Текст книги "Одна и без оружия"

Автор книги: Лев Дворецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

У нас с Ией оставалось всего два дня, чтобы побыть вместе. Так я считал. Но получилось только две ночи. Днем нас направляли в разные кабинеты, и мы проводили все время «в когтях» специалистов, которые нас инструктировали, наставляли, учили. Ночью мы не могли наговориться, будто расстаемся навсегда. Ия была необычайно ласкова и послушна. Все мои наставления воспринимала без малейшего сопротивления и спора, в отличие от того, как она обычно делала, прежде чем их принять. Убедил ее взять с собой нунтяку, действовать с которой Ия могла прекрасно. Это безобидный с виду предмет, состоящий из двух палочек на перевязи. Между тем в руках профессионала, а Ия именно профессионал, сила удара нунтяку может достигать до полутора тонн. Такой «игрушкой» она раскалывала на тренировках стальной шлем, как грецкий орех. Это многопрофильное оружие. С его помощью можно наносить не только сокрушительные удары, но и проводить удушение, тычки по болевым точкам, эффективные блоки против врага, вооруженного палкой, стальным бруском, трубой, любым холодным оружием. Эти палочки вполне могут послужить Ии в экстремальной ситуации. Напомнил я и целый ряд очень эффективных приемов, которыми следует пользоваться при необходимости. Это техника приемов айкидо, куда входят прежде всего броски, болевые захваты с удержанием и удары. Наиболее типичен для айкидо «бросок на четыре стороны», применяющийся как универсальное средство для освобождения от захвата противника. Мы с Ией проигрывали различные ситуации, пока в дверь не постучали и не потребовали прекратить хулиганство, в противном случае будет вызвана милиция. Мы с хохотом повалились на кровать и до рассвета занимались любовью.

Ия уехала, а для меня потекли однообразные и нудные дни учебы. И хотя Виктор Николаевич обещал, что мне будут помогать специалисты: мне все равно полагалось разобраться как минимум в финансовых символах и терминах. По замыслу генерала мы с Ией должны будем выполнять одну и ту же задачу – внедряться в преступный мир – только с разных сторон. А это требует хорошей подготовки.

Ия передала генералу Рожкову с разрешения Андрея Петровича весь пакет с копиями криминальных документов. Но он не вызвал у него особого интереса.

– Материал, конечно, важный, – сказал он, – но по нему не заведешь сейчас ни одного уголовного дела. Нужны свежие факты. Вот вы их и добудете.

Неделя осталась позади, и я снова в кабинете генерала Рожкова. Последние наставления – и я, вооруженный знаниями и полномочиями, получаю первый адрес. Это фирма, занимающаяся экспортом за рубеж отечественных автомобилей и имеющая соответственную лицензию на такой род деятельности. Однако уже давненько ведомство генерала Рожкова подозревает фирму в незаконных махинациях с оружием. Но никак не удается под нее подкопаться. Официальные проверки ничего не дают.

Со мной двое ребят, они в самом деле из налоговой полиции. Подъезжаем к двухэтажному особняку, что укрылся в одном из тихих московских переулков. Звоню. Выходит парень лет двадцати пяти в камуфляжной форме цвета хаки. На бедре кобура с револьвером.

– Чего надо? – спрашивает грубо, с вызовом.

– Не чего, а кого, – поправляю я и уточняю: – Генерального директора.

– Сегодня он никого не принимает. Приходите завтра с четырех до пяти часов. – Дверь грубиян за собой закрыть не смог, так как на пути оказался мой ботинок.

– А ну убери! – угрожающе предупредил охранник, потянувшись к кобуре.

Я перехватил его кисть, развернул парня затылком к себе и заломил руку за спину.

– Теперь показывай, где ваш начальник, – распорядился я, пригласив следовать за мной своих коллег.

– Отпусти, больно! – запросил пощады молодчик.

– Так куда идти? – повторил я вопрос.

– Вон обитая дверь, там секретарь, – показал он кивком в конец коридора.

