Текст книги "Хроники похождений"

Автор книги: Лев Портной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

Глава 15

Англичанин оказался рыжим толстяком. Он обрадовался, когда увидел бумаги, и сообщил, что некая барышня специально заплатила ему, чтобы «Emerald Jane»[40]40
  Изумрудная Джейн (англ.).


[Закрыть] стояла на рейде, пока не появится предъявитель этих документов. Клавдий попросил мистера Спелмана приготовить судно, чтобы рано утром флейт[41]41
  Флейт – парусное морское транспортное судно. На протяжении XVI–XVIII веков флейты занимали господствующее положение среди торговых судов на всех морях.


[Закрыть] мог отправиться в плавание. Рыжий толстяк радостно сообщил, что будет готов отчалить через два часа.

– Все же дождитесь, пока мы окажемся на борту, – усмехнулся Марагур. – К тому же скоро совсем стемнеет. Лучше отправимся в путь с утра.

– Мистер Спелман, а признайтесь, наверняка не ожидали, что с документами к вам пожалует велетень? – спросил я англичанина, с сердитым видом уставившись в его глаза.

Я так насупился, что чуть в барсука не превратился, но, как ни старался, Спелман не обратил внимания на мою мимику.

– Это ж Россия! – радостно ответил он и развел в сторону красными волосатыми ручищами.

– Граф Дементьев очень гордится дружбой со мной, – сообщил Марагур англичанину и пихнул меня локтем – по-дружески.

– Тише ты! – огрызнулся я. – Я же не велетень!

– Ладно-ладно, пойдем, – ответил Клавдий.

Мы наняли две коляски и отправились в резиденцию графа Норда-Северного.

Дворец Петра Великого оказался полуразрушенным деревянным домиком, явно рассчитанным на гостей, привыкших к спартанскому образу жизни, а не сопровождаемых огромной свитой, численность которой сделала бы честь многим королевским дворам Европы. В результате именно челядь, следовавшая за четой Нордов-Северных, приобщалась к суровым походным условиям. Вельможа с супругой расположились в доме. Для остальных были разбиты палатки под открытым небом. Мирович побеспокоился, чтобы нас обеспечили кровом и сытным ужином. Проводив нас к небольшой палатке, он приказал быть наготове, но по возможности успеть передохнуть. Сам Василий Яковлевич отправился в домик – ожидать аудиенции у вельможи.

После всех событий прошедшего дня больше всего на свете мне хотелось спать. Наскоро поев, я расстелил тюфяк и лег. Некусаный господин последовал моему примеру.

– Спокойной ночи, господа, – сказал он, растянулся на втором тюфяке и отвернулся к стене.

– Да уж, пора на боковую, – согласился опухший и улегся между нами.

– Вот проныры! – воскликнул велетень. – А графа Дементьева кто сторожить будет?

– А, кроме тебя, его все равно никто не удержит, – признался некусаный.

– Ладно, отосплюсь по пути в Амстердам, – согласился Клавдий и уселся на выходе из палатки.

Только что я собирался бежать, но теперь хотел спать. К тому же вылезти из палатки мимо велетеня не представлялось возможным. И я со спокойной совестью закрыл глаза. Хорошо бы, граф Норд-Северный не скоро принял Мировича, чтобы отдохнуть успеть. Вдруг улизнуть не удастся и придется плыть в Амстердам. Тогда мне предстояло как-то избавиться от Мировича и его друзей. Я рассчитывал, что во время морского путешествия представится случай скормить их рыбам. Пожалуй, начну с самого Мировича. Без него остальные и сами разбегутся, в том числе и велетень, который вряд ли захочет бесплатно гоняться за кем бы то ни было. Главное, до того, как он оторвет мне ноги, успеть убедить его в том, что неотмщенная смерть нанимателя нисколько не скажется на его репутации. Затем вопреки давешнему желанию бежать в Москву я предался мечтам о том, как встречусь с Аннет. Но скоро выяснилось, что дружище Морфей меня не покинул. Не чета каналье Лепо!

