Текст книги "Интеллидженсер"

Автор книги: Лесли Силберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– О черт! – прошептал Медина и прочел прозрачные буквы вслух: – «Анатомия Тайн» Томас… как это? Филип… Фел…

– Фелиппес, – докончила Кейт ошеломленно. – Две последние буквы – повернутое наоборот «e», как и «s» с петлей? Типично для елизаветинских почерков.

Она закрыла страницу, ее глаза округлились от изумления.

– Вы знаете, кто такой Фелиппес?

Медина покачал головой.

– Вероятно, вы слышали про Фрэнсиса Уолсингема, легендарного шпионских дел мастера королевы Елизаветы? Он считается организатором первой официальной английской секретной службы, а Фелиппес был его правой рукой, руководителем его секретных операций по прозвищу Разгадчик за его умение расшифровывать коды. Теперь Фелиппеса помнят главным образом из-за роли, которую он сыграл, помогая Уолсингему поймать в ловушку Марию Стюарт, шотландскую королеву.

– Его имя выглядит французским.

– Да. Крестили его Филлипсом. Но он сменил имя, возможно, из гонора, – быстро объяснила Кейт.

Затем она указала на подобия иероглифов.

– Знаки, написанные чернилами, назывались в Средневековье «нуллити» – пустышки. Маскировка, бессмысленные символы, долженствовавшие сбить вас с толку. В ту эпоху коды и шифры играли решающую роль в тайной переписке, как и запись информации лимонным соком, молоком, луком… любой органической жидкостью. Непосвященный, проглядевший бумаги Фелиппеса, наталкивался на такой лист и в недоумении махал рукой. Но поднеси он его к свечке…

Кейт обратилась ко второй странице и посветила на нее фонариком. На этот раз, однако, прозрачные буквы не возникли. Она внимательнее пригляделась к странице. Она оказалась чуть меньше предыдущей, с более темной желтизной по краям и со следами сгибов, словно в свое время ее сложили вчетверо. И почерк выглядел иначе. Сосредоточившись на знаках, она увидела, что они были проще, чем нуллити – маскировочные символы, написанные чернилами на титульной странице. Один походил на головастика, другие – на планету Сатурн в кольце, на цифру «3» с лишним изгибом, а еще один напоминал восьмерку, увенчанную спиралькой поросячьего хвостика.

– А может быть… – Голос Кейт замер, и она осмотрела следующие несколько страниц. Они также выглядели неряшливее первой, с более простыми знаками, с разными почерками и без лимонной тайнописи.

Осмотрев пятую страницу, она кивнула.

– Да, я практически не сомневаюсь, что все это подлинные елизаветинские шифры. Некоторые значки мне знакомы. Вот этот, – она указала на «о» с торчащим из него крестом – я встречала, и он обозначал Францию. А вот этот – Испанию, – продолжала она, указывая на цифру «4», снизу подчеркнутую. – А вот эта вертикальная стрелка означает Англию.

Подняв глаза, Кейт заметила, что две девочки-подростка щурятся на нее поверх своих чашек, а пожилая дама за соседним столиком следит за ней, надкусывая булочку. С большой неохотой она закрыла манускрипт и сказала, понизив голос:

– Похоже, что это сборник сообщений секретных агентов шестнадцатого века.

– Странно, что мой преподаватель…

– Шпионаж – это довольно редкая и непрестижная академическая специальность.

– Хм-м. Но пусть даже так, я все равно не понимаю, почему кто-то хотел украсть именно его, хотя многие вещи в моем доме должны стоить много больше. На столе в холле лежали ключи от моей машины… рядом с брильянтовыми запонками. Вор к ним не прикоснулся. Бред какой-то.

Если только… Стараясь сохранять хладнокровие, Кейт перевела дух.

