Текст книги "Хроники похождений"

Автор книги: Лев Портной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Глава 30

Оставив кровать в распоряжение кота, я вышел на балкончик. На улице было светло, хотя, судя по длинной тени от трактира «С совой», солнце стояло совсем еще низко. Площадь внизу шумела, меербургцы спешили по своим делам. Пару раз мне показалось, что из всеобщего многоголосья выделяется русская речь. Прислушавшись, я понял, что голоса соотечественников доносятся из открытых окон первого этажа заведения пана Розански. Я попытался разобрать, о чем говорили неизвестные постояльцы, но различал лишь отдельные слова.

Внизу к медному колокольчику подлетел пикси.

– Шнитхельм, Шнитхельм, – позвал я.

Маленький человечек в синем кафтанчике вспорхнул вверх и опустился на перила моего балкончика.

– Чем могу служить, господин маркиз? – спросил он.

– Любезный, подскажи мне, кто эти посетители там внизу? Я слышу, они говорят по-русски.

Пикси замялся.

– Ты не знаешь, кто они?

– Господин маркиз, прошу понять меня правильно. В заведении пана Розански не принято обсуждать одних постояльцев в разговоре с другими.

– Фу ты, господи! – я пожал плечами. – Но они же сидят в обеденном зале! Я могу спуститься и тогда сам их увижу!

– Вы правы, – согласился пикси. – Кроме того, вы наш почетный гость. Я уверен, что для вас можно сделать исключение. Тем более что вы, наверное, знаете этих людей.

– Мы познакомились в прошлый раз? – спросил я.

– О нет, – взмахнул рукой Шнитхельм. – Они впервые в нашем городе. Сегодня ночью их лодку выбросило неподалеку от гавани. Вы должны их знать. Они бежали с вашего корабля, спасаясь от хатифнаттов.

Вот тебе и фрикандо![61]61
  Фрикандо – кусок мяса или рыбы, нашпигованный салом.


[Закрыть] Конечно же я их знал! Выходило, что в обеденном зале заведения пана Розански сидели Мирович и компания.

– А велетень? – спросил я. – Велетень с ними?

– Велетень? – переспросил пикси. – Да-да, с ними приплыл и велетень. Только он остался на улице, кого-то высматривает.

И Шнитхельм тыкнул крошечным пальчиком вниз. Я увидел Клавдия Марагура. Велетень сидел на земле в центре площади.

Вот это форшмакъ! А я-то, дурак, на балкон вышел городом полюбоваться! И как же я его не заметил?! Но, славу Главному Повару, что и Марагур не увидел меня. На мое счастье, он спал, привалившись к фонтану, от брызг которого кафтан велетеня промок насквозь с левой стороны. Но Клавдий не обращал на это внимания. За минувшие сутки он успел привыкнуть к сырости.

– Устал, сморило его, – промолвил Шнитхельм.

– А они знают, что я здесь? – спросил я пикси.

– Ну что вы, господин маркиз, – Шнитхельм развел руками. – В заведении пана Розански не принято рассказывать о гостях.

– Вот и хорошо, хорошо, – я попятился с балкона в комнату. – Дружище, у меня к вам просьба: пусть они подольше ничего про нас не знают. Признаюсь, эта компания еще в море ужасно надоела нам.

– О, господин маркиз, не беспокойтесь, – заверил меня пикси. – Если только вы сами спуститесь вниз, тогда, конечно…

– Я еще отдохну немного, – ответил я.

– Тогда вам нечего беспокоиться. – Шнитхельм поклонился.

– Спасибо, спасибо, любезный! – поблагодарил я пикси. – Говорят, звезда, упавшая с небес, приносит счастье. Шнитхельм, я желаю, чтобы пять звездочек сразу свалились на заведение пана Розански.

Мильфейъ-пардонъ, граф, ну ты загнул!

– Будем живы вашими молитвами, господин маркиз, – промолвил пикси.

– Кстати, а помимо этих господ, никого больше не вынесло на берег? – спросил я.

Шнитхельм наморщил лоб и потер пальчиком переносицу.

– Вроде бы, нет, – ответил он. – Решительно, нет. Городок у нас маленький, новости разлетаются быстро.

