Текст книги "Одна и без оружия"

Автор книги: Лев Дворецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Что ты наделала?! – закричал Александр Михайлович. – Ты же убила его!

– Надо было раньше думать, я предупреждала.

– Давай скорее его в машину, отвезем в больницу.

– Врач ему уже не поможет. Его теперь только в морг, – успокоила я гендиректора. Я отлично видела, что Александр Михайлович только для вида изображает панику, пытаясь скрыть радость.

– Ты уверена, что он действительно мертв? – спрашивает он меня уже в который раз и, не дожидаясь ответа, причитает: – Куда же мы его денем?

– А это ваша забота, – наглею я, почти уверенная, что и взял-то он Бурова с собой в надежде спровоцировать конфликт, натравить меня на него и покончить с ним. Получилось, возможно, проще, чем он думал. Теперь, наверное, считает, что не только избавился от Бурова, но и наглухо пристегнул меня к себе. Промахнулся, дядечка, кто кого пристегнул, мы еще посмотрим.

– Как ты со мной разговариваешь? – возмутился Александр Михайлович. – Натворила дел и еще ведешь себя вызывающе. Тебе сейчас надо быть тише воды, ниже травы. Одно мое слово, и загремишь туда, куда Макар телят не гонял.

Я не выдержала и расхохоталась:

– Вы что, в самом деле принимаете меня за наивную девочку? Да если вы и захотите сделать это, то кто поверит вам, что слабая женщина могла нанести смертельные удары мужику, который в сто раз сильнее ее. Вы сами избавились от него. А вот каким образом – тут для следствия очень интересная работа.

Ну ладно, ладно, шуток не понимаешь. – Директор сразу дал задний ход. – Лучше подумай, куда его деть, и рот на замок, И вообще не бери в голову то, что случилось. Между нами, дрянной человечишка был, прямо костью в горле у меня торчал. Что ни поручишь, обязательно завалит, а денежки без возврата, себе в карман. Ты молоток, не прощаешь обид. Еще больше выросла в моих глазах. Теперь мы одной веревочкой связаны.

– Так это другой разговор, – пошла и я на мировую.

Я предложила влить в горло Бурову побольше водки, отвезти подальше от дачи и свалить в подъезде какого-нибудь дома.

– Вариант неплохой, – сказал Александр Михайлович. – Но у меня лучше. Дождаться темноты и самим похоронить его на ближайшей полянке. Здесь кругом безлюдно и маловероятно, что в такое время появится прохожий.

Так и сделали. С наступлением ночи выехали с дачи, труп Бурова везли в багажнике. Километров через пять остановились и недалеко от дороги вырыли яму. Работал лопатой Александр Михайлович, хватило ума не предлагать мне подменить его. Ничего, физический труд полезен, особенно тем, кто протирает задницей кресло и расслабляется только водочкой и шашлыком. Закопали, заровняли землю – как и не было Бурова. Александр Михайлович устранил конкурента, а я – одного из тех, кто объявил нам войну без пощады.

Теперь, после дачи, надеюсь, у Александра Михайловича не будет заблуждений относительно меня и моей у него роли.

Я долго колебалась, говорить или нет генералу Рожкову о случившемся. Решила: скажу. В конце концов я защищалась и в порядке самообороны нечаянно нанесла смертельный удар.

Звоню по известному мне номеру прямо из кабинета директора. Александр Михайлович отправился в ближайший ресторан отобедать, мне туда дорога заказана. Ни разу даже не заикнулся, чтобы пригласить на ланч, и я поняла: или слишком дорогие там блюда, и он не хочет светиться, расплачиваться сразу за двоих – джентльмен все же, или это заведение для избранных, где на простых смертных смотрят как на низшую расу. Как бы там ни было, генеральный всегда обедает в гордом одиночестве, целиком полагаясь на охрану ресторанных держиморд.

Генерал Рожков не отвечает. Через полчаса звоню еще раз. Трубку поднимает дежурный по управлению. Ошарашивает новостью: генерал Рожков ушел на пенсию, вместо него назначен другой, через неделю начнет работать, тогда звоните. У меня есть и домашний телефон генерала. Спрашиваю, что это, шутка? В таком возрасте на пенсию не отправляют.

