя с водопадом позади, и вся эта конструкция еще подсвечивалась изнутри. Тут присутствовал искусственно созданный «белый шум» в виде шепота волн, создающий любопытный эффект мнимого понижения уровня прочего шума. Две других стены отделали настоящим листовым золотом, а последняя представляла собой сплошное окно, выходящее в черноту океана. Не самый большой ресторан на судне – таковым являлся «Королевский герб» с его роскошными тремя уровнями, – но самый щегольской по части декора.
Да, пусть это будет «Оскар». И естественно, пассажиры второго класса. Пассажиров первого класса следовало избегать любой ценой; обычно это кретины, которые вне зависимости от размеров своего состояния никогда не умели скрыть варварской привычки обедать раньше семи.
Далее шел вопрос стола. Это должен быть, конечно, так называемый официальный стол – большой, за которым rocти могли бы по-прежнему наблюдать старомодную традицию заблаговременного распределения мест, в результате чего за трапезой незнакомцы окажутся перемешаны, как в былые славные дни океанских лайнеров. Конечно же, официальные костюмы. Для большинства это означало просто черный галстук, но Майлз, очень щепетильный насчет подобных вещей, всегда надевал и белый смокинг.
Во-вторых, ему придется самому отобрать гостей за свой столик. Как человек разборчивый он имел много личных – по общему признанию, порочных – предрассудков. Список тех, с кем Майлз не желал иметь дел, был длинным. Возглавляли его во множестве генеральные директора и председатели правлений, а также все, кто так или иначе связан с Фондовой биржей, ну и, конечно, техасцы, толстяки, дантисты и хирурги. Роджер предпочитал иной список, в который входили актрисы, титулованные аристократы, богатые наследницы, гости телевизионных ток-шоу, стюарды авиалиний, гангстеры и те, кого он называл «таинственными личностями», – люди, не поддающиеся точному определению, с интригующей деталью в облике, очень богатые, что называется, экстра-класса.
После многочасового тасования имен пассажиров директор-распорядитель составил список, который счел блистательной компанией для премьерного обеда. Разумеется, он будет комплектовать для себя стол на каждый вечер путешествия, но этот первый вечер был особенным. Этот обед должен запомниться. Образец изысканного времяпрепровождения и развлечения. А Майлз всегда нуждался в развлечениях, когда находился в рейсе, потому что – и это один из величайших его секретов – он так и не научился плавать и смертельно боялся открытого моря.
И потому-то в зале «Оскара», отделанном листовым золотом, Роджер появился с трепетом предвкушения, одетый в тысячедолларовый смокинг от Хики Фримэн, приобретенный специально для этого путешествия. Директор круиза нарочно задержался в дверях, дабы взгляды всех присутствующих упали на его импозантную фигуру, облаченную в безупречно сшитый костюм, милостиво улыбнулся и направился к главному официальному столу.
По мере прибытия гостей он любезно рассаживал их, с непременным рукопожатием, сердечными словами, подчеркнуто обходительно и церемонно. Последними прибыли две те самые «таинственные личности»: джентльмен по имени Алоиз Пендергаст и его «воспитанница»; это определение в сознании Майлза ассоциировалось с подборкой очаровательно-непристойных образов. Досье Пендергаста заинтересовало директора, потому что было начисто лишено информации, но этот парень ухитрился в последнюю минуту купить билет в тюдоровские покои – один из двойных люксов в кормовой части – за пятьдесят тысяч долларов. И это несмотря на то, что рейс был полностью распродан за месяцы вперед. Мало того, этот тип отсрочил отплытие почти на полчаса. Как ему это удалось?
Весьма интригующе.
Когда этот человек появился, Майлз посмотрел на него второй раз, уже более внимательно. То, что он увидел, ему понравилось. Человек отличался благородной изысканностью, аристократизмом и поразительной красотой. Лицо прекрасно очерчено, словно высечено из мрамора Праксителем, и вместе с тем ужасающе бледно, как если бы его обладатель выздоравливал после смертельной болезни. И тем не менее наличествовали и живость, и твердость в гибкой фигуре и серых глазах, которые выражали все, что угодно, кроме физической слабости. Одетый в великолепную визитку[19]19
Однобортный сюртук со скругленными фалдами.
[Закрыть] с бутоньеркой в виде орхидеи, он двигался сквозь толпу с изяществом кошки, вышагивающей по накрытому столу, между приборами.
Но еще более яркой и удивительной, чем сам Пендергаст, оказалась его так называемая воспитанница. Бесспорно, красавица, но не в расхожем, современном смысле. Нет ее красота была красотой прерафаэлитов[20]20
Английские художники и писатели середины XIX в., опиравшиеся в своем творчестве на искусство Средних веков Раннего Возрождения. Создали в изобразительном искусстве новый тип женской красоты – отрешенный, спокойный, таинственный. Ярким представителем прерафаэлитов был поэт и живописец Данте Габриел Россетти (1828–1882).
