Текст книги "Хроники похождений"

Автор книги: Лев Портной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Глава 27

Путешественника, впервые или вторично, но с приступом амнезии, сошедшего с корабля на пристани Меербурга, поражала красота этого города. Каждый домик представлял собой сказочный дворец, словно местные власти не давали разрешения на строительство, пока архитектор не докажет, что его творение как нельзя лучше подойдет для проживания королевской семьи. Тут и там журчали причудливые фонтаны: то вода струится из пасти льва, а каменный силач разрывает эту самую львиную пасть, опасаясь, наверно, что, если зверь пасть захлопнет, вода хлынет из другого места; то вода бьет из разбитого кувшина, над которым сокрушается точеная красавица; то мощная струя вообще не пойми откуда ударяет, едва наступишь на определенный камень, и бьет вода чуть правее того, кто на этот камень наступил, – ну, это нарочно придумали, чтобы по вине невнимательного кавалера оказалась мокрой с ног до головы его дама. В нашем случае водяной удар пришелся по Лепо. И каналья ко всеобщему веселью опять вымок до нитки, в то время как все остальные уже обсохли – в городе стояла жара.

По аккуратно выложенным мостовым цокали копыта лошадей и осликов, и целая армия крысюков в серо-голубых мундирах следила за тем, чтобы навоз исчезал из виду, едва успев шлепнуться на булыжник. Помимо необыкновенной красоты фонтанов мостовые и площади украшали многоярусные клумбы. Глаза разбегались от буйства красок – таких необычных и красивых цветов мне не приходилось встречать.

– Что это? – спросил я Половецкого.

– А, это, хы-хы, – оглянулся он. – Да конь их знает! Цветы какие-то! Гы-гы-гы!

– Это декоративная капуста, сударь, – просветила меня Мадлен.

– Да? – удивился я. – А мне казалось, что из капусты варят щи.

– Ха-ха-ха! – откликнулся подполковник.

Город поражал красотой и великолепием. И казалось, что своих обитателей он завораживал так, что они напрочь забыли все международческие распри. Еще никогда в жизни не доводилось мне встречать такую мешанину. Кого здесь только не было! Над толпой возвышались зеленые головы троллей. Их росту уступали мрачноватые гоблины и дэвы. Последние расхаживали с важным видом, уверенные, что своим благополучием город обязан именно им. Отчасти так оно и было. Каждый дэв был опоясан широким кожаным ремнем, к каждому ремню была пристегнута черная каучуковая дубинка. Под неусыпными взорами стражей порядка суетились народцы поменьше: люди, эльфы, корриганы (с такими же плоскими, как у мосье Дюпара, лицами), карлики (почти все бородатые и в колпачках), крысюки с черными мешками для сбора мусора, высокомерные кентавры и воздушные феи и Лели. Попадались бультерьеры с отвратительными мордами, запряженные в небольшие экипажи. Пассажирами были гномы, которые передвигались в собачьих упряжках из опасения, что иначе их растопчут. Пару раз замечал я стайки пикси, перелетавшие с места на место.

И вся эта публика, разодетая в легкие, праздничные наряды, шумела и смеялась, занимаясь своими делами. Я не встретил ни одного угрюмого лица, если не считать гоблинов, дэвов и троллей. Гоблины всегда отличались суровым нравом, дэвы считали неуместным веселиться на службе, а тролли вообще-то все-таки улыбались, отчего на их лицах выражение радости сменялось выражением дебильности.

Невозможно было не проникнуться атмосферой праздника. Незнакомцы, столкнувшись взглядами, с улыбкой приподнимали шляпы и раскланивались, а незнакомки улыбались столь обворожительно, что каждую встречную хотелось подхватить под руку и сплясать с нею круга три или даже пять, прежде чем разойтись в стороны по своим делам. Половецкий чувствовал себя как дома, Мадлен то и дело раскланивалась с другими эльфами, а мосье Дюпар обменивался короткими репликами с корриганами. Господин Швабрин и Федор, как и я, вертели без устали головами, а каналья Лепо время от времени подавал какие-то подозрительные знаки. Мелькавшее в некотором удалении от нас рыжее пушистое пятно вызывало у меня смутное беспокойство.

– Жак, шельма ты французская, если в моем доме появится кот, я закажу из него жаркое тебе на ужин, – предупредил я каналью.

