Текст книги "Застывший Бог (СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

– Постепенно князей становилось все больше, и чтобы само существование варягов не прекратилось от их мелких свар, варяги основали свою землю, где могли растить себе смену в соответствии с традициями. Но подросшие варяги снова и снова уходили на службу к русским князьям, – так было завещано. Варяги служили исправно, воевали умело, а если надо – умирали честно. Но был у них с точки зрения правителей один недостаток: – собственный древний кодекс чести, который они никогда не нарушали, даже по приказу князя. А очень немногим правителям нужны слуги, имеющие честь. Гораздо удобнее слуги, которые исполняют любой приказ, безо всяких рассуждений и неудобных вопросов. Шла централизация власти, и у этой власти было все больше личных воинов, и все меньше среди них было варягов. Наконец, наступил момент конфликта, когда варягам пришлось скрыться чтобы не исчезнуть. Исчезла с карт варяжья земля, и гордая каста стала тайным братством. Варяги все еще служили там, где русской земле грозила беда, но теперь они уже не хвалились открыто своим родом.

Сейчас, после последней опустошительной войны, когда земля стала больше, – потому что на ней стало меньше людей, – Когда рассыпались старые территории, и корпорации подменили собой ослабевшие государства... Сейчас кое-кто в руководстве варягов решил, что пора нам снова выйти на свет, и создать свое государство. Что-то вроде тех орденов воинствующих рыцарей-монахов, которые существовали в средневековье. Свои территории, свои ресурсы, свой устав. В этом есть и хорошие и плохие моменты. Объявив себя миру сразу увеличиваешь количество врагов. Впрочем, с тех древних времен кроме варягов в мире сохранились и другие силы, которые никогда о нас не забывали. Но не о них сейчас речь... Пора тебе Мишка узнать почему я тебя выбрал. Тайн осталось немного.

Хоть Перун-Всеотец и лежит в своей потерянной усыпальнице, мы – его варяжьи пращуры все же не утратили полностью связи с ним. Древние боги были существами огромной психической силы. С каждым из своих потомков, они могли устанавливать связь вне зависимости от расстояний. И даже от умерших богов в душах их земных детей мог оставаться смутный отзвук, подобный тени. Перун же наш, не мертв. Опутанный вечным ледяным сном застыл он на границе между жизнью и смертью. Хоть он и скован тысячи лет в своей ледяной усыпальнице, дух его всегда пытался вырваться из западни и добраться до нас своих внуков. Тот из варягов, что обладает талантом и научается слышать голос нашего Всеотца, – воистину становится великим ведуном, или великим воином. В бою он двигается быстрее других, слышит чутче, видит зорче, и способен померится силой с несколькими противниками. Он более крепок на рану, а сами раны заживают быстрее. Велика благодать всеотца!

Но каждому варягу этот талант отмерен разной мерой. Кровь есть проводник. Кровь – есть связь. А ключ к нему – сома.

– Тот самый напиток, что ты заставляешь меня пить? – Спросил я.

– Да. То чем я тебя пою с детства... За прошедшую тьму лет наша кровь ослабела и смешалась. Немногие теперь способны чисто принять дары Отца. Многие варяги вообще не слышат гласа Перуна. Тех кто способен к этому, забирает к себе главный Волхв, и делает из них жрецов. Но даже они слышат голос Перуна нечетко, их мозг искажает восприятие. Вместо вопросов и ответов к ним приходят неявные видения, символы, образы. И наши жрецы трактуют эти образы через призму своего разума, воспитания, желаний... Мы можем только догадываться, насколько испорчен этот “телефон”... Есть среди варягов и иные, – те кто способны почувствовать боль и гнев нашего Отца, окованного тысячелетним ледяным пленом. Когда эти варяги слышат боль Отца, они теряют свой разум. В битве они быстры, сильны и неуязвимы, но они не могут обуздать свой гнев и скорее похожи на диких зверей, чем на воинов. Ты помнишь какими словами начинается “Иллиада” Гомера?

