Текст книги "Перекати-поле"
Автор книги: Лейла Мичем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
Глава 14
– Ты уверена, Кэтрин Энн? Мы можем и подождать с этим, – с сомнением в голосе произнес Трей, озабоченно хмуря брови. – Наверное, мне следовало бы предупредить тебя…
– Я очень рада, что ты этого не сделал, – ответила она.
Сердце ее громыхало, как кроссовки, болтающиеся в центрифуге стиральной машины.
– И тогда ты бы ответила… «нет»? – спросил он тоном, в котором надежда боролась с отчаянием.
Они стояли перед дверью забронированного им номера; голова ее едва доходила до уровня его галстука, и за широким разворотом его плеч ее совсем не было видно. В руке он держал ключ от комнаты – пропуск в новый этап их жизни, откуда, как она понимала, уже не будет возврата к тому, что было у них раньше. Кэти судорожно сглотнула и погладила Трея по щеке, стараясь скрыть свое смятение.
– Ты хоть кому-нибудь когда-то оставлял шанс сказать тебе «нет»? – с мягкой улыбкой произнесла она. – Но на самом деле я бы не отказала. Просто прихватила бы с собой еще кое-что.
Он выглядел подавленным.
– Ох, я об этом совсем не подумал. Я… я куплю тебе новую зубную щетку и пасту.
– Я уверена, что это все, что мне понадобится.
Трей подготовил все заранее и даже загодя взял ключ, чтобы ей не пришлось ждать в машине под ярким освещением на въезде в мотель, пока он будет брать его у ночного портье. На тумбочке рядом с кроватью стояли цветы, на постели лежало несколько взятых у тети подушечек, тех самых, которые Кэти использовала в качестве подпорок для учебников, когда они занимались у него дома, и которые Трей подкладывал под голову, когда устраивался у нее на коленях.
– А тетя не хватится их в твое отсутствие? – спросила Кэти.
– Я найду что ей сказать. Я подумал, что они помогут тебе чувствовать себя здесь… более по-домашнему.
– Ты очень внимательный, Трей.
– Кэтрин Энн, я… – Он шагнул вплотную к ней, и она заметила, как напрягаются мышцы у него на горле, когда он произносит эти слова.
– Что, Трей?
– Я люблю тебя. Я люблю тебя всем своим сердцем. Я люблю тебя с самого первого момента, когда увидел, как ты выбежала из дома своей бабушки к стоящей на улице снежной королеве. Мне просто необходимо показать тебе, насколько сильно я тебя люблю.
– Что ж, – прошептала Кэти, обнимая его за шею, – будем считать, что ты уже начал.
– Я не хочу тебя отпускать, – сказал Трей, нежно сжимая ее лицо между своими ладонями, через несколько часов, когда они уже стояли перед дверью дома мисс Эммы. Страсть, кипевшая в нем этой ночью, до сих пор проявлялась в ярком румянце на его раскрасневшемся лице и лихорадочном блеске в глазах.
– Я знаю, – тихо произнесла Кэти, – но мне нужно идти. Я уверена, что бабушка не спит.
– Как думаешь, она не убьет меня, когда увидит тебя? Я ведь обещал ей, что верну тебя еще более прекрасной, чем когда-либо, но тогда я имел в виду…
– Я понимаю, что ты имел в виду, и я действительно чувствую себя более красивой, чем раньше.
– Так оно и есть, если это вообще возможно. Ты не жалеешь?
– Нет, Трей. Я ни о чем не жалею.
– А потом не пожалеешь?
– Никогда. Спокойной ночи, mon amour[6]6
Любовь моя (фр.).
[Закрыть].
Трей поцеловал ее, после чего она отвела его руки от своих щек. Они обменялись долгими, полными сожаления взглядами, и она шагнула в дом, прежде чем он успел поцеловать ее еще раз на освещенном крыльце, где их мог заметить любой случайный прохожий, оказавшийся на улице в три часа утра. В двери имелось небольшое декоративное окошко, и, когда Кэти закрыла дверь, он приложил к стеклу свою раскрытую ладонь, а она прижалась к ней своей ладонью с другой стороны. Через некоторое время они убрали руки, но Кэти не гасила свет на крыльце, пока не услышала звук его отъезжающего от дома «мустанга».