– Но это, вполне возможно, не простые разведывательные донесения. После смерти Уолсингема в 1590 году его секретный архив исчез, и елизаветинцы, как и ученые теперь, подозревали и подозревают в этом Фелиппеса. Архив, безусловно, имел огромную ценность. Сеть соглядатаев Уолсингема могла дать сто очков вперед подручным Д. Эдгара Гувера. Секреты, скандалы, что-либо чем-то подозрительное – что ни назовите, они это вынюхивали. На протяжении десятков лет. И соль в том, что архив так найден и не был. Быть может…

– Погодите. Вы не поясните? Почему такой ажиотаж со шпионажем именно тогда?

– Как у вас обстоят дела с английской историей?

– Хреновато, – признался Медина. – Наполовину я действительно англичанин, но рос в Испании… и никогда книгочеем не был.

– Ну, протестантскому правительству Елизаветы Первой со всех сторон угрожали католики, как извне, так тем более изнутри. Заговоры католиков зрели все время, обычно включая и местных, и заграничных игроков. Особенно испанских. И еще Папа – он издал буллу, приказывавшую его пастве принимать все меры, чтобы избавиться от Елизаветы.

– Следовательно, находилось очень много людей, пытавшихся ее убить.

– Вот именно. И к восьмидесятым годам шестнадцатого века Уолсингем наконец убедил ее в необходимости расходовать деньги на шпионаж. И вот впервые в английской истории королевское казначейство начало оплачивать счета разведки, и Уолсингем обрел возможность расширить свои операции. Опираясь на Фелиппеса, он создал широкую сеть соглядатаев и шпионов – или интеллидженсеров, как их тогда называли. Иногда его люди использовали для вербовки угрозы и запугивания, но чаще достаточно было обещать денежное вознаграждение. В результате Уолсингем получил возможность вычесывать предателей и изменников таким частым гребнем и с такой полнотой, что Джо Маккарти позеленел бы от зависти. Его люди наскребали столько грязи на кого угодно, что в любое время располагали возможностью пригрозить почти всякому, что погребут его под ней с головой.

– На редкость заманчивая обстановка, – заметил Медина сухо.

– Согласна. Когда речь заходит о елизаветинской Англии, людям обычно вспоминаются Шекспир и королевские празднества. Но блеск маскировал страшное полицейское государство. Никакого понятия о принципе невиновности, пока вина не доказана. Если речь шла о безопасности королевы, достаточно было подозрений. А потому утверждения доносчика – разоблачителя тайн и грехов – могли отправить вас в застенок вот так… – закончила Кейт, щелкнув пальцами.

– Вы сказали, что архив Уолсингема после его смерти исчез?

Кейт кивнула.

– Более чем на четыреста лет.

– И вы думаете…

Я думаю, этот манускрипт может содержать доказательства, что архив забрал Фелиппес. Что он просеял десятилетиями накапливавшуюся писанину, отобрал наиболее сочные доносы, переплел их, и пожалуйста – «Анатомия Тайн». Сборник информации, столь же опасной для елизаветинской аристократии, как гуверовские папки для политиков США. В качестве исторического памятника «Анатомия» могла и не быть самой большой ценностью в вашем доме, но мне представляется, что вора ее продажная цена не интересовала.

– Не понимаю?

– Ну, любой специалист по Возрождению был бы рад заполучить ваш манускрипт. Опубликуйте сенсационную монографию и прославьтесь. Однако в большинстве своем кабинетные ученые отличаются мягкими манерами и не склонны к взломам или к использованию профессионалов…

Кейт на несколько секунд уставилась в пространство.

– Может быть, что-нибудь в нем остается опасным для кого-то и теперь. Ну, например, доказательство, что предок какого-нибудь нынешнего герцога был незаконнорожденным, и потомок потеряет фамильное поместье, если это обстоятельство выплывет наружу.

– Да, это уже кое-что и более того.

– Еще бы! А поскольку о вашей находке мало кому известно, будет несложно…

Тут официант поставил на столик трехъярусный серебряный поднос, нагруженный фигурной сдобой и треугольничками канапе, а также заварочные чайнички и чашки.