– Гнев Ахиллеса воспой, Пелеева сына... – Припомнил я. – Первое слово в греческом оригинале “менен” – гнев, так его переводят – но на самом деле перевод не точный. В русском нет подобного слова. Это скорее священное безумие...

– Божественное затмение, в котором герой не разбирает ни своих ни чужих, – Подхватил дед, – да... Ахилл ведь и не разбирал... Эллины тоже наши дальние родственники. Мы от одного корня, там, в глубине ушедших веков.

– Берсерки, – сказал я.

– Ага, и это тоже... Люди земель Северного Пути. Берсерки, “медвежешкурые”, оборотни одержимые “одр” – священным бешенством, которое дарует им Один, предводитель мертвой дружины “айна харья”, людей поединков. На севере всегда хорошо слышали гнев Отца, может быть оттого что сами живут среди льдов...

Когда тебя привезли ко мне, я дал тебе сому в тот же день. Мне нужно было знать, есть ли в тебе варяжья кровь. Ты оказался сильнее меня. Сильнее всех варягов кого я видел. Самый чистый и ясный сигнал. Странно, если учесть что твой отец взял женку не нашей варяжьей крови. Но может быть именно в её генах нашлось что-то, что усилило твои способности... Это как будто долгие годы пытаться поймать на радио волну среди шумов эфира, слышать только обрывки, и вдруг попасть на ясный и чистый сигнал. Через тебя я общался с... с нашим Отцом. И он отвечал мне. Такого я и представить не мог.

– А там? В лесу на испытании?

– И там был он. Он простер над тобой длань, и говорил через тебя с нами, напрямую. Безо всякой сомы. Ты сам пробился к нему в стрессе. Пусть недолго, но он говорил с нами, связно. Безо всякой путаницы и неопределенности. Это так, будто вдруг ожили древние легенды...

– Бог во мне. – Я непроизвольно провел рукой по своей груди. – Так странно... – Я посмотрел на деда. – О чем ты спрашиваешь меня... – я поправился – его, когда я сплю?

– Я не так чист кровью как ты, но все же сильнее многих. Я не могу общаться с Перуном напрямую, как ты. Но когда он просыпается во мне, я чувствую его гнев. И отчаяние. И усталость. Тысячи лет он лежит в своей ледяной хрустальной тюрьме. Скованный, все понимающий, ничего не могущий, – по крайней мере для себя. А мы, – его дети, чем заняты мы? Мы молимся его кумирам, мы как можем пользуемся его силой. И ничего не делаем, чтобы ему помочь. Чем он стал для нас? Объединяющим символом? Инструментом для получения преимущества? Но он – не символ, не инструмент. Он живой. Он лежит там, не забытый нами, но брошенный. Наш Отец... Я хочу найти его Мишка. Найти, – и освободить. Это мой долг, моя вера.

– Но дед. Там, в книге. – Я показал на стол, где лежала книга. – Там ведь сказано что Перун отравлен. Если это правда... Если найти его и открыть саркофаг, – то... Он ведь проснется только чтобы умереть.

– Никто не знает что точно произошло тогда там, – в нашем забытом городе. – Покачал головой дед. – Допустим, что царицу действительно поймали над усыпальницей Перуна, и она бросила в Йиме-царю свои слова, что отравила Перуна. Но было ли они правдой? Знала ли она устройство саркофага? Успела ли ввести в его систему яд? Или когда её застукали, она просто сделала хорошую мину при плохой игре? Что мы знаем об этом?

– Ты думаешь, она могла соврать?

– Назови хоть одну причину, по которой она не могла соврать? Но дело даже не в этом. Понимаешь, Мишук... Я старый солдат. Именно в старом смысле этого слова. Ты помнишь что солдат происходит от названия итальянской монеты – “сольдо”.

– Если глубже в историю, от римского “солид”, – кивнул я.

– Именно. “Солид” на латыни значит “твердый”. Сколько уж лет нет империи и её монет, а до сих пор говорят – “платить в твердой валюте”... Изначально солдат – тот кто служит за солиды. То есть просто наемник. Когда размылись касты, и мы перестали служить князьям за древнюю честь, нас стали нанимать по контракту. Когда царь подмял под себя князей, и в нас отпала нужда на родине, часть наших стала служить по всему миру. Так длилось долгие годы. Я тоже был наемником, и не особо горжусь этим. Устал убивать...

