Текст книги "Черный ураган. Честный Эйб"

Автор книги: Лев Рубинштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Сэм сделал по пути к свободе только два шага. Ухватившись за колено, он согнулся в три погибели и простонал.

– Так, так, – заметил Том. – Выходит, не миновать тебе счастья. Это судьба. Эл, бери его под руку. Не сопротивляйся, Сэм, мы ведём тебя в рай.

– Доллар в день, масса Сэм! – подтвердил Эл.

Таким образом механик Сэм Грегори вступил в гармоническую ассоциацию Брук-Фарм.

Колокол возвестил конец работы в механических мастерских. Сэм Грегори вымыл лицо и руки, вывязал галстук и отправился в лекционный зал.

Сэм уже шестой месяц работал в секторе сельского хозяйства» где он чинил веялки, серпы и плуги.

Директор ассоциации доктор Рипли был небольшой человек с задумчиво-восторженным лицом проповедника. В лекционном зале он преподавал латинский язык и критиковал общественные порядки. Джордж Рипли славился своим красноречием. Он говорил часами, воздевая руки к небу, раскачиваясь и поминутно поправляя золотые очки на носу. Он говорил о будущем.

Будущее было полно чудес. Не надо было ни стачек, ни революций, ни насилия. Достаточно было убедить лучших людей в Америке, чтоб они вкладывали свои деньги, свой труд, свой талант в акции «гармонической ассоциации» – и вся Америка, а за ней и весь мир превратятся в рай, где вместо конкуренции будет всеобщее «единство и гармония». И как это до сих пор люди не могли понять, что вместо ежедневной борьбы друг с другом им следует объединить свои усилия?

Не мог этого понять и Сэм Грегори. Ему трудно было понять возвышенные слова и закруглённые фразы самого Рипли. Он вертелся во все стороны. Справа от него возвышался, сложив руки на коленях, Том Белл, за ним сидел, полуоткрыв рот, Эл Кимбс. Слева от Сэма сидели члены ассоциации «предлагающие талант». Это были учителя, писатели, профессора, философы и образованные леди из Бостона. Дамы были в строгих платьях из тёмной тафты с записными книжками в руках. Они слушали оратора с молитвенным восторгом.

– Том, – прошептал Сэм «а ухо своему соседу, – ты что-нибудь понял?

– Гм, кое-что понял, – отвечал Том.

– Откуда эти ребята возьмут деньги на своё хозяйство?

– Гм, вероятно, в складчину, – отвечал Том.

– А по-моему, если все эти таланты сложатся, да ещё и мы добавим по доллару каждый, то всё равно денег не хватит.

В этот момент Рипли коснулся как раз вопроса о деньгах. Он выразил твёрдую надежду, что какой-нибудь разумный капиталист прочитает «Предвестник» (так назывался журнал Брук-Фарм) и поймёт, что лучшее место для его денег – это гармоническая ассоциация!

– Если сюда явится Корни Вандербильт с его миллионами, – не утерпел Сэм, – то моей ноги здесь не будет!

– Тише ты, полоумный, – зашептал Том.

– Я неграмотный негр, – сказал Эл Кимбс, – но я не могу представить себе, чтобы белые господа, которые покупают рабов на Юге, стали бы сидеть на одной скамье с чёрными.

– Доктор Рипли их убедит, – ответил Том.

– Никогда, Том! О, никогда!

– Я тоже думаю, что никогда, – сказал Сэм.

Тут все встали. Одна из леди заиграла на фисгармонии и хор запел:

К шагу шаг – и долгий путь

Мы пройдём, мы пройдём.

К камню камень – мощный свод

Возведём, возведём!

Капля с каплей – и волна

С шумом вертит жернова.

Лишь единством мы сильны -

Так сомкнём тесней ряды!

После собрания Том Белл с трудом протискался к Рипли, который стоял в кружке поклонниц, протирая очки.

– Мистер Рипли, – прошептал Том на ухо великому оратору, – я хотел бы сказать вам два слова наедине.

– Пойдём, брат, – сказал Рипли. – Я хотел бы, господа, чтоб мы все называли друг друга «братьями». Пойдём, брат, и я надеюсь, что другие братья и сёстры извинят меня.

Они вышли в коридор.

– Мистер Рипли, то есть брат, – сказал Том, – я нынче ходил в Роксбери за гвоздями, и по дороге мне привелось услышать разговор, которого лучше бы мне не слышать.

