Текст книги "Три руки в фонтане"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Внутри цирка я слышал, как оркестр корню уже вовсю играет: огромные, почти круглые медные трубы, поддерживаемые перекладинами на плечах музыкантов, извлекают разные ноты с лёгким порывом. Или пропускают их, что часто бывает. Особенно после долгого дня, полного событий.

Я решил, что есть одна категория подозреваемых, на которую можно не обращать внимания: ни один исполнитель на корне не сможет одолеть женщину после того, как разорвал себе сердце вместе с оркестром.

Вялые аплодисменты, раздавшиеся по всей долине, наконец-то положили конец Ludi Romani еще на один год.

К тому времени те из зрителей, кто радовался окончанию Игр, уже давно разошлись. Остальные же, шаркая, выходили из цирка, подгоняемые сторожами, которые хотели закрыть ворота, но не решались уходить.

Снаружи стояли группы людей. Молодёжь надеялась на большее. Посетители прощались с друзьями, которых видели только по фестивалям. Молодёжь свистела вслед хихикающим девушкам. Музыканты стояли вокруг, ожидая, что кто-нибудь предложит им выпить. Продавцы закусок постепенно расходились.

Разносчики с цыганскими глазами из Транстиберины переходили от одной группы к другой, всё ещё пытаясь в последнюю минуту продать дешёвые безделушки. Карлик, обвешанный дешёвыми подушками, ковылял к храму Меркурия.

В глубине тени стадиона маячили работницы. Юбки подобраны, ноги мелькают, шатаясь на высоких пробковых каблуках, тараща глаза из-под закопченных ресниц, они появлялись по одной или по двое. Накладные волосы, или настоящие, которые без конца истязали до такой степени, что казались фальшивыми, возвышались над их меловыми лицами, каждое из которых, похожее на маску, было расчерчено губами, выкрашенными в цвет свиной печени.

К ним регулярно подходили мужчины. Они обменивались парой слов, а затем тихо исчезали в темноте, вскоре снова встречаясь для очередной деловой встречи.

Позади меня, в темноте входа в Храм, я слышал шум, который наводил на мысль, что там тоже шла торговля. Или, возможно, за развлечения не платили, и какому-то юнцу повезло: одна из этих хулиганок, шумных и дерзких, грабила их дерзких подружек спустя несколько часов после того, как матери велели им вернуться домой. Когда-то я, возможно, и радовался этому. Теперь я стал отцом.

Вся картина была отвратительной. От пьяниц, валяющихся у закрытых магазинов и предлагающих ужасные услуги испуганным прохожим, до раздавленных кусков дыни в канаве, чьи внутренности были красными, как свежая кровь. От воров, крадущихся по домам с довольным видом, до запаха мочи в переулках, где асоциальные бездельники не могли ждать. Всё становилось хуже.

Несколько ламп, висевших теперь снаружи открытых чуланов или в верхних окнах квартир, делали пространство между ними ещё темнее и опаснее. Мимо проплыла пара стульев, их роговые фонари качались на крюках. Кто-то пел непристойную песню, которую я помнил ещё со времён легионов.

Двое мужчин сидели на спине одного осла, оба настолько пьяные, что едва понимали, где находятся; их серый конь рысью бежал вместе с ними по Виа Писине Публаке, сам выбирая дорогу. Возможно, он знал о весёлом винном баре под Сервиевой стеной, у Раудускуланских ворот. Я не решался последовать за ним.

Было так много людей, которые смотрели на мир свысока, что было трудно выбрать, на кого смотреть. Повсюду женщины вели себя нагло и глупо, а зловещие мужчины с надеждой смотрели на них. Мне было невыносимо стоять здесь, словно часть всего этого. Мои нервы были так напряжены, что я почти чувствовал, будто любой, кто оказался в этой жуткой сцене, заслуживает всего, что ему досталось.

Исход продолжался пару часов. В конце концов мой разум настолько оцепенел, что начал блуждать. Я внезапно очнулся; я понял, что последние десять минут пристально смотрел перед собой, оттачивая план снять зал и публично прочесть свои стихи. (Эту мечту я лелеял уже некоторое время; до сих пор меня мягко отговаривали добрые советы близких друзей, особенно тех, кто читал мои оды и эклоги.) Я вернулся к реальной жизни с чувством вины.