В гостиную, виляя хвостом, пришел Руфус, чтобы поздороваться с ней; в его больших глазах ясно читался вопрос: Как все прошло? Хорошо? Кэти тихонько рассмеялась и, зашуршав шифоном, присела, чтобы обнять его за шею.
– Да, да, все прошло хорошо, – прошептала она, переполняемая волной счастья.
В доме было совсем тихо. В кухне горел свет, и она обнаружила в раковине невымытый чайник, чашку, блюдце и ложечку – явное свидетельство того, что бабушка ждала ее до последнего момента, пока все-таки не ушла спать. Кэти была рада этому. Прическа ее была смята, макияж вытерся. Утром все равно придется отвечать на массу вопросов, но остаток ночи ей хотелось провести наедине со своими воспоминаниями.
В своей комнате она медленно разделась, нежно притрагиваясь к тем местам, где ее касались руки Трея, и до сих пор чувствуя внутри себя его живое тепло. Она понимала, что это все равно должно было когда-то произойти, но не думала, что это будет после выпускного бала и в номере мотеля. Этот поворот событий стал для нее полной неожиданностью. Даже после того, как он хрипло шепнул ей на ухо: «Давай пропустим завтрак. Я заказал тут для нас одно место», – ей и в голову не пришло, что имел в виду Трей. Она наивно полагала, что, желая остаться с ней наедине, он собирается отвезти ее в Дэлтон, чтобы поесть «У Денни» блинов и сосисок.
Все прошло таким же естественным образом, каким пчела находит цветок розы. Не было никакой неловкости или застенчивости, когда они раздевались друг перед другом. Все выглядело так, будто они всю свою жизнь вешали свою одежду рядом. Они смотрели друг другу в глаза до тех пор, пока полностью не разделись, а затем он потянул ее в постель, поедая своим взглядом, но очень осторожно и с благоговением.
– Кэтрин Энн… – раз за разом, словно молитву, бормотал Трей, обнимая и лаская ее, и его тело рядом с ней казалось таким правильным, таким совершенным, что она почти не заметила короткой острой боли в тот момент, когда океан нахлынул на берег и вода с песком превратились в единое целое.
Все было так здорово, что она несказанно удивилась – и испугалась, – когда почувствовала влагу на щеке Трея и, повернувшись в объятиях, заметила на его лице слезы.
– Трей! – воскликнула она, и сердце ее сжалось. – Что случилось?
– Ничего, – сказал он, неистово прижимая ее к себе. – Ничего особенного. Просто… просто я больше не чувствую себя сиротой.
Эмма слышала, как Кэти открыла входную дверь и на цыпочках прошла по коридору в свою комнату, сопровождаемая Руфусом, который звонко стучал когтями по твердому деревянному полу, выдавая их присутствие. Эмма не спала всю ночь, предварительно подняв на окне жалюзи, чтобы можно было смотреть на звезды. Вид звездного неба почему-то действовал на нее успокаивающе. Когда на душе было тревожно, как сегодня, она всегда смотрела на звезды. Возможно, слово «печаль» более точно соответствовало ее состоянию. Это все-таки случилось. Она не сомневалась, что сегодня ее внучка потеряла девственность. Бабушки тонко чувствуют такие вещи. Кэти и Трей не пошли на завтрак, устроенный в клубе «Киванис» после выпускного бала. Ей позвонил один из спонсоров, обеспокоенный тем, что самая красивая пара бала так и не появилась там. Если то, чего опасалась Эмма, действительно произошло, первое, что необходимо было сделать Эмме в понедельник утром, это записаться на прием к доктору Томасу, чтобы он выписал для Кэтрин Энн противозачаточные таблетки.
