Текст книги "Перекати-поле"

Автор книги: Лейла Мичем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Глава 56

Приехав к Мелиссе, Деке отказался от ужина и занял кабинет зятя, чтобы сделать несколько звонков. До ухода на мессу у него было еще пятнадцать минут, а остальные звонки он собирался сделать вечером, по возвращении домой. Ему еще раз повезло, потому что Тельма Гудсон – так звали ту самую учительницу домоводства – была у его дочки в списке приглашенных на встречу выпускников. Он позвонил по ее номеру во Флориду, но ему никто не ответил. Оставлять сообщение Деке не стал, а вместо этого решил попробовать дозвониться попозже. Следующий звонок был в Дом Харбисонов. Он надеялся, что Лу уже уехал с детьми в церковь. Мать скорее ответит на интересующие Деке вопросы, к тому же он мог доверять Бетти, зная, что она не скажет о его звонке никому, даже Лу.

У него немного отлегло от сердца, когда трубку взяла именно она, но, едва он представился, как почувствовал в ее голосе нерешительность. Она разговаривала с ним подобным образом с тех самых пор, как было найдено тело ее сына. Он спросил, могут ли они поговорить так, чтобы их никто не слышал, хотя понимал, насколько загадочно это должно звучать.

– Со мной в кухне находится одна из наших девочек, – сказала она. – Хотите, чтобы я ее отослала?

– Да нет, все в порядке, – мягко произнес Деке, – но было бы лучше, если бы этот разговор остался между нами. Только вы и я, хорошо?

– Могу вам это обещать, – коротко заверила его Бетти. – Лу я ничего не скажу. Что вы задумали?

Его первый вопрос вызвал у нее недоумение, как он и ожидал.

– Был ли Трей Холл знаком с Донни? – растерянно переспросила Бетти. – Ну, он вроде бы его знал. А почему вы спрашиваете?

– Мне жаль, но я не могу вам этого сказать. Что вы имеете в виду, говоря «вроде бы»?

– Чтобы они дружили – такого себе даже вообразить невозможно. Так, виделись несколько раз, когда Трей приезжал забирать заказы своей тети.

Он так и думал. Это объясняло, откуда Трею было известно, что Донни присматривает за талисманом школы Дэлтона.

– А что насчет Джона? Они с ним были знакомы?

– Только время от времени перебрасывались парой слов в церкви Святого Матфея. А теперь уже, шериф, вы меня по-настоящему заинтриговали.

– Могу себе представить. Приготовьтесь к моему следующему вопросу, Бетти. Мог ли Трей откуда-то знать, что вы с Лу будете уезжать из города на той неделе, когда погиб Донни?

В последовавшем молчании Бетти чувствовалось испуганное удивление. Наконец она заговорила:

– Думаю, Трей мог узнать о том, что мы собираемся уехать, от Мейбл. Она была одной из таких покупательниц, которым я позвонила бы сама, чтобы предупредить.

Деке удовлетворенно хмыкнул. Вот и еще один пазл стал на свое место.

– Это… это так странно, что вы спрашиваете о Трее Холле, – сказала Бетти. – Вы, наверное, знаете, что он остановился на ночь у нас. Совсем недавно он шокировал меня, спросив, купила ли я себе новую скалку для теста. Свою старую я не смогла найти после того, как мы вернулись домой из поездки на той самой неделе.

Деке аж подскочил на месте.

– И вы ее так никогда и не нашли?

– Нет. Я точно знаю, что видела ее в понедельник, потому что раскатывала печенье, а потом оставила немного этого печенья Донни. А когда я в следующий раз полезла за ней, на своем месте в шкафу ее не оказалось.

Оружие! Должно быть, увидев у себя на заднем дворе двух здоровенных парней из школы их главных соперников и смекнув, что у них на уме, Донни схватился за скалку.

– Он объяснил мне, что слышал от своей тети про то, что я ее потеряла, – продолжила Бетти, – но я сама не понимаю, когда я могла ей об этом проговориться.

По спине у Деке пробежал холодок, и он подумал, что Бетти, похоже, почувствовала то же самое.

– Трей по-прежнему собирается уезжать от вас завтра утром?

– Насколько я поняла со слов отца Джона, именно так он и планирует.

Значит, утром. Времени останется не так уж много.

– Я должен еще раз попросить вас о том, чтобы этот разговор остался между нами, пока не дам вам знать, что можно говорить, – сказал Деке. – Обещаете?