У ворот ближайшего цирка стояла молодая девушка. Она была одета в белое, с блестящей золотой вышивкой на подоле палантина. Её кожа была нежной, волосы аккуратно уложены. Драгоценности, которые могла позволить себе только наследница, были невинно выставлены напоказ. Она оглядывалась по сторонам, словно была частью неприкасаемой процессии весталок средь бела дня. Её воспитали в вере, что к ней всегда будут относиться с уважением, – и всё же какой-то идиот бросил её здесь. Даже если вы её не знали, она выглядела совершенно не к месту. А я-то её знала. Это была Клаудия Руфина, застенчивое юное создание, которое мы с Эленой привезли из Испании. Пока она стояла там одна, всевозможные негодяи были готовы наброситься на неё.

XXXVII

«КЛАУДИЯ РУФИНА!» Мне удалось появиться рядом с ней раньше, чем кто-либо из потенциальных грабителей, насильников или похитителей. Разные сомнительные типы немного отошли назад, хотя всё ещё толклись в пределах слышимости, надеясь, что я сам окажусь тем авантюристом, которого Клаудия отвергнет, оставив им добычу.

«Как приятно тебя видеть, Марк Дидий!»

Клаудия была послушной и доброжелательной. Я постаралась говорить сдержаннее. «Могу ли я спросить, что ты делаешь одна на оживлённой улице в такое время ночи?»

«О, я не против», – мило заверила меня глупышка. «Я жду, когда Элиан и Юстин вернутся с нашим носилками. Их мать настаивает, чтобы мы прислали их за мной, но в такой давке их так трудно найти».

«Здесь не место для тусовок, леди».

«Нет, это нехорошо, но этот выход ближе всего к Капенским воротам. Мы могли бы пойти домой отсюда пешком, но Джулия Хуста и слышать об этом не хочет».

Возвращаться домой бодрой троицей было бы куда безопаснее, чем позволить ребятам спать в поисках семейного кресла, пока Клаудия сидит здесь, как живая наживка.

Пока я кипела от злости, появился Юстинус. «О, Клаудия, я же предупреждал тебя, чтобы ты не разговаривала с незнакомыми мужчинами».

Я вышла из себя. «Никогда больше так не делай! Неужели ты не понимаешь, что именно здесь пропала последняя известная жертва убийцы из акведука? Я стою здесь и наблюдаю, как какая-нибудь глупая женщина навлекает на себя погоню маньяка – и я бы очень хотела, чтобы это была не та, кого я сама познакомила с Римом, моя будущая невестка!»

Он не знал об этом месте. Но у него появилось острое чувство опасности, как только ему указали на характер этого района. «Мы были дураками. Прошу прощения».

«Не думайте об этом», – резко ответил я. «Если вы с братом готовы сами объяснить свою глупость Елене! Не говоря уже о вашей благородной матери, вашем прославленном отце и любящих бабушке и дедушке Клаудии…»

Клавдия серьёзно взглянула на Юстина. Он был одним из немногих достаточно высоких людей, чтобы встретиться с ней взглядом, несмотря на её привычку откидываться назад и смотреть на мир свысока. «О, Квинт», – пробормотала она. «Мне кажется, Марк Дидий немного сердит на тебя!»

«О боже! У меня проблемы, Фалько?» – впервые я видел, как Клаудия кого-то дразнит. Этот негодяй Квинтус, казалось, уже привык к этому.

«Не волнуйтесь, если дома что-то и будет сказано, мы просто свалим вину на Элиана!» Это, казалось, была какая-то старая общая шутка; среди звона браслетов Клавдия спрятала улыбку в своей унизанной перстнями руке.

В это время с другой стороны прибыл сам Элиан, везя носилки для своей невесты. Помимо носильщиков, телохранителями были трое юношей с посохами, но они были тщедушными и выглядели невзрачно. Я приказал двум Камиллам поскорее убираться. «Держитесь вместе, смотрите в оба и как можно скорее возвращайтесь домой».

Капенские ворота находились совсем рядом, иначе я бы счел нужным пойти с ними.

