Текст книги "Застывший Бог (СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Я с легкой опаской двинулся к кумиру. Чем ближе я подходил к резному человеку, тем больше усиливалось в воздухе какое-то напряжение, будто воздух был наэлектризован после грозы. Глазищи кумира, резные камушки – будто бы следили за моим приближением.

– Коснись – велел дед.

Я осторожно тыкнул пальцем в деревянную руку кумира... Весь мир на мгновенье тут же заледенел, отковался льдом, кумир покрылся ледяной коркой, камни стен обелило изморозью, ящики и снаряжение на стенах замерцали инеем.

– Ой! – я отдернул палец, и в ту же секунду все стало как было. Ни льда, ни снега. Только палец холодило, будто я его сунул морозилку и у снежной шубы подержал.

– Почуял? – Спросил дед.

– Почуял, – прошептал я.

– Ну, поклонись.

Я отвесил поясной поклон кумиру. Дед тоже поклонился степенно, в голову.

– Вот Перун, – сказал дед. – Наш Всеотец, варяжий воинский бог. Раньше он был мечом опоясан, а теперь на нем “АК-74М” висит. Скажи почему? – Дед уставился на меня.

– Потому что... Потому что меч теперь мертв, – выпалил я, вспомнив слова деда.

– Правильно. – Кивнул дед. – Не клоун наш батюшка, чтобы с устаревшим оружием цацкаться. Чай не реконструктор какой... Много у нас про то споров было. Есть среди нас варягов такие, что в сохранении обычаев меры не знают. Мол, висел при наших отчичах и дедичах на Перуновом кумире меч, так и при нас должен. А я не так мыслю, – ведь еще до мечей, кумирам в руки каменные молоты да двухлезвийные секиры клали, а как сменило железо камень – так дали наши предки кумиру лучшее, – меч. Выходит и нам нужно отцу нашему лучшее подносить.

– А кепка? – Спросил я.

– И кепка. – вздохнул дед. – Знатная кепка. От самого сердца батюшке оторвал...

Дед подошел ближе, встал рядом со мной и сказал:

– Теперь молчи.

А сам выдохнул глубоко, и заговорил громко:

– О Перун-Всеотец, Вепрь Битвы, Птица Бури, хозяин небесного царства, ведущий нас по дороге воинской чести. Перед ликом твоим представил я этого кутенка. – Дед показал рукой на меня. – Ты отметил его своим зовом, и твоя кровь в нем ответила тебе. Обещаю тебе Перун, что я буду крепко учить этого несмышленыша. Я научу его быть бусым волком в поле, и белым человеком в доме. Я подготовлю его к твоим испытаниям, и представлю совершенным мужам опоясанным железом, дабы они решили, достоин ли он носить истинное имя, и носить оружие за оградой. Я буду учить его быть честным, смелым, и достойным быть твоим сыном. Содеет он добро – ты увидишь. Содеет он зло – ты увидишь. Направь меня в научении. Направь его в учебе. Я сделаю, он сделает – ты рассудишь.

Кумир грозно молчал. Только сверкали его голубые глаза.

– Поклонился при встрече, поклонись и на прощание – велел мне дед, и сам положил поклон.

Я тоже поклонился, и мы направились к выходу. Но перед тем как выйти из кумирни, дед взял с одной из полок небольшую коробочку, и приспособил её себе под мышку.

– А это что? – Полюбопытствовал я.

– Увидишь, – Пообещал дед.

Эту-то коробку, после того как мы выбрались из подвала и закрыли его как было, дед и положил перед мной на столе.

– Открывай, – велел дед.

Я нетерпеливо схватился ха коробку. Это было нечто вроде маленького чемоданчика из желтого дерева, с кожаной ременной ручкой, и двумя откидными застежками наверху. Чуть повозившись я откинул застежки и открыл чемоданчик, а там... Внутри, в вырезанном в дереве гнезде оббитом голубым поролоном, лежал пистолет! Огромный черный, с длинным стволом! А еще там в отдельных окошечках было множество всякой всячины, частью скрытой – замотанной в желтоватую грубую бумагу, а частью лежащей на вид, как жёлтого металла палочка с резьбой на одном конце и кольцом на другой, какой-то странный пластмассовый грибок, отвертка, и смешная жестяная баночка с двумя горлышками закрытыми винтовыми крыжечками. Но все это я охватил краем глаза, все внимание сосредоточилось на пистолете.