Не знаю, сколько я проспал, а проснулся от сильной боли. Кто-то подкованным каблуком наступил мне на левую руку. Уж не знаю, как, но как-то я удержался, не вскрикнул и даже не обругал обидчика. Я открыл глаза, пытаясь понять, кто это разгуливает по палатке и наступает нам на руки. Оказалось, что я лежу на спине, а моя рука во сне попала в дыру между стенкой и дном палатки, и на нее наступил кто-то, проходивший мимо. Справа посапывали опухший и некусаный. Велетень сидел у выхода. Кусок неба, видневшийся за его спиной, уже посветлел. Мне стало жаль Марагура: за всю ночь даже глаз не сомкнул.

Осторожно пошарив рукой, я обнаружил, что смогу пролезть через дыру в палатке. Я еще раз оглянулся на Клавдия, вздохнул, а затем приподнял полотно, перекатился через левый бок и оказался на улице. Теперь я лежал на траве животом вниз, слева от меня возвышалась палатка, впереди простиралась тень велетеня. Я приподнялся на локтях, согнул ноги в коленях, в такой неприличной позе отполз в сторонку, поднялся с земли и отправился прочь.

Свобода! Я был свободен! Мне осталось укрыться подальше от Василия Яковлевича и его компании, обождать, пока они отправятся в Амстердам и спокойно вернуться в Москву, по пути разыскав каналью Лепо с моими пожитками. И впредь держаться подальше от вице-канцлеров и прочей придворной шушеры. Я вспомнил Аннет, ее взгляд. Прошла-то всего неделя с того дня, как ее увезли неизвестные прямо из-под моего носа, но теперь мне казалось, что прошла целая вечность. А вечность, знаете ли, такое время, за которое многое меняется. Бог с ней, с этой Аннет, не сошелся же свет на ней клином! Не последний же это эклеръ. С этими мыслями я пошел прочь, подальше от палатки, которую охранял ничего не подозревавший велетень.

Где-то в Кронштадте проживал мой приятель, поручик Лунич, Пашка, дворянин из евреев. Нужно было разыскать его. Он дал бы мне кров – переждать, пока Мирович не отбудет в Амстердам, да и деньги понадобятся. Пашка дал бы в долг.

Я шел между деревьями и разбитыми тут и там палатками, большинство из которых сотрясались от храпа. Из одной доносились женские стоны и чье-то тяжелое дыхание. Я вспомнил, как Пашка хвалился, что у него красивые горничные, и прибавил шагу.

Мой путь проходил мимо домика Петра Великого. Окна гостиной были ярко освещены, и сквозь неплотно сдвинутые шторы я увидел полковника, передавшего Мировичу приглашение от вельможи. Офицер открыл дверь, и в помещение вошел сам Василий Яковлевич. У входа в дом горел костер, возле которого храпели караульные. Я притаился в тени деревьев, наблюдая за окнами. При этом я ругал себя за то, что теряю время. Но любопытство брало верх. Я был уверен, что если подслушаю разговоры Мировича, то многие тайны откроются передо мной. По крайней мере, я узнаю точно, в какую историю вляпался. Я не удержался от соблазна и со скучающим видом направился к дому. Поравнявшись с костром, я остановился и оглядел караульных. Убедившись, что их сон разве что громовому ящеру потревожить под силу, я прокрался к дому. Окно оказалось приоткрытым, и я подслушал разговор подпоручика Мировича с графом Нордом-Северным.

– Мой дорогой друг, – раздался голос вельможи. – Я рад видеть вас своим гостем.

– Благодарю вас, ваше императорское величество, – отвечал Василий Яковлевич.

Что за черт?! Мирович обращался к графу, именуя его императорским титулом!

– Прошу вас, Василий Яковлевич! – чуть ли не застонал вельможа. – Высочество! Не величество, а высочество.

Рольмопсъ твою щуку! Под псевдонимом графа то ли Норда, то ли Северного скрывался цесаревич! Великий князь Александр Павлович! Конечно же! Кто же еще мог воспользоваться императорской шлюпкой!