– Приходите ко мне, надо поговорить, – уходит от вопроса Рожков и называет адрес.

– Когда? – спрашиваю.

– Я дома, как освободитесь, сразу и приезжайте. Не стала откладывать. Оставила короткую записку:

«Я тоже проголодалась» – и ушла.

Скоро я уже входила во флигель старинного дома. Виктор Николаевич встретил меня по-домашнему – в роскошном восточном халате и тапочках на босую ногу. Он извинился за такой вид, сославшись на простуду и предписание врача не стеснять себя одеждой. Пригласил в гостиную.

– Здесь всегда тишина, располагающая к творческой работе и беседе, – сказал генерал, явно намекая на то, что говорить можно без оглядки, и, чтобы я окончательно это поняла, добавил: – По телефону не хотел ничего объяснять, потому и пригласил вас домой.

Виктор Николаевич рассказал, что в последнее время почувствовал перемены к худшему: участились вызовы «на ковер», постепенно урезались участки работы, сужалась сфера влияния. Признался, что после сведений о переходе Генриха в чеченский лагерь ему объявили строгий выговор за то, что пригласил нас на работу. Тем более, что, как выяснилось, Генрих не только обучает боевиков рукопашному бою, но и сам участвует в боевых операциях против федеральных войск.

– Этого не может быть! – непроизвольно вырвалось у меня.

Виктор Николаевич грустно посмотрел на меня:

– Я тоже долго не верил, пока посланный туда наш человек не подтвердил это сообщение. Генрих для них не только весьма колоритная фигура как военный специалист высокого класса, отлично владеющий всеми видами, оружия, в том числе и боевого каратэ, но и козырь для демонстрации справедливости борьбы чеченцев за независимость. Вот, мол, убедитесь, даже русский полковник понимает наши интересы и готов воевать за нас. Я не стал ждать, когда мне дадут коленкой под зад, и сам написал рапорт об отставке и выходе на пенсию. А что до возраста, так военные в сорок пять уже вступают в ряды пенсионеров. Таков уж их удел – тяжкий, ответственный, изнуряющий труд.

– Не верю, – повторила я. – Сама поеду в Грозный, разберусь, что случилось с Генрихом. Может, одурманили чем-нибудь голову или подменили его кем-то, похожим на него.

– Не горячись, Ия. Съездить туда и на месте все выяснить не мешает. Но только не сейчас. Тебе надо довести до конца дело с нашими «магнатами», независимо от того, будет сидеть на своем месте генерал Рожков или нет. Это дело твоей чести и, если хочешь, безопасности. И потом, вчера звонил Дик Робсон. У них ЧП. Твоего брата Сережу взял в заложники руководитель разгромленной тобой банды.

– Как, разве его не арестовали? – поразилась я. – Своими ушами слышала, как Дик Робсон объявил, что четверка во главе с руководителем арестована и препровождена в тюрьму.

– Так считали все. Но получилось по-другому. Четверо из этой группы, в том числе и главарь, поехали на машине встречать гостя из Москвы, который должен был привезти инструкции от Гиви, главного шефа этой преступной группировки. Встретили. Гость сел в машину, а Ростислав остался в городе. Ему надо было что-то купить. Когда полиция перехватила машину, то члены ее экипажа в один голос указали на новичка как на руководителя. Он не возражал. Им надо было выгородить Ростислава, чтоб он мог принять меры для их освобождения.

Выждав некоторое время, Ростислав снова развил деятельность по изъятию документов у Андрея Петровича. С этой целью он отыскал свою бывшую приятельницу Татьяну, которая проживает в вашем, Ия, доме, и стал шантажировать, чтобы помогла ему с документами. Та отказалась. Тогда бандит выкрал ребенка и, забаррикадировавшись в вашем доме, потребовал выкуп: злосчастную тетрадь и пять миллионов долларов. При этом деньги и документы должен ему доставить один из членов семьи – Андрей Петрович, его жена или дочь. После обсуждения было решено поручить это дело вам. Хорошо бы вам выехать уже завтра.