– Ладно, живи. – Я отпустил его, предварительно отобрав пистолет. – Этой штукой не балуются, передам твоему начальнику, чтоб сделал тебе внушение. А пока топай отсюда и радуйся, что легко отделался. Я сегодня добрый.

Парень, поглаживая руку и с опаской поглядывая на нас, подбежал к телефону и стал названивать. Я пригрозил ему пальцем и оставил его в покое.

Мы смело открыли обитую коричневым дерматином дверь и вошли в светлую, просторную приемную, благоухающую ароматом дорогих духов. За столом с тремя телефонами сосредоточенно восседала красотка с голубыми глазами.

– Александр Михайлович вас вызывал? – ласково встретила она нас.

– Конечно, – хором ответили мы, – доложите, что господа из налоговой инспекции будут счастливы встретиться с президентом известной компании.

Я намеренно повысил титул ее начальника, чтобы придать весомость нашему визиту.

Девушка прямо-таки подскочила и исчезла за дверью, не менее массивной, чем та, что преградила нам путь у входа в офис.

– Заходите, Александр Михайлович ждет вас. Полненький, небольшого роста, уже в годах человечек выкатился нам навстречу.

– Здравствуйте, друзья, – радушно приветствовал он нас, – что ж вы не позвонили, я бы подготовился к встрече, а то так неожиданно. Могли не застать.

– Ничего, не беспокойтесь, – охладил я его не в меру горячую приветливость. – Это у нас такой стиль работы, чтобы не ждали.

Он только теперь увидел у меня в руке пистолет охранника, задрожал, побледнел и хлопнулся на первый подвернувшийся стул.

– Да не пугайтесь вы, – успокоил я его. – Это револьвер того парня, что на вахте стоит. Больно нервный он. Пришлось отобрать. Как цепной пес бросается на людей.

– Это недоразумение, разберемся, уберем хама, – заверил Александр Михайлович, быстро приходя в чувство. – Садитесь, пожалуйста, – широким жестом он пригласил нас к столу и нажал кнопку вызова.

Тотчас в комнате появилась блондинка.

– Слушаю!

– Кофе и все прочее. А этого идиота убрать немедленно. – И, поймав удивленный взгляд голубых глаз, раздраженно бросил: – Ну, кто сегодня на вахте?

Через минуту комната наполнилась душистым ароматом кофе, и мы с дымящимися чашечками удобно устроились в мягких полукреслах.

– Надолго к нам? – первым нарушил паузу Александр Михайлович.

– От вас будет зависеть, – загадочно улыбнулся я, – а если серьезно, дня три-четыре. И чтобы не затягивать это приятное свидание, прошу предоставить нам отчет о финансовой деятельности и всю документацию, касающуюся импорта за текущий год. Мои коллеги займутся этим прямо сейчас в помещении, которое вы им отведете. А мы с вами в это время побеседуем о наших делах.

Пока я говорил, Александр Михайлович радостно кивал головой в знак согласия и нажимал кнопку вызова. Снова блондиночка.

– Срочно вызовите сюда всех начальников отделов, главного бухгалтера, моего заместителя и исполнительного директора, – приказал он.

Я не ожидал от него такой прыти и готовности сделать все, что скажу. Ведь многое из моих пожеланий, мягко говоря, не вписывалось в нашу налоговую компетенцию. Тем не менее, когда собралась команда генерального директора, каждый, кто отвечал за то или иное направление работы, получил указание дать нам полный отчет и оперативно откликаться на любое наше требование. «Может, действительно здесь все в ажуре и на них зря возвели поклеп?» – невольно подумал я, наблюдая, как четко, без опасений и оглядки действует глава этой фирмы.