– Ну что вы, барррин-с, сударррь вы мой-с, никаких-с кошек-с! Мы же договорррились-с!

На всякий случай я погрозил ему кулаком.

Мы пересекли небольшую площадь, отделявшую пристань от городского рынка, и оказались среди рыбных рядов. Торговцы в кожаных фартуках с обветренными лицами возвышались над прилавками, заваленными белой и красной рыбой. В огромных бочках лениво ворочались громадные лобстеры и крабы. Между прилавками на высоких треножниках стояли чаны с водой. В воде плавали кружочки свежего лимона. Покупатели, накупив рыбы, омывали в чанах руки.

Поскольку рынок находился в непосредственной близости от гавани, здесь уже все знали о трагедии с «Эмералд Джейн» и узнавали в нас потерпевших крушение.

– Господа, отведайте рыбы, на корм которой вас только что чуть не отправили! – кричали нам вслед.

Я надеялся, что Абрикос задержится в рыбных рядах. А там, глядишь, веселые торговцы скормят кота крабам.

Затем шли мясные ряды. Торговали говядиной, бараниной и свининой. Поросячьи головы украшали некоторые туши. Мясники, почти все толстые и усатые, не стесняясь, пожирали домохозяек глазами. Чуть правее торговали дичью и тушами диких животных. Пожалуй, здесь незадачливый охотник мог купить подстреленного кем-то еще секача и дома за семейным ужином рассказать душераздирающую историю о псовой охоте на кабанов.

Возле рядов с фруктами добродушная темная эльфийка подарила нам корзину с огромными красными яблоками и связкой бананов.

– Эй, господа, меня зовут Катрин! Я торгую здесь каждый день! Не забудьте меня, когда разживетесь деньгами! – прокричала она.

Я передал корзину в руки Жаку. Каналья задержался возле прилавка.

– Ждите завтррра с утррра, мадемуазель, – заявил подлый французишка. – Мой хозяин любит свежие фрррукты на завтрррак.

Мадлен пнула его под коленную чашечку.

– Уй! – взвыл каналья. – Ты что, с ума сошла?!

– Пошли, пошли! – скомандовала Мадлен.

– Да я – что?! Я ж пррросто так, – заверещал шельма, ковыляя за девушкой.

– C'est elle qui porte la culotte![57]57
  Это она носит штаны (франц.). – Французская поговорка на русском языке ей соответствует: «Он у нее под каблуком».


[Закрыть] – крикнула темная эльфийка.

– Ничего подобного! – обиделся Лепо. – С чего это вы так говорррите?

– Но она ведь действительно в штанах, – усмехнулась Катрин.

Одежда на Мадлен почти совсем высохла, и, одетая в матросские шаровары, она опять стала похожа на белокурого медвежонка.

Последними оказались цветочные ряды. Юные цветочницы составляли композиции, не уступавшие красотой и буйством красок декоративной капусте. Я решил, что как только найду Аннет, обязательно преподнесу ей букет.

Рынок остался позади. Мы оказались перед резиденцией бургомистра. Обогнув ее, мы вышли на площадь. Справа находилось двухэтажное здание из серого камня с круглыми башенками, над парадным подъездом которого красовалась вывеска «Меербургбанк».

– И сколько этот тролль с тебя потребовал, хы-хы-хы? – спросил Половецкий.

– Десять талеров, – ответил я. – Настоящий грабеж!

– Ха-ха-ха! Тролли ничего не делают бесплатно. Хы-хы-хы! Они неимоверно тупы, но что касается денег, тут у них железная хватка, хы-хы-хы! Они крепко держатся друг за друга, у них такое своеобразное братство троллей. Хо-хо-хо!

– Ты хочешь сказать, что теперь каждый тролль сочтет своим долгом огреть меня дубинкой, пока я не отдам десять талеров этому Грэмблу? – спросил я.

– О-хо-хо-хо! – разразился Половецкий хохотом. – Серж, ты здорово соображаешь! Гы-гы-гы! Именно так дела и обстоят! Ха-ха-ха! Тебе лучше отдать им десять талеров, хо-хо-хо!

– Но это самый настоящий шантаж! – возмутился я.

– Гы-гы-гы! – закивал Половецкий. – Есть и другой выход, хо-хо-хо! Создать ситуацию, чтобы какой-нибудь тролль оказался тебе должен! Ха-ха-ха!

