Текст книги "Перекати-поле"
Автор книги: Лейла Мичем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)
– Да… – ответила она. – Я помню. Он тогда… был очень болен.
– После свинки он стал стерилен. Трей никогда не мог быть отцом ребенка.
Она резко поставила свой стакан, не заботясь о том, что на ее изящном кофейном столике из дорогого дерева мог остаться влажный след.
– Это невозможно, Джон. Он лжет. Уилл – его сын. Я больше никогда ни с кем не была.
Джон взял две картонные подставки на боковом столике и подложил их под стаканы с виски. Затем он сжал ее руки.
– Нет, была, Кэти. Ты была со мной.
Глава 52
В криминалистической лаборатории Департамента национальной безопасности в Амарилло шериф Рэнди Уоллес в присутствии Деке и Чарльза Мартина вскрыл печать и высыпал содержимое той самой коробки с вещественными доказательствами на стол.
– Что-то подсказывает мне, что ты не собираешься посвящать нас в то, с чем связан весь этот переполох, Деке, – сказал Рэнди.
– Пока что нет, Рэнди.
Деке взял отрезанную переднюю лапу рыси и присоединил ее к чучелу на подставке, которое он принес с собой. Она явно встала на свое место.
– Ага, – сказал он, ничуть не удивившись.
После этого он нашел два пластиковых пакетика с образцами неидентифицированных отпечатков пальцев, выбрав их среди отпечатков Донни, снятых до того, как было увезено тело, Лу Харбисона и всех остальных. В одном пакетике, отмеченном буквой «X», лежали две карточки с одинаковыми отпечатками, снятыми с журналов и шнура. В другом, на котором стояла буква «Y», был набор отпечатков, взятых с узла удавки, но отсутствовавших на порнографических картинках.
Деке протянул пакетики Чарльзу.
– Давайте проверим, соответствуют ли эти отпечатки отпечаткам на кубке.
Руками, затянутыми в латексные перчатки, он вытащил из бумажного пакета приз из желтой меди в виде овального футбольного мяча. Чарльз с Рэнди ошарашенно уставились на памятную гравировку, гласившую: «Трею Дону (ТД) Холлу, как наиболее ценному игроку футбольного чемпионата среди школьных команд сезона 1985 года по версии спортивных журналистов Техаса». Рэнди даже присвистнул.
– Матерь Божья! Ты что, шутишь?
– Боюсь, что нет, – ответил Деке.
Он вытащил этот кубок из застекленного шкафа в надежде, что Мейбл Черч никогда не вытирала его от пыли своей тряпкой.
– Что ж, давайте поглядим, – сказал Чарльз и повел их за собой в комнату, где стояли компьютеры, рентгеновские установки и прочее аналитическое оборудование.
После процедуры снятия отпечатков пальцев со спортивного трофея он вывел их на экран монитора, чтобы сравнить с образцами на имеющихся у них трех карточках. За считаные секунды система просигнализировала: полное совпадение.
– Похоже, что ты оказался прав в своих догадках, – взволнованно произнес Чарльз, – по крайней мере в отношении отпечатков «Х». Нет никаких сомнений, что человек, державший в руках этот кубок, прикасался также к журналам и электрическому шнуру.
– Вот это да! – воскликнул Деке.
– Но, – Чарльз указал на карточку, на которой были отпечатки, взятые только с узла удавки, – на кубке также есть и отпечатки «Y».
– Что? – вырвалось у Деке.
– Да ты сам посмотри. – Он отошел в сторону, чтобы пустить Рэнди и Деке к монитору, на котором были выведены изображения. Линии отпечатков «Y» явно совпадали с отпечатками с кубка.
– Господи! – воскликнул Деке. Значит, у Трея был сообщник, вероятно, кто-то из одноклассников! Он бы не поехал в дом Харбисонов в одиночку!
– Ну ладно, Деке, рассказывай, в конце концов, в чем тут дело, – попросил Рэнди.
– Прости, Рэнди, но я не могу позволить себе что-то утверждать, пока не уточню для себя еще несколько деталей.
Чарльз также выглядел заинтригованным.