Распоряжения отданы, люди приступили к их исполнению. Удалились и мои помощники, чтобы начать разбираться с бумагами. Мы с Александром Михайловичем остались один на один. И опять он меня удивил. Выложил мне все как на духу. Он бывший цековский работник. Жил далеко не по средствам. Шикарная двухэтажная дача под Москвой со всеми удобствами, две иномарки плюс пятикомнатная, отделанная по последнему крику моды квартира в центре города. Регулярные поездки с женой и двумя дочерьми на элитарные курорты. Любовница по высшему разряду, частые посещения дорогих ресторанов и сауны с шашлыками и выпивоном – все это требовало, особенно в «застойные» годы, не только солидных затрат, но и чисто моральной поддержки высокопоставленных лиц и партийных боссов. Второе было особенно важно, иначе прогоришь в два счета. С прежних времен у него осталось все – и квартира, и дача, и иномарки, и даже любовница. Конечно, уже другая, помоложе. Вот только работу сменил на еще более денежную.

Интересно, с чего это он так разоткровенничался. Не глупый мужик, знает, что за прошлое его не ухватишь. Даже если захочу, не смогу ничего доказать, документов-то у меня никаких нет, одни эмоции. С другой стороны, понимает, что такая искренность здорово подкупает и вызывает доверие. На это и бьет. Не сомневаюсь: если бы он даже подозревал, что я располагаю фактами о его прежних связях, вел бы себя по-другому. Уверен, пуще огня боится, что его делишки давно минувших дней станут достоянием прессы, не говорю уже – уголовного дела. Разом все рухнет – и престиж, и фирма, и связи – останется у разбитого корыта. Разве может он допустить такое? Будет драться до последнего, чего бы это ему ни стоило. Вот и играет со мной в поддавки, гляди, мол, – я весь на ладони, ничего не скрываю, ни что было раньше, ни что есть теперь.

Два дня мы рылись в документах. Я переговорил со всеми, кто осуществляет операции по делам фирмы. В основном – комар носа не подточит. Лишь мелочи, некоторые ошибки в финансовых отчетах, несвоевременная уплата штрафов за опоздание с перечислением налогов. В общем, пустяки, о которых и упоминать неприлично такой высокой комиссии, как наша. Ломаю голову, как прижать генерального в заключительной беседе, чтобы расколоть его, заставить приоткрыть завесу тайных операций с оружием, которые, затылком чувствую, идут здесь с хорошим размахом. Припугнуть его: мол, все о нем знаю, мне ничего не стоит обнародовать всю его подноготную в брежневские и горбачевские времена? Перетрусит, наверное, попробует, может быть, откупиться, вывернуться. Что это даст реально? Ничего. Задача, ради которой меня сюда послали, останется невыполненной. Значит, пока этот удар держу про запас, на сладкое. Главное же надо искать в другом. В чем же? И вдруг, как молния, пронзила мысль. Пистолет. Мимолетно заметил на рукоятке английское «Мейд ин Раша». Откуда у охранника экспортный вариант револьвера? Проверим. Может, это и есть ниточка, за которую клубок потянется? Так, надо действовать очень осторожно, чтобы не спугнуть начальство.

Снова в кабинете у Александра Михайловича.

– Спасибо вам огромное за помощь, – и рта не дает мне раскрыть, – ваша работа – это просто неоценимая услуга, за которую наш коллектив должен благодарить и благодарить. – Витиеватые фразы Александра Михайловича и откровенные реверансы режут слух, а когда он преподнес в качестве сюрприза сообщение о выдаче каждому из нас денежной премии, тут я уже не выдержал и остановил речевой поток:

– Простите, но это наша работа, и мы не можем принять ни премий, ни подарков. Нам достаточно того, что вы оценили наш труд как помощь, и мы будем вполне удовлетворены, если после нашего визита коллектив учтет замечания, исправит ошибки и улучшит свою деятельность.

– Можете не сомневаться, что именно так и будет, – поспешил заверить Александр Михайлович.

Я почти потерял надежду подобраться к главной своей задаче, но директор сам сделал шаг навстречу.

– Охранника мы уже убрали, – сообщил он в качестве наглядного свидетельства быстрой реакции на наше недовольство.

