Текст книги "Штурвал тьмы"
Автор книги: Линкольн Чайлд
Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
Глава 74
Ле Сёр не отводил глаз от бронированного красного носа «Гренфелла». Канадский корабль отчаянно сдавал назад, стараясь уйти от столкновения с «Британией».
Палуба вспомогательного мостика содрогнулась – движительные комплексы подобрались к «красной зоне», выполняя навязанный судну крутой маневр. Ле Сёру даже не требовалось сверяться с приборами, чтобы понять: все кончено. Он мог представить мысленно траектории обоих кораблей, просто глядя в окно. Каждое из судов находилось на таком курсе, который сведет их вместе худшим из возможных вариантов. Даже несмотря на то что скорость движения «Гренфелла» упала при маневрировании на три или четыре узла, «Британия» все равно рвалась к нему на полной мощности на двух фиксированных винтах, тогда как кормовые винты, развернутые на девяносто градусов, придавали ей боковой импульс. Поворотные винты, подобно удару бейсбольной биты, подкручивали судно вокруг оси, подставляя борт «Гренфеллу».
– Господи, Господи, Господи… – услышал Ле Сёр бормотание старшего механика.
Вспомогательный мостик содрогнулся, накренившись под еще более безумным углом. Загорелись лампочки палубных систем предупредительной сигнализации, сообщая о том, что нижние палубы зачерпнули воды. Ле Сёр услышал какофонию жутких звуков: скрежет разрывающейся обшивки, пулеметную очередь отлетающих стальных заклепок, низкий, утробный стон колоссального остова судна.
– О Боже! – прошептал механик.
Снизу раздался глубокий и низкий гул, сопровождаемый бешеной вибрацией, – корпус корабля зазвенел словно массивный колокол. Силой встряски Ле Сёра отбросило к двери, а когда он попытался подняться, вспомогательный мостик сотряс второй удар и капитана швырнуло вбок. Он налетел головой на угол навигационного стола и в кровь рассек лоб. Оправленная в рамку фотография, запечатлевшая момент спуска «Британии» на воду, в присутствии самой королевы Елизаветы, выскочила из креплений и заскользила по полу, остановившись перед лицом Ле Сёра. С ощущением нереальности происходящего он смотрел на безмятежную улыбку королевы – рука, затянутая в перчатку, поднята в приветственном жесте, – и на момент его охватило острое чувство поражения. Гордон подвел свою королеву, свою страну, все, что отстаивал и во что верил. Он позволил чудовищу захватить корабль. Это его личный провал.
Ле Сёр ухватился за край стола и с трудом поднялся на ноги. Теплый ручеек крови бежал ему прямо в глаз. Моряк свирепо смахнул его и постарался прийти в себя.
В следующий момент он понял, что с судном произошли какие-то изменения. Палуба с нарастающей быстротой выпрямлялась, и «Британия» больше не отклонялась от курса, а двигалась точно вперед. Снова зазвучали сигналы тревоги.
– Какого дьявола? Холси, что происходит?
Старший механик, с трудом поднявшись на ноги, воззрился на приборную доску управления двигателем, лицо его побелело от ужаса.
Но Ле Сёру уже не требовалось никаких разъяснений. Он понял, что случилось: «Британия» сорвала оба поворотных винта – а проще говоря, руль. «Гренфелл» находился почти прямо по курсу, в нескольких десятках секунд от столкновения. «Британия» прекратила рыскать и сейчас неслась по прямой.
Ле Сёр схватился за рацию:
– «Гренфелл»! Прекратите задний ход и выравнивайтесь! Мы потеряли управление!
Призыв оказался излишним; Ле Сёр увидел мощное кипение воды вокруг кормы «Гренфелла» – канадец и без того понял, что надо делать. В тот момент как корабли почти сошлись, «Гренфелл» выровнялся параллельно «Британии».
Раздался шквал адских звуков – нос «Гренфелла» прошел мимо «Британии», и корабли расходились так близко, что слышался вой воды, зажатой в узком пространстве между двумя корпусами. Послышалась целая серия взрывоподоб-ных хлопков и скрежет металла о металл – левое крыло мостика «Гренфелла» вошло в соприкосновение с нижней палубой «Британии», рассыпая целые гейзеры искр… А затем все закончилось. Два корабля разошлись.
Нестройные крики ликования разразились на вспомогательном мостике, заглушая сигналы тревоги, и Ле Сёр через радиопередатчик мог разобрать такие же возгласы на мостике «Гренфелла».
Старший механик бросил на теперешнего капитана ошалелый взгляд, лицо его было залито потом.