Генерал позвал жену и попросил ее сварить кофе. Но я отказалась, сославшись на то, что убежала с работы самое большее на час и, если не вернусь вовремя, поднимется тревога и меня начнут искать. Лучше этого избежать, тем более что предстоит объяснение относительно моей поездки в Штаты.

Виктор Николаевич предложил свою помощь. Связи у него пока остались, и ему ничего не стоит организовать директору зарубежную командировку. Ия тем временем слетает в США и обратно. Я отказалась:

– Сама придумаю что-нибудь, а не получится, прибегну к вашей идее.

– У тебя что, обед из пяти блюд? – встретил меня ежиком директор.

– От вас ничего не скроешь, – попыталась я отделаться легким комплиментом.

На удивление, прошло. Александр Михайлович самодовольно улыбнулся – до чего ж мужики любят лесть и похвалу! – и продолжал свой телепатический сеанс:

– Понимаю, дело молодое, но для свидашек лучше оставляй вечернее время.

Всего два часа как меня не было, а уже паника.

– Вы правы, Александр Михайлович, больше этого не повторится, – пришел на помощь Павел. Он подслушивал у приоткрытой двери кабинета и вошел с какой-то бумагой, решив выручить меня.

– Александра Михайловича не проведешь, – очень довольный собой резюмировал директор и сделал Павлу знак подойти: – Дай бумагу, подпишу.

Павел протянул листок. Генеральный пробежал глазами:

– Где ты это взял?

– У Любы на столе. Она заболела, и я подумал, что это вам надо подписать.

– Правильно сделал, – Александр Михайлович еще раз, уже более внимательно прочитал факс и протянул мне: – Познакомься с содержанием, тебе, наверное, придется этим заняться.

Такого доверия мне еще не оказывали. Вчиталась в текст: «Снова сбой с нашим товаром. Клиенты беспокоятся, и это может отразиться на бюджете. Кажется, Буров гребет только под себя. Примите меры. Гущев».

Значит, опять Гущев. Жив курилка. Поистине непотопляемый. Все в той же руководящей обойме вместе с Александром Михайловичем. Но что за сигналы он подает? Хорошо бы получить разъяснения.

– Прочитала? Я кивнула.

– Что думаешь по этому поводу?

– Абсолютно ничего не поняла, кроме того, что Буров отхватил от общего пирога больше, чем ему положено.

– Подметила точно. Но это не главное. – Александр Михайлович враз посерьезнел, забрал у меня листок, чиркнул зажигалкой и поднес огонек к бумаге. Подождал, пока она прогорела, собрал пепел, бросил в камин и приказал: – Садись и слушай.

Я поскорее уселась напротив начальника и обратилась в слух.

– Дело в том, – продолжал генеральный, – что наша фирма, кроме всего прочего, занимается и продажей оружия. – Такого сообщения, да еще открытым текстом, я не ожидала и, несмотря на свою сдержанность, не могла скрыть волнение. Александр Михайлович, видимо, что-то заметил на моем лице, так как поспешил сделать небольшое отступление: – Не думай ничего плохого, у нас есть на то разрешение, мы аккуратно платим за это большие, буквально разорительные налоги, и претензий со стороны властей к нам нет. К тому же там, наверху, – директор показал глазами на потолок, – у нас много заинтересованных людей, и все крутилось до последнего времени гладко, как хорошо смазанный механизм. Но после посещения фирмы налоговым инспектором дело пошло кувырком. По своим каналам я выяснил, что такого человека в налоговой полиции вообще не существует. Значит, его заслало какое-то ведомство с целью все разузнать, а нас потом – за ушко да на солнышко. Ничего у него здесь не получилось. Тогда он исчез и оказался на нашем «перевалочном пункте» в воинской части, где пытался обмануть командира и заставить его сорвать операцию с оружием. Это донкихотство обошлось дорого. Командир части покончил с собой. Мы потеряли огромные деньги. Конечно, вагоны с оружием снова пошли к покупателю. Тогда этот горе – инспектор сам проследил весь маршрут движения ценного груза и оказался в лапах у чеченцев. О дальнейшей его судьбе ничего неизвестно. Но вот, как сообщает Гущев, опять там что-то не клеится. Мы уже посылали своего человека. Он проделал там хорошую работу. И в том, что ты со своими ребятами здесь, тоже его заслуга. Но меня очень тревожит этот инспектор. Кто он? Что делает у чеченцев? И не он ли ставит нам палки в колеса? Тебе, девочка, и предстоит ответить на эти вопросы. Дадим тебе адреса, снабдим деньгами и необходимыми бумагами, и в путь-дорогу. Можешь взять с собой Павла. Постарайся оценить это доверие. Ты еще не представляешь, что тебе привалило. Всю жизнь будешь как сыр в масле кататься.