Элиан выглядел так, будто хотел поспорить из принципа, но его брат понял, о чём я говорю. Когда Клавдия попыталась успокоить меня прощальным поцелуем в щёку, Юстин прогнал её в носилки. Я заметил, что теперь он устроился у открытой полудвери, защищая девушку от посторонних глаз и оставаясь между ней и неприятностями. Он пробормотал несколько слов вполголоса брату, который огляделся, словно проверяя, что нас окружают одни неудачники. Затем Элиан проявил тактильность и сомкнул ряды с Юстином, подойдя вплотную к отъезжающему креслу.

Юстин попрощался со мной, отдав мне бодрое воинское приветствие; это напомнило мне о времени, проведенном в Германии, и дало мне понять, что теперь он обо мне позаботится.

Элиан, должно быть, тоже служил в армии, хотя я понятия не имел, в какой провинции он служил. Зная его, я бы сказал, что где-то там, где охота была хорошей, а местные жители разучились бунтовать. Если его младший брат казался более зрелым и ответственным в сложной ситуации, то это потому, что Юстина научили выживать на варварской территории – и научил его я. Я бы передал ему и приёмы обращения с женщинами, но тогда он, похоже, в этом не нуждался. Не уверен, что ему сейчас нужно какое-либо обучение.

Я мрачно вернулся на свой пост в Храме Солнца и Луны. Я был потрясён.

Вокруг было достаточно молодых людей, ищущих неприятностей, и без тех, кого я знал, они меня беспокоили.

Следующей женщиной, которую я увидела нелепой, была уже знакомая мне женщина: Пиа, подруга погибшей Азинии. Та самая девчонка в бирюзовом, которая заверила нас с Петро, что больше не подойдет к цирку после того, что случилось с Азинией. Неудивительно, что этот дрожащий цветок появился сегодня вечером на стадионе, явно посетив Игры, как обычно.

Более того, ее сопровождал мужчина.

Я подошёл к ней. Она была раздражена, увидев меня. Меня тоже раздражало, что она нам солгала и что она так откровенно не проявила никакой преданности к своей убитой подруге. Но это давало мне слабую надежду разоблачить её ложь.

Парень с извращённым вкусом, ползавший по Пии, оказался грязным мальчишкой с заплатками на одежде и жёлтым синяком под глазом. Он разыгрывал старого друга, так что, возможно, сама Пиа дала ему пощечину.

Однако она пыталась дать мне понять, что едва ли знает этого красавца.

Я сразу вмешался: «Это та ласка, с которой ты трахался в ту ночь, когда расстался с Азинией?»

Она хотела всё отрицать, но он не заметил, что она пытается от него отречься, и сразу же признался. Пиа явно выбрала его за ум.

Не спрашивайте меня, почему он выбрал ее.

Они, должно быть, уже обсуждали ту ночь. Он явно знал всё о печальной судьбе Азинии, и, как я догадался, знал даже больше.

«Как тебя зовут, друг?»

«Я бы предпочел не говорить».

«Всё в порядке». Иногда полезно позволить им сохранить тайну. Мне хотелось узнать, что он видел, неважно, кто он. «Ты слышал плохие новости о бедняжке Азинии?»

'Ужасный!'

«Мне было бы интересно услышать вашу версию истории. Пиа сказала, что вы оба оставили её где-то здесь, но вы снова увидели её на улице Трёх Алтарей?»

«Да, мы, должно быть, её догнали. Она нас не заметила».

«В тот момент с ней все было в порядке?»

Он взглянул на Пию. «Разве ты не рассказала ему об этом парне?»

«Ох», – совершенно бесстыдно солгала Пиа. «Кажется, я забыла».

«Что это был за тип?» Мне бы хотелось, чтобы Петро был здесь со мной. Менее щепетильный, чем я, он бы затянул ей руку за спину, как вигил, и одновременно поощрял бы свободу слова, сжав ей горло кулаком.

«О», – пробормотала Пиа, как будто это было неважно и она только что об этом вспомнила. «Кажется, мы видели, как какой-то мужчина разговаривал с Азинией».

