Текст книги "Штурвал тьмы"
Автор книги: Линкольн Чайлд
Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)
Глава 23
Вернувшись в свою каюту, Констанс нашла Пендергаста склонившимся над портативным набором для химических опытов. Она увидела, как сыщик окунает ватный тампон в склянку с чистой жидкостью и наносит ее на кусочек краски в пробирке. Кусочек немедленно почернел.
Алоиз перешел к другой пробирке, затем к третьей, проделывая тот же анализ. Наконец поднял голову:
– Добрый вечер, Констанс.
– Есть какие-нибудь результаты?
Пендергаст кивнул в сторону стола:
– Безусловно. Все образцы краски показывают повышенное содержание свинца. Наш мистер Лайонел Брок держит в свободной спальне шесть упаковочных ящиков с произведениями живописи, и если остальные картины такие же, как эти, то все они подделка. Очевидно, Брок нашел фальсификатора произведений европейского искусства – человека немалого таланта, – чтобы сымитировать творчество малоизвестных мастеров. Эти картины он, вероятно, добавляет к подлинным полотнам художников более крупных. Действительно, задумка неглупая. Никто не станет подвергать сомнению аутентичность работ второстепенных художников, если дилер продает первоклассные и безупречно выверенные произведения первого эшелона.
– В самом деле умно, – согласилась Констанс. – Но мне кажется, такой человек не стал бы рисковать со старинным тибетским артефактом.
– Совершенно верно. Мы можем его вычеркнуть. – Пендергаст зашуршал своим списком. – Я уже вычеркнул Лэмба: этот парень физически мягок, как поднявшееся тесто.
– Как тебе удалось это установить? Ты притворился врачом?
– Хм. Давай не будем говорить об этом. Я также вывел из числа подозреваемых Клода Далласа, как и лорда Клайвборо, который занимается контрабандой кокаина. Стрейдж нелегально везет с собой несколько чрезвычайно ценных и наверняка подлинных греческих ваз, и хотя это уменьшает вероятность того, что он нелегально везет еще и Агозиен, мы все-таки не можем полностью сбрасывать его со счетов. Таким образом, у нас остаются трое подозреваемых: Блэкберн, Кальдерой и Стрейдж. – Он устремил на девушку взгляд серо-серебристых глаз. – Как прошла твоя экспедиция в трюм?
– Я познакомилась с женщиной, приставленной убирать триплекс Блэкберна. К счастью для нас, эта обязанность досталась ей в наследство от другой служанки, которая, по-видимому, пережила психический срыв вскоре после отплытия и покончила с собой.
– В самом деле? – неожиданно заинтересовался Пендергаст. – На судне произошло самоубийство?
– Так говорят. Она бросила работу посреди смены, вернулась в свою каюту и впала в безумие. А потом вонзила себе в глаз кусок дерева и умерла.
– Как странно! А женщина, которая сейчас убирает триплекс Блэкберн а, что говорит?
– Говорит, он приехал со своей горничной и та важничает перед корабельной служанкой. А еще Блэкберн велел заново отделать всю каюту для этого путешествия, обставил ее собственной мебелью и произведениями искусства.
– Сюда должна входить и азиатская коллекция.
– Да. Эта же горничная, с которой я познакомилась, убирает и каюту Кальдерона, по соседству. Тот вроде бы привез с собой много произведений французской старины. Как я поняла, Кальдерон настолько же приятен в общении, насколько отвратителен Блэкберн. Дал ей хорошие чаевые.
– Превосходно. – Некоторое время Пендергаст как будто отсутствовал, затем взгляд его опять сфокусировался. – Блэкберн в нашем списке явный фаворит. – Потянувшись в карман, детектив извлек пачку хрустящих купюр. – Ты должна временно поменяться местами с корабельной горничной, приставленной к каютам Блэкберна и Кальдерона. Проникни туда, когда каюты будут пусты.
– Но Блэкберн не пускает туда судовую горничную в отсутствие своей личной.
– Не важно – если тебя застукают, ты всегда можешь приписать это бюрократической ошибке. Ты знаешь, что искать. Я предложил бы отправиться сегодня поздно вечером – Блэкберн, как стало известно, имеет пристрастие к баккара и, вероятно, будет в это время в казино.