– Мистер Ле Сёр, мы потеряли оба кормовых винта, их только что сорвало…
– Я знаю, – отозвался Ле Сёр. – И в корпусе пробоина. – Он чувствовал прилив ликования. – Мистер Холси, затопите кормовые трюмные пространства и отсеки пять и шесть. Распечатайте трюмные переборки в средней части корабля.
Но Холси не трогался с места.
– Действуйте! – рявкнул Ле Сёр.
– Не могу.
– Почему, черт возьми?
Стармех развел руками:
– Невозможно. Переборки герметизируются автоматически. – Он указал на приборную панель.
– Так разгерметизируйте их! Возьмите людей, чтобы открыть люки вручную!
– Невозможно, – беспомощно повторил Холси. – Не тогда, когда они затоплены. Ручной процедуры не существует.
– Черт бы побрал эту автоматику! Каково состояние двух остальных винтовых комплексов?
– Состояние оперативное. Каждый развивает полную мощность. Но наша скорость снизилась до двадцати узлов.
– И при отсутствии кормовых винтов судно теперь будет управляться лишь двумя установками. – Ле Сёр бросил взгляд на вахтенного офицера: – Расчетное время до Каррион-Рокс?
– При данных скорости и курсе тридцать пять минут, сэр
Офицер посмотрел сквозь окна мостика на полубак «Британии», по-прежнему грузно и упорно рвущейся вперед по океанским волнам. Даже при двадцати узлах им крышка. Какие остались еще варианты? Таковых на горизонте не наблюдалось.
– Я отдаю приказ покинуть корабль, – наконец распорядился Гордон.
Мостик окутала тишина.
– Простите, сэр… на чем? – спросил старший механик.
– На спасательных шлюпках, конечно.
– Это невозможно, – послышался женский голос.
Ле Сёр оглянулся и увидел, что на вспомогательный мостике входит Эмили Дальберг, член команды Гэвина Брюса. Одежда ее была порвана и насквозь промокла. Капитан уставился на нее в изумлении.
– Вы не сможете запустить спасательные шлюпки. Гэвин и Найлз Уэлч сделали попытку провести пробный запуск – лодку разорвало.
– Разорвало? – повторил Ле Сёр. – А где Лью и Краули? Почему не они мне доложили?
– На шлюпочную палубу прорвалась разъяренная толпа, – тяжело дыша, пояснила вдова. – Лью и Краули попали в перепалку. Вероятно, погибли. Пассажиры запустили вторую шлюпку, которая также не выдержала удара о воду.
Это известие встретили молчанием. Ле Сёр повернулся к старшему радисту:
– Объявите команду покинуть корабль.
– Сэр, вы же слышали, что она сказала! – громко и решительно возразил Кемпер. – Эти шлюпки окажутся просто плавучими гробами. Вдобавок, чтобы загрузить и запустить шлюпки, даже в идеальных условиях требуется сорок пять минут. У нас же только тридцать. Мы столкнемся со скалами, и столкновение произойдет в тот момент, когда все пассажиры столпятся на шлюпочных палубах. – которые, как вы знаете, открыты и где сплошь стальные конструкции. Это будет мясорубка. Половина полетит за борт, а остальных размолотит в фарш.
– Мы погрузим как можно больше людей и задержим шлюпки до столкновения, а потом спустим.
– Сила удара, вероятно, сорвет лодки с рельсов. Их заклинит на полупалубе, и не будет никакой возможности спустить их с корабля. Лодки потонут вместе с судном.
Ле Сёр повернулся к Холси:
– Это правда?
Лицо того стало белым.
– Думаю, правда, сэр.
– Какова альтернатива?
– Загоним пассажиров в каюты и велим приготовиться к удару.
– А что потом? Судно затонет в течение пяти минут.
– Вот тогда загрузим и запустим шлюпки.
– Но я только что слышал, что при ударе шлюпки может сорвать с рельсов! – Ле Сёр осознал, что учащенно дышит. Усилием воли он заставил себя успокоить дыхание.
– При двадцати узлах удар и повреждения будут меньше. По крайней мере некоторые лодки останутся на рельсах, готовые к спуску. А при меньшем ударе скорее всего у нас и времени будет больше, прежде чем… мы затонем.
– Скорее всего? Этого недостаточно.
– Все, чем располагаем, – развел руками Холси.
Ле Сёр отер кровь с глаза, отряхнул пальцы и обратился к главному радисту.
