Текст книги "Штурвал тьмы"
Автор книги: Линкольн Чайлд
Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Глава 71
На вспомогательном капитанском мостике Ле Сёр неотрывно смотрел в окна переднего обзора. Ветер усилился, дождь ослаб и туман время от времени позволял видеть что-то впереди, за пеленой шторма. Гордон вглядывался так напряженно, что уже сам не понимал, видит ли вообще хоть что-нибудь.
Но внезапно вот оно, появилось! Из пелены тумана вырвался тяжело скачущий по волнам «Гренфелл» с тупым носом.
Он шел прямо на «Британию», и все находящиеся на вспомогательном мостике в едином порыве затаили дыхание.
– Восемьсот ярдов.
«Гренфелл» приступил к действию. Появление пены вдоль кормовой части правого борта просигналило об изменении направления вращения правого винта. Одновременно бурная струя слева по носу оповестила о том, что заработали носовые подруливающие устройства. Расстояние между кораблями сокращалось, при этом гигантская «Британия» двигалась гораздо быстрее, чем канадское судно, и по мере их сближения красная морда «Гренфелла» начала поворачивать к правому борту.
– Приготовиться! – скомандовал Ле Сер, хватаясь за край стола.
Маневр «Гренфелла» был почти тотчас встречен громким рокотом глубоко в брюхе «Британии». Это Мейсон сняла судно с автопилота, молниеносно среагировав на ситуацию. Корабль затрясло, и палуба заметно накренилась.
– Она убирает успокоители качки! – воскликнул Ле Сёр не отрываясь от приборной панели и не веря своим глазам, – И… О Боже! Она развернула кормовые винты под прямым углом к правому борту!
– Нельзя этого делать! – завопил старший механик. – Она сорвет винторулевой комплекс!
Гордон пробежал глазами по выведенным на экран параметрам двигателя, отчаянно силясь понять, что задумала Мейсон.
– Она разворачивает «Британию» боком… намеренно… чтобы «Гренфелл» ударил нас в борт, – потрясенно сообщил он. Мгновенный и страшный образ ярко вспыхнул в его мозгу: сменившая направление «Британия» подставляет среднюю часть ледоколу «Гренфелл». Но получится не строго боковой удар: «Британия» не успеет настолько развернуться. Выйдет еще хуже: «Гренфелл» вонзится в нее под углом в сорок пять градусов, вспарывая корпус по диагонали, и на линии атаки ледокола окажется основная масса кают и общественных помещений. Это будет мясорубка.
Ему мгновенно стало ясно, что Мейсон продумала эту контрмеру с величайшей тщательностью. Этот маневр окажется столь же эффективен, как и столкновение с Каррион-Рокс. Едва увидев такую возможность, беспринципная авантюристка тут же ухватилась за нее.
– «Гренфелл»! – закричал Ле Сёр, нарушая радиомолчание. – Назад второй винт! И носовые подруливатели! Она разворачивается!
– Вас понял, – послышался странно спокойный голос капитана.
«Гренфелл» отреагировал немедленно, вспенивая воду вокруг корпуса. Корабль словно запнулся в нерешительности, прекратив тяжеловесный разворот, и поступательное движение замедлилось.
На «Британии» возникла и стала нарастать визжащая, скрежещущая вибрация – это Мейсон прибавила оборотов, запустив кормовые винты на полную мощность – 43 000 киловатт – и развернув под углов 90 градусов к продольной оси лайнера. Маневр безумца. Без успокоителей качки, да еще при волне с траверза, «Британия» накренялась все больше: пять градусов от вертикали, десять, пятнадцать… Такое ее конструкторам не могло присниться и в страшном сне. Навигационные приборы, кофейные кружки и другие незакрепленные предметы на вспомогательном мостике посыпались на пол, а люди, чтобы не последовать за ними, цеплялись за все, что можно.