Мейбл взглянула на свой будильник. Трей пришел домой в три пятнадцать. Ее спальня находилась рядом с гаражом, и она слышала, когда он приехал. Она чувствовала себя подавленной. Частенько, когда он уходил из дому, Мейбл проверяла его комнату на предмет наличия там всяких запрещенных вещей вроде наркотиков, порнографических журналов, алкоголя, пугающих записей в ежедневнике, и все это с единственной целью – быть в курсе того, что происходит в жизни ее племянника. Уже довольно давно она обнаружила в дальнем конце ящика стола пачку презервативов и тогда с облегчением вздохнула: по крайней мере, он хотя бы предпринимает меры предосторожности, исходя из благоприятного варианта развития событий. Несмотря на ее просьбы, Трей отказался пройти обследование и сдать анализы, рекомендованные доктором Томасом, и Мейбл никогда еще так не чувствовала недостаток своего влияния на племянника.
– Пойду, когда буду готов, – заявил Трей.
Время от времени количество презервативов в пачке уменьшалось, но никогда это не происходило в тот день, когда у него было свидание с Кэти. И вот сегодня нескольких штук не хватало.
Она надеялась, что он будет нежен с Кэти и будет любить девочку так, как любил всегда. Несмотря на то что ее племянник был натурой очень непостоянной, Кэти имела над ним такую власть, какая вряд ли будет у другой девушки. Кэти, единственная и неповторимая, стала именно той половинкой, которой ему не хватало для целостности натуры.
Когда Джон пришел домой, в нос ударил запах жирной еды, который всегда встречал его с порога, когда отец был дома. Берт оставил включенным свет на вытяжке над конфорками, где стояла забытая после ужина сковорода с жиром от жарившегося бекона. Джон смотрел на забрызганную плиту, полную раковину немытых тарелок, висевшее на дверце духовки грязное полотенце для посуды, дырявые носки и потертые ботинки отца под столом, где он их снял и бросил, и почувствовал, как снизу снова подступает удушливая тошнота, с которой ему пришлось бороться весь вечер. Он ослабил галстук и быстро прошел через кухню, даже не задержавшись, чтобы сделать глоток воды и промочить пересохшее горло. У себя в спальне Джон, не раздеваясь, упал на кровать и, заложив руки за голову, уставился в потолок.
«Утром пойду на мессу», – решил он. Джон уже давно там не был. Когда его мама была жива, они с ней всегда по воскресеньям ходили в церковь Святого Матфея, но сейчас он шел туда только тогда, когда скучал по ней и нуждался в душевном покое. Завтра он отправится в церковь в поисках другого покоя.
Глава 15
Весна сменилась летом. В былые годы Кэти, Трей и Джон во время трехмесячных школьных каникул использовали любую возможность, чтобы вместе полежать на солнышке. Намазавшись лосьоном для загара, они располагались возле бассейна на заднем дворе Мейбл, покрытом буйной растительностью, отправлялись на пешие прогулки и устраивали пикники в каньоне Пало Дуро, бороздили воды озера Меридиан на парусной шлюпке, которую Трею выдавали в качестве приза, брали напрокат лошадей и отправлялись исследовать красоты национального парка «Каньоны Кэпрок». Кожа у Трея и Джона становилась темно-коричневой, а у Кэти приобретала насыщенный медовый оттенок. Волосы парней выгорали на солнце, у Кэти же они становились похожи по цвету на белую гриву ее любимой пегой лошади.
Но последние каникулы их завершающего года в средней школе были совсем другими. Все трое нашли работу на лето. Трей и Джон работали упаковщиками в «Аффилиейтид фудс», одном из филиалов местной сети больших гастрономов, легко выиграв конкуренцию у других подростков, претендовавших на эти места, поскольку менеджер решил, что их известность будет полезна для бизнеса. И они не давали ему повода пожалеть о своем выборе при приеме их на работу. Оба парня были работящими и надежными в деле – Джон уже и так хорошо зарекомендовал себя на этой должности во время рождественских каникул, а вот для Трея это было несколько неожиданно. Посетители выстаивали очереди в кассы ради возможности переброситься парой слов с местными знаменитостями, на которых возлагались надежды. Болельщики надеялись, что они, выступая следующей осенью уже за взрослых, смогут привести «Рысей Керси» к первому за последние десять лет титулу на чемпионате штата по американскому футболу.