– Объявите по судовому радио: всем пассажирам без исключения вернуться в свои каюты. Всем надлежит надеть индивидуальные спасательные средства, находящиеся под койками. Затем лечь на койки, в позе эмбриона, по возможности ногами вперед по ходу движения, и обложиться подушками и одеялами. Кто не сможет добраться до каюты, пусть заберется в ближайшее кресло, какое сможет найти, и примет защитную позу – руки сцеплены за головой, голова между колен.
– Есть, сэр.
– Сразу же после удара всем надлежит проследовать к эвакуационным пунктам сбора – точно так, как на учениях. Не брать с собой абсолютно ничего, кроме индивидуальных спасательных средств. Все ясно?
– Да, сэр. – Радист повернулся к терминалу. Через мгновение включилась сирена и по системе радиооповещения зазвучали команды.
Ле Сёр обратился к Эмили Дальберг:
– Полагаю, это касается также и вас. Вам лучше вернуться в каюту.
Она внимательно посмотрела на него и кивнула.
– И еще, миссис Дальберг… Спасибо вам. Эмили покинула мостик.
Гордон посмотрел, как закрывается за ней дверь. Затем бросил угрюмый взгляд на экран системы видеонаблюдения – зернистая картинка отображала происходящее на главном мостике. Мейсон по-прежнему стояла у руля; одна рука небрежно покоится на штурвале, другая – на двух рукоятках управления двигателями; курс поддерживался легкой корректировкой скорости винтов.
Ле Сёр нажал кнопку передачи на внутреннем переговорном устройстве и наклонился к микрофону:
– Мейсон? Я знаю, что вы меня слышите. Ответа нет.
– Вы действительно собираетесь это сделать? Словно в ответ ее рука переместилась с рукояток на маленькую, прикрытую крышкой панель, откинула крышку и передвинула рычаги, отводя оба как можно дальше вперед.
Послышался рокот взревевших двигателей.
– Господи, – проговорил Холси, уставившись на информационный дисплей. – Она выводит газовые турбины на предельные нагрузки.
Корабль рванулся вперед. С тошнотворным чувством наблюдал Ле Сёр, как показатель индикатора скорости ползет вверх. Двадцать два узла. Двадцать четыре. Двадцать шесть…
– Как такое возможно? – вопросил он ошарашенно. – Мы только что потеряли половину двигателей!
– Психопатка нагружает турбины сверх технических нормативов, – ответил Холси.
– Сколько они продержатся?
– Не могу точно сказать. Мейсон выжимает из них больше пяти тысяч оборотов в минуту. – Механик наклонился и дотронулся до одного из дисков, словно не веря собственным глазам. – А сейчас нагружает сверх нормы все четыре дизеля, направляя избыточную мощность на два оставшихся движительных комплекса.
– Это их не разнесет?
– Черт! Да, конечно! Но не так скоро!
– Сколько они протянут?
– Так может продолжаться еще… минут тридцать… может, сорок.
Ле Сёр посмотрел на картплоттер. «Британия» вернулась к скорости в тридцать узлов, и Каррион-Рокс находились сейчас в двенадцати морских милях.
– А требуется ей, – медленно проговорил он, – всего лишь двадцать четыре.
Глава 75
Пендергаст лежал простертый, в изнеможении, мучимый кошмарами. Он только что сделал последнее, почти сверхчеловеческое усилие защитить себя, собрав те новообретенные интеллектуальные силы, что даровал ему Агозиен, – и истощив их в этом рывке. Все тщетно. Тульпа проникла до самого мозга костей и в самую сердцевину разума. Детектив чувствовал внутри себя отвратительную чужеродную сущность, словно собственное неуправляемое «я» при наихудшем приступе паники. Враждебная сущность неумолимо пожирала его, и, подобно человеку, парализованному ночным кошмаром, спецагент был не способен к сопротивлению. Агония оказалась гораздо хуже, чем самая ужасающая физическая пытка.
Алоиз выдерживал ее на протяжении бесконечного, не поддающегося счету времени. А затем, совершенно неожиданно, обрушилась благословенная тьма.
Как долго он лежал – не способный мыслить, не в силах пошевельнуться, – и сам не знал. А затем из темноты раздался голос. Узнаваемый голос.
– Не думаешь ли ты, что пришла пора поговорить?
Медленно, нерешительно Пендергаст открыл глаза и обнаружил себя в маленьком, плохо освещенном помещении с наклонным сводом. По одну сторону высилась оштукатуренная стена, увешанная детскими географическими картами с изображением островов и пиратских кладов, а также небрежными копиями знаменитых картин, в цветном карандаше и пастели, по другую – виднелась решетчатая дверь. Слабый послеполуденный свет сочился сквозь решетку, высвечивая лениво кружащие в воздухе пылинки и придавая этому потаенному месту загадочное сияние подводного грота. Книги Говарда Пайла, Артура Рэнсома и Бута Таркингтона лежали, небрежно сваленные в углах. Приятно пахло старым деревом и мастикой для натирки полов.
