Текст книги "Рондел (СИ)"

Автор книги: Лилия Девил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Ящеры давно спали, посвистывая плоскими носами, а она все лежала, не в силах сомкнуть глаза. Карточные домики падают. Рушатся. И у одних собираются заново, другие же… сходят с ума. Все мы строим хрустальные замки. И боимся, что они разобьются. Не глупо ли? И вокруг лишь одни иллюзии нашего разума. Каждый видит свою реальность, пропущенную через свое восприятие. На матрицу накладываются мороки. И преподносятся как правда. А мы принимаем желаемое за действительное, сами создаем то, что окружает нас, наделяем чертами. Не видя правды. Потому что страшно. Слишком привыкли ко лжи и иллюзиям. А какая окажется истина? Прожить всю жизнь с человеком, тем образом, который сами же ему и нарисовали, и однажды открыть глаза. Увидеть… Что? Правду? Или еще одну ложь? И наше прошлое. Оно держит нас в тисках, не давая видеть настоящее, смотреть в будущее. И мы ищем убежища в иллюзиях. И страдаем, когда они рушатся. Зеркальные замки.

Хаос. Хаос – первоначальное из начал. Та же Пустота, та же Бездна. Тот же Мир. И жизнь, и смерть. Меньшее чем Пустота, большее чем Бездна. Как… Как такой как он, абсолют, энергия, сила, даже не материя, может быть тем Хаосом, что она знала? Как? Он – единственная реальность, настоящесть… То, что не иллюзорно. И если открыть глаза, будем ли мы все существовать? Мы – он. Капля от океана. А капли всегда возвращается в море. Океан поместится в стакан. Все рождается из Хаоса. Все – есть Хаос. Он во всем, что мы видим и не видим. Все – лишь части Хаоса. А капля всегда возвращается в море.

Эти последние мысли вертелись в голове, когда уставшее сознание наконец сдалось сну. И, кажется, даже снилось нечто странное, какие-то… пути? Пески? Потоки? Что-то неоднозначное, что невозможно понять, охватить. И, кажется, потом она была не собой, но находилась… в том, что можно назвать нигде. Нигде, ничто… Пустота? Даже не чернота, как в Бездне, а ничто. И оно не агрессивное. Оно вообще не было чем-то или каким-то. И всё в нем становилось таким же ничем. И, наверное, она поняла нечто важное. Потому что потом появились бесконечные нити, словно маленькие туннели, сплетенные, запутанные, обособленные. И ей очень хотелось распутать их. Но жглись, не позволяя даже приблизиться, грозили поглотить, развеять. Разноцветные ниточки. Клубочек. Она ощущала настоящую потребность потрогать их, лизнуть, обнюхать, как у неё часто бывало с магией, ощущающейся на материальном уровне. Она пробивалась к ним, не смотря на отталкивающую силу, тянулась, ощущая, что теряется в запахах, теряется в ощущениях, теряет себя… А потом её вздернули вверх, словно нашкодившего котенка, и грубо выбросили, кажется, даже отшлепав.

Проснулась Алиса тоже рывком, ловя удаляющиеся образы сна, чувствуя, что упустила важное, забыла. Потом уже ощутила боль в заднице, застонав от неожиданности. Ягодицы горели адским огнем, хотелось приложить холодное. Сев, девушка вскликнула, захныкала, падая на бок и смахивая навернувшиеся слезы.

Над ней склонилась зеленая морда с карими глазами и зрачками-щелочками, держа в руке череп.

– Он меня ударил! И я даже не помню за что! – Слезы обиды покатились по лицу, прячась в волосах на висках.

– Тебе надо завязывать с этими снами на грани реальности. – Пробурчал Генри. – И вообще, твоему отцу надо было отшлепать тебя ещё в детстве.

– Не смей. – Прекратив плакать, твердо сказала Алиса, и все вокруг затянуло холодом. Свежие воспоминания детства ярко проступили в памяти. Вспомнилось, как маленькая никому ненужная девочка плакала ночами от страха, одиночества и отчаянья. Как после очередной порки ни за что или попытки убийства она жалась в страхе, пряталась под одеялом. Как единственного близкого человека – нянюшку, сослали из-за того, что та посмела вступиться за ребенка перед рассерженной королевой, бросающейся на малышку с плетью из-за испорченного чаем платья. – Никто из них не заслужил права меня воспитывать. Даже дед.