– А вот этого как раз и не надо было делать, – сразу нашелся я, увидев ниточку, случайно отпущенную Александром Михайловичем. – Мы сюда пришли не разгонять людей, а учить их. Так что верните провинившегося и отдайте ему его оружие. Уверен, что после этого инцидента парень будет вести себя как подобает.

– Конечно, конечно, – радостно закивал головой Александр Михайлович, нажимая кнопку вызова и одновременно закрывая вопрос с пистолетом: – Я сразу же передал револьвер коменданту, который распоряжается охраной.

«Врет», – подумал я, видя, как он лихорадочно шурует рукой в бумагах, выдвигая один ящик стола за другим.

– Слушаю вас, Александр Михайлович. – Блондинка уже стояла в кабинете по стойке «смирно».

– Срочно найдите Петра, пусть зайдет ко мне, я его, кстати, недавно видел в буфете. – Александр Михайлович был верен себе, действовал без промедлений.

Через несколько минут появился Петр. Вошел, боязливо озираясь, а когда увидел меня, испуганно отшатнулся.

– Вот, инспектор прощает тебя, извинись и можешь остаться у нас, – торжественно объявил Александр Михайлович.

Петр переступил с ноги на ногу:

– Ладно, извините, ошибочка вышла. Я похлопал его по плечу:

– Вот так, брат, всегда получается, когда в бутылку лезешь. Ничего, наука никогда не вредит. Верно говорю?

Петр кивнул.

– Мне можно идти? – спросил, обращаясь почему-то ко мне.

– Иди, – разрешил я, – только не уходи далеко, побалакать надо, – и к Александру Михайловичу, чтоб не беспокоился, а то аж глаза округлились: – Проинструктирую, как вести себя с посетителями в такой солидной фирме.

– О, это будет весьма кстати, – хитровато прищурившись, воскликнул директор и попросил: – А может, со всей сменой побеседуете? Там всего-то шесть человек, очень нам поможете.

– Что ж, – согласился я, – идея мне нравится. Гендиректор, сам того не ведая, дал мне еще один шанс приоткрыть завесу тайны.

Вызванный в кабинет комендант, бывший десантник, здоровенный мужик в такой же камуфляжной одежде, как и охранники, быстро собрал всю смену – шесть человек, почему-то ошивающихся в офисе. Александр Михайлович, сославшись на срочное дело, освободил для нашей беседы свой кабинет, и я закатил речугу относительно высокой государственной миссии каждого из сидящих в этой комнате и умения обращаться с оружием.

– Для иллюстрации я вам сейчас продемонстрирую, как это надо делать. Дайте, пожалуйста, пистолет, – обратился я к коменданту.

«Десантник» с готовностью кинулся к одному из сидящих, видимо, тому, кто должен был сейчас охранять вход, и вытащил у него из кобуры пистолет.

– Вот, пожалуйста.

Я повертел револьвер в руках, показывая простейшие приемы стрельбы, которые, безусловно, и они знают, подчеркивая, что применять оружие следует в самых крайних случаях, когда другого выхода нет. В общем, говорил элементарные вещи, рискуя показаться в невыгодном свете. Но это меня мало беспокоило. Я успел осмотреть и рукоятку, и ствол, но заветного «Изготовлено в России» нигде не обнаружил. Это еще более укрепило мои подозрения и решимость во что бы то ни стало найти оружие.

Я выпроводил всю компанию из кабинета; на вопросительный взгляд задержавшегося у двери коменданта сказал, что остаюсь на пару минут доложить по телефону начальству о завершении работы. Он удалился, а я стал выдвигать и осматривать все ящики стола. Скорее всего, директор забыл отдать пистолет коменданту и не помнит, куда его положил.

И вдруг пистолет! Затерялся в бумагах. Лежит себе целехонький. Как же так, Александр Михайлович, подвела память, явный склероз, не пора ли на покой? Ведь вам уже наверное за шестьдесят. Так и есть, тот самый – «Мейд ин Раша». Теперь важно не поднимать шума. Пистолет – на экспертизу, а затем аккуратно, не потревожив муравейник раньше времени, подобраться к центральному аппарату этой подпольной коммерции.

Дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет буквально влетел Александр Михайлович.

– Вы уже закончили? А то у меня сейчас совещание, – объяснил он свое внезапное появление. А сам подозрительно поглядывает на меня, на стол, на стены и окна, словно здесь в его отсутствие был произведен капитальный ремонт с моим участием. Видно, спохватился, что слишком рискнул, оставив меня в кабинете.

– Все в порядке. Мы завершили работу, – успокоил его я, укладывая на рычаг телефонную трубку, за которой неотрывно следовал взгляд директора. – Об этом я и доложил своему начальству.

– Приятно иметь дело с умным человеком, – сделал мне комплимент Александр Михайлович и пошел дальше: – Буду счастлив встретиться с вами еще раз, особенно в неофициальной обстановке. Наша фирма богата, и возможности неограниченные, только скажите, и все у вас будет.

Чтоб не уподобиться той кукушке, которая хвалит петуха, я уклончиво ответил:

– Все может быть, пути господни неисповедимы. Кажется, я его разочаровал, он рассчитывал на большее…

Генерал Рожков не скрывал удовлетворения, рассматривая оружие.

– Три дня работы, и уже что-то есть! Вызвал порученца:

– Отправьте на экспертизу с пометкой «срочно». Передайте мою личную просьбу – результат прислать завтра.

На следующий же день все было готово – и адрес изготовителя, и номер воинской части, на складе которой хранился пистолет. С военным заводом, казалось, все было ясно – изготовили партию и отправили по назначению, а вот почему с военного склада исчез пистолет и появился в фирме, да вдобавок с гравировкой на английском, это следовало выяснить.

Уже вечером того же дня я вылетел на Северный Кавказ, где была расположена воинская часть. Со мной комиссия из Министерства обороны – полковник и два майора. В самолете согласовали свои действия по предложенной мной схеме: вначале я раскручиваю без свидетелей командира части, чтобы паче чаяния не спугнуть непосредственных виновников, а затем последовательно, вниз по лесенке – всех исполнителей, отвечающих за тыл и вооружение. Одновременно опечатываем склады оружия и всю документацию.

Наш приезд был полной неожиданностью для командного и тем более личного состава. Дело в том, что мы прилетели в воскресенье, когда большинство офицеров, в том числе и командир, отдыхали. Мы без шума остановились в городской гостинице, чтобы преждевременно никого не тревожить, а с понедельника начать работу. Но как обычно бывает в каждом небольшом местечке, весть о приезде начальства сразу расползлась по всей округе, дошла и до командира. Он тотчас собрал свой штаб по тревоге. Объявил аврал по уборке территории. Всем службам, особенно продовольственной, дал задание на предмет заготовки питья и еды для повседневного, делового стола и заключительного, праздничного. Когда мы в понедельник прибыли в часть, нас торжественно встречали радостные, хорошо выбритые и наодеколоненные офицеры, чистые дорожки военного городка; это должно было создать у нас приятное рабочее настроение и вызвать желание уже сейчас воздать похвалу командиру и руководимой им части.

Сославшись на отсутствие аппетита и на перехваченный в гостиничном буфете кофе с бутербродами, мы вежливо отказались от приглашения на завтрак и попросили дать нам возможность приступить к исполнению своих обязанностей. Я уединился с командиром части. Это был молодой полковник, недавно получивший очередную звездочку. Он попросил, если не секрет, рассказать о цели приезда комиссии и о вопросах, которые ее интересуют. В свою очередь командир готов оказать полное содействие, чтобы работа инспекции была плодотворной. Такое заявление обнадеживало. Мне незачем было скрывать от руководителя хозяйства, что нас беспокоит и какая задача перед нами поставлена. «Затем и приехали, – сказал я, – чтобы вместе с вами разобраться, как хранится на складах оружие, насколько четко поставлен учет, какие проблемы стоят перед вами в этой области работы».