Итак, главная задача выполнена. Я в числе доверенных лиц своего босса. Теперь не менее важный этап работы – накопление материалов для уголовного дела. И эта командировка как нельзя кстати. Несомненно, речь идет о Генрихе. Судьба сама помогает мне встретиться с ним и все выяснить. Но у меня сейчас еще одна задача, которая не терпит отлагательства – вызволить Сережу. Тут каждая минута дорога. Первым же рейсом лечу домой, в США.

С Павлом решили так. Он ждет меня в Москве и не показывается на глаза директору. Пусть думает, что мы уже в дороге по его маршруту. По возвращении из Штатов сразу направляемся в Грозный с заездом в воинскую часть.

Скоро увижу Генриха. Он ждет. Очень соскучилась о нем.

ГЕНРИХ

Никто здесь на меня не давил. Сказали так: «Мы тебя не звали, ты сам приехал. Теперь смотри кругом и решай, кто прав».

Когда увидел, что происходит в Чечне, как самолеты, танки и орудия сравнивают с землей города и села, стало трудно обвинить людей, взявшихся за оружие, чтоб защитить свой очаг. Я не воспользовался легендой, а рассказал все начистоту: кто я и как оказался в Чечне. А чтоб поверили, попросил послать кого-нибудь за моими документами, которые запрятал, увидев вооруженных людей.

– Ты можешь уехать хоть сейчас, – сказал молодой военачальник. – Но у нас большие трудности с обучением ополченцев. Поживи у нас немного, поработай за инструктора, назови любое вознаграждение, деньги у нас есть.

Обещал подумать. И остался. Навалились воспоминания, когда ни за что гоняли Андрея Петровича, меня, мучали Ию, создавали невыносимые условия для существования, заставили покинуть родину. Это, по существу, был вариант сталинских репрессий, сдобренный иной пропагандистской лексикой. Причем разгул преступности, ошибки правосудия, коррупция государственных чиновников оправдывались трудностями начального периода перестройки, а позже – реформирования государства.

Обида за себя, за нашу семью, за многих таких, как мы, захлестнула сердце. Чеченцы тоже стали жертвами деспотического режима. И я буду им помогать. Это мой выбор и зов совести. Надеюсь, Ия меня не осудит за это решение. Плохо, что не оправдал надежд генерала Рожкова. Он там единственный порядочный человек из оставшихся старых кадров. Жаль, если из-за меня у него будут неприятности. Я подробно изложил в рапорте на его имя отчет о своей командировке в воинскую часть, вплоть до момента отгрузки оружия чеченцам, назвал имена тех, кто беззастенчиво торгует им, сказочно обогащаясь. Конечно, это лишь небольшая часть айсберга, которую мне удалось выявить за короткое время. Сильно подозреваю, что нити тянутся на самый верх, и нелегко будет достать эту вершину. При первой же возможности передам бумаги Рожкову. А пока они хранятся в моем сейфе, выделенном мне в личное пользование. Пусть это хоть немного реабилитирует меня в его глазах.

