Текст книги "Застывший Бог (СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Там, в багажнике было темно, – но все же перед глазами моими оказался тоненький лучик дневного света, проникавший снаружи в какую-то щель... Машина пару раз тяжело присела – приземлились в салон пассажиры. Хлопнули двери, взвыл движок. И тут я услышал стрельбу. Беглый одиночный. Потом очередь. А потом темноту в багажнике окончательно победила тьма ядовитого сна.

В нем лучей света не было.

Я включился.

Первое что почувствовал и услышал, – собственное дыхание. Тяжелое, натужное, на каждом выдохе переходящее почти в полустон. Я сидел, на лице было что-то, оно мешало... Я попытался сбросить это рукой, но в запястьях рвануло, – руки были заведены назад и вниз. Я связан, нет, – холод на запястьях – скован. И на лице – я полубессознательно дернул головой пытаясь сбросить охватывающую лицо ткань – мешок или что-то вроде того... И я был голый. Беззащитно голый. Снизу поддувало...

– Он очнулся, – произнес спокойный голос.

– Хорошо. – Ответил ему другой, и это явно был голос командира – Выйди. Встань с той стороны двери. Никого не впускать. Меня тревожить только в исключительных обстоятельствах.

– Повинуюсь, – сказал первый голос.

И я услышал как отодвинулся с железным скрипом стул, прозвучало несколько шагов, отворилась и закрылась за уходящим дверь. А меня очень напрягло вот это вот “повинуюсь”. Не “есть”, не “слушаюсь”, а – повинуюсь. Дисциплина в разговоре прозвучала почти военная – приказ и мгновенное исполнение. Но большинство современных частных контор, которых ныне расплодилось великое множество, изначально брали свои кадры и стереотипы поведения именно из армейской среды. Поэтому и формализованные команды у них были почти те же. А повинуюсь, насколько я знал, говорили только в одном месте... И моя догадка мне очень не понравилась.

Снова скрипнул стул, раздались шаги. Помещение было гулким, шаги приближались ко мне. Затем кто-то стукнул меня по темечку. Несильно. Не иначе для привлечения внимания.

А потом он заговорил. Мертвый, холодный голос, безо всяких интонаций.

Такой будто его владелец вынул свои голосовые связки, положил в банку, захоронил на северном полюсе, а лет через сто поставил на место.

– Ты очнулся. – Констатировал голос. – Сейчас ты испытываешь дискомфорт и страх. Это нормально. Тебе есть чего бояться. Ты попал в беду. Тебе не видно, но перед тобой сейчас стоит столик с инструментами. Секатор – для отрезания твоих пальцев на руках. Дрель с крупным сверлом – чтобы сверлить твои зубы. Молоток, – чтобы размозжить тебе ноги. Генератор, – чтобы спалить твой член. Если ты сейчас будешь вести себя неправильно – к тебе применят эти инструменты. Но ты можешь сделать так, чтобы этого не произошло. Для этого тебе нужно вести себя правильно. Сейчас тебе будут задавать вопросы. Твоя задача отвечать на них быстро и правдиво. Быстро, и правдиво. Ты не должен задавать встречных вопросов. Не должен врать. За каждую попытку вранья тебе будут мучительно удалять важную часть тела. Поверь, тебе потом будет их сильно не хватать. Каждый раз глядя на свое искалеченное тело, ты будешь жалеть, что попробовал обмануть. Но ты можешь избежать пытки и выйти отсюда совершенно здоровым. – “Ледник” чуть оттаял, в голосе вдруг появились человеческие интонации. – Все зависит только от тебя. И от меня. Я твой единственный друг. Если ты сейчас быстро ответишь на все вопросы, – все будет хорошо, и с тобой ничего не случится. Ты понял? Если понял, скажи да.

– Да. – Прохрипел я. – Чего уж тут запираться.

– Ты готов отвечать на вопросы? Скажи да.

– Да...

Значит, допрос.