Она до сих пор считала, что Хаос просто сбросил её с рук на руки. Не обижалась, нет, просто знала. Забавная игрушка, которая может повеселить некоторое время, и этому веселью можно поспособствовать. Почему она просто не могла наслаждаться этой своеобразной заботой? Почему везде и всюду нужно было искать темную, корыстную сторону? Стала слишком циничной? Реалисткой? Или пессимисткой? А как тут не станешь, при такой-то жизни? Когда и жизнью-то не управляешь, потому наверху есть кто-то сильный, смотрящий и думающий: «Чтобы такого сделать, чтобы больше повеселила?».

Алиса не обманывалась на счет своего душевного здоровья. Для неё всё происходящее … слишком? Рано, много, быстро. Украденное детство. Пусть её развитие и происходило быстрее, но это не отменяло факт того, что ей всего… 9? 10? Ребенок, по сути. Сколько бы не взрослело тело, разум и психика вынужденно следовали бы за ним, а подобное ни на ком хорошо не скажется. И не успевает всё это хоть как-то сгладиться, как начинается влияние магии. Не зря те, кто посвящает себя одной стихие, так сильно менялись, подгибались под неё, соответствовали. И когда наваливается с десяток сторон влияния – начинается полный бардак. В котором и себя-то не найти.

Ей бы в куклы играть. Любить маму и папу. Знать, что они любят тебя. Бояться грозы и мышей, ночи и монстров под кроватью. А вместо этого учитель-социопат, кровожадный убийца, нестабильный и безумный от Тьмы, с подростковых лет засевшей в сердце. Магия, затягивающая, ощущающаяся вкусом, цветом, температурой, плотностью, осязаемая, словно то же покрывало или яблоко, которое можно укусить и съесть. Первое убийство, не вызвавшее ничего кроме понимания – убить просто. Отец, которого теперь и нет, у которого дочерью зовется её фальшивка, копия. Жертвоприношения, ковыряние в трупах, разрушение и созидание, мутации, искажения, вампиризм. Череп в роли единственного друга. И Хаос. Самостоятельность. Брат – вампир, князь. И вот эти рожи рептилоидные.

– Что за жизнь? – Как-то подозрительно спокойно спросила она. Генри полыхнул огоньками.

– Ты опять думала быстрее обычного? – Уточнил он. Бывало, мысленный процесс у неё шел в разы быстрее. Вроде мгновение пролетело, а в голове уже минуты раздумий прошли.

– Значит да. – Равнодушно констатировала, заживляя горящие тылы, пострадавшие ни за что. Её никогда в жизни не били вот так, хоть не раз пороли розгами до кровавых полос, шрамы от которых сводил учитель, и сейчас столько чувств смешивались – и злость, и стыд, и обида до слез, и что-то такое, толкающее на странные действия и решения. Хотелось или убить всех, или сдохнуть самой. Или все разрушить, сравнять с землей. С другой стороны вообще захотелось призвать Порядок и инициироваться, назло Хаосу. Уж от него она не ожидала подобного. От кого угодно, но не от него.

– Почему мы не делаем того, что хотим? – Спросила неожиданно.

– Потому что понимаем, что это неправильно? – Осторожно уточнил Генри, нервничая.

Алиса промолчала. Думалось, что у всех просто есть в голове определенные предохранители, которые не позволяют делать некоторые вещи. И кто их установил? Кто мог их установить? Выводы напрашивались сами. Неожиданно вся та любовь и привязанность к нему обернулась ненавистью. Такой, что хотелось… Непонятно чего. Чего-то эдакого. Напиться что ли до полного неадеквата.

Мир перед глазами заволокла пелена, словно смотрела через стекло на застывшую картину. Застывшую в сизом янтаре, во времени. Дернулась, села, почувствовала, как со спины прижимаются, обнимают, одной рукой закрывая глаза. Чужой лоб уперся в изгиб её шеи. Тихо стало, словно вообще никаких звуков кроме её дыхания не существовало. Он тоже не дышал.