– Двадцать два года – время немалое, – заметил он. – Если ТД Холл был каким-то образом замешан в том, что произошло тогда, получается, что ему было… сколько? Семнадцать?
– Верно, – сказал Деке.
– Ну, Деке, ты даешь, черт побери! – недовольно воскликнул Рэнди. – Выдернул меня в Амарилло в пятницу вечером, когда я собирался попить с ребятами пивка, и все из-за того, что ты опять начал раскручивать убийство, которое Холл, возможно, совершил в семнадцать лет, то есть черт знает когда!
Лицо Деке было непроницаемым, когда он начал складывать вещественные доказательства обратно в коробку. Двое полицейских в шоке переглянулись.
– Боже мой, – пробормотал Рэнди.
Вернувшись в машину, Деке составил план действий, который теперь включал предположение, что к смерти Донни Харбисона был причастен не только Трей, но и кто-то еще. Деке даже удивился, что ему самому в голову не пришла мысль, что в происшедшем должны были участвовать два мальчика: один держит животное, другой оставляет на нем метку. К тому же на подобную шалость школьник решился бы, заручившись поддержкой напарника. Трею нужен был приятель, с кем он мог разделить риск и опасность, который засвидетельствовал бы его отважный поступок, когда он потом будет им хвастаться.
Так что теперь Деке предстояло выяснить, кем был этот «кто-то», чтобы отследить этого человека и заполучить его отпечатки пальцев. Рэнди согласился дать ему этот уик-энд на проработку собственных подозрений, прежде чем к делу подключится полиция. Неизвестный сообщник, вероятно, должен был быть игроком команды 1985 года, который находился у Трея на коротком поводке, – а это была, по сути, вся команда, за исключением Джона Колдуэлла. Трею никогда бы не удалось подбить Джона принять участие в выходке с причинением вреда невинному животному. Деке должен допросить Рона Тернера и выяснить у него имена тех игроков команды, которые были готовы сделать все для своего звездного квотербека. Большинство членов команды образца 1985 года уже давно покинули Керси, но у него были их адреса, которые он взял у Мелиссы, готовившей список приглашенных на встречу одноклассников по случаю двадцатилетия окончания школы.
Он взглянул на часы на приборной доске. Почти 15.00. Если хорошенько притопить, он сможет вернуться в Керси за час с небольшим и попробовать застать Рона, пока тот еще трезвый.
Подъехав к дому Тернеров, к зданию из красного кирпича с красивыми коринфскими колоннами, Деке с внутренней грустью отметил, как изменилось это место. В свое время этот большой двухэтажный особняк, выглядевший посреди тщательно ухоженного участка как шедевр архитектурного искусства, был достопримечательностью Керси. У жены Рона, когда они поженились, деньги и так были, а потом она еще получила большое наследство, и именно ее средства позволяли Рону жить в доме, который он не смог бы приобрести на зарплату тренера. Сегодня же, судя по заброшенным клумбам и лужайке, неподстриженной живой изгороди и растрескавшемуся асфальту на подъездной дорожке, это место постепенно приходило в запустение.
«Какой стыд», – подумал Деке. Рон Тернер был одним из лучших действующих тренеров школьных команд, но жизнь его пошла под откос, когда от лопнувшего аппендицита умерла его дочь, совсем немного не дожившая до своего девятнадцатилетия. После этого он еще лет пять проболтался на тренерской работе, делая с посредственными командами все, что было в его силах, но затем ушла из жизни его жена – и он сломался. Последнее, что Деке слышал о нем, было то, что Тернер сильно пьет и живет отшельником в доме, где когда-то правил подобно королю.
Деке нашел номер Рона в справочнике Керси, который возил с собой в машине, и позвонил ему заранее, чтобы убедиться, что тот дома.
– Заходите, конечно, но не ожидайте, что вам откроет дворецкий, – хихикнул тот.
Дверь он открыл практически сразу же после того, как Деке нажал кнопку звонка. Сейчас он очень слабо напоминал собой того физически крепкого тренера, которого игроки, ставшие под его руководством чемпионами штата, несли по городу на своих плечах.