– Это... – Перевел я взгляд на деда.

– Тебе. – Сказал дед.

– Настоящий? – Жарко пыхнул я.

– Самый настоящий. – Подтвердил дед. Бери.

Я потянул руку, и прошелся пальцами по пластиковой насечке рукояти, и подцепив пистолет из тесного гнезда потянул его наверх. Дед положил сверху свою руку, и придержал мой порыв.

– Пистолет настоящий, – внушительно произнес дед глядя мне в глаза. – Не игрушка. Не забава. Направишь его на человека, нажмешь на спуск, – в человеке появится дырка, из той дырки кровь польется, человек умрет. Поэтому не направляй оружие на людей, если не собираешься причинить им вред? Всегда держи пистолет дулом в стороне от себя и друзей. Всегда относись к нему как к заряженному. Понял?

– Понял, – кивнул Я.

– Ну, раз понял, вынимай.

Я замер, внезапно оробев.

– Вынимай, не бойся. – Дед придвинул стул и присел по правую руку от меня. – Если ты будешь себя вести правильно, то вреда от пистолета не будет. Ты к оружию с уважением – и оно к тебе так же. Будешь вести себя с оружием небрежно – оно как змея, в самый неожиданный момент тебя ужалит. Уважай оружие, относись к нему серьезно, – и будешь всегда ему господин.

Я осмелел, и вытащил из гнезда тяжелый пистолет, рукоять охватывалась плохо, – пальцев не хватало.

– Кисть у тебя пока еще мала для уверенного хвата, – Сказал дед. Ничего, скоро вырастет. Как сможешь нормально охватить, начнем стрелять. А пока вам надо познакомится. С любым оружием Мишка познакомится надо, узнать, чего оно любит, а чего терпеть не может. Приладится к нему надо, все как с людьми. Будем знакомится?

– Будем! – Согласно кивнул я.

– Это “МЦ” – “Марголина Целевой”. Пистолет заслуженный, я вот на таком же сам когда-то учился стрелять. Создал его Мишка, советский конструктор Марголин, который был совсем слепым.

– Как это? – Поразился я.

– Да вот так, – подтвердил дед – ничего не видел. Все на ощупь высчитывал.* Человек, Мишка, если он себе цель поставит, и упорно к ней пойдет – всего достигнет. Ты вспоминай про Марголина, когда у тебя чего-то получаться не будет. У человека на бывает “не могу”, есть только “не хочу”, а все остальное – оправдания... Ты палец-то свой шаловливый куда суешь на спусковой крючок? Себе решил лишнюю дырку в организме заделать, или меня грешного застрелить?

– Не.

– Раз не, – так и не держи палец на спуске, пока не собрался стрелять. И вообще, давай-ка сперва разбираться как эта штука работает. Начнем с простого, – дед придвинул к себе лист бумаги и ручку, затем залез в карман и поставил на стол патрон. – Это патрон для твоего пистолета – пять и шесть на пятнадцать миллиметров, в просторечии известный как “мелкашка”. Сейчас я нарисую его в разрезе, и ты поймешь, что в нем происходит в момент выстрела...

{прим. Это правда. Марголин получил ранение во время гражданской войны, и полностью ослеп. Свои пневматические и малокалиберные пистолеты он создавал будучи полностью слепым, конструируя и прилаживая друг к другу детали выполненные из дерева, на ощупь.. }*

Бегу я, ноги поднимаю не высоко, руками экономно машу. Кто знает сколько еще придется бежать... Только дед и знает. Вона бежит он впереди, и когда еще остановится. Рядом несется Курбат, то забегая вперед, то осаживая назад. У Курбата четыре ноги, на две больше, и бегает он в два раза больше, и не устает. И дед не устает. Один только я у них малахольный. Ну вот уж нет!.. Подбавляю ходу, как говорит дед – спортивной злостью подпитываюсь. Только, не надолго этой злости хватает.

Тянется бесконечный высокий сосняк вперемешку с редким ельником. Красота! Век бы я эту красоту не видел. Во рту сухо, собственная куртка душит, ноги двигаться не хотят. Вот нога меня и подвела, не поднялась уже как надо, да зацепилась ступней за поднятый сосновый корень. Ухнул я лицом вниз, в светлый мох носом воткнулся, хорошо хоть руки подставить успел, ими спружинил мальца. Прильнул к земле. Мох левую щеку приятно холодит, еще хоть пару секунд вот так полежать, сил напитаться...