Я повернулся к подполковнику, и синяя стрекоза чуть не врезалась мне в глаз. Я едва успел отмахнуться от глупого насекомого.

– Чтобы тролль стал моим должником, – повторил я. – Ага, и наутро, надо полагать, ко мне выстроится очередь зеленых тупорылей, желающих расплатиться за своего сородича.

– Именно так, мой друг, именно так, хо-хо. Тролли очень аккуратны в том, что касается денежных расчетов. Хы-хы-хы!

Синяя стрекоза сделала новый заход и ринулась на меня. Я замахнулся, намереваясь врезать ей так, чтоб она расквасилась. Раздался высокий голос:

– Маркиз де Ментье! Маркиз де Ментье!

Это оказался пикси, а не насекомое. Я замер с поднятой рукой. Пикси посчитал ее подходящей площадкой для приземления и опустился на мое запястье. Молодой человечек в синем кафтанчике топтался на моей руке и трепетал крылышками, сохраняя таким образом равновесие.

– Господин маркиз, не могли бы вы оттопырить большой палец, – попросил пикси.

Я выполнил его просьбу. Он оперся о мой палец и сложил полупрозрачные крылышки за спиной. Мои спутники окружили меня, с любопытством рассматривая пикси. Половецкий похохатывал, господин Швабрин хмурился и каналья Лепо еще влез с высохшими от жары водорослями в усах.

– Что скажете, господин… э-э? – спросил я.

– Шнитхельм, – представился пикси. – Я посыльный. Меня отправил к вам пан Розански.

– Пан Розански?

– Да-да, пан Розански. Он надеется, что, как и в прошлый раз, вы остановитесь в его трактире. Трактир «Савой».

– «Савой»? – я силился вспомнить это заведение.

– «Савой», – подтвердил Шнитхельм. – Так вы его называете.

– С совой, ха-ха-ха! – воскликнул по-русски Половецкий. – Только мы решили теперь называть его «С котом»! Ха-ха-ха!

Беднягу пикси чуть не сдуло ветром с моего запястья – так хохотал подполковник. Шнитхельм покрепче ухватился за большой палец моей руки.

– Пан Розански просил передать, что лучшие трехкомнатные апартаменты – к вашим услугам. И конечно же для вас открыт кредит. Если вы намерены задержаться в Меербурге, милости просим в заведение пана Розански.

Я обвел взглядом спутников. Их глаза выражали согласие. Только Половецкий слегка расстроился. Ему не терпелось посетить банк.

– Да уж, барррин, хоррроший обед нам не повррредит, – заявил каналья Лепо.

– Тебя забыли спросить! – рассердился я и приказал пикси: – Ну что ж, лети вперед, Шнитхельм.

– Следуйте за мной, – обрадовался маленький человечек, взмахнул крылышками и, оторвавшись от запястья моей руки, полетел к трехэтажному зданию, расположенному через площадь напротив банка.

Трактир украшали легкие завитушки, над парадным подъездом красовалась огромная сова из белого мрамора.

– А вот мы, ха-ха-ха, сову-то отколупаем, – объявил Половецкий, – и вместо нее кота посадим. Хо-хо-хо!

Шнитхельм с лету ухватился за шнурок, висевший под медным колокольчиком, и начал раскачиваться под мелодичный звон. Двери распахнулись, навстречу нам вышел мужчина в белом фартуке, с огромным брюхом.

– Господин маркиз, добро пожаловать в наше заведение, – пан Розански отвесил поклон настолько низкий, насколько позволял его живот. – Для вас зарезервированы лучшие апартаменты и старейшие вина подняты из подвала.

Я так и не вспомнил, как справился с поручением графа Безбородко, но наказ вице-канцлера жить на широкую ногу, очевидно, исполнил весьма усердно. Странно, как это сообщество троллей обошлось без того, чтоб открыть мне кредитную линию.

Господин Швабрин снял две комнаты – для себя и Федора. А нас пан Розански проводил на третий этаж. Выделенные мне апартаменты включали холл и три комнаты. Я выбрал для себя большую спальню, окнами и балкончиком выходившую на главную площадь, а мосье Дюпара и мадемуазель Мадлен попросил устраиваться в любой понравившейся им комнате. Пан Розански ушел, пообещав приготовить мне термы. Половецкий вышел на балкончик, я надел легкий шлафрок, найденный в гардеробе, и присоединился к Сашке.