– Ну-ну, шериф Тайсон, я понятия не имею, что вас привело ко мне, но все равно чертовски приятно вас видеть.
– Мне тоже, – ответил Деке.
– Да бросьте. – Рон пренебрежительно махнул рукой. – Я выгляжу как спустившая старая покрышка, и вы это прекрасно знаете. Проходите в кухню. Я достану нам холодненького пива.
Деке последовал за ним мимо мрачных комнат с задернутыми шторами в кухню, которая сообщалась с отдельной зоной для принятия пищи и уютной зоной для отдыха с доминирующим в центре большим красивым камином. Везде царил беспорядок. В воздухе стоял запах, характерный для дома, в котором живет одинокий мужчина, забывающий вовремя выносить мусор.
– Присаживайтесь, присаживайтесь! – пригласил его Рон, сбрасывая с кухонного стула газеты. – Что привело вас ко мне?
– Точнее, кто. Трей Дон Холл, – ответил Деке.
Рон медленно выпрямил спину. На мгновение его слезящиеся, красные от пьянства глаза стали холодными как лед.
– Трей?
– У меня есть несколько вопросов относительно него, которые я хотел бы задать вам, и касаются они, тренер, той недели, когда состоялась финальная игра на региональное первенство 1985 года.
– Но почему? Это уже древняя история, шериф.
– Не откажите мне. Я уверен, что вы помните каждую минуту той недели.
– Тут вы совершенно правы. – Шаркающей походкой Рон добрел до холодильника и вытащил из него две банки пива. – Но я даже представить себе не могу, почему вы интересуетесь этим через столько лет.
– Боюсь, что сейчас я не могу вам об этом сказать, и буду очень благодарен, если вы сохраните мой визит к вам и наш разговор в тайне.
– Можете не беспокоиться, – заверил его Рон. – Я вообще больше ни с кем не разговариваю. Вы ведь были тогда шерифом. ТД попал в какие-то неприятности, связанные с тем временем?
Деке взял свою банку с пивом.
– Все возможно. Я надеюсь, что именно вы и поможете мне выяснить это. Благодаря вашей информации я надеюсь разоблачить несправедливость и облегчить боль, от которой хорошие люди страдали долгие годы.
– Речь, должно быть, идет о родителях, – сказал Рон, делая большой глоток пива. – Обычно хорошие люди, которые страдают долгие годы, – это родители. Так что вы хотите узнать?
Деке поставил банку на стол и достал свой блокнот.
– Вернемся в ту неделю 1985 года, 4-е ноября. Это был понедельник. Не могли бы вы припомнить, что такого необычного происходило с Треем Доном в тот день?
– Конечно, припоминаю, – уверенно произнес Рон. – Они с Джоном Колдуэллом в понедельник заболели. Пришли на тренировку после обеда совершенно дохлые.
– Что? – Деке изумленно взглянул на Рона. – И Джон Колдуэлл тоже?
– Да, оба. Нужно сказать, они перепугали меня до смерти.
– Так что же с ними произошло?
– Что-то несвежее съели за ленчем. Во время обеденного перерыва старшеклассникам разрешается выходить за пределы кампуса, и понедельник был единственный день, когда я отпускал мальчиков со всеми остальными учениками. В другие дни они должны были брать завтраки с собой, и во время обеденного перерыва мы собирались в спортзале на совещание. Я потом всегда жалел, что не продержал их в изоляции всю неделю. Трей с Джоном подхватили какой-то желудочный вирус, съев гамбургеры в той грязной забегаловке, которую потом купила Кэти Бенсон.
– Вы уверены, что это был желудочный вирус?
Рон пожал плечами.
– Они сами так думали.
Торопливо записав что-то в блокноте, Деке уточнил:
– Тренировка тогда началась сразу после занятий?
– Ни минутой позже.
– И Трей с Джоном явились на нее вовремя?
– Нет, в том-то и состояла проблема. Они опоздали. Никто не знал, где они. Кто-то из ребят сказал, что они сбежали с последнего урока. Как выяснилось позже, они провалялись в кабинете домоводства. Там стояла кровать… ну, девочки учились застилать постель. Вы себе можете представить, чтобы детей учили такому сейчас?