– Для меня вы император! Я знаю, именно так хотела государыня. И если бы не вице-канцлер, который своим предательством обеспечил тихий переворот… Именно переворот, по-другому не назовешь нарушение воли императрицы в том, что касается престолонаследия.

– Прошу вас, Василий Яковлевич! Прошу вас! Я знаю, вы всегда верой и правдой служили моей покойной бабушке…

– Служить Екатерине – значит служить России! – перебил Мирович великого князя.

– Конечно, конечно. Я знаю, на вашем счету много тайных миссий, – продолжал великий князь.

– Миссий исключительно в интересах государства Российского, – уточнил Мирович.

– Не сомневаюсь, Василий Яковлевич, не сомневаюсь. Но я прошу вас прекратить вашу нынешнюю миссию. Дело в том, что я получил секретное послание от князя Афанасия Федоровича Дурова. Он сообщил мне, что второй экземпляр завещания моей великой бабушки в его руках, и он готов выдать его мне, а также выдать и шпионку, некую мадемуазель де Шоней, участвовавшую в заговоре. Собственно, с этой целью я и отправляюсь в заграничное турне. Так что вы можете считать свою миссию законченной. И вас ждет хорошее вознаграждение.

Вот так так! Значит, Афанасий Федорович намерен выдать Аннет в качестве шпионки! Что ж, это вполне в духе князя Дурова. Мне нужно было немедленно разыскать Лунича, занять денег и бежать к Спелману – велеть англичанину сразу же отчалить, не дожидаясь велетеня и остальных. Я надеялся, что он меня послушается.

Мильфейъ-пардонъ, но я же только что хотел бежать в Москву! И черт меня дернул подслушивать этот разговор!

Я обернулся и увидел старика-incroyables, который также подслушивал, пристроившись рядом.

– Привет, – он помахал мне рукой.

– Эй, подслушивать нехорошо! – прошипел я.

– Исчезаю, исчезаю, – шепотом ответил старик-incroyables и на цыпочках удалился.

Я вновь прислушался. Великий князь и Василий Яковлевич обсуждали вопросы вознаграждения за труды.

– Ваше императорское величество, вы же знаете, я никогда не искал ни славы, ни богатства. Мне нужно ровно столько денег, сколько требуется на скромное существование и безукоризненное исполнение долга, – говорил Мирович.

Вот фанатик! Непременно надо скормить его морским рыбам!

– Василий Яковлевич…

Оглушительный выстрел не дал великому князю договорить. Надо мной раздался звон, и на голову посыпались осколки стекла. Кто-то выстрелил то ли в меня, то ли в окно гостиной, в которой находились Мирович и великий князь Александр. Я бросился бежать прочь от дома. Караульные у костра вскочили.

– Вот он! Вот он! Держи его! – заорали они, кинувшись мне навстречу.

Они приняли меня за преступника, покушавшегося на жизнь его императорского высочества.

– Держите его! – послышался сзади голос Мировича.

Он выпрыгнул в окно и бросился за мною. Прыткий старик!

– Отведай меланжъ,[42]42
  Меланж – смесь яичных белков и желтков.


[Закрыть] голубчик! – с этими словами я ударил первого караульного ногою в пах.

Он завыл и согнулся от боли. Второй караульный наставил на меня ружье. Сзади в меня вцепился Мирович. Я рванулся вперед, треснула ткань, и в руках Василия Яковлевича остался мой воротник. Я вырвал ружье из рук гвардейца, отбросил оружие, схватил солдата и развернул так, чтобы спрятаться за его спиной от очей Мировича. Василий Яковлевич пытался напасть на меня, но я использовал гвардейца в качестве живого щита. Я держал его за шкирку и толкал на Мировича.

Рассвирепевший старик отшвырнул солдата в сторону, но в то же мгновение я врезал ему кулаком в переносицу.

Гвардеец, наевшийся меланжа, выстрелил в воздух. Я метнулся к деревьям, среди призрачных силуэтов которых заметил Марагура. Он вытягивал голову поверх палаток, пытаясь разглядеть, что происходит, однако поста своего не покидал. Я бросился в заросли кустов, продрался сквозь ветки, выскочил на маленькую лужайку и нос к носу столкнулся со стариком-incroyables.