Кэти устроилась на работу помощником к доктору Грейвсу, местному ветеринару. Доктор Томас, у которого была большая практика семейного врача в городе, тоже звал ее к себе, но Трей отговорил ее принимать это предложение.
– У доктора Томаса ты просто будешь заполнять разные бумажки, а у доктора Грейвса сможешь многому научиться из области медицины, даже если тебе придется иметь дело только с животными, – заявил он ей тогда и оказался прав.
После того как Кэти проработала там пару недель, доктор Грейвс, на которого произвели впечатление ее быстрый ум и умение обращаться с пациентами, выдал девушке халат и стал привлекать в качестве ассистента для несложных медицинских процедур.
Для Джона и Кэти их заработки имели большое значение, поскольку должны были покрывать разницу между стоимостью обучения в колледже и стипендиями, которые они рассчитывали получить. А для Трея работа была необходима, чтобы не валяться долгие часы под солнцем в одиночестве, скучая по своим друзьям.
Летние вечера тоже стали другими. Во время своих предыдущих каникул троица всегда собиралась у Эммы или Мейбл. Теперь же, если Джона не приглашали специально, Трей приходил в конце дня к Кэти один.
– Я чувствую себя виноватым, что мы отстраняем его, – как-то сказал он. – Мы ведь все всегда делали вместе, но, Кэти, я не могу заканчивать свой день, не получив тебя только для себя.
«Получить ее только для себя» зачастую означало то, что они просто уезжали туда, где можно было бы поговорить о событиях прошедшего дня и своих мечтах; они сидели под звездным небом, Кэти прислонялась к его плечу, и они слушали музыку из радиоприемника. Иногда они располагались в гостиной Мейбл или в каморке Эммы перед телевизором, не особо обращая внимания на присутствие своих попечительниц. Такие развлечения, как развеселые поездки с другими парами в переполненных машинах и пикапах в штат Мэн или в кинотеатр в Амарилло, шумные тусовки с пивом, их не привлекали.
– Их можно принять за супружескую пару со стажем, – говорила Эмма Мейбл, вспоминая времена, когда их подопечные, казалось, были довольны уже тем, что находятся рядом друг с другом.
Но обе женщины прекрасно понимали, чем они занимаются в те вечера, когда возвращаются домой значительно позже обычного. Мейбл думала о презервативах, исчезнувших из ящика стола Трея сразу после выпускного бала, а Эмма вспоминала о том, как настояла, чтобы Кэти съездила в Амарилло, чтобы пополнить запас выписанных ей противозачаточных пилюль, и обе они были благодарны Богу, что у их детей мозги превалировали над другими органами.
Трей, Джон и Кэти были троицей, знаменитой на весь город. В одиннадцатом классе Кэти набрала высший балл средней школы Керси по истории на предварительном тесте академических способностей, что выдвинуло ее на следующую ступеньку отбора соискателей Национальной стипендии за заслуги, а также была объявлена «Первой красавицей» (за нее проголосовало большинство мальчиков, тогда как девочки поддерживали Сисси Джейн). Трей с Джоном претендовали на звание «Фаворит класса» и «Самый популярный», а в двенадцатом классе предполагалось, что друзья поборются за титул «Самый перспективный», поскольку после окончания школы они отправлялись поступать в Майамский университет во Флориде, а оттуда уже открывался путь к известности и славе: для Кэти – в качестве врача, для мальчиков – как игроков Национальной футбольной лиги.
– Кэтрин Энн, знаешь, почему ты для меня являешься единственной девушкой? – однажды вечером спросил Трей.
Они лежали рядом на лоскутном одеяле, которое Трей всегда возил в своем «мустанге». Он слышал о детских «одеялах безопасности», в которые кутают испуганных детей, чтобы те успокоились. Он точно знал, что у Джона такое было. Его сшила для него мама, когда тот едва начал ходить; Трей однажды заметил это одеяло, аккуратно сложенное и спрятанное высоко на полке в шкафу Джона.