Допрос штука такая. Старшно. Но надо держаться. Давно существуют эффективные, многократно проверенные методики допроса. Человека можно заставить сказать все. Вопрос времени, и компетенции. Методики противодействия допросу тоже существуют. Дед меня в свое время учил... Если ты попал в плен, – твои знания, которые хотят добыть допросчики – капитал. Как только ты его потратишь – твоя жизнь скорее всего кончится. Поэтому ты должен держать за свои знания как скряга. И все же, – отдавать что-то в нужный момент, чтобы не потерять больше, – например здоровье. Ты должен постараться сломать тактику допроса. Должен навязать допрашивающему свою игру, – но так чтобы он не понимал, что утратил инициативу. Ты должен отдавать мало, а получать много. Должен попробовать выудить из допросчика любую важную информацию о том, кого он представляет и что им нужно. Все это очки в твоей борьбе за жизнь. Если ты поймешь, что им нужно, – ты поймешь как их можно попробовать обмануть. Нужно заставить поверить допросчика, что ты выдаешь ему важную информацию. И что у тебя есть еще – еще важная информация, – поэтому убивать и калечить тебя нельзя. И при этом желательно сливать ему туфту, не сдавая своих. Желательно...

Правда все эти замечательные советы несколько тускнеют, когда за тебя берутся настоящие профессионалы. Или энтузиасты. Эти еще хуже, потому что в отличие от профессионалов энтузиаст не знает, что для того чтобы человек раскололся вовсе не нужно отрезать ему пальцы, снимать кожу, разводить костерок под пятками, или набрасывть петлю из проволоки на яйца... Энтузиаст не знает, но компенсирует это старательностью. Или того хуже – наслаждением от процесса. Поэтому методики противодействию допросу существуют, – и ведь хорошие методики.

А раскалываются на допросах почти все.

Такая вот грустная диалектика.

Итак, сперва тебя спросят имя, потом может быть возраст... Простые вопросы, на которые легко дать ответы. Это “накатывает” беседу, от простых вопросов к сложным. Возможно тот, кого допрашивают, начнет и на сложные вопросы отвечать по накатанной...

– Имя.

– Михаил Поморцев...

– Возраст?

– Двадцать семь...

– Гражданство?

– Свободная экономическая зона Санкт-Петербург.

– Состоишь на работе в какой-либо корпорации?

– Нет.

– Являешься действующим, или почетным членом какой-либо корпорации?

– Я Брат из милости Балтийского Товарищества Варягов.

– Фратер де Гратиа? – Уточнил голос.

– Можно и так сказать, если использовать латинский устав... – Я облизал пересохшие губы. – И если вы знаете, что это значит, то должны понимать, что варяги своих не...

– Я знаю, что это значит. – Чуть возвысив голос перебил меня мой невидимый собеседник. – Ты нарушаешь правила. Придется тебя наказать. Секатором.

– Не надо. Извините.

– Это было первое и последнее предупреждение. Расскажи о операции “Глубокий сон”.

– Что? – Нелепо перепросило я.

– Операция “Глубокий сон”.

Такого я действительно не ожидал. Действительно не ожидал. Дед...

Думал ли я, что эта история когда-нибудь всплывет?

– Это... Это было почти десять лет назад. – Забормотал я. – Это мертвая история. Операция провалилась...

Я бубнил, а сам лихорадочно соображал, – что я могу, что имею право сказать. А о чем должен молчать наглухо. Я был варяг, – пусть даже принятый со скрипом “брат из милости”, а не полноценный “боевой брат”. Но все же я был Варяг, – плоть от плоти и дух от духа. И по идее выходило так, что я должен был молчать обо всем, – потому что на всю операцию “Глубокий сон” был наложен обет молчания самим главой Держиславом... Да, должен я был молчать, и забыть, и не вспоминать никогда. Только вот... не предполагалось, что об этой операции будет знать хоть кто-то за пределом узкого круга варягов, большая часть из которых на сегодняшний день была уже мертва...

– Расскажи, в чем была её суть. – Задал вопрос голос.

“Твою медь!” – Я откинул голову и уперся головой в подголовник. Ткань на лице неприятно скользила по коже. Надо что-то говорить. Надо...