Дед помолчал.

– Но я никогда не забывал, что я воин! Никогда не забывал наш древний кодекс чести. А в нем четко сказано, – когда кончится битва, у каждого воина есть долг. Последняя услуга. Не важно если чужому если он дрался достойно, а уж тем более – своему. Смертельно раненных не оставляют на поле боя. Грех, делать вид, что не слышишь, как тебя просят о помощи, пусть даже – последней. Перун наш отец – воин. Я сделаю для него что должно. Даже если все другие варяги забыли свой долг. Найду его освобожу. Тем или иным способом. Понял ли?

Я подумал, и кивнул.

– Ты уже знаешь где искать?

– Еще не совсем... Не совсем...

– Как же так? Столько лет! Говоришь Перун тебе отвечает...

– Не все так просто. Думаешь, я первый кто искал усыпальницу отца? Были и до меня умельцы. Правда большая часть в старые времена. И они не могли найти.

– Почему?

– А, вот в этом гвоздь вопроса. – Дед щелкнул пальцами. – До того как ты появился, я тоже не мог понять. Разные источники указывали, что усыпальница Перуна расположена в разных концах света. Все древние записи противоречили друг-другу, ничего не сходилось. И оказалось, что все они говорят правду.

– Как это? – Удивленно спросил я.

– Когда случилась описанная в мифах катастрофа, часть богов построила ковчег и улетела, а часть зарылась в бункеры, в надежде переждать. Но до этого, уже зная о приближении звездного Странника, они искали и иные пути к спасению. Перун работал над каким-то своим способом. Он хотел свернуть часть пространства и вытолкнуть его на время из привычного нам мира на время катаклизма. А потом вернуть обратно. Если бы это ему удалось, – не нужно было бы драться за ресурсы, и выжить смогло бы гораздо больше людей. Он использовал небольшую навигационную станцию как базу, и смог выбросить её из нашего измерения. Но станция была слишком мала, чтобы укрыть больше людей, надо было построить оборудование, и сделать то же самое в более крупном объеме. Он не успел развернуть оборудование для более масштабной свертки, -странник приближался слишком быстро, а среди богов началась свара. Наверно он мог бы сам укрыться в той станции. Но настоящий командир не бросает вверенных ему солдат. А отец не бросает детей. Он укрылся с ними в Городе-Варе, хоть и не знал, сможет ли тот пережить катастрофу. Многие из его братьев со своими городами её не пережили. А станция так и осталась невостребованной. Пока все не рухнуло. Пока не умер город, пока Перуна не отравили. Тогда ближайшие его маруты, – крылатые десантники, взяли его тело поместили на станцию, и выбросили её из нашего мира. Она так и дрейфует там, где-то в странных пространствах, все эти бесконечные годы. Но раз в несколько десятков лет и на короткое время она вновь появляется в нашем мире. Гравитационные маяки выводят её в разные точки нашей планеты, – так когда-то запрограммировал её сам Перун, на случай если планета в той точке где станция “нырнула”, из-за катастрофы настолько поменяет свой облик, что вернуться будет нельзя. Это что-то вроде нескольких черных ходов, только не они ведут к дому, а дом сам выходит к этим ходам время от времени. Бесконечный дрейф...

– И что? Ты определил эти самые точки?

– Вот в этом-то вся сложность. – развел руки дед – Он отвечает мне через тебя... Но как нам с ним найти точные термины для общения? Его система координат не говорит мне ни о чем. Прошли десятки тысяч лет, солнце в небе изменило свой путь, сместились и сменили форму созвездия, почти ни одно место в небе и на земле не сохранило своих прежних названий. Истаяли ледники, увяли плодородные земли, появились пустыни, океаны обмелели в одних местах, а в других берега ушли на дно, реки сменили русла и потекли новыми путями... Он говорит мне, он отвечает из совсем другого мира, – древнего навсегда ушедшего мира, – а я пытаюсь понять систему времени и места, и наложить это на наш изменившийся мир