– Что это у тебя? – спросил он тогда.
– Что именно?
– Синее одеяло.
– Это одеяло, которое мама сшила для меня, когда я был маленьким.
– Она кормила тебя в нем?
– Ну… да, иногда.
– Когда именно?
– Когда я боялся.
– И ты его с собой таскаешь?
– Да, ТД. А почему ты спрашиваешь? В чем, собственно, дело?
– Дело в том, что у меня такого никогда не было.
Но теперь оно у него появилось. Трей никогда и никому не признался бы в этом, но сейчас у него было собственное лоскутное «одеяло безопасности», на котором он чувствовал себя властелином земли всякий раз, когда они с Кэти лежали на нем. Оно было для него священным. Оно несло на себе ее запах, следы ее тела. Ни одна другая девушка на нем никогда не лежала. Время от времени он стирал его в местной прачечной самообслуживания, чтобы тетя Мейбл ни о чем не догадалась, но это не смывало с него всех воспоминаний.
– Так почему же я являюсь для тебя единственной девушкой? – спросила Кэти.
Она знала, что все девушки в школе убивались по Трею, что они специально приходили в магазин, где он работал, в сверхкоротких шортах и узеньких майках на лямках и отчаянно флиртовали с ним и с Джоном. Она задумывалась (и удивлялась при этом, что не испытывает ревности), не было ли у Трея когда-либо искушения воспользоваться их предложениями.
Трей провел пальцем от ее горла до груди, сосок которой он находил таким же аппетитным, как крошечная сладкая слива. Затем он обнял ее, переполняемый музыкой и грозовыми раскатами, вызванными ею у него внутри.
– Потому что ты любишь меня так, как мне это необходимо.
Как-то по-другому и более интенсивно, чем в прошлые годы, ощущалось напряжение застывшего в ожидании города. Жители надеялись, что сухая обжигающая летняя жара сменится более умеренной погодой, с более прохладными днями и ночами, и это задаст тон футбольной лихорадке, которая охватит Керси и будет держать в своих тисках до самого декабря, когда все будут ждать выхода их команды в плей-офф первенства штата. Никто даже не сомневался, что трофей чемпионов штата в классе 3А будет завоеван «Рысями Керси». Ведь их ведут к победам ТД Холл и Джон Колдуэлл, лучший квотербек и лучший ресивер их дивизиона – да и всего этого штата, черт побери! – как заявляли в клубе болельщиков их команды.
Впрочем, поколебать уверенность в выигрыше регионального титула грозил вызов со стороны другого города их округа и родины главного соперника Керси, команды «Дэлтон Рэмс» – «Овны Дэлтона». Чтобы стать претендентами на корону штата, «Рысям» необходимо было обойти «Овнов», а сообщения разведчиков свидетельствовали о том, что впервые за много лет Дэлтон в этом году будет очень серьезным соперником в борьбе за региональное первенство и вообще может выбить Керси из плей-офф еще до того, как те сделают первый шаг к титулу. Перспектива такой оптимистической для Дэлтона развязки добавляла огня в и без того горячие дискуссии, возникавшие по этому поводу во всех местах, где собирались горожане, – на почте, в аптеках, в бильярдных, в церкви, в масонской ложе, закусочной «Беннис бургер» и на лужайках перед домом, где соседи усаживались после ужина в плетеные кресла, чтобы насладиться прохладой уходящего дня.
Для окружающих казалось, что все эти разговоры нисколько не трогают Джона и Трея, но Кэти, раздосадованная оказываемым на них давлением, в конце августа, за неделю до первой игры сезона, заметила перемены в Трее.
– Что случилось? – спросила она как-то субботним вечером, уже догадываясь, в чем дело. – Ты сегодня какой-то необычно тихий.