– Хорошо, Алоиз.
– Да… и принеси мне его мусор, пожалуйста.
Констанс коротко вскинула брови. Затем кивнула и двинулась к лестнице, намереваясь переодеться к обеду.
– Констанс?
Та обернулась.
– Прошу тебя, будь осторожна. Блэкберн – один из главных подозреваемых, а это означает, что он может оказаться безжалостным убийцей, даже психопатом.
Глава 24
Скотт Блэкберн помедлил в дверях ресторана «Оскар». Он застегнул пиджак сшитого на заказ костюма от Гивз Хокс, поправил дорогой галстук и обвел глазами зал. Восемь сорок пять, второй обеденный заход в самом разгаре. Рой стройных, щеголеватых, вышколенных официантов проворно сновал по залу с горячими блюдами под серебряными колпаками. Они подносили их к каждому столу, ставили, а затем, как по команде, официанты, стоящие за спиной каждого обедающего, снимали серебряные крышки, открывая взору кушанья.
Кривя губы в сардонической усмешке, Блэкберн прошел к своему столу. Два его компаньона уже сидели, но при появлении Скотта раболепно поднялись. Еще бы им не раболепствовать – Блэкберн вложил в их компании по несколько миллионов и заседал в комитетах по компенсациям при советах директоров. Две бутылки бургундского уже стояли на столе практически пустые в окружении остатков итальянских антипасти, других изысканных закусок и первого блюда из мелкой птицы – вероятно, голубя или фазана. Усевшись, миллиардер взял в руки одну из бутылок, поднес к глазам.
– «Ришбур. Домэн де ля Романе-Конти, тысяча девятьсот семьдесят восьмой», – прочитал он. – Вы, ребята, потребляете отличное спиртное. – Блэкберн наполнил свой бокал. – И не оставили мне ничего, кроме осадка!
Компаньоны почтительно засмеялись, а Лэмб махнул официанту:
– Принесите еще одну такую из нашего частного погреба.
– Сию минуту, сэр. – Официант скользнул от стола, неслышно, как летучая мышь.
– А что за повод? – спросил Блэкберн.
– Просто подумали, почему бы не побаловать себя. – Лэмб коротко пожал мягкими покатыми плечами.
Скотт заметил, что парень с лица уже не такой зеленый как прежде. Новичок, видимо, потихоньку привыкал к океану.
– Почему бы и нет? Нынешнее путешествие обещает быть даже интереснее, чем я предполагал. Среди всего прочего вчера наткнулся на старую подружку, и она оказалась покладистой – очень покладистой. Во всяком случае, поначалу.
Слушатели расхохотались.
– А потом? – Лэмб с жадным вниманием подался вперед.
Блэкберн покачал головой и рассмеялся:
– Уж и не знаю, что было более возбуждающим – секс или последующая драка. Ух, ну и тигрица!
Новая серия подобострастных смешков.
Официант бесшумно появился с бутылкой и чистым бокалом, и Лэмб сделал ему знак налить Блэкберну. Скотт круговым движением взболтал вино, вдохнул аромат, взболтал еще раз, затем, сунув нос в бокал, потянул букет. Откинулся на стуле, с полузакрытыми глазами наслаждаясь ароматом. Через некоторое время поднес бокал к губам, взял в рот немного вина, покатал на языке, потом втянул сквозь зубы немного воздуха, пропустив через вино, прежде чем проглотить. Покончив с ритуалом, поставил бокал на стол и знаком отпустил официанта.
– Что скажешь? – нетерпеливо спросил Лэмб.
– Великолепно.
Все расслабились.
Блэкберн снова поднял бокал.
– И так случилось, что я имею кое-что объявить.
Оба друга с готовностью устремили на него взоры.
– Наполните бокалы.
Лэмб и Кальдерой проворно выполнили распоряжение.
– Как вы знаете, со времен продажи «Грамнета» за два миллиона я болтался без дела, подыскивая какую-нибудь новую штуку, которой можно было бы заняться. Мне кажется, я нашел такую вещь.
– Ты можешь рассказать нам? – спросил Кальдерон.