Представь, что ты пришел в гости, и хозяин попросил тебя... ну скажем принести чашку из другой комнаты. Он сказал тебе, что чашка стоит в серванте, справа от стола. Только вот сам хозяин так давно не бывал в той комнате, что там уже нет ни стола, ни сервиза, и даже сама комната стала другой формы, потому что кто-то снес перегородку с соседней... Если упрощенно, то как-то так. А кроме того, не забывай, что сам Перун спит. Своей могучей душой он на короткое время пробивает марево искусственного сна, но все же, для него все до чего он дотягивается душой, – сон. Бесконечный затянувшийся кошмар, в котором он потерялся. Когда мы спим по ночам, Мишка, ты ведь тоже бывает, ведем себя во сне разумно, в пределах логики. Иногда даже бывает, мы понимаем что видим сон. Но чаще ведь сны бывают странными и изменчивыми. И мы принимаем все что происходит с нами во сне за чистую монету, и все происходящее кажется нам нормальным. И сами мы попадаем под власть хаоса сна, – мы мгновенно перемещаемся из одного места в другое, люди рядом с нами появляются и исчезают, или превращаются из одних в других, наши цели и задачи во сне меняются прямо на ходу. И мы не видим в этом ничего странного, – пока не проснемся и не подумаем, – боже какая дичь мне сегодня снилась. Я разговариваю со спящим богом. И пытаюсь поймать моменты, когда ему не снится дичь. Через тебя это проще, потому что ты сам не вносишь искажения. А представляешь что получалось у моих предшественников? – дед хохотнул. – Люди смутно и искаженно принимающие сигнал от разума видящего сны... Неудивительно что они все облажались. Кроме того, я не могу слишком часто давать тебе сому, – чтобы не повредить твоему здоровью. И вот я долгие годы получаю крохи информации, ищу систему, сижу над астрономическими программами, которые могут виртуально построить звезды так как они стояли в небе тысячи лет назад. Шумерские созвездия. Гу.анна, Маш.таб.ба, Дуб, Ур.гула, Аб,син, Зи.ба.ан.на, Гир.таб, Па.бил, Сухур.маш, Гу, Сим.мах, Ку.мал... Ищу ориентиры среди исчезнувших рек, и возникших пустынь... Но я уже близок, Мишка! Понимаешь? Я нащупал, и я чувствую, что я уже близко! Ты уже почти взрослый. Раньше ты помогал мне как ребенок, не по своей воле. И рассказать я тебе все не мог, – тропы у тебя нужной еще не было. А сейчас я спрашиваю тебя, как взрослого – поможешь мне? Поможешь мне найти нашего Всеотца?

– Я помогу тебе дед. – пообещал я. – Скажи мне только... Когда ты меня взял к себе... Это было только из-за того, что я мог говорить с Перуном?

Дед опустил голову.

– Стыдно мне было бы тебе сейчас врать, Мишка... Да, – только из-за этого. Но... Нельзя растить кого-то и не отдать ему часть души. И когда я пестовал тебя, а вчера защищал тебя перед советом, это было не только потому что я видел в тебе проводника к цели. Я врос в тебя малец. Душа ведь тоже может врастать. Как дерево корнями, если только есть для корней добрая земля, а не сплошной камень...

– Я это... я деда тоже в тебя, того... врос.

– Добро, внук. А теперь давай-ка ко сну. Завтра будет новый день, надо быть к нему готовым.

И я пошел спать. Я конечно не мог не знать тогда, что деду чтобы завершить свое “уже скоро” потребуется еще несколько лет. Но я уже тогда твердо понял – он сделает это.

Мне почти семнадцать...

