Текст книги "Интеллидженсер"

Автор книги: Лесли Силберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Возможно, но я как-то не могу представить себе, чтобы плохой мальчик в сферах «Сотбис» якшался с террористами, – сказала Кейт. – Я думаю, что Толомеи покупает на черном рынке персидские раритеты. Такие сделки могут обходиться в десятки миллионов. Кто-то чуть было не выложил больше сорока за первую найденную персидскую мумию.

– Чуть было?

– Подделка. Персы мумификацией не занимались. Возможно, Азади связан с контрабандистами, специализирующимися на персидских древностях. Или – еще лучше – с их фальсификаторами.

– Очень даже может быть, – сказал Слейд, входя, – но нам надо знать точно.

Он поставил на стол поднос с кружками капучино. Идеально закрученные колпачки пены, чуть припорошенные имбирем, горделиво вздымались из каждой кружки.

Кейт взяла кружку и отхлебнула.

Слейд поднял бровь.

Она на секунду прижала ладони к животу, будто сдерживая спазмы, потом улыбнулась.

– Шеф, вы превзошли себя!

Он сел, откинулся на спинку кресла и расплылся в окруженной ямочками улыбке.

Кейт снова обернулась к компьютерному экрану Макса.

– Что еще у нас есть на де Толомеи, кроме его дружбы с Азади?

– Почему ты сформулировала это так? – спросил Слейд. – Их вместе никогда прежде не видели.

Кейт перегнулась к клавиатуре Макса, нажала на клавишу, и сцена в ресторане начала повторяться. Секунду спустя она показала на первый многозначительный жест.

– А вот, – сказала она. – Де Толомеи придвигает пепельницу Азади, прежде чем тот достает сигарету. – Она помолчала, следя за видео. – И заметьте, де Толомеи перестает есть, оглядывается, и Азади что-то говорит официанту, прежде чем де Толомеи успел открыть рот. – Новая пауза. – Видите? Официант принес перец. Азади не попросил соли, он знал, что нужно де Толомеи. Для прежде незнакомых людей они слишком уж хорошо осведомлены о привычках друг друга.

Слейд обернулся к Максу.

– Расскажи ей, что ты накопал за прошлый час.

– Не слишком много, – сказал Макс, когда на экране возникло несколько изображений де Толомеи. – Медленнее обычного, потому что он… ну, вроде той персидской мумии. Подделка. Я покопал, и оказалось, что некий Лука де Толомеи умер в частной психушке почти двадцать лет назад. Его родители тщательно скрывали, что он сидел там – делали вид, будто он где-то за границей, – а теперь умерли и они. Похоже, что фальшивчик обзавелся этой личностью около девяносто первого года. – Поглядев на Кейт, Макс добавил: – Отличный выбор для легенды.

Она кивнула. Лучший способ обзавестись новой личностью или «легендой» было позаимствовать ее у реального человека, который либо умер незаметно, либо исчез из родного дома, не оставив следов.

– У него есть палаццо в Риме, – продолжал Макс, – и реставрированный средневековый замок на Капри.

– Ты меня разыгрываешь! Злодей, живущий на Капри? – поразилась Кейт. – Вот и не верьте в совпадения.

– О чем ты?

Слейд прокашлялся.

Кейт знала этот звук. Он означал, что ее шеф был настроен откупорить что-то из своего классического запаса.

– Тацит, – начал Слейд, ссылаясь на римского историка второго века нашей эры, – описывает Капри как место, где император Тиберий коротал время, предаваясь тайным оргиям или обдумывая зловещие замыслы. Говорили, что по всей империи разыскивали юношей и девушек, опытных в противоестественных соитиях, чтобы они показывали свое искусство перед ним на полянах и в гротах.

– Прямо как Хеф,[4]4
  Издатель, в 1953 году создавший журнал «Плейбой».


[Закрыть] – сказал Макс. – Впечатляет.

– Кроме того, он занимался младенцами. В роли, так сказать, кормилицы. Но не грудью.

Макс сморщил нос.

– Ну, это уж дерьмее дерьма.

– А изменников приказывал сбрасывать с обрыва, и если они не разбивались о камни внизу, их по его приказу добивали баграми.