Деке чувствовал себя так, будто ему за шиворот налили ледяной воды. Джон Колдуэлл? Отец Джон Колдуэлл, пастор прихода церкви Святого Матфея и директор Дома Харбисонов?
– А больше никто в команде не заболел? – спросил он.
Рон покачал головой.
– Нет, слава Богу.
– А кто-нибудь из других детей еще ел в тот день в «Беннис бургерс»?
– Деке, какого черта вы спрашиваете об этом! Как я могу помнить такие вещи через двадцать три года? Бросьте. Расскажите лучше, для чего вам все это нужно.
– Вы помните имя преподавателя домоводства?
– Телма… как-то там… Старая дева. Выйдя на пенсию, она уехала во Флориду.
Деке записал у себя в блокноте, как звали ту женщину. Мелисса должна помнить ее имя полностью. Возможно, ее адрес тоже есть в списке приглашенных на двадцатилетие окончания школы. Он попробует разыскать ее, чтобы она подтвердила, что мальчики в тот день действительно провалялись у нее в кабинете после обеда.
– А вы не помните, сколько времени прошло, прежде чем появились мальчики?
– Да я бы сказал, что где-то час. Тренировка была уже в полном разгаре, когда они нарисовались, оба бледные, как серебряный доллар. Я еще отправил их пораньше домой.
Деке шумно вдохнул. Сейчас он был готов поставить свой последний доллар на то, что Трея Холла и Джона Колдуэлла и близко не было ни в каком кабинете домоводства. Они уехали перед последним уроком и планировали вернуться к тренировке. Они не рассчитывали, что убийство – или несчастный случай – задержит их, нарушит придуманный ими план и в результате у них возникнут проблемы с животами. Но эту стройную теорию ломала одна неувязка. Все это не совпадало по времени. На то, чтобы доехать до дома Харбисонов и вернуться, у Трея с Джоном должно было уйти не больше часа. Даже если добавить полчаса на потасовку, на то, чтобы унести тело в сарай и разровнять граблями землю, плюс еще несколько минут, чтобы поблевать где-то в кустах, мальчики все равно должны были уехать задолго до того, как Донни успел бы вернуться с репетиции оркестра и приготовить себе поесть. Им также нужно было время переодеться в свою тренировочную форму.
– Мне неприятно проверять ваши воспоминания, Рон, – сказал Деке, – но не могли бы вы назвать мне еще кого-нибудь из тренерского состава, работавшего в то время, кто мог бы подтвердить, что вы все запомнили правильно?
– Бобби Такер, он сейчас у них главный тренер, – ответил Рон. – В те времена он был линейным тренером, совсем новичком. Спросите его, если мне не верите.
– Простите, но я должен это сделать.
Рон встал.
– От этого пива никакого толку. Я собираюсь поправиться чем-нибудь покрепче. Как вы?
– С меня достаточно пива, – заявил Деке, услышав, как пустая банка Рона, звякнув, упала в стоявший на полу большой бумажный мешок, в котором находились ее собратья. – А вы никогда не говорили с учительницей домоводства о том случае, чтобы проверить, насколько правдива эта история с отравлением?
Выбрав из стоявших на кухонной стойке бутылок с дорогими напитками виски «Джек Дэниелс», Рон налил себе в стакан и сказал:
– Я не видел в этом никакой нужды. У этих ребят не было привычки прогуливать уроки. Они всегда серьезно относились к учебе, в особенности Джон. И было достаточно одного только взгляда на них, чтобы поверить, что они действительно плохо себя чувствовали.
«Разумеется, – подумал Деке, – но вовсе не оттого, что они что-то не то съели». Чтобы доказать это, ему необходимо было найти причину несоответствия последовательности событий по времени. Встав, чтобы уйти, Деке заметил стоявшие на каминной полке фотографии жены и дочери Рона.
– Спасибо вам за помощь, Рон.