– Черт! Черт! – кричал он и колотил себя кулаком по колену.

Увидев меня, он преобразился, его рот растянулся в улыбке, он помахал мне рукой и сказал:

– Привет!

– Кто-то покушался на графа! – выкрикнул я. – Вы никого не видели?!

Старик покачал головой. Я в который раз поразился его глупому виду. Белый фрак с ярко-зеленым воротником, ярко-красный жилет и ярко-желтые брюки. Да, уж. Если ваш ребенок выбирает такие цвета, знайте, он никогда не станет художником. Разве что маляром. Или будет изображать египетскую мумию на публике.

Позади послышался шум. Кто-то продирался через кустарник следом за мною.

– Должно быть, злодей скрылся там где-то, – выдохнул я и, взмахнув рукой в неопределенном направлении, ринулся вперед, вернее, можно сказать, куда глаза глядят.

Офицеры выскакивали из палаток и озирались по сторонам. Навстречу мне, негромко охая, пробежала бабенка в одной юбке. Небось, она и стонала давеча. В сумерках мелькнули красивые груди с темными кружочками. И чего я не побежал сразу к Пашке?! Говорил же мне папенька в детстве: «Будешь подслушивать, отрежу уши на пельмени!»

Хоп! Странным образом эта фраза мне напомнила старика-incroyables. Казалось, что детское воспоминание как-то связано с ним. Я даже остановился, чувствуя, что вот-вот из глубин памяти всплывет его имя и я пойму, где и когда мы встречались.

– Вон он! Вон он! – послышались крики.

Я упал на землю и пополз между палатками. Вспоминать старика-incroyables было некогда.

– Он где-то здесь, где-то здесь! – доносились до меня голоса.

Я обогнул дерево, прополз в соседний проход и замер. Передо мной над палаткой торчали головы некусаного и опухшего, а над ними возвышался Марагур. Они всматривались вдаль, не замечая того, что творилось прямо под ногами.

– Вы не видели его? – спросил кто-то, бегущий по тропинке за палаткой справа.

– Кого? – спросил Марагур.

– А что там случилось? – поинтересовался опухший.

Что мне оставалось делать? Выбор был невелик. Я пролез через дыру в палатку и пробурчал как бы в ответ опухшему:

– Да нам-то что за дело.

Они и не заметили моего отсутствия.

– Так… интересно, – ответил опухший. – А ты спишь все?

– Крепкий же сон у тебя, дружище, – одобрил Марагур.

Я наблюдал через откинутый полог жуткий кавардак, поднявшийся вокруг. Все бегали и суетились. Из-за обилия горящих факелов лагерь походил на огненный муравейник. То и дело к нам заглядывали какие-то офицеры. Каждый всем своим видом говорил, что все вокруг бестолочи, на которых нельзя положиться, и если бы лично он в ответственный момент не спал, то террорист на пушечный выстрел не подошел бы к покоям великого князя, а если бы и подошел, то его бы немедленно схватили. Под их тяжелыми взглядами мы чувствовали себя виновными в том, что неизвестный злодей не отыскался в нашей палатке. Впрочем, они охотно рассказывали о том, что произошло, сообщая такие подробности, о которых мог быть осведомлен только самый первый прибывший на место происшествия. Велетень и опухший с некусаным комментировали каждый рассказ нечленораздельными возгласами. А я думал: что делать с оставшимся без воротника кафтаном?! Но ничего путного так и не придумал.

Один из темных силуэтов, передвигавшийся без факела, приблизился к нам, и мы узнали Мировича. Он прижимал мокрое полотенце к лицу.

– Сударь, что случилось? – спросил некусаный.

Василий Яковлевич опустил руку.

– Ой, что это с вами? – воскликнул опухший.

Лицо Мировича перекосилось и выглядело настолько чужим, что мы, пожалуй, и не узнали его, если б он не прикрывался полотенцем.

– Какой-то мерзавец покушался на жизнь графа Норда, – сообщил он.