Рольмопсъ твою щуку! Ну почему из всех лодок именно лодку с моими врагами выбросило на берега Траумляндии?! Почему несчастных матросов, бежавших с корабля, сейчас носит неизвестно где, в то время как Мирович со своими сатрапами пирует в трактире пана Розански, а велетень спит в обнимку с фонтаном? Надо будет спросить Главного Повара при встрече, почему он не выкинул их лодку вообще куда-нибудь прочь из Балтийского моря, в Атлантический океан куда-нибудь, на берег Гренландии. Сейчас бы спал велетень в обнимку с тюленями, и всем было бы спокойнее. Оставалось надеяться, что мне нескоро представится возможность задать этот вопрос Главному Повару лично.

– Ладно, любезный, ступай себе, – сказал я и замялся, не зная, как отблагодарить пикси.

Дать ему монетку? Но я сомневался, что он справится с такой тяжестью, да к тому же у меня не было металлических денег. А банкноту пикси смог бы унести, разве что сделав из нее еще одну пару крылышек. Шнитхельм заметил мое смятение.

– Там внизу, господин маркиз, есть большая кружка. На ней так и написано: «Чаевые для пикси», – сообщил он.

– Ага! Очень предусмотрительно, – сказал я. – Непременно позабочусь о ее наполнении.

– Благодарю вас, – ответил Шнитхельм и сорвался вниз с балкона.

Через секунду внизу раздался звон колокольчика, послышался скрип, кто-то отворил дверь.

Стоя в глубине комнаты, я приподнялся на носки и взглянул поверх перил балкона на Клавдия Марагура, спавшего у фонтана.

Что ж, мне спать было некогда!

– Надо сматываться отсюда, – произнес я.

Кот приоткрыл глаза и посмотрел на меня с одобрением. Он решил, что я высказал самую мудрую мысль за последние дни.

Я оделся, достал из сейфа деньги и вышел в холл. Окна комнат, занятых мосье Дюпаром, Жаком и Мадлен, выходили на задний двор.

Я приоткрыл левую дверь. Мосье Дюпар посапывал во сне. Если б не голова, он уместился бы целиком на подушке. Я ретировался, затем отворил правую дверь и вошел в спальню, которую заняли французишка и Мадлен.

Каналья дрых, задрав подбородок к потолку. С короткой стрижкой и дурацкими усищами он был похож на таракана. Рядом с ним спала Мадлен. Ее белокурая головка склонилась на плечо Жака. Что за странная девушка?! Водит дружбу с корриганами, предается плотским утехам с «французскими тараканами» и при этом выглядит непорочным ангелочком!

Я дотронулся до ее плеча. Мадлен зевнула во сне и покрепче прижалась к каналье. Я еще раз опустил руку на ее плечико и тормошил его, пока девушка не проснулась. Она увидела меня, и ее глаза округлились от страха. Мадлен дернулась, чтобы разбудить Жака, но я перехватил ее руку.

– Тссс, – я прижал палец к губам. – Мадлен, мне нужно поговорить с тобой.

Эльфийка вдавилась в постель. Испугалась, что я, недовольный тем, как французишка поступал с нею ночью, с утра решил переделать все по-своему. Я понял, что, если попытаюсь вытащить ее из кровати, она обязательно сделает так, чтобы Жак проснулся. Глупышка! Неужели она полагала, что каналья сможет помешать мне, имей я серьезные намерения поваляться с нею на одной тарелке?!

– Мадлен, не надо никого будить, – прошептал я, присев на корточки у изголовья кровати. – Послушай, обстоятельства сложились так, что мне нужно срочно покинуть вас. Я оставлю тебе деньги. Распоряжайся ими сама, не доверяй никому, особенно Жаку! Он скотина изрядная! Лучше всего, если вы дождетесь меня здесь. Думаю, что вернусь через неделю! Если не уложусь в этот срок, то устраивайтесь по своему разумению. Денег на первое время должно хватить. Ну, прощай! То есть до свидания!

Я отсчитал полторы тысячи талеров и сунул их под подушку, под голову Мадлен. Страх в ее глазах сменился изумлением.

– Куда же вы, сударь? – спросила она.

– Дела! Не терпят отлагательства!

Я запрыгнул на подоконник, открыл окно и ступил на скобу, державшую водосточную трубу. Глаза у Мадлен полезли на лоб.

– Сударь, вы уходите через окно?! – прошептала она.