[Закрыть], она напоминала пронзительный образ Прозерпины на знаменитом полотне Россетти, но только с прямыми, коротко подстриженными волосами в виде девичьего ежика. На ней было вечернее платье от Зака Позена, которым Роджер недавно восхищался в одной из галерей торговой аркады Сент-Джеймс, на шестой палубе, – самое дорогое из всех, что там выставили. Интересно, что девушка решила приобрести платье для первого вечера здесь, на борту, вместо того чтобы выбрать что-то из собственного гардероба.
Майлз быстро сделал в уме перерасчет мест и усадил Пендергаста сбоку от себя, а Констанс напротив. Миссис Дальберг отправилась по другую руку от Пендергаста; директор-распорядитель включил ее в список, потому что она развелась с двумя английскими лордами подряд, выйдя потом замуж за американского мясного магната, который умер через несколько месяцев после бракосочетания, сделав ее на сто миллионов богаче. Лихорадочное воображение Майлза особенно распалилось этим последним обстоятельством. Но когда он пристально рассмотрел миллионершу, то с разочарованием обнаружил, что она не похожа на вульгарную охотницу за состояниями, которую он нарисовал в своем воображении.
Директор определил места вокруг стола и остальным: франтоватому молодому английскому баронету с женой-француженкой; торговцу произведениями импрессионистской живописи; солистке группы «Пригородные газонокосилыцики» и ее бойфренду; писателю Виктору Делакруа, весельчаку и кутиле, и еще нескольким гостям, которые, как рассчитывал хозяин стола, составят за обедом блестящую и занимательную компанию. Он хотел было включить сюда также кинозвезду Брэддока Уайли, прибывшего сюда на премьеру своего нового фильма, но его актерская слава уже шла на убыль, поэтому распорядитель постановил, что может пригласить Уайли за свой стол и во второй вечер.
Рассаживая гостей, Майлз ловко представлял их друг другу, чтобы избежать банальных официальных представлений после, когда все рассядутся. Вскоре приглашенные сидели на местах, и подоспело первое блюдо: блины а-ля Романофф. Некоторое время, пока официанты расставляли тарелки и разливали по бокалам вино, соседи перебрасывались ничего не значащими словами.
Роджер сделал первый шаг, чтобы сломать лед обшей скованности.
– Мне кажется, я распознаю у вас нью-орлеанский акцент, мистер Пендергаст. – Майлз гордился своей способностью разговорить даже самого сдержанного собеседника.
– Как вы прозорливы, – отозвался тот. – А я со своей стороны распознаю за вашим английским произношением выговор округи Фар-Рокауэй, в Куинсе.
Директор-распорядитель почувствовал, как улыбка застыла на его устах. Каким образом, черт возьми, мог этот человек узнать об этом?
– Не удивляйтесь, мистер Майлз: в числе прочего я занимался изучением акцентов. При моей профессии нахожу это полезным.
– Понимаю. – Чтобы скрыть замешательство, Майлз пригубил верначу и постарался сменить тему: – Вы лингвист?
В светло-серых глазах собеседника явно сверкнули веселые искорки.
– Вовсе нет. Я занимаюсь расследованиями.
Майлз во второй раз за обед удивился.
– Как интересно! Вы имеете в виду, как Шерлок Холмс?
– Что-то вроде этого.
Довольно неприятная мысль промелькнула в голове у круизного директора.
– А сейчас… здесь… тоже расследуете?
– Браво, мистер Майлз!
Кто-то из сотрапезников уже начал прислушиваться, и Майлз не знал толком, что сказать. Директор-распорядитель, почувствовал приступ нервозности.
– Ну что ж, – смешком он попытался все свести к шутке, – я знаю, кто и как это сделал: дворецкий в кладовке. Подсвечником.
Когда остальные вежливо рассмеялись, он вновь постарался увести разговор со скользкой темы.
– Мисс Грин, вы когда-нибудь видели картину «Прозерпина» Россетти?
Девушка обратила на него взгляд, и Майлз почувствовал некоторое смятение. Было явно что-то странное в этих глазах.
– Видела.
– Мне определенно кажется, что вы напоминаете женщину с этого полотна.
Гостья не отводила пристального взгляда.
– Следует ли мне быть польщенной сравнением с любовницей владыки царства теней?
Причудливый ответ, его сила и яркость, а также резонирующий голос, как на старых грампластинках, смутили Майлза, но он умел с честью выходить из любых превратностей беседы и ответ нашел мгновенно:
– Плутон[21]21
В римской мифологии – бог подземного мира и царства мертвых; Прозерпина – его жена.
[Закрыть]* влюбился в нее, потому что она была красива и полна жизни – точь-в-точь как вы.
– И в результате похитил ее и утащил в ад, чтобы сделать своей любовницей.
– Что ж, некоторым всегда везет! – Майлз окинул взгля-дом стол и получил за маленькую остроту одобрительный смешок. Даже мисс Грин улыбнулась, с облегчением отметил он.
Заговорил торговец картинами Лайонел Брок:
– Да-да, я хорошо знаю живопись. Насколько помню, эта картина находится в Галерее Тейт.
– Именно. – Роджер с благодарностью повернулся к Броку.