Чтоб я не выглядел белой вороной, мне выдали такую же униформу, как у всех, кто носит оружие. Мое время – первая половина дня. Занимаюсь с ребятами в возрасте от шестнадцати и старше. Им бы в школу ходить, учить математику, географию, историю, а у них самый главный предмет – автомат и гранатомет. Но самый главный – приемы рукопашного боя. Все хорошо знают русский, и потому занятия проходят при полном взаимопонимании.

С обучением тут особенно не разгонишься. Неделя – и группа уходит на позиции. За ней другая приходит учиться, всего по 15–20 человек.

Сегодня перед окончанием занятий ко мне подошел тот же молодой военачальник – Фарид Гейзулов, взявший надо мной негласное шефство. Он здесь большой человек. К нему с уважением обращаются и стар, и млад. Командир крупного отряда ополченцев, Фарид пользуется особым доверием у начальника штаба вооруженных формирований. Не знаю только, добровольно или по указанию свыше он опекает меня.

– Покажи мне пару хороших приемов, – просит он, – только самых боевых, чтоб сразить противника одним ударом.

– Таких приемов не бывает, – рассмеялся я. – Любой из них будет эффективным, если овладеешь им в совершенстве. А для этого надо время и большое упорство.

– Но ты же обучаешь ребят за неделю, – возразил Фарид.

– Это лишь общее знакомство, как говорится, лучше, чем ничего. Поэтому возлагать на наши занятия большие надежды опасно.

– Значит, из меня толк не выйдет, – разочарованно протянул Фарид. – А я думал, смогу когда-нибудь работать, как ты.

– Кончится война, и я обязательно научу тебя. Тогда некуда будет спешить, и года за два обещаю сделать из тебя мастера.

Фарид воспрянул духом и объявил:

– Я все же не за этим к тебе подошел. Утром звонил начальник штаба, просил, чтобы мы с тобой заехали к нему во второй половине дня.

– А что случилось? Фарид пожал плечами:

– Приедем, узнаем. Но просто так он не вызывает. И если у тебя занятия кончены, мы можем прямо сейчас отправиться в путь.

Я не возражал.

Мы сели в уазик, Фарид сам за водителя. Тридцать минут езды по горным дорогам, и вот он, главный штаб, легкий, подвижный. Сегодня в одном селении, завтра в другом. Расположился в небольшом здании бывшего райсовета. У входа часовой. Увидев Фарида, отдал честь, как дисциплинированный солдат. Фарид так же ответил на приветствие. Мы зашли в дом. Посредине просторной комнаты, похожей скорее на зал заседаний, разместился огромный стол, во всю ширину которого развернута карта. Над ней склонилось несколько человек. Увидев нас, они подняли головы. А один из них, невысокого роста с легкой сединой на аккуратно зачесанных назад волосах, пошел к нам навстречу, пожал руки, пригласил сесть. Это был начальник штаба. Я слышал, что учился он в Москве, потом в Грозном, закончил целых два института, преподавал в вузе высшую математику. Сейчас он генерал, ему подчинены все вооруженные формирования Чечни.

– Мы получили от нашего человека из Москвы известие, которое я считаю необходимым сообщить вам, – сказал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Заметив напряженность в моем взгляде, успокоил: – Вы напрасно нервничаете, это лишь информация, которая требует проверки. И даже если она соответствует действительности, можете быть уверены, что в обиду мы вас не дадим. Военная прокуратура якобы возбудила против вас уголовное дело, а спецслужба получила приказ доставить вас в Москву.

– Меня это мало волнует, – заверил я хозяев, хотя, чего греха таить, сердечко по старой привычке забилось сильнее – слышать такое о себе не особенно приятно. Там, в Москве, забыли простую вещь: я у них гость, приехал по приглашению на время, и судить меня могут только в США.

– Вы совершенно правы, – согласился со мной начальник штаба. – Тем не менее поберечься не мешает. Сталинские традиции не дают покоя нынешним российским правителям, поэтому будьте бдительны, а мы со своей стороны тоже примем меры.

Я поблагодарил генерала за заботу, и мы распрощались. Всю дорогу Фарид подавленно молчал, будто не на меня, а на него объявлена охота.