XXXVIII

Я была в такой ярости, что с радостью бросила бы их обоих публичному палачу и расцарапала бы их крюками. Думаю, Пиа понимала, что атмосфера там напряжённее, чем ей хотелось бы. Даже сейчас она сама не собиралась мне рассказывать, но когда её мерзкий сожитель издал обильный кашель, она нахмурилась и позволила ему выговориться. Что бы она с ним ни сделала потом, это будет их двоих.

«Мы видели этого парня», – сказал он мне с любезным видом. Я бы восхищался им ещё больше, если бы не подозревал, что Пиа велела ему держать рот на замке. Я был в ярости. Он больше недели хранил эту важную информацию, хотя и знал, что она может помочь поймать извращенца и спасти жизни других женщин.

«Вы говорите, что видели этого парня?»

«Он разговаривал с Азинией»

«Изводите ее?»

«Нет, всё выглядело нормально. Мы заметили это, потому что Азиния никогда не общалась с мужчинами. Но он казался достаточно весёлым. Иначе мы бы, конечно, подошли к ним».

– Конечно. – То, как он обвивался вокруг Пии, даже сейчас говорило о том, что этот обольститель не так-то просто отказаться от поцелуя. – И что случилось?

«Она ответила ему, и он ушел».

«Это все?»

«Вот и все, легат».

«Вы уверены, что видели, как Азиния шла одна?»

'О, да.'

«Каким был этот человек?»

«Ничего особенного. Мы видели его только сзади».

'Высокий?'

«Нет, короткий».

'Строить?'

'Обычный.'

'Возраст?'

«Не могу сказать».

«Молодой или постарше?»

«Старше. Наверное».

«Намного старше?»

«Вероятно, нет».

«Есть ли какие-нибудь национальные особенности?»

'Что?'

«Он был похож на римлянина?»

'Что ты имеешь в виду?'

«Забудь об этом. Волосы?»

«Не знаю».

«Шляпа?»

«Не думаю».

«Во что он был одет?»

«Туника и пояс».

«Какого цвета туника?»

«Ничего особенного».

'Белый?'

«Могло быть».

«Вы ничего не заметили?»

«Нет, легат».

«Ботинки или туфли?»

«Не могу сказать, легат».

«И мне все равно, да?»

«Мы просто никогда не обращали на него особого внимания. Он был самым обычным».

«Настолько обычный, что он может оказаться жестоким убийцей. Почему никто из вас не рассказал об этом раньше?»

«Я никогда не считал это важным», – искренне заверил меня мужчина. Пиа не пыталась блефовать. Я понимал её проблему: она боялась, что Гай Цикурр обвинит её в том, что она позволила своей жене попасть в беду, пока сама была занята тем, что устраивала постель с этим червём.

«Хорошо. Я хочу, чтобы ты пошёл со мной на улицу Трёх Алтарей и показал мне, где именно произошёл этот разговор с Азинией».

«У нас есть дела!» – запротестовал этот грязнуля. Пиа, всё ещё притворяясь, что едва его знает, лишь угрюмо посмотрела на него.

«Всё в порядке», – ответил я вежливым тоном. «У меня тоже есть кое-что на примете: я собираюсь сегодня вечером привлечь вас обоих к судье по обвинению в воспрепятствовании консульскому расследованию, извращении правосудия и создании угрозы похищения, изуродования и смерти для свободных граждан».

«Ну ладно, тогда побыстрее», – пробормотала подруга Пии. Она ничего не сказала, но всё же немного помедлила с нами, на всякий случай, если он скажет что-нибудь такое, за что она потом захочет его ударить.

Эта вонючая парочка стояла на перекрестке улицы Общественного пруда, в дальнем конце, после того, как мы прошли мимо Большого цирка. Слева дорога шла вдоль северной стороны цирка к Бычьему форуму и реке. Справа входила Виа Латина. Перед нами, за перекрестком, дорога, по которой мы приехали, сменила название. Развилка слева вела к Форуму, выходя напротив Колосса и нового амфитеатра Флавиев. Развилка справа была улицей Трёх Алтарей.