– Жаль, что вы не рассказали мне, в чем дело, – с грустью в голосе произнес тренер. – Впрочем, с Треем может быть все, что угодно.
– Вы любили его?
– Да, любил. Я пытался заменить ему отца. Помимо его способностей к игре в футбол я видел в нем какое-то милосердие, но этот парень мог подставить вас в мгновение ока. Посмотрите хотя бы на то, как он поступил по отношению к своей тете, Кэти Бенсон и Джону Колдуэллу.
Деке кивнул.
– Да, – согласился он, заметив, как скорбно сжались губы Тернера, а в его глазах мелькнула давно затаившаяся злость.
«Лучше не говорить ему, что Трей остановился в Доме Харбисонов, – мелькнуло в голове Деке. – В пьяном угаре он может позвонить туда и рассказать Трею все, что думает о нем». Деке не хотел, чтобы Рон проболтался, что бывший шериф Тайсон расспрашивал его о бывшем подопечном. Поэтому он распрощался и ушел, оставив Рона Тернера напиваться перед холодным камином под пристальными взглядами жены и дочки.
Глава 53
Кэти не проронила ни слова, пока Джон не закончил свой рассказ о том, как был зачат Уилл Бенсон. Все это время он не выпускал ее рук из своих.
– Останься со мной, Кэти, – сказал он, и она догадалась, что от него не укрылись симптомы ее детского недуга. – Я понимаю, какой это шок для тебя.
Джон опустил одну руку, и она на миг почувствовала себя брошенной на произвол судьбы, хотя он лишь хотел поднять ее стакан. Но в данный момент старая болезнь не угрожала ей. Просто она потеряла дар речи, не веря своим ушам.
– Выпей, – сказал Джон, поднося стакан к ее губам.
Кэти одним махом выпила содержимое, почувствовав, как крепкий напиток обжег ей горло.
Она отставила пустой стакан в сторону и вновь взяла его за руку, такую сухую и теплую, как идеально подходящая по руке перчатка. Его пальцы были такие сильные и знакомые по форме – пальцы ее сына.
– Мы с тобой… Но я ничего не помню… – пробормотала она. – Неужели я смогла бы такое забыть?
– Ты действительно была сильно пьяна и мгновенно провалилась в глубокий сон, – ответил он, не в состоянии выдавить из себя улыбку. – Я имею в виду, что ты полностью отключилась.
– Если даже так, почему у меня и мысли не возникало о том… Я никогда не подозревала, что…
– А с чего бы тебе было что-то подозревать? На следующий день ты была с Треем. Если бы я был… лучше осведомлен, то мог бы сообразить, в чем причина такого его поведения. Я бы вспомнил о том, как он потерял сознание, когда заболел свинкой, и догадался бы о его проблеме. Все признаки, все подсказки были на виду, словно сияющие неоновые огни рекламы, кричавшей, что в жизни Трея рушилось что-то очень значимое, что-то невосполнимое.
Кэти ожидала от себя каких-то эмоций по поводу чувств восемнадцатилетнего Трея и того опустошения, которое должно было охватить его, когда она сказала ему, что беременна, но ничего так и не пришло, вообще ничего. Ее мысли и сердце заполнял только этот мужчина, а еще благоговейный трепет от осознания, что он оказался настоящим отцом ее сына. Теперь больше никогда ей не придется волноваться, что в один прекрасный день гены Трея вдруг нарушат единство тех различий, которые существовали между ним и ее сыном с самого его рождения.
– Джон… – Она всматривалась в черты его лица, в форму ушей, вспоминая, как его волосы начинают завиваться, если намокнут под дождем, – совсем как у ее сына. Как она могла не заметить такого сходства Уилла с Джоном? – Так ты действительно отец Уилла? – изумленно произнесла она.
– В этом нет никаких сомнений, Кэти.
– Я должна была знать… Должна была догадаться…
Пальцы его сжались.
– Как правильно сказал Трей, мы искали только то, что хотели найти.
– Не могу себе представить Уилла, когда он узнает правду.
– Он почувствует то же самое, что чувствую сейчас я.
Они смотрели друг на друга, и в их глазах отражалось все то, что могло бы с ними произойти, все те многочисленные «если бы…».