Хаос молчал, наверное, и сам понимал, что разговор ничего не изменит. Молчал, чувствуя, как его нити рвутся, одна его частичка рвет все связи с источником, с ним. Как отделяется, оставляя пустоту и Боль. Словно руку отрывают, по пальцу, по мышце пинцетом вырывают, кусочками, слоями кожу и плоть отрезают. Алиса тоже чувствовала опустошенность, словно солнце внутри тухло, будто доступ к воздуху перекрывало, и в то же время что-то такое, злорадное и как когда птенец впервые взлетает – восторг своей смелость. И падает. Неудачная попытка полета, смерть. Быстрая, о камни, без боли.

– Ты рвешь связь. – Констатировал ровно, словно ничего по этому поводу не чувствовал. Она думала, что и правда не чувствовал. Не мог. Но ему было больно. Потому что сам выбрал этот путь, сам настолько исказил свою суть, сузился, сжался до человека. Но она этого не понимала. Не верила. Видела не то, видела Абсолют. Энергию. Которой все равно.

– Я живой. Я мыслю. Я осознаю себя. Поэтому я смог появиться. Стать Хаосом. Когда-то в море ничего появилось что-то, и чуть позже оно осознало себя чем-то отдельным, одним среди пустоты. Кто? Что? Где? Первые мысли, первые чувства.. первые идеи.. и бесконечная пустота. Но ты не понимаешь на словах. Надо было сразу объяснить. Женщинам нельзя думать, вы доходите до ужасных выводов. Ты считаешь, что я – всё. Но не принимаешь того, что я человек. Если я – это всё, тогда почему я не могу становиться человеком для тебя? Это всё – отрезано, отделено, оно больше не я. Было когда-то мной, будет мной, но сейчас мной не является. Понимаешь? Ты – не я. Связь есть, но её оказалось так просто разорвать… – Он ощутил, как его звезда, невидимый знак, ещё не закрепленный, стирается с её груди, как последние крохи утекают. Как ребенок отрицает своего отца. И понимал, что это – всё, конец. Для неё. Не выдержит. Птенец, слишком рано выпавший из гнезда, разбивается. Она и сама начала это понимать.

Тогда Хаос исчез. Растворился, как обычно это и делал. Но поставил страховку этому несмышленому малышу. Эфир. Тоже его часть, его кровь, скажем так. Но уже измененная. Превращенная в воду. Связал, окружил её эфиром, не позволяя разбиться, возвращая обратно, давая еще немного времени, недолгую подпитку.

И мир снова ожил, пропала пелена, а Алиса сидела, даже не замечая ручьев из глаз, понимая, что теперь точно осталась одна. И то одиночество, что никогда не было полным, настоящим, навалилось огромной каменной глыбой. Ведь никого нет. Даже того плацдарма, той почвы под ногами, которой всегда являлся Хаос. Незримо, но всегда рядом. Никого. Генри… А что Генри? Мертвый. Брат? Князь, у него своя жизнь, свой путь, своя судьба. И ей там места нет. Это Не Ее Жизни. У неё судьбы нет. Она ведь Драко, Ходячая между мирами. Они везде аномалии, то, чего быть не должно. Чего не должно существовать. Везде гость, посторонний. И никого никогда не будет.

Стерла слезы, поднялась, обуваясь, схватила сумку и поплелась к реке, где очень долго сидела в холодной воде, грозя отморозить все, и терла лицо ладонями, оттирая слезы, казалось, въевшиеся в лицо, и чувство ладони на глазах. Ладони родного человека! Как отцовская рука, ерошащая волосы. Противно. Как же противно! И от себя, за такую реакцию, и от него, за то, что стал так близок, так незаменим.

Потом вернулась, молча съела бутерброд, ловя на себе любопытные взгляды, убрала вещи на коня. И даже держала весь темп хода, не позволяя себе уставать, и вообще что-либо чувствовать телом или душой. Словно выморозило изнутри. Опустошило.