Кейт поблагодарила его и снова обернулась к Медине.

– Вы не могли бы рассказать мне поподробнее о вчерашнем взломе?

– Было начало вечера, – сказал он, протягивая руку за лебедем с кремовой начинкой. – Полиция полагает, что он проник в дом через заднее окно. Я оставил некоторые открытыми… в моем новом доме в Белгрейвии.

Кейт прекрасно знала его квартал – как-то неделю вела там наблюдения. На расстоянии броска камня от Букингемского дворца, район этот застраивался богатыми для богатых в начале XIX века. И остался приютом ультрафешенебельности, где происходило смешение старых и новых денег.

– Вы переехали туда недавно? – спросила она, наливая себе чаю.

Пережевывая лебедя, Медина кивнул.

– До установления новой сигнализации, когда я уезжаю, я вызываю охранника. Он позвонил в полицию, едва услышал шум. Они не слишком поторопились, но это значения не имело: вскрыв мой сейф, вор расположился отдохнуть. Вы не поверите – налил себе коньяку.

– Но причина его смерти?

– Он был вооружен. Когда мой охранник открыл дверь и увидел нацеленный в него пистолет, он выстрелил. Разумеется, целился в плечо, но под таким углом…

– Полиция его опознала?

– Пока еще нет.

– Отпечатки его пальцев проверены?

– Сегодня утром. В картотеках не значатся. – Медина повернулся к кейсу и достал пачку полароидных снимков. – Фотографии места преступления, если вам…

Кейт взяла их. На первом снимке вор поник в кресле, голова склонилась к плечу, лицо укрыто за кровью и тенями.

– Хороший костюм. На заказ. Как будто английский. Возможно, зацепка.

– Отличная идея.

Продолжая перебирать фотографии, Кейт поразилась:

– Ваш сейф… ого! Этот тип был специалистом. Он его вскрыл за пару минут?

– Если не быстрее.

Заметив, что паркет справа от сейфа Медины практически не обуглился, она добавила:

– Он, очевидно, воспользовался направленным зарядом. Раздобыть даже один такой очень непросто.

– Один какой?

– Пластиковая взрывчатка в металлической оболочке. Похоже, он использовал ее, чтобы расплавить болты, закрепляющие дверцу. Помните «Пан-Амэрикен», рейс сто три? ЦРУ удалось выследить взорвавших его ливийцев по столь же редкому новейшему устройству – бомбовому таймеру. Какой-то швейцарский эксперт изготовил их всего двенадцать. Угу, установить его личность будет не так уж сложно.

– Но мотив? Детектива это как будто не слишком заинтересовало. Собственно говоря, он на меня немножко рассердился.

– Думается, мотив я сумею найти тут, – сказала Кейт, кивнув на «Анатомию Тайн». – Дело в том, как ни неприятно мне об этом говорить, но подобный манускрипт – шестнадцатого века, заведомо единственный, – должен находиться в музее, где ему обеспечат необходимую температуру, влажность, освещение… И возможно, в Британии существует закон, требующий передачи подобных находок соответствующему культурному центру. Я не совсем поняла, как вы намерены…

– Хотя я предпочел бы не оскорблять вас как представительницу науки, – перебил Медина, – я тем не менее надеялся, что вы согласитесь, чтобы бюрократы подождали несколько дней. У меня наверху есть герметический ящик, и поскольку он пролежал там в сохранности четыреста лет…

– Продано! – сказала Кейт, засмеявшись. – Если я сканирую все страницы за вечер, а затем загерметизирую манускрипт, моя совесть как-нибудь выдержит. Но скажите, почему вы… э…

– Принимаю к сердцу?