– Теперь вы поняли, почему мы хотим отделиться и жить самостоятельно? – спросил он, когда приехали и вылезли из машины.

– Я это давно понял, Фарид, потому и остался. Наутро получил новое задание: обучить соседних сельчан пользоваться автоматом для самообороны. Дали в мое распоряжение почти новые «жигули», и теперь я свободно мог разъезжать по тыловым зонам, выполняя свою инструкторскую миссию. Стал уже забывать о визите к начальнику штаба и его предупреждении, но, как оказалось, преждевременно.

Этот день не предвещал ничего необычного, кроме того, что утреннее занятие я должен был провести не здесь, как обычно, а в соседнем селении. Наскоро позавтракав, я сел в свою «пятерку» и включил зажигание. Странно, двигатель заводился с пол-оборота, а тут пришлось изрядно покрутить стартер. Только выехал за ограду поселка, спустило колесо. И тут я вспомнил, что домкрат оставил в сарае у местного жителя, который попросил попользоваться механизмом при ремонте старого грузовичка. Хорошо, что недалеко отъехал, а то пришлось бы топать и топать.

Не успел я дойти до сарая, как взрыв огромной силы бросил меня на землю. Первое, что пришло на ум: наши начали обстрел. Увидел, как ко мне бегут чеченцы, показывая в сторону дороги. Я вскочил на ноги, оглянулся. Мой «жигуленок», объятый пламенем, горел как свеча. Сразу даже не сообразил, что произошло, скорее, отгонял от себя мысль о теракте. Фарид все поставил на свои места. Он одним из первых подбежал ко мне и, убедившись, что я невредим, успокоился.

– Это тебя хотели взорвать, – скрипнул он зубами. – Паразиты! Найду, кто сделал, расстреляю на месте. Это я обещаю.

«Неужто я так им насолил, что решили меня ликвидировать? – подумал я. – Или это месть за непослушание, чтоб другим неповадно было? Не верю, что к покушению причастен генерал Рожков. Скорее всего, выслуживается кто-то из молодых, не поставив его в известность. Попрошу Фарида выяснить, чья это инициатива и чей приказ. У чеченцев в Москве свои люди, дают полную информацию из самых закрытых источников. До российской прессы новость доходит позже, чем до чеченских лидеров. Как здесь говорят, в Чечне знают не только, какой указ должен подписать российский президент, но и над чем он думает».

– Просьбу твою выполню, – заверил меня Фарид. – Сегодня передам, завтра получим ответ. – И когда я выразил сомнение в такой оперативности, он по – смотрел на меня загадочно и вдруг спросил: – Ты хорошо знаешь этого русского тюленя, что нам оружие привозит?

– Кого ты имеешь в виду? – не понял я.

– Того, кто привел тебя к нам вместе с нашим парнем.

– Он служит комендантом у известного мафиози, главного поставщика оружия. Видел его в офисе пару раз, и все знакомство.

– Мне кажется, что бомба в машине – его работа. В ту ночь я ходил посты проверять и увидал: кто-то копается у твоей машины. Хотел подойти незаметно, но хрустнула под ногами ветка, он исчез. У меня глаза хорошо видят в темноте. Я не мог ошибиться – это был он. Хочу допросить его без свидетелей.

– Мне он тоже неприятен, но я ему ничего плохого не сделал, чтобы мстить мне и тем более покончить со мной. Может, все же ты ошибаешься, и прежде чем говорить с этим человеком, стоит понаблюдать за ним. Если рыльце в пушку, обязательно рано или поздно проколется.

– Ждать не могу, – отрезал Фарид, – уедет скоро.

– Давай тогда вместе поговорим с ним.

– У меня особый подход в разговоре, ты не поймешь. И вообще забудь, что я тебе сказал, это мое личное дело. У чеченцев есть закон: если обижают гостя, то еще сильнее – хозяина, а обид мы не прощаем.