– Так будет быстрее, – ответил я и, ухватившись за трубу, перенес на скобу вторую ногу.

Скоба заскрежетала, затем что-то треснуло, и я полетел с третьего этажа в обнимку с коленом водосточной трубы. Сквозь свист в ушах я сумел различить визг эльфийки. Должно быть, столь эффектно от Мадлен еще никто не уходил!

Глава 31

Пожалуй, стоило бы воспользоваться тем, что я на короткой ноге с местным бургомистром, чтобы установить памятник тому, кто придумал эти клумбы с декоративной капустой. Я стряхнул с себя землю и обрывки цветов и посмотрел вверх. Перепуганная Мадлен наблюдала за мной из окна.

– Сударь, вы живы?! – всхлипнула она.

– Жив, жив, ступай себе! – отмахнулся я.

– Милая моя, что там стряслось? – послышался голос Лепо из глубины комнаты.

Вот скотина! Хозяину надо вывалиться с третьего этажа, чтоб каналья проснулся! Я взглянул на Мадлен, приложил палец к губам и шагнул за угол.

– Ах, ничего, ничего, дорогой, – послышался голос эльфийки. – Какой-то пьяный тролль свалился в клумбу!

– Вот скотина! – возмутился Лепо.

Я с трудом удержался от того, чтоб не влезть обратно и не дать каналье по морде! Это ж надо! Он еще и скотиной меня обозвал!

– Ладно, пойдем обратно в постель, – позвала его Мадлен.

– В постель, в постель! – обрадовался шельма.

Оставалось надеяться, что в постели они не устроят бои подушками, а займутся еще чем-нибудь.

Жак и Мадлен удалились в глубину спальни, их голоса стихли. Тут я понял, что, скрывшись от своего слуги, я оказался на виду у Марагура. К счастью, он спал как убитый. Я вернулся под окна спальни Лепо и Мадлен. Мне предстояло решить: что делать дальше? Я задумался: не призвать ли на помощь бургомистра? Пожалуюсь ему на Мировича. Пусть направит группу дэвов, а я с удовольствием полюбуюсь, как они отделают каучуковыми дубинками моих преследователей. Вдвоем-втроем они бы и с велетенем справились. К тому же вряд ли конфликт с властями входил в контракт Марагура с Мировичем.

Итак, мне всего-то и нужно было пересечь площадь и войти в резиденцию бургомистра.

Вот только оставалось одно «но». Заключалось оно в том, что это было слишком простое решение. Маленькое, совсем крохотулечное сомнение в том, могу ли я доверять Аннет, свербило во мне. Это было отвратительное, гаденькое чувство, но избавиться окончательно от него я так и не смог. А ведь она знала, что с Мартином фон Брембортом я на короткой ноге, на брудершафт мы в ее присутствии пили. Значит, она знала и то, что я могу обратиться к нему за помощью. Да что значит «знала»?! Тут и жюльенъ безъ грибовъ догадается, что я к бургомистру за помощью побегу. А что если в этом какой-нибудь подвох имеется, и, обратившись за помощью к властям, я угожу в расставленные сети?! Значит, нельзя идти к бургомистру!

Бред, бред, бред! Мои опасения – полный бред! Я рассуждаю так, словно предполагаю, что кому-то понадобилось заманивать меня в ловушку! Кому?! Зачем?! И если я кому-то здесь, в Траумляндии, нужен, зачем было выпускать меня обратно в Россию?! А Мирович уже знает, что бумаги императрицы не у меня, а у князя Дурова. А князь Дуров сидит себе в Шлосс-Адлере в Траумштадте; наверняка Мирович и это уже знает. И никому я не нужен!

Мильфейъ-пардонъ, а кого же тогда велетень караулит?

Ладно, как бы то ни было, а мне нужно идти к бургомистру.

Я выглянул из-за угла. Мимо меня промчалась упряжка с бультерьерами. Два гнома в сиреневых колпаках погоняли собак. Один из бультерьеров наступил мне на ногу.

– Чего, огромин, – крикнул мне гном, – неверную жену высматриваешь?

– Какой ты догадливый, – ответил я.