– Обещаю, – заверила его Бетти, – но вы пугаете меня, шериф.

– Я знаю, Бетти, но тут уж ничего не поделаешь. Спасибо за помощь.

Он повесил трубку. Кольцо сжималось. Единственная проблема состояла в несостыковке по времени. Деке снова и снова по памяти перебирал свои записи (которые по-прежнему лежали в коробке для вещественных доказательств под надзором у Рэнди), пытаясь сообразить, что он упустил. Оставалось непонятным, как Трей и Джон могли встретиться с Донни после того, как тот вернулся с репетиции оркестра. Но он выяснит это, обязательно выяснит. Он закрыл свой блокнот. Пора было отправляться на мессу.

Когда Деке был уже у двери, его вдруг осенило, да так, что от волнения задрожали ноги. Боже, благослови Америку! Он нарушил главное правило полицейского: ничего не строить на предположениях. Он вернулся за стол и принялся рыться в ящиках, пока не нашел телефонный справочник округа. Фамилию человека, с которым они пересекались во время прошлого расследования этого дела, он точно не помнил, только первую букву, но надеялся, что вспомнит, когда увидит ее в списке абонентов на букву «П». Может быть, он до сих пор живет в Дэлтоне. Ах да, ну конечно, вот и он: Мартин Пиблс, руководитель оркестра школы Дэлтона. Деке помнил этого жеманного молодого человека, занятого исключительно собственной персоной и явно обиженного, что приходится тратить свое драгоценное время на всякие там допросы. Удача продолжала улыбаться Деке. После бесконечно тянувшихся шести звонков в трубке Мартин Пиблс наконец ответил и очень долго расспрашивал его, стараясь убедиться, что Деке действительно тот, за кого себя выдает, тратя уже драгоценное время бывшего шерифа, которого и так было слишком мало. И все-таки Деке удалось переключить внимание Пиблса на интересующий следствие день.

– Хм-м, четвертое ноября… Да, я хорошо помню тот день.

– Вы не скажете, был ли Донни Харбисон на репетиции марша вашего оркестра после школы? Я знаю, что на вашем последнем уроке он был, потому что в журнале нет отметки о его отсутствии. Но присутствовал ли он на репетиции марша?

– Одно уточнение, мистер Тайсон, – ответил Пиблс. – Донни не был на последнем уроке.

Деке с силой сжал телефонную трубку.

– Что? Но ведь отметки о его отсутствии нет. Вы в этом уверены?

– Конечно, уверен. Дату рождения собственного ребенка вряд ли забудешь. В тот день мою жену забрали на преждевременные роды, и я на последнем уроке не был, оставив ребят на попечение своего помощника из числа учеников, а старшеклассников отпустил, отменив репетицию марша.

– Почему же вы не дали мне эту информацию тогда, когда я вас об этом спрашивал? – взорвался Деке.

– Потому что, шериф, вы спрашивали меня об этом не так. Я думал, что вы хотите узнать, не прогуливает ли Донни репетиции оркестра, и я ответил вам, что он не пропустил бы их ни за что на свете.

Деке рухнул в кресло, так что из груди вышибло дыхание. Ну вот и отсутствовавшее звено. Последний фрагмент он получит сегодня, а потом побеспокоит Чарльза и Рэнди в пятницу вечером, как бы им ни было досадно, и настоит на встрече с ними в криминалистической лаборатории Амарилло. Он не успокоится, пока отпечатки «Y» из коробки с вещественными доказательствами не будут сравнены с отпечатками, которые добудет сегодня вечером. Ему было печально это сознавать, но он был уверен, что в результате его усилий будет поставлен на место последний фрагмент этой головоломки.

Кэти бросила взгляд в зеркало и натянула ярко-синий, в тон ее сарафану, кардиган. Трей любил, когда она одевалась в синее. Она снова посмотрела на часы. Уже половина шестого. Наконец-то! Время идти. Ей казалось, что этот момент вообще никогда не наступит, но она должна быть уверена, что Джон сейчас по пути на мессу и не увидит ее, когда она приедет в Дом Харбисонов, чтобы поговорить с Треем. Кэти рассчитывала, что в доме в это время будет относительно спокойно, поскольку Лу и большинство детей тоже отправятся на мессу. Передняя дверь у них никогда не запиралась, пока не приходило время укладываться спать. Если Бетти в кухне, а дети смотрят телевизор в комнате, у нее будет возможность потихоньку проскользнуть внутрь и, поднявшись по лестнице в комнату для гостей, выполнить задуманное так, чтобы ее никто не видел и не слышал. Потом, когда Трей исчезнет, никто не сможет рассказать Джону, что она была здесь, если только не заметят ее машину перед домом.