– Надеюсь, что выражения были приличными? – спросил Рипли.

– Дело не в выражениях. В рощице возле нашей территории были привязаны две верховые лошади, а на брёвнах сидело человек шесть из того сорта, который вы называете подонками.

– О, это господа в широкополых шляпах, жующие табак?

– Совершенно верно, мистер… то есть брат. По-моему, это охотники за беглыми неграми. Но один из них выглядел почище, в коричневом сюртуке и жёлтых брюках, цилиндр сдвинут на затылок.

– Кто бы это мог быть, брат Том?

– По-моему, это сыщик, мистер брат Рипли.

Рипли удивлённо посмотрел на Тома.

– Не удивляйтесь, – продолжал Том, – я это понял из их разговора. Они говорили о Брук-Фарм.

– И что же они говорили?

– Что наша ассоциация есть просто притон для всяких беглых… Что в ней находят себе приют уголовные преступники, неоплатные должники и негры, удравшие от хозяев. Что мы все заражены подрывными идеями, привезёнными из-за океана, и что надо с нами расправиться…

– Брат Том, – возмущённо сказал Рипли, – с нами можно расправиться, только нарушив закон!

– А я полагаю, – простодушно промолвил Том, – что для них нарушить закон самое обыкновенное дело. Они получают за это деньги.

– Они называли какие-нибудь имена?

– Называли. Вернее, сыщик расспрашивал их, а они отвечали. Был упомянут молодой механик Сэм Грегори, за ним негр Эл Кимбс. Про вас было сказано, что вы, извините, «старый попугай в очках»… И что лучше всего было бы всех нас «выкурить отсюда дымом».

– Ну, – сердито сказал Рипли, – я вижу, что это действительно подонки! Не говори об этом ничего ни Грегори, ни Кимбсу. Я уведомлю совет директоров, и мы обратимся за охраной к полиции.

Том покачал головой.

– Сомневаюсь, сэр… то есть брат, что полиция поможет нам в этом деле. Не лучше ли обзавестись дюжиной дробовиков?

– Том, мы не прибегаем к оружию! – торжественно сказал Рипли.

Новое общежитие – фаланстер – было уже наполовину построено. К весне 1845 года собирались закончить первый этаж, а к осени – всё здание. Работали все вместе. Даже профессора, поэты и философы носили доски и заколачивали гвозди.

Вечером 14 марта Сэм Грегори шёл от колодца с двумя вёдрами воды и остановился как вкопанный, услышав за забором своё имя, произнесённое вполголоса.

– Смотри, Джим, ведь это Грегори!

– Да, кажется, он.

– Вот бы сейчас его… а, Джим?

– Не надо. Мы своё дело сделали. А этот молодчик от нас не уйдёт.

Сэм поставил вёдра на снег и бросился к забору. Но там уже никого не было. Сэму показалось, что вдали, по дороге, пронеслась вскачь лошадь, запряжённая в широкие сани.

В этот момент на территории Брук-Фарм отчаянно зазвонил колокол. Раздались крики «пожар».

Горел фаланстер. Все проёмы второго этажа были ярко освещены пламенем. Сухое деревянное здание, лишённое штукатурки, вспыхнуло, как трут. Багровые отсветы метались по сугробам. На вечернем облачном небе вставал оранжевый полог. Высокий столб серого дыма устремился вверх, и снопы искр осветили округу.

Братья бежали со всех сторон с вёдрами, ломами и крючьями.

Рипли в ночном халате и белом колпаке с кисточкой давал распоряжения, но выполнить их не было возможности. Сэм пробовал вынести доски из нижнего этажа, но через несколько минут выскочил оттуда в дымящейся одежде. Огонь бушевал с необыкновенной силой. Головни падали и, шипя, зарывались в снег.

– Мистер брат Рипли, – сказал Том, – на вашем месте я приказал бы спасать крышу «Орлиного гнезда».

«Орлиным гнездом» называли дом на холме, который непосредственно примыкал к фаланстеру.

– Да, да, – тихо сказал Рипли, – спасайте что можете… Но ассоциацию вам не спасти.

По его старческим щекам катились крупные слёзы.

– Сэм и Эл, со мной на крышу! – скомандовал Том. – Остальные по крышам, в мастерские, амбар и жилой дом!