«Значит, когда вы сюда добрались, вы двое мчались прямо по Виа Латина, чтобы пройти до конца улицы Чести и Добродетели и свернуть на улицу Циклопа?» Они кивнули. Не зная, что девушка моего брата живёт на улице Чести и Добродетели, они, казалось, были ошеломлены моими познаниями в этом районе. «Значит, впереди вас была Азиния?»

Мужчина снова кивнул. «Должно быть, она только что вошла на улицу Трёх Алтарей».

«Разве не было бы быстрее пойти другим путем?»

«Ей не нравилось ходить по Форуму одной», – рассказала Пиа.

«Юпитер! Она предпочла маршрут потише, чтобы, если её снимет извращенец, никто не услышал её крика?»

«Азиния была застенчивой».

«Ты хочешь сказать, она до смерти боялась остаться одна на улице, и ты это знала!» Искушённая Пиа также должна была понимать, что нервная женщина, одинокая на улице, просто умоляет обратить на себя внимание мужчины, которому по каким-то нехорошим причинам нравятся женщины, напуганные до смерти. С того момента, как подруги расстались, Азиния стала бы объектом домогательств. Возможно, она уже это заметила раньше. Возможно, именно поэтому ей нравилось ускользать от толпы.

«Сколько людей было в ту ночь?»

«Немного. Чуть больше, чем сейчас».

«Представления закончились? Большинство людей разошлись по домам?»

«Если только у них не было дел». Возлюбленный Пии хихикнул и пощупал её, предвкушая потное соитие. Я проигнорировал это.

Я не заметил Петро, но он, должно быть, нас заметил, потому что внезапно материализовался и подслушал. Я рассказал ей о личной жизни Пии, как мог.

«О, я его знаю», – презрительно усмехнулся Петроний. «Его зовут Мундус». Он не упомянул, чем именно Мундус привлек внимание вигилов. Однако выражение его лица дало мне несколько подсказок.

Я рассказала Петро всю историю. Он снова обсудил всё с Мундусом, затем попытался повторить то же самое с Пией. Она всё ещё молчала, но у нас сложилось впечатление, что теперь это было проявлением дурного нрава, а не обмана.

«Чего я не понимаю, так это почему ты расстался с Азинией у Храма Солнца и Луны, но к тому времени, как она добралась сюда, ты снова последовал за ней?»

«Сначала мы собирались зайти в Храм поцеловаться», – объяснил Мундус, как будто это должно было быть очевидным. «Мы думали немного побродить по Храму, потом купить еды и отнести её Пии домой, пока мы окончательно там не застряли. Но когда мы поднялись по ступеням, портик оказался полон стариков, трахающих симпатичных мальчиков, так что мы пропустили первую часть».

Петроний поморщился от отвращения.

Похоже, больше никакой полезной информации из этой мерзкой парочки выжать нельзя. Мы были готовы отпустить их. «Ещё одно», – строго сказал я, пытаясь привлечь внимание Мундуса, пока он окончательно не затерялся в грязной одежде Пии. «Вы абсолютно уверены, что мужчина, которого вы видели пристающим к Азинии, шёл пешком?»

«Да, легат».

«Никакого мусора?» – спросил Петро. «Никакого экипажа? Никакой телеги не видно?»

«Он тебе сказал». Пиа хотела, чтобы нас застрелили. «Ничего не было».

Если она права, объяснений может быть несколько. Встреча, которую они увидели, могла не иметь никакого отношения к последующему похищению Азинии. Или, возможно, убийца домогался девушки, а затем притворился, что уходит, но на самом деле последовал за ней…

Незамеченный Пией и Мундусом, он схватил её, когда она осталась одна, и позже отвёл к своему транспорту. Или же он установил первоначальный контакт – осмотрел её, решил, соответствует ли она его требованиям – затем отправился за транспортом, который держал неподалёку, и заманил её на более тихой улице. Если первый разговор был дружелюбным, это могло сделать девушку более лёгкой добычей, когда он снова её поймает.

«Это был он», – решил я.

«Вероятнее всего», согласился Петро.

Мы велели этим влюблённым с влажными глазами уйти. Они скрылись на Виа Латина, а Мундус пускал слюни по Пии, пока она грубо его оскорбляла.

«Она всё ещё хочет нам лгать – из принципа». Пришла моя очередь огласить вердикт. «Если бы она могла, она бы так и сделала. Но редиска говорит правду».