«Тени старых грехов… Они преследуют только хороших людей, – подумала она. – Людям безнравственным удается от них скрыться. Но только не в этот раз». Кэти верила, что ей удастся убедить Трея Дона Холла уйти из жизни с грехом на совести, в котором он приехал покаяться.

Тем временем Трей находился наверху, в комнате Джона. Он сидел за письменным столом и смотрел на цветок жасмина, выпавший из кармана рубашки, когда он вынимал чек Деке. Он взял стоявшую в держателе ручку и расписался на обратной стороне чека, добавив к нему записку: «Это для детей. Я ухожу, Тигр. Я передумал и решил ничего этого не затевать. Верю, что ты будешь хранить молчание, как делал это всегда. Убереги мое имя от унижения. Буду благодарен, если ты помолишься за меня. Люблю тебя до последнего. Трей».

Сверху записки он положил цветок жасмина. Он уже увял, и от всего его былого совершенства осталось только нежное благоухание. А что останется от него, когда он умрет?

Ни с кем не попрощавшись, он отъехал от дома Харбисонов. Солнце уже село, оставив на небе пурпурные, оранжевые и желтые полосы заката, живописностью которого всегда славились эти места. Он уже успел забыть великолепие июньских заходов солнца в «Ручке сковородки», величавую тишину прерии в конце дня. В детстве в такие часы на него накатила бы унылая грусть, если бы рядом не было Джона и Кэти.

Медленное угасание дня наводило на раздумья о том, сколько времени ему осталось, но мысль о приближающейся смерти на этот раз не вызвала обычной удушающей паники. Он был спокоен и доволен; похожее чувство глубокого удовлетворения Трей испытывал только в те моменты на футбольном поле, когда, вопреки командам тренера от кромки поля, он вдруг предпринимал неожиданный и правильный ход. Один из таких трюков его мозг выполнил и сейчас, а в памяти всплыл эпизод, имевший место в игре на втором году его пребывания в Майами.

Шел четвертый даун, команда Майами была на линии шести ярдов, а до конца матча оставалось семь секунд. «Ураганы» взяли свой последний тайм-аут, чтобы обсудить план действий в этот решительный момент. Он с тренерами совещался у бровки, и от их совместного решения зависела судьба всего сезона и надежд на национальное первенство. Координатор линии нападения предлагал комбинацию «двойной стык 76», главный тренер – «парус на большой волне 62». Сошлись на 76. Трей вернулся к команде, так и не убежденный в правильности этого решения. Парни смотрели на своего квотербека, и по их взглядам он чувствовал, что они верят в него. Он прислушался к собственному внутреннему голосу и, повинуясь интуиции, выбрал другой ход, благодаря чему они выиграли.

Точно так же он поступил и сегодня. Последний розыгрыш мяча в игре – и он выбирает не тот ход, который должен бы сделать согласно обычной логике и своим интересам. Да, он не мог подставить своего лучшего друга, не мог позволить, чтобы в его последней битве пострадал Джон. Он должен умереть без какого бы то ни было искупления своей вины, которое надеялся заработать, признавшись Харбисонам в том, что когда-то сделал. Их боль, их сломленность все эти годы были ужасны, но он не имеет права забрать у них и второго сына. Лучше он будет гореть в аду, чем разрушит жизнь Джона и его замечательную работу ради спасения своей пропавшей души. Вернувшись в Карлсбад, он заберет письмо, которое адвокат должен отослать после его смерти. Письмо было составлено до того, как он принял решение лично приехать в Керси и ответить за содеянное, а уже потом искать прощения. Но теперь он не мог рисковать, не мог навлечь опасность на Джона.

К нему приближалась белая машина. Она уже почти поравнялась с БМВ, когда он вдруг узнал водителя. Трей не верил своим глазам. Радостно вскрикнув, он замахал рукой, долго и громко просигналил проезжающему мимо «лексусу», чувствуя, как сердце его переполняют изумление и благодарность. Он прижался к обочине, и «лексус», конечно же, замедлил ход, развернулся на пустынной деревенской дороге и, подъехав к БМВ, остановился рядом. Дверь распахнулась. Трей вышел из машины с сияющей улыбкой на лице. Широко разведя руки в стороны, он выпалил:

– Будь я проклят!