– Угу. То, что вы говорили о ваших интересах…

– Ничего более волнующего мне уже давно не выпадало. Впрочем, требуется не так уж много, чтобы превзойти игры с цифрами. – Он помолчал, а затем продолжил, улыбнувшись своей кривой улыбкой: – К тому же кто устоит против шанса поиграть в сыщика-любителя в паре с такой сногсшибательной девушкой, как вы?

К восторгу Медины Кейт пожала плечами, вскинув ладони. Мысленно она, однако, возвела глаза к небу. Для своего описания она никогда бы не употребила определение «сногсшибательная». По мнению Кейт, ее внешность была в меру красивой, чтобы иногда оказываться полезной, но не настолько, чтобы стать помехой. Если требовалось, она легко становилась незаметной в толпе.

Но пора была вернуться к делу, и она вытащила из сумки блокнот.

– Ваш бывший преподаватель, доктор Эндрю Резерфорд, мне надо позвонить ему. – Она взглянула на свои часы. В Англии было начало одиннадцатого. – Прямо с утра будет в самый раз, я думаю. Мне хотелось бы узнать, кому он показывал манускрипт. Начать список тех, кому известно о вашем открытии. Вы не могли бы дать мне его номер? И могу я взять их? – спросила она, собирая снимки.

– Да и да. – Записывая номер со своего мобильника, он добавил: – Знаете, вы произвели на меня большое впечатление еще прежде, чем мы встретились. Ну а теперь оно стало еще сильнее. Я вижу, как вы талантливы. Однако есть одно «но», и очень серьезное.

– А именно?

– Я не могу не спросить себя, следует ли мне вам доверять. Посмотрим правде в глаза. Тип коварных шпионок ведь очень опасен. То есть стоит мне вспомнить кое-кого из ваших более знаменитых предшественниц – Далила, Мата Хари…

Кейт взяла свою ложку и поднесла ее к губам, как микрофон:

– Себе на заметку. Клиент хорошо информирован в истории шлюх, ведущих двойную игру. Незамедлительно и ошибочно принял меня за таковую.

Медина поднял чашку и сказал с веселой усмешкой в глазах:

– Пью в надежде, что ваша судьба будет менее мрачной.

Далила, помнила Кейт, была заживо раздавлена обрушившейся кровлей храма, но Мата Хари? Ах да! Расстрельный взвод.

Откинувшись на спинку кресла, Кейт скрестила руки на груди.

– И это говорит человек, утверждающий, что в истории он слабоват.

– Ну, моих шлюх я знаю.

– Сидро, я в этом не сомневаюсь.

Направляясь по Пятой авеню к станции надземки, чтобы навестить лавку знакомой букинистки, специализирующейся на раритетах, Кейт тщетно пыталась согнать с лица упрямую улыбку. Едва она попрощалась с Мединой, как улыбка эта будто обрела собственную жизнь.

Если ее теория верна, Томас Фелиппес – она чувствовала, что почти знакома с ним лично, – действительно переплел под одной крышкой все восхитительные тайны Уолсингема. И они могли быть погребены со времен Возрождения, взволнованно подумала она. Фелиппес жил вблизи Лиденхоллского рынка, в том квартале Сити, где реставрируется новый офис Медины. Потайные комнаты в те времена само собой разумелись. Некоторые, известные под названием «поповская нора», сооружались, чтобы прятать объявленных вне закона людей в черных сутанах, без которых богатые католики никак не могли обойтись. Когда Великий пожар 1666 года испепелил большую часть Лондона, тайник Фелиппеса вполне мог остаться погребенным под пеплом и обломками до наших дней.

Кейт крепче ухватила свою сумку. Она ощущала себя примерно так же, как фанатичный любитель и знаток заговоров, который нашел бы дневник Ли Харви Освальда. Зашифрованные страницы могли хранить ключи к десяткам тайн. Действительно ли первый фаворит Елизаветы сбросил свою жену с лестницы? Действительно ли у нее было такое множество любовников, как все считали? Была ли Мария Стюарт, шотландская королева, причастна к убийству своего первого мужа и к организации покушений на Елизавету? А как насчет доказательства, что Шекспир действительно сочинил пьесы, ему приписываемые?