Через полчаса во двор Брук-Фарм влетела пожарная паровая машина с тройкой разгорячённых коней. Из её трубы валил дым. Люди в медных касках, с топорами в руках, рассыпались вокруг пылающего дома. Зашумела высокая струя воды. От пожарища потянуло чёрной копотью.

Сэм, Эл и Том окатывали крышу «Орлиного гнезда» водой из вёдер.

– Они выбрали плохую ночь для поджога, – сказал Сэм вытирая копоть со лба. – Ветра почти нет, и сжечь все дома им не удастся.

– Ты думаешь, что нас подожгли? – спросил Том.

– Не думаю, а уверен. Двое в широкополых шляпах. Я слышал их голоса за забором.

– «Выкурить их отсюда дымом», – прошептал Том. – Пожалуй, ты прав, Сэм. У нас нет никакой охраны. Ах, мистер брат Рипли!

– Не трогайте его, масса Том, – сказал Эл. – Это очень добрый старый масса брат.

– Слишком добрый. За вёдра, парни! Подуло в нашу сторону!

Облако искр налетело на крышу «Орлиного гнезда». Но ветер тут же стих. Луна осветила снега, догорающую тёмную массу фаланстера и суетящиеся фигурки людей во дворе. Вода замерзала на обугленных стропилах дома.

– Семь тысяч долларов погибло, – сказал Сэм, – а денег нет.

– Не всё ещё потеряно, – отозвался Том. – «Лишь единством мы сильны…», как поётся в песне.

Церковный колокол в Роксбери отметил его слова унылым, словно погребальным звоном. Спустя три часа прибыла пожарная команда из Бостона. Она застряла в пути из-за снежных заносов. Но тушить было уже нечего. Рипли ушёл к себе на второй этаж. За ним последовали директора ассоциации.

Нью-йоркская газета «Трибуна» писала в 1847 году: «Начатая без капитала, без опыта и промышленных возможностей, без знания планов Фурье или других систематических планов, расположенная в неблагоприятном месте, купленном за большие деньги, вдобавок неоднократно заложенная в банках ассоциация Брук-Фарм находится накануне развала».

Весной 1847 года Том и Эл провожали Сэма Грегори в дальний путь.

На Сэме были его старые штаны с надписью: «Крупитчатая мука». Он уверял, что эти штаны приносят ему счастье.

– Не сердитесь на меня, ребята, – сказал он, вскидывая котомку на плечо. – Нищим я сюда пришёл, нищим и ухожу. Но я не хочу больше оставаться здесь. Может быть, из-за меня и произошёл пожар.

– Незачем тебе брать на себя вину, Сэм, – сказал Том. – Нас не любят в Америке.

– Я пойду на вольный Запад, – сумрачно проговорил Сэм, – пойду к новосёлам за Миссисипи. Ищите меня в Канзасе, а может быть, у индейцев или у мексиканцев. Передайте привет старине Рипли и братьям. Они хорошие люди, но нельзя изобрести счастье. Его можно только завоевать. Помните – я жду вас, ребята!

– Масса Сэм, не уходите от нас, – жалобно сказал Эл.

– Не могу, Эл. Когда я вижу дорогу, которая тянется вдаль, меня подмывает пуститься в путь.

– Масса Сэм, а вас не подстрелят по дороге?

– Это не так легко, Эл. В лучшем случае, они могут рассчитывать на перестрелку.

Сэм пожал руки Тому и Элу и зашагал лёгкой походкой по пыльной дороге. Белый и негр долго смотрели ему вслед.

– Сэм хороший парень, – сказал Эл. – Он похож на моего брата Дэви.

– У тебя есть брат?

– Есть. Он был рабом, но теперь он свободный.;

– Его отпустили?

– Нет. Он бежал с плантации в горы Мэриленда. У него ружьё. Он такой же храбрый, как масса Сэм.

– У меня тоже есть друг, – сказал Том, – но тот не с ружьём. Тот с книгой. И его тоже постоянно тянет в путь, только по другой дороге: в Вашингтон.

– Кто это, масса Том?

– Его зовут Эйб Линкольн. Он член конгресса.

– Ваш друг в конгрессе? О, масса Том, он поможет вам!

Том покачал головой.

– Эйб слишком честен. Для меня он просто старина Эйб из Иллинойса, и больше ничего. Может быть, мы когда-нибудь увидимся с ним.

Фигурка Сэма вдали становилась всё меньше и меньше. Вот он перешёл через мост, вот он обогнул холм и исчез, словно растворился в сиянии утреннего солнца.