Узнав о подготовленной для нас программе пребывания – с баней, банкетом и даже с девочками, мы сразу же разочаровали, а может, и обрадовали полковника, заявив, что будем жить по своему аскетическому плану: двенадцатичасовой рабочий день с перерывами на обед и ужин в обычной офицерской столовой.

– Крутой у вас распорядок, – заметил командир, – как хотите, мы от чистого сердца, чтоб работа спорилась. Другие не отказываются.

– У нас свой стиль, – сказал я за всех, – и он обычно не подводит.

Буквально волосы дыбом встали, когда мы копнули материалы с отчетностью о хранящемся на складах оружии. Вернее, безотчетностью. Запущенность и запутанность документов, противоречащие друг другу даты получения, сдачи и наличия пулеметов, автоматов, пистолетов, гранатометов, а также бронетехники производили впечатление преднамеренно созданной кем-то путаницы для беспрепятственного манипулирования военной техникой. Ее можно было спокойно вынести и вывезти в любом количестве за пределы части. Заведующий складом прапорщик наведывался сюда раз – два в месяц и только затем, чтобы пощупать, цел ли замок на дверях. Часовой же лишь в ночное время прохаживался из конца в конец на расстоянии примерно километра в полтора, вполне достаточного, чтобы успеть очистить хранилище.

Командир части не оправдывался: слишком уж очевидны были факты. Показал нам копии телеграмм, которые посылал в центр с просьбами помочь навести порядок с хранением оружия. Дело в том, что воинская часть, как и многие другие после распада СССР, подлежала расформированию. В связи с этим многие офицеры были уволены в запас, личного составе катастрофически не хватало, некому нести караульную и внутреннюю службы. Огромные ценности остаются почти без охраны. А оружие, на удивление, прибывает огромными партиями, а потом по приказу сверху его куда-то забирают. Приезжают начальники с большими звездами на погонах, руководят приемом и отправкой оружия и военной техники, живут часто по целым неделям, уезжают, их сменяют другие. И все требуют к себе внимания, заботы и полного жизненного кайфа. Так жаловался нам командир.

Можно, конечно, его понять. Но отпускать вожжи, терять контроль и мириться с беспределом в этой, можно сказать, первостепенной области военной службы – преступление. Стали искать, откуда прибывает и куда убывает оружие, кто конкретно приезжал и руководил этим делом.

Неожиданно из Министерства обороны пришла телеграмма, срочно отзывающая моих коллег в Москву. Что бы это значило? Звоню генералу Рожкову. Он в зарубежной командировке. Так, значит, остался один. Совпадение или кто-то намеренно ставит палки в колеса? Не связано ли это с выводами комиссии о творящихся здесь безобразиях? Если мои предположения верны, то это лишний раз доказывает, что «рыба гниет с головы». Там, «наверху», и надо искать первопричину махинаций в военном бизнесе. В то же время выйти на них можно, лишь перекрыв кислород в каком-то звене, нарушив отработанный механизм купли – продажи оружия.

Веду откровенный разговор с командиром части. Если он хочет уменьшить свою вину и помочь в решении важной государственной задачи, должен немедленно, пользуясь своими правами, наложить запрет на грабеж арсенала. Произвести под своим личным наблюдением тщательный учет хранящегося и получаемого военного имущества.

Полковник с готовностью принял мои предложения, и колесо завертелось. Я твердо решил: не уеду отсюда, пока не буду убежден, что этот участок уже вне подозрений. Тогда посмотрим, откуда ветер дует.

Уже два раза поданные на станцию вагоны не загружались оружием и уходили ни с чем. На все телефонные звонки, касающиеся «оружейной темы», командир приказал дежурному по части отвечать: «Идет переучет».

Работа была в полном разгаре, когда командир части пригласил меня рано утром на рандеву.

– Вот, читайте, – он показал мне факс, – не выполню – голова с плеч.