– Упал? – Звучит надо мной Голос деда.

– Ага, – я поднял голову, – корень подвернулся... Чувствую, дрожит у меня предательски голос, и слезы непрошенные лезут на глаза от усталости и обиды.

– Плачешь? – Интересуется сверху дед.

– Не! – Категорично отверг злой навет я. – Земля в глаза попала.

– Добро, – сказал дед. – Варяги не плачут. Нам так делать стыдно... А чего, разве я уже привал объявил?

Я засопев поднялся на дрожащих ногах, и сделал несколько нетвердых шагов.

– Добро, – опять кивнул дед. – А место кстати хорошее... Привал!

У меня не то что “привал”, – обвал случился. Только что на этот раз я не носом вниз улетел, а просто под себя сложился, и на спину откинулся.

Дед рядом присел. Я закрыл глаза втягивая всеми фибрами благодатный рвущий лёгкие воздух. Вдох-выдох, – успокаивается суматошно стучащее сердце, – вдох-выдох. Вдох-выхох. Вдох-вы... Что-то вдруг шершаво и мокро мазнуло мне по физиономии, залепив глаза липким.

– Тьфу!.. – Приподнялся я. Облобызавший меня Курбат протрусил рядом и прилег на мох шагах в пяти с крайне довольной физиономией. Я погрозил Крубату, утерся рукавом, повернулся к деду:

– Деда, а почему у тебя такие усы?

– Потому что у нашего всеотца-такие. – Степенно ответил дед. – Раньше все варяги такие носили. А теперь уж многие не носят. Потому что приметно очень, и когда ешь обязательно усы в тарелку макаются, да...

– А чуб! Деда – У Перуна еще чуб!

– Молодец, наблюдательный. – Дед провел по свое лысой голове. – Знаешь почему у нашего Перуна такой чуб? Раньше, в далекие-далекие времена, когда все воины считали себя одним сословием, и соблюдали один кодекс чести, они все носили на голове длинный клок волос. Этот клок нужен был, чтобы за него примотать отрубленную голову поверженного врага к поясу, привезти её к своему царю в доказательство доблести, и получить заслуженную награду. Когда два воина выходили на поединок, то развевающиеся на ветру чубы на их головах словно говорили, – “мы из одного сословия, посмотрим кому боги сегодня пошлют удачу – я отделю твою голову, или ты мою”. Даже голова у наших предков из сословия воинов называлась особым словом – “(с)кертс”, что значит отрезать, отделять. Давний потомок этого древнего слова еще живет в нашем русском языке, – слышал как говорят, например, о отрезании волос – каранать; что ж мол, тебе так неловко волосы обкранали...

Голова – то что отрезают. А у тех людей которые пахали, для названия головы было другое, мирное слово... Кстати, в более поздние времена чубы у нас варягов вольные люди-козаки на всех русских украинах-окраинах переняли, там ведь многие из нашего варяжского племени воевали, да...

– А почему ты не носишь чуб как у Перуна, деда? – Спросил я.

– Времена теперь другие, Мишук. – Пожал плечами дед. – Оружие так изменилось, что поединки между воинами теперь встречаются редко, чаще они убивают друг-друга на таком расстоянии, что даже не могут разглядеть друг-друга в лицо. А у современных царей в нынешних армиях теперь столько воинов, что когда начинается война, то целые поля устилаются трупами. Никому не под силу собрать головы с тех полей. Да и сами цари теперь не хотят, чтоб им подносили головы их врагов. Они хотят, чтобы их врагов убивали где-то далеко от них, а они в это время могли рассказывать людям в телевизоре, что начатая ими война вовсе не страшная, а очень культурная. Возможно, не видя голов убитых врагов, они и сами начинают верить в это.

Дед посмотрел мне в глаза.

– И я бы не сказал, что это хорошо, Мишук.

– Деда.

– Ну?

– А откуда варяги пошли? Что за слово такое?

Дед легонько крякнул.

– Вот ты спросил! На тыщу лет назад рассказ!

– На тыщу?