«О, он просто прелесть», – мрачно согласился Петроний. «Чисто и искренне. И его отсутствие раскаяния в отношении Азинии почти так же трогательно, как у Пии. Где бы мы были без таких честных граждан, помогающих нам в работе?»

К этому времени толпа почти рассеялась. Здесь остались только бездельники, которые собирались кутить до тех пор, пока не свалятся в канавы. Петро собирался всю ночь наблюдать. Моих сил хватило, но желание заниматься этим делом угасло. Я сказал, что пройду по маршруту, которым, возможно, пошла Азиния, а потом вернусь и осмотрюсь вдоль реки, прежде чем отправиться домой.

Поскольку меня ждали женщина и ребёнок, Петро смирился с этим. Ему не нужна была чья-то поддержка. Он всегда был одиночкой в работе. Я тоже. Возможно, это был лучший способ продолжить наше сотрудничество.

Я дошёл до дома Кая Цикурруса. Ничего необычного не увидел. Дом был закрыт ставнями и погружен во тьму. Кипарисы обрамляли дверной проём в знак траура. Я подумал, сколько ещё им придётся расти, прежде чем Цикуррус сможет устроить похороны.

Я вернулся к Форуму немного другим маршрутом. Я всё ещё ничего не видел, кроме воров-домушников и тех самых женщин, которые крадутся по тротуарам и заставляют мужчин поджидать в переулках своих несчастных клиентов, готовых ограбить их. Мне захотелось спросить, не видели ли они когда-нибудь, как красавицу-негритянку похищают прямо на улице.

Но подойти к ним было всё равно что напроситься на раскрой головы. Я знаю, когда нужно струсить.

Я добрался до Форума к северу от храма Венеры и Ромы. Я пошёл по Священной дороге, держа уши и глаза востро, словно крадущийся зверь, высматривающий каждую тень. Я держался середины дороги, ступая по неровным старым плитам как можно тише.

У храма Весты девушка согнулась пополам, её громко рвало. Другая женщина держалась за неё. Когда я осторожно приблизился, из переулка с грохотом выехала повозка: порожняя и без пассажира, одноконная сельская двуколка. Девушка, которая держалась более-менее прямо, нагло окликнула кучера. Он пригнул голову, видимо, испугавшись назойливости, и поспешил на лошадь, быстро свернув с Форума куда-то вверх, к базилике Юлия.

Я тихо вздохнула. Затем, хотя обычно мне было бы противно приближаться к такой парочке подвыпивших ведьм, я направилась прямо к ним. Меня окликнула Марина, мать моей маленькой племянницы Марсии. Я узнала её голос.

XXXIX

Вероятно, с нами было больше людей, чем мы думали, но они шныряли вокруг Регии, порхали среди колонн храма или прятались в глубокой тени под аркой Августа. Никого из тех, кого я видел, в пределах слышимости не было. Что ж, к лучшему. Высокая девушка, висящая на левой руке Марины, только что вырвала на величественные коринфские колонны храма Весты. Предполагалось, что это будет древняя хижина из дерева и соломы, хотя эта имитация античности выглядела довольно опрятно. Ей было меньше десяти лет: она сгорела во время великого пожара Нерона, а затем была спешно отстроена заново.

«чтобы обеспечить дальнейшее существование Рима». Подруга Марины усердно работала над тем, чтобы придать новой колоннаде более состаренный вид.

Девчонка, которая так рвала с таким энтузиазмом, была ещё и очень худой, словно длинная марионетка, потерявшая набивку, которую Марина подвешивала за талию. Сама Марина, даже стоя, доходила мне до середины груди – подвиг, который она в тот момент проделала довольно неуверенно. Я приставал к совершенно безобразным женщинам, и чувствовал себя лет на десять старше.

«Привет, Маркус. Священным домоправителям нужно что-то убрать!»

Марине, возможно, не хватало роста, но в ней было что-то обворожительное, привлекающее внимание на всех уровнях. Она была одета так, чтобы это демонстрировать, и великолепно накрашена. Свободной правой рукой она изобразила непристойный жест. «Сучки!» – крикнула она Дому Весталок, несколько громче, чем следовало бы, обращаясь к хранительницам Священного Пламени. Её подругу снова вырвало. «Засунь это себе в Палладиум!» – прорычала Марина, обращаясь к священной хижине.