– Назрела перестановка, – взвешивающе сказал Макс. – Этот способ дебютирует как… номер четвертый.

Он вел список наихудших человеческих смертей. Номер первый, помнила Кейт, сохранял свое место несколько месяцев. Как-то в воскресенье за бокалом «Кровавой Мэри» она рассказала ему, что во время царствования тезки коктейля, английской королевы Марии, прозванной Кровавой, предшественницы Елизаветы I, протестантских еретиков сжигали на кострах порой до того медленно из-за недотеп-палачей, которые пускали на костры сырые поленья и зеленый камыш, что одна женщина успела родить и видела, как ее младенец сгорел, перед тем, как умерла сама.

– Последние века, – заключил Слейд, – прекрасный остров оставался запятнанным поведением, которое заставило бы покраснеть жителей Содома и Гоморры.

– Следовательно, – сказала Кейт, переходя к делу, – мы имеем миллиардера, покупающего контрабанду чуть ли не у самого главного зачинщика мировых беспорядков, и нам неизвестно, кто он на самом деле?

– Практически никаких зацепок, – ответил Слейд. – И это надо изменить. Макс, конечно, будет колдовать, занимаясь теми, кто связан с Толомеи, ну а поскольку ты все равно будешь в Европе…

– Ну а наши в Риме? – перебила Кейт. – Они могли бы проникнуть в его палаццо, установить «жучки»…

– Кейт, миллиардер, который водит дружбу с такими, как Азади, естественно обзавелся самой лучшей системой безопасности на планете, – возразил Слейд. – Такие проникновения требуют недель и недель слежки. А мы не знаем, есть ли у нас в распоряжении столько времени. Не говоря уж о том, что тактика сильной руки тут может вообще не подойти. Ему подобные не хранят все свои тайны в металлических ящичках.

– А! Понимаю, к чему это ведет.

Глаза Макса весело заблестели.

– С помощью ребят в черных костюмах и в очках ночного видения в голову человека не заберешься. Тут требуется горячая цыпочка на каблуках.

Слейд блеснул своей фирменной мгновенной ухмылкой, и тут же его лицо вновь стало серьезным.

– А пока наши люди в Риме будут применять направленные микрофоны и наводить справки. Но в прямой контакт с ним не вступят. Как они ни хороши, человек вроде де Толомеи их сразу распознает. А вот ты…

ТЕГЕРАН, ИРАН – 3 ЧАСА 05 МИНУТ УТРА

В этот момент Хамид Азади, глава контрразведки ВЭВАИ, один в своем доме в Гейтарие, фешенебельном северном районе Тегерана, сидел, напевая себе под нос, за письменным столом в кресле, обитом телячьей кожей. Любимое время Азади на неделе, те краткие минуты, которыми он наслаждался с чистой, ничем не омраченной радостью. Не в один и тот же день, не в один и тот же час, но раз в неделю он баловал себя. И на протяжении этих нескольких минут он ощущал себя как Сизиф, переводящий дух на вершине горы, прислоняясь к своему камню, пока прихлебывал единственную стопку шотландского виски тридцатилетней выдержки со льдом.

Азади отпер нижний правый ящик письменного стола черного дерева и выдвинул его. Ящик с папками, полный на две трети. Он сдвинул палки в дальний конец ящика и вставил нож для разрезания бумаги в щелочку там, где фальшивое дно ящика примыкало к передней стенке. Панель из черной резины толщиной в полдюйма была гибкой, и, приподняв ближний конец, Азади запустил под него пальцы. Из узкого желобка он извлек спутниковый телефон. Телефон, предназначенный только для этого удовольствия.

Кнопка включения, кнопка защиты, и Азади набрал номер.

Ответил знакомый голос, и Азади назвал тринадцать цифр, которые помнил, как свое имя. Его пароль. Голос задал ему ряд вопросов, и Азади дал необходимые ответы, разные для каждого дня недели.

– Хорошо. А теперь что я могу сделать для вас сегодня вечером, мсье?

– Мне хотелось бы проверить мой баланс, будьте так добры, – сказал Азади негромко.

– Тринадцать миллионов двести тысяч долларов США. Что-нибудь еще?