Напротив сидел Диоген Пендергаст. Руки и ноги его тонули в глубокой тени, но падающий сквозь решетку свет резко очерчивал контуры лица. Оба его глаза были карими, как до события.
Это место когда-то считалось их убежищем, которое они приспособили для себя и отделали по-своему. Крохотная комнатка под задней лестницей в старом доме – та самая, что они когда-то называли Пещерой Платона. Ее обустройство стало одним из последних дел, которым Пендергасты занимались сообща, до того как настали скверные времена.
Алоиз смотрел на брата.
– Ведь ты же умер.
– Умер… – Диоген перекатывал слово во рту, словно пробуя на вкус. – Может, да. Может, нет. Но я всегда буду живым в твоей памяти. И в этом доме.
Неожиданность– Спецагент чуть помедлил, прислушиваясь к собственным ощущениям. Он вдруг осознал, что отвратительная, зондирующая боль, причиняемая тульпой, ушла – по крайней мере на данный момент. Алоиз не испытывал ничего: ни удивления, ни даже чувства нереальности. Просто догадался, что находится в некоей непостижимо глубокой нише собственного подсознания.
– Ты в довольно отчаянном положении, – продолжал его брат. – Пожалуй, более отчаянном, чем любое, в котором я видел тебя раньше. С досадой должен признать, что на сей раз я к нему не причастен. И поэтому спрашиваю вновь: не думаешь ли, что настала пора поговорить?
– Я не могу ее осилить, – произнес детектив.
– В том-то и дело.
– И ее нельзя уничтожить.
– Верно. Она уйдет лишь тогда, когда ее миссия будет выполнена. Но это не означает, что ею нельзя управлять.
Алоиз помолчал, пытаясь осмыслить сказанное.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты же изучал соответствующую литературу. Ты проходил обучение. Тульпы – ненадежные, неверные штуки.
Спецагент не ответил.
– Их можно вызвать для какой-то конкретной цели. Но однажды вызванные, они имеют склонность сбиваться с задания, начинают жить по собственным законам. Вот почему они могут быть бесконечно опасными, если их использовать… скажем так, безответственно. Это обстоятельство ты можешь обратить в свою пользу.
– Не уверен, что понимаю.
– Неужели я должен разжевывать это для тебя, frater[50]50
Брат (лат.).
[Закрыть]? Я же сказал: тульпу можно подчинить своей воле. Все, что требуется, – это изменить цель.
– Я не в состоянии ничего изменить. Боролся с ней, боролся, пока не кончились силы. И вот поражение.
Диоген самодовольно ухмыльнулся:
– Как это на тебя похоже, Алоиз! Ты так привык, что тебе все легко дается, что при первых признаках трудностей поднимаешь лапки вверх словно капризный ребенок.
– Все, что делало меня сильным, все мои уникальные способности, высосано, как костный мозг из кости. Ничего не осталось.
– Ты ошибаешься. Сорван только внешний панцирь – то интеллектуальное супероружие, которое ты недавно приобрел. Ядро, сердцевина твоего существа остается – во всяком случае, пока. Если бы она исчезла, ты бы об этом знал, сам понимаешь. И мы бы сейчас с тобой не разговаривали.
– Что я могу сделать? Я больше не в силах бороться.
– В том-то и проблема. Ты смотришь на дело не с той стороны, смотришь как на борьбу. Забыл, чему тебя учили?
Какое-то время детектив сидел, непонимающе уставившись на брата. Потом, совершенно неожиданно, до него дошло.
– Лама, – выдохнул он.
Диоген усмехнулся:
– Браво.
– Откуда… – Спецагент осекся, потом начал заново: – Откуда тебе известны такие вещи?
– Тебе они тоже известны. Но в какой-то момент ты просто перенапрягся и не смог их увидеть. А теперь иди и не греши.
Алоиз кинул взгляд в сторону от брата, к полоскам золотого света, падающим сквозь решетчатую дверь. С легким удивлением он осознал, что боится; меньше всего на свете ему хотелось выходить наружу.
Вздохнув поглубже, детектив усилием воли заставил себя толкнуть дверь.