В этом возрасте у нас, – у варягов, наступает совершеннолетие. Точнее сказать, – может наступить. У нас совершеннолетие не наступает само-собой по наступлении какого-либо возраста. Его – совершеннолетие, – надо доказать. Только после этого для тебя наступает возраст третьей тропы, по которой варяги идут до самой смерти. Не сможешь пройти испытание, – не становишься взрослым, остаешься в детинах. Будешь пробовать на следующий год. Не получится на следующий... Короче можно проваливаться хоть сто лет подряд. И будешь ты тогда великовозрастным, с седой бородищей, но все равно – ребятенком. Любой прошедший испытание семнадцатилетний юнец имеет право такого столетнего ребенка-старика за бороду оттаскать; как старший. Такова варяжья правда. Я ясное дело, планирую не затягивать процесс, и стать взрослым прямо сейчас, в семнадцать лет. Но для этого я должен не облажаться, и пройти испытание.

Вот на этом испытании я прямо сейчас и нахожусь.

Машину трясет на ухабах. Старый армейский Урал. Я в крытом брезентом кузове. Кукую на скамейке, вместе с группой таких же претендентов. Сидим довольно свободно, нас двадцать шесть человек, я посчитал. В большинстве – мои погодки. Все ладные, крепкие парни. Эти ладные парни, шепчутся и недобро посматривают на меня. С частью из них я несколько лет назад переходил с первой тропы на вторую. И они помнят, как я перешел. Я для них конь не в своей упряжке. Человек в кафтане с чужого плеча. Чужак.

Они смотрят на меня и тихонько шепчутся друг с другом. Говорили бы вслух, но у борта сидит старший варяг с манерами бультерьера, который сразу пресек весь лишний треп. Поэтому они смотрят. А я смотрю в ответ.

Говорят, что жизнь – борьба. Неправильное слово. Борьба это нечто по правилам. А жизнь – это драка. Сильный-слабый. Драка это не только когда машут кулаками. До кулаков обычно бывает драка и на взглядах. Если ты проиграешь драку на взглядах, шанс что противостояние перейдет с психического на физический уровень, резко увеличивается. Как говаривал Остап Бендер, – будут бить, возможно даже ногами... Поэтому я спокойно и прямо встречаю взгляды моих дорогих родичей. Теплый дружеский варяжский коллектив. Это приятное чувство локтя, – который вот-вот ударит тебе под дых. Один за всех, и все за одного – против меня. Напротив, двумя человеками левее сидит Крислав, – мой несостоявшийся дружок. Эк его разнесло в плечах. Шея как у бычка. Он тоже буравит меня надменными взглядами. И мне вдруг становится смешно. Эх хлопцы, хлопцы... До чего же удобно когда есть кого общепринято ненавидеть и презирать. Тогда и в себе копаться меньше приходится, – ты как бы лучше уже по умолчанию. Наверно что-то из моего мимолетного веселья проскальзывает на физиономии, потому что Крислав востреет скулами и суживает глаза. Ага, мало того, что я проник сюда обманом, так еще и издеваюсь над ним, собака! Объяснять глупо. Похоже при случае меня будут бить еще и за дерзкий вид. Ну, поглядим, поглядим. Если дойдет, я вам тоже чего-нибудь навешаю на память. Надеюсь, хотя бы сегодня у моих погодков будут дела поважнее...

Машина останавливается. Все начинают вертеть головами, и смотрят в единственное место, где что-то, – через проход тента, назад. Кроме дороги, поля слева, и бесконечной полосы позднего осеннего леса справа, мало что видно. Старший варяг в ладно пригнанной серой форме, поглядел за борт, и вдруг ухватившись за борт – чисто гимнаст с брусьев, – сиганул из кузова легким движением. Снаружи за бортом послышался легкий звук его приземления. Красавчик. Нас тоже заставят так скакать?

– Открывай борт, и вылазь, – хрипловато гудит снизу старший.

Ближние к выходу парни откидывают держатели и створка борта падает вниз. Мы начинаем выгружаться. Некоторые скачут вниз. Я не выпендриваюсь , и спускаюсь держась за борт, еще неизвестно чего сейчас понадобится делать; чего зря напрягаться?

– Стройся, – командует старший, и отмахивает рукой линию вдоль по дороге. Мы выстраиваемся в неровную линию не по росту. Я оглядываюсь. Разбитая дорога. Слева уныло-осеннее поле. Справа лес. В местности ничего примечательного. Мы просто встали посреди пути. Но перед нашей машиной в десятке метров стоит еще парочка грузовиков. Современных, с бронированными кузовами. Рядом с ними переминаются дядьки в сером. Не чета нам, взрослые варяги с каким-то странным оружием.