– Не сегодня.

Деньги в надежном частном банке в Лихтенштейне были парашютом Азади для прыжка в рай новой жизни, свободной от ограничений и страхов нынешней. Несколько десятков лет тому назад на последнем курсе университета Азади избрал свою дорогу в верхние эшелоны иранского министерства разведки и безопасности, потому что выбирать честолюбивому иранскому интеллектуалу было практически не из чего. И еще, приходилось ему признать, его заворожила романтичная национальная гордость: ведь он наблюдал, как его соотечественники вырвали ковер из-под ног изувера-шаха и его садистской тайной полиции, а заодно и у кровососов – их империалистических покровителей. В то время бушевала война с Ираком, и когда он впервые почувствовал вкус к разведывательной работе, стремясь перехитрить ишачьего верблюда Саддама, у него не было сомнений: он нашел свое призвание.

Однако проходили годы, и постепенно им овладела гадливая ненависть к муллам, которые управляли его родиной при помощи бичей со стальными наконечниками. Они показали себя еще большими изуверами, чем прежде шах: постоянное применение пыток, непрерывные убийства исподтишка и планирование массовых убийств по всему миру. В конце концов Азади решил бежать. Собственно, у него не оставалось выбора, его время было на исходе.

В первую очередь ему требовались деньги. Кучи денег. И когда много лет назад он встретился с Лукой де Толомеи и выслушал его первоначальное предложение, уговаривать его долго не пришлось. Между ними быстро сложились взаимовыгодные деловые отношения, и тайный счет Азади неуклонно рос. А недавняя их сделка превзошла все ожидания. Колоссальный и нежданный золотой вклад. Он знал, что предмет этот очень ценный, но никак не предвидел, что Толомеи предложит так много. Одиннадцать миллионов долларов. Хвала Аллаху за этого странного торговца редкостями и его бездонные банковские счета.

Наконец-то в распоряжении Азади оказалась достаточная сумма, чтобы сделать решающий ход, а де Толомеи – теперь проверенный друг – отпраздновал их сделку двумя добавочными услугами: несколько комплектов безупречных фальшивых документов на разные фамилии и адрес первоклассного и умеющего хранить секреты пластического хирурга, который снабдит его не только новым лицом, но и другой этнической принадлежностью.

Побег Азади требовал тщательной подготовки. Комитет по секретным операциям отправит на его поиски элитных киллеров, и Азади вовсе не улыбалось до конца жизни оглядываться через плечо и заглядывать под машину. Он намеревался обосноваться на островке Ки-Уэст у американского побережья, поскольку, как ему говорили, мужчины там могут целоваться на улице, не боясь плетей. А в соответствующем настроении можно отправиться с любовником домой, не рискуя быть побитым камнями.

СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ – 1 ЧАС 16 МИНУТ НОЧИ

Судно было русским. Называлось «Надежда» и входило в число двухсот сорока нефтеналивных судов, которые в эту ночь резали воды Средиземного моря. С «Надеждой», однако, все было совсем не так просто. Этот 138-метровый танкер, предназначенный плавать и по морям, и по рекам, принадлежал члену русской мафии, и нефть служила лишь прикрытием для контрабанды.

В 90-е годы контрабандой была сама нефть. Постоянно крейсируя в Персидском заливе, «Надежда» доставляла баррели сырой нефти из иракского города Умм-Каср в Объединенные Арабские Эмираты и постоянно нарушала эмбарго, которое США наложили на Ирак после его вторжения в Кувейт. Атак как, следя за соблюдением эмбарго, там патрулировали корабли международных военно-морских сил перехвата, шкипер «Надежды», как и остальные контрабандисты, покупал у иранских военных кораблей фальшивые документы о происхождении нефти. Доходы были огромны, поскольку суда под русским флагом почти никогда не останавливали. Но затем, в начале 2000 года, ВМСП остановили другое русское судно, занимавшееся тем же самым, и образчики нефти с него были доставлены в специальную лабораторию, где проверка ее биоданных и хроматография газа установили, что она добыта из иракской скважины. Конфискованы были и нефть, и танкер, а потому владелец «Надежды» решил эти операции прекратить.