– Проклятая сука кренит палубу! – закричал Холси, чувствуя, как пол выскакивает из-под ног.
Вибрация усилилась до оглушительного рева; лайнер почти лег на воду левым бортом, и нижняя рабочая палуба нырнула. Вздыбившееся море гигантской стеной обрушилось на судовые надстройки, доставая до нижних кают и балконов левого борта. Ле Сёр услышал отдаленный звон бьющегося стекла, шум воды, заливающей пассажирские палубы, глухие удары падающих тяжелых предметов. Он мог только вообразить себе ужас и хаос, что царят среди пассажиров, когда они сами, обстановка их кают и вообще все на судне кувырком летит к левому борту.
От неистового напряжения двигателей содрогался весь мостик, дребезжали окна, корпус корабля протестующе стонал. За полубаком неясно маячил «Гренфелл»: быстро приближаясь, он продолжал усиленно отворачивать влево, но было слишком поздно – «Британия», со своей поразительной маневренностью, развернулась так, что патрульный корабль вот-вот ударит в среднюю часть – 2,5 тысячи тонн столкнутся со 165 тысячами при общей скорости 45 миль в час. Ледокол пропорет «Британию», как щука марлина.
Ле Сёр стал молиться.
Глава 72
Переводя дыхание, Эмили Дальберг приостановилась в коридоре, ведущем со шлюпочной палубы. Сзади, мешаясь с ревом ветра, слышались пронзительные крики и вопли обезумевшей орды, именно орды, черни, причем самого примитивного, смертоносного толка. Множеству людей пришло в голову броситься к спасательным шлюпкам, и устойчивый поток пассажиров в панике мчался мимо, не обращая внимания на ее присутствие.
Дальберг собственными глазами увидела достаточно, чтобы понимать: всякая попытка воспользоваться спасательными шлюпками при такой скорости судна есть чистое самоубийство. Теперь на вдове лежала миссия донести эту важнейшую информацию до вспомогательного мостика. Ради получения этой информации пожертвовали жизнями Гэвин Брюс и Найлз Уэлч – как пассажиры, что набились во вторую лодку, – и Эмили была полна решимости передать сведения по назначению.
Она двинулась дальше, пытаясь сориентироваться, но тут мимо по коридору пронесся грузный мужчина с красным лицом и выпученными глазами.
– К шлюпкам! – громко вопил он.
Дальберг попыталась увернуться, но не успела – толстяк подрезал ее, и Эмили неуклюже растянулась на ковровом покрытии. К тому времени как она поднялась на ноги, человек уже скрылся из виду.
Вдова привалилась к стене, восстанавливая дыхание и стараясь уклониться от потока паникеров. Ее потрясло, насколько склонны люди к самым нелепым проявлениям эгоизма, даже привилегированная публика – или, быть может, она в особенности. Дальберг не замечала, чтобы экипаж или обслуживающий персонаж вели себя так безобразно: вопили, визжали, скулили и суетились. Она невольно подумала о контрасте происходящего сейчас на «Британии» с полной сдержанного достоинства гибелью «Титаника». Мир, бесспорно, изменился.
Отдышавшись, Эмили двинулась дальше, держась поближе к стене. Вспомогательный мостик располагался в носовой части судна, прямо под основным – кажется, на тринадцатой палубе или четырнадцатой, как ей помнилось. Сейчас она находилась на седьмой полупалубе – и это означало, что надо подняться.
Дальберг шла мимо опустевших кафе и магазинов, следуя указателям, ведущим к Гранд-атриуму. Там будет легче сориентироваться. Через несколько минут, пройдя в арку, вдова достигла полукруглого парапета галереи, откуда открывался вид на широкое шестиугольное пространство, занявшее несколько палуб. Даже в этот, в высшей степени критический, момент Дальберг невольно восхитилась зрелищем: восемь уровней в высоту, со стеклянными лифтами по обеим сторонам пролета, с бесчисленными маленькими балкончиками и парапетами, увитыми страстоцветом.