Клавдий Марагур спал, а на улице уже было столько народу, что я вполне мог затеряться в толпе. Я посмотрел на дворец бургомистра. И новый аргумент против того, чтобы обращаться к Мартину фон Бремборту, пришел мне на ум. Я пожалуюсь бургомистру на преследователей, а Мирович заявит, что Аннет участвует в заговоре против русского императора. Эдак перевернет все с ног на голову. А князь Дуров подтвердит слова Василия Яковлевича. Спрашивается, а захочет ли фон Бремборт ссориться с русскими и вставать на защиту заговорщиков?!

Тут я подумал, что, если так и буду стоять в нерешительности под окнами трактира, все кончится тем, что меня обнаружит Мирович. Решив, что нужно отойти подальше от заведения пана Розански, я отправился задворками к католическому храму. Миновав здание суда, я увидел воздушный шар, тот самый, что накануне произвел фурор в городе. Возле него суетились детишки в коротких штанишках. Они воображали себя покорителями небес. Неподалеку на каменной тумбе сидел тролль. Перед ним стояла чугунная печурка на колесиках. Из трубы поднимался дым. Зеленый великан торговал жареными каштанами. Я бросил взгляд на фонтан и увидел, как Марагур приподнимается, опершись локтем на гранитный портик. Он выглядел измученным, а сон под душем явно не улучшил его самочувствия. Не задумываясь, я юркнул внутрь католического собора.

И чуть не столкнулся с целым семейством. Навстречу мне шествовал сытый бюргер в нарядном кафтане. Он вел под руку упитанную женщину со здоровым румянцем на щеках. Они говорили о чем-то и беззастенчиво смеялись. Следом, взявшись за руки, шли мальчик и девочка, двойняшки лет десяти, унаследовавшие черты лиц обоих родителей. Похоже, это семейство затеяло какой-то праздник на целый день. С утра повеселившись в церкви, они направлялись еще куда-то, предвкушая дальнейшие забавы и удовольствия. А их круглые ряхи говорили о том, что среди ожидающих их увеселений будет как минимум один смертный грех – чревоугодие. Я далек был от мысли о том, что Главный Повар имеет что-нибудь против кулинарного искусства. Наверняка церковники-язвенники от себя добавили чревоугодие к смертным грехам. Но это семейство смутило меня. Я привык считать, что церковь – не место для веселья. Мужчина взглянул на меня, и его улыбка стала шире в полтора раза. Жизнь – отличная штука, как бы говорил он, будучи уверен, что все вокруг разделяют его мнение. Его улыбка была столь непосредственной, что я не выдержал и против воли улыбнулся в ответ. Мужчина поклонился и замер, уступая мне дорогу. Я кивнул, отступил в сторону и произнес:

– Пожалуйста, проходите, пожалуйста. После вас.

– Здравствуйте, добрый господин, – улыбнулась женщина.

– Дети, поздоровайтесь, – скомандовал мужчина своим чадам.

– Доброе утро-день! – дружно затараторили детишки.

Все семейство удалилось на улицу.

Я прошел вглубь собора. Блуждающая улыбка так и осталась на моем лице. Я впервые оказался в католическом храме. Оглядевшись, я решил, что здесь и впрямь вполне пристойно улыбаться и даже смеяться. А кто сказал, что к Главному Повару нужно приходить исключительно со скорбной мордой и понуро свесив голову?! Я вспомнил русские церкви. Там улыбающийся человек выглядел бы непристойно, даже немыслимо. А лики святых в русской церкви чего стоят! Глядишь на них и понимаешь, что если Главный Повар смотрит на нас их глазами, то, очевидно, пребывает в глубокой тоске от той каши, которую заварил. Не молиться, а посочувствовать ему хочется. Я и не докучал никогда ему своими молитвами. И, по-моему, Главный Повар был за это благодарен мне. По крайней мере, мне казалось, что мы понимаем друг друга. Когда я уходил из церкви, что-то теплое появлялось в глазах святых. На прощание я кивал головой и тихонечко произносил одну и ту же, ставшую традиционной фразу.

А теперь, когда я оказался в католическом храме, понял, что вполне естественно делиться с Главным Поваром не только горестями, но и радостью. Но именно в этот момент мне нечему было радоваться.

Неожиданно заиграл орган. Из глаз моих хлынули слезы. И мне впервые захотелось попросить Господа о помощи. Чтобы уберег меня от мучений, подобных тем, что выпали на мою долю за последние дни. Пусть не ради меня, а ради тех, кто дорог мне и кого я люблю.