– Ага, мы слышали. Но вы-то что ж, сударь? Что с вами-то стряслось? – спросил опухший.

– Вот сукин сын! – закричал Василий Яковлевич. – Представляете, я поймал его…

– Поймали! – с восхищением воскликнул Марагур.

– Поймал! Но чертов солдат помешал! Из-за этой бестолочи подлец улизнул! Да еще успел наградить меня остолбухой!

– Так что ж, солдат-то, заодно с ним был? – спросил велетень.

Мирович махнул рукой и в двух словах пересказал случившееся.

– Ну и ну, – протянул Марагур, выслушав рассказ Василия Яковлевича.

– Это происшествие, господа, лишний раз свидетельствует о том, что нам необходимо в кратчайшие сроки закончить свою миссию, выполнить свой долг…

– Так!.. – сорвалось у меня.

«Так вам же его императорское высочество велели прекратить!» – чуть было не выкрикнул я, но вовремя заткнулся.

– Что – так? – Заглянул в палатку Мирович.

– А? – отозвался я.

– Ты что-то сказал, граф? – спросил Василий Яковлевич.

– Я молчу. Так, поперхнулся что-то во сне, – ответил я.

– Во сне? – изумился Мирович. – Тут стреляют, а он спит!

– Крепкий сон у него, – подтвердил велетень.

– Вставай! – приказал Василий Яковлевич и добавил, обращаясь ко всем. – Нам нужно срочно убираться отсюда. Есть еще одна причина, из-за которой стоит поспешить.

– Что еще? – спросил Марагур.

Василий Яковлевич усмехнулся.

– Да то, что полиция задержала тут извозчика одного с двумя трупами в коляске.

– И что? – не унимался велетень.

– Ну что «что»! Извозчик говорит, что какой-то велетень прямо на ходу свернул им головы.

– Ну и что? – опять спросил Клавдий Марагур.

Он словно репетировал ответы полицеймейстерам.

– Memento quod es veletenio,[43]43
  Помни, что ты велетень (лат.).


[Закрыть] – ответил Мирович. – И сдается мне, что в Кронштадте велетеней не так уж много. Я лично за весь вчерашний день ни одного, кроме тебя, не видел. Так что – в путь, господа! Нам нельзя задерживаться.

Пришлось покинуть палатку. Марагур зажег факелы, и мы отправились прочь от домика Петра Великого и разбитого вокруг лагеря. При свете мы разглядели физиономию Василия Яковлевича. Огромная гематома расползлась с его переносицы на оба глаза.

– Ну и врезал же он вам! – выдохнул некусаный.

– А ты не злорадствуй! – рассердился Василий Яковлевич.

У ближайшего трактира Мирович разбудил спавшего извозчика, тот привел еще двоих, и, рассевшись по коляскам, мы поехали в порт. Василий Яковлевич шествовал в первом экипаже, мы с велетенем – во втором, опухший с некусаным замыкали поезд. Стало совсем светло. В небе не было ни облачка. День обещал быть ясным.

Едва мы отъехали от трактира, как некусаный закричал:

– Эй, Дементьев, а что это с твоим кафтаном?

– Ничего. Что с ним может быть?! – ответил я.

– Поправь воротник! – крикнул некусаный. – Он у тебя вовнутрь завернулся.

– Давай я поправлю. – Марагур повернулся ко мне и схватился за воротник.

Вот черт! Я ж говорил: этому велетеню детей бы нянчить!

– Что за ерунда?! – закричал он. – Дементьев, почему у тебя воротник оторван?!

– Как оторван?! – изумился я.

– Что?! – как бешеный заорал Мирович.

Он на ходу выпрыгнул из коляски и бросился с криком к нам:

– Стой! Стой!

– Тпру! – скомандовал кучер.

Мирович как сумасшедший вцепился в меня.

– Скотина! Скотина! Это был ты!

Его лицо, и без того изуродованное гематомой, исказилось от гнева.

– Что вы, сударь?! Что с вами?! – кричал я.