Более-менее очнулась только к следующей стоянке, присоединившись к рыбалке. Ну как присоединившись… Растянула сеть и по ней методично прокалывала и вытаскивала магическим щупом рыбешек. Сеть ощущалась клубком нервных окончаний, и найти проплывшую её рыбу не составляло труда. Потом, когда хмурые ящеры скомандовали остановиться, начала тем же щупом исследовать дно. Даже нашла пару медяшек, жемчужин в моллюсках и несколько речных камушков.

Аргониане, судя по всему, начали общаться с черепом. Что они обсуждали, она не слышала, да и не интересовалась. Рыбалка отвлекала так себе.

Алиса уже думала закругляться, когда попалось нечто овальное и странное. Что показалось странным, понять оказалось сложно. Так что предмет пришлось вытаскивать чтобы рассмотреть. Овальный долгий камень, большой, бежевый в черный узор, шероховатый. И девушка действительно не понимала, что это, пока не натолкнулась на импульс жизни внутри. Яйцо. Чье?

Вздрогнула от осознания ценности не рожденной жизни, обхватила покрепче – тяжеловатое – и пошла в сторону стоянки.

Ну, не сказать, что её ждали, и что находке удивились. Девушку попросту не заметили. На полянке, небольшой, ровненькой, но с противной высокой травой, расхаживала Аргонианка. Увидев эту Женщину, Алиса поняла, что себя к этому полу причислять совсем стыдно. То ли снова взыграли гормоны, то ли еще что. Но на фоне этой фигуры, с кучей изгибов, огромной грудью и бедрами, высокой, с тонкой талией, и, естественно, хвостом, она была… мальчиком десяти лет? Или даже 7-8. На душе стало ещё хуже.

Что делала эта женщина у них? О чем она вообще говорила? Это было для девушки абсолютно не важно. Алиса просто развернулась обратно. Вернулась к пруду, трепетно прижимая к груди яйцо, уселась, игнорируя холод, сырость и грязь. И так и сидела, долго ни о чем не думая. А когда увидела напротив, с той стороны берега, стремительно выросшего нага, просто вздохнула тяжко, махнув тому рукой. Наг сначала тоже долго смотрел на неё, потом зашел в воду, поплавал, и вышел с её стороны.

– Это ваше? – Спросила, приподымая яичко и рассматривая черный переливающийся хвост. Красивый.

Наг нахмурился, приблизился, взял, почти выдернул с рук, осмотрел, свил с хвоста гнездо и уложил внутрь, прикрывая самым кончиком.

Сам “присел” рядом, размышляя. Потом зашепелявил, подбирая слова на имперском:

– Гссде?

– Там. – Указала на воду.

– Не моёсссс. Но выррроссссччусс. – Потом добавил, объясняя. – Черсныйсссс нагссс. И тысс тожессс чернаясссс.

– Тьма? – Вспомнила, что среди нагов идет разделение по цвету хвоста, а соответственно и магической направленности. Потом вспомнила, что негативом теперь пользоваться нельзя, и загрустила.

– Хорошо вам, у вас женщин нет. – Медленно произнесла, чтобы он успел понять смысл слов. Вообще, почти всех представителей других рас обучали имперскому как общему, и знали его почти все, кто лучше, кто хуже, но знали, и сказать пару фраз могли.

– Воиныссс. Хорошшшийсс воинс – хорошшийсс отецссс.

Да, у нагов не имелось половых отличий, все они своего рода мужчины, приспособленные к доминирующей или подчиняющейся роли. Хоть всё же семьи среди них являлись редкостью, все больше поодиночке. Снести яйцо мог каждый, а оплодотворялись они уже потом, в период от появления на свет, до вылупления. И в зависимости от того, как скоро на них попадал генетический материал второго родителя, часто взятый насильно, преобладали гены либо его, либо первого. На начальных стадиях развития плода гены влияли на физиологию, потом – магию.

Сидящий рядом наг выглядел как высокий мужчина, с пока ещё обычными черными волосами, которые могут обратиться в змей, мускулистым торсом, ни чем не прикрытым, резкими чертами лица, узковатым разрезом глаз и хвостом, начинающимся с пояса. Одежды не распространена у нагов и аргониан, последние могли ходить обнаженными в пределах племени. Наги же, единственной одеждой признавали толстую кожу, чешую и украшения. Последние больше указывали на статус. Потому и не удивительно, что этот стоял обнаженным, лишь с широкими браслетами на запястьях, несколькими обручами на хвосте и ожерельями на груди. Золото и серебро сверкало, украшенное камнями. Этот наг явно не из обычных.