В дни аспирантуры Кейт и в голову не приходило, что ей доведется расшифровывать такую находку, как «Анатомия Тайн» Фелиппеса, да и что вообще нечто подобное может быть найдено. И уж конечно, она никак не ожидала, что ее любовь к истории и литературе Возрождения сыграет роль в ее карьере. Большего восторга она просто не могла бы испытывать. Так почему неясная тревога убила ее радужное настроение?

От резкого толчка ее правое плечо выдвинулось вперед. Сжав сумку обеими руками, она посмотрела, кто это так спешит, и успокоилась. Типичная торопящаяся блондинка центрального Нью-Йорка: безупречный педикюр, написанное на лице упоение собственной значимостью, какое не способна подделать никакая актриса, и злобные мысли, столь же предсказуемые, как корни ее волос. Секунду спустя стремительные шаги блондинки сменились нетерпеливым шарканьем – она оказалась перед барьером из двух сгорбленных старушек, которые под руку двигались с черепашьей быстротой. Кейт слышала приглушенную ругань блондинки с легкой улыбкой. Несомненно, она принадлежала к тем жителям Нью-Йорка, которые причисляют медленную походку в часы пик к смертным грехам.

Но сердце Кейт все еще колотилось, и не из-за мыслей о манускрипте. Она остановилась поговорить с Блейком, молодым красавцем-охранником у дверей Гарри Уинстона. Против обыкновения его не окружали млеющие туристки. Он был один.

– Видишь кого-нибудь, о ком мне следует знать?

Он несколько секунд пошарил глазами через ее плечо, затем ответил:

– М-м-м. Пожилой, волосы с заметной проседью – то, что от них осталось, – мнется у автомата с газетами. Ну и тип, который прошел мимо, оглядел тебя с головы до ног, как и его подружка, но не думаю, что это что-нибудь означает. Пара-тройка людей сейчас завернули в магазины.

Сама Кейт никого не видела, но чувствовала, что за ней следят. Ее обучили определять следящих, но очень часто, если они знали свое дело, она только ощущала их взгляды.

Делая вид, будто ее заинтересовала витрина Уинстона, она дослушала Блейка.

– Ставлю на Проседь. Хочешь пройти насквозь?

В одном из складских помещений Гарри Уинстона был скрытый выход в лабиринт заброшенных строительных туннелей. Во время предыдущего расследования Кейт и ее партнер докопались до хитро скрытой системы растрат, изобретенной одним из служащих Уинстона, и благодарный владелец лавки пригласил ее пользоваться туннелями всякий раз, когда понадобится. Для нее это был своего рода театральный люк в центре города.

– Спасибо, но не сегодня. Хотелось бы узнать, что ему нужно.

– Ты что-то сияешь. Познакомилась с кем-то новым?

– Не-а. Просто клиент. Хорош собой, но не моего романа – скучающий богатей с выражением «я знаю, меня все хотят» в глазах.

– Выражение, перед которым не устоять, – вздохнул Блейк. – Так он играет за вашу команду?

– По-моему, я видела в его шкафчике нашу майку, но буду держать тебя в курсе.

Продолжая идти на юг, Кейт иногда останавливалась, чтобы преследователь не потерял ее из вида. Подняв взгляд к освещенным деревьям на винтовых ярусах Трамп-Тауэр, она прикинула, не параноичны ли ее опасения, и только. Ну, есть легкий способ разобраться. К остановке рядом с ней как раз подошел бело-голубой манхэттенский автобус. Кейт шагнула вперед, словно намереваясь сесть в него, и бросила молниеносный взгляд через плечо. Мужчина, которого описал Блейк, махал такси.

Так, значит, он шел за ней. Хм-м. Кейт взглянула на часы и пошла дальше, будто передумав. Через пару перекрестков она свернула в «Банановую республику» в Рокфеллеровском центре. Задержав взгляд на отражении в витрине, она убедилась, что ее преследователь находится именно там, где ей требовалось.