И теперь она действительно перевозила иранскую нефть, но два специальных отсека, встроенные в самую нижнюю часть ее корпуса и доступные только для аквалангистов, прятали афганский героин и стингеры для Хесболлы.

Покинув иранский порт Бандар-Аббас десять дней назад, «Надежда» миновала Ормузский пролив, Красное море, достигла Суэцкого канала и через него накануне вечером проскользнула в Средиземное море. По ее фордеку расхаживал молодой штурман, мучимый бессонницей. В жизни он так не нервничал. Когда они шли по Красному морю, налетел шторм, и его выворачивало, пока не упала последняя капля дождя. Когда они кончили грузить баррели сырой нефти в Бандар-Аббасе, ему и троим матросам было поручено отнести в каюту шкипера таинственный деревянный ящик. Шкипер проинструктировал их нести ящик с величайшей бережностью, словно в нем хранился бесценный фарфор… или ядерная бомба. Тут шкипер подмигнул. Почему? Они правда везут бомбу? Или шкиперу нравится пугать подчиненных, возможно, чтобы произвести впечатление на свою новую подружку?

Уставившись в ночное небо, штурман молился, чтобы поскорее настала минута, когда они выгрузят зловещий ящик.

Произойти это должно было скоро, так ему сказали. Задолго до того, как они придут в порт назначения. Тогда останется законная доставка, и он наконец сможет расслабиться.

Продолжая смотреть на звезды, штурман «Надежды» и не подозревал, что смотрит прямо в электронные глаза птицы длиной в пятьдесят футов, ценой в миллиард долларов – американского спутника-шпиона в ста двадцати милях над его головой. КХ-12, специализированный на замочных скважинах: электронно-оптические камеры с высочайшей разрешающей способностью делали снимки полосы земной поверхности шириной в несколько миль, запечатлевая предметы величиной в пару дюймов.

И штурман никак не мог знать, что КХ-12 в следующую ночь пролетит и сделает снимки того самого места и в тот самый момент, где и когда его танкер будет выгружать таинственный ящик. Как бы быстро на следующий день «Надежда» ни шла своим курсом, каковы бы ни были погодные условия или время суток, выгрузка в открытом море не избежит шпионящих глаз спутника.

6

 
Дань восхищенья мне приносят те,
Кому я ненавистен больше всех.
 

Макиавелли в «Мальтийском еврее» Марло

ЛОНДОН – НОЧЬ, МАЙ 1593

Двадцатифутовая барка под тентом бесшумно скользила по Темзе. На реке царило спокойствие. Почти весь Лондон был погружен в сон. Прямо впереди – Тауэр. Толстые зубчатые каменные стены. Гладкие, но с прорезями амбразур. Сколько глаз, подумал шкипер, щурится сквозь эти зловещие щели? И могут ли они разглядеть его лицо? Он нахлобучил шляпу пониже на лоб.

Резко свернув влево, барка скользнула в узкий канал, прорезающий пристань Тауэра, и подплыла к решетчатым деревянным дверям внушающей ужас арки, известной повсюду под названием «Ворота изменников».

Вонь была удушающая. Плывущие по реке отбросы и содержимое клоак скапливались во рву и загнивали там. Поднеся к носу серебряный изысканно резной шар, шкипер сделал глубокий вдох, наполняя ноздри густым ароматом гвоздичного масла.

В мутной тьме под башней Св. Фомы барка причалила к мощеной дороге, тянущейся параллельно рву. На ее краю стоял грузный седовласый мужчина рядом со штабелем из шести больших деревянных ящиков. Старик кивнул шкиперу, и шкипер кивнул ему. Пока двое гребцов с помощью весел и чалок удерживали барку, остальные перетаскивали тяжелые ящики и укладывали их в один ряд под тентом.

Скрестив руки на груди, шкипер одобрительно следил за ними. Процедура эта, хотя в достаточной мере и освещалась лунным сиянием, была надежно укрыта от посторонних глаз башней Св. Фомы. Даже если кто-то хотел бы подсмотреть прибытие и отплытие его судна, задача оказалась бы почти невыполнимой: названия у барки не было, как и отличительных ливрей на гребцах.