– Боже мой, Джон… – Неимоверная ложь Трея, его постоянный обман поднимались в ее сознании, словно скалы, заслоняющие собой солнце. – Как он мог так поступить с нами… с Уиллом?..
– Он считал, что мы предали его, – сказал Джон. – Мы уничтожили все, во что он верил, чему был по-своему предан, и решил наказать нас.
В ней начала просыпаться ярость матери. Она встала, чтобы не видеть пасторской рубашки и стоячего воротничка, которые перед лицом охватившего ее совершенно неправедного гнева действовали на нее, как живой укор. Руки Кэти сжались в кулаки.
– Но как он мог допустить, чтобы Уилл всю жизнь думал, что отец бросил его? Как он мог допустить, чтобы маленький мальчик, чувствуя себя нежеланным, страдал так же, как в свое время страдал он? Почему за все это время в нем так и не проснулась хотя бы капля порядочности, чтобы рассказать всю правду?
– Он думал, что уже слишком поздно, – ответил Джон. – Я стал священником, а он знал, что ты никогда не попросишь меня отказаться от своего призвания, чтобы жениться на тебе.
– Я презираю его, – коротко произнесла Кэти.
– И у тебя есть для этого все основания.
– И ты тоже должен был бы презирать его.
– Я бы и презирал, если бы мне не было так ужасно жаль его. Он всегда любил нас, Кэти, и в этом была его величайшая мука. Думаю, если бы ты его увидела, то поняла бы, что он страдал от последствий своих поступков еще больше, чем мы с тобой. Несмотря на то что мы оказались покинуты им, у нас с тобой была наша дружба… и у нас был Уилл.
Она резко обернулась.
– Если бы я увидела Трея, я бы пристрелила его, так что храни меня Господь от этого. Клянусь, если бы он сейчас вошел сюда, я бы вытащила старое ружье моей бабушки и отправила бы его прямо в пекло.
– Он и так очень скоро встретит свою смерть, – глухо произнес Джон.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Он умирает, Кэти. Неоперабельная опухоль головного мозга – астроцитома. Поэтому он и здесь.
В памяти всплыла картина: Трей на теннисном корте в их последний год учебы в школе – высокий, сильный, загорелый, сияющий на солнце. Она пронесла этот образ с собой через годы, словно старую фотографию, которую тайно хранят в бумажнике, чтобы время от времени украдкой поглядывать на нее. Мысль о том, что Трей – воплощенное олицетворение мужского здоровья, человек, которого она любила практически всю свою жизнь, – может умирать от болезни, мгновенно ошеломила ее, но ни жалость, ни печаль, ни понимание этого все равно не растопили ледяную ненависть, которую она испытывала к нему сейчас.
– Понятно, – тихо сказала она, не скрывая своего презрения. – Значит, он приехал сюда, чтобы в последний момент купить себе прощение у Бога, так? Последняя отчаянная попытка. Как это похоже на ТД Холла!
– Присядь, Кэти. – Джон указал ей на место рядом с собой. – Я должен сказать тебе еще кое-что. – Он поднял свой стакан и одним глотком осушил его.
Сейчас надежды Кэти рухнут. Он скажет ей, что они не могут объявить, что отец Уилла – он. Они должны учитывать, что есть работа Джона, его репутация, не говоря уже о ней самой и Уилле. И что хуже – уладить старый скандал, основанный на лжи, или же поднять новый, опираясь на правду? У Кэти не было времени, чтобы обдумать это. Она села.
– Что, Джон? Ты считаешь, что мы не можем рассказать, что ты – отец Уилла?
– Дело вовсе не в этом, Кэти. Я буду горд объявить всему миру, что Уилл – мой сын, если вы с ним сами захотите этого. Он был зачат до того, как я принял свои обеты, и Церковь поддержит мое решение относительно собственного ребенка, сочтя его правильным. Но… когда ты услышишь то, что я собираюсь рассказать сейчас, у тебя, скорее всего, пропадет желание признать меня отцом своего ребенка. Да и Уилл, возможно, не захочет называть себя моим сыном.