В примерочной кабине Кейт сняла костюм, скатала его и уложила в сумку, затем достала парик и мини-юбку. Она редко выходила из дома, не захватив аксессуаров для незатейливого переодевания. Волосы парика были ей по подбородок, светлые и прямые. В этом парике ее как-то не узнал родной отец. Она убрала под него собственные волосы, затем натянула скудную юбочку – совсем не похожую на чинную, ниже колен, юбку костюма.

Заменив темную помаду бледно-розовой, Кейт подошла к покупателю, отошедшему от кассы, и обещала ему двадцатку, если он проводит ее наружу. Он обнимал ее за плечи, когда они вышли из магазина и смешались с толпой прохожих. От денег он отказался.

Мужчина с проседью в волосах и первыми симптомами пивного брюха наблюдал за входом в «Банановую республику» с противоположного тротуара, частично укрытый туристами, скапливающимися перед собором Св. Патрика. Если эта девчонка хоть немного похожа на мою жену, она раньше чем через час оттуда не выйдет. Он взглянул на свои часы. Прошло всего двадцать минут. Тем не менее ему следует подготовиться. Прекрасное место, чтобы изменить позицию, толпы тут особенно густы.

Не сводя глаз с магазина готовой одежды, он сунул руку в карман за бритвой и впал в панику. Бритва исчезла, как и бумажник. Он провел в Нью-Йорке двадцать пять лет – пятнадцать полицейским, десять частным детективом. Изловил сотни воров, но самого его ни разу прежде не обворовывали. Черт!

Кто-то потрогал его за плечо.

– Простите, сэр, – произнес робкий голосок, – вы не скажете мне, где… где…

Что это за акцент? Итальянский? Он обернулся. А! Смазливая туристочка, заплутавшаяся в городе, – в руках план Нью-Йорка, на лице молящее выражение. Да, он мог бы ей кое-что показать. Но он на работе.

– Извините, мисс. Ничем не могу помочь.

– Неужели? А по-моему, можете.

Он растерянно попятился. Ее лицо внезапно стало жестким, слова требовательными и властными. Акцент исчез. Она протянула ему его исчезнувший бумажник. Он испуганно закусил губу. Несмотря на новые волосы, одежду и макияж, он ее узнал – его объект.

– Билл Мазур, – сказала Кейт, пятью минутами раньше заглянувшая в его водительские права. – Выгнаны со службы за излишнее якшание с местными наркодилерами. (Прежде чем подойти к нему, она сообщила его фамилию в свое агентство и получила необходимые сведения.) Кто тебя нанял?

Он повернулся и махнул такси, но Кейт шагнула вперед и, схватив его за локоть, заломила ему руку и обернула к себе.

– Ты мне не ответил.

Мазур злобно пытался высвободиться из ее хватки.

– О! Чуть не забыла, – сказала Кейт с притворной искренностью, всовывая его бритву в дряблую руку, запястье которой жестко сжимала. – Мужчины вроде тебя без таких штучек ни на что не способны.

Что-то вроде смущения скользнуло по его лицу, когда бритва упала на землю, – Кейт парализовала нерв в запястье, и пальцы его не слушались.

– Ответь на мой вопрос, и твои приятели в полиции никогда не узнают, что с тобой сладила девчонка вдвое тебя моложе.

Резким движением Мазур вырвал руку и злобно попятился.

– Стерва, я понятия не имею, кто ты такая и о чем ты болтаешь…

Но у Кейт в рукаве прятался козырной туз – еще одно сведение, полученное минуту назад по мобильнику.

– Что поделывает твой сынишка у себя дома на Кэррол-стрит? Если хочешь, я могу отправить кого-нибудь посмотреть, как он там и что.

Понятия не имея, что она никогда бы не причинила вред ребенку, Мазур капитулировал.