– Даже больше. За вечер и не расскажешь... Ты детали-то при разборке привыкай всегда одинаково класть, и чтоб не мимо тряпицы. А то соберешь обратно, а получится у тебя не пистолет, а пылесос... Это воину конфуз и срамота.

– Не соберу я пылесос. Я пистолет сейчас обратно соберу... Откуда варяги, – деда?

– Уф, да с чего же начать... Ну ладно слушай. Вот что доносят до нас древние легенды. Было это много-много-много сотен лет назад. Даже тысяч лет, во как. В то время все было совсем не так как сейчас, Мишка. Далекие наши предки в те времена звались народом Арья, что примерно значит “Благородные”. Жили тогда Арья в дивной стране далеко на севере, и правили ими – цари. А над людьми и царями стояли, спустившиеся с небес великие творцы, которых называли Бхага. И называлась та страна в которой жили наши предки Арьяна Вэджа, то есть Страна Благородных.

– Сложные какие слова, – пожаловался я. – Арьяна... Бхага... Все не по нашему, не по-русски.

– Сложные, да не совсем. – Возразил дед. – У нас в русском языке у простого народа память той стране тоже долго и крепко держалась. Только вместо “Арьяна”, со временем мы стали называть ту сказочную страну “Ирий”, а потом “Рай”.. А из слова Бхага – произошло современное слово “Боги”. Язык со временем постепенно меняется, глядишь и многих слов то потом не узнать... А страна та была в тех волшебных северных местах, где сперва сорок дней светло, а потом сорок дней темно – такие длинные там дни и ночи.

– Здорово! – Восхитился я. – Вот бы мне увидеть, чтоб сорок дней темно!

– Вырастишь, так будет случай, съездишь и посмотришь. В тех местах и сейчас так. Только там теперь холодрыга и снег. А в когда там жили наши предки было тепло, даже всякие ананасы росли, во оно как.

– Ананасы! – Взмахнул руками от восторга я. – А про варягов-то?

– Да погоди ты! Егозит тут как с попой наскипидаренной... Будет и про варягов. Значит народом нашим в то время правили боги, спустившиеся со звезд. Одним из них был наш всеотец-Перун, который сам учил наших предков воинским и иным наукам. Счастливая была жизнь в стране Ариев... Но однажды пришла беда. Случилось на земле такое великое бедствие, остановить которое было не под силу самим богам. Небо вот-вот должно было перевернутся и залить землю огнем, океаны выйти из берегов и смыть землю водами, а после всю землю должен был сковать лютый долгий холод. Не знали Боги, как отвратить бедствие, и решили тогда спасти хоть малую часть людей. И вот тогда, при помощи и по повелению богов, царь нашего народа по имени Йима воздвиг великое убежище, в котором наши предки должны были пережить надвигающуюся катастрофу. Построил Йима убежище, и назвал его – Йимакард.

– Дурацкое название – Помотал головой я. – Столько новых слов. У меня голова пухнет.

– Не будет пухнуть голова от новых слов, так и останешься на всю жизнь дурнем-незнаищем. – Фыркнул дед. – А название-то вовсе не дурацкое. Там просто два слова соединилось: – “Йима и Кард”. Йима, это создатель свое имя ловко впихнул, для самопрославления. А “кард” – это на языке наших предков значило “ограда”. Позже потомки ариев, – и мы русские, и соседи наши – норманы, “кард” в “гард” переделаем. Значение тоже, а звучит уже немного иначе. Слова текут по реке времени, и изменяются сами в той воде... “гард” в русском переделается в “град”, а потом и в привычный нам “город”. Вот и выходит, что Йимакард, это примерно как Сталинград, – название населенного пункта по имени человека. Но ведь Йимакард был не просто город. А город-убежище, что-то вроде громаднейшего бункера. Поэтому он получил у наших предков еще и другое название – “Вара”.

– Что это значит?

– Вар, у наших предков означало нечто защищенное, безопасное. Вар означал нагретую воду, в которой умирали все злые болезни и микробы, и в которой пища делалась безопасной. Отсюда и наши слова “Варить”, “Варенье” и прочее. Со временем “вар” стало восприниматься нашими предками шире, как вообще нечто спасительное, безопасное. Выходит, что ВАРА – это защищенное, безопасное место, убежище. А охраняли людей в том убежище, – ну? Кто?

– А кто?