– Я был совсем пацаном тогда... Мой учитель – Глеб Владимирович Клевцов. Он был не последний человек у варягов. Но на тот момент он был... в опале.

– Да, та неприятная история с детьми в учебном центре, – любезно дополнил меня голос.

– Откуда вы?!..

– Продолжай рассказывать. И помни, ты не даешь нам информацию. А только дополняешь. Поэтому врать не имеет никакого смысла.

“Врать не имеет никакого смысла”... Я не должен верить ему! Именно в этом и состоит его задача: – убедить меня что он и так знает все. И тогда я сам начну выкладывать ему все, – на тарелочке. Но он и правда знает чертовские много! Он знает то, чего не должен знать никто, кроме высшего эшелона варягов. А он не варяг. Я знаю это. Потому что я слышал вот это “повинуюсь”. И еще запах, – даже через мешок, едва уловимый запах... Мерзкий их запашок... И все же он знает слишком много. И как тогда врать и умалчивать? Я ведь спалось на вранье. Я как на минном поле без карты. И каждый шаг может вызвать взрыв.

Я в дерьме.

– Он был в опале, но сохранял обширные связи. – Пробубнил я. – У него была своя идея...

– Не надо пауз. Какая идея?

– Он... он верил...

– Он верил, что один из древних богов, которого вы варяги привыкли считать своим прародителем и патроном – жив. – С нарастающим раздражением отчеканил голос. – Жив, но в древние времена погружен в гибернацию. То есть подвергнут глубокой заморозке с сохранением жизненных функций по технологии древних. Так?

– Да...

– Ты начинаешь меня разочаровывать. Не клещами же мне из тебя все тянуть? Хм, клещами... – Голос как будто впал в раздумье на последней фразе – Ну, дальше!

– Он верил, что сможет найти место захоронения. Долгие годы он искал.

– Как искал?

– Как... ну... изучал старинные рукописи, документы...

– А еще?

– Э... манускрипты всякие.

– А еще?

– Старые карты. Изменение рельефа, береговых линий...

– Еще?

– Он правда много искал старые документы. Переводил. Делал анализ на компьютере...

– Я тебя не об этом спрашиваю. Линия крови. Твой дед верил, что у варягов с неразмытой, непрерывной линией крови, ведущей к вашему древнему прародителю, может быть психическая связь с ним. И эта связь, которая проявляется под гипнозом, может указать путь. Так?

– Черт... да.

– И твой учитель Глеб Клевцов, – известный среди своих как “Клевец”, верил что у тебя достаточно чистая линия, чтобы привести его к цели.

– Вы и правда все знаете... – Выдохнул я.

– Я знаю. А вы врешь.

– Я не вру.

– Пытаешься не договаривать. Это одно и то же. Не умно. Я ведь предлагал тебе честную сделку. У тебя был шанс обойтись без увечий. А ты ведешь себя так, будто у тебя есть запасные яйца. Ну а теперь, – начнем пожалуй с ног...

Я услышал шум отодвигаемого стула.

– Не надо! Пожалуйста! – Взмолился я. – Я действительно... Я больше не буду! Но откуда я мог знать, что вы так информированы? Я вас недооценивал.

Что-т скрипнуло, но по-другому. Похоже он присел ближе ко мне, на край стола. Но сел. А не пошел рвать из меня куски. Всем приятно, когда их недооценивают. А потом вдруг оценят. Я испуган. Подавлен его величием. Лесть с силой искренности – всем приятная патока, даже тем, кто не любит сладкое.

– Не надо меня недооценивать. Продолжай.

– Дед... Клевцов вводил меня в транс, и получал какую-то информацию.

– Какую?

– Я не помню. Правда. Это же гипноз. Это знал только дед.

– Дальше.

– Он нашел... Он считал, что наконец-то нашел место. В Азии, в Каракумах. Пошел с идеей наверх в варяжьем совете, и пробил экспедицию. Звено тяжелых вертолетов, ударное прикрытие, тяжелые боевые боты, солдаты. Несколько яйцеголовых с чемоданами. Все дела... Мы отправились на место, развернули лагерь в подходящем месте. Там дед еще раз уточнил свои выкладки, взял небольшую команду и полетел к точке.