Я прошел поближе к алтарю, чтобы выбрать место, где можно было бы преклонить колени и помолиться. В эти минуты в храме остались всего два человека. Кто-то в черном костюме стоял в углублении справа. Да, еще был невидимый органист. Он репетировал, пользуясь утренними часами, когда церковь почти пуста, но от его игры сердце выворачивалось наизнанку.

В центре возвышалось огромное распятие. Я вгляделся в лицо Христа, принявшего мученическую смерть, и подумал, что это не лучшее место для молитвы. Я представил себе, что ко мне обратился бы каналья Лепо со своими докуками в тот момент, когда я висел на дыбе, а Марагур пытал меня раскаленными щипцами!

В левой части я обнаружил икону. Мадонна с младенцем Иисусом. Подле нее находилась специальная подставка, на которую можно встать коленями. Однако я решил, что и это не то, что мне нужно. Чрезмерно смиренным было лицо Мадонны. Наверняка она-то и подсказала Иисусу насчет левой щеки. Мол, подставь ее, если дадут по правой, авось обидчик на этом и успокоится. Эх, женщины, женщины! Как-то не приходит им в головы, что пощечинами-то дело не ограничится, что подставишь вторую щеку, а тебя и на Голгофу потащат!

Я прошел в правую часть храма. По пути обратил внимание на черную фигурку в глубине ниши. Неизвестный в коротеньком черном ментике, в черных лосинах и черной шапочке склонился у чана со святой водой. Слышалось журчание. Видимо, он наполнял принесенный с собою сосуд.

Я подошел к скульптуре, находившейся в правом нефе. Могучий, бородатый мужчина держал на руках улыбающегося младенца. Я благоговел перед ними. Мужчина стоял в полный рост, он смотрел прямо перед собой и улыбался. У него были широкие плечи и натруженные руки. Он добродушно улыбался, но, похоже, запросто свернул бы шею тому, кто поднял бы руку на ребенка. Это были Бог Отец и Бог Сын.[62]62
  Скорее всего, герой ошибается. Скульптура изображает не Бога Отца, а благочестивого мужа Симеона.


[Закрыть] И им я мог довериться, к ним мог обратиться за помощью. Я преклонил колени перед ними.

Но даже с мыслями не успел собраться, чтобы помолиться.

Послышались шаги. Я обернулся и увидел фигурку в черном. Оказалось, что это молодая женщина, полукровка, в жилах которой смешались человеческая кровь и кровь темного эльфа. Она была невысокого роста, с темной кожей, а из-под черных как смоль волос торчали остроконечные уши. Черные лосины плотно облегали ее лодыжки, икры, бедра и чувственно покачивающиеся бутоны круглых ягодиц. И как же я сразу не разглядел, что это женщина?! Она же была в шапочке! Мужчины снимают головные уборы при входе в церковь, а женщинам запрещено входить внутрь простоволосыми. Меня сбили с толку ее лосины! Я никогда не видел, чтобы женщина вместо платья надевала мужские лосины! Когда я вспомнил, как выглядела ее фигурка, и особенно попка, когда она стояла, склонившись к чану со святой водой, сердце заныло от сладкой истомы. Я поднялся с колен и бросился следом, на ходу обращаясь к Главному Повару с традиционным прощанием: «Давай, дружище, до встречи! Смотри, чтоб там нормально все было!»

Я догнал ее у самого выхода.

– Простите, мадемуазель.

Женщина обернулась. У нее были красивые карие глаза и полные чувственные губы. В левой руке она держала глиняный кувшин, заткнутый пробкой, а под мышкой справа – огромное полено.

– Да? – Она улыбнулась.

– Мадемуазель, это ваш воздушный шар? – задал я дурацкий вопрос, не придумав ничего другого, чтобы завязать беседу.

– Привязной аэростат, – поправила меня дамочка в черных лосинах. – А лучше говорить: монгольфьер. Да, мой. Разве вы не видели вчера, когда я прилетела?!

Я застыл, разинув рот. Мысли загудели в голове, как осы в потревоженном улье. Погнался за юбкой… Мильфейъ-пардонъ, за лосинами, а догнал летунью! А ведь это мой шанс покинуть Меербург неожиданным для всех образом!

– Потеряли дар речи? – окликнула меня женщина.