В тот день вечером на территории рядом с загоном для проведения родео клуб болельщиков устраивал барбекю, посвященное началу сезона, – торжественное мероприятие, на котором команда, одетая в бейсболки и серую с белым форму (в цветах школы), должна была пройти парадным маршем по красной дорожке, а диктор – назвать имена игроков. Завершить шествие поручили Трею и Джону – главным звездам команды, ибо все понимали, что ожидания города тяжелым бременем ложились на плечи двух неразлучных друзей. После этого планировалось представить основной состав команды.
– Я волнуюсь, – сказал Трей.
– Из-за чего?
– По поводу того пункта официального предложения в письме из Майами.
Кэти нахмурила брови. Она была знакома с содержанием письма из университета Майами; Трею предлагалась полная стипендия для выступления за местную футбольную команду «Харрикейнс» – «Ураганы». Но там имелось два важных условия: оценки Трея и его результаты экзаменов в колледж должны отвечать требованиям для поступления в университет, а уровень игры не должен опускаться ниже ожидаемого тренерами.
– Так что же тебя беспокоит?
– А что, если мы не выиграем в регионе? Тренер Мюллер может передумать и не взять меня в День подписания.
Имя Сэмми Мюллера было уже известно Кэти, поскольку Трей часто упоминал его. Мюллер был могущественным главным тренером «Майами Харрикейнс». Она также осознавала всю важность Дня подписания. Это было широко освещающееся прессой мероприятие, проводимое в первую среду февраля, на котором ученики последних классов средних школ подписывали гарантийные обязательства относительно выбора колледжей, предоставляющих им стипендию. Эта дата постоянно крутилась в голове у Трея и была обведена красным цветом в календаре Мейбл. В своем письме тренер Мюллер ясно давал понять, что он намерен брать только определенное количество игроков на каждую позицию, а когда все вакансии заполнятся, предложение стипендии будет аннулировано. Такая формулировка открывала Майами еще одну лазейку, так что тренеру Мюллеру и его штабу не нужно было ждать Дня подписания, чтобы отказаться от игрока, который им больше не нужен. Что касается Трея, то он был единственным высококлассным претендентом на позицию квотербека, которого они рассматривали.
Ее ладонь скользнула вверх по загорелой крепкой руке Трея. На нем была футболка для грязной работы, которую он надел, чтобы помочь Кэти чистить клетки в ветеринарной клинике. Офис закрывался накануне выходных, и животные оставались предоставленными сами себе.
– Могу сказать, что бы на это ответил Джон. «Сосредоточься на чем-то одном и делай это как можно лучше. Это все, что ты можешь сделать».
– Да, для Джона это подходит, – отозвался Трей раздраженным тоном. – Но я не могу рассуждать так laissez-faire[7]7
Laissez faire – невмешательство; буквально переводится как «позволить делать» (фр.).
[Закрыть], пуская все на самотек! У меня есть обязательства!
Он обожал вставлять в речь французские словечки – тщеславие, которое в душе поражало Кэти, – но на этот раз она даже не улыбнулась. Трей искренне переживал, и она не знала, как помочь ему «уладить все это» – так иногда он робко просил ее сделать, когда у него на душе скребли кошки.
– Обязательства? – переспросила она.
– Да, Кэтрин Энн, обязательства. – Разочарование, чувствовавшееся в его голосе, свидетельствовало о том, что он раздражен тем, что она не замечает очевидных вещей. – Из-за меня вы с Джоном тоже едете поступать в Майами. Если бы я отговорил тебя, ты бы написала в бланке, который послала в комитет по национальным стипендиям за заслуги, «Южнокалифорнийский университет», как хотела раньше, а Джон играл бы в футбол за Техас. Я боюсь, что, если мы пролетим на региональном первенстве, тренер Мюллер накануне Дня подписания забудет обо мне и Джоне! И что тогда получится? Места в других командах будут уже заняты, и большие академические стипендии лопнут, как мыльный пузырь. Джон не может поступить в колледж за свой собственный счет, и ему придется соглашаться на то, что останется. Даже тетя Мейбл не может позволить себе оплачивать обучение в Майами. Плата там одна из самых высоких в стране. Это разлучит нас всех, и тебе придется ехать в Майами одной.