Сэм Грегори ушёл делать жизнь. Пойдём и мы за ним.

Кровавый Канзас

Человек с котомкой шёл через прерию.

На вид ему было лет двадцать семь. Лицо его было покрыто бронзовым загаром. На нём была порыжелая куртка с ременным поясом. За поясом торчал большой охотничий нож.

В канзасской прерии не было дорог. Иногда попадались размытые дождями тропинки. Человек шёл прямо через целину. Он Держал курс на запад, ориентируясь по солнцу.

Кругом не было ни живой души. Вдали, над курганом, коршуны описывали неторопливые круги в небе, но не садились на землю. Путник долго и подозрительно смотрел на них, прикрыв глаза щитком от солнца. Потом он зашагал к кургану.

С расстояния шагов в полтораста он заметил две фигурки с котомками за плечами. Они рассматривали что-то на земле.

– Эй! – крикнул путник.

Две фигурки сорвались с места, точно одержимые, и в одно мгновение исчезли. Путник подошёл поближе.

На земле лежал, раскинув руки, молодой человек в клетчатой рубашке и штанах из оленьей кожи. Возле его головы почва была пропитана кровью.

Путник нагнулся к нему, прикоснулся к руке и отпрянул.

– Труп, – прошептал он. – И уже остыл давно… Индейцы? Нет, индейцы сняли бы скальп. Это…

За поясом убитого торчала бумажка. Путник поднял её.

На бумажке был нарисован крест. Внизу было написано: «Так будет со всеми проклятыми аболиционистами».

– Это пограничные головорезы из южных штатов, – сказ путник. – Вот он, кровавый Канзас! Вот он, вольный Запад!

Путник говорил громко. Вероятно, он привык рассуждать вслух, передвигаясь в одиночку по безлюдным степям. Но его голос услышали. Две фигуры поднялись из-за сухого куста в десяти шагах от него.

– Масса, вы с Севера или с Юга? – спросил один из них.

Это были негры. Один – рослый и мрачный, с головой, повязанной белой тряпкой, угрожающе держал в руке топор. Другой…

– Боже милостивый! – закричал другой, бросаясь вперёд. – Да ведь это Сэм Грегори с «Чертополоха»!

Путник вздрогнул, вперился в кричавшего и вдруг загоготал:

– Ах, чёрт тебя возьми, Эл Кимбс, дружище! Ах ты, старая косточка! Девять лет мы с тобой не виделись! Как ты сюда попал?

– Масса Сэм, масса Сэм! Я теперь беглый негр, как и работяга Дик! Вот он перед вами, этот Дик!

– Как ты можешь быть беглым, если ты свободный негр?

– Ах, масса Сэм, разве в Канзасе смотрят, кто свободный, кто раб? Здесь чёрная морда – значит, раб! Меня схватили посёлке Датч-Генри и сковали одной цепью с Работягой Диком. И мы бежали!

– Где же цепь?

– Ох, нет её, масса Сэм! Мистеры бандиты перепились после рейда. Эти головорезы убили молодого Таунсенда и вечером напились, и в этом было наше счастье. Старая скво, которая служит у них кухаркой, принесла нам камень, и мы сбили цепь и убежали.

– Работяга Дик тоже свободный? – спросил Сэм.

– Нет, масса, – гортанным голосом ответил рослый негр, – я раб из Миссури. Я бежал от хозяев. За мной гнались с собаками. Видите, масса, я ранен в голову.

– Куда же вы идёте? На Север?

Оба негра опустили головы.

– Нет, масса Сэм, – сказал Эл, – мы ищем капитана Брауна.

Сэм широко раскрыл глаза:

– Вы ищете Джона Брауна, который недавно убил четырёх человек?

– Масса Сэм, – сказал Эл, – он не убил их. Он их казнил. Они сами убийцы.

– Это белые господа из тех, которые весной устроили резню в городе Лоуренсе, – добавил Работяга Дик, – это южане, да проклянёт их господь!

– Они хотят сделать эту землю землёй рабства, – сказал Эл Кимбс.

Сэм слышал о Брауне не раз. Словно опаляющий вихрь, носился этот пожилой человек по Канзасу с винтовкой в руках. Слово «Браун» наводило страх на рабовладельцев. Переселенцы с Севера произносили его с надеждой, погромщики из Миссури с ужасом. «Убийца Браун»… где он скрывается? «Мститель Браун»… Он возникает из тучи!