Кэти почувствовала, как по коже побежали мурашки.
– Почему?
– Трей приехал сюда, чтобы сделать два признания.
Она закрыла уши ладонями.
– Боже мой, я не желаю ничего этого слушать!
– Помнишь, как мы с Треем заболели на той неделе, когда состоялась решающая игра регионального первенства против Дэлтона?
Она уронила руки.
– Помню, причем очень хорошо. Это было в понедельник. Вы с Треем отравились и были такого же зеленого цвета, как те тушеные черепахи, из которых были сделаны гамбургеры у Бенни.
– С гамбургерами у Бенни было все в порядке. Нас выворачивало наизнанку, потому что мы с Треем оказались причастны к гибели Донни Харбисона.
Кэти застыла, словно каменное изваяние, и челюсть у нее начала медленно отвисать.
– Да, ты не ослышалась, – продолжил Джон. – Донни умер в результате несчастного случая, но причиной его были мы с Треем. И это второй его грех, в котором он приехал покаяться.
У Кэти было такое ощущение, будто ее уши заткнули ватой. Все звуки в доме казались приглушенными. Она вспомнила о школьной фотографии Донни, стоявшей на полке в кухне у Харбисонов. Она ни разу не видела, чтобы рядом с рамкой не было вазы с цветами, выращенными Бетти. Эта фотография была единственным, что Кэти знала о мальчике, которого они потеряли. Ей доводилось покупать овощи с детских грядок на огороде Дома Харбисонов, но имя Донни никогда при ней не упоминалось.
Джон повернул голову к окну, и Кэти увидела, как взгляд его затуманился от воспоминаний, которые накатили на него, словно волна, выбросившая на берег обломки давнего прошлого.
– Трей был убежден, что если мы не выиграем региональное первенство, то на карту будет поставлена судьба наших стипендий в Майами. Он вбил себе в голову, что мы обязаны что-то предпринять и подстраховаться…
У Кэти ушло не более пяти минут, чтобы восстановить в памяти события того рокового ноябрьского дня, которые уже никогда не изменить. Вслушиваясь в пугающую тишину, повисшую в комнате, она вспомнила, что тогда в клинике доктора Грейвса пропала электробритва. Кэти также вспомнила большой синяк на плече Трея и то, как он в тот вечер постоянно цеплялся к ней, словно она была спасательной шлюпкой в штормовом море. Она еще тогда подумала, что они с Треем будут вместе навсегда и ничто на свете не сможет их разлучить.
– Трей собирается рассказать Харбисонам правду о смерти их сына сегодня вечером, когда я буду на мессе, – в заключение произнес Джон. – Он заявил, что не будет упоминать моего имени и полностью возьмет вину за гибель Донни на себя.
Кэти все еще была слишком потрясена, чтобы что-то ответить ему. Она пыталась осознать глубину горя и боль Харбисонов, пыталась поставить себя на их место и представить, что чувствовала бы сама, если бы нашла в сарае повешенным своего Уилла. Просто уйти и бросить мальчика, чтобы родители нашли его в таком виде… Этот поступок был слишком вопиющим, к тому же это была идея Джона… Но ему тогда было всего семнадцать! Охваченный паникой, он думал лишь о том, что должен спасти от тюрьмы парня, которого называл своим братом, – а также сберечь будущее этого парня для девушки, которую они оба любили. Вера и совесть Джона вынудили его выбирать меньшее из двух зол.
И этот поступок привел его в священники.
– Ты веришь ему? – спросила она.
Джон переключил свое внимание на окно, за которым высоко в небе взмывал и падал одинокий ястреб. В глазах его она увидела невыразимую словами тоску и подумала, что он, наверное, завидует способности птицы просто расправить крылья и улететь куда глаза глядят.
– Я верю в его намерение сделать это, – ответил он.
– В его намерение?
– Трей – умирающий человек, который приехал признаться в своих грехах. Он эмоционален, доведен до отчаяния в стремлении получить прощение… и он сейчас на лекарствах. Стоит ему только открыть рот, как Харбисоны начнут задавать вопросы и обязательно поинтересуются…
От охватившего ее ужаса в висках застучала кровь.