– Это имеет отношение к сканированию и поиску по визуальным базам данных видеоизображений в сети. – Блэкберн улыбнулся. – Продав «Грамнет», я сохранил права на разработанные мной алгоритмы сжатия изображений. Я внедрю свою программу на каждый настольный компьютер, и это будет программа, которая выглядит в сто раз лучше, чем все, что было до этого.
– Но «Гугл» годами работает над технологией согласования изображений, – заметил Лэмб. – Похоже, у них ничего не выходит.
– Я собираюсь использовать другую технологию – старомодный ручной труд. У меня тысячи программистов и ученых, которых я могу засадить за работу на двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я намерен построить крупнейшую в Интернете мультимедийную базу данных, работающую в режиме он-лайн.
– Каким образом?
– Изображения могут ссылаться друг на друга точь-в-точь как веб-страницы. Люди, занимающиеся поиском изображения, идут от одного похожего изображения к следующему. Не надо анализировать метаданные или изображения – анализируйте ссылки. Коль скоро они в вашей базе данных, можете выстраивать миллиарды, триллионы связей, генерируемых пользователем. Затем я возьму сами изображения, с супервысоким разрешением, и использую свои алгоритмы, чтобы их сжать. У меня имеется десяток серверных пулов, стоящих без дела, только и ждущих, чтобы их наполнили такими данными.
– Но авторские права на изображения – как ты их обойдешь?
– К черту авторские права! Авторские права себя изжили. Такова природа Интернета. Информация должна быть свободной для доступа – подходи и бери. Все остальные так поступают – почему не я?
Над столом воцарилось уважительное молчание.
– А чтобы стартовать, у меня имеется козырь в рукаве. – Скотт поднял бокал, издав горлом сдавленный смешок. – Да еще какой.
Он сделал трехсотдолларовый глоток вина, закрыв глаза в полнейшем наслаждении.
– Мистер Блэкберн? – раздался рядом негромкий почтительный голос с бостонским акцентом.
Миллиардер обернулся, недовольный тем, что его прервали. Рядом стоял человек в заурядном костюме, небольшого роста и непримечательной внешности.
– Кто вы?
– Я шеф службы безопасности «Британии», Пэт Кемпер Не могла бы мы перекинуться парой слов наедине?
– Шеф безопасности? А в чем дело?
– Не стоит волноваться, это рутинная процедура, простая формальность.
– Вы можете говорить при моих друзьях. Мне нечего от них скрывать.
Кемпер на миг замялся, потом согласился:
– Очень хорошо. Не возражаете, если я присяду? – И, окинув быстрым взглядом обеденный зал, занял место справа от Блэкберна. – Приношу глубокие извинения за то, что прервал ваш обед, – произнес шеф службы безопасности царапая бостонским акцентом слух Блэкберна. Малый выглядел и говорил как коп. – Но протокол требует, чтобы я задал вам несколько вопросов. Это по поводу горничной, которая убирала ваши апартаменты. Ее имя Хуанита Сантамария.
– Горничная? – нахмурился Блэкберн. – У меня есть собственная горничная, и ваши люди могут работать только под ее началом.
– Сантамария была в ваших покоях дважды. Второй раз случился в первый вечер, в районе восьми тридцати, когда она пришла разобрать постели. Вы помните, как она приходила в номер?
– Вчера вечером в восемь тридцать? – Блэкберн откинулся на стуле, отпил еще вина. – Никого там не было. Моя личная горничная страдала от морской болезни и находилась в лазарете, где ее выворачивало наизнанку. Сам я обедал. А сверх всего отдал четкие распоряжения, чтобы никто не входил в мой номер без спроса.
– Прошу прошения за вопрос, сэр, но не знаете ли вы, что могло произойти в вашем номере в тот вечер? Может, какой-то несчастный случай? Не могла ли она с кем-то там столкнуться? Или, например, что-то сломать… или даже украсть?
– А что с ней случилось?
Начальник охраны помедлил в нерешительности.