– Отлично! – проговорил Сэм после минутного молчания. – Я вижу, что здесь пахнет порохом на каждом перекрёстке. Это тебе не Брук-Фарм, миляга Эл.

Эл понимающе затряс головой.

– Что вы, там были настоящие люди, масса Сэм! Как жаль, что ассоциация распалась!

– Она не могла не распасться, Эл. Там были одни мечты. Но как здорово, что мы с тобой опять встретились в пути!

– Судьба, масса Сэм, – серьёзно сказал Эл. – Нам судьба вместе бродить по Америке. Идёмте с нами к Брауну.

– Какой мне толк от твоего Брауна? Я не аболиционист. Я ищу работу.

– Видать, что вы не разбогатели за девять лет, масса Сэм?

– Я ещё разбогатею, – отозвался Сэм. – Но лучше скажи мне, что делать с мёртвым телом?

– Это и есть молодой Таунсенд, масса Сэм. Надо дойти до фермы «Текучая Вода», милях в шести отсюда, и сказать его родителям. Нас там не тронут. Это фермеры из Иллинойса, они терпеть не могут охотников за неграми.

– Весёлая, однако, задача у нас с тобой, Эл! Сообщить родителям… Нет уж, возьмём тело и отнесём на ферму. Плохой подарок, но нельзя же оставлять его здесь на прокорм хищным птицам. Эй ты, Работяга, ты в состоянии помочь?

– Я могу даже целое дерево утащить на плечах, Сэм, – сказал Работяга Дик, – только замолвите за нас словечко белым, чтоб они не выдавали нас головорезам из Миссури.

– Со мной вам нечего бояться, – веско сказал Сэм. – Я Сэм Грегори, механик из Нью-Йорка!

После похорон молодого Таунсенда ферма «Текучая Вода» превратилась в крепость.

У старика Таунсенда было, помимо убитого, ещё четверо сыновей. Они днём и ночью несли караульную службу. Полевые работы прекратились. Даже женщины ходили к речке с ружьями за спиной.

Два негра и механик из Нью-Йорка оказались желанными гостями на ферме. Сэм получил ружьё, а Эл и Дик пистолеты. Они дежурили на дворе и на крыше фермы в очередь с сыновьями хозяина.

Так прошла неделя. Из посёлка Датч-Генри доходили слух что головорезы поклялись уничтожить ферму и ждут только подкреплений из соседнего штата Миссури.

– Мистер Таунсенд, – вежливо сказал Сэм хозяину, – на вашем месте я не стал бы ждать гостей. Я собрал бы соседей и попытался бы выкурить всю шайку из Датч-Генри.

– Сохрани меня господь! – важно отвечал старик. – Сказано в священном писании: «Не говори: я отплачу за зло, предоставь господу, и он сохранит тебя». Нечестивые хвастаются, что убьют нас, но на деле рука божия уже поднялась над ними.

– Это очень глубокомысленно, – заметил Сэм, – но как бы они не изловчились перестрелять нас, прежде чем рука божия опустится.

– Это хвастуны и трусы, – сказал старик. – Они не осмелятся. Ворота укреплены, ферма окружена высоким забором, окна закрыты щитами. Мои сыновья лучшие стрелки в Канзасе, а запасов продовольствия и воды у нас хватит на месяц.

Сэм почтительно посмотрел на карандашный портрет убитого Таунсенда-младшего, висевший на бревенчатой стене в рамке из засохших цветов, и отправился восвояси, прижимая к груди ружьё.

В тот же вечер по холму невдалеке от фермы галопом проскакал всадник в широкополой шляпе и бросил на землю листок бумаги, приколотый к палке. Сэм хотел выстрелить вслед всаднику, но старик удержал его.

За бумагой отправилась вооружённая экспедиция. Через несколько минут Сэм читал текст, написанный неуклюжими каракулями:

«Капитан Хэйс сопчает, што у нево нету зла, но есть сто добровольцев первово сорта. И он даёт клятву на светой библие, што не тронет никово, есть ли проклятае абалиционисты уйдут сами па дабру па здарову и аставят чорных. И он будит ждат три сутки, а патом пеняйти на себя. С пачтением капитан Хэйс и вот ево знак».

Внизу были нарисованы три креста и череп.

– Мы не для того пришли в Канзас, чтоб кланяться разбойникам, – сказал хозяин. – Через трое суток мы им покажем, кому принадлежит земля в Канзасе.