– Я не знаю, кто он. Мужик мне своего имени не сказал, просто пару часов назад прислал по электронной почте поручение. Назвал башли за твою сумку, которую я должен был забрать. Уплатил заранее наличными. Когда я выходил из своей конторы, перед моей дверью лежал конверт без надписи.

– А он назвал что-нибудь конкретное?

– Что-то там про книжку.

– Его электронный адрес? – спросила Кейт, протягивая Мазуру свой блокнот и ручку.

Он подчинился, затем снова повернулся в поисках такси.

– Я дам тебе знать, если у меня будут еще вопросы, – сказала Кейт его затылку.

Затем, прочитав то, что он написал, она пробормотала.

– Тип называет себя Нефритовым Драконом?

Открыв мобильник, Кейт позвонила Медине сообщить ему, что кто-то продолжает охотиться за его манускриптом, что покойный вор скорее всего был нанят. Она, кроме того, посоветовала ему быть осторожнее и предложила ему охранника. Предосторожность скорее всего лишняя, но тем не менее желательная.

Кейт все еще считала, что ее новое дело относительно малорискованное. Да, были две попытки кражи, но реальной опасности существовать попросту не могло: убивать из-за каких-то давних-предавних сплетен и предательств?

Пройдет два дня, прежде чем ей придется признать, что ее вывод был ошибочным.

ОКСФОРД АНГЛИЯ – 11 ЧАСОВ 02 МИНУТЫ ВЕЧЕРА

С рюкзаком через плечо Вера Картрейс вышла из почти пустой библиотеки колледжа Крайст-Чёрч. Библиотека закрывалась, и, как обычно, она оказалась в числе последних читателей. Вера прислонилась к массивной коринфской колонне портика, на секунду зажмурила усталые глаза, подставила лицо теплому вечернему ветерку…

И ахнула от испуга.

Мимо нее промчались двое ребят с непонятными розовыми предметами в руках, пересекли, поднимая облака пыли, квадрат двора Пекуотер. Глядя, как они выписывают кренделя и спотыкаются, Вера безошибочно предположила, что они-то не корпели над книгами весь долгий утомительный вечер. Ребята нырнули в проход Киллканон, и Вера, направлявшаяся туда же, услышала пьяные выкрики, эхом отдающиеся от стен прохода:

– Давайте же, идиоты! Займите свои места!

– Господи, – пробормотала она, – который сейчас час?

Выйдя из прохода, Вера оказалась на дворе Том и застыла на месте, щурясь на открывшееся ей фантастическое зрелище. Студенты стояли парами лицом друг к другу, сплетя поднятые руки и образуя живые арки, под которыми проскакивали, кувыркаясь, другие студенты в коричневом, получив предварительно шлепок по заду… Это еще что? Вера надела очки. Пластмассовые фламинго?

И тут Вера поняла, что перед ней разыгрывается эпизод из «Алисы в Стране Чудес» Партия королевы в крокет. В сказке, однако, мячами служили ежи, молотками – живые фламинго, а играли Королева Червей и ее свита. Так где же она, недоумевала Вера. Где Королева? Ответ она нашла незамедлительно. Толстый блондин с большим сердцем, намалеванным на голой груди алой губной помадой, принялся подпрыгивать, вопя: «Голову долой! Голову долой!», и провинившийся покорно запрокинул голову, давая возможность другому игроку влить ему что-то в рот из пластиковой чашки.

Вспомнив, что Льюис Кэрролл преподавал математику в Крайст-Чёрч, Вера решила, что это – дань уважения. Ну, по их мнению, во всяком случае.

Это был первый год Веры в Оксфорде, но она незамедлительно заключила, что студенты тут особенно находчивы в изобретении словно бы очень достойных предлогов для того, чтобы напиться до помрачения ума и выкамаривать как идиоты. Она заметила, что пара ежей лапается в дальнем уголке, а другая как раз в эту секунду налетела на воротца, те зашатались, и сразу образовалась куча из барахтающихся рук и ног.