– Тебя с собой не взял?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю... Он взял меня с собой в экспедицию, но оставил на самом последнем этапе. Полетел сам с небольшим отрядом. И пропал.

– Как это случилось?

– Не знаю. Из всей команды которую он взял с собой вернулся только один человек. Его заместитель, Запслав.

– Запслав по Кличке “Рудомет”. – Уточнил информированный невидимка.

– Да, Запслав-Кровопускатель... Он один.

– Как же он вернулся?

– Как и улетел. На вертолете. Кто-то всадил ему пулю в шею. Но он все-таки смог привести обратно вертолет. Почти смог. Его машина рухнула в нескольких стах метрах от лагеря.

– Кто его обнаружил?

– Я. – (Тут я решил все же попытаться умолчать о странных обстоятельствах, которые вытащили меня из лагеря) – Сидеть в лагере, было скучно. Я решил чуть прогуляться по окрестностям. И увидел вертолет. Он снижался, а потом ухнул вниз, но не загорелся.

– И?

– А дальше началась чертовщина. Я побежал к вертолету, заодно вызывал по рации подмогу из лагеря. Но рация не брала, в том месте вообще были проблемы со связью... Пока я добирался до вертолета вдруг поднялась песчаная буря. Там песок тоннами летал по воздуху наверно. Не было и речи, чтобы вернуться в лагерь. Я с трудом добрался до вертолета, и там нашел раненного Запслава. Перевязал его.

– Он что ни-будь сказал? – перебил меня собеседник.

– Нет. Видимо пуля повредила ему связки. Он только хрипел. Написал только, что на них напали. И дал понять, что все остальные мертвы.

– Кто напал?

– Не знаю! Он и писать-то толком не мог. Был очень плох.

– Ты сказал, – он дал понять что все мертвы. Как именно?

– Как?.. Я не помню точно. Ну, видимо кивнул на мой вопрос, или еще как...

– Ладно, дальше.

– Мы переждали бурю в вертолете. Когда все закончилось, я вылез. Пошел к лагерю. – Я снова облизал сухие губы. – Не было лагеря. Занесло песком, вместо со всеми людьми и техникой. Гиганский бархан, дюна, или как его там... На поверхности не осталось ничего, кроме песка. Я вернулся к вертолету. Там мы с Запславом и дождались спасательную партию. Нам повезло, что относительно недалеко был аэродром подскока с коротким плечом, и практически все вертолеты после того как выгрузили нас в пустыне ушли туда. Потому что они боялись, что песок повредит машинам... да... Вот они нас и эвакуировали.

– Дальше.

– Дальше – ничего. Меня экстренно перебросили в Боровск, – в главную штаб-квартиру Варягов. И допрашивали, примерно как вы, только я был в штанах и без мешка на голове... Даже члены совета пару раз присутствовали при допросах. И все.

– Все?

– Все. Я рассказал им то же что и вам, – все что знал. Запслав-рудомет умер, так и не успев рассказать, что случилось с дедом и его отрядом. Сепсис, общее заражение, как мне сказали... Место куда летал вертолет деда примерно отследили по спутнику, но ничего там не нашли. Никаких гробниц, усыпальниц и прочего. Меня продержали несколько месяцев под замком, – проводили какие-то исследования... А потом отпустили.

– Почему отпустили?

– Не знаю... Я не спрашивал, я просто был рад. Как боевой брат я был варягам не нужен, – была у меня в юности история...

– Твоя слабость к щенкам.

– Вы и это знаете... Да, это стало известным, и многие варяги считали, что я получил пропуск как бы по блату. Они относились к этому довольно чувствительно. Были конфликты... Меня пытались сбагрить куда-нибудь в тихое местечко, – как деда в свое время – но я не захотел. У меня ведь не было хобби по поиску древних богов, которое бы позволило коротать вечера в какой-нибудь дыре... Поэтому я ушел на вольные хлеба, – частные заказы, слежка, охота за ночными, и прочее. Совет дал мне звание “брат из милости”, – обычно такое дают тем, кто не может полностью отдать себя ордену... Нечто вроде почетного звания для постороннего человека.