– A-а… нет… мадемуазель…

– Неужели вы не видели меня вчера? – переспросила она. – Кажется, весь город сбежался поглазеть на монгольфьер.

– Я проспал, – признался я.

– Проспали?! Ах, видели б вы, как я вчера прилетела!

– Ага! А видели б вы, как я вчера приплыл! Ну, да не в этом дело. Послушайте, мадемуазель, у меня к вам просьба. Возможно, она будет весьма неожиданной.

– Высыпать миллион алых роз перед домом вашей возлюбленной? – спросила женщина.

– О, нет. – Я почесал затылок. – Об этом я как-то не подумал.

– Да неужели я действительно услышу что-нибудь оригинальное?

– Оригинальное? Вряд ли, – ответил я. – Я хотел попросить вас доставить меня в Траумштадт. Если это возможно.

– М-м-м, – она поджала губы, кивнула и окинула меня оценивающим взглядом, словно я сообщил ей что-то, что сильно повысило мой авторитет в ее глазах.

– Ну, так что? Я заплачу вам.

– Знаете, это и впрямь оригинальная просьба. До сих пор я не встречала смельчаков, которые отважились бы подняться со мною в небо. Люди предпочитают рукоплескать мне с земли.

– А что – это очень страшно?

Мысль о том, как обвести вокруг пальца моих противников, настолько захватила меня, что я и не подумал об опасностях, которые могут подстерегать путешественников по воздуху.

– Может, и страшно. Но скажу честно: совершенно безопасно, – сообщила женщина. – Впрочем, люди все равно боятся. По правде говоря, меня это устраивает. Во-первых, мне не нужна в небе компания. Во-вторых, пока монгольфьеры остаются диковинкой, я зарабатываю неплохие денежки.

– Мадемуазель, смею ли я надеяться, что вы вытерпите компанию со мной? Только до Траумштадта.

Женщина замялась.

– Ну, возможно. Я как раз в Траумштадт и направляюсь. Только придется обождать. Планируется шоу. Горожане хотят посмотреть, как я поднимусь в воздух.

Шоу! О, нет, только не это. Мне хотелось бы испариться по-тихому.

– Да, вы что-то говорили об оплате.

Я не знал, сколько денег предложить ей, и сказал первое, что пришло в голову:

– Я заплачу вам сто талеров.

– Сто талеров?! – воскликнула она. – За сто талеров я готова немедленно оторвать свою задницу!.. Ой, простите! Просто это так неожиданно!

– Послушайте, мадемуазель, если вы так и поступите, как только что сказали, я заплачу вам в два раза больше, чем обещал.

– Хм. Но бургомистр просил… Он хотел устроить публичное зрелище…

– Мартин фон Бремборт? Ну, мы как-нибудь извинимся потом перед ним. Вы же прилетите еще когда-нибудь в Меербург? И в следующий раз сможете раза два подряд взлететь на радость публики.

– Ну, хорошо, хорошо, – согласилась аэронавтесса.

Она даже не поинтересовалась, почему мне так срочно понадобилось покинуть город.

– Только подготовка к полету займет некоторое время, – предупредила она. – Необходимо наполнить шар горячим дымом.

– Мадемуазель, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы улететь поскорее. Я ужасно опаздываю.

– Да, но полет займет три дня.

– Лучше бы два.

– Кстати, мне приятнее, когда ко мне обращаются «пани», – сообщила аэронавтесса.

– Ага. Пани?..

– Малгожата. Малгожата Бирюкович.

– Ага. А я маркиз де Ментье.

– Маркиз?

– Да, маркиз. Ну, что же мы стоим?! Позвольте, я помогу вам.

Я взял полено, которое пани Малгожата сжимала под мышкой. Но она резко отступила, вырвав дерево из моих рук. Даже пальцы мне оцарапала.

– Что с вами? – воскликнул я.

– Ничего. Вот, держите.

Она протянула кувшин с водой.

– А что, полено драгоценное? – спросил я.

– Еще какое драгоценное! – ответила пани Малгожата без тени иронии.

Когда мы выходили из храма, я пропустил ее вперед и оглядел площадь, взглянув поверх головы женщины. Клавдий Марагур спал. Только теперь он повернулся к фонтану правым боком.

– Пани Малгожата! Пани Малгожата! – закричали детишки, едва мы оказались на улице.

– Хотите, я покажу, как шар наполняется горячим дымом? – спросила она.