– Очень на это надеюсь.

– Что?

– Говорю, что очень на это надеюсь, – ты действительно будешь проклят.

Когда Трей увидел перед собой дуло наведенного на него ружья, руки его упали.

– Кэтрин Энн! – успел крикнуть он, но тут ружье выстрелило, и пуля попала ему в самое сердце.

Глава 57

Молодые сотрудники и секретарша компании «Морган Петролеум» должны были находиться на своих местах до шести часов даже вечером в пятницу, когда весь деловой мир заканчивал работу пораньше, и то, что Уилл Бенсон засобирался уходить в пять тридцать, выглядело необычным. Линда, секретарша, всегда живо интересовавшаяся подробностями личной жизни этого красивого молодого инженера-нефтяника, в ответ на его пожелание ей и еще одному такому же молодому сотруднику, как он сам, удачного вечера, игриво бросила:

– Что, предстоит горячее свидание, Уилл?

– Очень может быть.

– Может? Так ты в этом не уверен? – Сослуживец фыркнул и подмигнул Линде.

– Я ожидаю как раз холодный прием, – ответил Уилл, расписываясь в журнале регистрации.

Он подумал, что если ехать быстро, то у него уйдет почти час, чтобы добраться до Дома Харбисонов, но, к сожалению, ему необходимо еще заехать на заправку. Поэтому у Харбисонов он будет примерно в половине седьмого, то есть через полчаса после приезда матери для разговора с его недобросовестным папашей. Он не мог придумать другого места для встречи, куда она должна приехать в пятницу вечером, бросив Бебе одну разбираться с толпой посетителей, ринувшейся ужинать в кафе «У Бенни». Беспокоиться он начал после того, как некоторое время назад Кэти позвонила ему и попросила приехать домой, чтобы встретиться с ней и отцом Джоном после мессы. Причину она объяснять отказалась, но голос ее звучал одновременно и напряженно, и возбужденно.

– Просто сделай так, как я тебя прошу, дорогой мой, – сказала она, хотя знала, что ему придется переиграть свидание с его девушкой Мисти, с которой они обычно встречались в пятницу вечером.

– А он связывался с тобой? – спросил ее Уилл.

– Нет, сынок, и теперь уже я от него этого не жду. И ты тоже не жди, можешь мне поверить.

Это «теперь уже» предполагало, что появилась какая-то новая информация относительно его отца, но мама быстро повесила трубку, прежде чем он успел ее спросить. Когда же через несколько минут Уилл перезвонил к ней в кафе, чтобы она все-таки объяснилась, Бебе сказала, что Кэти уехала оттуда примерно в час дня и с тех пор не появлялась и не звонила. Тогда он сам позвонил маме домой, но ответа не получил. Уилл попробовал пробиться к ней на мобильный, но его переключили на голосовую почту. Именно в этот момент он оставил свое рабочее место – к черту все! Он не может допустить, чтобы мама осталась один на один с Треем Доном Холлом.

Уилл не мог винить ее за то, что она хотела снова увидеть Трея, – если, конечно, только для того, чтобы сказать ему всю правду о том, какой же он негодяй. Сам Уилл дергался на любой звонок, на звук каждого подъезжающего автомобиля, думая, что это, возможно, Трей Дон Холл хочет связаться с ним. Одно любопытство уже могло заставить его искать контакт с сыном, которого он никогда не видел. Что бы тот ни начал ему объяснять, уговаривал себя Уилл, все это не имеет для него ни малейшего значения, хотя на самом деле это означало для него многое. Во-первых, это был шанс рассказать этому мерзавцу все, что он о нем думает. Во-вторых, он получил бы удовлетворение, дав Трею Дону Холлу возможность прочувствовать вкус того, каково это – быть отверженным, и понять, как они с матерью страдали все эти годы.

Но уже ближе к вечеру, как раз перед звонком Кэти, Уилл вдруг понял, что его отец не собирается ни звонить, ни приезжать к нему. Он просто уедет из города, так и не взглянув на сына, и вероятность такого исхода вызвала у него неожиданное смятение. Еще до звонка матери он решил, что не позволит отцу скрыться так легко. Трей Дон Холл должен встретиться со своим сыном, узнать, как он выглядит и как ненавидит его. Тогда-то Уилл и решил поехать к Харбисонам.