– Это было компромиссное решение, между тем что рядовые варяги не считали тебя полноценным братом, и тем что ты хоть и криво, но прошел все три тропы?

– Это было компромиссное решение, которое никого не удовлетворило.

– М-м...

Мой собеседник замолчал, а потом спросил, как-то по-иному.

– Говоришь, что занимаешься охотой за ночными?

– Да.

– Приходилось когда-нибудь-охотится на упырей? – Спросил невидимка.

Затхлый, едва уловимый запашок пробивался ко мне даже сквозь мешок на голове. Вместе с запахом парфюма, призванным его маскировать. Это не был трупный запах – так его называли только те, кто никогда не чуял как пахнут трупы. Это был особый, специфический запах, было в нем что-то от земли, от мертвых прошлогодних листьев... Они всегда так пахли. И поэтому мне очень не хотелось отвечать на заданный вопрос.

– Только на одичалых, – буркнул я. – Тех у которых сорвало крышу.

Скрипнуло, прошелестела пара шагов. Меня схватили за голову, и – прошелестела по лицу ткань – сорвали мешок. Я зажмурился, а когда открыл глаза, передо мной было лицо. Только его лицо вплотную, – он нависал надо мной, положив руки мне на колени, и пристально глядя глаза в глаза. Бледное, узкое мрачное лицо, с прямым, чуть приплюснутым у ноздрей носом, с бледно-зелеными, водянистыми глазами, и белыми, будто мышиными волосами. Выцвевший. Они всегда выцветали, – годы – нет, столетия, со временем вымывали из них цвет. Вместе с остатками человечности.

– Это ведь ты застрелил одичалого упыря в “Пустыньках” три года назад? – Спросил нависший надо мной ночной, внешне похожий на человека.

– Он был зверь. Нападал поодиночке. Загрыз двух мужиков... И шестилетнюю девочку.

– Это был ты.

Вот и кончились игры.

– Да. Я. – ответил я, глядя ему в глаза.

– Я его знал. – Сообщил незнакомец. – Мы, были у одного мастера. Можно сказать, дружили. Его звали Игорь.

– Это месть? – Спросил я.

– Это любопытство, – ответил он улыбаясь.

– Баш на баш. – Спросил я глядя ему в глаза. – Прежде чем ты меня убьешь, – скажи откуда ты узнал про “Глубокий сон”?

– Что касается убить... – Ответил мой обретший лицо собеседник – Наверно я тебе должен спасибо сказать. Когда у таких как мы сносит крышу и зверь берет верх над рассудком – разве это жизнь? Это существование, которое нужно прервать как можно скорее. В сущности, ты сделал мою работу. Это ведь мне было поручено найти и убить Игоря. С тех пор как мы легализовались в этой области – такие эксцессы плохо влияют на репутацию. Люди должны знать, что они почетные доноры, а не стадо... А вопрос про “глубокий сон” пусть потерзает тебя любопытством.

Он резко отпрянул от меня, подошел к столу и нахал на кнопку. Дверь распахнулась немедленно. На пороге стоял бледнолицый хмырь в черной униформе.

– В камеру его! – Приказал мой визави.

Хмырь в форме кивнул, так что козырек черной кепки качнулся, махнул рукой куда-то за дверь, и рядом с ним мгновенно образовалось еще двое таких же. Они подскочили ко мне, один заблокировал мне шею дубинкой, и предупредил – не дергайся! – а два других, споро отковали руки от стула, подняли меня на ноги, и сковали руки, – теперь уж за спиной. Я не сопротивлялся, – от лекарства и долгого сидения тело растеряло ловкость, – я бы ничего не смог сделать.

– Штаны-то верните, – раз в камеру. – Подал голос я. – Хоть труселя какие...

– Двигай! – Меня схватили рукой за волосы, а второй за скованные руки, и деятельно подтолкнули к двери.