Когда погрузка завершилась, он по очереди проверил содержимое каждого ящика. Вскрыв первый, он увидел трехствольную пушку времен Генриха VIII. Красавица! Он провел пальцем по гладкой холодной бронзе.

Во втором ящике лежали два фальконета, устанавливаемых на военных кораблях, в третьем был порох, в четвертом – свинцовые пули. И, наконец, в последних двух – его любимое оружие из Королевского арсенала в Белой башне – пистолеты с колесным замком, сделанные из орехового дерева, меди и оленьего рога. Эти старинные пистолеты были, несомненно, привезены из Германии. Он разглядел на стволах клейма городов – Дрездена и Нюрнберга. Вынул один и, молниеносно повернувшись на каблуках, прицелился в лицо одного из своих гребцов. Бедняга чуть не расстался с недавним ужином.

Шкипер со смехом положил пистолет на место и потянулся пожать руку седовласому.

– Ну, до следующего раза.

По кивку шкипера гребцы вывели барку кормой вперед в реку и поплыли дальше на восток, направляясь к Дептфорду.

Откинувшись на подушки, шкипер поигрывал кончиками усов. Он только что успешно завершил налет на арсенал королевы для своего нанимателя. А это значит, что его наниматель – не важно, насколько опосредованно, – обкрадывает королеву. Ну так он обокрадет своего нанимателя. Пока его люди будут выгружать первые ящики, он схоронит десяток пистолетов под подушками своего сиденья. Лги лжецам, обманывай обманщиков. Вот так играют в игры.

А на пристани Тауэра седовласый мужчина стоял и следил, как барка растворяется в ночи. Стиснутые в кулаки руки дрожали. Он не знал, ни кому принадлежит безымянная барка, ни куда она направляется со своим смертоносным грузом. Он знал только, что не может ее остановить, как бы сильно ему ни хотелось.

Нед Смит был смотрителем арсенала ее величества, хранителем Королевской оружейной палаты в Белой башне. Шкипер таинственной барки явился к нему шесть месяцев назад, объяснил, что выполняет поручение командующего одного из боевых отрядов королевы в Нидерландах. Затем предъявил письменный запрос на партию оружия. Запрос выглядел законным, а к тому времени, когда Смит понял, что его обвели вокруг пальца, что запрос был подложным и что названного в нем командующего не существует, – противозаконная партия была уже отправлена.

И Смит оказался в капкане. Он не мог доложить своей королеве о происшедшем, поскольку не мог доказать, что намерения у него были самые лучшие, – коварный шкипер барки забрал подложное письмо. Хуже того – гнусный пес предупредил: если Смит откажется идти ему навстречу и по первому требованию поставлять новые партии оружия, он пойдет прямо к королеве и обвинит Смита в том, что он продает оружие из Королевского арсенала ради собственного обогащения, и как Смит сможет это опровергнуть? Ведь недостача-то имеет место.

Смит гневно зашагал вдоль пристани. Его томило желание признаться во всем и молить о прощении, но было слишком поздно, и он это знал. Он как раз совершил свое третье предательство. К тому же, как он ни боялся, что его вероломство будет изобличено, шкипера барки он боялся куда больше. Без всяких сомнений негодяй убьет всякого, кто станет ему поперек дороги.

В этих неприятных размышлениях доверенный слуга королевы прошел через западные ворота Тауэра на пути домой.

Никто его не остановил и даже не окликнул. Все часовые знали Смита уже много лет и, веря, что он человек несгибаемой честности, никогда его не останавливали. Даже глубокой ночью.

Шкипер барки удачно выбрал своего невольного сообщника.

ГРИНВИЧ – НОЧЬ

Еще долго после того, как Томас Фелиппес скрылся из вида, Марло продолжал сидеть на деревянной скамье вблизи Гринвичского дворца. Если подозрения Фелиппеса были верны и некие купцы Московской компании действительно открыли потаенный морской путь на Дальний Восток, что они предлагают в обмен на драгоценные камни? В любом случае не английское серебро. На Дальнем Востоке оно не пользовалось никаким спросом. Он пришел к выводу, что они пускают на сторону обменные товары. Вероятнее всего, сукно. А возможно, и нет – возможно, они используют другой товар из другого источника.