– Да мы же, дурень! – ВАРяги! Мы берегли людей в той легендарной крепости предков своей военной силой. Мы – Варяги, суть – Защитники. У кривоязыких англов да нурманов отголосок памяти тех давних временах в языке тоже остался. От “Карда” произошло их слово “Гард”, которое стало означать не только ограду, но и сторожа, защитника. Только у англичан со временем “Гарды” выродились в городских стражников самого низкого пошиба. А у нас Варяги всегда воинами оставались. Мы – варяги-ободриты, всегда стояли на границе, защищая мирных людей. Вникаешь теперь?

– Вникаю, – кивнул я – Так выходит варяги – от слова варенье?

– Гм... Ну... – Почесал затылок дед – в какой-то степени... Ты мне не рви нить рассказа. А слушай что было дальше. Пронеслись над землей страшные катаклизмы, наступила долгая и темная зима длившаяся несколько сотен лет. Но спокойно и безопасно жили в легендарном городе-крепости Варе наши предки. Там всегда было тепло, улицы освещались искусственным светом, на газонах зеленела трава, и было вдоволь воды и пищи.

Но вот как-то случилось в том городе злое и черное дело, – тот великий царь Йима, кто при помощи богов создал спасительное убежище, сам же его из-за своей гордыни и разрушил. Долго помнили наши предки о том ужасном деле, и назвали его – “Грехопадение Йимы”. Исчезли тогда в городе и свет, и тепло, и еда. И поняли наши предки, что нельзя им оставаться на этом месте, иначе ждет весь народ благородных-арьев гибель. Тогда, люди собрали свои пожитки, и двинулись в те места, где долгая темная зима закончилась, и можно было найти природное тепло и не окованную льдом землю. Вместе со всем народом шли в том походе и мы – воины-варяги. Везде мы сопровождали, и охраняли племя Арья во время их долги скитаний по земле в поисках лучшей доли и места для жизни.

Таки ходили наши предки в невольном туристическом круизе по земному шару, встречаясь с дикими чужими племенами, ища свое место под солнцем. И вот, в какой-то момент, где-то тыщи четыре лет назад, на территории Восточно-Европейской равнины, наши предки разделились. Она часть, поперлась в Индию да в Среднюю Азию искать лучшей жизни. А другая часть – та от которой как раз произошли мы – осталась обживать Европу. Ну и короче которые в Индию пошли, у них ничего хорошего не получилось, – потому что из них вышли индийцы.

– А индийцем быть плохо? – Спросил я.

– Да уж мало хорошего. Страна бедная, нищета такая, что глаза не смотри. С местным населением они так намешались, что уж и на нас совсем стали непохожи. Только что в языке кой-чего осталось, да в мифах... Короче, индийские арья сами себе злобные буратины. Ты меня не отвлекай, а то я до утра рассказывать буду... Другие часть Арья, которые в Восточный Иран пошли, – у них сперва неплохо все было. Державу построили крепкую и всем вокруг давали хорошенько прочухаться. Но где-то веке в 7-ом у них дела из рук вон плохо пошли. Отлупили иранцев в хвост и в гриву римляне. А сразу после этого захватили их ослабевшую страну погонщики верблюдов. Эти погонщики быстренько всех Иранских Арья из светловолосых блондинов и рыжиков превратили в таких же смуглых погонщиков как они сами.

– Это как, это как, деда?

– Магия такая есть. Черная. Берет победитель женщину побежденного, и...

– Заклинание читает?

– Ну... да, вроде того. Это я тебе потом расскажу. Мал ты еще...

– Не мал я, большой!

– Цыть малец! Ты слушать будешь или нет? Значит вот. В Иране у Арья тоже ничего хорошего не получилось. А у наших предков, которые остались обживаться здесь дела шли малость поудачнее. Наши предки к тому времени взяли себе название Рокса, что значит “Светлые”. Стали наши Светлые жить поживать, и в конце-концов создали большую-пребольшую страну, которая худо-бедно дожила до самой третьей Мировой. Отсюда какая мораль?

– Какая?