Перед нами лежала площадь, на которой нас встретил Шнитхельм. Отсюда она просматривалась целиком. Площадь замыкалась шестью зданиями. В северной части находилась городская ратуша, за которой простирался рынок, выходивший к порту. Вдоль восточной линии вытянулось заведение пана Розански – трактир «С совой» – и здание суда, как сообщил Половецкий. Напротив размещались «Меербургбанк» и двухэтажный особнячок с многочисленными колоннами и амурчиками. С балкона я разглядел вывеску, сообщавшую, что в этом здании находится «Клуб благородных картежников». Половецкий старался не смотреть в сторону этого клуба, членам которого, вероятно, предстояло стать совсем благородными, после того как я одолжу денег подполковнику.

Южную часть площади занимал величественный католический собор. Я перекрестился, прошел в комнату и уселся в кресло возле маленького столика. Половецкий занял место напротив.

– А что, Сашка, не выпить ли нам кофiю с шиколатомъ, пока трактирщик готовит баню? – предложил я.

– О-хо-хо! – обрадовался подполковник. – Отчего же не выпить? Ха-ха-ха!

– Жак! – гаркнул я и, когда физиономия шельмы нарисовалась в дверном проеме, приказал: – Распорядись там насчет парочки чашечек кофiя с шиколатомъ.

– Сию минуту-с, барррин, – ответил подлый французишка.

– Половецкий, дружище, – обратился я к старому другу, – ты можешь себе представить, что еще час назад я болтался в море на флейте, захваченном хатифнаттами?

– Хо-хо-хо! – рассмеялся подполковник.

Он откинулся в кресле, прикрыл глаза и тихо сказал:

– А мне иногда кажется, что всего лишь час назад я карабкался по хлипкой лесенке навстречу разъяренным туркам.

– Да уж, – произнеся. – Были дни.

В дверь постучали.

– Да, – крикнул я.

В комнату вошла горничная в черном платье и белом фартучке. Она поставила на столик поднос с двумя чашечками из бисквитного фарфора, сделала книксен и произнесла:

– Господин маркиз, пришел герр Кунитц. Он просит аудиенции. Может быть, сказать ему, чтобы он пришел позже?

Я понятия не имел, кто такой герр Кунитц и для чего он ищет встречи со мной, но подумал, что кто-то должен передать мне новую весточку от Аннет. Но не успел я ответить, как оживился Половецкий.

– Зови, зови этого Кунитца сюда! О-хо-хо! Легок на помине! Банкир пожаловал! Ха-ха-ха!

Я кивнул девушке, и она приоткрыла дверь, пропуская внутрь сухонького, мрачного старичка. Вначале я встревожился, предполагая, что банкир принес плохие новости. Но он сообщил, что на моем счету в целости и сохранности лежит шесть тысяч талеров и я могу их снять в любой момент. Все это он сказал таким тоном, будто подразумевал, что я окажусь последним идиотом, если воспользуюсь своими правами и заберу хоть пфеннинг из его банка. Держался герр Кунитц с ненавязчивой предупредительностью и в то же время с подчеркнутым радушием. Он был рад видеть вас раза два в жизни: первый раз – при оформлении вклада в его банке, а второй раз – в гробу. Он стоически перенес известие о том, что я намерен снять половину суммы, и даже обязался доставить мне деньги лично за полпроцента от суммы. На этом аудиенция закончилась, и герр Кунитц ушел. В дверях он обернулся и бросил на меня быстрый, полный сожаления взгляд. Я понял, что имею шанс остаться в его глазах приличным человеком, если сыграю в ящик до того, как он вернется с деньгами.

Я дождался возвращения герра Кунитца. Отсчитал пятьсот талеров Половецкому, остальные деньги запер в сейф, а ключ повесил на шею, на цепочку с крестиком.

Появился пан Розански и сообщил, что готовы горячие термы.

– Вы можете принять их вдвоем, – предложил трактирщик.

Он сопроводил нас на первый этаж, приоткрыл небольшую дверцу, и мы оказались в зале, почти целиком занятом бассейном.

– Прошу вас, отдыхайте, господа, – напутствовал нас пан Розански.

Я попросил его добыть мне новый кафтан. Надоело разгуливать в одежде с оторванным воротником.

– Вам удобно будет заняться примеркой после купания? – спросил трактирщик.

– Примеряйте на моего слугу. У него схожая фигура, – ответил я.