Перегнувшись через перила, Эмили заглянула вниз. Картина повергала в шок. «Королевский герб», элегантный ресторан пятью уровнями ниже, стал почти неузнаваем. Казалось, здесь пронесся торнадо. Столы были перевернуты, на полу валялись столовые приборы, недоеденная пища, помятые цветы, битое стекло. Одни пассажиры бежали через атриум, другие бесцельно кружили, третьи накачивались алкоголем. Отовсюду доносились испуганные крики и восклицания.
Стеклянные лифты все еще действовали, и Эмили направилась к ближайшему. Но внезапно все широкое пространство атриума наполнилось рокотом, грохотом, рычанием, исходящими откуда-то из недр судна.
И вдруг атриум начал опрокидываться.
Сначала вдове подумалось, что это лишь игра воображения, но нет: бросив взгляд наверх, на большую люстру, Дальберг увидела, что та отклонилась от вертикальной оси. По мере нарастания рокота люстра кренилась все сильнее, звеня и дребезжа. Отважная пассажирка торопливо попятилась под защиту арки, и тут же вниз дождем посыпались кусочки хрусталя и застучали градом по столам, стульям, перилам.
«Боже милостивый! – подумала Эмили. – Что происходит?!»
Крен делался все сильнее, и вдова ухватилась за медное ограждение, укрепленное на колонне по одну сторону арки. Со скрежетом столы и стулья расположенного внизу ресторана начали съезжать влево, поначалу медленно, затем – все быстрее. Через несколько секунд раздался грохот и звон стекла – это обрушилась стена из бутылок в элегантном баре.
Дальберг вцепилась в ограждение, не в силах оторвать взор от зрелища разора внизу. Теперь пришел в движение огромный концертный рояль «Стейнвей» в центре атриума – он с ускорением катился на своих роликах, пока не влетел в громадную статую Британии, разбив ее вдребезги и превратив в груду мрамора.
Впечатление создавалось такое, что лайнер угодил в железные тиски какого-то великана и, несмотря на протестующий стон двигателей, тот переворачивал корабль на бок. Вдова изо всех сил держалась за брус, потому что наклон все усиливался и все незакрепленные предметы: стулья, вазы, столы, стеклянная посуда, фото – и видеокамеры, – кувыркаясь, летели с расположенных выше балконов. Вдруг сквозь несмолкаемый хор вскриков и душераздирающих воплей прорвался истошный вой откуда-то сверху: приземистая женщина с завитыми светлыми волосами, в форме администраторши, слетела вниз с верхнего балкона и с ужасающим треском врезалась в рояль. Брызнули в разные стороны клавиши из слоновой кости, а струны разорвались гнусавой какофонией высоких и низких нот.
С металлическим скрежетом ближайший лифт содрогнулся в своем вертикальном кожухе, а затем, со звуком выстрела, стеклянная облицовка раскололась и обрушилась, будто сверкающий занавес. Остов лифта – теперь всего лишь стальная рама – с неприятным звуком выскочил из шахты и свободно повис на одном только стальном тросе. Дальберг увидела в лифте двух пассажиров, которые с истошным криком цеплялись за медные поручни в кабине. Пока Эмили в ужасе наблюдала за этим, остов лифта качнулся и со стуком врезался в ряд балконов на противоположной стороне. Находившихся внутри людей выбросило в воздух, и они полетели вверх тормашками вниз, вниз… пока наконец не исчезли в хаотичной мешанине из мебели и крепежных конструкций у стены «Королевского герба».