Нас ждали.

– Так, щенки, – гудит наш старший встав перед строем. – Слушайте задачу. Вы должны углубиться в лес. Двигаться будете на северо-восток. Лес здесь хороший, не коварный, даже дебил сообразит где северо-восток, – если до этого он не ковырял пальцем в носу, а учился ориентироваться на местности. Ваша задача – двигаться в указанном направлении до реки. Расстояние до неё вам неизвестно, это сюрприз. Может она в километре, а может в двадцати... Но пропустить её трудно, если только вы не начнете блукатить кругами. Причем на данном участке река делает крутой поворот, и охватывает лес острым углом. То есть если вы не потеряете направления, и выйдете к реке, она сама вам подскажет направление движения зауживая лес конусом. Вам нужно будет выйти как раз в острый угол, – место крутого поворота реки, и переправится на тот берег вплавь. Если сделаете это, – считайте закончили испытание.

Я мельком посмотрел на камрадов в строю, пока все звучало нетрудно. Однако старший кажется не закончил.

– Что бы вам не было скучно, мы пустили по лесу жменьку патрулей. Ладно, довольно много патрулей. Не бойтесь, они не будут сидеть в замаскированных засадах, и вам не придется ползти в лесу на брюхе в режиме максимально осторожного перемещения. Это вы уже проходили, и сегодняшний тест не о том. Патрули будут частыми, но работать будут в режиме прочесывании леса по фиксированным маршрутам, – имитация формализованного несения службы противником давно не получавшего люлей от диверсантов. Тем не менее если вы попадетесь им на глаза, они постараются вас взять, или пометить вашу задницу пейнтбольным маркером с несмываемой краской. С кем это случится, тот испытание провалил..

Я глянул на группу варягов у машин впереди на дороге, – так вот что у них в руках за непонятные штуки, – пейнтбольные маркеры. – сложнее, но все равно, как-то, я представлял финальный тест иначе.

– Выпускать вас будем в лес всей толпой. – Продолжал старший варяг – Сами решайте, что эффективнее – валится через лес стадом, просачиваться мелкими группами, или красться в индивидуальном порядке... Собственно, осталась последняя мелочь, и уже почти можете приступать – снимайте одежду.

О-ппа... Я застыл. Не только я. У всех в нашем славном ряду возникла композиционная пауза. Осень. Поздняя. Еще не ледок, но близко, очень близко. Ветер обдувавший лицо вдруг стал очень холодным.

– Мля... – шепнул кто-то справа от меня.

– Я ж тебе говорил... – бесплотно прошелестел кто-то слева.

Кто это тут такой провидец? Не иначе уже в прошлом году здесь бывал, провальщик.

– Чего застыли? – вывел нас из задумчивости старший. – Вы слышали приказ. Одежду на землю. Увязать, куртки использовать как тюки. Часы, браслеты и прочее – туда же. Я хочу видеть вас в том виде, как мамка родила. Шевелитесь, лопухи. Время пошло.

Мы зашевелились. Я расшнуровал ботинки, расстегнул куртку, положил её на землю, стянул свитер, майку. Вокруг разоблачались остальные. Мелькало нательное влагоотводящее белье разных уровней и флисовки. Щас они будут влагоотводить в тюках, а владельцы... Выскочил из ботинок, снял брюки, носки. Остались трусы, мой последний оплот. Я маленько замешкался. Не я один впрочем.

– Трусы тоже долой. Вы чего в трусах родились? – Тут же развеял сомнения старший.

Ну вот и трусы. Я почувствовал что, скукоживаюсь. Права была Русанка, в памятном давнем разговоре – надо было своими руками вовремя открутить кран; не мучался бы, а так все равно пропадет ни за что... Тело покрылось крупными мурашками. Холодная земля жадно утягивала тепло из ступней. Я закатал полы куртки, и увязал рукава в узел. Другие тоже поспевали.