Его отчаяние было настолько ощутимым, что Кэти поняла: он по-настоящему все это выстрадал. Теперь же, когда Трей высказал свои опасения, она должна была признать, что ничего невозможного в таком варианте развития событий нет. Такое действительно могло произойти. Она никогда не задумывалась о том, что может случиться, если Трею не удастся воплотить свою мечту в жизнь. Она переживала только о том, что это может быть больно для него. По спине пробежал холодок.
Он вытер лицо полотенцем, словно стараясь смахнуть стоявшую перед глазами страшную картину.
– Я этого не перенесу, Кэтрин Энн. Я не смогу без тебя и Джона.
Она протянула руку и наклонила его голову так, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Послушай меня, Трей Дон, – сказала Кэти. – Тебе известно, что у людей почти девяносто процентов опасений сбываются? Используй свою ментальную энергию на то, чтобы в реальности произошли вещи, которых ты на самом деле хочешь. Ты должен сосредоточиться на своем будущем, как на вершине, которую ты собираешься покорить, и выбрось из головы мысли о воображаемых неудачах, которые могут никогда не реализоваться. Если они произойдут – они произойдут, но вершина все равно никуда не денется, и мы возьмем ее – мы все, вместе.
Его напряженное лицо смягчилось.
– Мне с тобой так хорошо, Кэтрин Энн. Что бы я без тебя делал?
Она потрепала его по щеке.
– Эту заботу можешь смело вычеркивать из списка своих проблем. А теперь прекращай заниматься самоистязанием, иди в душ, а затем переоденься для твоего сегодняшнего грандиозного вечера. Встретимся уже на барбекю.
– Я иду, но прежде… – Он захлестнул полотенце вокруг ее талии и притянул к себе. – А ну, иди-ка сюда. – После долгого и страстного поцелуя Трей, как всегда, спросил, сверкнув глазами, в которых горело желание: – Не забудешь обо мне, пока меня не будет?
Она со смехом оттолкнула его и уже привычно ответила:
– Если бы я могла.
– Вся эта показуха начнется в пять тридцать. Не опаздывай. Хочу, чтобы моя девушка была на месте и выглядела гордой за меня, как никто другой. – Он снова быстро поцеловал ее. – Нормально, если ты доберешься туда сама?
– Все в порядке. Там сегодня будут все кому не лень. Похоже, сейчас весь город готовится отправиться к загону для родео.
Уже в дверях он повернулся и крикнул в сторону секции для собак, где Кэти вынимала щенка из последней клетки, которую предстояло почистить:
– Не забудь запереть дверь, Кэтрин Энн!
– Ладно! – отозвалась она, уложив на одну руку маленького бигля, а второй вытаскивая бумажную подстилку.
Кэти продолжала удерживать извивающегося щенка даже после того, как заменила подстилку и наполнила его миски водой и кормом, ей нравилось это ощущение, когда маленький язычок лижет ей подбородок, но через некоторое время щенка все-таки пришлось посадить обратно в его клетку.
– Прости, малыш, но мне еще нужно зайти домой, чтобы переодеться на барбекю.
Бигль тут же принялся скулить, разволновав остальных обитателей соседних клеток, оставленных в клинике на выходные, так что поднявшийся шум почти заглушил звон колокольчика, висевшего над входной дверью. Она испуганно замерла. Кто-то вошел внутрь, несмотря на табличку «Закрыто».
Она бросила взгляд на клетку и в поднятом собаками шуме тихонько двинулась к двери, ведущей в приемное отделение. Слегка приоткрыв ее, Кэти отпрянула назад и тихо охнула, увидев стоящего перед ней посетителя. Волчище! Никогда раньше ей не доводилось видеть его, но, судя по спутанной гриве рыжих волос и внешнему виду бродяги, это мог быть только страшный затворник, о котором ей рассказывали. Она слышала, что он обитает в своей хижине в дальнем конце района, где живет мисс Мейбл. Он держал на руках окровавленную черно-белую колли в сером наморднике. Мать Руфуса? Трей любил рассказывать, как пронзительно холодным январским вечером они с Джоном похитили Руфуса с заднего двора мистера Вулфа, чтобы сделать сюрприз для Кэтрин Энн.