Пол продолжал крениться, и вдова что есть силы стиснула медный поручень. Вдруг снизу раздался странный звук, сопровождаемый напором холодного соленого воздуха – такого сильного, что он почти сдул Эмили с «насеста», где она примостилась. В следующий момент на самый нижний уровень атриума хлынула клокочущая, вскипающая вода. Злобный прилив бурлил, швыряя туда-сюда мебель и искалеченные тела. В это же самое время гигантская люстра над головой с треском сорвалась и всей сверкающей массой рухнула, с грохотом ударившись в парапет с противоположной стороны от Дальберг, затем съехала по наклонной, рассеивая массы сверкающих кристаллов, похожих на раздробленный лед.
В ноздри ударил холодный, мертвый запах моря. Медленно, словно издалека, до Эмили начало доходить, что, несмотря на весь происходящий ужас, судно вроде бы не тонет – во всяком случае, пока: оно просто накренилось и черпает воду. Двигатели продолжали реветь, «Британия» рвалась вперед.
Дальберг собралась с мыслями, постаравшись отодвинуть в дальний угол сознания звуки бьющегося стекла, ревущей воды и человеческих страданий. При всем желании она ничем и никому не могла здесь помочь. Но вот что Эмили могла и должна была сделать – это сообщить на мостик, что спасательные шлюпки нельзя спускать на воду, пока судно движется. Вдова огляделась и заметила неподалеку пролет лестницы. Крепко держась за поручни, где ползком, где по-обезьяньи, она добралась до пролета, наклонившегося под безумным углом. Изо всех сил ухватившись за перила, Дальберг начала подтягиваться вверх, по направлению к вспомогательному мостику.
Глава 73
Специальный агент Пендергаст изумленно смотрел на странную субстанцию, состоящую из тумана и тьмы, которая принялась его обволакивать. Одновременно Алоиз почувствовал, как каюта вздрогнула и наклонилась; где-то в глубине судна что-то мощно и громко завибрировало. С кораблем явно творилось что-то неладное. Детектив опрокинулся назад, перекатился через кресло и врезался в книжный шкаф. Корабль кренился все сильнее, и можно было слышать пронизавшую его звучную фугу разрушения и отчаяния: пронзительные вопли, треск, звон, утробный рокот воды, бьющейся о корпус. Книги попадали с полок, свидетельствуя о том, что каюта накренилась под опасным углом.
Пендергаст выбросил все это из сознания, фокусируясь на причудливом явлении – самом несообразном из всего происходящего. Внутри живого, движущегося дыма различался некий призрак, исчадие потустороннего мира: красные глаза, клыкастая улыбка, когтистые руки, протянувшиеся, чтобы его обнять, выражение неутоленного голодного желания.
Несколько важных мыслей мгновенно пронеслись в мозгу Пендергаста. Он знал, что перед ним такое, и знал, кто это создал и зачем. Знал, что предстоит битва – не только за свою жизнь, но и за душу. Детектив мысленно собрался с силами, а существо тем временем схватило его в липкие, холодные объятия, подавляя чувства и рассудок удушающим запахом гнилостного погреба, мерзостных насекомых и разлагающихся трупов.
Но тут спецагента вдруг накрыла волна спокойствия – рассудительного, освобождающего спокойствия, которое он так недавно в себе обрел. Его застигли врасплох – у него не было времени подготовиться, но имелся доступ к экстраординарным возможностям разума, которые Агозиен в нем высвободил и таким образом сделал непобедимым. Эта схватка окажется проверкой его сил и возможностей, чем-то вроде крещения огнем.
Существо старалось проникнуть в его разум, зондируя влажными щупальцами стремления и вожделения. Пендергаст очистил ум от всех мыслей. Не дать призраку никакой точки опоры, ничего, на чем он сможет закрепиться. С фантастической быстротой детектив привел ум сначала в состояние тхан шин гха, что означает «преддверие абсолютной пустоты», а затем – в состояние шуньяты, то есть «абсолютной пустоты». Призрак войдет и найдет дом пустым. Нет, не останется даже дома, куда можно войти.