– Нале-во! – Гаркнул старший. – К машине, и бросаем свои шмотки в кузов. – после строимся снова.

Пританцовывая, мы цепочкой подбегали к машине. Вот и моя очередь – р-раз, тюк глухо улетел в полутемный кузов. Надеюсь, не размотается...

Пока мы играли в баскетбол со своими вещами, рядом со старшим образовался еще один варяг, видно подошел от стоящих впереди машин.

– Не думайте, что мы садисты. – Провозгласил старший. – Отростки у вас конечно так себе. Но надо же кому-то продолжать варяжью кровь. Поэтому трусы мы вам все-таки дадим, чтоб вы яйцами за сучки не цеплялись. Но всем одинаковые, для чистоты, так сказать, эксперимента. – Он пнул ногой три стоящих стоящий рядом баула. – Ко мне по одному, за триселями, рысцой! В этом бауле трусы для худых глистов. В этом для среднеобычных. В этом – для жирдяев-бегемотов. Начали!

Первый стоящий в очереди резво сорвался с места, и поскакал к баулу за вожделенными трусами. Схватил из баула, и начал резво натягивать их на себя. Трусы оказались, темно-серого цвета. Побежал второй. Я сильно пожалел что стою не в начале очереди. Мне тепло, – начал вспоминать я наставления деда. Ступни перекатывались с ребра на ребро, чтобы меньше касаться ледяной почвы. Те-пло-о-о... Кровь побежала по жилам бодрее. Вот и моя очередь. Я посунулся в баул и схватил среднеобычные трусы. Влезли нормально, тянущиеся.

– Красавцы! – Резюмировал старший. – Как вы теперь понимаете, время выполнения задания у вас ограничено вашей индивидуальной способностью сохранять тепло. Это накладывает на вас ограничения по времени наблюдения и преодоления маршрутов патрулей. Через два часа после вашего выдвижения за вами пойдет прочесывающая группа, – подбирать тех кто смерзнет в лесу. Честно говоря, патрули будут не только ловить вас, но и служить спасательными командами. Если кто-то почувствует, что его бубенцы при каждом шаге уже звенят хрустальным звоном, – кричите и зовите патрульных. Трезво оценивайте свои силы. А то в позапрошлом году один из щенков переохладился и отправился к праотцам. Сейчас действуем так. Чтобы вы не толпились в лесу как стадо, разобьем вас по интервалу. Сейчас снова лезем в машину. Она поедет вперед. Когда я буду называть имя каждого из вас, он будет выпрыгивать с кузова и углубляться в лес. Все – инструктаж закончен. В машину!

Строй распался. Мы развернулись и полезли в грузовик. Расселись на сидениях. Машина тронулась, и старший начал выкрикивать имена.

На кажом имени один из нас срывался со скамейки, спрыгивал с борта вниз, и устремлялся к лесу. До меня очередь опять дошла до последнего.

– Михаил Поморцев! – Сказал старший.

Я поднялся, подошел к открытому грмыхающему борту, примерился к движению и соскочил вниз. Отбить или поранить пятки не хотелось, поэтому постарался максимально размазаться, в движении, падение на ноги тут же дополнил руками, и ушел в кувырок. Уходящая машина обдала сзади брызгами грязи. Я озрил кругом, и поднялся и побежал к лесу.

Началась забава.

Сразу в лес углубляться не стал. Между дорогой лесом была проложена небольшая канава. Вот в неё я и кинулся. На незаросшем дне, где часто текла вода лежала грязь. Спустившись на дно, я наклонился, зачерпнул со дна холодной жижи, и начал обмазывать себе грудь. Грязь холодная, мокрая, и увеличивает теплоотдачу, – это минус. Но голое человеческое тело светится в лесу как фонарь в темноте, поэтому чумазость будет совсем не лишней. А свой предел по теплу я знаю, и телу верю. Со спиной пришлось труднее, – попробуй дотянись да еще размажь все равномерно. Но я гибкий, справился. Потом ноги, руки, лицо. Трусы и так серые... Надеюсь, вместе с грязью я не втер в кожу личинку какого-нибудь паразита. Паразитов я, не очень люблю.