– Ну уж прямо-таки голова, – попробовал я отшутиться.

Но полковник был настроен серьезно:

– Придется отгружать. Это приказ, обойти его или даже исполнить в другое, чем указано, время не в моих силах. И так я уже насамовольничался, это вряд ли понравится начальству.

– Например? – переспросил я его, стараясь вникнуть в смысл телеграммы.

– Да хотя бы отвлечение личного состава от боевой учебы на подсчет единиц оружия или отказ допустить на склад представителей военного округа без разрешения командующего. А разве похвалят за то, что отказался утвердить акт отборочной комиссии на списание дорогостоящей техники? Но самое неприятное для меня – мой запрет на загрузку вагонов.

– Вы считаете, что действовали неправильно? Полковник замялся:

– Надеюсь, что в рамках закона. Так в чем же дело?

– Хорошо бы, чтобы и начальство мое так думало.

– Не сомневаюсь, – уверенно сказал я, чтобы подбодрить упавшего духом командира. – Ну а что касается вот этого, – я положил прочитанный факс на стол, – надо разобраться. Здесь нет личной подписи отдавшего распоряжение. Только обозначена фамилия начальника управления. Отгрузить со склада пять вагонов и две платформы – это не шутка. Тут миллионами долларов пахнет. Предлагаю связаться по В/Ч с командующим округа, доложить ему, что на вас давят самым неприличным образом, действуют через его голову, попросить поддержки.

Командир части сделал, что я предложил, но безуспешно. Командующего на месте не оказалось, он проводил тактические учения где-то далеко в горах. Так, пора командиру брать ситуацию под контроль. Утром подадут вагоны и за простой пойдут такие штрафные санкции, что придется продавать все с молотка, чтобы рассчитаться.

– Все остается в силе, – твердо решил полковник. – Пусть подтверждают телеграмму и приказ личной подписью ответственного лица.

– Вы поступаете здраво, – заверил я его и высказал мнение, что вряд ли кто возьмет на себя смелость подписать такой документ. – Вы извините, – сказал я, – но надо быть очень простодушным и близоруким, чтобы не видеть, что вас просто подставляют и делают игрушкой в своих играх, а в случае опасности свалят всю вину на вас.

– Да, кажется, вы правы, – согласился командир. – Доживем до утра. Посмотрим, что начальники предпримут.

Меня разбудил резкий телефонный звонок часов в пять, когда только начало светать. Дежурный по части просил срочно явиться в штаб и оглоушил меня фразой:

– Полковник Виноградов покончил с собой.

Я сразу отбросил предположение о возможности добровольного ухода из жизни этого человека. Мы с ним расстались поздно вечером, и ничто не говорило о его подавленном состоянии, пессимизме или какой-то внутренней борьбе. Наоборот, на душе у него было спокойно и ясно. Он не сомневался, что поступил правильно, отказавшись выполнять безумный приказ, и больше не хотел продолжать разговор на эту тему. Поделился со мной радостью, что скоро приезжает с Украины жена с ребенком – отдыхала у матери на даче. С таким настроением люди себя не убивают. Тут что-то не так.

Несмотря на ранний час, в штабе было полным-полно офицеров. Ходили на цыпочках, говорили шепотом, растерянно пожимали плечами. В доме покойного уже работали медицинские эксперты и следователи.

Заместитель командира части, подполковник Тихомиров, взявший хозяйство в свои руки, скорбно задал риторический вопрос: зачем он это сделал?

– А вы уверены, что это самоубийство? – спросил я его в упор.

Подполковник только руками развел.

Между тем Тихомиров даром время не терял. Ознакомившись с текстом злополучной телеграммы, он, нисколько не колеблясь, отдал распоряжение на подготовку вывоза ящиков с оружием.

– Не делайте этого, – пробовал я вразумить его, но безрезультатно; подполковник уже принял решение, и я понял: обратного хода не будет.