Спецагент смутно почувствовал, как темная сущность обыскивает пустоту, блуждающая, злобная, с глазами как горящие кончики сигарет. Она металась в поиске точки привязки, точки опоры, словно кошка, тонущая в бездонном океане. Существо уже потерпело крах.
Но вот незваный гость перестал метаться – и внезапно, словно вспышка молнии, обвил жертву слизистыми щупальцами, впиваясь когтями в душу и мозг.
Укол ужасной боли пронзил Алоиза. Он тут же ответил – принялся выжигать огоньогнем, строить непроходимый ментальный барьер. Попытался отгородиться стеной чистого интеллектуального шума, оглушающего и непроницаемого.
В темной пустоте он призвал на помощь сотню самых знаменитых философов и вовлек их в разговор: Парменида и Декарта, Гераклита и Канта, Сократа и Ницше. Тотчас же пустили побеги, развернулись десятки дискуссий: о природе и сознании, свободе и чистом разуме, истине и божественной природе чисел, – создавая интеллектуальную бурю, разразившуюся от горизонта до горизонта. Едва дыша, Пендергаст поддерживал ментальную конструкцию силой чистой воли.
Но вот рябь пробежала через вселенский шелест диалогов, словно капля воды упала на поверхность черного пруда. Из эпицентра пошли круги, и голоса философов поочередно замолкали.
Тотчас Пендергаст обеззвучил бесчисленные дебаты, удалил из ментального пространства спорщиков. С великим усилием еще раз очистился от оформленных мыслей. Если чисто рациональный подход не срабатывает, быть может, подойдет более абстрактный.
Алоиз быстро выстроил в уме тысячу величайших живописных полотен западной традиции. Одному за другим, в хронологическом порядке, он позволил им до краев заполнить всю внутреннюю вселенную, повелел, чтобы цвета, мазки, символы, скрытые намеки, явные и едва различимые аллегории заполнили все его сознание. «Маэста» Дуччо, «Рождение Венеры» Боттичелли, «Троица» Мазаччо, «Поклонение волхвов» Фабриано, «Портрет четы Арнольфини» Ван Эйка вновь и вновь вспыхивали в памяти, заглушая всякую мысль своей многозначностью, своей упоительной красотой. Пендергаст продолжал скольжение по художественным образам со стремительной быстротой, пока не дошел до Руссо, Кандинского и Марина. Тогда Алоиз пошел обратно, двигаясь на сей раз еще быстрее, пока все не превратилось в некое размытое пятно, сочетание цвета и формы, причем каждый образ удерживался в мозгу во всей своей сокрушительной сложности, не оставляя демону точки опоры…
Пятно красок дрогнуло и начало таять. Сквозь калейдоскоп образов просачивался низменный, грубый силуэт тульпы, всасывающей все в себя и разраставшейся.
Пендергаст следил за ее приближением, словно мышь под взглядом кобры. Гигантским усилием воли он вырвал, высвободил свои мысли. Спецагент явственно ощущал жаркую, лихорадочную тягу этого существа к его душе. Вожделение буквально источалось из дымного призрака, словно тепло. Понимание этого сопровождалось паническим покалыванием, этакими маленькими хлопками, вздувающимися и лопающимися пузырьками по краям сознания.
Призрак оказался гораздо сильнее, чем спецагент мог себе вообразить. Совершенно ясно, что другой человек, не обладающий уникальной ментальной броней, которой сейчас обладал он, был бы поглощен, умерщвлен тульпой немедленно, без борьбы.
С чувством, близким к отчаянию, Пендергаст обратился за помощью к миру абсолютной логики, высвобождая стремительный поток числовых истин и направляя его во все более разрушающийся ландшафт собственного сознания. Тульпа проскользнула сквозь этот заслон еще быстрее, чем прежде.