– Да, я знаю. Читала.

А так же читала, что у черных в последние столетия проблемы с рождаемостью. Их то истребляли, то гнали собственные сородичи, но те оказались слишком сильными, теперь вот множество бесплодных. Сами наги считали, что это наказание за их анархичный образ жизни – как раз таки у черных особенно сильно проявлялась обособленность. Они не признавали главенства над собой, не терпели командования и групп, агрессивно реагировали на посягания на личную территорию. Между собой у черных более терпимые отношения, но и у них случались стычки недовольных.

– Сссильныйссс. – Прошепел, подтягивая ближе гнездо. Проколол палец длинным когтем, мазанул по скорлупе, давая свои гены потомству.

– Там их двое. – Почему-то сказала Алиса, видя две жизни. Одну слабее, вторую сильнее. – Нужно больше крови. – И пока наг размазывал красную жидкость, пустила в яйцо темную энергию, подпитывая малышей, двоих огоньков. Раз выжили в пруду, хоть до оплодотворения они вообще удивительно прочны и невосприимчивы к температурам, значит, выживут и в обществе сородичей.

– Сспасссибос. – Шепнул наг, беря его в руки и удаляясь быстро, с шелестом, оставляя за собой небольшую дорожку из вымятой травы.

Алиса вздохнула, некоторое время смотрела туда, где скрылся мужчина, а после уткнулась лицом в коленки погружаясь в уныние и меланхолию. И совсем не услышала подкрадывающихся сзади ящеров, саданувших по голове. Резкая боль прострелила затылок, и на сознание опустилась темнота.

Возвращалось сознание рывками. Первый раз она обнаружила себя висящей на своей костяной лошади, двигающейся быстрым бегом. Болтающаяся голова в очередной раз стукнулась, но теперь уже лбом о кости, и снова уплыла в темноту.

Второй раз её куда-то несли на плече, головой вниз. Тошнило, глаза слезились от прилива крови, в голове не имелось абсолютно ничего связного, и погружение во тьму бессознания она встретила с радостью, облегчением.

А потом реальность вернулась резко, быстро, заставляя испуганно открыть глаза, задыхаясь и дрожа от вылитой холодной воды. Перед ней стояло несколько аргониан, переговаривающихся на своем непонятном, зверином щелкающем и шипящем языке. В глазах плыло, двигались тени, скрадывая предметы и части реальности, танцевали мошки и блики. Дышать оказалось так тяжело, словно воздуха не хватало.

Деревья. Споровые деревья, выкидывающие ядовитые испарения в атмосферу. Внутри головы пульсировала боль и тошнило. Желудок грозил вывернуться наизнанку. В ушах то шумело, то становилось тихо, то голоса набирали обороты в громкости, то утихали и совсем исчезали. Хотелось сжаться комочком боли и непонимания и умереть. Но руки были надежно привязаны к стене, оставляя в полусидящем положении.

Ей что-то говорили на имперском, но понятным оказалось только что магия заблокирована кандалами, а она им для чего-то нужна.

Когда ящеры ушли, ей стало легче. Стены и пол – холодные и серые, двигаться не получалось, единственное окошко зарешеченное для вентиляции находилось под самым потолком и смотреть на него оказалось больно. Свет резал и без того раздраженные глаза.

Магии небыло. Ни капельки. Для неё это стало шоком. Разве возможно вот так взять, и отрезать, удалить? Руны, рисованные кровью, тоже не работали. Тогда, поняв всю тщетность попыток, она просто ушла в себя. Туда, на грань между сознанием и подсознанием, где можно находиться так долго, когда медитируешь. И откуда все кажется таким нереальным, словно происходит не с тобой.

Ей приносили еду. Девушка сидела, не двигаясь, не меняя положения. Тогда в неё заливали еду насильно, ругаясь и едва сдерживаясь, чтобы не ударить. Ведь люди хрупки. Она смеялась про себя, не ощущая, что это и правда происходит с ней.