Хлопнув в сердцах дверью, я направился на станцию посмотреть, как будет идти работа, и со слабой надеждой узнать пункт назначения вагонов.

Так и есть, сплошная стена молчания. Куда ни сунусь, всюду от ворот поворот. Здорово все схвачено. Ни мое служебное удостоверение с грифом Федеральной службы контрразведки, ни особое предписание с просьбой оказывать содействие никак не повлияли на людей, к которым я обращался.

Решение я принял в последнюю минуту, когда отгрузка была закончена и офицер, руководивший операцией, начал опечатывать вагоны и проверять надежность креплений бронетехники на открытых платформах. Воспользовавшись благоприятной минутой, когда команда офицера замешкалась с замком у одного из вагонов, я прыгнул на платформу и спрятался под брезентом, укрывающим легкий танк.

События последних дней пронеслись передо мной, как на киноэкране. Трагический финал. Все больше и больше приходил к убеждению: полковника Виноградова убрали, так как своими действиями он мог сорвать планы высокопоставленных магнатов. Значит, все время был рядом кто-то, контролирующий его. Интересная мысль. Но убрали полковника очень профессионально, и военная прокуратура вряд ли придет к иной версии, чем самоубийство. Ничего, придет время – палачи поплатятся и за эту жертву. Надеюсь, моя с Ией работа поможет найти убийц.

Поезд двигался экспрессом, без остановок, проезжая станцию за станцией. Наши вагоны прицепили к товарному составу с каким-то засекреченным грузом, охраняемым спецназом. Это я сразу усек, выглянув из своего укрытия. Вооруженные солдаты стояли на подножках всех вагонов с автоматами на изготовку.

«Будто фронтовую зону проезжаем», – удивился я такой боевой готовности. Поезд стал замедлять ход и, заскрипев тормозами, остановился. Приподнял край брезента и высунулся – совсем чуть-чуть, чтобы не быть замеченным. Двое гражданских, одетые в ярко-желтые железнодорожные безрукавки, деловито прошлись около моей платформы. А через некоторое время я услышал характерный лязг колес. Поезд тронулся, набирал скорость.

Но мы не сдвинулись с места. «Нас отцепили, – понял я, – надо быстренько сматываться». Пробрался между стоящими вплотную танками и сполз на землю. И тут увидел, что укрыться негде. Вокруг совершенно открытое поле. Впереди колонна грузовых крытых машин. И вооруженные люди, быстро направляющиеся к железной дороге. Меня заметили. Несколько человек отделились от этой группы и заторопились в мою сторону. «Черт, попался за здорово живешь, – выругался про себя, – придется выкручиваться». Документы и свой кортик незаметно положил за шпалу и ногой присыпал песком. Запомнил место: как раз напротив одинокого колючего куста. Теперь спокойно подождем.

– Я из воинской части, сопровождаю груз, – ляпнул первое, что пришло в голову, опережая вопрос подошедшего ко мне парня. Лицо, заросшее черной бородой, автомат Калашникова на груди и широченный пояс с ручными гранатами придавали ему устрашающий вид.

– Документы есть? – спрашивает тихим голосом, без нажима, акцент кавказский.

Лихорадочно шарю по карманам.

– Кажется, потерял.

– Я так и думал. Хорошо, пошли со мной, – поворачивается и, не оглядываясь, топает куда-то в сторону от дороги.

«Уверен, что последую за ним», – отмечаю про себя и, конечно же, повинуюсь, иного выхода нет. Буду действовать смотря по ситуации. Похоже, что это чеченцы и товар доставлен им. Однако дело поставлено на широкую ногу.

В том, что я прав, убедился, заметив, как быстро разгружаются вагоны и скатывается с платформ подвижная техника. Мы подошли к одной из машин. В кабине сидел средних лет кавказец и просматривал карту. Автомат между ног, из приоткрытого «бардачка» выглядывает рукоятка пистолета Макарова.

– Вот, человека нашел, документов нет, говорит, что сопровождал груз, – коротко доложил по-русски парень.