Было почти четверть седьмого, когда он увидел мать в ее «лексусе» на перекрестке дороги, которая вела к детскому приюту. Он как раз наполнил бак своего джипа и держал в руках чек, когда заметил ее машину, остановившуюся на светофоре. Он видел, как мама глянула в обе стороны, прежде чем свернуть на шоссе к Керси, и Уилл подумал, что сделала она это как-то украдкой, словно не хотела, чтобы ее кто-то заметил. А еще он обратил внимание, что она очень бледная. Казалось, что ее всю трясет.

Он даже не окликнул ее. На ней было что-то синее, ее пышные сияющие волосы были уложены в прическу, явно сделанную перед встречей с мужчиной, к которому она, по идее, уже давно была равнодушна. Уилла бросило в жар. Чего это она так вырядилась? Неужели его мать поехала в Дом Харбисонов в надежде что-то наверстать с его отцом? Хотела его соблазнить? Только ничего из этого не вышло. Трей Холл высокомерно выпроводил ее и вновь причинил ей боль. Челюсти Уилла решительно сжались. Он резко рванул свой джип с места. Уж его-то этому ублюдку так просто выпроводить не удастся.

Через пять минут он наткнулся на тело. Сначала он увидел серый БМВ, стоящий на обочине, а затем – лежащего на спине мужчину, вытянувшегося во весь рост у задних колес автомобиля. Сердце стучало так громко, что заглушило его крик; он остановился на другой стороне дороги, выскочил из машины и приблизился к неподвижной фигуре, которая лежала на земле. Челюсть его дрожала, когда он сверху вниз пристально вглядывался в застывшее лицо легендарного Трея Дона Холла, его отца. О Господи, нет…

Уилл опустился на песчаную обочину и взял его за руку. Она была окоченевшая, но не холодная, и в ней было еще достаточно жизни, чтобы Уилл мог почувствовать прикосновение своего отца, даже если тот ничего уже не ощущал. Он заплакал, и слезы его капали на серый шелк рубашки, добавляя новые пятнышки рядом с темно-красным кругом в том месте, куда вошла пуля. Чувство утраты волной захлестнуло его. Теперь он уже никогда не познакомится с человеком, который был его отцом и которого его мать застрелила из старого ружья калибра .30-30[23]23
  Винтовочный патрон американского происхождения; один из самых старых патронов, выпускаемых в настоящее время.


[Закрыть], которое хранила у себя под кроватью.

***

Вернувшись к себе домой, Кэти тут же полезла в аптечку в поисках пузырька с давно просроченным транквилизатором, которым она никогда не пользовалась. Руки у нее тряслись так, что, когда ей все же удалось справиться со специальной крышкой с секретом (чтобы не могли открыть дети), содержимое высыпалось на кафельный пол. Чувствуя, что ей тяжело дышать, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди, она взяла две таблетки и запила их стаканом теплой воды из-под крана, чтобы немного расслабить напряженные мышцы горла. Увидев свое отражение в зеркале, она охнула. Лицо было белым как мел, а взгляд – дикий и неистовый. Выключив воду, Кэти с ужасом заметила темное пятно на рукаве ее синего свитера. Внимательно рассмотрев его, она поняла, что это была кровь из раны, которой она испачкалась, когда щупала пульс на шее Трея. В панике она быстро сняла его и, не зная толком, что с ним делать дальше, сунула в корзину для грязного белья.

Она предприняла осознанное усилие, чтобы медленно вдохнуть через нос полной грудью, и отправилась в свою спальню, где села в свое кресло для чтения. Затем она медленно выдохнула. Под ложечкой сосало; «следи за позвоночником» – вспомнила она инструкции своей бабушки, взятые из книжки о том, как бороться с симптомами селективного мутизма. Удерживая нужное положение по десять секунд, она продолжала выполнять дыхательные упражнения на расслабление и напряжение, сохранившиеся в ее памяти еще с детских времен, пока не почувствовала тепло и слабость. Наконец тело ее расслабилось и она попробовала произнести несколько слов вслух.

– Боже милостивый, Трей, – сказала Кэти. – Кто мог сделать такое с тобой?