Несколько дней. Или целую вечность. Время не чувствовалось. Она была не в камере, а внутри себя, искала, скребла, выворачивала душу, осматривала каждую частицу того, что называется “Я”. Искала, не находя.

А потом настал час Х. За ней пришли, оттащили, привязали к дереву. Она ждала живописный алтарь. И свечи, кинжалы, сосуды для сбора крови. Но они лишь примотали тело к дереву, так и не убрав кандалы. И начали кричать, петь, говорить нечто на своем языке. Диком, нечеловеческом. И танцевать вокруг дерева. Словно дикари, скачущие вокруг костра, взывая к своему богу.

Но для Алисы это всё стало абсолютно неважно. Она нашла.

Единственная сила, которую не заблокировать – Хаос. До этого она использовала негатив, так сказать, по блату. Без метки, инициации. Это накладывало определенные ограничения. По сути, только руны ей и доступны, ни заклинаний, ни оружия, ни Альтер-эго. И сейчас требовалось всё сделать правильно, как все – инициироваться. Для этого нужна хоть капля Хаоса внутри. Который она сама и изничтожила, по глупости, на эмоциях.

Любые узы можно создать. А если они уже существовали ранее, их очень просто восстановить. Поэтому искала, выцеживала хоть каплю. Если все, что здесь сейчас – не он, то если закрыть глаза – он везде. Хаос. Алиса нашла эфир. Он не негатив, но может стать мостом. От малого к большему. Закон подобия.

Теперь всё требовалось сделать правильно. Дик рассказывал, что начинать надо со Слова. Песня, стих, речь – не важно. Все идет от сердца, и само ложится под шаблон, которого не существует. И это то, что остается у него, что он не отдает. Ты и не вспомнишь, о чем говорил. Потом желание и принятие, готовность. Он не объяснил, сказал, что сама должна понять. А если не понимаешь – не готова.

Алиса опустила свешенную голову ещё ниже. Дыхания почти не ощущалось, говорить не получалось. Зашептала, без звука, просто шевеля губами. Не зная о чем говорить, но обращаясь к Нему:

– О, Хаос. – Замешкалась, вдохнула, продолжила, говоря то, что вспомнила из прочитанного в какой-то книге. – Праотец наш бесконечный и вечный.

Ты везде и повсюду,

ты нигде, и в то же время

каждая крупинка наполнена тобой.

Ведь всё – поток Хаоса! Где твои границы?

Вокруг лишь иллюзии, только ты реален.

Всё, что привыкли различать – не больше морока, тумана и сумятицы,

что рождает наш разум.

Слезы капали прямо из глаз, катились по носу и срывались. Ей казалось, что всё, остановиться больше не сможет, даже смерть не станет помехой. Словно выливает то, что накопилось за долгое время. Говорила почти без звука, иногда только прорывались слова, звучащие в воздухе. Губы шевелились, сухо, никто наверняка не слышал и той малости:

– Даже тени твои нереальны.

Мы привыкли верить лжи и принимать иллюзии.

Мы прячемся от правды,

боясь, что истина привнесет изменения.

Мы строим стеклянные замки,

ища в них убежища.

И недоумеваем, когда они разбиваются.

Принимаем желаемое за действительное,

ищем защиты в силе и лжи.

Я осознаю это и готова к принятию тебя,

ибо ты – есть Истина.

О, Великий! Хаос.

Прошу, прими мою мятежную душу,

запутавшуюся, в конец заблудившуюся,

жаждущую слиться с тобой,

вернуться к истокам.

Прими меня в чертоги своей силы.

Пусть суть твоя станет мне колыбелью,

даст нужный оплот,

омоет меня, заберет всё и даст заново.

Я отрекаюсь от этого, оставляя всё позади!

Я приношу тебе в жертву:

мой страх, мою слабость, мою неуверенность,

мои справедливость, любовь, свободу и надежду.

Забери мое прошлое,

так как оно мне теперь не нужно.

Возьми так же мое будущее

и создай его своими руками.

Забери всё, ведь от этого я избавляюсь!

Оставь мне лишь то, что сам дал.