Наше оружие остается куда более передовым в сравнении с тем, какое имеется на Дальнем Востоке, думал Марло. И заправилы «Московии» вновь поспособствуют резне в дальних пределах мира.

Марло принадлежал к тем немногим людям в Лондоне, кому было известно, что много лет назад некоторые директора компании наладили контрабанду излишков английского оружия на борту своих судов. Фелиппес не знал, что дальний родич Марло Энтони был управляющим лондонского склада компании – уже почти двадцать лет. Лояльный администратор, щедро оплачиваемый за молчание, Энтони однажды совершил роковую ошибку, похвастав, что причастен к сногсшибательному секрету компании, секрету, который он поклялся хранить от всех. Ошибка Энтони была роковой, потому что Марло просто не мог оставить такой камень не перевернутым, пусть и без всякой оплаты. С той секунды, как он услышал похвальбу Энтони, так называемый секрет имел ровно столько же шансов уцелеть, как кролик, загнанный в угол голодным псом.

Давая время своему родственнику забыть их разговор, Марло выждал более месяца, прежде чем вступить в бой с упорным молчанием Энтони. Затем с помощью простенького, но изящного плана, потребовалась всего одна ночь, одна умная шлюха и небольшая флотилия кружек эля, чтобы развязать язык его самодовольного родича.

Ночь эта имела место семь лет назад, когда Марло еще был студентом в Кембридже. Он отправился в Лондон в субботу и встретился с Энтони в саутуоркской таверне, где засыпал его вопросами о чем угодно, кроме Московской компании. К этой теме он проявлял полное, хотя и притворное отсутствие интереса. Затем, когда у Энтони начал заплетаться язык, Марло притворился, будто ушел, и спрятался за толстым деревянным столбом. Он уже заплатил красивой сметливой шлюхе, чтобы она подсела к его родичу и обольстительно прошептала несколько тщательно заученных фраз, а затем задавала бы вопросы, какие придут ей в голову.

– Я слышала, ты вершишь очень важные дела, – начала она, кокетливо хлопая ресницами.

– Ну, я бы не сказал… – пробормотал Энтони, краснея.

– Говорят, ты имеешь дело с могущественнейшими людьми, людьми, которые вхожи к королеве. Это правда?

– Ну, я… э…

Она положила ладонь ему на колено.

– Да я… нуда.

– Ах как это воспламеняет мою фантазию! Наверное, очень опасно? – спросила она, скользя ладонью вверх по ноге Энтони.

– Чистая правда. Ты не поверишь… ух!

Она поглаживала внутреннюю сторону его бедра.

– Хм-м-м?

– Ты не поверишь, к каким делам я причастен.

– Ах как рада я была бы узнать! – Наклонившись, чтобы облизать ушную мочку Энтони, шлюха быстро взглянула на Марло, и он кивнул, очень довольный.

Энтони – теперь, когда пальцы принялись расстегивать перед его штанов, – казалось, тоже был очень доволен.

– Ну, ты можешь сказать, ну, что… – Он умолк, подыскивая нужные слова. Поглядел вниз и нашел их: – Ты можешь сказать, что я держал в своих руках судьбы целых городов.

Шлюха драматически ахнула, а затем зашептала:

– Но так ли твои руки искусны, как мои? – Она потянула его за тяжело свисающее запястье и прижала его ладонь к своим грудям.

Он неуклюже пошарил, пытаясь ущипнуть ее.

– М-м-м-м… расскажи мне, – вздохнула она, будто на грани экстаза. – Расскажи мне все.

Энтони рыгнул и потряс головой.

– Я бы и рад, но не могу. Видишь ли, я…

– Нет-нет, обязательно! Могучие мужчины, мужчины, идущие навстречу опасности… как они заставляют биться мое сердце! У меня дрожат колени.

С зазывным мурлыканьем она забралась на колени к Энтони, обхватив ногами его талию, и наглядно показала, как она способна дрожать.

– Прости меня, но…

– Если я увижу, что ты такой мужчина, бесстрашный, опасный, так я и пенни не возьму с тебя за…

A! Coup de grace.[5]5
  Решающий удар (фр.).