– Собственно говоря, вскоре после того как мисс Сантамария покинула вашу каюту, у нее произошел нервный срыв. Впоследствии она лишила себя жизни. В то же время те, кто знал ее, товарки по комнате и другие, не видели признаков надвигающейся беды. По их словам, она была уравновешенной религиозной особой.
– Так всегда говорят о маньяке-убийце или самоубийце, – поморщился Блэкберн.
– Другие горничные утверждают, что, когда мисс Сантамария отправлялась на работу, она была в хорошем настроении.
– Ничем не могу вам помочь. – Блэкберн легко взболтал вино и поднес к носу. – Никого там не было. Ничего не сломано и не украдено. Поверьте: я приглядываю за своими вещами.
– Не могла ли она что-то увидеть или к чему-то прикоснуться? Что-нибудь такое, что могло ее напугать?
Блэкберн внезапно замер с бокалом в руке, не завершив дегустационный ритуал. Не скоро он поставил его обратно, так и не отпив.
– Мистер Блэкберн, – напомнил Кемпер.
Скотт рассеянно повернулся.
– Абсолютно ничего, – произнес он слабым, лишенным эмоций голосом. – Повторюсь, в каюте никого не было. Моя горничная находилась в лазарете, я – на обеде. То, что произошло с этой женщиной, не имеет никакого отношения к моей каюте. Она даже не должна была там находиться.
– Очень хорошо, – подытожил Кемпер, вставая. – Я так и предполагал, но вы же знаете – порядок и все такое. «Северная звезда» с меня шкуру сдерет, если не будут соблюдены все формальности. – Шеф службы безопасности улыбнулся. – Джентльмены, не будем больше возвращаться к этому вопросу. Благодарю за проявленное терпение и желаю приятного вечера. – Он кивнул каждому из мужчин по очереди. затем быстро зашагал прочь.
Лэмб некоторое время смотрел ему вслед, затем повернулся к Блэкберну:
– Ну и что ты на это скажешь, дружище Скотти? Странные дела творятся на нижних палубах! – И принял мелодраматическую позу.
Блэкберн не ответил.
К их столу бесшумно приблизился официант.
– Позвольте зачитать список блюд от шеф-повара на сегодняшний вечер, господа.
– Пожалуйста. Мне придется отъедаться два дня, чтобы восполнить упущенное. – Лэмб в предвкушении потер руки.
Но Блэкберн вдруг резко поднялся, с грохотом опрокидывая стул.
– Скотт? – обеспокоен но воскликнул Кальдерон.
– Я не голоден, – бросил тот. Лицо его стало очень бледно.
– Эй, Скотги, – запротестовал Лэмб. – Эй, погоди! Куда ты?
– К себе в каюту.
Не говоря больше ни слова, Блэкберн развернулся и спешно покинул ресторан.
Глава 25
– Это звучит просто ужасно, – сочувственно ответила собеседница приятным голосом. – Может быть, мне поговорить с пожилой дамой?
– О нет-нет! – всполошилась Инга, ужаснувшись такому предложению. – Пожалуйста, не надо. Все не так уж плохо, правда. Я уже привыкла.
– Ну, как хотите. Если передумаете, дайте знать.
– Вы очень добры. Просто нужно бывает иногда с кем-то поговорить. – И она замолчала, заливаясь краской.
Ничего подобного никогда не случалось с Ингой прежде. Будучи болезненно застенчивой, она всегда вела замкнутую жизнь. И вот, подумать только, изливает душу человеку, которого встретила полчаса назад.
Большие, отделанные золотом часы на оклеенной обоями стене Чатсворт-салона показывали без пяти десять. В дальнем углу тихонько наигрывал струнный квартет, мимо изредка, под руку, прохаживались пары. Судовую гостиную залило мягким золотым сиянием тысячи клиновидных, суживающихся кверху электрических свечей. Инга никогда не бывала в таком красивом месте.
Быть может, причиной ее откровенности стала волшебная атмосфера этого уголка, которая помогла ей ослабить внутренние вожжи. Или, может, дело во внешности и характере ее новой знакомой: высокой, уверенной в себе, излучающей доброжелательность.
Сидящая на другом конце дивана незнакомка неторопливо закинула ногу на ногу.
– Значит, вы всю жизнь провели в монастырских школах?