– Нефиг переться в за тридевять земель, в эмиграцию. Хорошее можно и на месте сделать. Вот какая! Ну и значит стали наши Рокса жить поживать, да добра наживать. Только у них в названии звук “к” постепенно исчез. Как ученые яйцеголовые говорят – редуцировался. Стали наши предки вместо Рокса – Русса себя называть. В прилагательных эти два “с” так и остались. Мы говорим – мы – русские. А в существительном на конце два “с” произносить неудобно. Поэтому одно “с” тоже отвалилось, и стали мы называться – Русь. Но о том, откуда пошло слово Русь, у нас всегда помнили. Поэтому в былинах и летописях Русь всегда “светлая”, “светозарная”. А уважаемых людей звали с приставкой “свет”. Тебя, например, как зовут по-отчеству?

– Михаил Вадимович.

– Вот, станешь уважаемым. Будешь Михаил-свет-Вадимович. Так в старину было самое уважительное прозвище. Понял?

– Понял... Нет! Не понял. – Воскликнул я. – Много чего не понял! Почему нашим предкам пришлось уйти из Вары? И что плохого сделал царь Йима? И куда вдруг исчезли Бхага? Где наш отец-Перун? И почему мы варяги сидим в глухих лесах, а снаружи никто не знает, и думают, что мы давно исчезли?

– Не все сразу, Мишук. В свое время расскажу и об этом. – Пообещал дед. – А пока... Ты закончил?

– Закончил – Я отвел руки по казал на лежавший собраннным на тряпице пистолет.

– Ну, тогда снимай с глаз повязку. – Хмыкнул дед. – Будем делать контрольный осмотр.

Я снял с глаз повязку, ухватил Марголин, вытянул магазин, зарядил его холостым патроном, вставил, отвел затвор, и нажал на спуск – сухо щелкнул падающий курок.

– Хорошо, – похвалил Дед.

– А Калашников когда, деда? – В очередной раз спросил я.

– Возвратная пока для тебе туговата. Но завтра, пожалуй, начнем.

Бегут дни, дождь сменяет снег, укуталась земля и деревья белой шубою...

Так Мишка, – сказал как-то вечером дед после того как мы отстрелялись во дворе по мишеням, и почистили оружие, – пора за тебя всерьез браться. Буду тебя языкам учить. Человек с языком нигде не пропадет. А человек без языка – всем чужой. Будем учить?

– Будем. – Согласился я.

– Ну так значит, начнем, пожалуй, с латыни.

– А кто на этой латыни говорят? – Вопросил Мишка. – Латыши?

– Бхм!... – Крякнул дед. – Что-то закашлялся я... Нет, Мишук, на латыни говорили не латыши а ромеи.

– А почему говорили? Теперь не говорят?

– Теперь уж нет, они потому что, того... – отмахнул рукой старик – вымерли все.

– Зачем же мне учить язык, которых повымерли, деда? С кем я на нем говорить-то буду?

– Спокойно, дед знает, что делает. Римляне хоть и повымерли. Но теперь, стало быть, на латыни говорят ученые мужи. И вообще, из латыни куча современных языков выросла. Она своими росточками вовсюды пролезла. Не знаешь латыни, – считай, не понимаешь откуда какое название пошло. Вот например, – дед наставительно поднял палец – видишь ты объявление “эскорт услуги”. Как понять – чего там тебе предлагают? Эскорт – это вообще “сопровождение”. Но ты вспоминаешь, что на поздней жаргонной латыни “скортиллум” – значит шлюха, – и уже по созвучию сразу все тебе уже понятно! А в более ранние времена республики и раннего домината шлюху называли “люпа” что значит – волчица. А бордель называли “люпинарус” – “волчатник”. Уже само название тебе многое о характере этих продажных баб говорит. Ну и как бы ты это узнал, если бы не латынь, а?!

– А что такое шлюха, дед?

– Эхум... – Дед маленько застыл. – Ну это я чего-то разболтался. Это тебе рано знать еще. Вот выучишь латынь, – сам поймешь. Ты, это самое, не отвлекайся. В старину только тот, кто умел говорить на греческом и на латыни мог считаться образованным человеком. Их потому и звали билингвами, или же диглоссами, суть – двуязыкими. Сейчас пожалуй, еще конечно английский нужен... Лингуа англика эст нова лингуа латина суи темпорис.* Понял, чо я сказал?

– Нет.

– Чурбан потому что. Ну ничо, я из тебя выстругаю Буратину без заноз и заусенец. Будешь на человека похож, если близко не подходить... Значит английский... Неплохо также немецкий, и санскрит. Ну и конечно самый важный язык, – русский. Ну его ты и так выучишь, да... А теперь, значит, будем учить латынь.