В бассейне бурлила грязная вода, пахло серой. Навстречу нам вышла темная эльфийка в легкой ярко-красной тунике.

– Лечебные грязи пойдут вам на пользу, маркиз, – произнесла женщина.

– Похоже на чистилище, – вымолвил я.

– Хо-хо-хо! – разразился Половецкий, и его хохот прокатился высоко под мраморными сводами.

– Действительно, – сообщила эльфийка. – Вода поступает сюда прямо из Зюденфлюс. Она заберет все ваши немочи, а может, и грехи отмоет.

– Судя по цвету твоей кожи, красавица, сама-то ты либо не принимаешь здесь ванны, либо на отмытие тебя от грехов Зюденфлюс недостаточно, требуется целый Зюденмеер.

Эльфийка улыбнулась.

– У эльфов с белой кожей скучная жизнь, – произнесла она.

Думаю, Мадлен с нею поспорила бы.

Эльфийка удалилась за ширму, расписанную амурчиками. Мы разделись, сложили одежду на специальные комоды и по лестнице спустились в бассейн. Вода показалась мне такой горячей, что я не сразу погрузился в нее целиком, зато потом было чувство, что купаюсь в парном молоке. Половецкий с громкими похохатываниями и фырканьем вошел в купальню. Из-за ширмы показалась эльфийка.

– Ну как? – спросила она.

– Замечательно, – ответил я, любуясь видами, открывшимися снизу под ее туникой. – Очень красиво!

– Красиво? – Женщина вскинула брови.

– Я имею в виду твои ноги, – признался я.

– Вы проказник, маркиз, – рассмеялась эльфийка и отошла к мраморному столику.

На нем стояла редкой красоты работа из бисквитного фарфора. Скульптурная композиция изображала сломанное дерево, покрытое мхом и грибами, поваленное через тропинку на лужайку, где лесная фея застыла в танце с заблудившимся дровосеком. На дереве сидела бабочка-шоколадница, а по стебелькам цветов поднимались вверх улитки.

Эльфийка подняла фарфор со столика. Оказалось, что композиция устроена на деревянной шкатулке, у которой снизу в особом углублении находился ключик. Женщина сделала несколько оборотов этим ключиком. Зазвучала музыка, и парочка закружилась в медленном танце.

– Господа, – объявила эльфийка, – не больше десяти минут. Как только музыка кончится, выходите из воды.

– Чрезмерное очищение грехов вредно для здоровья, – произнес я.

– Конечно, вам здоровье еще пригодится, – ответила эльфийка.

– Для новых грехов! Ха-ха-ха! – заключил Половецкий.

– Вам виднее, – промолвила темная эльфийка и, покачивая бедрами, удалилась за ширму.

Мы немного поплавали, постояли под струями, бьющими из пастей каменных львов, подставляя то животы, то спины, и напоследок полежали на колоннах, притопленных возле лестницы. Когда музыка кончилась, мы поднялись наверх и окунулись в маленькие ванны с чистой горячей водой.

– Ух, хорошо! – воскликнул я, вытянувшись во всю длину.

– Поднимайтесь, поднимайтесь, маркиз! – прозвучал голос эльфийки. – В ваннах не положено отдыхать, только смыть грязь – и все.

Женщина возвышалась надо мной с белым халатом в руках. Половецкого ожидала другая эльфийка, тоже темная и тоже в красной тунике. Пока мы плавали в бассейне, скрытые от нескромных взглядов мутной водой, женщины прятались за ширмой, а теперь предлагали не стесняться. Я вышел из воды, и эльфийка надела на меня обжигающе жаркий халат. Очевидно, до последней минуты там, за ширмой, они разглаживали халаты раскаленными чугунами. Я повернулся к женщине лицом, ухватил за ягодицы и прижал к себе.

– Ого! – воскликнула она. – Чистилище пошло вам на пользу!

Что и говорить, Меербург оказался если и не раем, то по меньшей мере предбанником Эдема. Было похоже, что на этом мои злоключения кончились, и было б совсем некстати, если бы вдруг отворились двери, сюда вбежала бы истосковавшаяся в разлуке Лерчик-Аннет и обнаружила меня в объятиях эльфийки, темную кожу которой уже никакими грехами не усугубишь.

– Ладно, в следующий раз. Может быть, – промолвил я и отпустил женщину.

– Следующего раза может и не быть, – ответила она.

– Ну, на все есть рецепт от Главного Повара, – сказал я.