– Довольно заурядное произведение, как и все прерафаэлиты. Моделью послужила Джейн Моррис, жена лучшего друга Россетти. Работа над портретом явилось прелюдией к ее соблазнению.
– Соблазнению… – повторила мисс Грин, устремив странные глаза на Майлза. – А вы когда-нибудь соблазняли, мистер Майлз? Положение директора-распорядителя на шикарном океанском лайнере, должно быть, прекрасная возможность для этого.
– У меня свои маленькие секреты, – ответил Роджер с очередным легким смешком. Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз, и, пожалуй, более дерзок, чем он привык слышать. Вряд ли когда-нибудь еще мисс Грин окажется за подобным столом.
– «И от себя сама я далека, и прошлого мне здесь совсем не жаль…» – продекламировала она.
За столом стало тихо.
– Как красиво! – произнесла молчавшая до сих пор вдова мясного магната Эмили Дальберг, поразительно аристократичного вида женщина в красивом платье, со старинными ювелирными украшениями, стройная и хорошо сохранившаяся для своего возраста. Майлз подумал, что она выглядит и говорит точь-в-точь как баронесса фон Шрёдер из мюзикла «Звуки музыки». – Кто написал это, моя дорогая?
– Россетти, – ответила Грин. – Это стихотворение, которое он написал о Прозерпине.
Брок обратил на девушку серые глаза.
– Вы историк искусств?
– Нет, я педант и обскурантист.
Брок рассмеялся.
– Нахожу педантов и обскурантистов очаровательными, – проговорил он с улыбкой, подаваясь ближе к ней.
– Вы тоже педант, доктор Брок?
– Ну, я… – Он предпочел отшутиться: – Полагаю, кто то может меня так назвать. Я взял с собой несколько экземпляров своей последней монографии о Караваджо. Отошлю копию в вашу каюту, тогда вы сами сможете решить.
В этот момент в компании воцарилась тишина, потому что к столику подошел представительного вида человек с посеребренными сединой волосами, в форме морского офицера. Он был строен и подтянут, а из-под козырька фуражки поблескивали голубые глаза.
– Рад приветствовать вас на борту «Британии», господа. Все присутствующие приветствовали его в ответ.
– Как идут дела, Роджер?
– Все просто замечательно, Гордон.
– Разрешите представиться. – Новоприбывший одарил присутствующих обаятельной улыбкой. – Я Гордон Ле Сёр, первый помощник капитана «Британии». – У него оказался очаровательный ливерпульский выговор.
Над столом пронесся негромкий гул голосов – гости поочередно представлялись.
– Если у вас есть какие-то вопросы по поводу судна, я к вашим услугам. – Офицер снова улыбнулся. – Как вам обед?
Все заверили, что обед превосходен.
– Прекрасно! Мы будем хорошо заботиться о вас, обещаю,
– Я вот хотела узнать, – проговорила миссис Дальберг. – Говорят, «Британия» – крупнейшее круизное судно в мире. Насколько она больше «Куин Мэри»?
– Мы на пятнадцать тысяч тонн тяжелее, на тридцать футов длиннее, на десять процентов быстрее и вдвое красивее. Однако, миссис Дальберг, в одном вынужден вас поправить: «Британия» не круизное судно, а океанский лайнер.
– Я не знала, что существует разница.
– Еще какая! Целью круизного судна является круиз как таковой. Но задача океанского лайнера – перевозить людей согласно расписанию. У «Британии» гораздо больше осадка и более остроконечный корпус, чем у круизного судна, и она способна развивать серьезную скорость – свыше тридцати узлов, что составляет более тридцати пяти миль в час. Корпус должен быть гораздо крепче, чем у круизного судна, и иметь хорошие мореходные качества, с тем чтобы пересекать открытый океан при любой погоде. Видите ли, круизное судно будет уклоняться от шторма. Мы же не свернем и станем пробиваться прямо через шторм.
– В самом деле? – изумилась миссис Дальберг. – У нас есть вероятность столкнуться со штормом?
– Если погодные сводки верны, непременно столкнемся, мадам. Где-нибудь в районе Большой Ньюфаундлендской банки. Но беспокоиться не о чем. – Ле Сёр ободряюще улыбнулся. – Вы получите огромное удовольствие.
Первый помощник попрощался с присутствующими и направился к следующему столу, по соседству, который занимали шумные миллиардеры, владельцы интернет-компаний. Майлз был рад кратковременной тишине, воцарившейся среди этих громогласных ослов, пока первый помощник повторял перед ними свою рекламную речь.
– Изысканнейший первый помощник капитана на всем флоте, – сказал Майлз. – Нам повезло, что он на нашем судне. – Стандартные хвалебные слова, но, по мнению круизного директора, Ле Сёр действительно был славный парень. Не какой-нибудь заурядный среднестатистический первый помощник, кичливый и самодовольный, с комплексом обиды за то, что не сподобился стать капитаном.
– Немного похож на седеющего Пола Маккартни, – заметил Лайонел Брок. – Случайно, не родственник?