В тот вечер караулов было меньше. Младший сын хозяина дежурил за воротами, а племянница сидела на крыше. Сэм лежал в сарае на деревянной кровати (он постоянно спал в сарае), а негры чистили свои пистолеты, сидя на корточках возле фонаря, поставленного прямо на пол. Тусклый свет фонаря играл бликами на потном лбу Работяги Дика.

– Могу вам сказать, ребята, – говорил Сэм, – что за эти девять лет я прошёл через семь штатов. Работал я и помощником машиниста на пароходе, и плотовщиком на Миссисипи, и кондуктором на железной дороге, и печатником в типографии, и зазывалой на ярмарке. И везде меня выслеживали агенты Корни Вандербильта. И я бежал всё дальше и дальше.

– И вы нашли справедливость? – спросил Эл.

Сэм Грегори вздохнул.

– С тех пор как я поступил мальчиком на «Чертополох», друг мой Кимбс, справедливости я в этой стране не видал.

– Гм, я тоже, – подтвердил Эл.

– Говорят, справедливость есть в Калифорнии, – подал голос Работяга Дик, – только для белых. А чёрным справедливость и там не полагается.

– Думаю, что и в Калифорнии её нет, – сказал Сэм.

– Ох, масса Сэм, я плохо разбираюсь в политике, – грустно проговорил Работяга, – но я хотел бы, чтобы кто-нибудь из образованных людей сказал мне, есть ли в Штатах такое место, где чёрным хорошо?

– Такого места нет, – отозвался Эл.

– В Миссури мне говорили, что в Канзасе меня не выдадут. Но я вижу, что здесь ничем не лучше, чем в Миссури…

– Это потому, что южане хотят силой захватить Канзас и сделать его рабовладельческим штатом. Понятно?

Работяга помолчал несколько минут.

– Помилуй господи! – сказал он. – Если б я так хорошо разбирался в политике, как вы, масса Сэм, я подался бы в другую сторону. А что мне сейчас делать?

– По-моему, надеяться на свой пистолет, – рассеянно отвечал Сэм. – Ребята, что это такое?

Снаружи донёсся отдалённый вой, похожий на плач ребёнка.

– Это степной волк – койот, – сказал Сэм.

– Вы уверены, масса Сэм? – произнёс Эл, поднимаясь с места. – Никогда не видал волков, и мне интересно на них поглядеть.

Эл вышел из сарая, и через минуту послышался его пронзительный крик:

– Степь горит!

Головорезы из Датч-Генри умело воспользовались ветром и подожгли сухой ковыль с трёх сторон так, что широкая полоса огня подковкой струилась прямо к ферме Таунсендов. Сэм чихнул от дыма и произнёс спокойно:

– Я чувствовал, что трое суток им не выдержать.

По степи извивались клубками оранжевые змейки. Они кишели, как живые гады, переплетаясь, подскакивая, и суетливо подбирались к ферме. Небо было дымное, словно охваченное вихрем сверкающей пыли. Земля трескалась и палила жаром. Дым ел глаза.

– Все по местам! – кричал старик Таунсенд. – Трое на крышу! Женщины, несите вёдра!

В эту минуту беспорядочно защёлкали выстрелы и зазвенели стёкла. Ферму обстреливали с севера, запада и юга. Вперемежку со стрельбой слышалось дикое завывание, похожее на волчий вой. Один из сыновей Таунсенда выронил ружьё и повалился на землю.

Сэм и оба негра отстреливались у ворот. Но противников почти не было видно за стеной дыма. Только когда загорелся высокий, сплошной забор, в дыму замелькали какие-то перебегающие тени. Сэм свалил двоих, но ворота начали угрожающе трещать и наконец рухнули в облаке искр. Тени в широкополых шляпах заметались во дворе. Завизжали женщины. Головорезы капитана Хэйса подкрались к ферме со стороны реки, где ещё не было пожара. Работяга Дик разрядил свой пистолет и замахал топором.

– Масса Сэм! – кричал он. – Пробивайтесь к сараю, там…

Хлопнул выстрел. Работяга ухватился обеими руками за живот и сел на землю. Какой-то маленький юркий человечек вытащил из-за пояса охотничий нож и всадил ему в спину.

Через минуту на шею Сэма упал аркан и с силой потащил его со двора фермы. Сэм ударился головой о столб ворот и потерял сознание.