– Хотим! Хотим! – обрадовались дети.

Я прошел вперед и встал так, чтобы монгольфьер закрывал меня от велетеня и трактира «С совой». Пани Малгожата подошла к троллю.

– Эй, Дамбл, дай-ка прикурить! – обратилась женщина к зеленому великану.

– Почту за честь, пани Малгожата, – тролль приоткрыл заслонку печки.

Женщина поднесла к огню полено. Дерево вспыхнуло. Пани Малгожата забралась с горящим поленом в гондолу монгольфьера.

– Кстати, я зову его «Бобиком», – сказала летунья.

– Кого? – спросил я.

– Мой монгольфьер.

– А-а, – я окинул взглядом воздухоплавательное сооружение и добавил с сомнением: – Подходящее имя.

– Дамбл, подбрось мне каштанов, – попросила пани Малгожата.

Тролль передал кулек одному из малышей. Счастливый ребенок поднес горячие каштаны женщине. Она расправила горловину воздушного шара, чтобы тот наполнился дымом.

А я подумал, что совершаю очередную глупость. Ну кто такой этот Мирович, что от него нужно бежать на воздушном шаре?! Все же мне нужно было обратиться за помощью к бургомистру. В конце концов, этот хрыч Бремборт пил со мною на брудершафт!

– Через сколько мы будем готовы? – спросил я.

– Через полчаса, господин маркиз, – ответила женщина.

– Хорошо. К этому времени я вернусь.

Я обошел сзади здание суда, трактир и вышел к ратуше. Поднявшись по лестнице к парадному входу, я оказался на виду у Клавдия Марагура. Но велетень спал, и я, никем не замеченный, вошел в канцелярию бургомистра.

Навстречу вышел господин в сером сюртуке, которого я помнил, потому что накануне видел его в свите Мартина фон Бремборта.

– Маркиз? – произнес он.

Мне показалось, что его голос прозвучал неуверенно.

– Любезный, мне необходимо срочно увидеться с бургомистром, – сказал я.

Господин в сером сюртуке поджал губы и нахмурился.

– Видите ли, маркиз, боюсь, сейчас это невозможно.

– Почему? Бургомистра нет в резиденции? – спросил я.

– Нет, дело не в этом, – ответил Серый Сюртук.

– Что-то случилось? – обеспокоился я.

– Как бы вам сказать? – Серый Сюртук нервничал.

– Любезный, говорите, как есть, – попросил я.

– Видите ли, маркиз, в свете некоторых обстоятельств, ставших известными бургомистру, он приказал не принимать вас до особых распоряжений.

– Каких еще обстоятельств?! – возмутился я.

Мне пришло в голову, что надо дать Сюртуку в рыло, да и пройти к бургомистру, но по коридору прохаживались два дэва. Они исподлобья поглядывали на меня, и я понял, что рукоприкладством ничего не добьюсь.

– Я ничего не могу вам сказать, – произнес Серый Сюртук. – Да, признаться, я и не посвящен в подробности. Думаю, вам лучше вернуться к пану Розански, туда, где вы остановились. Я доложу бургомистру о вашем визите. Когда он разберется во всем, он даст вам знать.

Что за ерунда?! Неужели Мирович успел побывать у Мартина фон Бремборта и настроить его против меня? Пожалуй, если бы не дэвы, я и впрямь дал бы по морде Серому Сюртуку и прорвался бы к бургомистру. Но присутствие могучих стражей с каучуковыми дубинками охладило мой пыл. Я счел за лучшее убраться подобру-поздорову.

– Что ж, любезный, я последую вашему совету. Уж не знаю, что тут наговорили про меня бургомистру, но верю, что он во всем разберется.

– Думаю, вы поступаете наилучшим образом, – Сюртук вздохнул с облегчением.

Он проводил меня до выхода и сам отворил двери.

– Ах да, – вдруг вспомнил Серый Сюртук. – Я думаю, вам придется обождать до вечера. Бургомистр будет занят, сегодня утром из России прибыл граф Норд.

– Граф Норд? – я обернулся.

В это мгновение приоткрылась одна из внутренних дверей и в проеме я заметил белый фрак с ярко-зеленым воротником, ярко-красный жилет и ярко-желтые брюки! Старик-incroyables! А он-то что здесь делал?!