На нее не действовали методы, которые Алоиз применял. Быть может, она и впрямь неодолима…
Весь масштаб опасности открылся ему в полной мере. Ибо эта сущность атаковала не только ум, но и тело. Пендергаст чувствовал, как мышцы подергиваются в безотчетных судорогах, ощущал, как тяжко трудится его сердце, как судорожно сжимаются и разжимаются руки. Мысленную отстраненность от собственного тела, столь необходимую для поддержания состояния шуньяты, становилось все труднее сохранять. Плоть больше подпадала под власть тульпы.
А потом настал момент, когда сопротивление сделалось вовсе невозможным. Все тщательно выстроенные оборонительные рубежи, отвлекающие маневры, тактические уловки и военные хитрости потерпели крах. И Пендергасту приходилось заботиться уже просто о выживании.
Перед ним вдруг возник старый фамильный особняк на Дофин-стрит, тот самый дворец воспоминаний, островок безопасности, который прежде всегда сулил прибежище и утешение. И Алоиз бросился бежать к нему изо всех своих сил, со всей быстротой отчаяния. В мгновение ока пересек двор, одним махом взлетел по ступенькам. И вот он внутри – тяжело дыша, возится с дверными замками и цепочками.
В следующий момент детектив судорожно привалился спиной к двери, дико озираясь. Особняк Мэзон де ля Рош-Нуар был погружен в настороженную тишину. Впереди, в конце длинного, словно населенного тенями вестибюля, виднелся фрагмент большого зала с бесчисленными коллекциями антикварных диковинок и предметов искусства. Там же просматривалась разветвляющаяся надвое лестница, ведущая на второй этаж. Еще дальше, окутанная сумраком, располагалась библиотека с тысячами томов в кожаных переплетах, дремлющих под тонкой мантией пыли. Обычно этот пейзаж наполнял его безмятежной, идиллической радостью.
Но сейчас Пендергаст чувствовал лишь первобытный ужас травимого зверя.
Он промчался сквозь трапезный зал, направляясь к большому холлу, усилием воли заставляя себя не оглядываться. Дальше повернулся вокруг своей оси в отчаянных поисках места, где мог бы укрыться.
Сзади веяло сырым холодом.
Взгляд агента упал на арочный дверной проем в дальней стене – едва заметное пятно черного на темном. За ним, как он знал, находилась лестница, ведущая вниз, в цокольный этаж и далее – в хаотичный лабиринт покоев нижнего подвального этажа. Детектив помнил множество тайников и переходов, в которых он мог бы укрыться.
Алоиз двинулся к закрытой двери, но вдруг остановился. Мысль о том, чтобы забиться от страха в каком-нибудь темном сыром чулане, точно загнанная в угол крыса, была нестерпима.
С нарастающим отчаянием он понесся дальше по темному коридору, миновал несколько дверей и попал в кухню. Здесь также имелось хитросплетение пыльных кладовок и комнаток для прислуги, куда беглец и метнулся в поиске безопасной гавани. Но все тщетно. Пендергаст развернулся, тяжело хватая ртом воздух. Преследователь где-то здесь, рядом, – он это чувствовал.
Не медля ни секунды, Алоиз кинулся обратно в холл. Он колебался один только миг, дико озирая блестящие, отполированные, тонкой работы деревянные шкафчики, посверкивающую люстру, ложный куполообразный потолок. Имелось только одно убежище, одно место, где можно спастись.
Пендергаст помчался вверх по лестнице, взбежал по левой ее стороне на второй этаж и припустил со всех ног по гулкой галерее, эхом подхватившей топот. Добежав до открытой двери на середине коридора, прыгнул в проем и захлопнул ее за собой, яростно поворачивая ключ и набрасывая засов.
Его комната, его собственная комната! Пусть особняк давным-давно сгорел, но здесь он всегда чувствовал себя в безопасности. Это настоящая тихая гавань в его памяти, это место в недалеком прошлом было так хорошо защищено, что никто – даже его брат Диоген – не мог туда проникнуть.