– Почти всю. С шестилетнего возраста. С того времени как мои родители погибли в автокатастрофе.
– И у вас нет никаких родственников? Ни братьев, ни сестер?
Инга покачала головой:
– Никого. Кроме разве двоюродного деда, который и отдал меня в католическую школу при монастыре в Эведале. Но он уже умер. Есть несколько школьных подруг. В каком-то смысле они и есть моя семья. Ну и еще моя хозяйка.
«Моя хозяйка, – повторила она про себя. – Почему я не могла устроиться к кому-нибудь вроде этой женщины?» Она собралась было продолжить, но передумала, чувствуя, что краснеет.
– Вы хотели что-то сказать?
Инга смущенно рассмеялась:
– Нет, ничего.
– Пожалуйста, прошу вас, скажите. Я с удовольствием послушаю.
– Просто… – Девушка запнулась в нерешительности. – Вы такая важная персона. Такая успешная, такая… Вы сейчас узнали обо мне все, а я… я тоже надеялась послушать о вас.
– Тут не о чем рассказывать, ничего особенного, – последовал резковатый, даже чуть раздраженный ответ.
– Нет, право же. Я бы очень хотела услышать, как вы добились такого успеха и стали тем, кем стали. Потому что… ну, когда-нибудь я бы тоже хотела… – На последних словах голос девушки сошел на нет, и она умолкла.
Наступила пауза.
– Извините, – торопливо произнесла Инга. – Я не имела права спрашивать. Простите. – Она вдруг почувствовала неловкость. – Уже поздно. Мне пора возвращаться. Дама, за которой я ухаживаю… если она проснется, то испугается, не найдя меня.
– Глупости. – Незнакомка неожиданно смягчилась. – С удовольствием расскажу вам о себе. Давайте выйдем на палубу – здесь душно.
Инге не показалось, что здесь особенно душно, но возражать она не стала, и собеседницы прошли к лифту, который поднял их на пять пролетов, на седьмую палубу.
– Я покажу вам нечто, чего, могу поспорить, вы никогда раньше не видели, – сказала новая подруга, ведя девушку по коридору, мимо ресторана «Нью-Йорк», притихшего в этот поздний час. – Мы можем выйти на палубу здесь.
Инга впервые ступила на открытую палубу. Здесь было довольно холодно, ветер бушевал, завывая, водяная пыль сыпалась на волосы и плечи. Казалось, невозможно представить себе более впечатляющей картины. Поверх бледно-лимонной луны проносились темные грозовые тучи. Громадный морской лайнер прокладывал путь сквозь тяжелые волны. Сияющие вверху и внизу огни бесчисленных окон и иллюминаторов превращали воду в расплавленное золото. Все неправдоподобно романтично.
– Где мы? – выдохнула Ларссен.
– На прогулочной палубе. Я хочу показать вам кое-что. – Новая знакомая подвела девушку к ограждению в дальнем конце палубы на корме. – В такую темную ночь можно увидеть, как блестит планктон в кильватере. Взгляните – это фантастика.
Крепко держась за поручень, Инга наклонилась вперед. Прямо под ней лежало море, оно бурлило и пенилось вокруг кормы. И верно: мириады огоньков мерцали в густой пене кильватера, океан был полон светящейся, как перламутр, фосфоресцирующей жизни. Целая вселенная, на миг вызванная из небытия могучим движением судна.
– Изумительно, – прошептала Инга, дрожа на холодном ветру.
В ответ ласковая рука обняла Ларссен за плечо.
Инга сопротивлялась только секунду. Затем позволила привлечь себя ближе, радуясь теплу. Восхищенно взирая вниз, на чудесное сияние в водяных струях, она почувствовала, как и другая рука собеседницы сжала ее плечо. Объятие делалось все крепче и крепче.
А затем резкий сильный рывок – и несчастная сирота почувствовала, как взлетает и перемахивает через парапет.
Долгое, стремительное, сумбурное движение воздуха, и вдруг – ужасный шок от удара и погружение в ледяную воду!