– Э-э-э, – промычал я и попытался войти обратно.

Но дорогу мне преградили дэвы.

– Дождитесь решения бургомистра у себя в номерах, – с нажимом в голосе произнес Серый Сюртук.

Дэвы из-за его спины следили за тем, чтобы я не передумал.

Двери закрылись перед моим носом, и я остался стоять на парадных ступенях резиденции бургомистра. Прямо передо мною спал велетень. Рассчитывать на поддержку градоначальника я не мог, и кажется, старик-incroyables приложил руку к тому, чтобы Мартин фон Бремборт отвернулся от меня. Что же это за старик и что ему от меня нужно? Как назло, еще и граф Норд пожаловал. Похоже, его императорское Высочество обошелся без руны Футарка. Я должен был спешить, потому что князь Дуров намеревался выдать Аннет как участницу заговора против русской короны. И теперь я понял, что не иначе как Главный Повар послал мне пани Малгожату. Половецкий говорил, что на всю Траумляндию приходится один-единственный тракт. И потому укрыться в этом государстве попросту невозможно. Конечно, невозможно, если передвигаться по суше. А если по воздуху?! Пани Малгожата и ее «Бобик» – вот шанс на спасение. Мы сможем улететь на восток, в Курляндию. Да что там – в Курляндию?! Мы прекрасно и до России по воздуху доберемся!

Я спустился по лестнице и прошел на другую сторону площади, подальше от трактира «С совой». И оказался там, куда провидение меня привело. Конечно же единственным человеком, которого я мог безбоязненно позвать на помощь, был Сашка Половецкий. Я расскажу ему про монгольфьер, возможно, оптимизма у него прибавится и он примет участие в моем деле. Я не помнил, где он квартировался в Меербурге, но знал, где его искать. Прямо передо мной красовалась вывеска «Клуб благородных картежников». Даже если Сашка не в клубе, наверняка здесь знают, где его найти.

Я открыл дверь и вошел внутрь, намереваясь непременно дать в морду тому, кто скажет, что Половецкий велел не принимать меня. И такой человек немедленно нашелся. Ко мне подбежал лакей с невероятно бледной физиономией.

– Сударь, сюда нельзя, нельзя сейчас, – воскликнул он.

– Мне нужен Половецкий, – сообщил я, не обратив внимания на его слова.

– К господину Половецкому сейчас нельзя, – заявил лакей.

В его лице ни кровиночки не было. Я подумал, не дать ли и впрямь ему в морду, может, хоть немножечко физиономия приукрасится.

– Что значит – нельзя? – рявкнул я. – Я старинный приятель Половецкого, мне необходимо срочно его видеть.

– Видите ли, мой господин, – лакей опустил глаза, словно боялся встретиться со мною взглядом. – Половецкого нет.

– А где он? – спросил я.

– Вы не поняли. Его вообще больше нет, он умер.

– Как это – умер?! Что за чушь?! – взревел я. – Мы только вчера с ним купались в термах!

– Да-да, – кивнул лакей. – Сегодня утром он застрелился.

– Что?!

Его слова шокировали меня, хотя их смысл достиг моего сознания не сразу. Сначала я просто подумал, что мир мог бы сойти с ума хотя бы тремя днями позже. Надеялся, что этого срока хватило бы, чтобы разобраться со своими проблемами.

Послышались шаги, в холл вышли несколько офицеров. Их лица были пепельно-серыми.

– Вы граф Дементьев? – спросил меня молодой поручик.

– Да, это я.

– Вы служили в нашем полку?

– Было дело, – кивнул я.

– Может, вы знаете, что означают эти слова?

Поручик протянул мне лист бумаги. На нем было несколько строк. Я узнал почерк Половецкого.

«Я должен был вернуться один из разведки. Таково было условие князя Дурова. Я думал только о жене и о детях. Я боялся оставить их без средств к существованию. Вот так все получилось».

Я был потрясен гибелью друга и его предсмертной запиской. Беспросветная тоска охватила мое сердце.

– Вы что-нибудь поняли? – спросил поручик.

Несколько офицеров, окружавших меня, смотрели с надеждой, ожидая, что я открою какую-то тайну.

– Нет, господа, – я покачал головой. – Я не знаю, как понимать эти слова.

– Но записка адресована вам. Посмотрите на обратной стороне, – сказал поручик.