«Послушайте», – слабо начал я. «Что происходит с…»

«Марсия дома, идиот. Она благополучно спит в своей кроватке, и за ней присматривает дочка моей соседки. Чистенькая, разумная девчонка, тринадцати лет, слава богам, мальчиками пока не интересуется. Что-нибудь ещё твоя любопытная находчивость хочет узнать?»

«Вы были на Играх?»

«Конечно, нет. Слишком много подлых личностей. Ты там был, Фалько?» Великолепное видение разразилось отвратительным смехом.

На земле стояла лампа, которую Марина поставила туда, пока ухаживала за своей спутницей. В её мерцающем свете я видел экзотическую девушку моего брата: полупрозрачную кожу, поразительно правильные черты лица и далёкую красоту

Храмовая статуя. Только когда она заговорила, таинственность развеялась; голос у неё был как у торговки улитками. Стоило ей лишь несколько раз закатить свои огромные глаза, и я слишком ясно вспомнил ревнивый трепет, сводивший меня с ума, когда Фестус спал с ней. Потом Фестус умер, и мне пришлось оплачивать счета Марины. Это помогало мне сохранять целомудрие.

«Если вы не были на Играх, на каком ковене вы, ведьмы, колдовали?»

«Мы, дамы, – напыщенно заявила Марина, хотя она и выглядела куда более трезвой, чем тот, кто блевал на Храм, – были на ежемесячной встрече старушек из общества косоплетения».

Когда-то ходил слух, что Марина занимается отделкой туник, хотя она всячески его опровергала. Теперь она только и думала, что меня перевирать. «Не поздновато ли уходить с вечеринки, девочка?»

«Нет, для косичек ещё рановато», – она пренебрежительно хихикнула.

Из согнутой жерди донесся ответный тихий писк.

«Рассветные маргаритки, да? Полагаю, когда ты закончил развлекаться среди ушедших на пенсию мастериц вязания кисточек, ты вернулся домой, пропустив по стаканчику в «Четыре рыбы»?»

«Насколько я помню, это был Старый Серый Голубь, Марк Дидий».

«А ракушка устрицы?»

«Тогда, вероятно, Венера Косская. Это была проклятая Венера, которая сделала это.

–'

Марина проявила к подруге более нежную заботу – резко подняла её и запрокинула голову назад, опасно щёлкнув шеей. «Ну, говори тише», – пробормотала я. «Весталки прибегут сюда в ночных рубашках, чтобы разведать, в чём дело».

«Забудьте об этом! Они слишком заняты тем, что трахают Великого Понтифика у священного очага».

Если бы меня потащили к судье по делу о государственной измене, я бы предпочёл сам выбрать позор. Казалось, пора уходить. «Ты сможешь добраться домой?»

«Конечно, можем».

«А что насчет этого лепестка?»

«Я её подвезу. Не беспокойся за нас», – ласково успокоила меня Марина. «Мы уже привыкли».

Я мог бы в это поверить.

Поддерживая друг друга, они побрели по Священному пути. Я снова предупредил Марину быть осторожнее, потому что мог быть орудие похитителя акведука.

Её район. Она, вполне резонно, поинтересовалась, неужели я действительно считаю, что какой-нибудь извращенец наберётся смелости напасть на двух старушек из «Брейдмейкерс» после их ежемесячной ночных посиделок? Нелепая идея, конечно.

Я всё ещё слышал их пение и смех до самого конца Форума. Сам я незаметно спустился к Табулярию, свернул налево, обогнул Капитолий и вышел через Речные ворота возле театра Марцелла, напротив оконечности острова Тибр. Я прошёл по набережной мимо мостов Эмилия и Сублиция. На Бычьем форуме я встретил патруль вигилов во главе с Мартином, старым наместником Петро. Они высматривали того, кого высматривал я. Никто из нас не думал, что найдём его. Мы обменялись несколькими тихими словами, и я двинулся дальше на Авентин.