Тут к ней подошел Король – долговязый тощий парень по имени Уилл, увенчанный бумажной короной.

Вера затрепетала: весь семестр она сходила по нему с ума.

– Хочешь поиграть? – спросил он. – Мне нужен шар. – Махнув в сторону парня в коричневом, бегущего за девушкой в белом купальнике, он добавил: – Мой еж примерился трахнуть Белого Кролика.

Вера указала на освещенное окно над каменной аркой по ту сторону двора.

– Собственно, раз он дома, я собиралась поговорить…

– С доктором Резерфордом. Я мог бы и сам понять. – Уилл закатил глаза. – Ну, знаешь, одна работа без развлечений…

– Я все еще не нашла за что зацепиться с моим эссе, – объяснила Вера, – но в субботу почему бы и…

– Привет, Уилл, – перебила ее участница представления. Черное спортивное трико, усы, нарисованные на щеках, и бархатные уши на головной повязке. – Есть настроение изменить Королеве нынче ночью?

Вера пыталась не насупиться. Изабель Конрод была сногсшибательна, с грудями, рвущимися в завтрашний день, и стоило кому-то тебе понравиться, как Изабель его уводила или, точнее, отвлекала ровно настолько, чтобы он утратил интерес к тебе. Почему-то Изабель требовалось, чтобы студенты Крайст-Чёрч все до единого облизывались на нее.

Пропустив вопрос Изабель мимо ушей, Уилл обернулся к Вере.

– «Мне не нравится, как оно выглядит… однако оно может поцеловать мне руку, если хочет».

Вера засмеялась. Строчка из «Алисы в Стране Чудес», одна из ее любимых. Затем ее улыбка угасла. В сказке Чеширский Кот отклонил приглашение Короля, но этот ухватил королевскую руку, повалил Короля на землю и – к его восторгу – уселся на него.

Вздохнув, Вера пошла дальше к кабинету своего руководителя. Ей хотелось на этой неделе написать эссе, которое действительно произвело бы на него впечатление. А то и заинтриговало бы его, хотя бы чуточку. Он столькому ее научил! Иногда она просто задыхалась от благодарности. Она надеялась, что он пригласит ее войти, и может быть, как в прошлый раз, они поболтают за портвейном, прихлебывая вино до поздней ночи из его двух черных щербатых кубков.

Поднимаясь по винтовой лестнице на третий этаж, Вера услышала выкрики во дворе.

– Вино выхлебано? О дьявол! Ли, Конрад, сомкнуться в авангарде. Штурмуем паб! Отряд, вперед марш!

Крики и смех игроков в крокет уже замерли, когда она подошла к двери своего руководителя. И тихо постучала. Никакого отклика. Наверное, говорит по телефону.

Она было повернулась, но тут ее нос сморщился. Какой странный запах!

– Доктор Резерфорд! – робко позвала она. – Доктор Резерфорд!

И опять никакого отклика. Но он не стал бы игнорировать ее так грубо, это Вера знала твердо, – как бы сосредоточенно ни работал над своей новой книгой. Он же такой добрый! Или он уже ушел домой? Может быть… но он же никогда не забывает погасить за собой свет.

Дверь была отперта. Осторожно войдя в комнату, она повернулась в сторону его стола. На несколько секунд у нее помутилось в глазах, все перед ней затянула серость, будто испарения сухого льда – такие, которые колышутся на сцене в постановках «Макбета». В растерянности она встряхнула головой и заморгала.

В конце концов в глазах у нее прояснилось. И вновь она увидела доктора Резерфорда, поникшего над письменным столом. На затылке его густые седые волосы какое-то бурое вещество слепило в колтуны, и то же вещество расплылось широким пятном на полу и забрызгало дальнюю стену. Наконец Вера поняла, что вещество это – запекшаяся кровь, и закричала.