Эльфийка тронула за плечо подругу, та отстранилась от Половецкого, и они удалились. За ширмой они ворковали некоторое время, позвякивая серебряными ложечками, а потом принесли нам горячий чай, заваренный на травах.

– Дружище, хо-хо, каким же ветром занесло тебя обратно в Траумлэнд? – поинтересовался Половецкий, когда мы остались одни.

– Любовь, – ответил я.

– Аапх! – поперхнулся он чаем. – Хо-хо-хо! Не узнаю тебя, мой друг! А как же Настасья Петровна? Гы-гы-гы!

– Я объявил помолвку недействительной.

– Хо-хо! Ну, с твоим капиталом можно обойтись и без Настасьи Петровны.

– Деньги тут ни при чем, – возразил я.

– Так хорошо говорить, когда куры их не клюют, хе-хе-хе, – не согласился Половецкий.

«Я знавал и другие времена», – хотел сказать я, но промолчал.

– Но кто она, Серж? Ха-ха-ха! Кто она, твоя зазноба?

– Аннет де Шоней, – признался я.

– Аннет?! Ааапх-кххха! – Половецкий опять поперхнулся.

Он поставил чашку с недопитым чаем и выпрямился в кресле.

– Серж! Ты сошел с ума!

– Да, наверное, так.

– Аннет де Шоней – наложница князя Дурова! Хы-хы.

Я поморщился.

– Извини, извини, дружище, – всполошился Половецкий. – Но взгляни правде в глаза. Аннет проживает с князем Дуровым в Траумштадте. Хы-хы. Она его любовница, сожительница. Выходит, что в прошлый раз она вскружила тебе голову. Но зачем тебе это, дружище? Ты достоин лучшей доли, ты еще молод. Найдешь себе добропорядочную девушку. Хы-хы. Прости меня, я бестактно лезу не в свое дело. Но мадемуазель де Шоней – авантюристка, она совсем не годится для семейной жизни. Хы-хы.

Я молчал. Половецкий был прав, и оттого вдвойне было обидно.

– Я должен найти и спасти ее.

– Помилуй, дружище, хы-хы-хы! Чего ее искать-то?! Всем известно, что она живет в Шлосс-Адлере в Траумштадте. Шлосс-Адлер – это резиденция князя Дурова. Да ты знаешь, был там. А от кого ее спасать-то ты собираешься?! Хо-хо-хо!

– Князь Дуров считает ее шпионкой, – рассказал я. – Сюда направляется граф Норд из Санкт-Петербурга.

– Граф Норд? – переспросил Половецкий.

– Под этим именем скрывается великий князь Александр Павлович, – сообщил я.

– Хы-хы, – выдал Сашка, заметно помрачнев.

– Князь Дуров собирается выдать Аннет де Шоней графу Норду как заговорщицу, – сообщил я.

– Это в духе князя, – кивнул Половецкий.

Некоторое время мы молчали. Я заметил, что Сашку всерьез встревожили новости о великом князе. Я хотел спросить, что его так взволновало, но он опередил меня. Половецкий поставил чашку с чаем на столик и, покачав головой, произнес:

– Одного не пойму. Как же это император Павел допустил, чтобы цесаревич выехал в Траумлэнд? Неужели настолько он близорук, что дальше носа своего не видит?

– О чем ты? – спросил я. – Что в этом такого? Ну, поехал Александр Павлович в Европу себя показать, других посмотреть…

– Хо-хо-хо! Да ты что, дружище! – вскричал Половецкий. – Это же, знаешь, какая заварушка начнется! Тут все только и говорят о том, что Павел незаконный император! И собирается партия, цель которой – посадить на трон Александра. Князь Дуров в этом деле – первая скрипка! Поговаривают, что у него хранятся подлинные бумаги императрицы с завещанием. Но все это пустое, пока Александр находится в России под присмотром его величества. Но как только наследник окажется здесь, тут-то все и начнется. Вот увидишь, в Россию он вернется на ружьях нашего полка и прусской армии. Это сейчас Фридрих-Вильгельм и Павел друг перед дружкой хвостами виляют. А как только Александр окажется за пределами России, вне опасности, вот увидишь, какие клыки пруссаки обнажат!

– Да уж, дела, – молвил я. – Но меня, признаться, лишь судьба Аннет беспокоит. Я уж не знаю теперь, на чьей она стороне. Боюсь одного, как бы она не пострадала. Князь Дуров намеревается выдать ее как шпионку.