{прим. Английский язык есть Латынь своего времени. (лат). }*

– А она сложная, деда, эта латынь?

– Да ну, – решительно отмахнул рукой дед – простая как детский лисапед! Там и учить-то нечего. Все почти как на русском. Ведь латынь и русский с одного языкового корешка растут. Слова то все один к одному. Вот смотри, – например слово “меня”. Наши предки говорили “мя”. И на латыни будет почти также – “меи”. Тебя пол латыни – “те”. Тебе – “тиби”. Его – “ейус”. Нас – “нос”.

– Нос? – я потрогал свой нос.

– Да не нос, а нас. Хотя и нос-сопелка на латыни почти как у нас – “назум”. Если у нас русских хребет о себе дает знать, мы говорим, мол, – спина болит. Ну и латинян хребет – “спина”. Глаз мы русские в старину “око” называли, ну и у латинян то же самое – “окулус”. Мы говорим “видеть”, ну и латиняне если чего удалось позырить, говорили – “виде”. Место где мы живем, называем “дом”, а римляне называли его “домус”. У нас Царь в каменных Палатах жил, и у римлян дворец называется “Палатио”. Мы говорим “вертеть”, и римляне говорили – “вертере”. Мы говорим “стоять”, от этого слова и одно из названий туловища – стан. И у них стоять – “стант”. Мы эпидемию когда умирает много людей, называем “мор”, и у них смерть это “мортем”. Мы в правое дело верим, и у латинян истина это – “веритас”. Когда что-то существует, мы говорим что оно – есть. И римляне говорили – “эст”. Мы отказываемся, и говорим – нет, неа, не. И римляне говорили – “нэ”. Когда есть другой вариант, мы говорим “или”, в старину говаривали “али”. И у римлян “алиа” значит – “другой”. Отсюда же их словечко “алиби”, мол – это ты учинил недоброе, АЛИ БЫЛ в другом месте, когда это случилось?.. Про место где нет света мы говорим – тень. И у римлян темнота – “тенебратио”. Мы говорим про старую вещь, что она ветхая, и у римлян “ветус” означает старый. Когда мы хотим подозвать кого-то, мы маним его рукой, а если хотим что то приказать – отправляем в нужную сторону мановением; и у римлян рука “манус”. Порось Свинячий -“Поркус”. Овца – “Овис”. Стойла – “Стабули”. Муха – “мушка”. Соль – “салис”. Море – “Маре”. День – Дие. Солнце – “Сол”. Воля – “Волюнтас”... Короче, я ж говорю, – считай один язык. Хохлов современных труднее понять, чем римлянина с его классической латынью. Только что римляне страсть как любили на конце слов шепелявить, – ну чисто, и правда, как прибалты какие. Вот потому их иногда трудно понять. А так, – и учить нечего. Садись короче, щас моментом все освоим...

Я доверчиво кивнул и взгромоздился за стол.

О том что меня слегка надули, я понял уже к вечеру.

В тот день я делал в избе генеральную уборку.

Все прибрал, протер по лавкам и полкам пыль, вымел чисто полы в горнице. Дед на охоту пошел, долго его еще не будет... Я окинул сиявшую чистотой комнату. Вроде все уже было сделано, но раззодорившись уборкой хотелось достигнуть какого-то уж совсем отчетливого полного и завершенного идеала. Не то чтобы я был таким уж поборником чистоты, и любителем уборки, возможно, как раз наоборот. Но героически преодолев нелюбимый процесс, мужественно взяв эту вершину духа, остановится было уже трудно. Я забрался на второй этаж, поправил покрывала на кроватях, повесил поровнее занавеску, выпрямил покосившийся ряд книг на средней полке. Снова спустился вниз, огляделся – что бы еще сделать? На глаза вдруг попались секретные половицы, прикрывающие вход в тайный подвал...

Точно – дедов Перун!

Я подбежал к печке, схватил тайную ручку, просунул её в дырку от сучка на полу, отворил с натугой половицу, и слез вниз. Кумир в тайной комнате был все такой же – таращился суровыми глазами. Собственно, только вот эти глаза – два ярко-синих камушка под насупленными кустистыми бровями, и блестели отблесками на потемневшем серебряном лице. Даже золотые длинные, свисающие на грудь усы, казалось несколько потеряли блеск.