Прими в свои руки всю меня

и вместе мы пройдем через:

агонию, удовольствие, смех, плач.

Мы станем едины!

Я растворюсь в тебе, как капля вернется в море.

О, первоначальное из начал!

Исцели меня своей наукой,

сумасшествием, безумием, тайной.

Я знаю, ты принесешь мне боль,

ты будешь шокировать меня новыми открытиями,

тревожить своим непостоянством.

Но ты защитишь меня от иллюзий,

ты будешь мне маяком.

И, смеясь, бросишь в меня

моими ошибками, невежеством и жалостью.

Ты преумножишь их, проводя меня через мучения,

чтобы я поняла и научилась.

Твои уроки будут самыми сложными

из всех, что я когда-либо встречала.

Ты бросишь в меня смерть!

Будешь делать это,

пока я не научусь её избегать.

Ты будешь тем мгновеньем,

Что заставит меня идти дальше.

Ты принесешь мне радость и боль!

Мотивацию и стремление!

Всё – поток Хаоса!

Так прими же меня, о, Извечный!

Я отдаю всю себя, без остатка.*

Последние слова уже едва выдавились, пробиваясь сквозь шум извне. А там творилось странное, словно две силы сталкивались воедино и одна подавляла. Внезапно всё застыло в мареве, сизом янтаре, как тогда. Её глаза снова закрыла ладонь, губы шепнули, прося продолжать.

– Я хочу потонуть в тебе. – Всё так же едва слышно.

– Не думаешь, что это скучно? – Поинтересовался Хаос, на что Алиса растянула губы в улыбке.

– А кто сказал, что я не выплыву?

– Тогда готова?

– Я хочу. Значит, да.

И завертелось. Как-то неожиданно она потеряла всё, превращаясь в ту самую каплю, попавшую в море и тонущую, растворяющуюся. Тела не было, осознания себя тоже. Разум метался, смываемый потоком, уходя под воду и выныривая раз за разом. И с каждым погружением всё, набытое за годы существования, исчезало, смывалось. Не существовало “Я”, личности, силы. Была капля. Капля, вернувшаяся в исток и смешивающаяся с ним. И только в моменты, когда она выплывала наверх, всё возвращалось. И снова терялось. Не ощущалось страха, только борьба. За себя. Поток нес, бурлил, переворачивал и топил её, изредка выкидывая на поверхность, а за тем снова глотал, тянул глубже, туда, откуда не выбраться. И это продолжалось вечность. Когда сил не оставалось, неожиданно вспоминалось, что всё это так же и она, и силы по крохам тянулись с потока. Потом крохи становились больше, и капля тоже увеличивалась, и её сильнее тянуло вниз. Чем больше сил для борьбы появлялось, тем тяжелее становилось бороться. И когда капля снова стала маленькой, крохотной, её потянуло вверх, и болтало течением ближе к поверхности. А потом поток начал стихать и её выбросило в тихие воды, в которых, из последних крох совершила рывок.

Алиса хватала ртом воздух быстро, тяжело, словно только что пережила худший кошмар в жизни. Её глаза таращились, и оттого слезились ещё больше. Как ни странно, а именно боль в покрасневших глазных яблоках и привела в чувство. Шнуры не позволяли двигаться, так что она до сих пор висла на них, кандалы всё так же холодили, а под ними всё жгло.

– Умница. – Спереди обняли, гладя по голове, и девушка робко уткнулась лбом в грудь, всхлипывая. – Ну-ну, так было надо, сама знаешь. – Хаос отстранился, восстанавливая связь Драко, которой сам и позволил разорваться. И он не уточнял что именно надо: заплыв в его свободной энергии или сама их ссора, приведшая к этому.

– Бесишь. – Буркнула, ощущая легкость внутри, словно целую гору с плеч сняли, и земля перестала шататься под ногами. – Никогда чтобы больше так не дурил, понял?

Хаос засмеялся, потрепал по голове, потом обернулся, рассматривая застывшую картину.

– Слушай, а тебя случаем не в жертву священному дереву приносят? Это мне надо было на сколько? На пять дней исчезнуть, и ты уже умудрилась вляпаться? Где Генри, почему он ничего не сделал?