Пока меня поднимали, и пеленали, я успел осмотреть комнату. Практически пустая: коричневые стены, металлический шкафчик в углу, камера на штативе, стол да три стула – один для рассказчика и два для внимательных зрителей. Это то что было. А вот чего не было...

Не было ни дрели с крупным сверлом – чтобы щербить мои зубы.

Ни молотка, – чтобы лупцевать меня по ногам.

Ни генератора – чтобы бодрить меня в первичные половые признаки.

Вообще никаких инструментов подобного типа – в комнате не было.

Впрочем, – они были у меня в воображении, пока на голове был мешок – иногда и этого бывает достаточно. Меня взяли на понт.

– Эй! – Сказал я выворачивая голову к главному, который допрашивал меня, и раздавал приказы.

И громилы, которые толкали меня в спину приостановились. – Ты нагрел меня. Славная шутка. Только не думай, что я в обиде, что здесь нет молотка.

– Ну, – он вяло дернул щекой, в ленивой полуулыбке – ты же не думаешь, что найти молоток большая проблема?

– Не думаю... – Буркнул я.

С тем меня и вытолкали за дверь.

Я лежал на койке, закинув руки за голову, и глядел в потолок. Больше в камере без окон глядеть было некуда. Это на меня возможно любовались, – в камере была камера, уж простите за каламбур... На потолке, в углу, под защитным колпаком, способная углядеть меня в любой точке комнаты. Сама комнатка была образцом аскезы: голые ровно окрашенные серой краской стены, складная принайтованная к стене койка, раковина, да узкое очко сортира с двумя заботливо обозначенными площадками для ног, дабы сиделец не промахнулся при “бомбометании”... Бежать было некуда и никак. Разве только смыться в означенное очко через канализацию...

Бежать было невозможно, поэтому я лежал. И думал. Вопросов было море, и самое обидное, что все они не имели ответов в том месте и тех условиях, где я находился. Увы, я не был героем романа французского фантазера Дюма, и рядом не было бородатого оригинала аббата Фариа, который бы выслушал мои жалобные росказни, и покумекав, победно провозгласил, мол, – вот как на самом деле было дело, и кто виноват во всех твоих несчастиях! Мда... Приходилось мне сейчас отдуваться за двоих, – и за выдуманного гениального аббата, и за себя.

А поразмыслить мне было над чем. Всплыла история, которую я считал давно похороненной. Дед, его мечты, экспедиция... Воспоминания ушедшей юности. Все вернулось, все напомнило о себе, да как, – похищением, и тюрьмой, с неясными перспективами. И взяли меня кто? Судя по всему, ночные упыри.

Кровососы... Занятные они были создания. Наши варяжьи легенды рассказывали, что первых упырей вывел павший бог обернувшийся демоном – Вритра. Расплодившись по миру эти твари кормились, почитая людей за свое стадо. Они исчезали из вида, стоило сильному государству хорошенько взяться за них. Но всегда появлялись, как только слабела центральная власть и наступали темные века. Кто вспоминал о ночных при Риме? Их почти забыли. Но в средневековье их снова боялись все... Так это шло циклами. Власть ночных была велика, потому что от Вритры, кроме способности хлебать кровь они получили огромное долголетие. Наверно упыри захватили бы власть над людьми, но им всегда противостояла партия таких же мудрых, и такие же долголетних. “Жрецы”, – а вернее потомки жрецов, покинутых богами на земле во время великого исхода. Эти уцелевшие остатки почетной касты, сбившиеся в кланы, веками держали власть и строили свои феоды, герцогства, государства. К началу нового времени они опять почти повывели ночных, заставили тех забиться в глубокие норы конспирации.

Но кому-то в военных лабораториях накануне войны пришла в голову богатая идея – использовать генетический материал найденный в гробницах ночных, для производства новых образцов биологического оружия. Были среди них и упыри. Выведенные твари были лишь слабым подобием истинных детей Вритры. Они были слабее, медлительнее, и срок их жизни был не намногим больше обычного человеческого. Но они были неплохими солдатами. А главное, в отличие от истинных упырей они умели гораздо быстрее размножаться. И после войны расколовший старый мир, их оказалось слишком много. Никто не знал, что с ними делать.