Я упер руки в бока, и по-хозяйски осмотрел хмурого кумира.

– Непорядок! – Критически покачал я головой. На фоне хрустящей и звеневшей чистоты всей остального дома, кумир выглядел явно запущенным.

Весь вид ты мне портишь, – посетовал я, и решительно перекинув тряпку на плечо, направился к Перуну. Чтобы снять с кумира автомат, пришлось подтащить два ящика с соседней полки. Хорошо хоть, оружие висело у кумира на трехточечном ремне, который не надо было перекидывать через голову, – просто расстегивался фастекс-карабинчик, у меня такой же на поясной сумочке был. Нжатие на карабинчик, – и автомат обвалился мне на руки, чуть не сковырнув меня своей тяжестью с ящиков. Я с кряхтением слез и на двух руках дотащил автомат на до полки. Уф, тяжелый...

Вот теперь можно было приниматься и за Кумира. Всякой новомодной химии дед в доме не держал, но все же я знал, где на кухне найти нужное. У деда был там гигантский запас советского еще зубного порошка в круглых белых баночках. Я сбегал наверх, вооружился такой вот баночкой вместе со старой зубной щеткой, которой дед чистил ложки, вернулся, и снова взгромоздился на табурет.

Щедро намазав порошка на щетку, я начал водить ей по усам кумира.

– Надо-надо умываться по утрам и вечерам... – бормотал я, двигая щетку круговыми движениями. Через минуту я прервался и посмотрел на дело рук своих – левый конец Перунового уса заблестел лучше нового! Воодушевлённый успехом я с новой силой начал наяривать зубной щеткой. Кумирово лицо, перемазанное порошком особого довольства не выражало.

– Терпи – пропыхтел я. – Чистота – залог здоровья. – Ишь... как себя запустил. Ты когда умывался-то в последний раз, дядя? Ничего... Я из тебя сделаю человека. Щас вот... и по глазам пройдусь...

С охоты дед вернулся в вечор. А посвежевшего кумира увидел через два дня, когда спустился вместе с Мишкой, чтоб подобрать взять патронов для моего пистолета. Дед подошел к Перуну, с намереньем отвесить тому поклон, охнул, застыл с разведенными руками. Постоял так, и с великим чувством сказал такое слово, какое мама мне всегда говорить запрещала.

– Бдзынь! – пуля ударяет в черную качающуюся мишень, и размазывается по ней серым пятном. Мишеней у деда на заднем дворе много. Эта – хитрая. Черная стальная тарелка укреплена на столбике с маятниковым противовесом. Качнешь её – начнет мотаться туда-сюда, как маятник в часах. В такую мишень попадать гораздо сложнее, чем в неподвижную. Сперва я мазал много, а дед ехидничал, мол, – в жизни никто не будет стоять столбом и ждать пока нацелишься. Все двигаются, всем жить охота. Учись стрелять по движке... Теперь я вот, наловчился.

– Бдзынь,!– не отрывая приклад от плеча движением правой ладони вверх поднимаю стебель затвора, тут-же большим пальцем цепляю затвор за пуговку на конце и веду назад. Золотистой искоркой вылетает из поля зрения гильза. – Теперь толкнуть пуговицу затвора ладонью вперед, и сбросить пальцами стебель вниз, тут указательный сам и оказывается на спусковом крючке. Повел стволом – Бдзынь! – еще одна свинцовая клякса на мишени. – Бдзынь! – Дед говорит, так работать затвором, как он меня научил, работали еще советские снайперы-скорострельщики времен Великой Отечественной войны. Скорость огня из винтовки с ручной перезарядкой получалась не сильно ниже чем у самозарядок. Так всех немцев-захватчиков и перестреляли... У советских снайперов были мосинские винтовки, и у меня – малокалиберная “тозовка” с отъемным магазином, и затвором который дед зовет “шпингалет”. Мне покамест и этой винтовочкой долго орудовать тяжеловато; если поставить винтовку рядом прикладом в землю, так она мне по грудь... Ствол при быстром переносе инерцией ведет, это в расчет брать надо... Да зато азартно. – Бдзынь! – Затвор вперед-назад, как волна – Бдзынь! Бдзныь! – Хлоп!, нет удара о тарелку, и очередной свинцовой кляксы на ней нет, зато дымок земляного праха взвился из насыпного вала у стены, – промазал!