Зияющая, неистовая чернота в очередной раз окружила его. Вновь возникла голодная, обволакивающая субстанция; вновь он почувствовал внутри себя страшную и отвратительную чужеродность, которая проталкивалась через его мысли, вторгаясь в самые сокровенные чувства. Это насилие казалось более глубоким, опустошительным и ненасытным, чем все, что он прежде мог вообразить. Пендергаст почувствовал себя абсолютно, немыслимо одиноким; каким-то образом это вышло хуже всякой боли.
Спецагент сделал глубокий вдох, призывая на помощь последние ресурсы физических и эмоциональных сил. Детектив знал, что у него есть только один шанс; после этого он погибнет навсегда, будет полностью поглощен.
Постаравшись как можно лучше освободить ум, Алоиз вспомнил учение ламы о вожделении. Представил себя на поверхности озера неопределенного цвета, очень соленого и точно соответствующего температуре тела. Представил, как лежит на поверхности воды совершенно неподвижно. Затем – и это оказалось труднее всего – перестал бороться с прожорливым, алчущим добычи существом.
– Ты боишься уничтожения? – спросил он себя.
Пауза.
– Нет.
– Ты беспокоишься о том, чтобы сделаться пустотой?
Пауза.
– Нет.
– Ты желаешь от всего отказаться?
– Да.
– Отдаться этому полностью?
Теперь уже быстрее:
– Да.
– Тогда ты готов.
Тело его свела долгая судорога, затем отпустила. Всем своим существом – каждым мускулом, каждым синапсом – он ощутил, как тульпа запнулась, приостановилась, точно в сомнении. Последовал странный, неописуемый момент статического равновесия. Потом, очень медленно, чужеродная сущность ослабила хватку.
И когда это произошло, Алоиз услышал голос брата:
– Vale, frater[51]51
Прошай, брат (лат.).
[Закрыть].
На миг Диоген вновь сделался видимым. Потом, так же быстро, как и появился, образ его начал исчезать, истаивать.
– Погоди, не уходи, – окликнул детектив.
– Но я должен.
– Мне надо знать. Ты действительно умер?
Диоген не ответил.
– Почему ты сейчас это сделал? Почему мне помог?
– Я сделал это не ради тебя, а ради своего ребенка.
И, прежде чем раствориться в темноте, напоследок улыбнулся – тонко, едва различимо, загадочно.
Грин сидела в кресле в ногах Пендергаста. Уже с десяток раз она поднимала пистолет, целилась опекуну в сердце – и всякий раз отступала, колеблясь. Девушка вряд ли заметила, что корабль выровнялся и, как раньше, устремился вперед на высокой скорости. Для нее окружающее перестало существовать.
Больше ждать невозможно. Жестоко позволять ему страдать. Алоиз всегда был добр к ней; нужно проявить уважение к его желанию. Ибо то, что она собиралась сейчас сделать – в этом Констанс была уверена, – было бы и его желанием. Крепче сжав в руке пистолет, она подняла его со вновь обретенной решимостью.
Яростная судорога сотрясла тело Пендергаста. Через мгновение веки его дрогнули и глаза открылись.
– Алоиз? – позвала Констанс.
Некоторое время детектив не двигался. Потом чуть кивнул, почти неприметно.
Внезапно Констанс почувствовала присутствие дымного призрака. Существо материализовалось за плечом ожившего Пендергаста. Несколько мгновений демон оставался неподвижным, затем начал дергаться: сперва в одну сторону, потом – в другую, почти как собака, берущая след, и наконец стал медленно удаляться.
– Не вмешивайся, – одними губами произнес Алоиз. И на миг Констанс испугалась, что опекун все еще во власти чудовищной перемены. Но вот он снова открыл глаза, посмотрел на нее, и девушка тотчас поняла правду.
– Ты вернулся, – прошептала она.
Спецагент кивнул.
– Как?
Голос его был очень слаб, едва слышен.
– То, что я воспринял, когда узрел Агозиен, сгорело в борьбе. Немного похоже на процесс литья по восковым моделям. Воск выгорает, металл остается. Все, что теперь осталось, является… подлинным.
Слабым, болезненным движением детектив поднял руку. Не говоря ни слова, Констанс опустилась рядом на колени и крепко ее сжала.
– Дай мне отдохнуть, – прошептал он. – Две минуты, не больше. Потом мы должны идти.
Грин кивнула, бросила взгляд на часы над камином. Тульпа за ее плечом плавно удалялась прочь. Когда девушка обернулась, та уже перебиралась через неподвижное тело бесчувственной Марии. Дымная тварь перемещалась медленно, будто гонимая ветерком, но с неумолимой целью – сквозь дверь каюты куда-то дальше, в свой таинственный мир.