Сэма привёл в себя свежий ветерок. Он пошевелился и почувствовал тугие путы на руках и ногах. Он был привязан к дереву верёвками.

Вдали горел костёр, и пьяные голоса нестройно пели песню про прекрасную Джолли Рэй. От остатков фермы «Текучая Вода» тянуло гарью.

Сэм глубоко втянул в себя воздух. Всё было ясно – господа из Датч-Генри долго церемониться с ним не будут.

Он попытался избавиться от верёвок. Они были искусно скручены и завязаны. Малейшее движение причиняло невыносимую боль. На помощь рассчитывать не приходилось.

От костра отделилась тощая, сухопарая фигура в кожаной куртке, штанах из оленьей кожи и высоких болотных сапогах. За поясом у этого человека торчали два шестизарядных револьвера, а в руке была плётка. Он подошёл к Сэму и несколько минут молча рассматривал его лицо.

– Где ещё один чёрный? – спросил он.

Сэм не отвечал.

– Послушай ты, вонючий социалист! Отвечай, а то тебе придётся умереть в мучениях.

– Не знаю, – сказал Сэм. – Где старик и его сыновья?

Человек с плёткой усмехнулся, снял шляпу и набожно посмотрел на небо. Сэм понял – все убиты. Жив, вероятно, один Эл Кимбс, но он исчез.

– Негодяи! – сказал он и получил удар плёткой по лицу.

Сэм почувствовал прилив ярости. Он заметался, верёвки заскрипели.

– Смотри, свалишь дерево, – насмешливо проговорил победитель.

– Вы меня расстреляете? – спросил Сэм.

– Нет. Мы люди верующие и не любим проливать кровь понапрасну. Мы тебя повесим на этом самом дереве.

Человек с плёткой был в хорошем настроении. Он радостно подмигнул Сэму, осклабился и ушёл, напевая: «О тебе пою я песнь мою, о любезная Джолли Рэй…»

– Итак, механик Сэм Грегори закончит свою жизнь на дереве, среди канзасской прерии, – процедил сквозь зубы Сэм. – Неужели нет на свете справедливости?

И он вцепился зубами в ближайшую верёвку – напрасный труд, потому что это были прочные верёвки корабельного образца. Их можно было разве что распилить пилой.

Часы шли за часами. Несколько пьяных у костра легли на погоревший ковыль и заснули. Один продолжал мурлыкать, качаясь из стороны в сторону.

«Их здесь семь человек, – соображал Сэм, – остальные, вероятно, отправились в Датч-Генри делить добычу. Но к утру все будут здесь. Попытаюсь сделать что-нибудь в последнюю минуту. Если б удалось вытащить у этого молодца хотя бы один револьвер… зачем ему два?»

Кругом была тишина. И в этой неподвижной тишине Сэм услышал едва различимый звук – шорох, как будто змея ползла по золе. Через минуту знакомый голос прошептал ему на ухо:

– Масса Сэм, не шевелитесь. Это я, Эл. Я здесь не один.

Затем заскрипел нож. Чья-то рука резала верёвки.

Певец у костра приподнялся. Петля длинного аркана просвистела над ним, охватила его за плечи и свалила на землю. Он зарычал и забился. Его товарищи подскочили, словно укушенные скорпионом, но их крики заглушил гром залпа. Один упал лицом в костёр, остальные распластались кругом.

– Не задерживайтесь, ребята! – скомандовал кто-то за спиной Сэма. – Рубите верёвки и бегите с механиком к лошадям. Эти молодцы будут здесь через полчаса.

– Кто вы? – спросил Сэм, устало потягиваясь.

– Мы люди Джона Брауна.

На поляне среди высоких деревьев горел большой костёр. Над ним висел котёл. Женщина с загорелым лицом собирала в кустах ягоды. Несколько человек лежали на одеялах, расстеленных на траве. К деревьям были прислонены ружья и сабли.

– Таунсенд был честный человек, – сказал Браун, поворачивая над огнём большой кусок свинины, – но он не умел сражаться. Большинство свободных поселенцев не умеет воевать, особенно в городах. Они думают, что это не война… и называют меня убийцей!

– А вы думаете, что это война, капитан? – спросил Сэм.

– Я думаю даже, что это священная война, – отвечал Браун.

У этого знаменитого человека были резкие черты лица, широкие плечи, энергичные движения. Вряд ли он был физически силён, но в нём словно дремала глубокая внутренняя сила. Взгляд его ясных серых глаз приковывал, а негромкий голос как будто зачаровывал слушателя. Даже враги почтительно умолкали в его присутствии.