В некоторых местах – остатки былой толерантности, “вампиры тоже люди”, – им попробовали дать равные с людьми права, выделить регулярный донорский паек крови, интегрировать так сказать, в поствоенное общество. В основном такие эксперименты закончились плохо. Их ведь выводили на основе ночных – существ созданных демоном для убийства... Были бунты, и резня, и геноцид, и опустевшие города – будто их и так мало опустело в войну... Среди варягов, на уровня рядовых людей, к упырям всегда относились только одним образом, – как к вместилищу для наших пуль и клинков. Это было наше, личное, заповеданное всеотцом-Индрой. Наверху конечно было сложнее – политика заставляет целоваться джентльменов с людоедами.

Но все же, мир стал слишком велик, а люди в нем слишком слабы. Как всегда в смутные годы, всплыли на свет те – истинные Ночные. Всплыли, легализовались, а заодно пригрели рядом с собой своих ущербных генетических потомков, которые бежали от людского геноцида. Уязвимость упырей всегда была в том, что они никогда не могли создать свое, многочисленное общество. Им всегда была нужна база для кормления. И вашем новом дивном мире они получили возможность создать себе такую базу, и даже не прятаться. Новые феодализм дал богатство вариантов для устройства общества. И если кое-где феодал и его ближайшие “вассалы” имел привычку есть на обед не фуа-гра, а литр крови... разве это особо беспокоило живущих в его феоде обывателей? Это вовсе не походило на идиотские фильмы ужасов довоенного времени, где граф Дракула под сенью ночи лез через печную трубу в деревенский дом, дабы до смерти засосать какого-нибудь сельского бедолагу. Люди просто сдавали кровь в донорские пункты. Ну пьет их господин, или директор корпорации немного крови. Ну да, он упырь. Что с того? Никто же не умирает, все живы-здоровы. А был бы этот директор человеком – так все равно бы сосал бы из людей кровь, и жизненные силы, – пусть и в несколько другом смысле. Директор крупной корпорации при капитализме всегда упырь...

Это был достаточно динамичный и хрупкий баланс кланов. С одной стороны – каста брошенных богами жрецов, (безбожных, потому что их покинули боги, и власть стал их самоцелью). С другой упыри. Две разных ветви людской эволюции. Естественные конкуренты. Все это варево интересов булькало и варилось во всем мире. И Питер, как свободная экономическая зона не был исключением. Ну и другие центры сил, вроде тех же Варягов – которые сейчас тоже подмяли под себя некоторые территории, и из простой ЧВК пытались стать чем-то вроде анклавного орденского государства...

Тот, кто допрашивал меня, был стопроцентным чистокровным старшим упырем, не из выведенных для войны дешевок. А значит, по определению, – большим начальником. Из тех, долгоживущих тварей, каждый из которых, отделяя себя от скоротечности человеческой жизни, гордо именовал себя старым греческим словцом “Афтартос” – Нетленный.

Сегодня мне довелось пообщаться с настоящим Нетленным. Шутником без молотка...

Но главный вопрос был, – откуда они узнали? Кто и зачем слил им информацию по той давней истории с попытками поиска гробницы? Упырь ведь и правда знал все, что я ему рассказал. И даже в подробности особо не вникал. И не вколотил в меня психоторпов, чтобы уточнить, не умолчал ли я о чем. А почему? А потому... а потому что он допрашивал меня не для получения информации. Только для подтверждения из другого источника, того, что ему уже и так было известно с максимальным количеством подробностей. Кто-то слил ему весь давний расклад. Кто-то, кто обладал знаниями только на уровне Совета Варягов. В Совете “протекло”. На самом высшем эшелоне. Кто именно из совета или его ближней администрации информировал упырей, мне было отсюда не вычислить. Но существование такого агента было угрозой самому существованию варягов. Мне нужно как можно скорее предупредить совет. Если я выберусь, конечно...