Сейчас Кэти отдала бы все на свете, чтобы вернуть прошлое и поступить иначе, но шок, вызванный тем, что она нашла Трея мертвым, сразу ударил по голосовому аппарату и начал диктовать все ее действия и мысли с того самого момента, как ее взгляд наткнулся на его тело возле машины. Бросившись к нему, она звала его по имени, но с губ не сорвалось ни единого звука. Все ее старые чувства к Трею, долго сдерживаемые запорами души, разом вырвались наружу, когда она увидела неподвижно лежащее на дороге тело, воротник его рубашки, дрожавший на легком ветерке, его волосы, пыль, в которую он упал. Застыв в оцепенении, она смотрела в эти знакомые темные глаза, широко открытые в безмолвном изумлении, и ей хотелось сделать что-то, чтобы он узнал ее. Это же я, Трей! Это я! Она опустилась на подогнувшихся коленях и попыталась нащупать пульс у него на шее, но одеревеневшие пальцы ничего не чувствовали. Он уже покинул этот мир, мальчик, который был так полон жизни и ее любви к нему.

Кэти достала свой сотовый, чтобы позвонить в 911, но затем с парализующим чувством беспомощности поняла, что не может произнести ни слова. Она могла только кричать в бессилии, заливая бесполезный телефон своими слезами. Она не хотела оставлять Трея неукрытым и таким уязвимым перед всеми стихиями, но ей нужна была помощь. Вдали слышался шум работающего в поле трактора, но точно определить направление она не смогла. Кэти решила, что поедет в Дом Харбисонов и напишет Бетти на бумаге, что произошло, а та позвонит в управление шерифа. Но кто мог это сделать? У кого еще были причины убить Трея, кроме нее самой?

О Боже.

С этого момента она повиновалась инстинкту, и это была реакция на ее состояние. Сейчас Кэти с трудом могла поверить в то, что она сделала несколько минут спустя после первого шока. С точностью робота развернув свою машину, она остановилась, вышла и метелочкой, которой пользовалась, чтобы сметать пыль и мусор с могил бабушки и Мейбл, уничтожила следы колес «лексуса» на обочине. А затем она уехала, оставив тело Трея там, где обнаружила его, брошенное и открытое для прохлады опускающихся сумерек. Нога ее словно примерзла к педали, и Кэти было трудно дышать.

Транквилизатор начинал действовать. Уже успокоившись, она поднялась с кресла. Что сделано, то сделано. Она сожалела о своих действиях, характерных для человека виноватого. Она должна была сообщить о смерти Трея и заявить о своей невиновности. Тем не менее она избежала суеты и проблем, какие были бы у нее, если бы ее застали на месте преступления. Мать Уилла снова могла стать предметом разных пересудов и сплетен, а если еще Джон расскажет, что он отец ее ребенка, злые языки заработают на полную.

Сначала подозрение в любом случае упадет на нее. У Рэнди Уоллеса не будет другого выбора, кроме как допросить ее, но он сделает это по-тихому, и у него не будет ничего, что могло бы связать ее с этим преступлением, кроме собственных догадок, что порой она вполне могла желать Трею смерти. Если же полиция выяснит, что Трей приехал, чтобы рассказать Джону всю правду о его отцовстве, тогда вообще какой ей резон убивать его? Она могла только порадоваться этой новости и остаться благодарной Трею, что он успел сделать свое признание, прежде чем его убили. В случае необходимости заявление Трея будет подтверждено анализом ДНК. К тому же отец Джон рассказал ей о смертельной болезни Трея. Зачем ей убивать человека, если она знает, что он и так скоро умрет? Баллистическая экспертиза покажет несоответствие ее ружья той пуле, которая убила Трея. Ей не хватает только алиби, но Кэти не сомневалась, что сможет придумать правдоподобную историю насчет того, где она находилась в момент убийства.

Рэнди никогда не должен узнать о том, что она была на той дороге, а также о причинах, которые ее туда привели. Она поехала, что помешать Трею раскрыть тайну, которая могла означать крах для отца ее ребенка и мужчины, которого она любила, а теперь его уста уже сомкнулись навеки. Ей нужно держать место своего пребывания сегодня, во второй половине дня, в секрете также и от Джона. Он никогда не поверит, что она способна на убийство, но Джон, уезжая, знал, что мысль об убийстве жила в ее сердце. Не стоит заставлять его беспокоиться по поводу того, что у полиции есть причины подозревать ее в этом преступлении.