На нём были грубые парусиновые брюки, заправленные в тяжёлые ковбойские сапоги с длинными шпорами. Бумажная рубашка была расстёгнута у воротника, рукава засучены до локтей.

– Миссурийцы просто волки, – продолжал Браун. – Рабство ожесточило и притупило их. Человеческая жизнь у них стоит грош. Однако и свободные северяне здесь далеко не все одинаковы. Нужны мужество и решительность, а это редкость в нашей стране.

– Капитан Браун, – сказал Сэм, – неужели вы думаете, что в Америке нет мужественных людей?

– Мало, Грегори, очень мало! Мы привыкли радоваться тому, что горит дом соседа, а не наш дом. Пока огонь не дойдёт до нашего порога, мы предпочитаем болтать. У нас много врагов рабства, но нет солдат, – хороших, молчаливых, упрямых солдат! Вы уже два раза сказали мне, что вы не аболиционист.

– Я ищу свободу и справедливость, – сказал Сэм.

– Послушайте, молодой человек! Рабство в этой стране есть средоточие всего отвратительного. Если американцам не хватит мужества покончить с рабством, то вся наша свобода и республика обречены на гибель.

– Это многие говорят, – вмешался Эл Кимбс. – Я читал в газете статью массы Линкольна из Иллинойса. Там очень хорошо написано вроде того, что если у Джонса кожа белая, а у Смита чёрная, то выходит, что Смит должен быть рабом Джонса. «Берегитесь, – говорит масса Линкольн, – ибо любой встречный человек может объявить вас своим рабом, потому что кожа у него светлее вашей…»

– Эл, не мешай капитану говорить, – сказал Сэм.

– Я уже всё сказал, – отозвался Браун. – Послушаем, что скажет мистер Линкольн из Иллинойса.

– «Ах, вы не имеете в виду цвета кожи? – спрашивает масса Линкольн. – Вы имеете в виду то, что белый человек умнее чёрного? Опять берегитесь! Вы можете стать рабом первого встречного, который умнее вас…»

– Дело вовсе не в этом, – сказал Сэм. – Южане говорят, что они заинтересованы в рабстве, иначе им крышка.

– Вот, вот, масса Сэм! На это масса Линкольн отвечает: «Очень хорошо. Тогда первый встречный имеет право сделать вас рабом, потому что без этого ему крышка!» Он не совсем так говорит, как я, потому что масса Линкольн образованный, но смысл его слов я передал правильно…

– Мистер Линкольн говорит, – сказал Браун, – а мы воюем. И если мистер Линкольн думает, что с рабовладельцами можно поступать по закону, то он ошибается. Они презирают законы.

Браун повернулся спиной к костру.

– Бесс, пора кормить лошадей! Мы здесь долго не пробудем.

– Опять ночной переход, капитан? – спросила женщина, которая собирала ягоды.

– Мы движемся только по ночам, – отвечал Браун. – Надо привыкать к этому. – Он вытащил из кармана вчетверо сложенную бумажку и развернул её. – Господа головорезы не успокоились. Вот их «манифест», отпечатанный в типографии. Видите, крупная надпись: «Никаких уступок!» Они готовы убивать и жечь! Мне пишут из Осаватоми, в юго-восточном Канзасе, что южане собрали целую армию и собираются «окончательно навести порядок» в этом городе. Это будет такой «порядок», какой вы видели на ферме «Текучая Вода». Мы пойдём туда и не пустим их в Осаватоми. Хватит болтать, пора стрелять. Кто боится выстрелов, пусть уходит. Куда вы, Грегори и Кимбс?

– Я с вами, – сказал Сэм.

– И я, масса Браун, – откликнулся Эл.

* * *

– Здесь не меньше четырёхсот человек, – сказал Сэм Брауну.

Люди Брауна лежали за кустами на опушке небольшого леска. Дорога была перед ними как на ладони.

– Зато они не ожидают сопротивления, – отвечал Браун. – Эй, ребята, не стрелять, пока я не скомандую. Мы подпустим их поближе. Стрелять в середину колонны и не медлить!

Хотя головорезы и поклялись не напиваться до победы, тем не менее, наступая на Осаватоми, они были уж «на взводе». Они горланили песни и подбрасывали в воздух шляпы. За колонной всадников ехали два фургона для сбора награбленного имущества.