Только поднимаясь к храму Цереры, я вспомнил, что собирался спросить Марину, чем она, собственно, и занималась, когда окликнула незнакомого водителя. Это была странная противоположность той, что, как я предполагал, могла произойти с Азинией: дерзкое приближение женщины и нервозность мужчины; затем её насмешка, когда он быстро скрылся. Я отмахнулся от этого, посчитав это неважным. Слишком уж совпадение было бы, чтобы эта встреча была связана с моим вопросом.

Тем не менее, там, на Форуме, что-то произошло. Что-то очень важное.

XL

ВСЁ НАЧАЛОСЬ КАК обычное, солнечное римское утро. Я проснулся поздно, один в постели, вялый. Солнечный свет струился по стене напротив закрытых ставней. Я слышал голос Елены, разговаривающей с кем-то, мужским, незнакомым.

Прежде чем она позвала меня, я с трудом натянул чистую тунику и, кряхтя, прополоскал зубы. Вот почему стукачи предпочитают одиночек. Я лёг спать трезвым, но сегодня чувствовал себя как смерть.

У меня было смутное воспоминание о том, как я вернулась ночью в темноте. Я слышала, как Джулия капризно плакала. Либо Елена была слишком измотана, чтобы проснуться, либо она пыталась осуществить план, который мы вполсилы обсуждали: иногда оставлять ребёнка плакать, чтобы он снова заснул. Елена точно вынесла колыбель из нашей спальни. Поверьте, я нарушила этот план: услышав душераздирающий плач Джулии, я забыла о чём договорились, и подошла к ней; мне удалось тихонько походить с ней, стараясь не разбудить Хелену, пока малышка наконец не задремала. Я благополучно уложила её обратно в колыбель. Тут ворвалась Елена, разбуженная и напуганная тишиной... Ну что ж.

После этого, очевидно, нужно было наполнить и зажечь лампы, приготовить напитки, рассказать историю моего ночного наблюдения, снова потушить лампы и отправиться в постель среди различных объятий, согреваний ног, поцелуев и прочих вещей, которые никого не касались, из-за которых я пролежал без сознания до самого завтрака.

Сегодня в мой распорядок дня не войдет завтрак.

Мужчина, голос которого я слышал, ждал внизу, снаружи.

Перегнувшись через перила крыльца, я увидел тонкие вьющиеся чёрные волосы на гладком коричневом черепе. Грубая красная туника и голенища грубых ботинок с ремешками. Член вигилов.

«От Мартинуса, – сказала мне Елена. – На набережной есть что посмотреть».

Наши взгляды встретились. Сейчас не время для размышлений.

Я поцеловал её, прижимая к себе крепче обычного, вспоминая и заставляя её вспомнить, как она встретила дома своего ночного героя. Домашняя жизнь и работа соприкасались, но оставались неуловимо разными. Слабая улыбка Элены принадлежала нашей личной жизни. Как и прилив крови, который я почувствовал, отвечая на неё.

Она провела пальцами по моим волосам, теребя локоны и пытаясь привести их в порядок, чтобы меня можно было увидеть. Я позволил ей это сделать, хотя и понимал,

Назначение, на которое меня вызвали, не требовало аккуратной прически.

Мы собрались на набережной чуть ниже Эмилиева моста. Командовал Мартинус, грузный, широкозадый новоиспечённый агент Шестой когорты. У него была прямая чёлка, родинка на щеке и большие глаза, которые могли часами задумчиво смотреть, прикрывая отсутствие мыслительной деятельности.

Он сказал мне, что решил не посылать за Петро, потому что его ситуация с вигилами была «деликатной». Я промолчал. Если Петроний пробыл на дежурстве прошлой ночью так долго, как я подозревал, ему бы сейчас нужен был сон.

В любом случае, преимущество напарника заключалось в том, что мы могли делить неприятные задачи. Это не требовало участия нас обоих. Всё, что нам нужно было сделать лично, – это зафиксировать открытие и выразить свою заинтересованность.

С Мартином были ещё пара его людей и несколько лодочников, не считая моего зятя Лоллия, что я с радостью заметил. Впрочем, было ещё до полудня. Лоллий всё ещё спал на коленях у какой-нибудь барменши.