Алисе на мгновение устыдилась – о черепе она думала только в первый день, потом стало не до того:

– Его бы найти для начала. И все мои вещи!

– Ну, допустим это не проблема, а вот твое состояние меня волнует. Выглядишь страшно. – Признался Хаос осматривая несколько отощавшую, бледную внучку с опухшим лицом, едва дышащую. – У тебя аллергия. – Резюмировал нерадостно. Потом хмыкнул, решил что уже и без того сильно вмешался в её жизнь, ещё один раз картины не изменит, и запустил обновление организма очищающим потоком энергии. Ведь любая материя создана из одного источника – эфира. Очень скоро девушка почувствовала изменения в состоянии, вскинула взгляд на деда, но промолчала.

– И что, не испробуешь новые силы на публике? Подопытных достаточно.

– Понять бы ещё, что они вообще собирались делать. Кажется, зелененький что-то говорил по этому поводу, но я как-то не в том состоянии была, чтобы слушать и вникать. Но он извинялся. Я вообще не понимаю, какого черта?! – Повысила голос, благо он теперь слушался, и глаза перестали слезиться, вернули четкость, и горло словно прочистилось, воздух проходил легко и быстро. – Аргониане ведь держат слово и отдают долги, а я ведь помогла?!

– Пока мы будем разбираться, они разбегутся. А тебе нельзя долго находиться в этом измерении.

– Измерении. – Повторила тише, оглядываясь.

Реальность складывалась с пластов, стопки листов, каждый из которых был отдельным измерением. И эти измерения в куче создавали реальность. Они могли наполняться своими цветами, временем, предметами, окружающей средой, составляющими. Они переплетались друг с другом, но при этом не зависели. Тот же самый Тонкий мир – измерение с потоками и источниками стихийных энергий, с которым содействуют маги, в то время, как обычные существа исключены из него. Точно так же, как восприятию магов и обычных людей доступен и недоступен Тонкий мир, так же и разным существам доступны разные пласты. И некоторые могли ходить из одного в другое – часто ради быстрого перемещения. Многие заклинания ускорения просто ставили мага на рубеж пласта, в котором время быстрее относительно привычного, и когда он совершал обычные движения там, здесь они выглядели быстрее.

Хоть маги не часто вникали в эти подробности, для Алисы это казалось интересным. Шаг на один слой реальности – и тебя не видят и не слышат, шаг в другой – ты слышен, но не видим, в третий – и все вокруг застывает или движется быстрее. Очень сложное заклятие стазис – остановка времени для чего-то или кого-то именно так и происходила – нужную цель перемещали туда, где время относительно обычного стояло или шло намного медленнее.

И только те, кто перемещается Гранью – серым измерением, знают, на что способна такая магия. И сколько ей приходится платить. За Гранью, в сером, они бежали обычным темпом, а всё вокруг в обычном наборе измерений проносилось невероятно быстро, что позволяло почти мгновенно перемещаться с одной точки в другую. И столь же быстро Грань их и осушала, вытягивая силы в уплату. Они могли выйти за сотни километров от входа, хоть для них прошли всего десяток минут.

С обратной стороны, за гранями измерений, будь то серый или тонкий, или другие, могли поджидать опасности – от отсутствия воздуха или конкретно кислорода, до разного рода паразитов и хищников. Тот же Тартар был не миром, а измерением, как и Ад, и многие другие. И если призвать существо из другого мира крайне сложно, то вот с другого слоя реальности – невероятно просто. Некоторые, такие как Тартар, тянулись по всему пространству, не прерываясь и не копируясь. Оригинальные, единственные в своем роде, неповторимые.

– Я могу… – Она замялась, раздумывая. – Могу использовать заклинания?

Хаос хмыкнул задумчиво, потом неуверенно кивнул:

– Да, но все же будет лучше, если я тебе помогу. Что ты задумала?

– Нужно забрать мои вещи и Генри. – Мотнула головой отрицательно. – И желательно Око.

Стихия покачался с носка на пятку в своих черных высоких ботинках, отбросил назад челку, потом кивнул. Переместил к ним золотистый камень с пучком черных искр внутри, имитирующим зрачок, сунул ей в пальчики.