Я не стал настаивать, понял – бесполезно. И был прав. В том, что Фарид слов на ветер не бросает, убедился на следующий день. Как и обещал, он сообщил мне, что из Москвы ему передали: генерал Рожков вышел на пенсию, и теперь вместо него назначен молодой полковник Толстобровов Вячеслав Сергеевич. Он и принял решение строго наказать сотрудника федеральной службы контрразведки России, перешедшего на сторону противника.

– И еще одна для вас новость, уже более приятная, – Фарид улыбнулся, – жена ваша нашлась, она выехала по каким-то срочным делам в США и скоро возвратится, работает у босса, который продает нам оружие.

Ну и дела. Не успел я переварить полученную от Фарида информацию, как он выдал еще одну, от которой меня бросило в холодный пот. Фарид рассказал, что этот так называемый комендант, верный подкаблучник все того же Александра Михайловича, мультимиллионера, держащего в своих руках крупные пакеты акций ведущих предприятий России, в том числе выпускающих военную продукцию. Показываясь иногда в офисе в качестве коменданта, этот человек выполнял личные приказы своего хозяина, порой весьма деликатного свойства. И доставка оружия была просто детской забавой по сравнению с тем, что ему приходилось иногда делать.

– Вы показались Александру Михайловичу весьма подозрительной личностью, – говорил Фарид, – и неудачи с продажей военного имущества он увязал с вашей деятельностью. Коменданту было поручено вначале ликвидировать командира части, что он и сделал вместе с заместителем командира, а потом и вас. К счастью, он просчитался, вы родились под счастливой звездой.

– Ты его убил? – спросил я, выслушав исповедь Фарида.

– Не стал руки пачкать об эту мразь. – Лицо Фарида прямо-таки перекосилось от отвращения: – Отпустил обратно к его шефу. Пусть едет, но шефу уже известно все, о чем он мне рассказал. Тот сам его накажет, как посчитает нужным.

Наверное, это было справедливо. Я бы тоже не мог стрелять в безоружного. Фарид еще больше вырос в моих глазах. Но, выходит, мы все ошиблись, считая, что взрыв подстроен по заданию российской спецслужбы. И все разговоры там обо мне, скорее всего, на уровне эмоций. Ущерба я никому не причинил, никого не предал, присягу не нарушил: уже давно я не военнослужащий и даже не гражданин России, чего уж там метать в мой адрес громы и молнии. Делаю, что считаю нужным, и это никого не касается. Так я рассуждаю, и потому всякие там опасения о покушении на мою личность пора отбросить и нечего меня опекать и охранять. Бессмысленное занятие.

Когда я поделился своими заключениями с Фаридом, он просто отмахнулся от меня.

– Тебя охраняли и будут охранять. Это приказ начальника штаба, и я, даже если бы захотел, отменить его не имею права. Но я этого и не хочу. Придется потерпеть, дружище. Уедешь к себе в Америку, там, пожалуйста, живи как захочешь. У нас свои обычаи, и нарушать их нельзя.

Пришлось смириться.

Вечером Фарид со своим отрядом уходил на позиции. В поселке оставалось с десяток добровольцев – мальчишек лет по 15–16, горевших желанием изучить оружие, чтобы встать в строй со своими старшими братьями. И еще небольшая группа бойцов для патрулирования и охраны складов и моей скромной персоны. Мне отвели небольшой домик, в котором раньше жили двое престарелых чеченцев. Их уже прибрал к себе Всевышний, и освободившуюся площадь отдали мне во временное пользование. Потом в доме хотят устроить что-то вроде клуба, где можно будет проводить с ополченцами беседы, показывать им кино, открыть библиотеку. Меня вполне устраивал такой вариант, в свободное время я мог здесь отдохнуть, расслабиться, порыться в книгах, которых сюда навезли целую уйму.

Уходя на задание, Фарид поручил старшему патруля заглядывать ко мне вечерком, выполнять все, что скажу. После двух-трех таких «заглядываний» он мне просто надоел, и я освободил его от этой обязанности, сказав, что поручаю ему сюда больше не заходить, а патрулировать не менее, чем в ста метрах от дома. Четко ответив: «Понял!», патрульный исчез. Скоро я заснул.