Я выбрался из канавы и трусцой потянулся в лес, под кроны. Осторожно преодолел молодые кусты по краю опушки. Здравствуй лес... Под ногами влажно холодили пятки мокрые опавшие листья. Двигаться придется аккуратно, поскользнуться здесь без сапог – плевое дело.

Я взял неторопливый темп и потрусил вглубь леса мягким охотничьим шагом. Дождавшись пока достаточно отдалюсь от опушки стал определять направление, по лесным приметам. Лес в этом отношении был образцово-информативный, направление он своими приметами указывал довольно четко. Ну и перед тем как по приказу сгрузить вместе с остальными вещами компас я тоже сделал в уме заметку. А что я потом вертелся и на машине проехал чуток, – этим меня не собьешь. Меня хоть с закрытыми глазами покрути, – я все равно не запутаюсь. Дед собственно и крутил когда-то...

Беспокоило другое. Испытание-то устроили хитро. Одно дело, когда тебя просто отправляют на марш бросок, или заставляют преодолеть территорию патрулируемую условным противником. Но здесь нам-щенкам, создали очень коварную неопределенность. Даже зимой или поздней осенью такие закаленные парни как мы, могут спокойно бежать голышом, не подвергаясь риску охлаждения. Но это именно что бежать. Бег согревает тело. Если придется замедлится до шага, то примерно в течении получаса почувствуешь признаки охлаждения. Если замереть в приседе, или хуже того, ползти по земле – холод подберется очень быстро. То есть лишив нас одежды, нас провоцируют чтобы бежать. Но двигаясь бегом ты увеличиваешь шансы влететь прямо на путь патруля. Патрули провоцируют к движению крадкому и медленному. И это при неизвестном расстоянии до цели. Что же выбрать?

Взвесив варианты, я решил, что все же двигаться буду быстро. Лес был огромный, и потому сомнительно, что патрули будут сидеть в засаде. Не наберешься людей. Скорее всего они будут патрулировать его достаточно активно. А засада если и будет, то где-то ближе к концу маршрута, где река начнет сужать наш путь. Значит у меня есть неплохие шансы заметить патруль. Даже двигаясь острожной трусцой. Это правда при условии, что патрули не смотрят в лесную чащу через тепловизоры. Но тогда можно вообще не дергаться, потому что тогда они уж точно заметят тебя раньше чем ты их... И поскольку я не замерзну, то смогу при встрече хотя бы активно от него драпать. А вот если я замерзну и потеряю реакцию, то меня легко догонят и возьмут тепленьким... То есть в данной ситуации, как раз правильно сказать – холодненьким возьмут.

Итак, решено, двигаюсь резвой трусцой. Однако прежде чем бежать неплохо бы немного погодить. Пусть самые резвые из нас вырвутся вперед, – лес широк, но отчего бы не предоставить им возможность вскрыть собой некоторые из патрулей, и – чем Вритра не шутит – предупредить меня об опасности? Правда... На миг я представил, что все выпущенные сегодня в лес щенки, как и я, сидят и ждут пока вперед пойдут другие. И все равно, в любой группе всегда найдутся самые нетерпеливые. Мда, неплохо бы. Но время – это потеря тепла. И неизвестно какова длинна маршрута. Нет, дам героям рвущимся вперед пять минут, и надо бежать. А пока, гимнастика для согрева...

Прождав отмеренное время, я двинул вперед. Дышалось легко, я был своим здесь. Воздух был удивительно прозрачным и звонким. Где-то над головой прошелестело. Я поднял голову и увидел силуэт – большая плоскомордая сова. Смешная птица, в полете похожая на каплю с крыльями, – огромная голова плавно переходящая в хвост. Доброй тебе охоты... Я бежал, мягко ступая по листве и мху, перешагивая через змеистые корни. Вдруг слева впереди, между просвета деревьев мелькнуло какое-то движение. Я тут же мягко заземлился, и прижался к шершавому стволу у корней. Патруль? Нет, мелькнули измазанное грязью туловище, и знакомые серые трусы. Коллега... Какого лешего он решил так круто взять вправо?