– Ты говорил, – кивнул Сашка.

– Ты помнишь ту историю с горской девушкой? – спросил я. – Помнишь, князь три дня держал ее в своем шатре, а потом задушил и объявил турецкой лазутчицей.

Половецкий еще больше помрачнел. Возле губ его появились глубокие складки.

– Ему все тогда сошло с рук, – продолжал я. – А помнишь Андрея Беленева? Вот была чистая душа. Он единственный, кто заступился за девушку, хотя ей уже и нельзя было помочь. Но он вызвал на дуэль князя. А этот негодяй отправил Андрея в разведку, и Андрей погиб, нарвавшись на турецкий дозор.

По лицу Половецкого пробежала черная тень.

– И мне ты рассказываешь об этом! Ведь мы ходили вдвоем в ту разведку. Я и Беленев. Он погиб, а я вернулся.

Некоторое время мы молчали. Солнце било прямо в окна, заливая ярким светом зал и поигрывая бликами на мутной воде. Половецкий жмурился, лицо его, хоть и освещенное, выглядело почерневшим.

– Пойми ты, – говорил он. – Нельзя тебе связываться с князем Дуровым. Ты погибнешь! И вообще, не стоит впутываться в эту историю. Послушай, по-моему, ты нарочно подал в отставку, чтобы жить спокойно. А теперь что?! Сам же лезешь в петлю!

– Я должен спасти ее! – повторил я.

– Ну как ты себе это представляешь?! – спросил Половецкий. – Ты приедешь к князю Дурову и потребуешь, чтобы он отдал тебе свою любовницу?! Да ты станешь посмешищем в глазах всех офицеров, а князь сотрет тебя в порошок! Выдаст тебя графу Норду как участника заговора! Кстати, что это еще за заговор, о котором ты говоришь? Впрочем, нет, не надо! Не хочу знать никаких подробностей! Но одно знаю точно: когда попадешь в руки заплечных дел мастеров, признаешься в самых страшных злодеяниях, в таких, которых не то что совершить, а и вообразить себе не можешь!

– Я доберусь до Аннет де Шоней, и мы убежим, – брякнул я.

Половецкий расхохотался. От его гоготания грозились обрушиться своды зала. Из-за ширмы выглянули эльфийки. Они смущенно улыбались, готовые присоединиться к нашему веселью, подай мы знак. Я замахал руками, и девушки исчезли. Половецкий не мог остановиться, как-никак перед этим он минуты три не смеялся.

– Хо-хо-хо! Ну и насмешил ты меня, брат! – выдавил он. – И куда же вы, интересно мне знать, побежите?! Вы же в Траумлэнде! Куда тут убежишь?! Хо-хо-хо!

– Что? Совсем некуда? – спросил я.

– Ха-ха! А куда?! Сергей, окстись! Траумлэнд – это небольшой лоскуток, заключенный между Зюденфлюс и Неманом. Лоскуток настолько узкий, что существует лишь один тракт между крайними городами Меербургом и собственно Траумштадтом. Ну и куда вы денетесь?! По другую сторону Немана – Курляндия. Теперь это Россия. Там вас поймают еще быстрее. По другую сторону Зюденфлюс – горный хребет Раухенберг, а за ним – Пруссия. Преодолеть Зюденфлюс крайне сложно! Огромный риск свариться заживо. Да и путешествовать по горам, клокочущим от вулканов и гейзеров, без проводника – верная погибель. Но если даже вы и переберетесь на другую сторону, скажи: ты хочешь в Пруссию? Ты что, уже перевел туда свои капиталы?! Сергей, да ты не тот человек! Ты богат, у тебя будущее. Ты можешь вернуться на службу и сделать блестящую карьеру. Неужто вместо этого ты собираешься превратиться в перекати-поле, связавшись с международной авантюристкой без будущего и с темным прошлым?!

Половецкий всегда слыл легкомысленным человеком. И меня иной раз бесил он своей беспечностью и беспричинной веселостью. Но теперь я едва не возненавидел его за слишком большую рассудительность.

– Ладно, Сашка, пойдем, – произнес я, поднимаясь с кресла.

– Что – пойдем?! Хы-хы-хы. Ты чего надумал-то?

– Отправлюсь в Траумштадт, найду Аннет. А там видно будет, – сказал я.