Он вытащил меня из коляски и, схватив левой рукой за отворот кафтана, правой пытался ударить меня в лицо. Я едва успевал уворачиваться от его кулака. Изумленные велетень, опухший и некусаный прыгали вокруг нас.

– Что, сударь, что такое?! – кричали они.

Слава богу, Мирович выдохнулся, так и не попав ни разу по моей физиономии. Он стоял, тяжело дыша и продолжая держать меня – вернее, держась за меня.

– Что вы, сударь? Вы, что, с ума сошли? – кричал я.

– Он… это… был… он, – задыхаясь, выдал Мирович.

– Что – он? – спросил велетень.

– Он… стрелял… в графа, – выдохнул Василий Яковлевич.

– Как это?! – изумились велетень и опухший с некусаным.

– Да вы что, совершенно спятили?! Как я мог стрелять в графа? – заорал я.

Мирович отдышался и, собравшись с силами, вновь ринулся на меня. Но вмешался велетень. Он левой рукой отстранил от меня размахивавшего кулаками Василия Яковлевича, а правой удерживал меня, словно думал, что и я сейчас кинусь в драку со стариком.

– Да в конце-то концов, что случилось? – воскликнул Марагур.

– Я же говорю, это был граф Дементьев, он стрелял в графа Норда, а потом еще и мне рожу разукрасил! – сообщил Мирович.

– Боже мой, Василий Яковлевич, как могло это быть? – изумился Клавдий.

– Не знаю, как, но это был он! Я догнал его и успел оторвать ему воротник! И я б схватил его, если бы не растяпа-солдат!

– Сударь, да о чем вы?! Я проспал всю ночь как убитый! – возмутился я.

– Сейчас ты будешь не как убитый, а просто убитым! – заверил меня Василий Яковлевич.

– Вы говорите, что оторвали злодею воротник? – спросил Марагур.

– Оторвал, – подтвердил Мирович.

– И у графа оторван воротник, это очень подозрительно, – констатировал велетень. – Но он за всю ночь ни разу не покидал палатку.

Опухший с некусаным подтвердили слова Марагура.

– Видит бог, Василий Яковлевич, граф не покидал палатки.

– Это был он, он! – упрямо твердил Мирович. – Я оторвал ему воротник.

– А где он? – спросил велетень.

– Кто – он? – переспросил Василий Яковлевич.

– Воротник, – уточнил велетень.

Мирович пожал плечами.

– Я его выбросил.

– Выбросили! – воскликнул Клавдий. – Corpus delicti![44]44
  Основная улика (лат.).


[Закрыть]

– Слушай, дружище, ты чего тут раскомандовался?! – взорвался Мирович. – Я говорю, это был он! Он!

Лицо Василия Яковлевича исказилось от ярости, однако в голосе уже не было прежней уверенности. Скорее, он возмущался просто от злости. Я решил, что и мне пора внести свою лепту в доказательство собственного алиби.

– Ага! Я это был! И стрелял в графа из пальца! А потом еще и к вам вернулся, вместо того, чтобы сбежать! – прокричал я.

– Это не мог быть он, – произнес велетень. – Только не понятно, что случилось с его воротником.

– Да, это интересно. Куда делся твой воротник? – поинтересовался опухший.

– Куда делся мой воротник?! – закричал я на опухшего. – Ты, опухшая рожа, еще спрашиваешь!

– А при чем здесь я?! – опешил он.

– При чем?! – продолжал я разыгрывать спектакль. – А кто всю ночь держал меня за воротник?! Ты, небось, и оторвал его во сне!

– Я… – развел руками опухший.

Мирович наконец-то успокоился. Похоже, что он не очень поверил в то, что оторванные воротники – мой и террориста, не более чем совпадение. Но решил на время смириться с этой версией.

– Ладно, поехали, – буркнул он и, стряхнув с себя лапу велетеня, направился к коляске.

Мы расселись по своим местам. Извозчики, очевидно, привыкли к тому, что господа имеют обыкновение ссориться под утро. Они, как ни в чем не бывало, щелкнули кнутами, и мы поехали дальше.