На принятие решения у Кэти ушло всего несколько секунд. По инструкциям доктора Грейвса ей следовало бы сидеть тихо и закрыть дверь, пока Волчище не уйдет, но бедная собака явно нуждалась в помощи, причем в срочной помощи. Ее долгом было спасти собаку, даже если за это ей грозит увольнение. Мужчина нетерпеливо нажал на кнопку звонка на стойке, и она распахнула дверь.
– Могу я вам чем-то помочь? – спросила Кэти, немного привстав на цыпочки для солидности, чтобы произвести впечатление.
Он обернулся и взглянул на нее из-под своих лохматых бровей, таких же рыжеватых, как его волосы и борода.
– Да, мисс, можете, – сказал он. – Моя собака сильно пострадала в драке с койотом.
Мужчина был слишком озабочен состоянием своего животного и не проявлял никакого интереса к хорошенькой девушке в коротких шортах и футболке, которая была одна в конторе, где в кассе лежала выручка.
– Боюсь, что доктора Грейвса в данный момент нет на месте, – сказала Кэти. – Я – его помощница только на летнее время, но буду рада вам помочь, чем смогу.
– И сколько его не будет?
– До утра понедельника. Я могу позвонить ему по номеру срочного вызова, если хотите.
Доктор Грейвс все равно бы не приехал, кем бы ни был человек, обратившийся в клинику. Будучи президентом клуба болельщиков «Рысей», он сегодня вечером должен был лично представлять команду – обязанность, которую испытывающий тщеславную гордость Грейвс собирался выполнить, находясь в предвкушении всю эту неделю. И сейчас он уже был на стадионе для родео.
– Он прогонит меня отсюда, если вы назовете ему мое имя, – заявил мужчина, – а помощь моей собаке нужна прямо сейчас.
– Я уверена, что он обязательно спросит об этом, – сказала Кэти. – Хотите, чтобы я посмотрела ее?
Собака жалобно скулила. Когда она дышала, из глубоких ран на ее боку сочилась свежая кровь.
– Я действительно был бы вам очень благодарен, мисс.
– Идите за мной в операционную, – позвала его Кэти.
У нее могли быть большие неприятности из-за того, что она собиралась сделать.
– Положите вашу собаку на стол и стойте рядом с ней, пока не подействует успокоительное, которое я ей вколю, – велела Кэти.
– Спасибо вам, мисс. – Мужчина наклонился к уху собаки, и Кэти почувствовала исходивший от него запах скотного двора. – А теперь потерпи, Молли. Эта славная девушка сейчас починит тебя.
Признаться, Кэти и сама на это надеялась, но что, если она не сможет вылечить Молли? Что тогда? В полной тишине, которая казалась гнетущей из-за отсутствия шума машин на улице, этот человек выглядел так свирепо, что мог нагнать страху даже на питбуля, но она, тем не менее, не боялась его. Кэти была в своей стихии. В операционной она всегда старалась быть спокойной и сосредоточенной, независимо от серьезности состояния больного животного или от темперамента его владельца. Кэти быстро заправила шприц и осторожно ввела иглу в дрожащее тело собаки.
– Ну вот. Это на некоторое время снимет боль, а я пока почищу и зашью ее раны.
– Насколько все серьезно, мисс?
– У нее, к сожалению, глубокие рваные раны. Жизни собаки они не угрожают, но она уже никогда не будет такой задиристой, как раньше.
Кэти надела латексные перчатки, натянула на лицо хирургическую маску и принялась за работу. Успокоительное сработало мгновенно, но мужчина с невозмутимым видом продолжал стоять рядом и поглаживал лежащую на столе собаку по голове. Кэти не стала настаивать на выполнении правила клиники, предписывавшего, чтобы владельцы животных ждали в приемном отделении. Это могло отпугнуть удачу, а любовь этого человека к своей собаке была очевидна.