Ингу крутило и переворачивало – ошеломленную, ничего не соображающую, испытывающую боль от удара. Потом, преодолевая толщу воды, девушка стала яростно пробиваться наверх. Одежда и туфли сделались тяжелым балластом, но несчастная все-таки выплыла на поверхность, неистово отплевываясь и хватаясь за воздух, точно старалась взобраться на небо.
На какой-то миг в мозгу мелькнула мысль: «Как я упала? Может, перила подломились?» Но в следующий момент в голове прояснилось.
«Я не упала. Меня сбросили».
Сам факт ошеломил ее. Этого не может быть. Инга дико озиралась, инстинктивно перебирая в воде ногами. Огромная, подобная сияющей башне корма судна уже отступала в ночь. Девушка открыла рот, чтобы закричать, но тут же хлебнула соленой воды. Инга закашлялась, замолотила руками, стараясь удержаться на поверхности. Холодная вода сводила конечности.
– Помогите! – Крик вышел таким слабым и невыразительным, что Ларссен сама едва услышала его за порывом ветра и шипением кильватерных струй. Где-то в вышине слышались неясные крики чаек, следующих за кораблем день и ночь.
Это сон. Это сон. Не может быть иначе. Девушка молотила по воде окоченевшими руками, которые уже начинали превращаться в свинец. Ее сбросили за борт.
С ужасом смотрела она на удаляющуюся гирлянду огней. Еще виднелся через окна кормы громадный бальный зал «Король Георг II» на первой палубе, черные движущиеся точки на фоне яркого света – силуэты людей.
– Помогите! – Инга постаралась взмахнуть рукой и ушла под воду, затем вновь поднялась на поверхность.
Скинуть туфли. Плыть.
Потребовалось не больше секунды, чтобы содрать туфли, дурацкие лодочки на низких каблуках, которые хозяйка заставляла ее носить. Но это не помогло. Инга больше не чувствовала ног. Сделала несколько слабых взмахов руками, но плавание оказалось делом безнадежным – теперь все силы уходили только на то, чтобы просто удерживать голову над водой.
«Британия» начала таять в ночном тумане, низко лежащем над самой водой. Огни делались все бледнее. Затихли крики чаек. Понемногу стихло шипение вздымающихся пузырьков, исчезли зеленые струи кильватера. Вода стала черной и такой же непроглядной, как ночь.
Огни совсем исчезли. Через мгновение и слабый шум двигателей растворился в океанском безмолвии. Инга в ужасе смотрела на место, где только что были огни и звуки, а теперь зияла одна чернота. Девушка не сводила глаз с этого места, страшась посмотреть в сторону, как будто там пряталась ее последняя надежда. Вокруг тяжело ворочалось в темноте бесстрастное море. Сквозь пелену туч проглядывала луна. На воде лежала туманная дымка, то серебристая в лунном свете, то беспросветная, когда луна заходила за тучу. Инга чувствовала, как поднимается на волне, опадает и вновь поднимается.
Пока несчастная напряженно вглядывалась в темноту, вдруг накатила большая волна, увлекая вниз. Девушка забарахталась, держась изо всех сил; вокруг не было ничего, только кромешная тьма и неумолимый, безжалостный холод.
Постепенно окоченение стало отступать, сменяясь необъяснимым теплом. Тело как будто исчезло. Шли секунды, и движения Инги становились все медленнее; теперь даже самые простые требовали неимоверного напряжения воли. Ларссен сделала отчаянное усилие остаться на плаву, но тело превратилось в куль. Ей представилось, что она находится вовсе не в море, а спит в своей постели и все это лишь ночной кошмар. Она почувствовала накатывающее облегчение и благодарность. Постель теплая, мягкая. Инга перевернулась и почувствовала, как погружается в теплую черноту. Она вздохнула – и тотчас почувствовала на груди что-то твердое и тяжелое, какой-то гигантский груз. Проблеск трезвомыслия озарил мозг: нет никакой постели и это не сон – она действительно тонет в черной бездонной глубине Атлантики и выбивается из последних сил.
«Меня убили», – мелькнула в сознании последняя мысль, пока Инга погружалась все глубже. Потом она вздохнула еще раз, и последний воздух вырвался изо рта взрывом безмолвного ужаса, более страшного, чем самый отчаянный крик.