Потрескивал огонь в камине, и оплывали свечи на пристенных столиках. Воздух полнился древесным дымом. Пендергаст ждал, и дыхание постепенно приходило в норму. Уже само «купание» в этом теплом свете оказывало целительное действие. Сердце начало замедлять лихорадочный бег. Подумать только, совсем недавно он сидел в этой комнате, медитируя с Констанс, взяв на вооружение новые, невообразимые ментальные силы. Сейчас это казалось ироничным, даже слегка унизительным. Но не важно. Скоро, очень скоро, опасность минует и он опять сможет выйти на свет божий. Ужас имел под собой все основания, та сущность, которая уже поглотила его в физическом мире, почти поглотила и в мире души. Только что он находился всего в нескольких минутах от того, чтобы жизнь, воспоминания, душа – все, что определяло его как человеческое существо, было разодрано на куски. Но эта сущность никогда не проникнет сюда. Не сможет, ни за что и никогда…
Внезапно Пендергаст вновь испытал то же ощущение, где-то на затылке: промозглое, знобящее дыхание холодного липкого тумана, насыщенного запахом мокрой земли и вонью кишащих скользких многоножек.
С криком беглец вскочил на ноги. Оно проникло сюда, в комнату, клубясь, приближалось; на красно-черном лице кривилось в жуткой улыбке ротовое отверстие; зыбкие серые руки тянулись к нему, и движение это было бы нежным, если бы не когти…
Алоиз отпрянул, упал навзничь, и существо немедленно оказалось на нем, терзая самым жутким образом. Трепало и таскало туда-сюда, впивалось и высасывало, пока Пендергаст не почувствовал, как нечто внутри – некая глубинная квинтэссенция его бытия, о существовании которой он даже не подозревал, – начинает вздуваться, отъединяться, деформироваться… И тогда он понял, содрогаясь в страхе и отвращении, что больше нет надежды – никакой.
* * *
Пока опекун лежал на полу у стены гостиной, недвижимый, безмолвный, как смерть, окутанный туманной мглой, Грин сидела, пригвожденная страхом, вцепившись в книжные полки. Корабль продолжал крениться, вокруг падали вещи, рев забортной воды делался все сильнее. Несколько раз девушка хотела протянуть к Пендергасту руку, но увеличивающийся крен и хаос в виде летающих вокруг книг и прочих предметов мешали удержать равновесие.
Но вот она заметила, что непонятное и страшное существо, окутавшее Пендергаста словно болотное испарение, шевельнулось и как будто стало отделяться. Надежда, уже покинувшая ее сердце во время краткого и кошмарного бдения, вдруг вернулась: Пендергаст одержал верх, тульпа побеждена.
Но потом, с новым содроганием ужаса, Констанс увидела, что тульпа не исчезает, а, напротив, проникает в тело Алоиза.
Одежда его вдруг зашевелилась, как если бы под ней забегали бесчисленные тараканы. Руки и ноги стали корчиться в конвульсиях, лицевые мышцы судорожно сокращались. Глаза на краткий миг открылись, уставившись в никуда, и в этом серебристом просвете, как в окне, девушка увидела всю глубину ужаса и отчаяния, бездонную, как сама Вселенная.
Чужое присутствие…
Внезапно Констанс перестали раздирать внутренние сомнения. Она поняла, что ей надо делать.
Грин встала и кое-как двинулась по комнате. По накренившейся лестнице добралась до комнаты Пендергаста и принялась обыскивать, один за другим, выдвижные ящики, пока руки не нащупали «баер». Девушка оттянула затвор, дабы убедиться, что пистолет заряжен, потом сняла с предохранителя.
Констанс знала, как именно Пендергасту хотелось бы жить – и как именно умереть. Если она не может помочь ему никаким иным способом, то воспользуется хотя бы этим.
С пистолетом в руке она выбралась из спальни и, крепко держась за перила, стала спускаться в гостиную.