Они с Уиллом приедут уже меньше чем через час, и она должна выглядеть и вести себя так, будто ничего не знает о смерти Трея. Это будет радостный запоминающийся вечер, и Уилл наконец узнает своего отца. Она не позволит Трею даже после его смерти отравить – как он это часто делал при жизни – столь знаменательный для них момент. Когда Рэнди явится допрашивать ее, она скажет, что уехала из кафе пораньше, чтобы приготовить ужин для сына и отца Джона по одному особому поводу. Откуда ему будет знать, что ее знаменитая лазанья и творожный пирог, на приготовление которых уходят долгие часы, были сделаны и заморожены в морозильнике одним зимним днем, когда у нее было настроение заняться кулинарными изысками?

***

Деке оказался весьма удивлен тем, что на мессе в пятницу вечером церковь была почти до отказа заполнена людьми. Сам он относился к пресвитерианской концессии и не мог себе представить, что можно посещать дом Божий в какой-то другой день, кроме воскресенья, не говоря уже о вечере последнего дня рабочей недели. Пятничный вечер в его понимании был предназначен для того, чтобы расслабиться и оттянуться дома, если, конечно, речь не шла о футбольном сезоне игр школьных команд. Все дело, видно, в июньском полнолунии, решил он для себя и, не имея другого выбора, уселся на одной из передних скамей.

Он опоздал, и служба уже началась. Джон Колдуэлл в своем белом одеянии сидел слева от алтаря, и, когда Деке шел по проходу, он поймал на себе его удивленный взгляд. На мгновение глаза их встретились: Джон был немного шокирован, а Деке смотрел на него открыто и невозмутимо. Шерифу показалось, что тот немного постарел с тех пор, как они виделись в последний раз.

А затем отец Джон начал свою проповедь – кажется, это называется «наставление», вспомнил Деке.

Ему сразу же стало ясно, что полнолуние тут абсолютно ни при чем. Толпу людей привлекла сюда личность священника за кафедрой и значимость его простого, но убедительного обращения. В церкви в Амарилло, куда ходил Деке, паства была беспокойной, легко отвлекалась, часто становилась шумной. Здесь же все было иначе. В церкви Святого Матфея лишь случайное тихое покашливание нарушало молчание слушающих, полностью сконцентрировавшихся на словах отца Джона, действие которых усиливалось мощью и выразительностью его голоса.

Деке беспокойно заерзал на месте. Кто сможет заменить этим людям отца Джона? Как эти прихожане смогут вновь поверить священнику, если потеряют веру в такого духовного лидера, как отец Джон? Это были времена больших испытаний для веры. Католическую церковь до сих пор трясло после обвинений нескольких ее служителей в сексуальных домогательствах, не говоря уже о скандалах, связанных с коррупцией и жадностью, которые привели к потере доверия к наиболее почитаемым государственным лидерам и финансовым учреждениям страны.

Игнорируя приступ угрызений совести, Деке напомнил себе, что не его дело сокрушаться по этому поводу. Джон Колдуэлл, как бы молод он ни был тогда и какие бы у него ни были оправдания, все-таки помогал покрывать убийство или трагический несчастный случай, чем обрек любящих родителей погибшего мальчика на долгие годы адских мучений.

Наступил момент, которого он дожидался. Он заметил, как отец Джон взял стакан воды из ниши в алтаре и выпил его. Поставив его на место, он воздел руки в белых одеждах к прихожанам.

– Да прибудет с вами навечно мир от Господа нашего, – нараспев произнес он.

– И с тобой также, – ответила паства.

Деке сообразил, что в порядке прохождения службы наступил момент пожелания мира, когда прихожане приветствуют друг друга объятиями или рукопожатиями. К его удивлению, отец Джон спустился с алтаря и подошел к нему.

– Да прибудет с вами мир от Христа, шериф.

Немного растерявшись, Деке ответил:

– И с вами также, отче.

Выражение в глазах Джона заставило его подумать об Иуде на тайной вечере.

Не я ли, Господи?

Ты сказал.

Наконец месса подошла к концу, отец Джон послал благословение с алтаря, а затем в сопровождении служек прошел по центральному проходу, чтобы попрощаться с прихожанами у дверей. В то время как все гуськом направились к выходу, Деке ждал у своей скамьи, пока не остался в передней части церкви совсем один. Никто не заметил, как бывший шериф Керси сделал два быстрых шага к алтарю, взял стеклянный стакан, из которого пил отец Джон, после чего так же быстро направился к боковой двери.

И только на следующее утро, когда женщины из алтарного общества пришли убирать помещение церкви, выяснилось, что стакан отца Джона с его монограммой пропал.