– О чем ты говоришь? Ты считаешь, что они все равно как-то узнают, что в этом был замешан и ты?
– Харбисоны – разумные люди. Они в любом случае задумаются над тем, как Трей мог действовать в одиночку. Чтобы подвесить тело в сарае, нужны были двое. Трей предумышленно никогда не станет впутывать меня в это дело, но Харбисоны, особенно Бетти, могут принять решение о расследовании смерти своего сына. Бетти не из тех, кто склонен что-то прощать, а Трею в его нынешнем состоянии ни за что не выдержать полицейского допроса. В итоге мое имя обязательно выплывет. Я же был лучшим другом Трея в школе. Мы были не разлей вода…
Ее охватила леденящая паника.
– Господи, Джон. А ты предупредил его, что он рискует подставить тебя?
– Нет. Я должен дать возможность Трею сделать то, что он считает себя обязанным сделать.
– О Джон! – У нее вдруг возникло безрассудное желание сорвать этот стоячий воротничок с его шеи. – Как ты можешь быть таким чертовски правильным? Ты должен остановить его! Трей может погубить тебя – разрушить твою жизнь, твою работу, твою репутацию. Подумай, как его признание отразится на Харбисонах, когда они узнают о твоем участии в этом. Это просто убьет их.
– Можешь мне поверить, я постоянно думаю об этом, но у меня нет выбора, кроме как дать всему идти своим чередом. – Джон встал, сунул руки в карманы и снова уставился в окно. – Возможно, я беспокоюсь напрасно…
– Ты и сам не веришь в это.
– Не верю. Я верю в то, что Господь честно предупредил меня. – Он повернулся к ней, и солнце у него за спиной подсветило рельефный контур его широкоплечей, одетой в черное фигуры. – Кэти, дорогая, мне… было очень тяжело жить с сознанием того, что я позволил Харбисонам страдать все эти годы от нашей лжи. Это великий грех, который я себе никогда не прощу. И Господь не простит тоже.
Ей не понравилось то, куда уводила Джона его совесть священника. Она вскочила с места.
– Да к черту Бога! – воскликнула она. – Ты уже тысячу раз расплатился за свой грех, если тебе нравится это так называть. Ты раскаялся и искупил свою вину. Бетти никогда не простит тебя. Поверь мне, как матери, я нисколько не сомневаюсь. Ты должен остановить Трея!
– Тише, – мягко произнес Джон, взяв ее за плечи. – Я должен оставить это Богу и довериться Его воле. Но если случится самое худшее, я должен быть готов принять это. По крайней мере я наконец избавлюсь от всех теней, которые следовали за мной по пятам с того самого момента, когда все это произошло. Я так устал от бесполезных попыток скрыться от них…
– Но это же так несправедливо! – крикнула она. – Все это сделал Трей! И он один должен нести за все наказание – и перед Богом, и перед Харбисонами. Он еще и в долгу перед тобой. Тебе было всего семнадцать – совсем мальчишка!
Кэти обняла его и прижалась щекой к черной рубашке, как в тот смутно припоминаемый момент из далекого прошлого, когда она, совершенно обессиленная, вернулась из ванной комнаты и положила голову ему на грудь.
– Но, как мужчина, я мог бы все это исправить, – прозвучал у нее над головой его тихий голос. – Теперь я уже точно не знаю, не использовал ли я тогда свою преданность Трею в качестве оправдания того, что не признался в случившемся полиции и Харбисонам. Как священник, я убеждал себя, что дело Божье может свершаться только через веру людей в Его посланников и служителей и что я не имею права успокаивать свою совесть, разрушая то, что я совершил во имя Господа. Но я ошибался. Дело Божье все равно торжествует, несмотря на слабость его слуг. И все мои усилия искупить то, что я сделал, не привели меня к миру в моей душе. Каждый раз, глядя в лицо Харбисонам, я чувствую свою вину.
Она подняла голову, чтобы посмотреть на него.
– Они никогда не должны узнать о твоей причастности к этому.