[Закрыть] Энтони был не только скуп на откровенность, но и отличался величайшей скаредностью. Уж конечно, это его доконает.

Предчувствие Марло оправдалось. В ту ночь Энтони рассказал шлюхе все, что знал о секретных махинациях Московской компании, и она, радуясь возможности заработать серебро, оставаясь одетой, пересказала все Марло, едва Энтони захрапел.

Десятки лет, сообщила она, компания втайне снабжала Ивана, тогдашнего русского царя, оружием, которое он использовал для своих страшных побоищ.

– Кто в этом участвовал? – спросил Марло.

Она назвала богатого купца и высокопоставленного сановника, уже давно скончавшихся. Марло даже не моргнул. Но когда она назвала третьего – человека, который был еще жив, – он разинул рот. Фрэнсис Уолсингем, его досточтимый ментор. Марло, читавший сообщения очевидцев о зверствах Ивана, не имевших равных, как утверждалось, по размаху и жестокости, помотал головой от отвращения.

Из пьяных излияний Энтони следовало, что поставки оружия Ивану были единственным способом обеспечить Компании монополию торговли с Россией, монополию, считавшуюся слишком важной, чтобы ее потерять. А у Англии имелся огромный избыточный запас оружия, так почему бы и нет? Главы балтийских государств, понятно, метали молнии в королеву Елизавету за то, что она вооружала их кровожадного соседа. Она отвергла это обвинение, но для умиротворения своих союзников издала указ, запрещающий такую торговлю. Однако поставки продолжались бесперебойно, и Энтони, хотя и задавал умелые вопросы кое-кому, так и не сумел решить, не давала ли королева дозволение на них с самого начала.

В ту ночь, возвращаясь к себе, Марло сыпал вслух проклятиями. Пусть жестокие убийства и массовая резня ни в чем не повинных людей и привлекали в театры толпы зрителей, но желания способствовать им в реальной жизни у него не было ни малейшего. Разочаровавшись в Уолсингеме, он было подумал, не уйти ли ему от Уолсингема. Однако в конце концов решил остаться, намереваясь выполнять поручения на собственный лад и делать то, что считал правильным. Поддерживать равновесие было нелегко – ублаготворять своих манипуляторов, поступая в согласии с собственными принципами, – но каким-то образом он ухитрялся держаться на плаву. Все ради королевы и родины, которых он сознательно романтизировал. Что было бессмысленным и опасным, как он прекрасно понимал. Обрекало тяжкому концу. Но такова жизнь.

И вот теперь, возможно, некоторые члены «Московии» взялись за осуществление какого-то нового преступного плана. Но кто? Марло насчитал десятки возможностей. Вполне вероятно, что большинство, если и не все самые богатые и самые влиятельные люди в Лондоне, были так или иначе повязаны с Компанией, одни как вкладчики, другие как директора. И если горстка избранных действительно возродила противозаконную торговлю оружием для приобретения товаров Востока, как их опознать? Все былые игроки успели умереть.

Марло знал, что выведать снова сведения у его родича надежды нет никакой. Прошло семь лет, но Энтони все еще хмурился при виде Марло, а порой хватался за эфес шпаги. Быть может, если бы я на следующее утро не посмеялся над ним, объяснив с восхитительными подробностями, как именно он был с такой полнотой одурачен…

И тут Марло пришло в голову, что Эссекс, вкладчик Компании, вполне может участвовать в операциях. И Фелиппес, пожалуй, нанял его, чтобы установить, насколько успешно Эссекс и его помощники маскируют свой план.

Он все еще обдумывал эту возможность, но тут вечернюю тишь нарушили отдаленные крики. Заинтересовавшись, он встал и направился в ту сторону, двигаясь под густым покровом деревьев быстро, но бесшумно.

Крики неслись с верхнего этажа южного фасада дворца. С крыши конюшни он мог бы заглянуть в те окна. Но как взобраться по высокой гладкой стене? Тут он заметил оконце прямо под крышей конюшни. Проскользнув мимо спящего конюха, он приставил лестницу к стене под оконцем. Влез по перекладинам к оконцу, протиснулся в него и, подтянувшись, оказался на крыше.