Сплю я очень чутко. Поэтому, когда услышал шорох, решил, что это опять досаждает не в меру исполнительный старший патруля. Хотел уже ругнуться, как навалились на меня несколько человек, к лицу прижали мокрую тряпку. Это со сна показалось мокрую. На самом деле – пропитанную смесью, от которой я стал задыхаться и терять сознание. Сквозь пелену тумана различил четыре фигуры, деловито работающих надо мной. Меня связывали, потом пеленали в одеяло. Одна из фигур показалась мне очень знакомой. Игорь?! – мелькнуло в голове, и я отключился.

ИГОРЬ

– Привет, земляк! – с этими словами, растянув рот до ушей, в комнату бесцеремонно ввалился Гущев. «Как он сюда попал, дверь закрыта, ключ на столе?» – спрашивал я сам себя, протирая спросонья глаза. И тут же отбросил нелепые вопросы: это же Гущев, который и сквозь стену пролезет. В лагере его так и называли – «проходной». О нем ходила слава не только как о мастере в прямом смысле вскрывать любой трудности замки, но и как о специалисте подбирать ключи к самому недоступному начальству. Если надо было пробить какой-нибудь вопрос, заключенные первым делом посылали Гущева, и он всегда добивался успеха. Как ему это удавалось, никто не знал. И вообще считалось, что Гущев – это загадка. Окруженный ореолом почета и уважения со стороны сокамерников, а также администрации, он тем не менее никогда не пользовался какими-то привилегиями и старался держаться в тени. Бывший коррумпированный номенклатурный работник, всегда купавшийся в богатстве и роскоши, он оказался вдруг на самом дне, где тюремная баланда заменила ему деликатесные блюда изысканной европейской кухни. Но он знал, что делал. Терпеливо выжидал. Не сомневался, что его люди на воле давили на авторитетов в лагере и купили с потрохами администрацию и что при первой же амнистии он с наилучшими характеристиками выскочит на волю. Так и случилось.

Вышли мы с ним почти в одно время. Только я отсидел почти весь срок, а он и третью часть не отбыл из того, что получил. Гущев снова вернулся в родные пенаты, занял одну из высот, кажется, в сфере конверсии, а я болтаюсь, как овечий хвост, и приличного места себе не найду. После злосчастного похода на теплоходе, на котором Гущев пытался провезти нар – котики и стратегическое сырье, а я, как идиот, принял в этом участие, зарекся раз и навсегда даже встречаться с этим фанатиком от криминала. Но вот судьба, похоже, опять сталкивает нас.

– Ты, друг, так запрятался, что отыскать тебя сумел только Буров. Я случайно узнал о тебе от него. Но Бурова уже нет в живых. Хорошо, что успел дать мне твой адрес. Хочу предложить тебе постоянную работу у меня.

Все это незваный гость выложил одним махом.

– Погоди, дай одеться, привести себя в порядок, тогда и поговорим, – остановил я поток его речи, пытаясь переварить услышанное.

– Быстрее соображай. У меня время – деньги, и некогда с тобой рассусоливать. Другой бы от такого предложения до потолка прыгал, а ты как-то не особенно вдохновился.

– А что за работа? – спросил я, решив, прежде чем отказаться, узнать, какой это подарок приготовил Гущев.

– Не пыльная, а денежная, – загоготал он, бросив мне на кровать джинсы и майку. – Одевайся быстрее, и поехали со мной, по дороге расскажу. Не сомневайся, будешь доволен.

Заинтриговал он меня. Через минуту я был готов, и мы на «мерседесе» помчались в сторону кольцевой дороги.

– Куда это мы направляемся? – поинтересовался я.

– За город, на мою дачу. Там нас ждут.

– Что это я чуть не силой вытягиваю все из тебя? Выкладывай начистоту и не тяни кота за хвост.

Гущев взглянул на меня и снова уперся глазами в расстилающуюся ленту дороги, выжимая до 120 километров.

– Не могу говорить, когда за рулем.