А Автартов эта давняя история заинтересовала крепко. Взяли меня профессионально, но главное – нагло. Пусть я жил и не в новой части города за стеной. Но все же мой дом находился на территории Питера, в юрисдикции свободной экономической зоны. Там поддерживался определенные порядок, и осуществляла патрулирование городская полиция. Афтарты на все это наплевали, когда засунули меня в багажник. Сейчас, судя по тем коридорам, – фрагментам помещения по которому меня провели от комнаты допросов до камеры, я находился на крупном объекте, с большим персоналом, принадлежащим дому... Есть разница, когда тебя допрашивают анонимы в масках на конспиративной квартире. И когда тебя допрашивают у себя дома, не скрывая лиц и принадлежности. Значит, – уверены в себе и не боятся огласки. Возможно, потому что уверены – разглашать-то уже будет некому... Ой невесёлый расклад. Рвать отсюда надо. Но как? Как?

Что-то лязгнуло. Я поднял голову и увидел, как на двери отодвинулась металлическая задвижка. А потом в комнату что-то влетело, и с легким пружинистым стуком покатилось по полу. Задвижка с лязгом захлопнулась. Наступила тишина. На щербатом, в потеках краски полу, лежало оголовье ажурной гарнитуры, с камерой, наушником, ларингофоном, и наглазником – через который лазер подавал картинку прямо на сетчатку глаза. Слишком утилитарно для гражданских. Такие обычно использовали военизированные подразделения. Все в одном, – компьютер и средство связи... Во имя богов, что все это значит?

Я мягко поднялся, посмотрел на колпак камеры в углу, и присев подхватил с пола гарнитуру. Одел её на свой короткий ежик волос, воткнул в ухо пуговку наушника. Наушник тут же завибрировал сигналом входящего вызова. Кто-то хотел со мной поболтать...

– Весь внимание, – процедил я, нажимая кнопку.

– Следуй моим указаниям, и я выведу тебя отсюда. – Сказал измененный, явно отфильтрованный компьютером голос. – Через две минуты обход пройдет мимо твоей камеры, и пойдет вглубь крыла. Через три минуты я открою дверь. Приготовься.

– Спасибо, добрый человек, – с чувством поблагодарил я. – А скажи, кто ты такой, и на хрена тебе сдалось мне помогать?

– Будь моя воля я бы тебя удавил. – отозвался в наушнике голос, и даже компьютерный фильтр не смог скрыть его раздражения. – А приходится тебя, навозника, вытаскивать... Нет времени расклады объяснять. Одно скажу, тебя взяли не для того чтобы живым выпустить, – должен понимать. Я сейчас твой единственный шанс. Я могу провести тебя сквозь всю здешнюю систему охраны.

– Ты, значит, местный?

– Хватит, нет времени на вопросы. Говори, – пойдешь? Или останешься здесь и сдохнешь?

– Пойду, милок, пойду. – Прокряхтел я. – Куда ж я денусь...

– Тогда жди.

Ждать мне пришлось недолгого. Через некоторое время лязгнул в двери электрозавод.

– Давай, двигай. – Прошипел голос в наушнике. – Открывай дверь и направо.

Я аккуратно открыл тяжелую, негромко скрипнувшую дверь. Коридор был залит голубоватым светом потолочных ламп. Никого...

– Направо, – поторопил голос. – Я слежу за тобой по камерам, если что, об опасности предупрежу.

Я двинулся направо, мимо ряда таких же тяжелых дверей, как и та, из которой я вышел.

– Налево за угол, вторая дверь налево, – руководил голос.

– Как скажешь, клубочек путеводный...

За второй налево оказалась лестница наверх.

– Ты сейчас в подвальном этаже, – загунил наушник. – Поднимайся на третий.

– Шесть пролетов?

– Да. На лестнице камер нет, так что осторожнее. Опасайся курильщиков.

Я бесшумно потек вверх по лестнице. Благо похоронные тапочки на ногах почти не создавали шума.

– Поднялся.

– Выходи в коридор. Там никого.

Выглянул. И правда, – никого... На этом этаже был уже совсем другой декор. Офисная симпатичная дешевка: светленько, с аккуратненькими рядами дверей под дерево справа и слева.

– Направо и до поворота, – сказал голос.