Тут же его взгляд метнулся вверх и увидел два силуэта в башенке в верхней точке южной стены. Мужчина и женщина. Оба высокие – мужчина широкоплечий, массивно сложен, женщина худая, сгорбленная, в пышных юбках. Ее густые змеиные локоны вихрились, пока она осыпала мужчину пощечинами и молотила кулаками по груди. Он гневно выбежал вон.

– Роберт! Роберт, вернись сейчас же! – закричала она.

Вздрогнув, Марло сообразил, кто они такие. Елизавета и Эссекс. Королева и ее молодой красавец-любовник. На мгновение она исчезла из поля зрения Марло, но его взгляд остался прикованным кокну. Внезапно одна задругой последовали две серебряные вспышки. Муслиновая занавеска спланировала на землю, превращенная в лохмотья, и Марло увидел, что перед окном стоит королева, стискивая шпагу. Ее инкрустированный драгоценными камнями воротник переливался в лучах луны.

Белое лицо Елизаветы было искажено яростью. Темно-рыжий парик слегка сбился набок, приоткрыв жидкие седые волосы. Марло вытащил свою магическую монету второй раз за этот день и подставил ее лунному лучу.

– На своих деньгах ты величавее, чем в своей спальне, не так ли, моя королева?

Снова обратив взгляд на окно, он увидел, что ее черты разгладились. Королева выглядела спокойной. Только темные полоски в густом слое белил напоминали о недавних муках. Она снова скрылась из вида, и почти сразу из ее покоев полились звуки нежной мелодии.

Значит, там где-то в углу стоят музыканты, подумал Марло, наблюдая, как силуэт скользит под прелестную музыку лютен. Движения переходили из чарующей плавности в почти бешеную резкость. Лицо силуэта промелькнуло мимо окна. Королева! И танцевала она одна.

Марло взглянул себе под ноги на пологий скат крыши конюшни. Он стоял у самого ее конька. Раскинув руки, выпятив грудь и слегка наклонив голову, он начал спускаться. Ловко ступая по неровностям кровли, он выделывал опасные и все-таки грациозные па паваны вместе со своей государыней.

Внезапно в комнату влетел Эссекс, схватил королеву за плечи и грубо поцеловал.

– Прошу прощения, но вступать в танец тебе не следует, – негромко сказал Марло с притворной суровостью.

Елизавета оттолкнула Эссекса и указала пальцем на дверь. Когда ее упавший духом любовник понуро сбежал из комнаты, она застыла в неподвижности. Музыканты прекратили играть.

Ниже, на крыше конюшни, Марло протянул руку и поклонился.

– Начнем? – сказал он.

Выше, в комнате, королева живо задвигалась под вновь зазвучавшую музыку, сама того не зная, присоединившись к Марло в бойкой гальярде.

Распахнув тяжелые парадные двери Гринвичского дворца, Роберт Деверё, второй граф Эссекс, сбежал по омываемым рекой ступеням к своей барке и растолкал спящих гребцов.

Хорошо зная переменчивый нрав своего хозяина и неустойчивость его отношений с королевой, они благоразумно предпочитали спать на барке, а не во дворце. Пошатываясь, они поднялись, расселись по скамьям и налегли на весла.

Эссекс, вне себя от возбуждения, не опустился на сиденье, а мерил шагами длину барки.

– Будь прокляты ее лживые обещания! – бормотал он. – Чума на Сесиля, чума на жалкого урода!

Проплывая мимо спящего городка Дептфорд, Эссекс увидел, как другая барка, примерно таких же размеров, как его собственная, причаливает к маленькой заброшенной пристани. Она была нагружена большими деревянными ящиками. Богатый лондонец спасается бегством от недавней вспышки чумы? Перевозит свои главные ценности на лето в загородный дом? Прикидывая эти возможности, Эссекс заметил, что у барки нет названия, и еще он заметил, что ливреи на гребцах ему неизвестны, а вернее, на них вовсе не ливреи, но обычная одежда, причем не одинаковая. Эссекс прищурился. Разве всякий, кому по средствам купить такую барку, не хочет оповещать об этом весь свет? Очень, очень странно!